Софьюшка

Да, слышал я эту историю, ерунда это! Бабские сказки, да и только, — Колька даже сплюнул от ехидства. — Софьюшка эта не имеет отношения к нашей деревне. Настоящая помещица сбежала после революции за границу, больше о ней и не слышал никто, — добавил Колька.
Подумаешь, умник нашелся, — надулась Валюшка, — Больше ничего не расскажу.

Большая компания сидела в старом графском парке около костра. И Виктор, приехавший на каникулы к родственникам, был единственным, кто не знал этой истории. Сейчас атмосфера вокруг них была самой располагающей к таким разговорам: старый заросший парк, с огромными деревьями, усеянными гнездами грачей, яркое пламя костра, которое делало все вокруг таинственным. Отблески пламени ложились на лица ребят и девчонок, сидящих вокруг него.

Валюшка, расскажи, я-то эту историю никогда не слышал, интересно же, — попросил Виктор.
Валюшка, расскажи, мы тоже хотим! — поддержали его ребята.

Валюшка с победным видом покосилась на Кольку, но тот только улыбнулся и кивнул в ответ. В компании он был самым старшим из ребят, ну как тут откажешь. Тем более, еще не остыли они от удачного набега на колхозный сад, где их чуть-чуть не поймал сторож, которого все звали Лешим. Теперь ребята сидели у костра, вывалив добытые яблоки в общую кучу, насаживали их на деревянные прутики и обжигали, постепенно откусывая еще горячими. Еще не отойдя от пережитого, каждый рассказывал, как его, ну, вот чуть-чуть, не схватил Леший. Лютый дядька, он жил в сторожке в саду, мог и кнутом воришку приласкать. Но постепенно все успокоились, начали рассказывать разные страшилки. Колька монотонным голосом начал первым. Он рассказывал о девочке, попавшей в один страшный черный дом, где в черной-черной комнате висели черные-черные шторы, и жила там черная-черная Колдунья. Все это он выговаривал глухим голосом. Когда все привыкли к монотонному рассказу, он медленно повернулся к Ниночке и проговорил: “И тут черное-черное окно закрылось, а из черных-черных штор выросли черные-черные руки и потянулись к девочке… Отдай свое сердце! — выкрикнул Колька, схватив соседку за руку”. Нина взвизгнула и подскочила, да и у всех сидящих сердце замерло. Но вида не подали, а ребята даже посмеялись над девчонками.

Потом, вроде, все успокоились. Вот только парк стал как будто темнее, и за ветками для костра стало уходить как-то страшновато. Тут Валюшка и начала свой рассказ.

Жила-была девушка, и звали ее Софьей, только все звали ее Софьюшкой. Уж очень ее любили в семье. Зажиточные у Софьюшки родители были и баловали ее поэтому безмерно! Когда маленькой была, куклы заморские дарили: наклонишь такую куклу, а она человеческим голосом говорит — “Мааама”. Когда деревенские подружки увидели такое чудо, чуть в обморок не попадали. Так и росла Софьюшка, а когда в возраст стала входить, пошли платья да украшения всякие, ни в чем отказа она не знала! Вот она и подумала, что богатство ее лучше других делает. Как-то гуляла она с подружками по деревне, вдруг видит: у колодца старая бабушка стоит, хочет воды набрать, да вот только сил вынуть ведро из колодца не хватает. Наконец вынула, а ведро, поди ж ты, выскользнуло и облило старуху! Подружки бросились помогать, а Софьюшка стоит да смехом заливается. Мокрая бабулька говорит ей: “Нехорошо, девица, над старыми людьми смеяться, сама тоже когда-нибудь состаришься. Приятно тебе будет, когда и над тобой кто-нибудь так же посмеется?”. Но Софьюшку, видать, совсем гордыня одолела, она и говорит: “Это когда еще будет! А тебе, старая карга, помирать уж пора, зажилась на свете, даже воды себе достать не можешь!”. Подружкам и тем от таких слов неудобно стало. Бабушка и говорит: “Кому жить, а кому умирать, только Бог ведает. Не тебе, девушка, решать! А молодость быстро пройдет, если разум за телом не поспевает”. Повернулась бабка да и пошла прочь от колодца. “Фу, карга старая, все настроение испортила!”, — проговорила Софьюшка и повернула домой. Вечером поужинала да спать легла, а вот утром уже и не проснулась. Умерла Софьюшка. Родители ее в горе большом воют: “Как так случилось? Только вчера здоровою была…”. Прознали про случай у колодца, злобою переполнилась их душа. Время было темное, законов не знали, кто богаче, тот и прав. Решили, что старуха виновата, колдунья, мол, она. К ней домой слуг послали, те выволокли несчастную во двор да хотели плетьми ее отходить. Только посмотрела она на них таким взглядом, что они и замерли столбами, а когда опомнились, ее и след простыл.

Начали к похоронам готовить Софьюшку: в платье белое одели, украшения все положили. Отпели в церкви да и закопали на кладбище. Наступила ночь: темно на кладбище, только кресты в лунном свете серебрятся. Вдруг что-то звякнуло. “Потише ты, гад!”, — раздался чей-то голос. “Да, ладно! Кого разбудить боишься? Покойников что ли?!”, — ответил второй. Оказывается, прознали воры про украшения, что в гроб положили, решили: “Чего добру пропадать? Выкопаем и себе заберем”. Совсем потерянные люди. Начали копать, земля только в сторону летит — торопятся. Вскоре лопата о гроб ударилась, поднатужились, крышку сняли. Лежит Софьюшка словно живая: на шее ожерелье, в ушах серьги с самоцветами, все пальцы перстнями усеяны. “Ну, что, Харитон! Не зря копали”, — сказал Прохор подельнику, — “Давай, снимем побыстрее. Чего тут смотреть? Надо дело делать”. Быстро сняли ожерелье с девичьей шеи, серьги, начали кольца с пальцев снимать, и, как только последнее сняли, вдруг пошевелилась Софьюшка. Вздохнула глубоко и села в гробу. Харитону-то еще повезло, он сразу от страха помер, а вот Прохор застыл, как изваяние, и голова в один момент поседела.

Софьюшка открыла глаза, увидела вора и спрашивает: “Где это я? Почему не дома?”. Но Прохор только зубами стучит, говорить не может. Оглянулась Софьюшка да и осознала, где находится. Разум у нее помутился, поняла, что не простым сном она спала. Руку свою Прохору протянула и говорит: “Проводи меня домой!”. А тот и ответить ничего не может, только головой седой кивает. Помог он ей выбраться из могилы, и пошли они с кладбища домой.

Подошли к дому да в двери постучались. Долго им не открывали. Потом голос женский спросил: “Кто там?”. “Я это, маменька, домой пришла”, — ответила Софьюшка. За дверью что-то упало и тихо стало. Опять постучали в двери. Они раскрылись, на пороге стоял ее отец. Увидел он дочь свою и замертво у двери упал. Закричала страшным голосом Софьюшка, ничего человеческого в этом крике не было. Собаки завыли, вся деревня от этого проснулась. Не вынес Прохор этого крика, тоже мертвым свалился. И тут прокричал петух, наступило утро. Когда деревенские к дому подошли, увидели на пороге мертвых барина с барыней, седого мужика да старуху в белом платье. Состарилась Софьюшка за одну ночь.

Валя закончила рассказ. Костер догорал, но за ветками идти никому не хотелось. Страшно стало всем, повисла тишина. Вдруг раздался треск кустов, и на поляну вышло нечто, одетое в белое. “Проводите меня домой!” — прохрипело оно. Теплую компанию словно ветром сдуло, бежали так, что только пятки сверкали, даже храбрый Колька не обернулся.

Когда все стихло, сторож Леший снял с себя белую простыню и, не переставая смеяться, проговорил: “А нечего было по колхозным садам лазить! Тоже мне герои нашлись!”. И, тихо посмеиваясь, пошел к себе в сторожку.