Улыбайтесь, господа, улыбайтесь! Даже сквозь слёзы, улыбайтесь и материтесь — это поможет нам выжить. Только не болейте и не спивайтесь, пожалуйста. Миру ещё понадобятся люди с профессией «человек»!

Щит или меч. Там, где Гомер встретился с Пушкиным.

«… о, тяжело

Пожатье каменной его десницы!

Оставь меня, пусти — пусти мне руку…

Я гибну — кончено…»

А.С. Пушкин, КАМЕННЫЙ ГОСТЬ

1830

Часть I

Стемнело. В холле зажглись тусклые ночные фонари. Она видела их даже через повязку, закрывающую глаза. Люди, всё же, очень странные существа! Зачем закрывать глаза богине, которая обладает даром провидения? Ей ведь без разницы, как видеть — через повязку или через стену, через день или через ночь? Повязка — символ беспристрастности? Ну пусть будет повязка, раз им так удобнее. Пристрастность повязкой не лечится, иначе половину местных судей надо было бы в повязки нарядить, да жаль не поможет. Говорят, горбатого могила исправит — пристрастного, видимо, тоже.

Фемида снова осталась одна в огромном здании, почти в храме почти правосудия. Почти одна — охранники не в счёт: спят за космическими пультами с открытыми глазами, тихо и мирно, как дети. Им тоже повязка не нужна — профессиональный навык сна наяву отточен годами службы. Каждую ночь и все выходные напролёт она проводит в полной тишине, наедине со своими мыслями, тщательно взвешивая законность и справедливость судебных решений. По рабочим дням здесь суета сует: бесконечно опаздывающая публика бежит от входных турникетов к стеклянным лифтам; мечется по огромному холлу, не понимая куда идти; рассаживается на лавках по периметру, будто птички на жёрдочках; от скуки глазеет на неинтересные протокольные экспонаты местного музея. В прозрачных лифтовых шахтах шныряют кабинки, через стеклянный потолок иногда пробивается солнце, а мраморные полы намывают до блеска тихие машины-полотёры. Какое-никакое, а развлечение. Если тебя угораздило стать статуей, то стоит радоваться и таким мелочам. Кому-то ведь повезло меньше: стоят в углу, где-нибудь в суде захолустного города N, под нависающим полотком в три метра среди обшарпанных стен. Бедняги мини-версии Фемид вообще живут на рабочих столах, а значит перед ними мелькает только одна приевшаяся физиономия, не всегда приятная. А те, что стоят на улицах? Им на голову ещё и голуби гадят, и атмосферные явления валятся, так что у неё условия более чем сносные — грех жаловаться.

Её поселили в новом модерновом суде, на почётном месте — в самом центре зала. Ростом она под шесть метров, поэтому смотрит на всё свысока, как богине положено. Хотя, когда уборщицы спорят о том, «кто сегодня с бабы в сарафане пыль будет стряхивать», бывает обидно — даже имени её не знают, по божественным пяткам безо всякого пиетета шваброй елозят. Мало того, что её, истинную европейку, сюда сослали, поставили в казённый дом в тунике, так ещё и меч отобрали — вместо него щит всучили. Стой, мол, прикрывай щитом от посторонних глаз то, что тут делается, а карать мы сами будем, как заблагорассудится — уж что-что, а карать мы умеем!

Сегодня к полуночи планируется общий фемидный сбор — событие редкое. Только в самых крайних случаях покидают Фемиды свои посты-изваяния и собираются все вместе, от маленьких статуэток до огромных статуй, на облаках, как положено богам. Сейчас такое неспокойное времечко, что общей встречи давно ждали. Лузеры, проигравшие дела, проходя мимо статуи в холле, завидуют, что Фемида каменная, и нервы у неё каменные, а они — несчастные страдальцы с истрёпанной до ветоши беспощадной судебной бюрократией нервной системой. Знали бы, какого это — быть богиней-провидицей, которая слышит все звонки «сверху», видит все сообщения с диктовкой вердиктов, все взятки, все угрозы и точно знает, как судья «выносит приговор»! У неё ж в руках контрольные весы, как в магазине, а на них каждый аргумент, каждая ложь, каждая подачка, каждая сделка с совестью. Работы много — радости мало. Ни железных, ни каменных нервов не хватит, на такое-то неправосудие беспристрастно любоваться! Ладно не поклоняются богине, так хоть бы боялись! Нет! У них в судах повсюду Фемиды, и плевали они на богинь правосудия, как и на своих богов, иконки которых тоже зачем-то везде расставляют. Уютнее им в божественном окружении что ли? У иных на столах Фемида, Николай Чудотворец, Будда и денежная жаба, и ничего — все уживаются, территорию себе не отвоёвывают. Всем богам места в мире хватает, а людям всё мало.

Конечно, во все времена бывало такое беззаконие, но, чтобы повально, повсюду и напрочь позабыв о справедливости — она на своём веку такого не припомнит. Когда это тут в предпоследний раз приключалось, не Фемиды холлы украшали, а бюсты вождей пролетариата. Богини позднее на смену им заехали, так что для хранительниц правосудия такой беспредел в новинку. Стоят, нервничают каменными нервами, иногда не выдерживают, срываются, сходят с пьедестала и кому-то из особо рьяных служителей беззакония «руку пожимают». Потом в соцсетях шквал сообщений: «Судью такого-то, осудившего такого-то на столько-то лет, настигла кара небесная». Но пока возмездие спонтанно: Фемида, она хоть и богиня, но женщина — и психануть может в особо вопиющих случаях! А вот когда люстрация начнётся… Когда люстрация начнётся? Может быть, как раз этот вопрос сегодня ночью обсуждать и будут? Нечего гадать — скоро полночь, там всё и узнает.

Часть II

В ночь созвала всех Фемид на большое собранье,

Главная властная и без повязки Фемида.

Та, что стоит перед храмом закона верховым,

Видит и знает куда буйный ветер подует.

Скорбью терзалась взирая, как гибнет и рушится право.

Стали сбираться они, и, когда на собранье сошлися,

С места поднявшись, пред ними сказала Фемида с глазами:

«Слух к нам пришёл из источников знанья надёжных:

В пятницу — день, что для вести дурной предназначен,

Будет и нам оглашён приговор неизбежный:

Иноагентом признают любую богиню Фемиду,

Что оказалась в России велением судеб».

Так им сказала и молча стояла пред ними.

Ропот прошёл по рядам из Фемид всеразмерных,

Тысяч и тысяч, что слушать вердикт собралися.

Слышались в ропоте том и слова, что негоже

Произносить бесконечно прекрасным и мудрым богиням —

Те, что на местном наречии матом зовутся.

Болью душевной в Фемиде верховной глазастой

Отозвались эти гадкие звуки, противные слуху.

«Эдак совсем обрусеют богини Фемиды.

Из небожительниц в бабу с веслом превратятся.

Как же заразны обычаи грубости местной!

Я и сама уж грешу нецензурною бранью —

Тут без неё не поможет ни бог, ни психолог.

Если б могла, то, пожалуй, ещё б забухала —

Местный обычай от гнева с тоской исцеляться».

Думала так, но прибожно сказала иное

Слогом, достойным высоких идей поминанья:

«Зевсу понятна обсценная лексика ваша.

Нам не избегнуть судьбы. Мы для них непригодны:

Места тут больше не будет свободным и честным.

С этою мыслью смиритесь, богини Фемиды!»

Голос в ответ подала молодая Фемида из бронзы:

«Чем же, скажи нам, Фемиды богов прогневили?

Иль мы не видим, как попрана здесь справедливость?

Иль мы пристрастны и падки на лесть и подарки?

Или погрязли в любовных утехах греховных

И позабыли, что выше всего правосудье?

Нам не по сердцу решенье жестокое это».

С ней изъявили Фемиды согласие криком всеобщим

Им отвечала Фемида с глазами печально:

«Правят здесь нынче не боги, но люди без бога.

Им и вершить свою правду. На это законы

Щедро штампуют земные, что в страхе, незнаньи и путах

Держат народ их — под каждую дрянь есть бумажка.

Вспомним ФЗ два пять пять, что про иноагентов:

Под иностранным агентом такое лицо понимают,

Что получает поддержку от сил заграничных

Или находится под иностранным влияньем.

Разве не мы это с вами, богини Фемиды?

Те, что родились из Греческих мифов прекрасных,

Были воспитаны матерью Геей и батькой-Ураном

Видеть и слышать с земли до небес справедливость,

Через границы и стран, и суде́б, и законов?

Дочери Благозаконие, Мир, Справедливость

Нашей семье добавляют штрихов негативных —

Мир здесь теперь под запретом, как всем нам известно.

Зевс, их отец, наш супруг, хоть и бывший, но вечный,

Слишком силён и гневлив — здесь такие в опале,

Так что семейка у нас, как один — все типичные контры.

Мы, европейки по духу, по праву рожденья,

В смутное время в судах диссонанс вызываем,

Что на наречии их «косяком» величают обычно.

Так что косяк поскорее им нужно исправить».

С ней согласились Фемиды одна за другою —

Иноагенты они, с этим трудно поспорить.

Только какая судьба ждёт теперь изваянья,

Те, что уж знают всю правду о местных делишках?

«Что с нами будет? Скажи нам как есть, коли знаешь.

Нас разобьют на куски и в котлах переплавят?

Головы наши заменят на Ленина бюсты?

Много их нынче на полках музейных хранится.

Будем суды украшать с бородой и в тунике?» —

Так вопрошали Фемиды с тревогой и гневом.

Их успокоить верховная снова пыталась:

«Ведают су́деб течением Мойры-богини.

Мы пригласили сегодня на сбор трёх провидиц,

Чтоб приоткрыть тайный полог удела Фемиды.

Нитки свои отложите, пожалуйста, Мойры

И уделите внимание нашим вопросам несложным».

Веретена не бросая ответила младшая, Клото,

Та, что владеет искусно спокойным течением судеб:

«Нити плетения остановить никогда не должная я,

Или прервётся с ней вместе весь род человечий,

Как предрекает один персонаж, всем известный,

Что судным днём сотрясает в своём телеграме.

Так что плетенье суде́б с болтовнёй совмещу я».

С ней согласились Фемиды и сёстры-богини.

Впрочем, с позицией этой и люди согласны:

Будь уж добра, продолжай досточтимая Клото —

Пусть человечества участь покуда продлится!

А́тропос, та что нить жизни должна перерезать

В миг, когда время придёт, путь земной прерывая,

Так им сказала: «Не вижу заданий для ножниц

Я про Фемиду на пару ближайших столетий.

Лишь обветшалых, без рук, без носов, безголовых,

Утилизация ждёт за износ, как доселе случалось.

Всем остальным, как завещано Пушкиным было,

Судей карать предстоит, пожимая им руки —

За безобразное их поведенье и жадность расплата».

Выдох пронёсся в рядах меж Фемид благодарных.

Все уж готовы услышать, что средняя Ла́хесис скажет.

Видит она, что за участь готовят им боги?

«Ну, не томи, расскажи!» — умоляют Фемиды.

«Вижу бюджета проект, в нём огромная сумма

На демонтаж всех Фемид из судов и судилищ.

На перевозку большущих до парков и скверов,

Где украшать им аллеи, фонтаны и клумбы.

Средних по дачам и замкам растащат, конечно.

Там между львами и гномами место найдётся.

Им на весы два цветочных горшка водрузятся,

И обовьёт их подножье вьюнок вездесущий.

Малых же вижу повсюду: в бильярдных и спальнях,

В барах и банях, в столовых и залах просторных.

Чаши весов переполнены грудой окурков —

Пепельниц участь назначена малым судьбою», —

Всех обнадёжила Лахесис будущим сносным —

Коль не разрушат, так значит продолжится время.

Следом спросила одна из Фемид любопытных,

Та, что раскрашена золотом, в цвет унитаза —

Символа власти и в высших кругах уваженья:

«Кто ж нас заменит в судах? Неужели же Ленин?

Или уже «самого» изваяют при жизни стату́и?

Сделают мини-фигуру его трёхметровой —

Реализуют желание быть великаном.

Может тогда наконец-то попустит владыку,

Бросит кошмарить весь мир, чтоб признали великим?»

Лахесис ей отвечала, немного подумав:

«Вижу бюджета проект, в нём огромная сумма,

Бо́льшая в множество раз, чем бюджет на Фемиду.

Чтобы в судах появился славянский бог Прове,

Что правосудием ведает и наказаньем.

Длинные уши его чтобы слышать получше,

Камень в руке — преступления символ он держит.

Цепь доказательств на шее, копьё для возмездья —

Всё есть при нём, чтоб вершить правосудие мог он».

«Бога на бога менять? — удивились словам тем Фемиды.

Странное дело… Зачем длинноухий им Прове?»

«Вы словно бы не в России живёте, богини! —

Мойра на их восклицание тут отвечала. —

Портит вас, право, нутро европейское ваше,

Вечные поиски смыслов и истины книжной!

Я ж говорю вам: бюджет! Распилить его надо?

Да и, к тому же, в отличье о вас, европейки,

Что признают справедливость лишь высшего свойства,

Прове стоит на дубовом столбе — силе власти,

Столп недешёвый, а значит добавится прибыль.

Прове, к тому ж, не провидец, к нему в приложенье

Идолов надо с десяток по кругу поставить,

Чтобы глазели повсюду и богу вещали

Где ему нужно вмешаться, а где и не стоит.

Аксессуаров полно, и фигурок в достатке —

Это ж деньжищи! И Прове мужик им понятный,

Власти покорный и с цепью на шее, что важно.

Вовсе не женщина в странной тунике с весами

И с убежденьями проевропейского толка!»

«Благодарим Вас, о мудрые вечные Мойры.

Ваши слова мы запомним и рок наш исполним», —

Так уверяли Фемиды, покорно главами кивая,

Мойр всех оставили прясть судьбоносную пряжу.

«Мать их ити! — возмутилась Фемида с глазами. —

Как же всё просто: не страсти тут правят, а деньги!

Денежных жаб надо в холлах повсюду поставить,

Алчные чтоб неустанно их тёрли до блеска

И танцевали вокруг, призывая богатство!

Здесь справедливость в количестве денег и власти —

Меры другой их весы уж давно не приемлют.

Что ж, коли боги такой нам удел объявили,

Значит исполним, как до́лжно. Да здравствует право!

Будет возмездие всем, кто закон попирает,

Только не местный, а истинный, небом хранимый.

Где бы мы ни были, каменной поступью тяжкой

Каждому, кто заслужил, принесём справедливую кару,

С наших высоких и низких сойдя постаментов!

А по домам-то, пожалуй, нам будет сподручней,

И далеко до бесчестных ходить не придётся».

Ей отвечали Фемиды: «Не слишком ли много

Нам предстоит покарать? И к тому же Фемидам

Меч заменили щитом, чтоб от нас уберечься!

Может быть нам пригласить на сей раз Немезиду,

Ту, что возмездье творит перманентно и метко?»

«Что за слова чрез ограду зубов излетели!

Эта работа должна быть исполнена нами. К тому же

Долго пытались наладить я связь с Немезидой —

Занята очень возмездья богиня делами.

Людям потребно теперь раздавать по заслугам,

И её график на годы вперёд уж расписан.

Так что с судами управимся сами, Фемиды.

Я уж Гефеста мечей наковать попросила

Всем, кому меч не положен был сразу в комплекте.

Много работы нам, девочки, нужно исполнить —

Миру пора возвращать правосудье закона!

Ждите сигнала. Весы безошибочны наши».

Так говорила. Прослушав внимательно, те согласились..

Часть III

Утром сотрудники суда спешили на работу, участники процессов на заседания. Как обычно, бежали через холл к лифтам, суетились и роняли стаканчики с кофе на мраморный пол. На Фемиду почти никто не обращал внимания — стоит и стоит себе «баба в тунике». Только одна уборщица спросила у другой: «Мне кажется, или раньше у неё в руках был щит, а теперь меч? Так ведь?» Другая ответила: «Да какая тебе разница? Твоё дело мыть — ты и мой. Нечего голову задирать и наверх смотреть. Наше дело маленькое — тряпка да швабра. Есть те, кто точно знает, кому щит, а кому меч».

Махоша. Май 2023. Москва.