Зачин прежний.
Жили были старик со старухой. А при них: кот, собака, петух с курями, и прочая живность. Ну, все, как полагается.
Но нагловат был петушок — золотой гребешок. Чуть кто где подкрепиться надумает, тут и он: в кормушку лезет, пихается, ругается некрасиво. А то к гусаку пристанет. Шипит на него гусь, а Петьке как с того гуся вода.
И не столько он объесть кого мог — попробуй объешь свинью или лошадь! — сколько раздражала его бесцеремонность.
— И когда же, Петун, тебя в суп наладят, — ворчали на него недовольно.
Но хозяева его на суп петуха определять не торопились. Петух был хороший производитель, исправно топтал своих кур, да и чужим прохода не давал, чем приводил в неистовую ярость соседних петухов, и бился с ними нещадно, только перья по сторонам летели. Но ничего, приходил в себя, и опять за свое.
Привечали старики петуха-задиру, поскольку потомство от него было большое и постоянно множилось, другим на зависть. И служило это потомство в хозяйстве большим подспорьем. Яйца бойко продавались на железнодорожной станции; также хорошо шли и курочки, их на свет производящие, но уже в жареном или вареном состоянии. Семейный бюджет увеличивался, благосостояние росло. Нет, не собирались дед с бабкой петуха на суп расходовать.