Я по-настоящему живу лишь осенью. В её серости и мраке, в лёгком морозе и непрестанных дождях. Для меня остальное время, существующее в этом мире — не жизнь, а лишь бессмысленное течение, которое, быть может, имеет и свое начало, и свой логичный конец, и таким образом это “бессмысленное”, в конце концов, неминуемо обретает и смысл… Но, знаете, я очень не люблю эти мысли, потому что я не люблю само время. Оно меня пугает, отторгает, я не хочу думать о том, что у всего – у всех живых и неживых существ, явлений, событий, моментов – есть завершение. Неотвратимо ускользают из моих рук дни, я становлюсь старше, приближаюсь к чему-то неизбежному, а моя коллекция с течением столь неприятного для меня слова – «времени» – становится больше.
Я в очередной раз рассекаю улицу. Или, скорее, просто медленно по ней качусь. Люди размытые и унылые, между собой похожие и одновременно с этим все абсолютно разные. Они бегут взад-вперед, их головы забиты работой, обязанностями, деньгами, их наличием и отсутствием… Оттого они, вероятно, упускают нечто важное, о чем ещё даже не подозревают. Эти люди идут под пасмурным небом, зачаровывая всё больше. Они почти сливаются с осенним мраком и тоской – ведь осень сама по себе считается печальной и неприветливой. И, казалось, лишь я один нахожу в ней то, что обычно называют смыслом. Живописное время, обладающее такой уникальной, совсем неповторимой атмосферой. Хруст сухих листьев, лужи, слякоть, ласковое пение легкого дождя или протяжное завывание ливневого ветра – всё это так манит, привлекает, ещё сильнее пробуждает необъяснимую жажду жить.
Стремясь вперед, но стремясь в каком-то своём, медленном темпе, я миную прохожих, вместе с тем задумываясь о вещах, о которых все уже привыкли не думать… Мой рюкзак сползает с ручек и с глухим ударом падает на пропитанный слякотью тротуар, вырывая из мыслей. Я останавливаюсь, слегка разворачиваюсь, но особо не спешу, хотя, наверное, мешаю снующим туда-сюда гражданам. И замечаю, как из бокового кармана медленно, словно вне времени, выкатываются два каштана, которые я, стоит отметить, давно хотел выкинуть. Я не считаю их некрасивыми, не нахожу их форму неправильной, они просто сами по себе меня загадочным образом отторгают своей совершенно неведомой мне странностью. Однако еще более странной была невозможность их выкинуть: я ведь пытался, но раз за разом, не поверите, они возвращались. Однажды я оставил эти каштаны на подоконнике, случайно задел, а после они, падая, растворились где-то среди высот старой многоэтажки.
В этот раз я посчитал, что вот так оставить их посреди грязной, суетливой и пыльной улицы будет слишком зверски. В безуспешной попытке поднять одновременно и каштаны, и рюкзак, едва не переворачиваюсь, но все проходят, совсем не обращая внимания, будто вмиг всё человечество ослепло. Никто ничего не замечал… или просто не хотел замечать. В толпе мелькает ярко-салатовый плащ, и ко мне подбегает она: совсем ещё юная девочка, которая своими бледными, крохотными ручонками хватает мой увесистый рюкзак, пачкая ладони в грязи. Я беру его, глупо смотрю, а тем временем мне на колени ложатся два абсолютно чистых каштана, не задетых осенней слякотью. «Спасибо» – произнес я без единого звука, одними губами, всё еще недоумевая. Но девочка меня не услышит, даже если я вновь повторю слово благодарности, даже если я сделаю это громче. Она исчезла. Убежала, но я даже не сумел уловить момент, когда салатовый плащ отдаляется от меня и пропадает в толпе, словно дым. Будто её и вовсе не было; она оставила в моей голове один вопрос, на который я, вероятно, так и не найду ответ: неужели девочки в таких удивительно ярких плащах могут вот так взять и раствориться в толпе задумчивых людей? И с этой мыслью я продолжил свой путь, как и прежде, никуда не торопясь. Я отправлялся «туда», но по пути в «туда» вновь начинал размышлять. Однако, уже на другую тему: вот, я еду по улице, не спешу, а осень-то уходит. И вместе с ней уходят дни моей жизни. Я и осень существенно различались: осень вернётся, а вот вернусь ли я? Уже нет, уже никогда. И, что самое удручающее, от меня это совсем не зависит. Что-то наступит, это «что-то» мне неподвластно, как и всем людям. Нам вообще мало что подвластно: листья падают, дожди идут, лужи все равно появляются даже на самых ровных дорогах – и ведь мы не способны остановить время, падение погибающей листвы, проливные дожди и образование луж на бесконечно неровном асфальте.
И вот, я здесь: непонятно где, но здесь. «Здесь» я чувствую себя в своей тарелке, будто тут мне и нужно быть. Тут одиноко, безлюдно, и тут никто не сметает опавшие листья. Среди них лежат каштаны, и я их собираю. Делаю это каждую осень, именно в этом месте, и ни в каком другом. Собираю в ладонь, а когда больше не вмещается – закидываю свой «урожай» в рюкзак и опять наклоняюсь, начиная всё заново. Маленькие, большие, ровные и не очень – все красивые, но позапрошлой осенью я собрал тут какие-то «не такие» каштаны, о которых я вам уже поведал. Целых два. Они были другими, отличались, однако в то же время их можно назвать самыми обычными и ничем непримечательными. И всё равно меня не оставляла мысль об их странности. А выкинуть я их не мог по ряду причин. Поэтому уже два года храню странные каштаны при себе. Пока сижу дома – они лежат на тумбочке, когда отправляюсь прогуляться – обязательно беру с собой… Без них я, казалось, уже не я. Когда с этими каштанами что-то приключается – например, как сегодня – они обязательно «выходят сухими из воды», выбираются из любой передряги. Причем, не с моей помощью. В этом помогают остальные люди, погода, судьба и сама вселенная… Все, но не я. Я ничего сделать не могу, я могу их только выкинуть, но даже так они вернутся. Не важно, как – они всегда возвращались.
И вот так я живу: вроде одинок, а вроде дружу с каштанами…
Когда я собираю каштаны, «здесь» никогда не идет дождь, но как только я заканчиваю – начинает мелко моросить. Собираю я, конечно, не всё. Часть оставляю матери-природе, а себе беру только одну горсточку… А потом, всё также не спеша, возвращаюсь домой, слегка промокнув. В этот раз я всю дорогу думаю о той девочке: куда же она исчезла? А может, мне и вовсе причудилось, и никакой девочки нет и никогда не было. Медленно двигаюсь к концу, не в состоянии что-то поменять, ведь, как я уже говорил: от меня, обычного калеки, ничего не зависит. Я думаю о ярко-салатовом плаще, о каштанах в моем рюкзаке, о последней осени и о «здесь». Моя недолгая история подходит к своему завершению, однако мне совсем не грустно и не страшно. Я думаю о том, что где-нибудь обязательно еще встречу нечто такое же прекрасное, как эта жизнь.
