Секунды

Ярко-бирюзовые и уставшие глаза медленно слипались, из-за того, что только вернулись из царства Морфея. Всё было, как всегда: белоснежный потолок и стены, голубоватое покрывало, календарь всё такой же, показывает 2 апреля 2023 года, в другом углу комнаты стоял чехол с гитарой. Казалось, что он не выспался, так как его голова со смоляными лохматыми волосами всё ещё была наклонена к подушке.

— Доброе утро, Никс.

Никс была просто кличка, которую подросток придумал от скуки.

Неожиданно вошла женщина. Тёмные короткие волосы были аккуратно причёсанные и приглаженные. Она держала пластиковый непримечательный поднос с вилкой и вафлями, политые сверху шоколадной пастой и украшенные ягодами. От них нёсся приятный на запах белый пар. А также у неё была какая-то небольшая беленькая книжка.

— Я принесла тебе завтрак.

На какой-то момент в голове 15-тилетнего подростка пронёсся непонятное тарахтение, похожее на что-то среднее между звуком компьютерных глюков и белым шумом. Этот шум резал уши, как острый тесак, из-за чего ему пришлось зажмуриться и закрыть их. По телу прошлись небольшие помехи, что кололи, как маленькие иголки: да было неприятно, но не более того. Николас посмотрел на Арина с недоумевающим, слегка испуганным и растерянным видом своих потемневших глаз.

— Извините, но… кто вы?

«Опять возникает этот парадокс… И как же решить эту и остальные его проблемы, в конце концов…?» — неосознанно пролетело в мыслях матери, пока её грустное светлое лицо смотрело на него изумрудными глазами.

Арина вздохнула. Она поставила поднос на рабочий стол рядом, а сама подсела к Никсу. Мать нежно и аккуратно зажала его худоватые руки в своих. Арина положила на колени белоснежную книжку.

— Я понимаю, что прозвучит слегка странно, но я твоя мать. Меня зовут Анастасия. Ты мой сын, Николас.

Она отпустила его руки и взяла альбом, пока тот продолжал изучать её своим изумлённым и заторможенным взглядом вне этого измерения. Словно его дух оторвали от его родного мира.

— Это был ты, когда тебя отдали в музыкальную школу. Тебе было 6. Ты был недовольным, потому что хотел сначала на гитару, а мы отдали на пианино, потому что так требовала программа подготовки. Ты долго злился на нас за это какое-то время.

Она показывала Николасу на фото маленькой копии его, где тот в официальном костюме злобно закатывает глаза, держа бумагу, на которой написано:

«Музыкальная школа имени Мелодии принимает на учёбу Николаса Морриса с 2.3. 2013 с согласия Арины Амор».

И красивая подпись директора этой школы снизу в правом углу.

— А это ты после первого конкурса в ней. Я была очень горда тобой, хотя ты порядком был расстроен.

На фотографии была она в более молодом возрасте, хотя отличий от сейчас не было. На её лице сияла улыбка. Там стоял уже мальчик 8-ми лет, в похожем тёмно-синем костюме и всё-такими же лохматенькими волосами, у которого было грустное лицо, словно тот до этого расплакался.

Арина показывала ещё много других фото, включая и некоторые из тех, где тот рисовал с каждым разом всё лучше и заметно взрослел, пока…

— А это твоё фото в 12 лет. Оно было сделано перед тем, как… как…

Она застыла. Её сердце. Оно колотилось. Ледяные руки немного дрожали. Дышала она неспокойно. В это мгновение у Никса вновь прошёлся стрекот в голове. И всё опять стало нормальным.

— Перед тем, как что…?

Подросток тронул мать за плечо. Мать беглым взглядом посмотрела на Никса.

Арина быстро и резко, но аккуратно захлопнула книгу.

— Ничего! Ничего такого особенного, чтобы тебе надо было знать.

Наступит время, когда мне придётся перестать скрывать от него это и рассказать… правду.

Никс невольно потупил на неё взглядом.

Она встала, взяв с собой этот альбом.

— Тебе надо поесть с утра… а то остынет ведь.

И с этими словами Арина вышла из комнаты.

Не хочу говорить всякое на мать, но… Похоже это фото было чем-то большим, чем просто «ничего» … Возможно я как-то сыплю соль ей на рану, хотя, как точно, не понимаю…

Николас задумчиво и медленно воткнул вилку в вафли.

Странно, я почти никогда не видел, чтобы дата на календаре менялась… Хотя возможно мать просто забывает переставить на правильную дату?

Именно с такого рода размышлениями он ел свой тёплый завтрак, который, кстати, на вкус был также прекрасен, как и на вид.

После этого Николас одел свои прогрессирующие очки, отнёс поднос обратно, поблагодарил мать и пошёл обратно заниматься своим любимым делом: игрой на гитаре. По дороге к своей комнате по левой стороне он заметил странную комнату: на неё на жёлтый скотч была приклеена надпись: «Не входить, лабораторные работы!». Мать в оправдание говорила, что эта комната всегда здесь была и подросток просто не обращал на неё внимание.

Вернувшись в свою комнату, Никс взглянул в окно. Там по дороге, словно игрушечные, ехали машины. В сердце подростка что-то ёкнуло, из-за чего тот вздрогнул. Словно он испугался их. Это странно, ведь для него, как для городского жителя, это вполне обыденное занятие — видеть машины за окном.

Всё же, Николас отодвинул стул от стола в сторону двери, переставил подставку для ноги из-за стола на пол, сел на стул и, набрав аккорд на гитаре, начал играть какую-то определённую мелодию.

Она текла своим обычным и нежным ходом и в принципе была хорошей, всё было абсолютно нормально, однако… Стрекот шёл в голове Никса, словно кот, которого облили кипятком, а тот начал носиться туда-сюда, из-за чего иногда Никс брал не тот аккорд, или не в той октаве, которой нужно было, мелодия звучала непрофессионально и малость расстроенной.

Да что же это такое? Никогда никак не могу сыграть это последние три дня, как бы я не старался! У меня на носу концерт в обсерватории, а я всех подвожу, включая и себя и моего учителя! Может, я просто… устал? Или потерял хватку? Нет, я точно устал! Да! Всё именно так!

Подросток положил гитару в чехол и отложил её и подставку обратно в угол комнаты. Он уселся на стуле и сердито сложил руки.

Когда тот снова поглядел на гитару в углу, послышался грустный вздох.

Наверное, не стоит применять мой перфекционизм ко всему и так зацикливаться на том, что что-то у меня не получается. Иногда даже у великих случаются промахи. Или как там говорят обычно?

В любом случае, мне нужно пилить себя меньше и не так сильно беспокоиться о вещах.

От этой мысли Никсу стало хорошо и легко на душе. Даже наступила блаженная тишина и покой на какое-то время. Она разливалась и была везде, как океан: в комнате, голове, мыслях, чувствах. Безмятежность и умиротворённость. Хотя одна мысль всё-таки дёрнула за одну из струн души, которая была самая чувствительная и восприимчивая, и…

… Я не могу сыграть это последние три дня…

Внезапно Николас понял, что без понятия откуда тот знает про то, что произнёс в своих мыслях.

Погодите, почему я сказал, что прошло три дня? Откуда я вообще знаю, что прошло именно такое количество дней?

Яркие бирюзовые глаза вдумчиво взглянули на календарь.

На календаре дата всё такая же: второе апреля 2023 года. При чём эта число одинаковое каждый… день?

К нему пришло осознание. Словно до этого его мозг был во сне, а сейчас только, спустя много времени, проснулся и понял, где он, но не знал почему.

День… Дни то здесь ведь не меняются! Я живу в одном и том же дне и в одном и том же порядке! Хотя, для меня аутичного человека иметь рутину это нормально (может быть поэтому я и не замечал до этого дату на календаре), но… О, господи, похоже я случайно попал в день…!

Его мысли прервала резкая головная боль.

Что это такое…?

Эту ситуацию усугублял и звон в ушах. В глазах его стало мутнее и туманнее. Подросток сжался на стуле, за которым сидел. Словно весь мир вокруг давил на него психологически и физически.

Ему показалось, что что-то, словно призрак, тянет его куда-то. Именно изнутри что-то пыталось сделать это.

Он шумно грохнулся со стула. Его правая рука коснулась щеки. Лицо было всё мокрое. От неожиданной слабости, словно изнутри всё было залито свинцом или иглами, на нём невольно поступились слёзы.

Что это со мной происходит?

Словно будучи в астральном состоянии, Николас почувствовал, что тело его от разума стало почти отдельным. Что словно реальность и сознание были совершенно разными и неприкасаемые друг с другом вещами. Как если бы тот стал, своего рода… фантомом.

Как пятна от бубонной чумы, на теле Никса стало появляться много глюков, что сильно шипели и резко мерцали перед глазами, будто ожившие в реальности радио или компьютерные помехи.

А что эта… реальность теперь?

Николас съёжился, пытаясь спрятаться от этих странных миражей, что сейчас словно острейшие из наэлектризованных кинжалов, неаккуратно и по чопорному мучительно царапали подростковую кожу, оставляя на ней фантомные на вид, но зверские длинные шрамы.

Тяжёлое дыхание. Зрение как в пустынной песчаной буре. Остатки разума цеплялись хилыми корнями за реальность. Боль только накалялась.

— Надо найти… маму? – беспомощно и в смятении пробормотал про себя подросток.

У него появилось ощущение того, что эти странные вещи были словно симптомами какой-нибудь тяжёлой психологической болезни, ведь тот как будто испытывал то, что остальные бы никогда не могли испытывать ни при никаких нормальных условиях, а также потому, что чувствовал, что не только разум оторвался от реальности, но вместе с ним и воспоминания из прошлого о ней.

Помехи сверкнули по его телу с новой силой. Никс, глухо прошипев от боли, схватился за левую руку.

В тот момент, когда он уходил из собственной комнаты, Николас почувствовал, что сильно прихрамывает и постоянно спотыкается. Как если бы тот резко разучился ходить или ему стрельнули в ноги. Впрочем, оба варианта звучали как правда в этой ситуации.

— Мам…?

Подросток старался, насколько вообще возможно, быстро идти на кухню, где в данный момент находилась мать. Никс вдруг подумал, что если бы было бы скоростное соревнование среди улиток и подросток бы в нём участвовал, то он бы успел лишь доковылять до середины гоночной трассы, в то время как все остальные закончат гонку. И то не точный факт, что он мог дойти хотя бы до середины.

— Мама!

Его голос был горький, как редька, и высушенный.

В это время Николас смог дойти до кухни, придерживаясь рядом с дверью.

— Да, что случилось… Никс?

Завидев Никса, она выключила кран и перестала мыть горку из посуды.

— Никс…?

Сердце начало по бешеному стучать. Боль от глюков казалось и вовсе мелочной, по сравнению с леденящей дрожью, что охватила всего Никса. Глаза опалового зелёного сузились, наполнились ужасом и страхом. Головной шум, словно огонь на зажжённой спичке, вновь вспыхнул. Подросток схватился за неё, словно пытаясь сдержать его.

— Кто вы? Что я здесь делаю? Что вам от меня нужно?

Когда это всё прекратится в конце концов?

Несмотря на все адские муки, что испытывал Николас, он с большой уверенностью попятился назад, как краб.

— Никс, я знаю, тебе сейчас тяжело.

Арина пыталась говорить, как можно спокойнее и тише, а приближаться как можно медленнее и осторожнее, словно приближался не к напуганному ребёнку, а потерянному мелкому котёнку. Но ей это мало как помогло…

— Уйдите от меня!

Никс пытался закрыть своё лицо, как бы прячась от всех, даже от своей матери. И, в порыве испуга, он побежал в свою комнату, преодолевая мучения.

— Никс…

Она немедленно пошла за ним.

Николас, как маленький напуганный ёжик, спрятался под собственным столом. При виде Арины он снова отступился и, дойдя до стенки стола, уткнулся в неё.

— Уходите прочь!

Подросток прижал ноги к себе.

Мать подошла и присела рядом с Никсом.

— Никс…

Её тёмно-зелёные глаза смотрели на него, в то время как Николас пытался свернуться в клубок, изредка поглядывая на маму своими тёмными дикими глазами.

Арина заботливо взяла в свои руки его. Несмотря на весь свой внешний страх и ужас, Никс дал ей это сделать.

— Мне жаль, что тебе приходится так нелегко, правда…

Дыхание было рванным. Даже через холодные, от паники, руки, чувствовалось, какое у него бешеное сердцебиение. Затем глюк пролетел по телу, словно осенний ураган. Тёмно-бирюзовые глаза окрасились в ярко-бирюзовые. Руки сжались в руках матери. На его лице появились слёзы.

— Мам…?

Арина обняла Никса.

— Тише, тише, Никс. Все уже прошло.

Она гладила подростка по спине своей нежной рукой, хотя тот и не очень любил обнимашки. В горле у Николаса чувствовался горьковатый и неприятный комок, из-за чего ему было трудно говорить что-либо. Его переполняли множество вопросов, ответы на которые, как подросток думал, он сможет найти у матери. Однако, несмотря на дрожащий и слабый голос, Никс спросил:

«Мам, что… это было…? Почему… это происходит… со мной? Что именно… происходит… со мной?»

На какое-то время Арина остановилась и замолчала. Николас вытер правой рукой слёзы слева.

— Мама…?

Найдя в себе смелость, она тяжело произнесла:

— Я знала, что это может произойти, но не знала именно, что настолько скоро…

Арина словно уклонялась от ответа.

Никсу до этого и так пришлось не сладко, а жизнь и не думает выпускать его из этой сети растерянности и испуга.

— Произойти что? О чём… ты говоришь?

Мать вздохнула.

— Пойдем за мной, Никс.

Подросток проследовал за Ариной. Они пошли в ту самую комнату, в которую мать не пускала Никса.

— Признаюсь честно… Я не говорила всей правды тебе. И зря так делала.

Щемяще окончив это предложение, она вытащила ключ из кармана светло-зелёного платья. Арина повернула ключ два раза. Дверь отворилась. Она включила свет.

Перед ними открылась место со множество склянок, большим столом и ящиками с заполненными разноцветной жидкостью склянками. Но в лаборатории удивляло не это. Посередине комнаты стояла большая тёмная арка из черноватого металла. В её середине находился яркий голубой кристалл, переливающийся на свету. Арка стояла на такой же тёмной круглой и прочной на вид платформе.

— Никс?

Перестав любоваться гигантской диковинкой, Николас повернулся к матери, которая уже нацепила на себя белоснежный лабораторный халат с именным бейджиком.

— Ты обещаешь мне, что не будешь паниковать, если я скажу тебе… кое-что?

Никс почувствовал в её словах напряжённость и переживание. Она явно понимала, что именно хочет сказать.

— Хорошо, я… постараюсь, — также тяжело пообещал подросток.

Арина набрала воздух и выдохнула.

— Дело в том, что ты… не из этого времени…

Николас, притупив беспокойство и волнение, решил уточнить:

«Что ты имеешь в … виду?»

— Ты не должен быть… живым сейчас, но ты именно такой из-за… меня…

— То есть ты хочешь сказать, что я…?

— Да… ты… давно погиб, Никс. Именно в этот день 3 года назад. В автокатастрофе. При поездке на тот самый музыкальный концерт…

Она перевела свой грустный взгляд на Николаса, который неожиданно сменился растерянным и запутанным.

— Или же… тебя украл незнакомец?

Арина поспешила и распахнула большой шкаф, в котором висел камуфляжный полностью чёрный костюм с шлемом, наколенниками и налокотниками.

— Но ведь… я тебя спасла тогда от аварии… я из будущего спасла тебя!

Она резко обернулась к столу с бумажными математическими расчётами, которые начала перебирать, словно нервный студент.

— Я всё сделала правильно по правилам… путешествия во времени… Я не встретилась взглядом со своей версией из прошлого! Я построила машину времени в виде портала! Я смогла сделать временную петлю на один и тот же день, чтобы остаться с тобой! После того события, я с твоим отцом… вообщем-то, сильно поссорилась, но это не важно! Однако, я не учла… этого…?

Мать в ужасе схватилась за голову.

Временная петля! Как я сразу не догадался… И то, что я из прошлого, много объясняет…

— Господи, я отняла ребёнка… у себя самой!

Никсу было очень грустно за мать, но… и не прошло мгновения, как парадоксы вновь дали о себе знать. Предыдущий опыт казался просто уколом иголкой по сравнению с тем, что наступил теперь.

Подросток резко упал.

— Никс!

Увидев его, мать сразу поняла, в чём дело. Когда она помогла ему встать, то поместила на ту самую платформу. Судорожными движениями она надела на себя резиновые перчатки и защитные очки.

— Я перемещу тебя на 2 часа до основных событий, — объявила с горьким и нервным смешком Арина, — Если уж тебе и суждено то, что предначертано судьбой, то… пусть оно так и… будет.

Мать сглотнула.

Никс посмотрел на неё глазами яркой бирюзы.

— Мам, я обещаю, что смогу…исправить это. Я останусь… в живых.

Через силу он улыбался, хотя и глюки проходили по телу и сам он придерживался за руку, словно ту подстрелили.

Она лишь грустно посмеялась в ответ, сказав:

«Ты не вспомнишь этого обещания».

Арина подошла к жёлтому рычагу и, закрыв глаза, наполняющие слезами, опустила его.

Всё вокруг гудело и светилось. Никс от неожиданности непроизвольно зажмурился. Произошла вспышка.

— Никс, Никс!

Николас открыл глаза. Он стоял перед зеркалом в очках, хорошо причёсанный, в официальном тёмно-синем костюме, как положено с галстуком, брюками и т.д. Выглядел на 3 года моложе. На его пиджаке справа была прикреплена сине-голубая роза.

Подросток появился в своей комнате, но гитара была перед входом.

Оказывается, его окликнул твердоватый голос.

Он был одет точно также, хоть и потемнее и без цветка. Его волосы бельгийского шоколада были аккуратно уложенные и причёсаны. Голубоватые глаза строго, но при этом по мягкому, смотрели на Никса.

— Так мы едем в консерваторию или нет?

Только Николас собирался кивнуть, как тут же вдруг что-то вспомнил. Что-то такое мимолётное и… не очень хорошее. И что-то, что связано с машиной отца и самим отцом.

Я доверяю отцу, как самому себе, но что-то мне подсказывает, что не стоит ехать на его машине…

Как если бы что-то из подсознания пыталось его защитить и Никс это понимал очень хорошо. Выйдя из себя, он наконец-то ответил слегка детским голосом:

«Пап, слушай, сейчас же уже два, так? Все в городе спешат на этот концерт. Значит сейчас час пик. Так может мы лучше дойдём до него так, на своих двоих? Тут всё равно час идти до неё…»

Отец призадумался:

«Хм, а ты ведь прав. Ладно, так и быть. Пройдемся пешком».

Никс прихватил гитару, и они вышли из дома.

В итоге, они смогли дойти пешком до обсерватории. Несмотря на волнение перед толпой кучи людей, Никс сыграл отлично и без всяких ошибок своё произведение. Когда объявляли места, Никс оказался на первом месте, чему был рад настолько сильно, насколько раньше не был.

Подросток пришёл домой немного уставшим, но счастливым, к матери у порога дома. Она была одета в свою обычную уличную одежду из джинсов и майки.

— Мама! Я занял первое место на концерте! – торжественно и восторженно произнёс Николас.

— Молодец, Никс!

Они обнялись и Никс вдруг увидел что-то странное. Он увидел размытое изображение человека, похожего на мать, но намного взрослее, в халате и его черты были… более грустными и жалкими, что ли. Но подросток почувствовал, что она улыбалась, даже несмотря на всю внешность. И из-за этого, Николасу стало как-то… печально. Он тихо всхлипнул.

Арина почувствовала это и выпустила его из объятий.

— С тобой все в порядке, Никс?

Он вытер внезапно появившиеся слёзы, затем немного тяжеловато ответил, почёсывая затылок:

«Да… Да, все в порядке. Я просто устал немного сегодня, мам. Это же был мой важный момент – окончание 7 класса в музыкалке…».

Послышался вздох облегчения от матери:

«Я понимаю, тебе было сложно».

Она погладила его по голове. Они зашли в дом. Дверь закрылась.

Еще почитать:

самореклама

Все мы суки 

просто друзья.

Одиночество