СЛОМАННЫЕ МОЗГИ
— Чтобы написать что-то действительно стоящее, надо иметь сломанные мозги, – на этой фразе Дэйв остановился и внимательно посмотрел на парня, мнущегося перед ним.
— Ккк-акки-ее? – переспросил тот. По всему он был сбит с толку. И без того наивное лицо вытянулось, выражая полное непонимание. Круглые глаза стали еще круглей. Пухлые губы приоткрылись, обнажая ровный крепкий ряд широких лошадиных зубов. Ни дать ни взять, неандерталец. Или идиот. Потеки у него сейчас из уголка рта слюна, смело можно ставить диагноз и оправлять в клинику.
Дэйву все это надоело. Хотелось есть, пить, приткнуться наконец-то на любимый продавленный диван и, вооружившись пультом перебирать каналы.
— Сло-ман-ные, — по слогам продиктовал он и двинулся к машине. Обернувшись, пояснил – надо уметь мыслить не так, как все. А так, как если бы у тебя были сломанные мозги. Понимаете? – он открыл дверцу машины, засунул внутрь салона ногу.
Парень подкрался ближе. Не подошел, а именно подкрался, как оголодавший беспризорный кот.
— Вы не опубликуете мой рассказ?
— Нет. Он недостаточно…, — Дейв порыскал в голове, подбирая нужные слова. По большому счету ему было плевать, что подумает о нем парень. Но, все же, хотелось отделаться от него как можно корректнее. – Недостаточно вычитан. Есть некоторые неточности, которые может исправить только сам автор. То есть вы, Клод. Как только будет готово, милости прошу. А пока, извините, но нет. У нашего издания авторитет среди читающей публики. Мы не можем себе позволить…- примостив пятую точку на сиденье, Дейв втянул вторую ногу. Еще минута и он захлопнет дверь, вставит ключ в замок зажигания и умчится прочь. Туда, где нет назойливого недалекого горе-писаки, шума проносящихся мимо автомобилей и опостылевшей до чертиков работы.
— Подождите, – неровным фальцетом прокричал парень, хватаясь за ручку Дейвовской машины.- Стойте. У меня есть. Есть.
— Ну что еще? – устало пробурчал Дейв.
— Есть сломанные мозги.
— Неужели? А вот по вашим опусам не очень-то и заметно, – Дейв дал волю раздражению. Сейчас этот недомерок вытащит из своего пухлого кожаного портфеля еще одну нетленку и станет заставлять немедленно с ней ознакомиться. Тогда он сделает над собой усилие, вылезет из салона, вытряхнет щенка из куртки, а листки из сумки. Прямо на грязный пыльный асфальт. Да, так он и сделает. Он уже приготовился к атаке, когда Клод расстегнул портфель, засунул в него руку, тщательно покопался там и извлек что-то, завернутое в пакет.
— Этого хватит? – спросил он. Что-то в его голосе насторожило. Взятка? Откуда у молокососа бабки? Ограбил банк или собственную престарелую мать?
— Загляните, мистер Брэдли. Вы же этого добивались, не так ли? – Клод протянул Дейву пакет.
Осторожно приняв его, Дейв почувствовал тяжесть. Если деньги, то явно не купюрами.
— Открывайте, не бойтесь. Это сюрприз, — веки парня медленно прикрылись.
Дейва пронзила единственно правильная мысль. Наркоман. Надо живее заканчивать с ним.
— Ну!
— Да что там такое, Клод, — выпалил мужчина и распахнул пакет.
— Я же говорил, вам понравится, мистер Брэдли. Теперь вы согласны, что у меня есть сломанные мозги?
— Матерь Божья, — всхлипнул Дейв, проваливаясь в пустоту. Рука безжизненно повисла, отпуская пакет с его содержимым в свободное падение.
Человеческие мозги с неприятным шлепком ударились о грязный, пыльный асфальт. Вслед за ними выпала подвеска. На тонкой золотой цыпочке. Ничего необычного. Подвеска как подвеска. Именная. С надписью. Любимой жене Кларисс от Дейва с любовью.
ДОРОГА
Погода не радовала уже много дней. Слякоть полурастаявшего снега вязла под ногами и колесами автомобилей. Из-под последних летела грязными лохмотьями, периодически попадающих на стекла сзади ползущих по трассе транспортных средств. Стив так и подумал. Ползущих по трассе транспортных средств. Никаких тебе автомобилей и машин. Всего лишь средство, при помощи которого добрая часть человечества имеет возможность быстро и комфортно перемещаться из точки А в точку Б. Особенно глупыми Стиву казались люди, присваивающие своим железякам на колесах имена. «Моя Красотка Марибэлла любит потише и не переносит скорости… а вот мой Мистер Джонни Ждип меньше ста восьмидесяти не бегает. Стальной характер у мужика… Малютка Донни не заводится, если за руль садится мой муж. Ей нужна ласка и понимание…».
Тьфу, пропасть… Стива передернуло от омерзения. Бред сивой кобылы. Железная коробка на колесах, независимо от модели и стоимости, всего лишь железная коробка на колесах, приводимая в движение чертовым мотором. Даже если в нее вмонтирована дюжина ультрасовременных примочек. Его собственное средство передвижение в глазах многих выглядело не лучшим образом. Старый «Форд» хрен – знает-какого года выпуска с потрескавшейся на дверях и бампере краской, проржавелыми порогами и потертым салоном. Бегал Форд не сказать, чтобы резво, но исправно. И все благодаря Стивовым стараниям. Тратиться на новую колымагу ему не хотелось.
Стив вырулил на главную. Кроме него никого. Ветер, бивший в зад автомобиля, теперь рьяно лупил в лобовое стекло. Сквозь прыгающий звук радио, мужчина слышал его яростное завывание. Время от времени стихия прибивала Форд к обочине. Еще полметра и лежать ему перевернутым кверху брюхом. На этот случай Стив предусмотрительно пристегнулся ремнем безопасности.
В очередной раз проквакав что-то нечленораздельное, радио окончательно заглохло.
«Черт знает что, а не погода!» — в сердцах выплюнул мужчина. Для убедительности дополнил крепким словцом. Легче не стало. Все те же деревья по обе стороны дороги, извивающаяся снежная поземка и заунывный плач ветра снаружи.
Чтобы справиться с управлением, Стиву приходилось прилагать усилия. Вцепившись в руль обеими руками, он максимально наклонился вперед. От напряжения заслезились глаза.
«До города еще около тридцати проклятых километров. Мне нужен отдых. Небольшой перерыв в этой адской гонке» — подумал мужчина и сбросил скорость. Крутанул руль вправо, направляя Форд к обочине.
«Что за черт?» — выплюнул в сердцах. «Черт» эхом отозвался в салоне. Стив не поверил своим глазам. Впервые коробка на колесах его не послушалась. Она продолжала нестись вперед, соревнуясь в скорости с неуемным ветром. Мужчина повторил все необходимые действия. Ничего. Стива охватила паника.
«Тормоза? Хреновы тормоза подвели в самый ответственный момент?» — мысли в голове сменяли одна другую. Перебрав все возможные варианты поломки и пути их скорейшего исправления прямо на ходу, мужчина впал в ступор. Деревья за окнами стройными рядами проносились мимо. Стихия, казалось, разбушевалась еще больше. Снаружи гремело так, как – будто параллельно с Фордом перемещается добрая сотня железнодорожных вагонов. Во рту пересохло. Распухший язык неприятно прилип к небу. Стив почувствовал, как по спине холодной змеей потек пот.
Вдалеке что-то блеснуло. Приглядевшись, мужчина разобрал полицейский автомобиль.
«Надо кричать. Звать на помощь. Сообщить, что не могу остановиться» — вслух сам себе проговорил Стив. От звука собственного голоса стало спокойнее. Он быстро крутанул ручку на двери, открывающую окно. Стихия тут же воспользовалась моментом. Залезла внутрь, окутав салон ледяным дыханием.
Кричать Стив приготовился заранее. Пододвинул лицо поближе к окну, почти высунув его наружу, приоткрыл рот и облизнул пересохшие губы. Как только Форд максимально приблизился к полицейскому автомобилю, он заорал:
— Помогите! Моя машина неуправляема, я не могу оста…ся! – ветер подхватил его слова и понес в лес.
Форд пронесся мимо на ужасающей скорости. Или Стиву только так показалось? Единственное, что он успел разглядеть, были смутные очертания двух человеческих фигур в форменной одежде внутри полицейского салона.
Услышали ли они его? Стив надеялся, но знал, что нет. На такой-то скорости и при таком ветре. По-крайней мере никто за ним не гнался.
Бессильно привалившись на спинку сиденья, мужчина убрал руки с руля. Какая теперь разница… все равно безумная железяка несет его вперед без его разрешения. Очередной взрыв ветра напомнил об открытом окне. Потянувшись ручке, Стив нащупал прицепившийся к ней клочок бумаги.
Перехватил находку другой рукой, резким движением закрыл окно, преградив путь беснующейся стихии. По инерции сунул листок под нос. Равнодушие сменилось нарастающим ужасом. Язык, и без того тяжелый, окончательно заполнил все ротовое пространство. Глаза с ходу вычленили и ухватились за с детства знакомое сочетание букв: Стив Крайсберри. Его имя. Его собственное чертово имя на старом занюханном клочке газеты.
«…019 года Стив Крайсберри погиб в автокатастрофе на трассе…».
ИГРА
— Джефри, привет! – защебетала трубка голосом Энн, — Надеюсь, ты не забыл?
Джефри напряг мозги. После вчерашнего нещадно болела голова. Они славно погуляли втроем, он, Кент и Розмари. Последнее, что он помнит, Розмари танцующую на барной стойке. Или это был Кент? Господи, как же разламывается голова. Мужчина приподнял голову от подушки, предварительно отставив телефонную трубку в сторону. Энн продолжала безмятежно чирикать. Перед глазами поплыли темные круги.
— Эй, ты меня слышишь? Джефри…- позвали откуда-то издалека и он вынырнул в реальность.
— Да, Энн, я тут.
— Через час встречаемся у входа. Розмари и Кент уже в курсе. Я заказала столик. Кстати, ты обещал угостить нас коллекционным вином. Прихвати с собой, после игры поедем ко мне.
— Хорошо, Энн, — безропотно согласился мужчина, глазами отыскивая стакан с водой. Обнаружил его на полу возле дивана.
— Тогда до встречи. Смотри, не опоздай. Будет весело.
— Подожди, — спохватился Джефри, пытаясь дотянуться до стакана не вставая. Почти вышло. – Где я должен быть через час?
Энн хихикнула в трубку:
— Вчера вы весело без меня повеселились, да? В боулинг. Наш боулинг, который мы посещаем каждое воскресенье.
— Это обязательно? Может без меня? Что-то мне не по себе.- Джефри сделал слабую попытку отбрыкаться.
— Все, пока. Жду через час. Кстати, ты обещал после игры угостить нас коллекционным вином. – Энн отключилась.
Джефри с трудом вывалился из такси и обреченно поплелся ко входу в боулинг-центр. Ни Энн, ни Кента с Розмари еще не было. Помявшись с минуту, мужчина подумал, что они могут быть внутри. Маневрируя между многочисленных столиков, он обошел весь зал. Тут и там раздавались крики игроков и стук шаров. Джефри поморщился. Боль в затылке, немного притихшая после двух таблеток аспирина, вновь грозила взорвать мозг.
Энн нашлась в самом дальнем углу. Джефри с облегчением рухнул на стул рядом с ней. Поставил пакет на середину стола.
— Привет. А где Кент с Розмари? Как всегда опаздывают?
— Ты же знаешь их. Я заказала нам коку и пиццу. Твою любимую, с грибами.
От одного только упоминания о еде мужчину замутило.
— Не откажусь от холодной Колы. Во рту пустыня Сахара.
Девушка посмотрела на него с сочувствием.
— Пойдем, покатаем шары?
— Начнем без них?
— Они скоро присоединяться к нам, — Энн встала, потянув за собой Джефри. Отделаться от нее не так-то просто. Легче сделать, как она просит.
— Наша дорожка шестая.
Они подошли к стойке с шарами.
— Чур, я первая, — Энн грациозно наклонилась, подхватила синий шар. Встала в стойку, примерилась. Бах.
— Девять из десяти! Джефри, я молодец? – она потрепала мужчину по плечу. Еще один спазм в голове. – Твоя очередь. Смотри не промахнись.
Джефри подошел к стойке. Остановив выбор на красном шаре, засунул в дырки пальцы. Встал на исходную позицию. Внезапно пальца стало жарко. Подушечками мужчина почувствовал что-то мокрое и склизкое. Он опустил взгляд вниз.
Голова Розмари болталась на его правой руке. Указательный и безымянный пальцы по вторую фалангу утопали в окровавленных глазницах. Волосы, собранные на затылке в конский хвост спутались. Накрашенный яркой помадой рот зиял черной дырой, обнажая осколки некогда безупречно ровных зубов. Кровь, стекающая оттуда, где раньше была шея, капала прямо на ботинки Джефри.
— Джефри!!! – сквозь пелену ужаса прорезался вопль Энн.
Он кинул. Избавился от страшного груза стремительным броском. Голова Розмари соскользнула с пальцев, издав чавкающий звук. Разбрызгивая кровавые сгустки, она покатилась по дорожке.
Вокруг закричали. Женщина в розовом спортивном костюме с эмблемой «Рибок» на полной груди повалилась на пол. Кто-то истошно завизжал неприятным фальцетом. В голове у Джефри с новой силой застучали безжалостные молотки.
Энн сидела на корточках рядом с окровавленным черным пакетом, в котором он принес голову ее подруги, заунывно поскуливая. Не осознавая, что делает, Джефри побежал. Какой-то мужчина попытался его остановить. Джефри с силой оттолкнул его, ткнув кулаком в брюшину. В дверях замаячила знакомая фигура.
— Джефри, кто — то убил Розмари. Искромсал все тело и отрезал голову. Нашей Розмари больше нет.
Джефри не ответил. Мощным ударом всадил нож прямо в сердце, провернул два раза. Почувствовал, как орган насадился на гладкую сталь. Он был хорошим хирургом.
ТВАРИ
Маленькие мерзкие твари поселились в доме несколько лет назад. Сначала их было немного, две или три. Марта уже и не помнила, с чего началось это нашествие. В жизни тварей было два главных занятия: найти себе пропитание и партнера по Смрадному делу. Марта так его и называла, Смрадное дело. От него за версту несло непотребной грязью, смрадом и сочащейся похотью. Занимаясь Смрадом, твари омерзительно пищали от удовольствия, а потом в кровавых муках рождали себе подобных. Детенышей тварей Марта ненавидела еще больше, чем их самих. Смрадные отродья проникали во все щели уютного Мартиного жилища. Сначала она делала уборку раз в неделю, но, с появлением новых полчищ захватчиков, стала делать ее каждый день. Иначе бы ее дом, милый дом, обставленный прекрасной отполированной до блеска мебели, превратился в городскую свалку, с кишащими в ней тварями.
Марта добавила в чашку с водой еще один колпачок специального средства и, четко следуя указаниям холеного мужчины из рекламного ролика, тщательно размешала полученный раствор. Получилось неплохо. Марта покачала чашку из стороны в сторону. Густая розовая жидкость плавно съехала сначала на один край, потом также плавно переместилась на другой.
Марта наклонилась и осторожно втянула воздух над чашкой. К удивлению, смесь пахла сливочной карамелью. Это обрадовало ее. Тварям наверняка понравится вкус карамели, в этом она была уверена. Буквально позавчера они сожрали почти весь ее месячный запас шоколадных конфет, предназначенных для субботних посиделок с миссис Гроуви и мисс Крауфсон. Марта вспомнила, как она оторопела, когда открыла дверцу шкафа и увидела, что ее любимых конфет фирмы «Кристалл» больше нет. Она в тот же вечер рассказала все мужу. Джеф в очередной раз поднял ее на смех. Он всегда так делал, когда она рассказывала ему о том, что произошло, пока он был на работе. Ее переживания он не ставил ни в грош, считая их слишком незначительными для такого крутого мистера, каковым он себя считал.
Именно по этой причине Марта не рассказала ему о вчерашнем происшествии. Оно поистине было ужасающим. В ушах раскатистым громом раздался голос мужа:
— Марта, не глупи! Это всего лишь мыши. Слышишь, маленькие серые зверьки! Они не причинят тебе никакого вреда, — так бы он и сказал, да еще и посмеялся над ее страхами. Однажды она призналась, что мыши, как он их называл, день ото дня становятся все более шумными и наглыми. Некоторые из них, самые откормленные и большие, Господи, какими же крупными они стали спустя годы проживания в ее доме, не боятся выходить к Марте и выпрашивать еду, глядя на нее умоляющими, невинными глазами. Но она то знает, что за доверчивым взглядом скрывается подлая натура, только и думающая о том, как-бы перехитрить ее. Марта знала, что это детеныши тварей, они еще не научились бояться, как взрослые особи. Скоро, совсем скоро они вырастут и помимо пропитания станут искать себе партнера по Смраду. И тогда все начнется сначала. Поиск еды, Смрад, Еда, Смрад, Еда…Смрад, Еда, Смрад…
Марта криво усмехнулась. Осталось совсем немного до того момента, как все твари сдохнут в страшных мученьях. Она отравит их всех. Всех до единой твари вместе с их шумными вездесущими детенышами. Марта достала из миски сдобное тесто, поставленное с утра. Плюхнувшись на стол, тесто издало жалобный звук. Тщательно размяв его руками, Марта налила в него розовую жидкость. Уверенными движениями Марта смешала ее с тестом. За считанные секунды тесто поглотило в себя яд. Еще минуту Марта потратила на изготовление ровных, лоснящихся колобков. Примяла сверху подушечкой большого пальца. Готово. Уложив лакомство на противень, Марта поставила его в духовку. Смахнув пот со лба, села на стул возле плиты и стала ждать.
В инструкции говорилось, что яд действует очень быстро. Для верности Марта положила тройную дозу. Когда таймер на плите звякнул, извещая о готовности, она не сразу услышала его. В голове одна за другой всплывали сладкие картины, корчащихся в предсмертной агонии тварей.
Наконец, долгожданный момент настал. Марта распределила смертельное угощение в излюбленных местах, в которые любили приходить мерзкие ублюдки и посмотрела на часы. Семь минут пятого. Ровно в пять с работы придет мистер Боули. В этот раз она не станет рассказывать о своих страхах и раздражать его своим нытьем. Она предъявит ему доказательство своей самостоятельности. Она в одиночку, без его помощи, смогла защитить их дом от нашествия мерзких тварей. Она сложит их холодные скрюченные трупы в ровный ряд прямо посередине гостиной, возле его кресла, в котором он так любит отдыхать после тяжелого трудового дня. Его удивлению не будет предела. Он поймет, что она не так уж и беспомощна и глупа, как он думал до сих пор. Никогда, слышишь, никогда, мистер Боули, ты не посмеешь смеяться над своей любящей и заботливой женой.
— Дорогая, я дома! Что у нас вкусненького на ужин? Я учуял запах еще на улице, — Джеф Боули снял ботинки, аккуратно поставил их на полку для обуви, придвинул носок к носку. Марта не терпит в доме хаоса. Всегда ругается, если обувь стоит вразнобой. В доме стояла непривычная тишина для вечера тишина.
— Марта? – позвал он.
— Джеф? – отозвалась она из гостиной, — Иди скорее сюда, у меня для тебя сюрприз.
До гостиной оставалось два шага.
— О, я люблю сюрпризы! Я уже здесь!
Мистер Боули открыл дверь в гостиную и увидел жену. Марта сидела в его любимом кресле, нарядная и цветущая, как никогда.
— Тебе нравится? Их больше нет. Мерзких, вечно голодных тварей больше не существует. Посмотри, сколько их на полу. Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
— Боже, Марта! Боже… нет! Нееет! Неееет! – Джеф продолжал вопить до приезда полиции и скорой помощи, безумно мечась от холодного тела одного своего ребенка к другому.
ШТУКА
Штука была похожа на деталь от автомобиля. Так, по крайней мере казалось Тобиасу. Она была овальной формы, полая внутри, с закругленными краями, с пластмассовой пипкой-кнопкой сбоку. Оттопырив большой палец, он осторожно вдавил пупочку внутрь. Та поддалась на удивление легко, мягко вошла в полость штуки и осталась там. Вытянув руку, он взвесил находку на ладони, убедился, что она достаточно тяжелая для своих размеров, поднес к носу, шумно вдохнул с нее ржавую пыль. Три раза смачно чихнул от непривычного покалывания внутри носовых отверстий. Еще раз покачал штуку на руке, затем принялся внимательно изучать ее глазами. Чем мог привлечь его валяющийся в дорожной грязи предмет, слившийся с ней в единое целое по цвету и ненужности, Тобиасу было непонятно. Совершая походы вместе с такими же как он бесшабашными соседскими сорванцами на местную городскую свалку, подобных железяк за семнадцать лет жизни мальчишка находил по несколько штук за вылазку. Притаскивал груду ржавого хлама домой, привычно получал очередную взбучку от мамы, прятал драгоценные находки в полуразвалившемся сарае за углом дома и забывал о них навечно.
Единственный раз, когда ему довелось вспомнить о сарайных сокровищах, пришелся на день, когда очаровательная Беатрис Копна Кудряшек снизошла до короткого обмена репликами с ним на большой школьной перемене два года тому назад. Примчавшись домой, Тобиас, окрыленный обещанием неприступной красавицы, на свидание вечером, опрометью кинулся в сарай, отрыл завернутые в крепкий саллофан железки и уже через час сбыл их по минимальной цене в пункт приема металлолома на соседней улице. Правда, как оказалось, все эти жертвы были зря. Придя в условленное с Беатрис Копна Кудряшек место, вместо нее мальчик вынужден был лицезреть ее полную некрасивую подружку-тень Сюззи Прыщавая Башка. Погуляв с ней из вежливости полчаса, Тобиас спешно ретировался, проклиная себя за излишнюю доверчивость, а ненавистную с тех пор Беатрис в подлости и измене. Цветы и дорогую коробку шоколадных конфет в праздничной упаковке, купленные на вырученные в металлоприемнике деньги, мальчик на прощанье сунул в руки злорадно улыбающейся Сюззи.
Штука, которую сейчас он держал в руке, притягивала все его внимание, возбуждая горячее желание покачивать ее на влажной от волнения ладони дальше и дальше, хоть до самого вечера. Тобиас с удивлением поймал себя на мысли, что единственным его желанием стало единолично обладать ею. Уж ее-то он бы точно не обменял на жалкие гроши из-за свидания с мисс Беатрис Копна Вошек. Последняя мысль особенно его порадовала. Ого, Копна Вошек. Черных, жирных, заполонивших все волосяное пространство противной девчонки. Он даже представил, как она ежесекундно поднимает руку к голове, что почесаться. Насекомые лезут на рукав ее школьного платья, бегут по нему, соревнуясь в ловкости. Но самое главное, это самки. Плодовитые, способные вновь и вновь размножаться каждые десять дней. Они несут в мир миллионы, миллиарды икринок-гнид, цепляющихся мертвой хваткой за стебельки волос. Избавиться от них возможно только одним способом. И Беатрис о нем знает. Знает и боится до смерти. И класс знает. И смеется над ней. Потому что уже завтра невообразимая Красотка, обладательница самых прекрасных во всей школе белокурых волос-кудряшек лишится их под самый корень, наголо. От этой мысли Тобиасу стало не просто весело, он впал в экстаз. Штука в руке приятно завибрировала, разделяя с ним его торжество.
— Привет! – неожиданно раздалось рядом с Тобиасом, отчего он вздрогнул всем телом, сунул руку с железякой в карман куртки и только тогда обернулся.
— Чего пугаешь? – недовольно буркнул он вместо приветствия. Джим пожал плечами, дружелюбно хмыкнул в ответ и застыл на месте. Ах, этот Джим Метьюс! Всегда такой уравновешенный и источающий добро, друг детства.
Сколько Тобиас себя помнил, столько помнил и Метьюса. Для своих семнадцати с половиной лет Джимм был по-настоящему Взрослым. Он не притворялся, не играл роль мальчика-паиньки перед остальными взрослыми, он просто родился слишком Вдумчивым, слишком, Ответственным, слишком Серьезным, слишком Взрослым. Иногда Тобиасу казалось, что его друг по своему разуму превосходит не только сверстников, но и всех живущих на планете Земля. Джимми любил весь город. Начиная от школьных товарищей и преподавателей, до мэра и заведующей местной библиотекой. Как так получилось не знал никто, даже сам мистер Слишком Взрослый Парень. Он никогда никого не обижал, ни с кем не ссорился, не приносил домой плохих отметок, не заставлял маму волноваться, а папу хвататься за ремень. Изредка Тобиас украдкой завидовал ему. Но это было секундное помешательство, улетучивающееся в тот самый миг, как лучший друг стучался в двери его дома, приглашая на прогулку.
В любое другое время Тобиас обрадовался бы его приходу. Радостно протянул руку для приветствия, наговорил кучу местных новостей, произошедших с последней их встречи, выслушал неторопливый рассудительный рассказ об очередной победе Джима на олимпиаде по физике. Только не сейчас, когда в кармане источала тепло найденная непонятная штука с кнопкой-пупочкой.
— Я не пугаю, я здороваюсь. Ты не был в школе.
— Я знаю, — нехотя ответил Тобиас. Разговаривать он не хотел. Штука в кармане сейчас была ему куда интереснее, чем какой-то там Джимми.
Тот зашагал рядом, стараясь не отставать от друга.
— Ты чего такой? – спросил он, стараясь идти в ногу с Тобисом.
Тобиас почувствовал, как его захлестнула волна бешеной ярости. Такой же, как тогда, когда он принимался думать о Беатрис. Он шагал вперед размеренным твердым шагом и молчал, нахмурив лоб. В голову лезли непонятные мысли. С одной стороны, они пугали его своей вопиющей жестокостью и слишком яркой реалистичностью. С другой… О, это была волнующая, притягивающая, вожделенная сторона.
— Куда мы идем? – снова этот Джимми. Ох, отстал бы он подобру-поздорову, пока он не навалял ему. Тобиас удивился. Такого раньше с ним не случалось. Навалять Джимми Метьюсу, другу детства и почти Брату? С чего это вдруг в его голову лезут такие Скверные Мерзкие Мыслишки. Штука в кармане нагрелась до такой степени, что касаться ее стало больно. Но отпускать ее Тобиас не хотел. Все шел и поглаживал кончиком большого пальца крохотную лощеную кнопку. Мимо них проходили деревья. Именно проходили, а они как-бы стояли на одном месте, потому что шли они о-о-очень медленно… Хотя спешить то особо было некуда, Тобиас хотел во что бы то ни стало, как можно скорее добраться до города. Они свернули за овраг. Впереди уже виднелся Их с Джимми Холм, на котором они любили проводить все свое свободное время после школьных занятий. В овраге они тоже играли. В основном в войнушку. Или захват Земли монстрами – пришельцами. Только не в этот раз.
— Эй, Тоби, да что такое сегодня с тобой? — Метьюс вдруг резко остановился, упер руки в бока, выставил правую ногу вперед, как заправский боксер. Шумно втянул в себя воздух, — Никуда я парень с тобой не пойду, пока ты не потрудишься мне объяснить, что с тобой происходит.
Штука дала о себе знать с новой силой. Карман потрясла очередная мелкая дрожь. Только теперь она была не едва заметной, волнообразной, а настойчиво пульсирующей, рвущейся наружу. Как ярость самого Тобиса. Он чувствовал, как сливается воедино со Штукой. Палец сделал усилие и чуть нажал на разгоряченную кнопку. Та легко поддалась и опустилась чуть вниз. Тобиас ощутил невероятное возбуждение. Еще чуть – чуть и он полностью утопит кнопку в ее гнезде. И тогда… Что, собственно говоря, тогда произойдет, мальчик не знал, но чувствовал непреодолимую потребность сделать Это.
— Я жду! – донесся до него гневный голос друга. Этот еще здесь. Никогда прежде Джимми, добрый, отзывчивый, Джимми, так с ним не разговаривал.
Тобиас повернул к нему лицо. Метьюс отпрянул. Как стоял на месте, уперев руки в бока, так и попятился назад. Лицо Тобиаса… нет…то, что раньше было Его лицом, исказила болезненная гримаса. Или ему так только показалось?
— Ждешь? Чего же? Может быть того, что я сейчас нажму маленькую кнопочку, которая находится у меня в кармане? – Тобиас шагнул на него.
— К-к-какую кно-п-п-почку, Тобиии? – так и спросил, визгливо, совсем, как девчонка. Так же будет кричать Беатрис, когда он придет к ней со своей Штукой. Кричать, как недорезанная свинья и молить его, Тобиаса, о всепрощении и милости. Но нет, он этого так не оставит. Ей, как и Джимми придется за все заплатить сполна.
Он добыл из кармана Штуку, продемонстрировал ее другу. Оказалось, что она совсем красная. Или малиново – алая, как Кровь. Тобиас никогда не разбирался в оттенках цветов.
— Ч-что это?
— Всего лишь Штука. Я нашел ее здесь неподалеку, и теперь она принадлежит мне. А вместе с ней и еще кое – что, — прищурив глаза, Тобиас продолжал надвигаться.
— Ч-что с твоим л-лицом?
— А что с ним? Почему это всем вам не нравится мое лицо. А знаете почему? Потому что это лицо Урода! Самого настоящего мерзкого Урода, отпугивающего всех своим существованием! Думаешь, я не знаю, почему ты столько лет дружил со мной? Потому что ты Самый Добрый Парень На Этом Гребаном Свете. Мистер Милосердие и Само Участие! Как-то в детстве, я подслушал разговор наших родителей. Моя мама просила твоего отца поговорить с тобой. Поговорить о том, что бы ты стал для меня Лучшим Другом. И ты им стал. Я всегда был лишь твоей Уродливой тенью.
— Тоби, что ты такое говоришь? – в благоговейном ужасе прошептал Джимми. В воздухе остро запахло опасность. Не той, когда соседские мальчишки хотят вздуть тебя, а самой настоящей, от которой веяло могильным холодом. Метьюс попытался взять себя в руки, — Никто не виноват, и ты тоже, что родился с… таким лицом. Это все болезнь. Проклятая генетическая болезнь. Никто не застрахован от этого. Просто другим повезло чуть больше твоего. Но ты умный, очень умный и талантливый. Вспомни, как мы с тобой мастерили…
— Нееет! Замолчи! Ничего этого не было! Ты просто жалел меня! На моем фоне ты казался себе Героем и Мистером Красавчиком! Всего лишь генетическая болезнь? Так, небольшое отклонение от нормы? Да люди на улице шарахались от меня, как от чумы, пока с годами не привыкли, что я такой. Посмотри на меня внимательно! Ну же, не отводи глаза! Не хочешь! Тогда я сам расскажу тебе о себе. У меня голова в два раза больше футбольного мяча. А носа совсем нет. Есть только две дырки в черепе, обтянутые кожей. О, кожа! Какая чертовски привлекательная у меня кожа. Землянистого оттенка, вся в складках и шрамах. Тебе нравятся мои глаза? Один из них ничего не видит с самого рождения. Зато два других прекрасно видят. Каждый раз, когда я подхожу к зеркалу, я вижу свой безобразный лягушачий рот, без губ.
— Твое лицо, Тоби…
— Теперь это Твое Лицо, Джимми Метьюс! – выкрикнул Тобиас и с наслаждением нажал на кнопку, сладко вибрирующую под его большим пальцем.
Глядя на катающегося по земле Бывшего Лучшего Друга, скребущего себя ногтями по Своему Новому Лицу, в надежде содрать его, Тобиас криво усмехнулся. Провел кончиками пальцев по нежным щекам, с ровной, свежевыбритой кожей, коснулся тонкого, аристократически – заостренного, носа. Но больше ему нравились губы. Раньше у него их не было. Пухлые, сочные, по – мужски чуть обветренные. Беатрис понравится их целовать. Тобиас всегда догадывался про эту Маленькую Шлюшку. А когда он всласть насладится ее хорошеньким сформировавшимся телом, он снова достанет Штуку. Они со Штукой Теперь Лучшие Друзья Навсегда. И Они знают, что Надо Делать, чтобы им было хорошо.
ОКНО
Окно располагалось в маленькой, пахнущей маринованным имбирем кухне. Обрамленное голубыми занавесками, неравномерными волнами, взбирающимися под свежевыбеленный потолок, оно являло собой стеклянный прямоугольник в пластмассовой раме. С виду непримечательное, обычное, как в миллионах других домов, окно представляло для Таира наивысшую ценность. Каждую свободную минуту своей жизни, он старался проводить в кухне, на шатком стареньком стуле напротив окна. Часы, когда свидание с ним делалось невозможным, мальчик ненавидел. Заболев, что случалось с ним довольно часто, он вынужден был находиться в постели несколько суток подряд. В эти дни, Таир неистово страдал. Детское сердце истекало кровью, когда острый слух ребенка улавливал едва различимые звуки разговоров и звон посуды из кухни.
Он ревновал к окну, ненавидя всех за то, что в данную секунду, именно они, а не он имеют возможность пройти мимо него, невзначай коснувшись рукой гладкого прохладного подоконника. Они, а не он, когда захотят могут посмотреть через натертое до рези в глазах, ослепляющее, оконное стекло туда, где… На этом месте мысли мальчика начинали путаться, перемешиваться, сливаться в одну тонкую жидкую субстанцию, мерно текущую по направлению к окну. Оно трансформировалось в его сознании, изгибалось, сворачиваясь то пополам, то скатываясь в трубочку, образовывая собой подзорную трубу, через которую он видел то, что тащило его, притягивая сильнейшим магнитом вожделения. Схватившись за голову, мальчик катался по постели, подминая под себя мокрые от собственного пота простыни, извергая изо рта звериные, полные отчаяния поскуливания.
На его крики прибегала она. Тянула к нему усыпанные веснушками руки с обломанными ногтями, склоняясь так низко, что слышалось ее смрадное отвратительное дыхание, ползущее по его щеке. Крепко обхватывала худенькие мальчуковые плечики, трясла, как тряпичную куклу, отчего его голова, метущаяся в истерике из стороны в сторону, меняла траекторию, ударяясь затылком о пружину, выпирающую из старенького матраса. Выгнувшись дугой на очередном подъеме, ребенок замирал. Полуприкрытые глаза вваливались внутрь, распухший язык заполнял все пространство ротовой полости, оставляя для живительного воздуха микроскопическую щель для входа и выхода. Из нее каждый раз, стыдливо и неудержимо выбиралась на свет вязкая слюна. Оглядевшись по сторонам, она выбирала свой дальнейший путь. Медленно текла вдоль впалой щеки или, раздвоившись, огибала узкие губы и острый подбородок.
Тогда она отставала от него. Кидала на постель, бросала в него толстым комком свалявшегося одеяла и уходила, погасив свет. Мальчик спал. А когда просыпался, не было уже липкой слюны на лице, безнадежности и стеклянной подзорной трубы. Будущее представлялось ясным и солнечным. Как летнее утро за его окном. При мысли о нем, ребенок приподнимался на локтях, свешивал ноги с кровати, совал теплые ступни в холодные резиновые тапочки и, пошатываясь шел к окну.
Оно ждало его. Всегда на одном и том же месте. Умытое и хрустящее. С легкими голубыми занавесками по бокам. Таир брал стул, седлал его задом-наперед как верного коня и, уложив голову на край спинки, замирал. Иногда проходил час, иногда два, прежде чем окно начинало говорить и показывать. Стекло, разделяющее кухню и внешний мир, растворялось. В комнатную духоту врывалась летняя свобода и многообразие звуков и запахов. В этот раз окно транслировало сказку. Красавица и чудовище, немыми губами прочитал мальчик. Где-то он уже слышал это словосочетание. Совсем давно. Тогда было уютно. Кажется, его даже качали. Тогда его еще не тошнило, и отвратительная жидкость не заливала круглые колени того, кто качал его на них. Перед глазами поплыли картинки из прошлого. Зеленовато-желтая лужица под стулом, на стуле, на платье. Женский крик. Новая порция отвратительного извержения. Крик, переходящий в визгливое сопрано. Крик…
Он всколыхнулся всем телом, чуть не упав вместе со стулом на пол, помотал взлохмаченной головой, избавляясь от остатков увиденного. Во рту запахло тошнотой. Едва справившись с приступом, ребенок вновь принял устойчивое положение на стуле – коне и уставился в окно.
На лужайку вышла красавица. Более прекрасного существа невозможно было представить. Все в ней источало нежность и доброту. Коктейльное платье кремового цвета облегало идеально выточенную фигуру. Волосы, иссиня-черные, гладкие, переливающиеся как шелк, уходили за плечи, закругляясь на худеньких трогательных лопатках. Лица женщины не было видно. Она легкой походкой прошла вдоль аллеи с розами и остановилась у куста акации.
Больше всего на свете Таир хотел видеть ее лицо. Какое оно? Милое и улыбающееся или сосредоточенно-напряженное как в последнее время?
Снова картинки из прошлого. Чуть вздернутый веснушчатый нос, слабо подкрашенные пушистые ресницы вокруг оливковых глаз, узкие бледные губы с едва заметной родинкой у подбородка. Слабая улыбка и внезапное преображение. Оно испортило все. Искаженное болью лицо больше не выглядело прекрасным. И крик. Истошный, полный скорби и неотвратности происходящего. От крика закладывало уши. Хотелось только одного. Чтобы он смолк навечно. И он стих. Скатился с верхних ноток в самый низ. Апогеем стал слабый выдох, сопровождающийся чуть слышным стоном. Последним в ее жизни.
Что он хотел увидеть в окне? Вновь ее, прекрасную и далекую? Или того, кто сотворил с ней такое? С ней, самой прекрасной фее на земле.
— Мама, мамочка, — слабо позвал он, протягивая тощую руку к окну. Подушечки пальцев уперлись в стекло. Почему то ему всегда казалось, что стекло на окне обязательно должно быть холодным или хотя бы прохладным. Как вода в ручье. А оно теплое и живое. Как она. Та, которую больше не вернуть. Одним днем она исчезла из его жизни, оставив одного в этом огромном пугающем мире. Только для него он состоит из одной единственной комнаты, стула, кровати, небольшого стола и окна. Мальчик пригляделся. Сегодня окно изменилось. Оно было поделено на несколько квадратных кусочков, каждый из которых представлял собой маленькое окно. Ему надо выйти. Там, на лужайке за окном снова появилась она. Мама помахала ему. Он в ответ слабо кивнул. У него совсем нет сил, но он постарается.
Он отошел от окна настолько далеко, насколько позволяло пространство комнаты. Мама продолжала махать ему. Мальчик подобрался, сосредотачиваясь на своей цели, постоял несколько секунд в этом, новом для него положении, сделал первый неуверенный шаг вперед, к окну и побежал.
Звон разбитого стекла привлек внимание доктора Гирза и тетушки Анны. Первым наверх, в комнату мальчика, которого давно перестали называть по имени, ворвался доктор. За ним, запыхавшись, примчалась Анна.
— Я всегда говорил, что этим все и закончится! – Гирз подошел к телу мальчика свисающего с решетки. Голова ребенка каким-то образом смогла пролезть в одно из отверстий, оставив туловище, руки и ноги в комнате. Из сломанной шеи торчали осколки белой кости. Один из осколков врезался прямо в сонную артерию. Несколько глубоко вошли под кожу, располосовав ее в мелкую алую паутину.
— Он мертвый? — ровным голосом осведомилась Анна. Она уже успела прийти в себя и теперь сожалела лишь о том, что придется отложить приятное чаепитие с доктором на потом. Сегодня ей предстоит объяснение с полицией и генеральная уборка.
Доктор Гирз обернулся. На его лице играла задумчивая улыбка:
— Несомненно, моя дорогая Анна. После таких травм! Теперь вы снова свободны.
— Да, я долго этого ждала. Два года. С тех пор, как… — голос Анны запнулся, — как это чудовище убило мою сестру Диану. Она была совсем молодой. И такой прекрасной! Родила этого мальчишку от кого попало, а когда вышла замуж за мистера Роуда и снова забеременела, теперь уже в браке, была на седьмом небе от счастья. Только недолго оно длилось. Ублюдок вонзил нож ей в живот по самую рукоятку, — на глазах Анны показались слезы. Достав платочек, она грациозно промокнула их.
Мужчина обнял ее за плечи.
— Он с раннего детства был сумасшедшим. Я уговаривал Диану отдать его на воспитание в специальный приемник. Но… ты же знаешь свою сестру, Анна…
— Она любила этого звереныша. Очень любила. За это он ее и убил. За любовь. Он хотел, чтобы она принадлежала только ему одному. Я помню этот день. Она рассказала ему, что скоро у него родится братик или сестренка. Она сидела в кресле – качалке в саду. Он забрался к ней на колени. Диана думала, что он будет рад. Он и был рад, когда ножом для разделывания мяса выпустил из нее кишки вместе с неродившимся ребенком. Он так смеялся и хлопал в ладоши, что смог заглушить ее предсмертный крик. А когда она перестала шевелиться, ублюдок измазался в ее крови и два дня орал, как резанный.
— Перестань, все это уже в прошлом, Анна.
— И, Слава Богу, что он подох, иначе я рано или поздно взяла грех на душу и придушила его собственными руками, — Анна протянула доктору Гирзу руки.
— Обожаю твои веснушки!
Еще почитать:
Городские легенды — Первая ночь кровавой луны
Bendy and the Ink Machine; Стих-Рэп
Лунатизм моей жены
Глаза Бетти Дейвис
«
»
1 комментарий