О БОРОДЕ, НО НЕ ТОЛЬКО
Я лежу и думаю о бороде. Ни о какой-то отдельной бороде: черной, белой, рыжей, редкой или густой, а вообще — о бороде в целом. Думаю уже долго. Почему дяди ее носят? И не нахожу ответа.
Сегодня в школе я узнал, что в Древнем Египте фараонам специально подвязывали бороды, как подвязывают мочалки теперешним Дед Морозам.
Может быть, дяди, носящие бороды, считают себя красивыми?
Мне пришло в голову, что борода растет от старости. Но ее носят и молодые.
А про старость я не знаю ничего.
Мама с папой говорят, да и то с неохотой, что старость — это когда ничего не работает: ни ноги, ни руки, ни голова.
Не знаю…
Мои бабушка и дедушка выглядят отлично! И все у них работает.
Лично я носить бороду не собираюсь. Не хочу, чтобы полкуска торта оставалось на ней. Хочу, чтобы весь кусок был внутри меня. Весь! Без остатка!
Я вообще еще очень многое не знаю. Хотя иногда папа, мама и учительница объясняют мне всякие вещи. Или это им кажется.
Во всяком случае не все сразу до меня доходит. И тогда мама, папа и учительница начинают сердиться и выходить из себя. А вышедшие из них мне не очень-то нравятся; потому что они уже ни мама с папой, и не учительница, а другие люди, совсем на них непохожие.
Они кричат: как это я не понимаю таких простых вещей!
Не понимаю… Может, для них они и простые.
Но я не обижаюсь. Ведь мне уже не мало лет, хотя и недостаточно много, а я такой непонятливый.
Я решаю — хватит думать о бороде! Буду думать о чем-нибудь хорошем, приятном.
Вот интересно, ложишься спать, мечтаешь во сне посмотреть футбол, или там хоккей… Так нет! Снится пакостная задачка со всякими неизвестными, а что известно, так лучше бы ни во сне, ни наяву не видеть.
Ох уж эти задачки! Сегодня вечером решал одну такую. И получилась полная ерунда. Якобы в магазин завезли продукты, и спрашивалось — чего больше: моркови или лука? А у меня больше всего оказалось картошки, да и то мороженой. Конфет надо было побольше завезти. Про конфеты решать интересней. Мне нравится не решать задачки, а, посмотрев в конец задачника, узнать на них ответ.
Но это не нравится Нине Федоровне. Это не нравится маме. Про папу я уже и не говорю. Ему вообще мало что нравится. Ну, разве только я, мама… и телевизор. И еще почитать спортивную газету.
Не люблю арифметику! Вот физкультура — это другое дело. Я с удовольствием бы занимался ей вместо арифметики. Но школьные перемены я люблю еще больше.
Так же думаю о том, что мне приснится.
Вовке Брусникину все время снится Древний Рим: то он с гладиаторами в цирке борется, то они с ним воюют. Да еще львы, тигры… Интересно!
Мне тоже иногда Рим снится. . Только я не пойму — древний он, или еще какой, на арене я, или на стадионе. Я бросаю копья, и все они летят далеко и точно в цель, а я едва успеваю получать одну золотую медаль за другой.
Сны тем более странные, что у нас в школе с копьями напряженка, как впрочем, и с другими метательными орудиями.
А Женьке Лисицкому почему-то снится Гондурас.
…И вот я опять в Риме. Хватаю копье… Но тут звенит будильник, а это значит, что пора просыпаться, пора идти в школу.
Но что-то сегодня мне в школу не хочется. Как вспомню про арифметику, так ноги сразу и отказывают. Не идут ноги! В школу, конечно, не идут. А так-то с ними все в порядке — в футбол хоть сейчас.
За завтраком я спросил у мамы и папы — в кого я такой уродился?
— Какой такой? И почему это вдруг тебя заинтересовало?
— Это не меня заинтересовало, а Нину Федоровну, нашу учительницу.
— Но почему?
— Видишь ли, папа, — сказал я, — мы слегка повздорили с Димкой Крайниковым насчет волнистых попугаев. Я утверждал, что наш Пашка самый лучший в мире.
— Правильно, — поддержал меня папа.
— Ну вот… А Димка сказал, что это грязная ложь, и что его попугай Сашка лучше. Ну… Ну… Ну, и случайно я заехал ему по уху.
— Случайно? — удивился папа.
— Ну конечно! Если бы не случилось ему сказать такую глупость, то и с ухом ничего бы не случилось. К тому же я отстаивал честь семьи.
— Да? — в свою очередь удивилась мама.
— Вы же сами говорили, что Пашка полноправный член семьи. Вот я и защищал его права… как мог.
После небольшой паузы, пока мама с папой обменивались взглядами, я собрался с духом и торопливо пробормотал:
— Кому-то из вас надо зайти в школу… А с Димкой я уже помирился.
Вид у родителей был недовольный. И немного разгорячившись, они стали выяснять — в кого я уродился. И получалось, что уродился я непонятно в кого. Потому что, и со стороны мамы и со стороны папы все родственники были исключительно послушными, умными, порядочными людьми, и обладали еще целым рядом необыкновенно привлекательных качеств, каковых я был лишен напрочь.
— Так я что же, исключение? — замирая от восторга спросил я.
— Ты горе луковое! — воскликнула мама.
— Как это? — изумился я.
Но тут наш разговор прервал телефонный звонок. Я вышел в коридор. Звонил Сережка, мой лучший друг. Он мне напомнил, чтобы я не забыл принести в школу альбом с новыми марками.
Когда я закончил разговор и вернулся на кухню, папа с мамой тоже закончили обсуждать родственников и мирно пили чай.
Сев за стол, я заявил, что у меня есть гениальная идея.
— Ах, оставь! — сказал папа. — И дай мне спокойно доесть свой завтрак.
— Ты что, папа, не веришь, что у меня действительно гениальная идея? — спросил я обиженно.
— Нет, — коротко ответил папа.
-Но у него долго вообще никаких идей не было, — сказала мама, — давай послушаем.
— Скоро наступит зима. Надо купить лыжи и хоккейный шлем. На лыжах мы отправимся с Сережкой в поход, а хоккейный шлем — это просто отличная вещь! — выпалил я на одном дыхании, и выжидательно посмотрел на родителей.
Папа вздохнул и сказал уклончиво:
— К этому разговору мы еще вернемся… к концу четверти, и только при предъявлении дневника и наличия в нем хороших оценок.
Пришлось принять папины тяжелые условия.
Мама с папой еще поговорили о том, что мне надо усерднее заниматься, как занимались они в свое время, когда были самыми лучшими и дисциплинированными учениками в своих классах, и все брали с них пример.
— И ты тоже должен брать пример, — сказал папа и со значением посмотрел на меня
Я не возражал, и сказал, что буду брать.
Папа у меня замечательный! В юности он был чемпионом мира по всем видам спорта и подавал большие надежды в институте — так он сам говорит. Теперь большие надежды возлагаются на меня. И мама у меня тоже замечательная! Особенно я люблю ее, когда она готовит что-нибудь вкусненькое или делает мне подарки. Я думаю, что родители меня тоже любят. И мама зовет меня не только «луковым горем», но и бриллиантом, золотцем, изумрудом и другими драгоценными словами.
— Ну, какими еще новостями ты нас с утра порадуешь? — спрашивает папа.
— Вчера я был у бабушки, и она нагадала на картах, что меня сегодня в школе ожидает неприятность.
— Как, еще одна неприятность! — поморщился папа, а мама всплеснула руками.
— Бабушка сказала, что это маленькая неприятность.
— Не надо нам никаких неприятностей — ни больших, ни маленьких, — меняя тон на очень строгий, сказал папа. — Веди себя хорошо и все будет в порядке. Обещаешь?
Я обещал.
— Кстати, насчет новостей. У нас в классе появился новенький.
— Ну что же, — заметил папа, — значит одним товарищем станет больше.
Да, он отличный, этот новенький! Правда, на первой же перемене мы подрались… А зачем он сказал, что у меня уши, как у мутанта? Это неправда! На самом деле уши у меня потрясающие; на них еще сосед по даче обратил внимание, когда я однажды залез к нему в сад. «Что за уши, — сказал он, — замечательные уши. Драть за них — одно удовольствие!»
А уже на следующей перемене мы помирились, и он подарил мне марку с изображением динозавра. Отличная марка! И он отличный товарищ, этот новенький! Забыл совсем — зовут его Сашей.
Одним словом, мы стали лучшими друзьями. Хотя, конечно, у меня есть еще друзья: девчонки, разумеется, не в счет.
Я предложил Сашке дружить по-нашему, по-настоящему.
— Это как? — спросил он.
— Ну вот, например, — я не надолго задумался. — У тебя конфеты есть?
— Есть немного.
— Мы разделим их поровну. Это и называется — дружить по-настоящему.
— А у тебя есть?
— Что есть?
— Конфеты есть у тебя?
— У меня конфет нет, но когда будут, я с тобой тоже поделюсь.
Он посмотрел на меня с некоторым сомнением. Я хотел было сказать ему, что недоверие, так явно выраженное человеку, сильно того унижает, но потом подумал, что он еще меня мало знает. Вот когда узнает поближе…
— Мы с папой уходим на работу, — сказала мама. — И тебе советую поторопиться. Что ты там копаешься? Опоздаешь в школу! И посмотри на себя в зеркало — ты весь какой-то растрепанный.
— Дорогая, — произнес папа. — Он уже смотрел вчера фильм ужасов. Это его только лишний раз травмирует.
— На кого ты похож! Приведи себя в порядок, причешись. Как можно в таком виде идти в школу, — озабоченно выговаривала мне мама. — И не забудь взять зонтик.
— Но по радио объявили, что сегодня будет хорошая погода, — возразил я.
— Может быть, там на радио и хорошая, а здесь и сейчас — плохая, и капает дождь. Ты меня хорошо понял?
— Да, мама.
— Ну мы идем, наконец! — крикнул папа.
— Бежим.
Дверь за ними захлопнулась.
Перед уходом я насыпал корм рыбкам. У меня их две в банке плавают: Никанор и Варсонофий. Никанор, тот пошустрее будет. На раздачу корма всегда первый подгребает, а Варсонофий все больше в задумчивости пребывает.
Я выбежал во двор и тут же столкнулся с моим товарищем Славкой Гречневым. Славка любит хорошо и много покушать, и оттого у него живот похож на круглую скобку. Это очень забавно, но он не любит, когда над ним смеются.
Скоро к нам присоединился Витька Меднис, наш отличник, и сходу похвастался, что родители подарили ему новый учебник арифметики, чему он ужасно рад, и в котором обнаружил ряд интересных задачек.
— Арифметика — отличный предмет! — радостно сообщил он.
Он ненормальный, этот Меднис, да и родители похоже тоже. Но надо признаться — в арифметике Витька здорово разбирается. И как ему это удается! Зато в основном школьном предмете — в физкультуре — он полный ноль!
— Ну ты и сказанул, — огорчился Славка. — Разве арифметические задачи могут быть интересными?
— Еще как могут! Но вам этого не понять, потому что вы туго соображаете, хуже бабунов, а те никогда с арифметикой не дружили.
— Это оскорбление, Меднис. А за оскорбление физю бьют.
— Меня бить нельзя. Особенно физю. Во-первых, ты можешь разбить мне очки, и я не смогу решать задачи по арифметике; во-вторых, без очков — пара пустяков проглотить рыбьи косточки, а мне бы этого очень не хотелось; и в третьих, я . на тебя пожалуюсь, и ты будешь наказан!
Что касается костей — то он прав. Однажды у меня в горле застряла косточка — очень неприятное ощущение.
Нет, никак нельзя было бить Витьку. Он и комплекцией не вышел… Да что там говорить — попросту слабак! И что прикажете делать с человеком, если он действительно носит очки?
У нас в классе трое очкариков, девчонок я не считаю. Витьку бить нельзя — он близорукий. Ваську Бегалова можно — он дальнозоркий. Интересно, сколько раз надо по Ваське ударить, пока он не станет таким же близоруким как Витька? А может, он станет еще более дальнозорким, чем прежде… Но что-то с ним обязательно должно случиться. Выяснить это можно только опытным путем. А третий в очках, Генка Тарлович, сам нас лупит почем зря, потому что он большой и сильный.
Глубоко задумавшись над оптическими приспособлениями своих одноклассников, я не заметил, как перед моим носом промчалась машина; задавить не задавила, но лицо обдало едкой жижей.
«А если бы я носил очки, то глаза бы так не щипало», — подумал я, переступая школьный порог. И в моей голове созрело твердое решение — когда я стану взрослым, первое, что я сделаю, это надену очки.
Еще почитать:
Закрой глаза, я покажу тебе свой мир. Глава 3. Наука – проблема Веры?
Добрые семена Сонца — Сонц видит ручку или игрушку
ИСПЕПЕЛЯЮЩАЯ ДЕВОЧКА
Как Стив попал в тюрьму! — Как Стив попал в игру!
«
»
26.11.2024
