Шапсыу

Стряхни ярмо зловещих звезд

Из утомленной миром плоти.

Шекспир

Кони степных кочевников не уставали топать копытами по просторному томбаку Владыки грома и тал’хыр. Седьмой день слыл скользким для конской нити: струны киснули, чуть было сгладит их смычок.

На восьмую ночь гроза сгладила нектаром почву и засухи не стало быстро. Кочевники представились вассалами из востока, и кони их фыркнули.

Давеча, удивленные шумному ливню, шапсуги собрались поблагодарить своих богов; но полны пулями их газыри.

Один из мужей, стоявший во главе остальных, пошел сообщить властям о новоприбывших и их намерениях. На встречу с ними собрались все должностные лица и множество жителей, соблюдая чинный порядок, но не выпуская оружия из рук. В должное время их спросили, кто таковы, откуда следуют и кем посланы. Иноземцы выступили, не без страха перед воинственными слушателями:

— Мы держим путь из севера фарфоровой долины, земли, расположенной на краю нашей необъятной республики. За спинами вашими кроются богатства, достойные внимания нашего предводителя. Слышали мы про нападки халифов, принесшие вам золото несметных размеров в обличии скотины, чьи рога по утру покрывают блеском зарева небеса Азии. Известно нам и то, что войны меж вами не прекратились, и единственно доблесть ваша не позволяет дотянуться до нас лучам сияющей короны, кои повсеместно соперничают с солнцем. Жест этот нам доселе непонятен. Почему вы отказались сложить оружие перед югом, чья щедрость забавляется с сумасшествием?

На вопрос вызвался шапсуг, занимавший среди прочих первое место:

— Достопочтенные гости, вижу, насытились рассказами собственной разведки, и глядя на нас издалека, ждали часа поудобнее, дабы прискакать чрез север, а не с юга, куда нацелены все мушкеты и копья дуйнеи Кавказа. То было лишним, ибо народ наш оказывает иноземным послам столь же торжественный приём, как и иноземному войску. Покуда вы пригнали галопом дождь, так долго не видавший эти края, что птицы разучились летать понизу в надобный час, мы вызволим из наших дум всё недоверие и вознесем за вас молитвы, чтобы вместе с нами и Боги вам благоволили.

С этими словами он поднял стальной рог и запел на неведомом гостям наречии, и те, в свою очередь, застыли в спокойном ожидании. Кончив, он передал рог одному из гостей, любезно прошептав: «помолитесь Своему, как умеете». Минутой после, шапсуг тихо продолжил:

«Давний и злой день, когда жители Аравии пришли проситься к нам в хозяева, успел стать сказкой для молодёжи, но мне и моим ровесникам не забыть, как всё начиналось; с собой они принесли восточные сладости, персидские паласы необычайных узоров, кучу белой бумаги и ручек, разного рода посуду, чай, порох, керосин, горький и молочный шоколад, и во главе сих даров скалилась золотая голова, и вправду — звериная, чьи уши, формы крыльев, торчали острыми концами в небо. Мы забавлялись им, как забавляет ныне наших детей молитвенная баранья голова на поминальном столе, то есть — с некоторой боязнью. Взаим они попросили чтить их Бога, как своего, на что мы радушно ответили согласием. На том ушли, оставив нашему жрецу их священную книгу со всеми преданиями и ладами. Но во второй раз они вернулись, когда земли Веспуччи открыто объявили изоляцию, и когда-то богатый караван вдруг сменился на вооруженное войско, полное кавалерии и, что нас удивило, несколькими бронемашинами. Оказалось, эти люди богаты нефтью, и истратили они немало топлива лишь для того, чтобы как следует припугнуть нас, тем не менее были льстивы, как и в первом визите (в этом мы старались не уступать). Начали они издалека, затрагивая легенды о дружбе наших народов, о том, как воевали бок о бок против неверных наши предки, об отваге Имама Шансура и его славных воинов, кои предпочли умереть, чем сдаться в плен лрувсам. Не буду мучать вас их долгими россказнями; в конце концов они выдвинули свои требования. Выяснилось, что они планируют крупную кампанию против островов Веспуччи и америговцев. В нас они видели верных союзников и предложили так называемый «братский договор».

Ранее всего весь цветной и чёрный метал из городов должен был переплавиться горными кузнецами в слитки и отправлен для нужд аравийцам, что замедлило бы производство, но в значительной степени сэкономило бензин для перевозок сырья. Далее, мужчины, способные самостоятельно передвигаться, без серьёзных осложнений от лучевых ожогов и имеющие потомство, должны отправиться на службу в прибрежной части аравийского полуострова, где они отплывут вместе со всеми в индийский океан, и через малаккский пролив доберутся до западного побережья острова Веспуччи. Ну и последнее, это незапланированная помощь халифату в тех или иных ситуациях, кои-де в будущем будут обсуждаться, если потребуется. Сим закончили, одарив Совет молчанием. Последний вопрос задал мой отец, тогда ещё живой; спросил про корабли и их количество, на что дипломат ответил «достаточно, чтобы отплыть двадцатитысячному войску».

Надолго замолк Совет, все уставились на костёр, а те, кто сидел подальше — на треск. Дипломат прервал тишину: «есть одно боевое судно островных, в отличном состоянии. Был куплен по бартеру, когда веспуччианцы нуждались в нефти». На этом Совет окончился, гостей поблагодарили и сказали, что для того, чтобы выслушать, достаточно одного внимания, но, для того чтобы ответить, нам должно получить решение Совета; и завтра в тот же час получат ответ.

Помню, как глаза чуть растерянного дипломата испугались, когда не увидели особого радушия в лицах жителей. Всё же он сохранил спокойствие и направился в кунацкую вместе с приближёнными. Их солдаты устроились в палатках, повеселились, поужинали, и вскоре легли спать. Но для старших Совета ночь не заканчивалась.

За закрытыми дверями, в покойном уголке уединясь, с немногими, но мудрыми тенями, судили мы, куда девать судьбу последних на Кавказе. Кто-то слева говорил, убить всех ночью, покуда сумрак время хоронит. Другие, те, что справа, сулили гнев Небес, коль гостя пальцем тронет кто, тем навлечёт беду всему народу. Думали, решали, час, второй, не утихали споры густобровых. «Последних кузнецов желают обескровить!» — вдруг заскулил в кромешной тьме один… Сошлись на золотой — отнюдь не всегда верной — середине.

К раннему утру подготовили все нужные дипломату приготовления, сторожевых лагеря споили снотворным кофе, оставшихся солдат оголили до гражданского статуса, отняв всё лязгавшее оружие. С первыми петухами наши вышибли дверь спальни дипломата, и всех потаскали к площади, где давали пинки ветрам грозные висельницы. Толпа пленных наблюдала, как посла потащили к верёвке, кою скоро натянули на худую шею. Ох, если не порывистый ветер в то утро, то сам спящий Казбек разразился бы магмовой лавиной! Сорок связанных солдат шептали молитвы на коленях, склоняя голову к земле, покуда их представители ждали у петли неминуемой кончины. Совет вышел на площадь, стихшая под шумом барабанов. Водворилось полное молчание и началось долгожданное обращение к гостям: «Странные мы дни переживаем, но мы по-своему толкуем вещи, событий искажая первый смысл. Забрели вы не в те ущелья, где могут радоваться дальним змеям. Видим мы, что только наш народ, то ли более сведущий, то ли наученный более горьким опытом, нежели другие, сохранил свободу, доставшуюся в наследие от предков, и упорством своим оберегает род адыгский от полного порабощения.

Неправда, что мы с вами схожи, ибо мы остались на родине, коей одарила нас природа, и, защищая ее, защищаем свободу, а не добываем её в грабежах. Вы предлагаете нам пойти против мирной нации и признаётесь меж тем, что отняли военный корабль, ныне угрожающий его владельцу. Ежели думаете, что когда-то давно, ещё до громовой войны, крестились саблями с нашими врагами, то путаете себя со стёртыми с лица земли турками, так что память о них не сохраняют даже их надгробия, а воспоминание о великих императорах, царях, князьях и имена их канули в вечное забвение, будто и не жили они на свете. Что касается городов на равнине, то обитают в них лишь гниловатые псы и олени, всем видом своим говорящие о тамошней власти Смерти. Мы запретили жителям посещать сии места и красть оттуда даже крохотную булавку, но ежели обжорство вашего халифа способно переварить заражённый металл, то пусть тащит эту рухлядь на спине своего народа куда ему вздумается. Вы хотите увезти отсюда драгоценности, но увезёте только ненависть без примеси и нужду чистейшей пробы. Вы грабите нас, дабы вас, в свой черед, ограбили другие; и, став врагами нам, становитесь врагами друг другу. Даём вам два часа сроку, чтобы покинуть нашу страну». Сих после слов были перерезаны тугие тетива виселицы, и дипломаты упали, как падают мёртвые».

— Вы убили посла? — перебил внемлющий кочевник.

— Коль можно было избежать… Нет. Он потерял на время рассудок, но очнулся вскоре. Мы не хотели крови, лишь отпугнуть.

— Однако, то произошло?

— Что ж, когда все собирались, мы вспомнили про бронемашины. Никто не проверял, есть ли кто внутри, и мы забеспокоились. Один проворный парниша прокрался к люку машины, быстро сообразил, как его открыть, и внимательно осмотрел салон. «Никого!» — отозвался он, но не успел слезть, как пуля раздробила ему скулу. Выстрелили из люка, и бедный парень плашмя упал на пыльную землю. Забушевал кошмар, которого все опасались. Мигом из трёх бронемашин высунулись головы и, схватившись за пулеметы, начали безраздельный огонь. Разоружённые солдаты воспользовались моментом и повытаскивали из ботинок крохотные ножи, прыгая на конвой, как рысь на слона. Тут и там падали наши ребята, многие не понимали, что происходит. Нам повезло, что женщины и дети остались в домах, но в остальном радости мало. Некоторые аравийцы достали себе по винтовке, перестрелка становилась всё кровавее, в мареве дыма завопили раненые, и бойня не успокаивалась, покуда патроны у бунтующих не иссякли. Эх, быть может, правы были голосующие за казнь, ибо если те решились на заведомо провальное восстание, значит готовились к худшему исходу — смерти, и зря мы с ними церемонились и пытались доказать, что не только парочка высших чиновников не желают сотрудничать, а весь народ заимел один голос. В общем, когда всё стихло, мы понадеялись найти посла живым, но тот купался в мутной луже с дырявой головой. Похожую участь разделили двое его помощников: один с распоротой грудью улёгся на тутовое дерево, другой погиб на эшафоте с прострелянной шеей; их белые мантии загустели, как турецкий флаг.

— Сколько времени вы воюете? — спросил внемлющий кочевник.

— Почти полдюжины лет, и первые волны нападений были разгромлены без потерь, ибо те удумали в хребтах прикрыться скалами, но скалы их запутали, и с каждым шагом рисковали утонуть в обрыве. Громкие винтовки уступали маневренностью бесшумным лучникам в горах, а смрадный порох чуяли собаки, отчего их позиции на перевалах стояли перед нами, как на ладони. Мы неприступны на юге, но безлюдная Европа пугает нас своей доступностью: день ото дня мы ждём вторжения с запада. Наши разведчики засели в Ростове, и пока — во славу фортуне — вы единственные пришельцы северных равнин. Заканчиваю свой рассказ, дабы наконец выслушать гостей, без всего уже утомлённых дальней дорогой.

— Благодарим. Как мы и сказали, нас интересует то, что кроется за вашими спинами. Аравия, знала она того или нет, берегла всеми силами нефть, ей по праву не принадлежащую, ибо тратит её на бессмысленные войны. Не мы первые ввели такой порядок, а он существует искони, именно что более слабый сдерживается сильным, ибо слабая душа полна ненависти. И ненависть эта так велика, что она перерастает и захлестнет собою мир. Мы не хотим вражды с вами, и говоря по правде, ожидали встретить только горы на своём пути, но ежели ваш народ всеми силами цепляется за жизнь в сих опасных местах, то примите помощь восточного Чингисхана, засим вы поможете нам. Не ищите в нас изъяны, коих разглядели в южан; нас не интересуют мёртвые города, и незачем копаться здравым людям в ядовитом металле. Мы хотим лучшей жизни себе и нашим союзникам и забыть атомную войну и её последствия, как ужасный сон. Чтим ваше гостеприимство, но нам пора идти. Мы вернёмся через две недели, когда придёте к окончательному ответу.

— Боюсь, спешка эта обойдётся жестоко к вашим коням, ещё не остывшим. Сжальтесь над ними, ибо уготовился «окончательный ответ» задолго до того, как кони ваши затоптали по просторному томбаку Богов земли. Вы не заметили даже, как оговорились, что ожидали встретить на своём пути только горы, хотя час назад мы были светилом против лучей тиар халифов. Не сочтите за грубость, но видимо вы и впрямь захотели, чтобы горы эти опустели.

Поднялось волнение, кочевники и дальние слушатели засуетились, но первый из шапсугов громко продолжал:

— А теперь послушайте внимательно, дабы сей же час не сочинилась новая трагедия. Вы, и вправду, могли подумать, что Кавказ давно необитаем, ибо хотя и слышим, что творится на земном шаре с помощью кустарного радио, но отказ от городов закрыл нам тропу к большим радиостанциям и сделал из нас народ-призрак. Посему прекрасно ведаем, что ныне вы покоряете срединных, сужая поднебесный мир в грабежах и набегах с таким успехом, что позавидовал бы весь мир подлунный. Но смеем ли мы судить или презирать вас? Думается мне, что не смеем, ибо оное государство из-за ненависти — живучая и в наших врагах аравийцах — обратило мир в сажу и тени плачущих вдов, чьих горестный хор в давние времена общей цивилизации содействовал такой редкостной гармонии, что властители многих стран могли совершать перемены в своих государствах. Ежели посчитаете, что мы — осаждённые, коим следует по долгу чести разорваться во две стороны и зарыться в глубине кровавой, усталой почвы, стряхнув всю тягость жизни, то дважды ошибётесь, ибо прежде всего, мы не рвёмся погибать, иначе бы склонились перед Аравией. И важно понимать, что не всякая сила враждебна свободе и является злом, и применим этот довод в особенности к государствам, кои теснятся в одном земном шаре и — несмотря на то, что добрая половина народов иссякла в громовых войнах — должны, чтобы выжить, волей-неволей соглашаться меж собой и позволять реке-торговле плыть вдоль естественных ей утёсов. Веспуччианцы, будь они неладны, окрепли и решили забыть об остальном мире. Не нам решать, как жить сему народу, но они совершают ошибку, отмахиваясь от рыночных да военных предложений, ибо нельзя не заработать себе врагов и нежеланных хозяев, отстранившись ото всех, тем паче от союзников.

Затяжной гром, опрокинутый на предгорье, сорвался с небес, и чувство времени влилось в собравшихся. Шапсуг на своём наречии что-то подсказал позади стоящему, тот отлучился. Шапсуг продолжил:

— Гости дорогие, всё это я рассказываю, дабы вы понимали, на чём действительно держится воля адыгского народа, ибо высокопарные слова высокопарным словам рознь, а действия всегда прозрачны и понятны, если в достаточной мере быть осведомлённым. Мы примем любую помощь восточного хана и отплатим ему военной храбростью, издавна берёгшая нас от неприятелей. Чтобы эти лёгкие слова не выскочили из ушей, должно их подкрепить знаковым подарком, и не найдётся ничего лучше, чем золотая голова Аравии. Она увесиста, вашим коням придётся непросто… Что бы вы ни подумали, прошу вас, не спешите уходить так скоро, отдохните хотя бы до вечера, доколе дождь не стихнет, и будет славно, ежель останетесь на ночь.

Кочевники заверили, что кони их крепки, и поблагодарили за оказанную заботу. Золотую голову вскоре закрепили в запряжённой на паре повозке. Недолго церемонясь, кочевники ускакали прочь