Солнце

— Подвиньтесь. Ну подвиньтесь же! Там ещё достаточно места! — громко вскрикивала женщина, упорно стараясь втиснуться в толпу людей, стоящих, под навесом, на перроне.

— Да сколько можно?! Если бы вы жрали меньше, то и места бы всем хватало! — вторил ей мужчина, низким и чуть гнусавым голосом.

— Да вы на себя посмотрите! — добавился ещё один женский голос. И перебранка лишь усугубилась.

Я стоял у самого края тени от навеса и с каким-то молчаливым смирением наблюдал, как каждую минуту мое спасительное убежище становится все менее и менее безопасным.

Солнце жадно пожирало насухо выжженный окружающий пейзаж, заливая все таким ярким светом, что даже в шлеме с двойным защитным напылением приходилось щуриться.

Спор в задних рядах стих. Видимо, в борьбе с гендерностью победила солидарность. И теперь только вентиляторы в шлеме тихонько жужжали, отводя тепло и нагоняя кислород.

Я взглянул на датчик батареи. Пятьдесят четыре процента. Должно было хватить ещё минут на двадцать. Пока что мне ничего не угрожало. Если, конечно, поезд не планировал задержаться ещё сильнее.

— Ну сколько можно ждать?! — донёсся очередной выкрик, словно подслушав мою мысль. Хотя я и не смог определить пол «экстрасенса».

— Уже второй раз за неделю! — присоединилась какая-то женщина.

— Безобразие! — пробасило над самым моим ухом.

Я взглянул на произнесшего последнюю фразу. Он был выше меня. Крепче. По-крайней мере, так казалось под его коричневым защитным костюмом.

«Дорогие шмотки» — подумал я — «в таких можно час спокойно «загорать», не опасаясь при этом превратиться в тушку-гриль».

А я, даже сейчас, в тени, ощущал как под одеждой прокладывают себе дорожки маленькие соленые капли.

Сосед не повернул головы, полностью игнорируя проявление моего любопытства. На его плече надменно выделялись три вышитые полоски и девиз — «одна смерть лучше двух». «Спасатель» — мелькнуло в голове.

Мне всегда хотелось стать одним из них. А сейчас я даже испытывал некоторую гордость только от того, что стою рядом с тем, кто спасает жизни.

Решив, что и так слишком откровенно пялюсь на незнакомца, я отвёл взгляд и вновь посмотрел вдаль. Туда, где на фоне бело-желтого плывущего пейзажа показалась маленькая чёрная точка.

«Наконец-то!» — подумал я — «ещё пара опозданий на работу и придётся искать новую».

— Поезд! Поезд!- донеслось радостное откуда-то из-за спины.

— Да неужели! — прозвучало скептическое.

— Мы спасены! — добавил кто-то уж совсем идиотское.

В толпе началось шевеление. Те, кто до этого отсиживался в подземном тоннеле, экономя свои батареи, отреагировали на клич. И, решив присоединиться к общей массе, вызвали очередной приступ давки.

— Эй!

— Острожнее!

— Здесь уже нет места!

Звучало с разных сторон.

Я чувствовал, как против собственной воли постепенно продвигаюсь к краю. Изо всех сил, напрягая пальцы ног, я старался бороться за каждый миллиметр. И с огромным трудом у меня это получалось. Мои ботинки, словно стражи, встали на границе света и тени, удерживая меня от встречи с изжаривающим убийцей.

Издали уже было слышно гудок поезда. Требовательный, предостерегающий. Я молился, чтобы он приехал как можно быстрее и закрыл собой эту пропасть, к которой меня толкали задние ряды. Но это было равносильно тому, чтобы просить дождь, который здесь видели последний раз задолго до моего рождения.

— Мира! — внезапный резкий окрик слева от меня заставил повернуть голову.

— Мира! Вернись! — кричала какая-то женщина, но я никак не мог разглядеть ее.

— Мира!

Внезапно на краю перрона, в нескольких метрах от меня появился ребёнок.

Девочка, наверное, лет девяти-десяти, пролезла между ног взрослых и с любопытством глядела в сторону пребывающего поезда. Ее защитный костюм был ей явно великоват. И в нем наверняка было довольно неудобно.

За затемнённым стеклом было невозможно понять, но мне показалось, что она посмотрела прямо на меня. И даже улыбается. Возможно ее привлекла та нелепая поза, в которой я пытался удержать равновесие на краю. Но, как бы то ни было, я тоже улыбнулся в ответ. Просто так. И тут она как-то странно взмахнула руками. Словно решив улететь. Но вместо того, чтобы подняться вверх, рухнула вниз, прямо на пути.

— Мирааа! — истошный вопль заглушал мысли, мешая сообразить, как поступить.

Те, кто стоял с краю, держась друг за друга, уже пытались тянуть руки вниз. Чтобы достать маленького запутавшегося в чересчур большом костюме и барахтавшегося на путях человечка. Но это было бесполезно. Девочка даже не могла подняться на ноги.

Поезд вновь предупредительно загудел. Я бросил взгляд на соседа, но тот стоял все так же неподвижно, словно бы все происходящее его совершенно не касалось.

— Ты же спаса…, — начал я, но осекся, когда огромная рука легла на мой шлем, словно пытаясь заткнуть. А затем насильно повернула голову в сторону приближающегося поезда.

Слишком поздно. Я уже мог рассмотреть гладкую серебристую поверхность локомотива. Его продолговатую вытянутую форму и прищуренный, словно бы ненавидящий тебя, разрез затемнённых окон. Он мчался по собственной программе и лишняя остановка, даже на минуту под сжигающими лучами солнца, могла просто перегреть двигатель.

— Одна смерть лучше двух, — произнёс как-то обречённо низкий, с хрипотцой, голос.

Это не правильно! Так нельзя! Я не мог принять то, что слышал от этого человека. Они же клянутся спасать жизни!

За каких-то пару мгновений в голове родился план. Я оттолкнул руку, что все так же указывала мне на опасность, и спрыгнул вниз, тут же бросившись к девочке.

За спиной вновь прозвучал предупредительный гудок. Но я не оборачивался, убеждая себя, что успею.

Я подхватил этот, все ещё барахтающийся комок, напоминающий котёнка в мешке и, с трудом приподняв, передал тянущимся со всех сторон рукам.

Они ласково обхватили ее, подняли и протянули все ещё истошно орущей матери.

«Спас» — успел подумать я, прежде чем краем глаза заметил огромный серебристый силуэт и услышал разрывающий мои барабанные перепонки гудок.

***

Поезд принял в себя всех желающих и двинулся дальше. Ему нельзя останавливаться надолго. Он мчался вперёд, разрывая своим мощным телом иссушенный жаром воздух. Он давал людям временное убежище, безопасность и столь желаемую прохладу. Всем. Кроме одного. Чья кровь сейчас испарялась с блестящего серебристого корпуса локомотива.