МЫ УЗНАЕМ, КАК ГУСИ СПАСЛИ РИМ, А ЗАТЕМ ВЫБИРАЕМ СТАРОСТУ
Сегодня на уроке истории Нина Федоровна рассказывала нам о Древнем Риме. Очень интересно рассказывала, особенно про гусей.
В 390 году до нашей эры, галлы захватили Рим. Только не смогли занять крепость на высоком холме. И вот однажды ночью они решили взять Капитолий (так назывался холм). Защитники холма крепко спали. И если бы гуси не загоготали и не разбудили людей, еще неизвестно как бы повернулась мировая история; а так римляне проснулись и отразили нападение, а потом и вообще выгнали врагов из города. И гусям после этого оказывали почет и уважение, а собак за нерадивость побили палками. Потрясающая история!
— А еще кого-нибудь гуси спасали?
— Насчет гусей не знаю, — сказала Нина Федоровна, — зато знаю про петуха. — И она рассказала нам о старинном городе Мюнцере, который осаждало войско соседнего княжества. В городе царил страшный голод. Остался последний петух, и было принято решение — зажарить его и съесть. Но он вырвался и взлетел на городскую стену, где важно расхаживал и спокойно кукарекал в свое удовольствие. Осаждавшие, как увидели того петуха, то сразу и подумали: ну, знать горожане сильны и долго могут продержаться, раз у них петухи свободно разгуливают. Они сняли осаду и с позором удалились. Ну, просто классная история! Я такой никогда раньше не слышал.
— А другие животные были спасателями? Неужели, например, конь глупее гуся?
— А гусь — разве животное?
— Нет, гусь — не животное. Гусь и петух — птицы. Только гусь — водоплавающая птица, а петух — воздухоплавающая.
— Гусь — это зверь! — сказал я. — Тут один даже напал на меня (это я про Петрушу вспомнил). Ну, чистая зверюга! Еле ноги унес.
— Так, дети, пошумели и хватит! — закричала учительница. — Давайте продолжать урок.
Что любопытно, и гусям и петуху поставлены памятники. И не только им. Так в благодарность за спасение легендарных основателей Рима — Ромула и Рема — удостоилась памятника, вскормившая их волчица. Оказывается многие животные сыграли значительную роль в истории.
— А собаки тоже играли роль?
— Им ставили памятники?
— Собаки играли и играют огромную роль в жизни человека и памятники им, конечно, поставлены, — сказала учительница. — Была бы моя воля, я поставила бы огромный памятник всем собакам — они это заслужили. Только вот пород у них много, непонятно какой ставить. Одни собаки помогают охотникам, другие несут сторожевую и военную службу, заботятся об инвалидах, собаки-поводыри, есть ездовые собаки и специально обученные собаки-спасатели, почтальоны…
«Почтальон — это здорово, — подумал я. — Вот бы Гаврилу сделать почтальоном, пусть бы относила записки Катьке Лепилиной».
— Мы немного отвлеклись, — заметила Нина Федоровна. — Давайте вернемся в Древний Рим.
И мы вернулись. А потом перескочили и в императорский период Древнего Рима. Было до того интересно, что я проголодался. И когда мы дошли до императора Калигулы, я вынул из ранца сырок и стал с аппетитом жевать. Глядя на меня, и Славка полез за своими запасами, достал яблоко и громко им хрустнул.
— Гречнев, ты почему ешь на уроке! — с упреком воскликнула учительница. — Может, ты уже все знаешь про Древний Рим?
— Ну, все не все… — пробормотал Славка.
— Так, любопытно, — заинтересовалась Нина Федоровна. — Ну и что ты знаешь?
— Ну…
— Начало многообещающее, — подбодрила его учительница. — Продолжай.
— Ну… так сказать… — промямлил Славка.
— Так скажи, не томи нас. А может быть, ты вообще ничего не слышал из того, о чем я говорила?
Славка уставился в пол, выдавил из себя, что про гусей он слышал, и на всякий случай приготовился заплакать.
— Садись и будь внимателен. Нельзя делать два дела сразу — есть и заниматься.
— Почему нельзя? — удивился Вовка Брусникин. — Вот мой папа, к примеру, вчера в одно и то же время ел, разговаривал с мамой, смотрел футбол, читал газету и делал мне замечания.
Лицо у Нины Федоровны немного побледнело и слегка отдало в желтизну. Она забарабанила пальцами по столу.
— Давайте все-таки продолжим, — медленно выговаривая слова и устало опустив голову, сказала учительница. — Итак речь шла о безумном императоре Калигуле, который сделал своего коня сначала римским гражданином, потом сенатором, и даже вознамерился удостоить того званием консула. И удостоил бы, если бы…
— Выходит наш Меднис тоже безумен? — перебил учительницу Колька.
— Что это вы выдумываете! — удивилась Нина Федоровна.
— Как же иначе! Разве нормальный человек станет с утра до вечера решать арифметические задачи! Нет, сенатором он быть не должен. По мне, так лошадь лучше!
Витька недовольно заворчал.
— Ужас, ужас, ужас… — прошептала учительница. — Ваш класс — это кошмар школы, и мой личный… — Лицо ее еще больше опало. — Так о чем это я… — рассеянно произнесла она, задумчиво уставившись в потолок.
— Вы рассказывали нам о Древнем Риме, — подсказал Сережка.
— Ну да… конечно… вспомнила. Так вот, Рим был взят и разграблен варварами в 410 году.
— Это Конан-варвар его разрушил?
— Нет, Аларих, — слабо возразила учительница.
— А кто такой был Конан?
— Конан — это варвар из Киммерии.
— Откуда, откуда?
— А что Аларих сильнее Конана?
— Думай, что говоришь! Совсем из ума выжил! Это надо же сказать такое — Аларих сильнее Конана! — возмущался Лисицкий, размахивая руками.
— Сильнее, сильнее, сам ты ненормальный и нуждаешься в тщательном медицинском уходе. Тебе срочно надо обратиться к доктору Пилюлькину, — в свою очередь раскипятился Вовка Брусникин. — И перестань играть с огнем, Лисицкий! Когда-нибудь он вспыхнет ярким пламенем, и тогда…
— …я его погашу! — хвастливо заявил Женька.
И они сцепились друг с другом. Вот это было сражение! Почище, чем в 410 году. Учительница еле разняла их.
— А козы Рим не спасали? — спросил Сережка. И зачем-то добавил: — Древний, разумеется.
— Боже мой! Боже мой! — застонала Нина Федоровна, качая головой.
— А моя бабушка говорит, что нельзя поминать имя Божье всуе. Она всегда, когда козу искала: то божилась, то чертыхалась и говорила, что она грешная. Нина Федоровна, а вы грешная!
— Коза! — обреченно сказала учительница и как-то нервно передернула плечами. — Опять коза! Коза и твоя бабушка. Везде и повсюду. Мне всю ночь снятся козлы. Я вызову твою бабушку в школу. Ой, что это я говорю… Горько мне, — вымолвила она. — Горько! Не по себе что-то… Пойду подышу свежим воздухом, — и она опрометью выбежала из класса.
— Серега, а что значит «поминать всуе»?
Перед началом следующего урока к нам в класс зашел Юлий Цезаревич и сказал, что Нина Федоровна чувствует себя неважно, и минут двадцать нам придется провести одним, и он надеется, что в течение этого времени мы будем вести себя тихо и пристойно. Завуч ушел, и минуты две мы вели себя тихо и даже пристойно. Это было здорово, хотя и непривычно. А потом я сказал, что когда мой папа учился в школе, то был отличным старостой.
— Это как?
— А я знаю, — сказал Меднис. — Мой папа тоже был отличным старостой. И он был самый главный в классе.
— Главнее учительницы?
— Нет, учительница была главнее, но сразу после нее — он был самым главным.
Быть самым главным — это неплохо, и мы тоже решили выбрать старосту.
— Будем выбирать старосту и вице-старосту, — сказал я.
— Что значит вице-староста?
— Ну, это значит, что он, то есть вице-староста, станет правой рукой просто старосты.
— А левой рукой — кто станет?
— Никто не станет, левой руки не предусмотрено.
-Так что, он будет однорукий, наш староста…
— Не сбивай меня, Вовка! Давайте выдвигать кандидатов. Потом мы их обсудим и выберем достойного.
— Достойный — это я! — сказал Сабельников.
— Так… Предлагаю тебе немедленно взять самоотвод.
— Это еще почему?
— Почему, почему… По кочану! Потому что ты зубы не чистишь — вот почему!
— Вот это новость! Откуда ты знаешь, чищу я зубы или не чищу. И кто это видел, чтобы староста чистил зубы?
— А я предлагаю кандидатом Клещеву Наташу. Она замечательно вышивает по канве, хорошо учится и обожает певца Жуликова-младшего, — высказалась Цветочкина.
— Может быть, Клещева и отлично вышивает по канве, но она ябеда! А уроки за нее делает старшая сестра — вот! Она воображала, и у нее плохой вкус, если думает, что ее новая кофточка — отличная. И Цветочкина ее подруга. Не быть ей старостой! — с большим чувством закончила Светка Панина.
— Да о чем вы говорите! — разволновался Женька Лисицкий. — Вы соображаете хоть немного? Что это за староста, вышивающий по канве…
Тут поднялась Варька и сказала:
— Я предлагаю Колесниченко Аллу. Она прекрасно готовит суфле и отличная подруга.
— Что готовит? — изумился Крайников.
— Это неважно. Ну что, проголосуем за нее?
— Как это неважно, — сказал Димка. — Это очень важно. Я, может, тоже отлично готовлю, как там его… суфле.
— Ты, суфле?! Ха-ха-ха! Уф, ты меня рассмешил, Крайников. Я просто умираю от смеха.
— Ладно, проехали, — заявил Димка. — К лешему старосту, жующего суфле!
— Не жующего, а готовящего! — завертелась юлой Варька.
— Что мы все девчонок выбираем, — недовольно пробурчал Толик Каребин. — Как будто кроме них, других нельзя выбрать…
— Давайте Тарловича выберем, он сильный.
— Ну и что. Сестренкин тоже сильный. Может быть, и его выберем?
— А что ты против меня имеешь? — возмутился Колька.
— Нет, Сестренкин не сильнее Тарловича!
— Пусть они подерутся. Тогда мы увидим — кто сильнее.
— А почему мы должны выбирать сильных, чтобы они нас лупили? Сила есть — ума не надо? — возразил Витька.
— Ты хочешь сказать, что надо выбрать умного, уж не тебя ли? — насмешливо спросил Лисицкий.
— Ну не дураков же выбирать.
— Ты на что намекаешь? Ну, ты у меня сейчас договоришься, арифмометр в очках!
— Ребята, ребята, прекратите! — закричали девчонки.
Мы чуть-чуть не подрались. Никогда не думал, что так трудно выбирать старосту. Может, попробовать начать с вице…
А скоро пришла Нина Федоровна, выборы пришлось отложить, и все оставшееся до конца урока время мы вели себя очень тихо и пристойно, чтобы ее не расстраивать, и она была очень довольна.
На большой перемене мы сыграли в «Угадай пирата». По считалке водить выпало Вовке Брусникину. Ему завязали глаза, и он должен был угадать, кто ему влепил подзатыльник. Получив первый увесистый толчок, Вовка страстно произнес:
— Это ты, жестокий пират, Просиков!
Ответом было молчание, прервавшееся новым звонким подзатыльником.
— В таком случае — это ты, подлый пират, Томилин!
И не дождавшись ответа, после третьей затрещины, уже вполне уверенно заявил:
— О-хо-хо! Да это самый гнусный из пиратов — Трахтергенц!
Ленька ахнул от удивления.
— Как же ты догадался?
— Да я тебя за километр чую, одноглазый негодяй!
— Это грязная ложь! — с достоинством сказал Ленька.
— Я никогда не лгу! — с не меньшим достоинством ответил Вовка и стукнул Леньку по затылку.
Испытывая сильную душевную боль и физическую усталость, Ленька побежал в школьный туалет, напился воды из-под крана, на время там затаился, а потом успокоился и вернулся обратно.
До конца перемены мы еще успели сыграть в «Попробуй попади». Теперь водил Ленька. Завязав глаза, его заставили сделать несколько шагов в сторону и повернуться вокруг себя. Поставили рядом с ним мяч и с интересом стали смотреть — попадет ли он по мячу или нет.
По мячу он не попал, но зато попал мне по ноге, и я закричал от боли, а Ленька стал скакать туда-сюда, как чокнутый кузнечик, и тоже кричал. Пока его остановили, сняли повязку, он еще пару раз лягнул Женьку, чем привел того в неописуемое волнение. Чтобы успокоиться, Женька, в свою очередь, лягнул Леньку.
Нет, сегодня явно не Ленькин день.