Я поехал домой в Бруклин, но заглянул по пути к дочке в Миллтаун. Просидел до вечера и рассказывал про джунгли. Приврал про анаконд и гигантских крокодилов, смеялись вместе. Никого я там не видел, кроме злющих москитов. Запарковал машину в гараже на 69 улице и пошёл на пирс. Как мне нравится это место вечером. Сверкали огнями небоскрёбы Манхеттена, Статуя Свободы, Порт Байон и отплывающие круизные корабли. Корабли освещаются тысячами огней и над заливом несётся красивая музыка.
— Надо бы и мне отсюда сплавать на Бермудский треугольник.
Людей на пирсе много, кто сидит с лаптопом, кто пьёт колу, а кто просто наслаждается вечером.
— Зачем я сам себя лишил этой радости, быть в толпе счастливых людей? Никакого прока от моих “подвигов” нет даже для меня самого. Эго индивидуалиста. Не хочу быть, как все. Никто ведь за рукав не тянул, сам соглашался. Пора одуматься.
Я прогулялся по ботаническому саду и по 70-й улице медленно поднимался в гору. Мой дом на самой вершине. Не доходя квартал заметил Бобби, он стоял на углу ко мне спиной и курил. Глянул на окна, в них горел свет.
— Отпустили любителей женских коленок. Это общество всеобщего благоденствия. Буду сам разбираться.
Когда я приблизился, Бобби услышал шаги и обернулся. Хватился за пояс, но было поздно, его шея треснула и голова повисла. Я его затащил во двор нашего дома и бросил на мешки с мусором. Потом поднялся по пожарной лестнице на свой этаж и заглянул в ванную комнату. Там свет был потушен. Потом заглянул в детскую. Там тоже никого не было. Открыл задвижку и залез. Всё было перерыто, как при обыске. Я поднял одну паркетину из-под детской кровати и достал свой Смит и Вессон, немецкой сборки. Такой пистолет никогда не даёт осечек. Спокойно навернул глушитель, вышел в коридор. Гульба была на кухне. Три мужика пили пиво и галдели. Двоих незнакомцев я уложил сразу, а знакомого толстяка я просил:
— Зачем сделали criminal tresspassing?
— Нас выпустили под залог.
— Кто внёс залог?
— Адвокат.
— Спасибо. Ты уже погулял с ними?
— Да.
— Тогда отдыхай, — и приложил ствол к виску, — раздался тихий звук выстрела, который означал, что толстяк закончил свою карьеру на земле.
Потом собрал дорожную сумку и взял деньги, спустился по пожарной лестнице и постучал в заднюю дверь квартиры техника смотрителя. Вышел заспанный Джим.
— Что случилось?
— Вот тебе две тысячи, скажи хозяину, что я уехал и закрой аренду. Да, попроси завтра Хани привести квартиру в божеский вид, Там кто-то насвинячил, пока я был на работе.
Джим взял деньги и сказал:
— У тебя же всё заплачено вперёд и есть депозит.
— Это Хани за уборку. Пока. А кто там на мешках с мусором?
— Пьяный Бобби. Его тоже утром увидишь, теперь всё понял?
— Да.
— Я тут ни причём, когда утром уходил, ты подметал тротуар. Я тебе отдал ключи, держи их и сказал, что переезжаю в другой штат, там есть работа.
— Жаль расставаться, столько лет вместе.
— Власть сменилась, даже убийц депортируют, если они не граждане. Может кто из залётных всё это и сделал. Прощай у тебя хорошая семья, извини что так всё вышло. Извини, я не виноват.
Я не побежал, торопиться некуда, Джим утром всё сделает, как договорились. На камерах меня нет, а следом моих пальчиков в моей квартире не счесть. Что до дырявых голов, то пистолет куплен в Мексике и тут не засвечивался. Я пошёл в кафе Петит, что рядом с мечетью. Пришёл, но мне открыла хозяйка Хабиба.
— Что стряслось?
— Надо чип с головы снять и срочно. Потом его молотком и в печь.
— Сейчас нож продезинфицирую. А разбивать сам будешь, а не кузнец.
— Позвони в ливийское консульство и передай набор цифр для Салеха. Он сюда приедет.
— Ма ша Аллах, я к тебе привыкла. Давай цифры.
Салех приехал вовремя, мы уже приготовились вскрывать мне кожу на черепе. Он сделал одно движение, кожа слезла, как с барана и чип стал виден, а Хабиба его достала. Боль была сильная и я с остервенением разбил устройство и бросил осколки в туалет. Попрощался с Хабибой и уехал с Салехом.
— Тебе куда?
— В Ливию в госпиталь, вставить в дырку костную ткань. Самолёты в JFK?
— Нет, в Тетерборо, там дешевле. Муамара нет и денег нет, всё растащили.
— Заявку давать надо на пересечение границы?
— Нет. Дипломаты.
— Взлёт с вашим транспондером на Нью-Джерси, там переходите на частоту аэропорта Митига. И я у вас дома. Главное, что бы топлива хватило.
— Самолёт всегда заправлен.
— Поехали, время мало.
Приехали, стали прощаться:
— Я помню, как ты вывез мою семью во время войны. Ни о чём не волнуйся. Если понадобится, то приезжай к ним.
— Спасибо, мне надо во Вьетнам и надолго. Голова гудела, кровь сочилась через повязку.
Пилот меня увидел и покачал головой. Весь полёт я был в забытье, началось подкожное воспаление. Прилетели вовремя, скорая подкатила к борту, меня в неё погрузили и в госпиталь. От анестезии отказался, зажал зубами рулон эластичного бинта и мне стали буром чистить рану на голове. Потом вставили костную ткань и зашили.
— Молодец, майор, всё вытерпел, — сказал хирург.
— Спасибо, доктор. У меня там рога не вырастут?
— Ха, ха ты ещё шутишь? Нет не вырастут. Отдохни тут дней десять, а мы за это время твой маршрут разработаем. Сейчас сложно всё стало.
Через две недели я вышел из самолёта в аэропорту ДАД, погода была хорошая. Я шёл по длинному коридору и даже насвистывал какую-то мелодию. Да Нанг, место, где пройдёт моя жизнь до самого конца. Карта АТЭК для много кратного пересечения границы в течение 5 лет была в кармане. А за 5 лет я усну вечным сном. Слава Аллаху, не оставил меня и в этот раз без своего внимания. Я шёл и раскланивался со служителями этой красивой страны. Она мне очень нравилась. Особенно вилла Алоэ, где я останавливался первые два раза. Начальники, по моей просьбе, пристроили дочку хозяев в Калифорнии. Она мне очень помогла в первую поездку. Порядки тут строгие, но с моей картой, жить можно и работать. На выходе я поклонился девушке за стойкой, помахал рукой и вышел.
Как выяснилось потом, это была моя ошибка. Я пешком пришёл на виллу и меня хорошо встретили, заплатил за целый год, а для хозяев это была крупная сумма. Год почти прошёл, я брал частные уроки Айки до, ловил рыбу, ходил к памятнику Будде.
Сегодня с утра я пошёл на рыбалку. Возле моря какая-то чудачка загорала. Лица я не видел, она прикрыла лицо зонтиком. Вообще местные дамы сюда загорать не ходят, но махнул рукой на этот нюанс. Поймал трёх рыбок к обеду и пошёл обратно. Когда миновал даму, услышал:
— Зазнался, своих не узнаёшь.
Это был голос Ки, она говорила по-русски. Не зря училась на педагога в Хабаровске. Я медленно развернулся:
— Ки, тебе должно быть известно, что тут вьетнамки не загорают, а ловят рыбу, правда рано утром.
— Положи свои удочки и иди сюда,- а сама с места не двинулась.
— А если я пойду дальше, будешь стрелять?
— Идиот, я уже бюстгальтер сняла, что я с голыми сиськами за тобой бегать буду.
Я подошёл к ней и увидел, что она действительно лежит без бюстгальтера, а грудь её уменьшили:
— А твоя новая грудь такая же чувственная, как старая?
— Попробуй, отличи.
Меня долго просить не надо для таких дел. Когда чуть остыли и перевели дух я спросил:
— Где я прокололся?
— В аэропорту. В первый раз девице на выходе ты наговорил столько нежных слов, подарил журналы мод с образцами косметики, что она растаяла и сообщила куда надо, второй раз, ты был не менее любезен и привёз ей целую коробку разной итальянской косметики и попросил поселить опять на вилле Алоэ. Она тоже сообщила куда надо.
— То есть вам?
— Да. А в этот приезд ты просто кивнул, как всем и пошёл пешком опять же на виллу Алоэ. Ей это не понравилось и она сообщила куда следует.
— Так вы меня целый год пасли?
— Да.
— Ошибка резидента, ха, ха. Как я про неё забыл. У меня же был подарок для неё и тоже из Италии.
— Вова, ты стал стар для активной работы. Я привезла тебе письмо, — протянула открытый конверт.
Я посмотрел, там было написано, что с меня сняты обвинения в умышленном убийстве четырёх граждан. Дело переоформили как вынужденную самооборону. Разрешается въезд в США. Надо только заплатить штраф в $2500 за нелегальный перевоз через границу оружия.
— Нашли дурака, ха, ха. Почти год прошёл, за неуплату штрафа меня арестуют прямо в аэропорту. Я заплачу и проценты тоже, а потом предъявят обвинения за незаконный выезд за границу и я окончу свои дни в тюрьме Райкер.
— Оставляй свои удочки на траве, через 3 часа прибудет самолёт с человеком, у которого документы на твою экстрадицию. А Вьетнам подделку документов личности не одобряет. Поехали со мной.
— На пирс?
— Да.
— Потом на остров Ку Лао Кам?
— Мы же с тобой там были.
— Да, там мне хребет почти сломали.
— А кто тебя лечил дома?
— Ты.
— А в Барселоне после госпиталя, кто тебе ногу сращивал китайскими мазями?
— Ты.
— А в Колумбии рану на боку иглой зашивала?
— Ты. А почему?
— Ты совсем ребёнок. А кто бумаги в Барселоне в госпитале подписал, когда тебе надо было оплатить лечение и твой U9 отказался, с этим госпиталем у них нет договора. Оплатила моя контора иначе, ты сидел бы там до конца дней.
— Значит я двойной агент?
— И в чине капитана.
— Это новость. Поехали, у меня сейчас нет выхода.
— У тебя его никогда не было, это моя контора тебе его создавала.
Мы приехали на пирс, потом катер нас отвёз на остров. Мы стояли на берегу, среди рыбацких лодок, я обнимал Ки со стороны спины и целовал за ушком. Она хихикала, скоро должен прилететь вертолёт и увезти нас в Санья. Там конечно меня допросят, но от них я ничего скрывать не буду. В небе летали чайки и тоскливо кричали. Вдруг они громко закричали и сорвались с места. Я обернулся, на нас летел дрон. Я толкнул Ки и прикрыл её своим телом. Острая боль пробежала по левой лопатке и я потерял сознание. Когда я открыл глаза, то увидел, что нахожусь в китайском госпитале. Попытался встать, но не смог даже сдвинуться. Хотя пут на теле не было. Китайцы что-то заголосили и вошла Ки.
— Ты счастливый, ты остался жив, а стреляли в меня. Ты меня спас.
— Я не могу двинуться.
— Ты парализован. Пуля застряла в позвоночнике.
— Зачем мне такая жизнь?
— В Шанхае тебе вынут пулю, но Айки до, кунг фу и прочие пряности для мужчин, ты должен забыть. Ходить и сидеть ты будешь.
— Я не хочу талую жизнь, пусть введут в вену лекарство и я усну.
— Ты мне нужен, такой, какой есть. Я буду за тобой ухаживать Мы вместе будем жить в моём доме. Понимаешь?
— Зачем тебе инвалид.
— Я люблю тебя. Пока ты тут неделю лежал, а уволилась по возрасту. У меня хорошая пенсия. И тебя за моё спасение повысили до майора. А у майора, пострадавшего при выполнении задания, тоже хорошая пенсия. Мы тебе дадим другое имя. А глаза у тебя и так узкие, как у монгола, с прищуром. Если на тебя балахон надеть, то от тибетского монаха не отличить. Ты азиат на половину?
— Да, мой предок Молла Пенах Могиф, паша великого хана Тамерлана.
Значит я Ки Ван жена потомка паши? Как интересно.
— А когда мы поженились, тоже в Барселоне?
— Ты тогда на радостях много бумаг подписал не читая.
Я не стал упираться, лежал парализованный, а работал только язык. Само всё уладится, меня бог никогда не бросал на пол пути. Странно, но я уже начал в уме прикидывать, как буду жить в доме Ки. Дом я представлял типично китайский с завитушками на крыше. Но когда меня привезли в него после госпиталя, я оторопел. Такой дом был мой мечтой много лет. Но денег на компанию Нуа Архитект у меня не было. Ки, это мне подарок судьбы. На такой волне моё выздоровление пошло быстрее. Несмотря на прогресс, моя интимная жизнь была еле-еле. Я посетовал жене, а она сказала:
— При таком ранении и в таком возрасте, это очень хорошо, да и я сама уже не такая горячая. Со временем будет ещё лучше.
Я ей поверил. Потом стал бегать трусцой, но с опаской. В один из дней Ки сказала:
— У нас будут гости. Надень парадный мундир.
— Мундир?! Надо встречать генерала?
— Бери выше, вечером сам увидишь, хотя можешь встречать и в своих старых трениках.
К пяти вечера во двор приехала большая чёрная машина и из неё вышли три женщины. Я их не видел толком. Поднялся из кресла и вышел встречать. Когда я увидел кто, приехал, то чуть сознание не потерял. Это была дочь с повзрослевшими внучками.
— Папа,- и бросилась ко мне. Тут же подбежали внучки и радостно запрыгали. Их взросление я пропустил. Поцеловал их, сел на диван и они прижались ко мне. Потом дочка подошла к Ки и сказала:
— Он никогда не был так счастлив, как с вами.
Жена и дочь говорили по-русски. А я млел и прижимал к себе внучек. Старшая достала из своей сумочки открытку и протянула мне. Открытка была от первой жены:
— Я рада за тебя, наконец то ты нашёл своё счастье.
Через три дня, мои наследницы поехали дальше по стране, поездку им организовала и оплатила Ки.
Я сидел дома грустный, пока Ки отвозила детей в аэропорт. Первое желание у меня было застрелиться. Достал пистолет и долго на него смотрел. Вздохнул и убрал, нельзя делать Ки несчастной. У нас только начало совместной мирной жизни. Вернулась Ки и спросила:
— Ну, как ты перенёс этот день?
— Я в трансе, в полном трансе.
— А что сегодня за день, ты помнишь?
— Нет.
— День рождения твой дочки.
— О боже мой, какой ужас, а я даже слова ей не сказал.
— Я ей подарила ожерелье, на коробке было написано “от семьи Пашаевых”.