СЕДЬМАЯ КНИГА ЭВРОНИМУСА
1
Школа
Двери школы отворились и на улицу, с радостными криками выбежали дети, размахивая сумками и портфелями. Долой уроки! Долой учителей! На сегодня хватит, отмучились… Да здравствует долгожданная свобода!
Какой-то толстяк-задира показал средний палец своему приятелю, явно провоцируя его на конфликт.
Морально обиженный ребенок со злостью пнул его ногой, за что получил болючий подзатыльник. Завязалась драка. Толстяк явно брал верх, колошматя противника по чем попало. В бешенстве стиснув зубы пострадавший решил убить врага словом, назвав его Сосиской — прозвищем, которым дразнили толстяка в школе и которое толстяк ненавидел больше, чем уроки арифметики. Это задело драчуна за живое. Силясь, чтобы не заплакать от обиды и не опозориться перед сверстниками, толстяк вмазал обидчику как следует и расквасил ему нос.
— Что, Сосиска, снова нарываешься? — послышался сзади насмешливый, издевательский голос и толстяка схватили за ухо.
— Микки, я не хотел, клянусь! — стал оправдываться тот, почуяв, что запахло жареным.
Микки был старшеклассником, братом паренька, которому толстяк расквасил физиономию. Но расправы ему было не миновать.
— Проси прощения у моего брата, жирная вонючка! — сказал Микки голосом, дававшим понять, что шутить он точно не намерен и скрутил покрасневшее ухо так, что толстяк сдавленно закричал:
— Извиняйся, маленький жирный ублюдок! — повторил Микки.
Толстяк понял, что выбора у него нет.
— Извини, Стэн, — неуверенно проговорил он, скрепя сердце.
— Громче, чтобы все слышали! — пригрозил Микки.
— Извини меня, Стэн, — более громче и увереннее проговорил он.
— Пошел отсюда! — Микки дал ему ногой под зад и плюнул вслед. — Еще раз тронешь моего брата, я с тобой по-другому поговорю, уяснил! А ты поднимайся и марш домой, разнылся тут, как девчонка! — сказал он, обращаясь уже к брату.
Тот пытался струсить пыль с одежды, продолжая хныкать.
Девчушка с двумя косичками прошла мимо, расчесывая пышные волосы куклы Барби, с вплетенной в них синей ленточкой. За спиной она тащила огромный рюкзак. Ей было плевать на происшедшее, ведь такое было сплошь и рядом!
Кто-то хохотал и визжал, играя в догонялки. Денек выдался погожий, просто грех не воспользоваться отсутствием уроков.
— Не догонишь, не догонишь, — оборачиваясь, кричал светловолосый мальчуган, показывая язык соседке по парте, которая не теряла надежду поймать сорванца.
Шум и гам составляли обычную послеурочную атмосферу. Из открытых дверей школы продолжал валить народ. Шли толпы старшеклассников. Чуть поодаль на пригорке расположился молодой художник. Он выводил что-то на мольберте. Художник был одет в светло-коричневую куртку из мягкой кожи и в светло-голубые джинсы. Темно-русые волосы почти доставали до плеч, находясь в беспорядке.
Какое же необычное имел он лицо! Невозможно было отвести взгляд равнодушно — настолько оно казалось ярким, будто бы молодой человек сам сошел с картины какого-нибудь талантливого художника. Хотелось смотреть на это лицо снова и снова, словно в мире не существует ничего более прекрасного.
Подбородок незнакомца украшал небольшой шарик из хирургической стали, а мочки уха были растянуты среднего размера тоннелями.
На вид загадочному художнику было не больше 20, хотя на самом деле ему пошел 26-й.
Его глаза были живыми и яркими. Они выражали непреодолимую любовь к жизни.
Что же рисовал он на своем полотне?
А на полотне были наляпаны несколько уродливых мазков — рисовать-то парень не умел! Он и художником-то не был! А конспирация такая придумана была, чтобы никто не задавал лишних вопросов и можно было спокойно наблюдать за заканчивающими уроки старшеклассниками. Кто же мог подумать, что этот прекрасный, милый молодой человек со взором романтика и есть опасный маньяк-убийца по прозвищу Черный Лорд! Маньяк загадал полиции неплохую загадку — следов не было никаких, кроме надписи: «ищите, тупицы, даром потратите время! Лучше потратить его на молитву за своих дочерей, ибо пришел… Черный Лорд…»
Вот такую надпись прочитали полицейские, прочитали на стене, возле которой было совершено очередное преступление. И все. Хвататься было не за что. Преступник бесследно исчез. Искать его было то же самое, что гоняться за черной кошкой в комнате, где потушен свет. Никто не имел ни малейшего представления о том, как выглядит маньяк. Стар он или нет? И какие мотивы? Предполагали, что это пожилой, одинокий, возможно уродливый, человек, которому не хватает женского внимания и у которого куча комплексов. Преступник не оставил на месте преступления ничего, даже отпечатков ног. Давно такого не было. Эксперты предположили, что он надел на ноги пакеты. Весь следственный отдел решил, что это старый и очень опытный убийца. И как они ошиблись! Да, смешно было даже предположить, что это милое создание называло себя Черным Лордом!
Убийца не зря сидел возле школы — он высматривал новую жертву. Броско размалеванные красавицы… Скучно! Маньяк искал ничем не искушенные души. Он занимался поисками больше недели, но никто из «претенденток» его не заинтересовал. Лорд распсиховался. Он сложил мольберт, не обращая внимания на то, что кисть упала в грязь и хотел уж уходить, но тут на глаза ему попалась…
— Посмотри на себя, Кика Уилсон! — кричали девочки. — На кого ты похожа! Да ты грязный панк, тебе вообще не место в нашей школе!
— Не хотим учиться с тобой, ты портишь репутацию школы!
— Зашей джинсы, ты действительно смахиваешь на панка! Дать помаду, губы подкрасить? Давайте ее лучше с мальчиками познакомим. Что вы, она же еще девственница! — все дружно расхохотались.
Кика Уилсон ничего не ответила на обидные издевки. Согнувшись и опустив глаза в пол, покрепче придерживая свою сумку, она засеменила прочь, продолжая выслушивать унизительные оскорбления, которые неслись ей вслед. А кто-то даже целился комьями грязи.
— Вот она! — прошептал маньяк, посмотрев на Кику так, как посмотрел бы великий творец на посетившую его музу. Он улыбнулся, сложил мольберт и ускорил шаг, отправившись за жертвой, чтобы не потерять ее из виду. Теперь в планы маньяка входило узнать как можно больше о ней. Кто ОНА, чем живет. Лорда интересовала мельчайшая подробность.
2
Качели
Маньяк присел на лавочке, недалеко от дома Кики. Он видел, как она трясущимися руками открывает калиточку.
«Нужно во что бы то ни стало проникнуть за ней», — подумал Лорд.
Он осмотрелся вокруг — дерево, растущее возле дома, разрослось чуть ли не вплотную к окну. Убийца понял, что должен делать. Спрятав мольберт в кустах, он мигом взобрался на дерево. Густая листва выгодно прикрывала. Лорд увидел, как Кика вошла в дом.
— Алекс, открой окно, нужно проветрить комнату! — раздался старческий голос.
К окну подошел паренек лет 19-20. Круглолицый и светловолосый. Он распахнул окно.
«Теперь мне будет не только видно,но и слышно», — обрадовался маньяк.
— Пришла! — послышался голос старухи. — Помощи от тебя никакой, только объедаешь старую женщину! Если родители не приедут через месяц, то нам скоро и на суп в пакетах не хватит! Вон, брат работает, а ты, нахлебница!.. — старуха с возмущением посмотрела на нее.
— Но, бабушка, чтобы работать, мне придется бросить школу, — начала Кика.
— Это твое дело. Какой толк от твоего учения! Потом все пойдут учиться в колледж, а тебе колледж никто оплачивать не будет… Иди на работу, иначе будешь сидеть голодная. Не возьмешь у нас ни кусочка.
— Да, все правильно, — с ехидной улыбкой поддакнул брат. — Пусть это убожество голодает. Кто не работает — тот не ест.
«Ах, какая разыгралась драма!» — сам себе сказал Лорд. — «Бальзак, например, непременно взял бы этот сюжет себе на заметку, если бы сидел на этом дереве вместо меня. Как захватывающе! Мне становится все интереснее и интереснее…»
— Ничего не получишь! — бабушка с презрительной ухмылкой спрятала еду в стол.
Кика, молча давясь слезами, пошла в свою комнату.
— Хватит ныть, девочка-даун! — Алекс больно ударил ее кулаком в спину.
Маньяк, словно лазутчик, пополз по дереву, чтобы посмотреть, где располагаются окна ее комнаты. Он перебрал на соседнее дерево и пополз дальше, подобно Тарзану.
Вот она вошла в свою комнату. Что же она будет делать? Лорд затаил дыхание. Кика упала на кровать и зарыдала.
«Плачешь, бедняжка!» — улыбаясь проговорил маньяк. — «Ничего, скоро ты утешишься, очень скоро»…
Он посмотрел куда-то вдаль, играясь прядью собственных волос.
Уткнувшись лицом в подушку, Кика пролежала до самого вечера. Плечи уже не вздрагивали — она не плакала. Лорд тоже все это время сидел на дереве, покуривая сигарету, он чувствовал себя какой-то диковинной птицей и с нетерпением ждал перемены событий, потому что ему становилось скучно. Стемнело. За забором послышался шорох. Маньяк быстро затушил сигарету. Через забор кто-то лез.
— Вот тебе на! Неужели у нашей тихони есть воздыхатель… Если это так, то он умрет быстрее, чем я успею выпить стаканчик виски, — он внимательно наблюдал за тем, что будет дальше.
Пацанчик перемахнул через забор и тихонько, стараясь не шуметь, прокрался к окну Кики.
— Виктория! — тихо позвал женский голос. Это была девчонка. На нее упал свет, льющийся из комнаты. Немного выше среднего роста, коротко подстриженная, с выкрашенными темно-рыжими волосами, ее лицо казалось идеально красивым. Детали Лорд разглядеть не мог. На девчонке были надеты камуфляжные брюки и черная пайта, а за спиной висел нелепо-смешной рюкзак в виде лягушонка.
— Виктория! — снова позвала она.
Кика подошла к окну.
— Кортни! — радостно воскликнула она.
-Как ты?
— Хуже обычного. Бабушка хочет, чтобы я ушла из школы и пошла работать. А куда я пойду без образования!
Пытаясь как можно лучше расслышать голоса, сниженные до шепота, Черный Лорд подвинулся ближе. Ветка хрустнула. Кортни обернулась:
— Что это было! У меня такое чувство, что там кто-то есть.
Маньяк притих.
— Эй, ты! — послышался голос за дверью. Кика забегала по комнате:
— Это Алекс, это Алекс! Уходи, быстро!
Кортни побежала к забору, чтобы скрыться.
— Открывай, оглохла ты там что ли? — он сильнее затарабанил в дверь. Судя по голосу, можно было сказать, что он здорово пьян.
— Если ты не откроешь, я вышибу дверь и тебе будет хуже!
— Иду, уже иду! — дрожа всем телом, Кика направилась к двери. Она знала, что, если Алекс пьян, ничего хорошего ей не светит.
Пьяный брат завалился в комнату Кики.
— Что ты тут делала, маленькое чмо? От тебя пахнет сексом! — он закурил сигарету и посмотрел на сестру. — Если я узнаю, что ты с кем-нибудь спишь, я вышибу мозги и тебе и тому ублюдку, который рискнет с тобой спать! Что ты смотришь на меня, тупая курица? И почему я еще в детстве не проломил тебе голову о стену!
— Алекс, уходи,пожалуйста! — Кика смотрела на него, как затурканная собачка.
— Ты смеешь меня выгонять! Не смей больше есть нашу еду, я покупаю ее за свои деньги, между прочим!
— Хорошо, я не буду есть ничего твоего, вашего, я согласна! Тем быстрее смерть позовет меня с собой из этого ада, который вы называете домом. Мне плевать!
Алекс посмотрел на нее, сузив глаза: — Тварь, как ты смеешь со мной так разговаривать!
Он схватил ее за волосы и ударил об стенку. Потом то же самое повторил еще раз.
«Ай-ай-ай! Какая грубость», — покачал головой Лорд. — «Это же бесчеловечно!»
— Алекс, хватит,прошу тебя, — по лицу потекла кровь.
— Проси прощения, сучка! За все эти годы, которые я вынужден тебя терпеть.
Он треснул ее еще раз.
— Прости меня, Алекс! Хватит, прошу тебя!
Алекс с силой толкнул ее, пнув ботинком по голове.
— Лучше бы ты умерла, сестричка! Ты не должна была рождаться, — он ушел, хлопнув дверью.
Лорд снова покачал головой.
Кика попыталась встать. Из носа текла кровь. Она прижала к носу большой платок в бело-серую клетку.
Из соседней комнаты раздался громовержеский храп Алекса, который, как всегда, заснул пьяный, даже не разуваясь. Бабушка спала внизу. Кика стала спускаться на улицу, поддерживая платок в области носа.
«Молодец, девочка», — подумал Черный Лорд. — «Мне изрядно надоело торчать весь день на этом грешном дереве.»
С каждой ступенькой, по которой Кика спускалась вниз, маньяк все ближе был к земле, спускаясь по дереву.
Кика вышла на улицу — все вокруг окутал туман. Туман клубился, поглощая ее всю, вместе с болью, страданиями, безысходностью. Пробираясь сквозь его белые объятия, Кика направилась к старой качели. Она всегда каталась на ней, когда было особенно плохо. Вцепившись в качели, смотря сквозь стену тумана, с засохшими следами крови на лице, Кика слушала унылую песню ее под аккомпанемент скрипа. На ум пришла песня древнеегипетских носильщиков зерна:
Должны мы целый день таскать белую пшеницу.
Полные корабли,
И зерно сыпется наружу,
А нас все заставляют таскать.
Во истину из меди наши сердца!
Кика подумала, что наверняка они должны были петь свою песню под скрип такой же старой качели. В ее скрипе она слышала плач этих носильщиков зерна, сломленных тяжелым несправедливым трудом, да и плач своей души тоже. Кика закрыла глаза.
— Кика Уилсон, — послышался негромкий призывающий голос сзади. — Ты принадлежишь мне. Я — твой господин.
Голос слышался настолько явственно, что Кика невольно обернулась. В густых клубах тумана она увидела красивейшее лицо незнакомца, какое только могло быть. Но глаза… В них можно было увидеть весь ужас, который существует на том или на этом свете. Если б глаза были зеркалом души, то глаза этого человека или нечеловека были бы кривым зеркалом.
Кика истерически закричала, вскочив с качелей, которые продолжали раскачиваться, издавая свое протяжное»скрип-скрип». Она еще раз оглянулась. Никого не было. Туман поглотил все видения.
«Я схожу с ума», — подумала Кика и помчалась к дому.
В голове стояло протяжное «скрип-скрип». Ее охватил ужас.
Возле дома Кика еще раз оглянулась. На качелях кто-то сидел, но кто это был, она разглядеть не смогла. «Скрип-скрип»… Кика быстро побежала к дому.
3
Шкатулка
«Какой бредовый сон!» — подумала Кика. Ей всю ночь снилось это прекрасное призрачное лицо в тумане. Но сон был тяжелым, страшным. Будто впреддверии чего-то. Какой-то опасности…
Будильник в виде кошачьей мордочки прозвонил, закончив мучительно-прекрасные видения. Кика открыла глаза, пытаясь вспомнить вчерашний вечер. А что такого особенного произошло вчера, ведь все вечера похожи один на другой! Ругань, унижения, побои — ад кромешный. Кика настолько привыкла к такой «веселенькой» жизни, что едва ли не получала удовольствие от побоев и оскорблений. Кика потянулась и взглянула на будильник — нужно было срочно бежать, скоро проснутся домашние. Лучше уйти пораньше, чтобы не слышать «добрых пожеланий» в дорогу. Кика быстро порезанные на коленях гранжерские джинсы и свитер в черно-красную полоску, как у Курта Кобейна. На скорую руку зашнуровав кеды и схватив сумку, она помчалась на улицу. Вдогонку ей раздавался храп Алекса. В животе неприятно сосало под ложечкой, но Кика решила держаться до последнего.
Туман не рассеялся. Где-то каркал ворон, одиноко сидя на ветке. Кика вздохнула свежий осенний воздух полной грудью. Золотая осень! С веток облетают, переворачиваясь в воздухе, желтые листья, хотя многие деревья еще стоят вполне зеленые. Но это ненадолго: щедрая осень все деревья наградит золотом. Прекрасная, мистическая пора. Кика любила осень. Любила туман. В нем было что-то таинственное, что и притягивало и устрашало одновременно.
Возле дома Кика заметила что-то торчащее из кустов. Она попыталась вытянуть это что-то.
— Мольберт и краски! — удивленно воскликнула Кика. — Вот чудеса! Откуда же здесь взялся этот мольберт! Нужно забрать на обратном пути.
Она засунула мольберт обратно в кусты и зашагала по вымощенной широкой дороге,усыпанной желтыми листьями.
— Смотрите, идет Кика Уилсон! — закричал Микки, который жил в соседнем доме. Он пристроился сзади, принявшись копировать сутулую походку Кики. Все хохотали. Кика сделала вид, будто пропустила этот хохот мимо ушей, но на самом деле на душе скребли кошки.
Дерзкая выходка Микки была не первой, да и не последней. С самого детства Микки издевался над ней и не упускал возможности побольнее ударить. Кику считали отсталым ребенком, хотя это было вовсе не так.
Микки, будучи еще мальчишкой, все время дергал ее за косы, а как-то в компании мальчишек даже обстриг ей волосы, а потом нацепил их себе на голову и бегал по двору с воплями: «я — чучело Кика Уилсон!»
Сколько же горьких слез пролила тогда несчастная девочка!
А тот случай, когда он разбил ей голову, выстрелив из рогатки! На затылке до сих пор красуется шрам. Нет, лучше не вспоминать, лучше все к черту забыть.
Микки был шалопаем с детства. Он стал грозой школы,считался авторитетом,а другие мальчишки его боялись.
Кика свернула, решив пойти по другой улице, чтобы оторваться от Микки и его компании. Но Микки, заметив это, помчался следом за ней, крича на ходу какие-то гадости. Вся компания увязалась за ним. В Кику полетели камни, больно ударяя по ногам.
— А ну, стой! — закричал Микки. — Все равно мы тебя догоним, Кика Уилсон, посмешище нашей школы!
Тут Микки споткнулся об чью-то ногу и упал.
— Следи за своим языком и контролируй каждое слово, которое вылетает из твоего маленького рта, похожего на куриную жопу! — послышался голос Кортни. Если Микки считали грозой школы, то Кортни считали грозой школы, только в женском обличии. Она не боялась самого черта. Кортни относилась к типу таких людей, от которых можно было ожидать всего, чего угодно. Именно эта непредсказуемость, возможно, и была ее изюминкой.
— Девочка, это ты следи за своим длинным и острым язычком, которым тебе придется у меня отсмоктать! — сказал, поднимаясь, Микки.
Кортни не стала долго ждать — сразу же стукнула обидчика ногой в промежность. Микки согнулся и издал глухой стон:
— Сучка, ты мне за это дорого заплатишь! — крикнул он ей вслед.
— Этот кусок дерьма еще получит свое! — злобно проговорила Кортни, поправляя рюкзак-лягушонка.
— Что ты, не стоило из-за меня ругаться с Микки, это ничем хорошим не закончится, — сказала Кика.
— Но этот ублюдок унижал тебя! — возразила Кортни.
— Я уже привыкла… — сказала Кика.
Кортни схватила ее за запястье и сжала: — Кто тебя полюбит, если ты не любишь себя сама, позволяя унижать!
— Я ненавижу себя. Вот бы умереть!
Кортни еще сильнее сжала ее руку.
— Только попробуй, я… Я из-под земли тебя достану, слышишь?!
— Пусти, мне больно! — Кика вырвала покрасневшую руку. Какое-то время они шли молча.
— Вчера я видела призрака… — проговорила Кика.
— Не рассказывай фигни!
— Я видела его. Он вырос из тумана. Скрип качели не утихал полночи. Возможно, это кто-то из покойных жильцов нашего дома не нашел себе пристанища ни в аду, ни в раю и его душа осталась неприкаянной… Я читала об этом….
— Да ты повернутая! — Кортни зашла за угол, чтобы закурить.
— Может быть, но лучше бы меня забрало в мир иной это привидение, чем такая жизнь!
— Осторожнее со словами, пожелание может исполнится, — ответила Кортни.
— Ну и что… — сказала Кика.
— Кика Уилсон, отсталое убожество! — раздался чей-то смех.
— Кто там еще подал голос? — выглянула Кортни. Она увидела Мэрион. Мэрион считалась едва ли не первой красавицей школы, что бесило Кортни вдвойне (ведь она была довольно эффектной внешности). Кортни давно хотелось раскрасить хорошенькое личико Мэрион. Или отрезать ее золотистые кудри. Но лучше это было сделать за стенами школы (был риск, что директриса исключит ее из школы, тем более, что этот ее проступок был бы не первым, да уж, конечно, и не последним). И вот Господь наконец-то послал ей такую возможность.
Мэрион осеклась, увидев Кортни. Ее все опасались и встреча эта в любом случае не грозила ей ничего хорошего.
Обладая ангельской внешностью, Мэрион имела зато прескверный и надменный характер(нет в мире идеала!)
Кортни спрыгнула с парапета, на котором сидела и вплотную подошла к Мэрион!
— Что ты сказала? Повтори!
Мэрион сделала шаг назад: — Ты прекрасно знаешь, что я сказала!
— Ты еще и хамить мне будешь! — с издевательской улыбкой сказала Кортни и заехала кулаком по лицу Мэрион.
— Вот, еще один удар нужно отработать, — как бы сама себе сказала Кортни, заехав ей еще.
— Это все, что ты умеешь! — сказала Мэрион, прикрывая лицо, по которому уже струилась кровь. Этой фразой она окончательно вывела Кортни из себя. Кортни схватила ее за волосы и тянула до тех пор, пока не оторвала довольно смачную прядь. Мэрион в ужасе схватилась за голову. У нее были такие глаза, как будто она увидела восставшего из гроба мертвеца.
— Что ты наделала, ты изуродовала меня! — с писклявыми нотками в голосе закричала Мэрион.
— Изуродую еще больше, если ты не уберешься отсюда, — предупредила Кортни.
— Тебе это с рук не сойдет! — ответила Мэрион, помчавшись прочь.
— Зачем? — испуганно спросила Кика.
— Так, захотелось желтые волосы примерить.
Она прицепила на голову прядь Мэрион и, довольная собой, сфоткала себя на мобильный. Кика стояла, все еще испуганно поглядывая по сторонам.
Кортни посмотрела на нее: -Мы вместе, помнишь нашу клятву? Вместе навсегда, что бы ни случилось…
Кика опустила голову. Неуверенно кивнула.
— Ты — все, что у меня есть.
— Вот именно, — самодовольно сказала Кортни. — Цени то, что я делаю. Пусть эта желтоволосая сучка знает свое место. Пошли!
Кортни схватила ее за руку и они помчались в школу.
После уроков, попрощавшись с Кортни и вытерпев очередную порцию привычных приколов одноклассников, Кика пошла домой.
Есть захотелось еще больше, но она боялась Алекса, а у Кортни деньги просить было неудобно.
По пути Кика заглянула в кусты в надежде забрать мольберт, но мольберта уже не оказалось.
«Наверное, кто-то забрал», — с легким сожалением подумала Кика.
Она надеялась, что Алекса не будет дома и надежды оправдались — он еще не вернулся с работы. Бабушка хлопотала по дому и Кика незаметно прошмыгнула в свою комнату. Она собралась записать события вчерашнего вечера, привидение в тумане и загадочный скрип качелей, однако дневника в голубом переплете на столе не было.
«Странно… Где же он? А вдруг забрал Алекс? Тогда мне конец, он меня убьет! Нет, Алекс не мог, хотя может утром… Или бабушка?»…
Но вместо дневника на столе лежало кое-что другое. Это была красивая шкатулка, инкрустированная золотыми причудливыми узорами. Шкатулка была сделана из темно-красного дерева. Кика с удивлением взяла вещицу в руки.
«Как же все странно! Откуда взяться этой шкатулке? Неужели Алекс мне ее подарил?! Не может быть. Он никогда не делал мне подарков»…
У Кики было какое-то странное предчувствие. Она открыла шкатулку: раздалась грустная музыка. На золотистом диске крутились два ангелочка. Кика задумалась, с печальной улыбкой смотря в открытое окно.
4
Дневник
…»Как бы мне хотелось вышить на покрывале несколько простых, но таких важных слов: «в моем конце мое начало», — как вышила когда-то шотландская королева Мария Стюарт, казненная на эшафоте. Хотя меня ждет такая бесславная смерть, какою была и вся моя жизнь»…
— Ну уж славную смерть я тебе гарантирую, голубушка, — сказал маньяк, начав читать дневник, выкраденный у Кики. — Во всех газетах напишут, еще и по телевизору покажут. Так что звездное будущее посмертно тебе обеспечено. Я тебя прославлю, милая. И даже книгу про тебя напишу, чтобы пополнить свой сборник седьмым томом. Уже есть истории Кэлли, Софии, Элис, Анны, Клаудии и Николь. А это будет история Кики Уилсон. И это будет самая интересная из предыдущих историй, я в этом уверен, — маньяк принялся с жадностью читать дневник дальше.
…»С детства меня не любили не только дети, живущие по соседству, но и родные. Не знаю, чем навлекаю на себя такую зверскую антипатию, ведь я никогда не делала никому плохого. Больше всех меня ненавидит Алекс. Он первый ребенок в семье и страдает ужасным эгоизмом. Мое рождение стало ему как кость в горле. Он ни с кем не собирался делить свое место в семье, поэтому и ненавидел меня с пеленок. С раннего детства я привыкла к побоям Алекса. Он угрожал, что, если я расскажу об этом родителям, то мне достанется вдвойне, поэтому приходилось выдумывать очередные истории о том, откуда взялись ссадины и синяки, за что доставалось еще и от родителей. Хотя родители редко бывают дома. Они геологи и часто уезжают на экспедиции. Я остаюсь на попечении бабушки, которую я раздражаю, и Алекса, который меня ненавидит. Если кто-то найдет этот дневник, дневник несчастной Кики Уилсон, не судите строго.
Только что в новостях передали, что опасный и практически неуловимый маньяк убил очередную жертву. Господи, почему это не я! Я настолько несчастна, что была бы благодарна человеку, лишившему меня моей бесполезной и отвратительной жизни! И почему Черный Лорд не убьет меня!»…
— Терпение, дорогая, — улыбнулся маньяк. — Всему свое время. Представь, что сегодня Рождество, а я Санта-Клаус. Желания исполняются!…
…»Алекс всегда подстраивает мне всякие мерзкие штучки. Нет человека, который бы вызывал у меня такой страх, как Алекс. Иногда мне кажется, что он может убить или изнасиловать меня. Да, я допускаю любую мысль относительно Алекса. Это настоящий монстр.
А школа… Там все издеваются и смеются надо мной, словно питаясь энергией чужой боли»…
— Питаясь энергией чужой боли… — воодушевленно проговорил маньяк. — Как здорово сказано!
«Единственный человек, которому есть до меня дело, это Кортни.
Моя красавица, моя дорогая девочка. Она искренне относится ко мне и я люблю ее. Мы вместе навсегда, как поклялись.
Год назад она в первый раз поцеловала меня. Это был мой первый поцелуй. Что я почувствовала! Мне хотелось просто умереть у нее на руках от этого мгновенного счастья.
Маньяк гневно хлопнул себя по коленкам и наморщил лоб. Ему явно не нравилось то, что было написано. — Ничего, дорогая, Кортни нам не помеха, на кладбище всем места хватит. Заодно придется писать 8-й том: «История Кортни». Но мои золотые страницы, это книга о тебе, мое сокровище.
— Кортни, Кортни, Кортни, везде эта Кортни! — маньяк со злостью закрыл дневник. — Надоело!
Кика вошла в дом.
— Явилась, не запылилась, — проговорила бабушка.
— А денег-то не хватает!
Все с усмешкой уставились на нее.
Кика была сильно бледна и вяла, Неожиданно ноги ее подкосились и она рухнула на пол. Бабушка обернулась на грохот:
— Что это с ней?
— Уж не беременна ли она? — подозрительно воскликнул Алекс.
— Она не ела несколько дней, — пришла к выводу бабушка. — Нашатыря принеси!
Алекс нехотя принес нашатырный спирт. Кика открыла глаза, почувствовав резкий запах.
— Садись есть! — грубо сказал Алекс.
— Я не… — начала Кика.
— Я сказал, садись есть! — еще более грубо проговорил Алекс.
— Не хочу…
Алекс ударил ее по лицу и, схватив за волосы, усадил за стол.
Кика действительно не могла есть. Не принимая пищи несколько дней, она сейчас просто не могла есть. Но над ней стоял грозный Алекс и ей пришлось сделать вид, что она ест.
Тем быстрее Кика отправилась в свою комнату-склепик. Она достала загадочную музыкальную шкатулку, странным образом попавшую к ней на стол. Открыв шкатулку, Кика наслаждалась чудесной музыкой, от которой возникали разные чувства. Особенно Кику преследовало особо странное и абсурдное чувство, будто бы за ней кто-то наблюдает.
Ей даже стало жутко.
— Чушь! — сказала сама себе Кика. — О, а вот и дневник нашелся! — она обрадованно достала синюю тетрадку, включив настольную лампу, чтобы записать события последних дней, но рука Кики, держащая ручку с головкой собачки на конце, зависла в воздухе, так и не дотронувшись до качели: она явственно услышала «скрип-скрип». Кто-то катался на качелях! В такое-то время… В память врезалась мистическая история о неприкаянных душах. Кика любила мистику и верила в духов и приведений. Жуткое «скрип-скрип» просто призывало ее выйти на улицу. Борясь со страхом и зверским любопытством, Кика все же вышла на улицу, прихватив с собой шкатулку. Музыка из шкатулки успокаивала ее. В какой же она пришла ужас, когда увидела, что качели раскачиваются сами по себе! Музыка из шкатулки послужила обратным эффектом: она стала наводить еще больший ужас.
«История о призраках — чистая правда!» — подумала Кика. — «Я еще больше поверила в них».
Завеса тумана приоткрыла кусочек кроваво-красного неба, придавая ночи куда более мистический оттенок.
Качели остановилась сама по себе. Подул ветер и деревья наградили Кику золотым листопадом. Она стояла совсем одинокая в этом странном и жестоком мире, осыпаемая градом листьев, с развевающимися на ветру волосами. По-прежнему играла музыка из шкатулки и на диске крутились два ангела. Неожиданно раздался шорох в кустах и чьи-то шаги. От страха Кика выронила шкатулку. Шкатулка упала к ее ногам и разбилась. Музыка стала играть, словно зажеванная в магнитофоне кассета. Ангелы разлетелись на части.
Шаги стали слышаться четче. Объятая ужасом, Кика побежала домой, преследуемая музыкой из испорченной шкатулки. Потом все смолкло. Раздался треск. Кика зацепилась за сломленный сук, валявшийся во дворе и упала. Шаги смолкли. Ей казалось, что кто-то остановился сзади и что, если она обернется, то непременно увидит за собой очерченный зеленовато-желтым свечением образ умершего, который прежде жил в этом доме, а теперь бродит по ночам в саду. Кике стало так жутко, что она предпочла не оглядываться. Поднялась и побежала в дом. Сзади снова послышались шаги. Кика с грохотом закрыла входную дверь, даже не боясь, что домашние проснутся. Она была слишком напугана, чтобы вспоминать об этом.
5
Художник
— Представь, ночью по саду кто-то ходит, — с воодушевлением проговорила Кика. — В последнее время происходит масса странных вещей. Это призрак мертвеца, я уверена.
— Не смеши, — расхохоталась Кортни. Она выкрасилась в черный цвет. В носу торчали два колечка. Кортни была одета в футболку с изображением Мэрлина Мэнсона и темно-зеленые чуть широкие штаны.
— Не хочу слышать больше эту чушь! — возразила Кортни, напевая Nobodies. — Кика, ты как маленькая девочка.
— Но действительно, ночью кто-то ходит по саду!
— Хватит! Ничего больше не хочу слышать, пойдем, сходим в туалет, — она схватила ее за руку и увлекла за собой.
В школьном туалете никого не было. Кортни прижала Кику к стене и коснулась ее губ губами, обнимая за талию.
— Я хочу тебя, — словно в каком-то экстазе произнесла Кортни. Поцелуй затянулся.
— Гм! — хмыкнул кто-то сзади.
Кортни обернулась: стояла Мэрион с ехидной улыбочкой и посиневшим носом.
— Так-так, девочки, а чем вы это тут занимаетесь? — со смехом проговорила она. — Вот, почему ты всегда защищаешь Кику Уилсон! Кика Уилсон — твоя любовница! С ума сойти! Вот директриса посмеется! — Мэрион развернулась и походкой королевы направилась к двери.
Кортни резко развернула ее, дернув за плечо: — Только посмей раскрыть свой размалеванный как у шалавы рот и я выверну тебе его наизнанку!
Мэрион презрительно хмыкнула и пошла дальше.
— Вот видишь, Кортни, — проговорила Кика, — теперь у нас будут неприятности.
Кортни тонко и зловеще улыбнулась, стиснув кулаки.
— Пусть только попробует раскрыть рот! Я так ее отделаю, что никакая штукатурка не поможет.
Они взялись за руки и пошли на урок.
Прямо во время урока географии их ожидал сюрприз.
— Кика Уилсон и Кортни Макдауэл, госпожа директриса вызывает вас в свой кабинет, — заглянула секретарша.
— Попали, — прошептала Кика. — Нас могут исключить из школы. У меня и так проблем выше крыши.
— Без паники, — тоже шепотом ответила Кортни. — Вместе и навсегда. Выкрутимся!
Класс стал перешептываться: — Лесбиянки! Мэрион видела их утром в школьном туалете.
— Да ну?
— Да, это точно.
Кто-то хихикнул.
— Тише! Попрошу тишины! — преподаватель географии грозно стукнул кулаками по столу и класс притих.
Кортни настолько гордо направилась к двери, будто бы директриса собралась ей вручить медаль с отличием.
У директрисы конечно же сидела Мэрион. Кортни улыбнулась, глядя на ее посиневший и распухший нос. Хоть чем-то насолила проклятой мегере!
— Мисс Кортни Макдауэл и мисс Кика Уилсон, чем вы занимаетесь сегодня утром в школьном туалете? — спросила директриса, строго глядя на них из-под очков.
— Тем, для чего он предназначен, госпожа директриса, — спокойно ответила Кортни.
— Мисс Мэрион говорит другое.
— Они целовались, госпожа директриса, я сама видела! А если бы зашли девочки из младших классов, какой урок преподала бы им эта нелепая парочка! — презрительно сказала Мэрион.
Директриса вопросительно посмотрела на них:
— Что вы скажете на это, Виктория Уилсон?
Кика опустила глаза в пол и густо покраснела.
Кортни взяла инициативу в свои руки.
— Она лжет! Нагло лжет! Это же абсурд, посудите сами! Лучше скажи, что ты делала в кустах с Микки Локриджем? Вы же там не просто целовались?
Теперь директриса посмотрела на Мэрион. Все знали о ее романчике с Микки. Конечно, насчет кустов Кортни преувеличивала. Она выдумала первую историю, пришедшую ей в голову.
— Что вы скажете в свое оправдание, мисс Мэрион?
— Она нагло лжет!
Директриса разозлилась:
— Вы втроем морочите мне голову, убирайтесь из кабинета, но имейте ввиду, если я услышу еще нечто подобное, я исключу вас втроем! Идите!
Все трое вышли из кабинета директрисы.
Кортни бесилась, что не может сейчас заехать по наглой физиономии Мэрион. Но ничего, она подловит ее где-нибудь, вне школьных стен.
— Лесбиянки! — проговорила Мэрион, скорчив презрительную гримасу.
— Лучше быть лесбиянкой, чем шалавой, вроде тебя, — отрезала Кортни.
Крики радости возвещали о том, что уроки закончились.
— Сосиска! Толстая Сосиска! Тобой можно начинять хот-дог! — доносилось сверху.
— Стэнли Локридж, ты всегда прячешься за спину своего брата, потому что ты — трус! Сам ни на что не годишься! — крикнул ему толстяк, стоя внизу на лестнице.
— Это я трус? А ну иди-ка сюда!
— Мне пора, за мной приехал отец, — сказала Кортни, поцеловав подругу в лоб. — Увидимся завтра.
— Хорошо, — ответила Кика.
Она пошла в сторону дома. Ее никто из ребят не заметил в общей суете, поэтому Кика имела счастье не слышать унизительных криков в свой адрес. Она шла, думая о своем и не заметила, как с ней поравнялся какой-то человек.
— Извините… — начал он.
Кика подняла глаза и чуть не вскрикнула: ей показалось, что она видит лицо того призрака из тумана.
«Спокойно, у меня бред», — подумала Кика. — «Нужно держать себя в руках, иначе меня сочтут сумасшедшей».
Она еще раз взглянула на красивое, необычное лицо незнакомого человека. Как он был похож на тот мираж, который привиделся тогда в саду…
Как зачарованная, Кика не могла отвести от этого лица взгляд и поймав себя на этом, покраснела и в смущении отвернулась.
— Извините, вы, кажется, Кика Уилсон? — спросил человек.
— Да, — ответила Кика. — А откуда вам это известно?
— Я слышал, что вас так называли ваши одноклассники.
Кика еще больше покраснела: этот красавец слышал то, что ей кричали вслед. Ей захотелось провалиться сквозь землю.
— Меня зовут Эвронимус, — представился человек. — Эвронимус Кроуфилд.
— Эвронимус… — медленно повторила Кика. — Какое странное имя…
— Да. Так называли греческого принца смерти. Мой отец был странным человеком и зачем-то дал мне греческое имя. Но я всегда был пацифистом. С детства даже муху боялся обидеть. Я всегда был человеком искусства. Люблю творить. В этом моя жизнь.
Кика увлеченно слушала нового знакомого, однако в глаза ему смотреть стеснялась.
— Я люблю писать книги, ну, а по профессии я художник, — продолжал свой непринужденный рассказ Эвронимус. — Как-то случайно я увидел вас возле школы и захотел написать с вас портрет. На меня нашло такое вдохновение! Только не отказывайте мне, умоляю… Вы помешаете мне сотворить шедевр…
— Портрет с меня?! — с изумлением спросила Кика. — Но… Вокруг вполне много красивых девушек, зачем, я не понимаю…
— Затем, что вы самая прекрасная среди них, — проговорил Эвронимус.
«Он надо мной издевается,» — подумала Кика и молча развернулась в другую сторону.
— Постойте! — закричал он. — Куда же вы?
— Я, конечно, привыкла ежедневно сносить издевки, но это уже слишком! — сказала Кика и в ее глазах заблестели слезы.
— Помилосердствуйте, милое дитя! — проговорил Эвронимус. — Вы обижаете меня! — с этими словами он взял ее руку и поднес к своим губам, посмотрев при этом таким глубоким проникновенным взглядом, что Кика вначале побледнела, а потом краска снова бросилась ей в лицо.
— Могу ли я надеяться, что вы дадите мне свое согласие и я принялся бы писать свой шедевр?
— Не надо, — ответила Кика и, выдернув руку, побежала домой.
— Она неприступная! — с улыбкой проговорил Лорд, глядя ей вслед. — Но это заводит меня еще больше.
Кика пришла домой и была сама не своя. Это лицо того призрака из снов! По крайней мере, ей так показалось. Это лицо прекрасного принца из какой-то волшебной сказки. Ничего более захватывающего Кика не видела даже по телевизор.
А за окном стемнело. Полил холодный осенний дождь. На мгновение комнату осветила вспышка молнии.
— Эвронимус… — проговорила Кика, задумчиво глядя в темноту. Послышались раскаты грома. Кика прислонила ладонь к стеклу. Мысленно за стеклом она видела силуэт молодого художника.
Снова послышался раскат грома. Такой сильный, что Кика вздрогнула.
«Ах, если бы я хоть чуточку симпатизировала этому художнику, я была бы самым счастливым человеком на свете»…
Кика пожалела, что не позволила Эвронимусу писать с себя портрет. Она по-прежнему оставалась одна в темной комнате, смотря вдаль и слушая шум дождя, который пел на языке одиночества, так хорошо ей знакомом.
«Он казался таким искренним… Хотя на что я могу надеяться, наивная дурочка! У людей я вызываю только смех и негодование. Как этот прекрасный художник мог разглядеть во мне натурщицу для своего шедевра! Это абсурд!»
Неожиданно она вспомнила о шкатулке, которая разбилась и ей стало обидно. Словно эта шкатулка была частичкой ее души и вот она разбилась навсегда. Кика достала из шкафчика части разбитой шкатулки, которые собрала утром. Эта шкатулка попала к ней таким загадочным образом, что Кика окончательно поверила в призраков. Она видела во многих мистических фильмах, как к людям являлись призраки умерших с требованием похоронить их по обычаю на кладбище. Чаще всего это были духи умерших насильственной смертью людей, чьи останки находились где-нибудь в саду или за домом. Вдруг кто-то из бывших обитателей этого старого дома преследует ее, чтобы показать ей место захоронения? Эвронимус так был похож на видение из тумана, а вдруг он и есть тот самый призрак? От этих сумасбродных мыслей Кике стало не по себе. Она постаралась отогнать их на задний план. И вот перед ней осталось только красивое лицо художника. Она стояла в абсолютной темноте, сжимая в ладони двух маленьких ангелов из разбитой шкатулки. В голове крутилась эта грустная музыка.
Начался листопад. В окно били желтые листья, которые сыпались, как из рога изобилия. Кике стало казаться, что падающие листья — это лица людей. Одни ей улыбались, другие корчили презрительные или надменные гримасы, третьи были совсем грустными. Они бились в окно, казалось, пытаясь достучаться до нее.
А дождь полил с новой силой. Отворилась дверь, на Кику упал луч света. Послышался грохот.
— Что здесь творится, мать вашу! Почему в этой комнате нет света, чем здесь занимаются? — послышался пьяный голос Алекса.
Шатаясь, он нащупал в комнате выключатель. Кика испуганно и нервно вздрогнула, вскочив с постели. На Алексе совсем ничего не было, кроме ботинок на ногах.
Кика отвернулась.
Алекс презрительно засмеялся.
— Что это ты отворачиваешься, смотри!
— Rape me! — запел он знаменитую песенку Курта Кобейна. — Что, шлюха малолетняя? Спишь по подворотням с кем попало, а брата родного отвергаешь значит?
Их разделяла только тумбочка. Алекс попробовал дотянуться до Кики, но та отскачила в сторону и Алекс больно ударился локтем, что взбесило его еще больше.
— Иди сюда, сучка! Ко мне!
— Алекс, ты сошел с ума! Я же сестра тебе! — чуть не плача закричала Кика.
— Ты сучка и шлюха! От тебя никакой пользы в доме. Легче было бы завести собаку, от нее было бы больше пользы, чем от тебя!
Кика забилась в угол.
Алекс вскочил на кровать прямо в ботинках и принялся напевать какую-то пошлую глуповатую песенку.
— Подойди сюда, я сказал! — он встал одной ногой на тумбочку и схватил Кику за волосы. Притянув ее поближе, он швырнул сестру на кровать и сел сверху, снова запев ту же песню.
— Алекс, пожалуйста…
— Заткнись, сучка! — Алекс стал рвать на ней рубашку. Видя, что он совсем обезумел от алкоголя, Кика дотянулась до вазы, стоящей на столе, и ударила ею брата по голове. На несколько секунд Алекс отключился. Кика выбежала и помчалась по коридору. Рассверепевший Алекс уже гнался за ней.
— Что ты делаешь, ты разбудишь бабушку! — на ходу закричала Кика.
— А она осталась сегодня у миссис Бантон и попросила меня приглядывать за тобой, девочка-даун. Так что нам никто сегодня не помешает! Иди же ко мне скорее, я хочу тебя прямо на кухонном столе! Правда же я буду у тебя не первый!
Страх перед обезумевшим братом придал Кике сил. Она помчалась еще быстрее, спотыкаясь на лестнице.
Алекс не удержался на ногах и скатился с трех ступенек. Издав пронзительный вопль, он вскочил и ему удалось схватить Кику за край рубашки, так как она на секунду остановилась, испугавшись, что Алекс покалечился. Кика рванулась вперед и огромный клок рубашки остался у Алекса.
— Остановись, я приказываю тебе! — вопил Алекс, разбив по пути парочку бабушкиных ваз.
У Кики больше не оставалось сил спасаться от обезумевшего брата.
«Туалет!» — возникла внезапная мысль. До туалета оставалось пару шагов. Алексу снова удалось ухватиться за разодранную уже рубаху сестры, содрав с нее последние лохмотья. Кика с криком забежала в туалет, закрыв дверь на защелку.
— Сучка!! — не своим голосом закричал Алекс. Он бил в дверь ногами, как ненормальный.
«Если дверь не выдержит-мне конец», — подумала Кика, сильно стиснув зубы.
— Если ты не откроешь, я убью тебя! — кричал Алекс. — Что, думаешь, я не смогу зайти? Думаешь, что ты, даунша, умнее меня? Где там! — он схватил на кухне топор и принялся колошматить по двери. Сделав в двери трещину, он в конце концов свалился и громко захрапел.
Кика смогла облегченно вздохнуть.
Лорд едва не свалился с кресла от смеха. Он имел возможность наблюдать за всей этой картиной, предварительно установив в доме Уилсонов камеру, пробравшись через открытое окно.
— Алекс, ты — дилетант! — сквозь смех воскликнул маньяк. — Убийство и насилие — это особое искусство, которое существует по своим правилам.
В этом деле нужно быть гурманом, иметь свой вкус. А у тебя его нет, Алекс! Ты никогда не сможешь творить шедевры. Шедевры творят только великие люди. Такие, которые рождаются раз в сто лет. Такие, например, как Черный Лорд, — он засмеялся.
— Я чувствую свое призвание. Мое призвание — убивать. Убивать красиво, талантливо, с чувством вкуса.
Люди делятся на два типа — на жертв и охотников. Я отношусь к числу вторых и явно состою в списке профессионалов.
А ты, Кика Уилсон, моя потенциальная жертва. В тебе есть желание бороться. Но все равно ты подчинишься МНЕ.
6
Школьный двор
Утром нагрянула бабушка. К тому времени Алекс уже успел проснутся и натянуть на себя одежду.
— Мои вазы! — воскликнула бабушка. — Мои любимые вазы! Их подарил мне мой покойный муж! Кто, кто посмел разбить их!
— Скажешь, что это я, тебе конец, — шепнул Алекс. — Не спасет даже туалет.
— Это разбила Кика! — сказал он.
Бабушка гневно обернулась к ней.
— Прости, — Кика опустила глаза. У нее не оставалось выбора.
— Ты ведь специально сделала это! — проговорила бабушка, укоризненно смотря на Кику. — Ты все делаешь мне назло! И за что твоя мать оставила мне такое наказание!
Кика поспешила уйти. К горлу подкатил ком, а из глаз в любой момент готовы были брызнуть слезы. Сколько лет подряд приходится терпеть такое! Сил на борьбу с жизнью практически не осталось. Кика вышла на улицу. Было сыро, однако небо оставалось ясное. У ног стелился великолепный золотой ковер из листьев — вчерашняя непогода сделала свое дело.
Кика закрыла ворота и зашагала по большой дороге, вспоминая все ужасы вчерашнего вечера.
— Кика Уилсон! — позвал кто-то сзади.
«Кто же там еще решил поиздеваться надо мной с утра пораньше?» — в нервном раздражении подумала Кика. На минуту она окаменела — стоял Эвронимус. Он с улыбкой раскланялся перед ней.
Движением головы Кика закрыла лицо волосами, чтобы скрыть краску на лице.
— Вы… Вы что, следите за мной? — сделала она напускной вид.
Прекрасное лицо Эвронимуса приобрело скорбное выражение: — О чем, скажите же, чем я разгневал вас, что вы со мной так разговариваете? Я ждал два часа под вашей калиткой, как бездомный бродяга, чтобы снова умалять вас стать моей напарницей.
У Кики екнуло сердце. Она почувствовала, как подкашиваются ноги.
«О, как же изысканно он смеется надо мной!!» — с горечью подумала Кика.
— Это невозможно, — проговорила она, зашагав дальше и пытаясь внушить себе, что этот разговор ее ни капли не тронул. Она завернула за угол и побежала бегом, чтобы скрыться от Эвронимуса. Это ей удалось.
— Черт, куда она подевалась? — сказал Лорд, оглядываясь по сторонам. — Она — самая лучшая из всех моих жертв. Она заводит меня до умопомрачения.
Возле школы уже раздавались крики.
— Малолетка! Думаешь, что, если ты прикрываешься своим братом, тебе все позволено? Имела я твоего брата в задницу! Спроси у него лучше, как я врезала ему по яйцам в прошлый раз!
Это кричала Кортни. Собралась толпа ротозеев-школьников, которые хохотали, наблюдая за этой перебранкой.
Дело было в том, что Стэнли снова сцепился с Сосиской и Кортни встала на сторону толстяка. Она ненавидела Микки, Мэрион и им подобных. Ее бесили эти мажорные папенькины сынки, считающие себя золотой молодежью.
— Да Микки свернет тебе шею, как тупоголовой гусыне! — ответил Стэн. Он многое себе позволял, пользуясь авторитетом брата.
Все с ужасом увидели искры, блеснувшие в глазах Кортни.
— Ты еще смеешь мне хамить?!
Не замечая разницы в возрасте, Кортни занесла над Стэном свой всеубивающий кулак.
— Эй, девочка! — на плечо Кортни попустилась тяжелая рука Микки. — Не смей трогать моего брата, грязная лесбиянка!
— Что?! — лицо Кортни приобрело такое выражение, что все охнули.
Она схватила солнечные очки с головы Микки, швырнула их на асфальт и принялась топтать ногами.
Все были в шоке. Микки хвастался этими очками всей школе. Это был подарок отца. Очки из коллекции, купленные за баснословную цену.
Микки стоял, как столб. Его монотонное лицо ничего не выражало.
Все в страхе перешептывались.
Сейчас что-то будет!
Когда Кортни закончила уничтожать очки, она с ехидной ухмылкой посмотрела на Микки, а в это время многие от страха закрывали глаза.
Микки молчал. Но пауза тянулась недолго. В конце концов Микки ударил Кортни по лицу. Причем ударил так, что та упала на землю. Он стоял и смотрел. Кортни медленно поднялась, не отрывая от Микки злобного презрительного взгляда. Она вплотную подошла к нему: — Не смей бить меня по лицу, белобрысый папенькин сосунок! — с этими словами она плюнула ему в лицо и, развернувшись, ушла.
Мэрион протискивалась сквозь толпу: — Пропустите! Пропустите, что там происходит? А ты не стой на моем пути, чучело! — она толкнула Кику. — Микки, что произошло, в чем дело?
— Ни в чем, — отрезал Микки и развернулся, чтобы уйти.
Многие поклонницы (а их было больше, чем половина школы) злорадно улыбались. Ходили слухи о романе Микки и Мэрион.
Все догадывались, что Мэрион сохнет по нему. Он отшил ее прилюдно. Теперь у каждой в глубине сердца теплилась надежда, что Микки обратит на нее внимание.
Микки не только был авторитетом, еще он слыл красавчиком. Волосы, выкрашенные в белый цвет, делали его похожим на Брэда Питта.
Сколько сердец разбил он своим смазливым личиком! Но сердце Кики в этом плане осталось нетронутым до той поры, пока она не увидела Эвронимуса. Его красота задела ее до глубины души. По сравнению с красотой Эвронимуса меркли все Микки, которых она когда-либо знала. Он говорил с ней! Так галантно, как Никто и Никогда.
Кика никогда не слышала ничего другого, кроме оскорблений и насмешек.
Кика не знала, что происходит и что делать. Она была в таком нервном возбуждении, что не хотела никого видеть. Кика забежала в школьный туалет. Ей необходимо было подумать. Вылетел из головы даже вчерашний разговор с Алексом.
«Для чего он издевается надо мной?» — она заломила руки. Из глаз потекли слезы. — «Спокойно, Кика. Ты не должна терять самообладания. Хватит терпеть издевательства!»
Она оперлась о подоконник и взглянула во двор. Эвронимус был в школьном дворе! Он смотрел в окно, в которое она выглядывала!
— Ну, это уж слишком! — Кика выбежала из туалета, встретившись в дверях с Кортни.
— Кика! — позвала она. — В чем дело, ты едва не сбила меня с ног!
— А, Кортни… — Кика приостановилась.
— Что случилось, на тебе лица нет?
— Ничего…
— Не лги, я хорошо тебя знаю. Что с тобой произошло?
— Скажи, Кортни, за что все смеются надо мной? Что я сделала Богу такого, за что он карает меня так жестоко? — она со слезами обняла Кортни.
— Кто опять тебя обидел? скажи мне, кары не избежит никто, — Кортни встряхнула уложенной на бок челкой. Какой же она была хорошенькой! Ее зеленые глаза блестели, как у дикой кошки.
— Я задала вопрос.
— Дома. Опять проблемы, — сдавленно ответила Кика.
— Моя хорошая, — Кортни коснулась ее щеки. Потом губ.
— В чем дело, Кика?
— Нас могут увидеть. Ты же не хочешь, чтобы нас исключили?
— Раньше ты была менее бдительна в этих вещах. Сегодня ты холодна. Ты больше меня не любишь?
— Люблю…
— Вместе и навсегда?
— Вместе и навсегда, — тихо проговорила Кика.
— Ого, какая трогательная картина! — Кортни обернулась. Мэрион стояла сзади с цифровым фотоаппаратом.
— Теперь-то у меня есть доказательства ваших мерзких противоестественных отношений! Уж вся школа на славу посмеется! Вы станете всеобщим посмешищем. Директриса быстренько вышвырнет вас из школы!
— Ах ты стерва с всклокоченными, как у кикиморы, патлами! Мало я повыдирала их из твоей тупой башки! Отдай сейчас же фотоаппарат!
— Не отдам! — Мэрион побежала по коридору.
— Сучка, все равно я догоню тебя!
Кортни не стала бросать слов на ветер. Она заломала ей руку и вырвала фотоаппарат, со всей силы швырнув его об стенку.
— Что здесь происходит? — послышался строгий голос директрисы.
— Она разбила мой фотоаппарат! — плаксивым голосом первоклассницы сказала Мэрион.
— В чем дело, мисс Макдауэл?
— Госпожа директриса, она фотографировала, как я писаю в туалете, чтобы показывать потом всей школе, — ответила Кортни.
— Мисс Мэрион, как вам не стыдно?! — возмущенно сказала директриса. — Ведите себя достойно, иначе придется как следует побеседовать с вашими родителями.
— Начинай чистить зубы пастой для укрепления зубов, потому, что скоро я тебе их повыбиваю, — шепнула Кортни.
«Подождите, подождите», — подумала Мэрион, взбешенная тем, что попалась в собственную ловушку.
«Придет время и вы все заплатите мне сполна!»
7
Колодец
Пришло время мрачных затяжных дождей. Кика сидела дома. Жить с Алексом становилось все невыносимее. Он все сильнее и сильнее напивался и доводил ее до состояния паники и невыносимого ужаса. Бабушке она не решалась рассказывать такие вещи, да она и не поверила бы. Бабушка с детства относилась к ней антипатично, как, впрочем, и все. Иногда Кика начинала верить в проклятие. О существовании проклятых людей она читала в книжках. Люди неудачники, у которых никогда ничего не выходит, которых все всегда ненавидят, своего рода козлы отпущения.
Кике казалось, что она одна на всем белом свете.
«Интересно, что сейчас делает Кортни? Сидит, наверное, дома, погода не из лучших. Да, дома ее обожают. Она ведь любимый ребенок в семье! В ней души не чают. С детства родители исполняли ее малейшую прихоть. Эх, если бы я могла почувствовать на себе хотя бы десятую часть той родительской любви, наверное, я была бы счастлива! Но я никому не нужна. Меня оставил даже тот призрак, неприкаянный, что приходил по ночам. Качели больше не скрипят. Я не нужна даже ему»…
Вдруг, об стекло что-то резко ударилось. Стекла задрожали. Кика удивленно и испуганно подошла к окну. На корзине лежала и трепыхалась какая-то темная масса.
— Что это?
Она открыла окно так, чтобы случайно не столкнуть массу вниз.
Это оказался большой черный ворон, который судорожно размахивал крыльями.
— Ах ты несчастная птица! — воскликнула Кика, бережно взяв ворона в руки. Птица смотрела на нее блестящим глазком. Очевидно, ворону было так плохо, что он не испытывал страха перед человеком.
— Я тебя вылечу, — проговорила Кика, ласково глядя на птицу. — Если увидит Алекс, наверняка его замучает или прибьет. Отнесу на чердак.
Кика взяла воды и немного зерен на кухне. Прихватила бинт. Сломанное крыло нужно было крепко перевязать, чтобы оно правильно срослось.
Кика поднялась на чердак, уложив птицу на небольшую постель из сена.
— Я назову тебя Эвронимус, — радостно проговорила она.
Кика была рада, что у нее появился маленький молчаливый друг, о котором можно было заботиться. Теперь она была не так одинока.
— Виктория! Виктория!
Это была бабушка.
— Меня зовут, я должна идти, — проговорила Кика, бережно пикрывая птицу.
— Иду, иду!
Она сбежала с чердачной лестницы.
— Где ты лазаешь, негодница! — проворчала бабушка. — Воду отключили на сутки! Могла бы и сама додуматься сходить к колодцу!
— Но бабушка, на улице ночь, мне страшно!
— В такую погоду даже собаки не гуляют, не то, что люди.
— Тебе нечего бояться. Возьми ведро и принеси воды. Или ты хочешь, чтобы я, не смотря на мой возраст и радикулит, мчалась среди ночи за водой так, будто бы мне семнадцать лет?
— Хорошо, бабушка, я принесу воды, — покорно сказала Кика, схватив огромное ведро. Ей было страшно идти к колодцу, тем более, что местные жители рассказывали о нем различные байки. Говорили, что когда-то там утопился старый крестьянин и теперь каждую ночь он сидит на колодце и топит проходящих мимо путников. Старинная легенда еще не отжила свое. Она и до сих пор имела свою эффективность и актуальность.
Кика явственно представляла себе того крестьянина, который сидит на верху колодца и болтает ногами, свесив их вниз. На нем замшелая от сырости шляпа, руки, превратившиеся в покрытые мхом коряги, которые хватают ее и тащат на дно колодца.
Кика попыталась подумать о чем-нибудь приятном. Подумать, например, об Эвронимусе. Она больше не видела его. Она даже не забыла, как выглядит его лицо, но знала, что оно очень красивое. Интересно, куда делся Эвронимус? Что он сейчас делает… Наверное, пишет свой шедевр с какой-нибудь красавицы.
А жаль… Хотя, это к лучшему. Эвронимус ворвался в ее жизнь, словно ураган, взбудоражил душу и так же внезапно исчез. Такие красавцы не для нее. Они могут только посмеяться. Такие неудачницы, как она, никогда не займут места в их сердце…
Дождь прекратился. Кика посмотрела на старые качели. Усмехнулась. Подняла и опустила ее. Качели принялись раскачиваться, издавая такое знакомое скрип-скрип.
Сидение было усыпано листьями. Деревья стояли почти обнаженные. Кое-где на ветвях болтались один-два листика. Кика вышла за калитку. Небо прояснилось и на нем высыпали звезды. Кика увидела немного неправильный прямоугольник Змееносца со звездой Бернарда, которая входит в двадцатку самых ближайших к нам звезд. Рядом, над ним, «проползала» и сама Змея, а еще дальше светилось созвездие Северной Короны.
Кика залюбовалась звездами. Она немного умела читать книгу звезд. Отец научил ее в детстве. Но они с мамой так редко бывают дома!
Кика шла по тропинке. Под ногами скрипели мокрые листья. До колодца нужно было идти в самую глубь. И чем ближе она подходила к этому проклятому месту, тем сильнее ее охватывала паника.
«Веришь в сказки, как маленькая глупая девочка!» — сказала бы сейчас Кортни. Но от страха было избавиться не так-то просто.
Метрах в двухстах располагался колодец. Кика уже видела перед собой силуэт крестьянина-утопленника.
— Какая чушь! — сказала она сама себе. — Ох, бабушка! В такую погоду даже собаки не гуляют, а ты отправила меня в это гиблое место посреди ночи, будто бы нельзя было дождаться утра!
Перед глазами стояло лицо полусгнившего замшелого мертвеца, который улыбался, показывая омерзительные гнилые зубы.
Почему-то ей представился утопленник с лицом Фредди Крюггера и гнилозубым ртом, на голову которого водрузили такую же шляпу, как у Фредди. Кика чувствовала в своем воображении зеленое слизкое тело.
«Не паникуй, Кика! Тебе же не пять лет!»
Она открыла глаза и принялась считать до десяти. Сосчитав до десяти, она дойдет до колодца, откроет глаза и увидит, что там никого нет.
— Раз, два, три, четыре, — сердце Кики отчаянно билось. — Пять, шесть, семь, восемь, — она шла, натыкаясь на ветки. — Девять… десять… — она раскрыла глаза: на верху колодца кто-то сидел и действительно болтал ногами, свесив их вниз.
Кика пришла в такой всепоглощающий ужас, что, бросив ведро и огласив округу своим диким криком, пустилась бежать. Кто-то бежал за ней. Кика продолжала истерически кричать. Она пыталась пробраться сквозь тесно сросшиеся кусты, исцарапав себе лицо и руки. Кто-то схватил ее сзади. Кика так отчаянно пробиралась сквозь кустарник, что казалось, что она сейчас перегрызет ветки зубами.
— Не пугайтесь, Кика Уилсон! — послышался успокаивающий голос сзади. С круглыми, как два глобуса в географическом кабинете, глазами, Кика обернулась назад. Вопреки ее дико разыгравшемуся воображению, это был не крестьянин-утопленник с лицом Фредди Крюггера и жабой на замшелой шляпе, это был Эвронимус, с грустным сожалением улыбающийся ей. Это Эвронимус, она узнала его!
Испытав сильное психическое потрясение, Кика вцепилась в него, уткнулась носом ему за пазуху и принялась рыдать так, будто завтра начнется конец света.
Эвронимус с отцовской заботливостью провел по ее волосам: — Извините, Кика, я невольно напугал вас?
Кика в бешенстве оттолкнула его.
— Да, вы меня напугали! — она, что есть силы, принялась молотить его кулаками в грудь. — Представьте себе, вы меня напугали!
— Спокойнее, Кика! Я еще никогда вас такой не видел… — Лорд осекся. По идее он видел ее отсилы три-четыре раза в жизни. Нельзя выдавать то, что он ежедневно наблюдает за ней. Но Кика была в таком сильном потрясении, что не обратила на эту фразу ни малейшего внимания.
— Что вы делаете здесь в такое время, черт вас подери?!
— Я… — спокойно сказал Эвронимус. — Моя вина в том, что я фанат старых сказаний и поверий. Я собираю местный фольклор. Старожилы могут много чего подрассказать интересного. Вы же слышали о старом утопленнике-крестьянине из колодца?
— Да, слышала! И именно поэтому ваш сидящий на колодце силуэт привел меня в тихий ужас.
— Простите меня, Кика. Я и понятия не имел, что встречу вас здесь, — соврал Лорд.
— Это вы меня простите, — сказала Кика, начиная успокаиваться. — Я вела себя, как дура. Мне так стыдно!
— Нет, это мне так стыдно, что я ненароком напугал вас… А позвольте спросить, что вы делаете ночью у колодца, про который рассказывают такие легенды?
— Меня послала за водой бабушка, ответила Кика, смущенно поправляя растрепанные волосы.
— У старой женщины совсем нет сердца, отправлять такую юную леди к колодцам, у которых гуляют мертвецы. — Эвронимус подобрал ведро. — Идемте, я помогу вам набрать воды! — И, видя, что Кика колеблется, взял ее за руку. — Идемте, идемте! Вы сами убедитесь, что там никого нет, тем более замшелых мертвецов.
Привязав ведро к веревке, Эвронимус спустил его вниз. Где-то глубоко ведро хлюпнулось в воду. Кика поежилась. Они стояли друг напротив друга, разделенные легендарным колодцем. Эвронимус смотрел на нее. Его глаза казались такими добрыми, искренними.
«Боже мой, как же он красив!» — воскликнула про себя Кика и опустила глаза, не в силах выдержать взгляд .Он держал ее за руку! Этот самый красивый в мире человек! Да и в самом прекрасном сне Кика не могла вообразить себе такое! Становясь взрослой, она постепенно утратила веру в принца на белом коне. А сейчас эта вера постепенно начала воскресать. Она даже забыла, что являлось Кикой Уилсон, девочкой-неудачницей, предметом насмешек и оскорблений даже среди членов собственной семьи. Откуда же было знать бедняжке, что Лорд играется с ней, как кот с мышью!
Эвронимус достал ведро из колодца. Кика неловко протянула руку.
-Ни в коем случае!-запротестовал Эвронимус.-Вы меня обижаете,уважающий себя джентельмен не позволит даме тащить такое тяжелое ведро.Я донесу его до самого вашего дома.
— Не знаю, как вас и благодарить, — смутилась Кика.
— Вы можете это делать?
— Каким образом?
— Согласившись на мое предложение.
— Какое предложение? — не поняла Кика.
— Всего лишь немножко мне попозировать? Я не обременю вас надолго, — заверил Эвронимус.
— Хорошо, — сказала Кика. — Когда и где?
«Вот это мне уже нравится», — подумал Лорд. — «Рыбка скушала приманку».
— В пятницу, в моей мастерской. Адрес вот, — он протянул ей блокнотный листик. — Вас устроит?
— Хорошо, — сказала Кика. — А теперь мы уже пришли и нам пора прощаться. Еще раз спасибо, — она взяла ведро с водой.
Эвронимус нежно взял ее руку и галантно поднес к своим губам, посмотрев на нее таким взглядом, от которого упала бы, сгорая страстью не только женщина, видавшая виды и пресытившаяся мужским вниманием, но даже самая набожная семидесятилетняя старуха.
— Буду очень надеяться, что вы будете на стороне искусства и поможете родится моему новому шедевру.
Кика шла домой, словно пьяная. Ее бросало в дрожь. Она села на диван и долго сидела так, не шевелясь, пока в окнах не забрезжил рассвет…
…Сюда, идите сбда, почитайте новую стенгазету! — кричал какой-то школьник.
— Что там, что такое? — кричали другие.
— Здесь фотографии Кортни и Кики Уилсон. Глядите-ка, они целуются почти голые!
— Лесбиянки! Позор школе!
— Фу, это отвратительно!
Сзади, раздраженно скрестив руки на груди, стояла Кортни.
«Что за черт, это невозможно!» — думала Кортни. — Откуда эта фотография! Она ненастоящая.
— Что за шум? — спросила преподавательница английского и правая рука директрисы.
— Господи, какой срам!
— Мисс Оуэнс, — сказала Кортни, — говорю вам, как проф в компьютерной графике — это фотомонтаж.
— Неужели? А вы хотя бы подозреваете, кто виновник этого фотомонтажа? Он непременно должен быть наказан.
— Да, я не то, что подозреваю, а уверена на сто процентов, как и в том, что виновник будет наказан, — Кортни направилась к кабинету директрисы. Постучав, она просунула в кабинет лицо, покрытое пирсингом:
— Госпожа директриса, позвольте мне воспользоваться вашими ножницами? Нужно вырезать парочку фотографий для стенгазеты.
— Да, мисс Макдауэл, можете взять, — ответила директриса,что-то помечая в журнале.
— Благодарю вас.
Кортни с победоносным видом вышла из кабинета, смотря по сторонам. В кругу так называемой золотой молодежи стояла Мэрион, с воодушевлением что-то рассказывая, возможно даже о фотографиях в стенгазете. При этом она виляла своими шикарными золотистыми волосами, завязанными в хвост — своей главной гордостью.
Весело улыбаясь, Кортни подошла к компании: — Здорово, Мэрион! А я на курсы черной магии записалась. Поделиться новым заклятием? Колдуй баба, колдуй дед — и хвоста теперь уж нет! — с этими словами шикарный золотоволосый хвост Мэрион остался у нее в руке. Все испуганно вскрикнули.
Мэрион стояла, еще не вполне понимая, что же происходит.
— Что это такое? — спросила она, изменившись в лице. — как это?..
— А вот так! — сказала Кортни, цепляя хвост-трофей к себе на рюкзак. — Это тебе, стерва, за то, чтобы фотографии меньше клеила куда не надо. В следующий раз вообще наголо побрею.
Развернувшись к ним спиной, она с гордостью пошла по коридору, а на рюкзаке болтался прекрасный золотистый хвост.
Когда Кортни вошла в кабинет, урок был в разгаре. Ученики записывали лекцию географа, мистера Стюарта.
— Африка — второй по величине материк после Евразии, — говорил он, — его площадь вместе с островами равна 30,3 млн км квадратных. Самый большой из островов — Мадагаскар…
Когда вошла Кортни, все притихли.
— Лесбиянка… — прокатился ропот по классу. Меньше всех празднуя, Кортни уселась с грохотом за свое место и демонстративно чмокнула Кику в губы.
— Смотри-ка! — она покрутила перед ней хвостом. — Знаешь, чья эта конская грива?
Кика широко раскрыла глаза: — Это же…
— Именно, — шепотом сказала Кортни. — Я ее предупреждала, чтобы не нарывалась.
Кика покачала головой, она отлично знала, чей это хвост. Что же теперь будет! Она боялась подумать об этом…
…Наступила долгожданная пятница. Кика не посвятила в свои планы даже Кортни.
«С меня будут писать картину! О, тогда я просто умру»…
Она еще раз прочитала адрес, написанный аккуратным почерком. Мастерскую долго искать не пришлось.
Вот и маленький аккуратный домик с номером 72, написанным на странный манер. Кика позвонила в двери — защебетала колибри, висящая над дверью, а в дверях показалось прекрасное улыбающееся лицо Эвронимуса: — Добро пожаловать, Кика Уилсон! Я давно ждал вас в своей мастерской.
Неуверенным шагом Кика переступила порог мастерской.
8
Ева
— Мисс Кортни Макдауэл, зачем вы сделали это? Зачем вы обрезали волосы мисс Мэрион? — спросила директриса.
Кортни скорчила гримасу, посмотрев на мать, сидевшую рядом, в кабинете директрисы. Для миссис Макдауэл выходка дочери не была необычным сюрпризом. Она привыкла к жалобам и заявлениям на проделки Кортни. Дочку она очень любила и прощала ей любую выходку. Выпутываться приходилось не в первый раз и все благодаря деньгам и положению в обществе. Кортни вела себя так, что запросто могла бы попасть в колонию для несовершеннолетних. Любящая миссис Макдауэл обязана была спасти дочь.
— Я кажется задала вопрос, — напомнила директрисса.
— Она смонтировала компрометирующую меня фотографию и расклеила в школьной стенгазете! Я не собираюсь такое терпеть!
— И вы не нашли другого способа наказать обидчицу, как отрезать ей волосы?
— Не нашла, — ответила Кортни. — Она по-другому не понимает, в следующий раз я ее вообще налысо побрею.
— Мисс Кортни! — прикрикнула директриса.
Миссис Макдауэл умоляюще посмотрела на дочь и та немного виновато отвела взгляд.
— Миссис Дуглас, — обратилась мать к директриссе, — девочка больше не будет себя так вести, я ручаюсь вам.
— Ну хорошо, — снисходительно ответила директриса. В конце концов Макдауэлы хорошо помогали школе и такую выгодную ученицу не хотелось терять.
— Но вы должны вернуть волосы мисс Мэрион, — сказала директриса.
— Без проблем, — ответила Кортни, отстегивая хвост от рюкзака и кидая его на стол.
— Мне не нужна эта лошадиная грива. Пусть мисс Мэрион хорошо запасется суперклеем, потому что ей он понадобится.
С этими словами Кортни вышла из кабинета. На ней была розовая коротенькая футболка, время от времени обнажающая живот, покрытый шрамами. В свое время он был исполосован лезвием из-за неустойчивой психики его обладательницы. Сверху надета черная курточка нараспашку и любимые камуфляжные штаны. Тени гармонировали с цветом футболки.
Кортни обернулась назад и показала язык, в котором торчала сережка. Следом из кабинета вышла миссис Макдауэл.
— Солнышко, попрошу тебя не делать так больше. Мне надоело краснеть за тебя в кабинете директрисы.
— Извини, мама, но она сама нарвалась. Я ее предупреждала!
— Постарайся сдерживать себя!
В конце концов мать и дочь обнялись и зашагали вместе по коридору.
— Это она отрезала волосы Мэрион, — шептались старшеклассницы. — Говорят, что она лесбиянка и это правда. У нее никогда не было парня. Она всех отшивает. Если не избивает.
— Это точно. Парни боятся ее как огня.
— Лесбиянка, какой ужас!..
…- Входите, прошу вас, — вежливо пригласил Эвронимус.
Он приоделся в рубашку и закатил по локать рукава, поверх надел темно-зеленый фартук. — Вот это и есть моя мастерская.
Его волосы были зачесаны назад и собраны в хвост.
В мастерской пахло свежей краской. Комната была небольшая. Посреди стоял мольберт. На столике валялись кисти разных размеров, мелки и угли. Стояли банки с растворителями и красками, кроме этого на столике стояло блюдо, в котором красовалось огромное спелое яблоко, крупный зеленый виноград с прозрачной кожицей, ярко-желтый банан и экзотический ананас. Да, именно с таких композиций, вероятно, пишутся натюрморты.
В углу стояла небольшая вазочка с сухими цветами и осенними листьями. На стене висели картины. На картинах были изображены портреты, пейзажи, натюрморты.
— Это все… Ваше? — спросила Кика, разглядывая картины.
— Разумеется. Это же моя мастерская, — ответил Эвронимус.
Кика украдкой взглянула на него и тут же отвела взгляд.
Эвронимус был прекрасен. Живой, энергичный, с горящими глазами. Он был полон сил творить, полон вдохновения и решимости.
— Прошу вас, садитесь поудобнее, — он предложил ей сесть на стул, который находился напротив. Взяв яблоко с блюда, он протянул Кике. — Возьмите в левую руку и держите перед собой. Я представляю вас в образе Евы, нашей прародительницы.
Кика находилась в волнении. Никогда ей не приходилось позировать художнику, да еще такому прекрасному, что захватывало дух.
— Что же это я! — спохватился Эвронимус. — Даже не предложил вам чаю! Мне совсем стыдно.
— Спасибо, — ответила Кика. — Я выпила чай дома. Можем начинать работать.
Эвронимус стал возле мольберта, взяв кисть и краски. Подержав их в руках несколько секунд, он взял в руки уголек, а другие предметы положил на место.
— Ева в Эдемском саду… — задумчиво проговорил он. — Смотрите на меня, пожалуйста. Представьте, что я ваш демон-искуситель.
Это было так многозначительно сказано, что Кика залилась краской.
Уголек зашкрябал по бумаге. Эвронимус ушел в работу, то и дело отрывая лицо от мольберта и пронзая Кику своим лучистым взглядом. На его губах играла загадочная улыбка.
Кика сидела так неподвижно, что казалась манекеном.
Эвронимус оторвался от работы, подошел к ней сзади и аккуратным движением рук поправил ей волосы. От этого легкого прикосновения Кике показалось, что по ее телу пропустили разряд тока.
— Вот так, — тихонько проговорил Эвронимус, — жертва должна выглядеть безупречно.
Кика обернулась,услышав вторую часть фразы.
— Что значит «жертва»?
Эвронимус мягко улыбнулся.
— Я хотел сказать, что вы будете выглядеть, как настоящая эдемовская Ева, жертва Змия, который искусил ее съесть плод с древа познания.
Он вернулся к мольберту, обмакнув кисть в голубую краску.
— Небо в нежно-голубых тонах… — задумчиво проговорил он. — Да, это однозначно будет шедевр…
Кика свыклась со своей ролью и уже не так смущалась. Два часа она просидела без движения. Кика предпочла бы вот так всегда смотреть на лицо Эвронимуса, чем стать второй «Моной Лизой», прославившись в веках. За работой Эвронимус казался еще прекраснее. Кика подумала, что, если бы была художницей, сама бы написала портрет с него. Портрет вдохновленного мастера за работой. Не зря говорят, что красота — это страшная сила. Это сила, которая парализовывает, делает ее рабом, готовым на все, лишь бы созерцать эту красоту.
Кика взглянула на часы: — Без четверти пять, мне пора.
Она прекрасно знала, что если придет позже, то Алекс открутит ей голову.
— Но куда же вы? Мы еще не закончили!
— В другой день, мне действительно пора домой.
Эвронимус встал, загородив собой дверь.
— Это значит, что вы не пустите меня? — спросила Кика.
— Я не могу отпустить вас без чашки чая, это мой долг.
— Мне серьезно пора домой, а чай в следующий раз.
— Обещаете? — лукаво прищурившись, спросил Эвронимус.
— Хорошо, — ответила Кика. — А, кстати, покажите,что у вас там получилось. Мне любопытно взглянуть.
Эвронимус резко накрыл мольберт сукном.
— Не люблю, когда смотрят мои незаконченные работы. Как вы сказали, в следующий раз.
— Обещаете? — в свою очередь спросила Кика.
— Обещаю. Как насчет вторника?
— Отлично!
— По рукам?
— По рукам, — сказала Кика.
Он нежно пожал ей руку и коснулся губами ее щеки.
Кика дернулась в сторону, открыв двери.
— До вторника! — крикнул ей вслед Эвронимус.
Кика не ответила. Она чуть ли не бежала по сырому асвальту.
«Что же это происходит? Да я же люблю его, как ненормальная! Никогда прежде не испытывала любви к мужчине. Нужно искоренить ее, пока еще не поздно. Эвронимус никогда не полюбит такую, как я!»
Она шла по улице быстрыми шагами, с твердой мыслью навсегда вычеркнуть из сердца и из памяти образ прекрасного Эвронимуса.
Темнело не по минутам, а по секундам. Осеннее время брало свое. Кика практически бежала, зная, что ожидает ее дома.
Алекс уже поджидал ее в дверях.
— Где ты шлялась, неуклюжая курица?! О, да от нее разит мужским дезодорантом! С кем ты трахалась, отвечай, даунша?
— Алекс, не говори глупостей!
— Глупостей, значит? Будут тебе сейчас глупости, — он снял со штанов солдатский ремень с тяжелой пряжкой и принялся стегать Кику по чем попало.
— Алекс, не нужно, умоляю тебя!
— Умоляй, умоляй… Я хочу, чтобы ты меня умоляла!
Он продолжал стегать ее, напевая:
— Курица, курица,
Идет она по улице,
В рот хорошо берет…
— Алекс, хватит! Я сделаю все, что ты захочешь, — взмолилась Кика, жалобно протягивая посиневшие от побоев руки к брату.
— Все? — усмехнулся Алекс, подергав себя за ширинку.
Кика бросилась бежать. Алекс пытался хлестнуть ее ремнем, но попал только что вышедшей из комнаты бабушке.
— Что здесь происходит? — строго спросила бабушка, держась за ушибленное ремнем плечо.
— Я пытался воспитать свою недалекую сестру, которая шляется в темное время суток где попало и с кем попало.
— Правильно, Алекс, — поддержала бабушка, — задай-ка ты ей хорошую трепку!
Но Кике хватило времени, чтобы закрыться в своей комнате.
— Ай-ай-ай! — качал головой Лорд, наблюдая за этой сценой и попивая горячий шоколад. — Плохой мальчик, он мне не нравится. Он мне мешает заниматься своим делом. А на пути у Черного Лорда может стоять либо шизофреник, либо самоубийца. Тебе пора зарубить себе на носу — Кика моя!
9
Хвост
— Почему у тебя синие губы? — спросила Кортни.
— Алекс опять избил, — ответила Кика.
— Вот ублюдок! Жаль, что у меня нет такого «замечательного» брата. Уж я бы поставила его на место! С тобой что-то происходит в последнее время. Так сильно меняешься, в чем дело?
— У меня не слишком-то сладкая жизнь.
— Понимаю.
Они слушали музыку, надев по одному наушнику. Играла песня группы System of the down Lonely day.
Кортни вытащила наушник из пирсингованного уха, в котором болталось штук двадцать сережек, вперемежку с булавками.
— Кика, в чем дело?
— Мне плохо.
Кортни вытерла ей слезы: — Моя дорогая! — обнажилось плечо, на котором горела татуировка с драконом. — Не забывай, что завтра мы с мистером Стюартом идем на экскурсию в горы.
— Я не пойду, — всхлипнула Кика.
— Пойдешь! — тоном, не терпящих не каких возражений, ответила Кортни. — Тебе нужно отвлечься, а нам нужно побыть вдвоем. Там-то есть где уединиться. Да, и не забывай про осенний бал, который уже не за горами.
— Ну, уж на бал-то я точно не пойду!
— Это еще почему?
— Мне надеть нечего, — возразила Кика.
— Тоже мне, нашла проблему! — махнула рукой Кортни. — У меня знакомая работает в театре, в костюмерной. Подберем тебе, что захочешь. Запомни: все будет хорошо. Вместе и навсегда!
— Вместе и навсегда, — тихо проговорила Кика…
— Горы занимают 45% земной суши, — говорил мистер Стюарт, поднимаясь наверх с огромным походным рюкзаком. — Горы практически всегда располагаются одна за другой. Бывает на десятки, а то и на сотни километров. Они называются горным хребтом.
— Как мне надоела его болтовня, — проговорила Кортни. — По-моему лекций хватает с лихвой. — Ученики следовали за мистером Стюартом, карабкаясь сзади. Пытаясь похвастаться друг перед другом — кто же быстрее взберется.
Мэрион старалась нигде не отставать от Микки, следуя за ним по пятам, словно была его тенью. Она надела черную шапочку, из-под которой торчал собственный хвост. Заметив это, Кортни искренне рассмеялась.
— Вершины — это это выступающие вверх части гор, — продолжал свою проповедь мистер Стюарт. — Пики — это остроконечные вершины.
— Задрало это слушать, — шепнула Кортни, — давай смоемся отсюда.
— Ты что, мистер Стюарт кинется нас искать, — испуганно возразила Кика, — у нас будут проблемы.
— Не дрейфь. Этот старый нудный хрен нас даже не заметит. А потом скажем, что мы просто заблудились, пошли! — Кортни схватила ее за руку и утащила в сторону. Она предварительно проводила соответствующим взглядом Мэрион.
«Эта змея слишком занята своим вонючим белобрысым козлом, для того, чтобы заметить наше изчезновение и растрепать все мистеру Стюарту», — решила Кортни, потащив Кику подальше от этого нудного места.
Они присели на каменном выступе, свесив ноги вниз. Здесь было особенно ветряно. Кортни надела капюшон. Они молчали.
— Я вижу, что с тобой что-то происходит и это из-за брата…
— Мне надоели эти расспросы! — вскричала Кика, которая не могла допустить, чтобы фильтровали ее душу. — Ты спрашиваешь раз тридцать одно и то же. Я не обязана тебе отвечать! — Кика нервно отсела в другую сторону.
«Я, кажется, здорово погорячилась!» — подумала она. — «Все эти проклятые нервы. Отношения с семьей, с классом, да еще эти странные чувства к Эвронимусу подорвали ее окончательно».
Кика украдкой посмотрела на Кортни. Кортни сидела, обхватив колени руками, раскачиваясь взад и вперед.
— Кортни… — виновато позвала Кика.
Кортни встала во весь рост: — Что, Кортни? Я приехала сюда ради тебя. Я думала, что мы побудем вместе хотя бы плевать на меня… — она намеревалась прыгать вниз.
— Что ты собираешься делать? — испуганно закричала Кика.
— Тебе-то что до меня! Тебе плевать на меня? Что ж, очень хорошо! Гуляй теперь с Мэрион или с кем хочешь. А меня ты больше не увидишь!
Кика всерьез испугалась. Она знала, что от Кортни можно ожидать чего угодно.
— Кортни, пожалуйста!
Но было поздно — Кортни спрыгнула. Кика с ужасом посмотрела вниз — Кортни лежала без движения. Кика начала быстро спускаться вниз, чуть не поехав на камнях, так не вовремя подвернувшихся под ноги.
— Кортни, милая моя! Прости, прости!
«Неужели она умерла?!» — с ужасом подумала Кика. В голове словно звучал отбойный молоток.
«Кортни — все, что у меня было. А теперь не осталось никого».
— Какая же я дура! — она целовала ее лицо, но глаза Кортни по-прежнему оставались закрыты…
— Микки, мне страшно взбираться на эту гору, — проговорила Мэрион. — Не мог бы ты подать мне руку?
Микки насмешливо обернулся: — Если тебе страшно, нужно было сидеть дома. И следи получше за своими волосами, сейчас суперклей такой непрочный.
Все, кто слышал это, засмеялись.
Микки подал руку Бэсси — светловолосой девочке из соседнго класса.
Мэрион была на грани белой горячки.
Она, едва ли не первая красавица школы, опозорена и унижена человеком, которого она любила больше всего на свете!
«Это все Кортни! Стриженная пацанка сбулавками, как же я тебя ненавижу!» — Мэрион стиснула кулаки, издав гулкий стон. Из глаз брызнули слезы. Она не могла оставаться и прилюдно показывать свои эмоции, поэтому свернула в другую сторону.
— Понижение между горными хребтами называют горной долиной, — воодушевившись, продолжал мистер Стюарт, который был фанатом своего дела. Он так распалялся, что упустил из виду отсутствие некоторых учеников.
Мэрион пошла, куда глаза глядят. Паршивее настроения трудно себе даже вообразить. Вдруг она увидела внизу людей. Мэрион спустилась поближе, чтобы рассмотреть, кто это.
«Да это же заточка Кика Уилсон и стриженная сучка Кортни. Тьфу, какая гадость!» — Мэрион сплюнула в сторону.
— Кортни, Кортни, — твердила Кика. По щекам текли слезы. — Она мертва!
— Не дождешься, дурочка! — вскочила Кортни. — Со мной все нормально.
— Ты… Ты все это разыграла?! Как ты можешь! — Кика задыхалась от ярости.
— Вместе и навсегда! — Кортни притянула ее поближе за шею, чтобы насладиться поцелуем. Под открытым, хоть и серым, небом, их окружал великолепный и величественный вид горы.
— Пойдем, нас кинется мистер Стюарт! — сказала Кика, карабкаясь назад.
— Не хочу подниматься здесь, это слишком просто. Хочу залезть вот тут, над обрывом, — она посмотрела вниз — огромная высота. Внизу была долина. Где-то дальше слышался шум речки.
— Не делай этого, ты можешь сорваться! — крикнула Кика.
— Хочу здесь!
— Упрямое создание! — Кика знала, что если Кортни что-то решила, то переубедить ее не сможет даже всевышний.
Кортни полезла. Она никогда не боялась высоты. На крышах, деревьях и заборах Кортни чувствовала себя как рыба в воде. С камня на камень перебиралась она с прыткостью ящерецы.
Осталось рукой подать, чтобы залезть наверх, но тут камень, за который держалась Кортни, с грохотом полетел вниз. И, очевидно, летел долго, потому что лишь через некоторое время раздался всплеск воды. Что говорило о том, какая большая высота внизу. Кортни успела ухватиться за корень дерева и повиснуть на нем. Корень был не столько толстый, сколько прочный. Кортни пыталась подтянуться, чтобы залезть наверх, но неожиданно охнула от сильной боли. Мэрион наступила ей на руку. Она стояла, смотря на врага сверху вниз. Кортни ели удержалась, чтобы не отпустить корень, стиснув зубы от невыносимой боли.
— Ну, что, мой дорогой розовый друг? — она ехидно улыбнулась, наслаждаясь местью. — Хочешь полетать?
— Она же убьет ее, — в страхе проговорила Кика, пытаясь вскарабкаться наверх как можно быстрее. Но Кика отнюдь не была хорошим скалолазом, за что сейчас возненавидела себя.
Мэрион продолжала улыбаться, чувствуя, что она снова взошла на престол.
— Сдохнешь, крашеная сучка! Моли у меня прощения!
— Пошла ты… — с трудом проговорила Кортни, чувствуя, что держится из последних сил.
— Быстре, Кика, быстрее, — торопила сама себя Кика и едва сама не свалилась вниз. Но страх за любимого человека придал ей сил и прыткости. Она почувствовалоа себя человеком-пауком.
— Моли пощады! — с усмешкой повторила Мэрион. — Или сдохнешь!
— Лучше сдохнуть! — проговорила Кортни.
Она знала, что сил у нее хватит на считанные секунды. Раз, два, три, четыре… Кика была уже наверху. В два счета она схватила Мэрион за шею и свалила на землю.
Кортни тоже смогла теперь взобраться наверх.
— Ну, что? — спросила она, глядя на Мэрион и наступив на нее ногой. — Кто теперь будет просить прощения? — она дернула Мэрион за накладной хвост и вырвала его, помахав им в воздухе, будто бы это было лассо.
Хвост улетел вниз и повис на дереве над обрывом. Кортни расхохоталась: — Замечательно. Иди теперь, выцарапывай на дереве «здесь была шлюха Мэрион».
Она взяла Кику за руку, не переставая хохотать.
Мистер Стюарт явно увлекся, забыв о коротких осенних деньках. Начинало темнеть.
— Нужно возвращаться домой, — наконец спохватился он.
— Мистер Стюарт, — стали просить все, — давайте останемся здесь на ночь.
— Это исключено. У нас только две палатки. Мы все замерзнем. Ночью в горах очень холодно.
— А мы разожжем костер, — воодушевившись, предложила Бэсси, у которой наклевывались кое-какие отношения с красавцем Микки.
— А вы будете рассказывать нам всю ночь о Кардельерах, — предложил кто-то, зная фанатичную страсть учителя к своему предмету, решили и бить по этому слабому его месту.
Поверив, что кому-то еще интересно Бог знает какой час подряд слушать его лекцию, мистер Стюарт купился на приманку.
— Ну, хорошо, — ответил он. — Идите за хворостом, только осторожно, уже темнеет.
Все с радостью разбежались.
— Слушайте, а где мисс Макдауэлл, мисс Виктория и мисс Мэрион?
— Их нет уже часа три, — сказала, поправляя очки, староста, которую звали Мэгги.
— Почему же вы сразу не сказали мне! — воскликнул мистер Стюарт. — Нужно немедленно организовать поиски девочек. Здесь небезопасно и всякое может случиться. Все ребята под мою ответственность.
— Мэрион!
— Кортни!
— Виктория!
Кричали все, дивясь тому, куда могли деваться одноклассницы, исчезнувшие таинственным способом.
— Их украл снежный человек! — заржал считавшийся самым чокнутым приколистом в классе ученик, которого звали Кэлвин.
— Очень смешно! — с важным видом ответила Мэгги.
— Зануда! — скорчил рожу Кэлвин.
— Мы здесь! — послышался голос Кортни.
— Это мисс Макдауэл! — радостно воскликнул географ, у которог свалилась гора с плеч.
— А с ней Виктория! А где же Мэрион?
— Плетется сзади, — ответила Кортни.
— А теперь, признавайтесь, кто вам без спроса разрешал покидать экскурсию! — строго сказал Стюарт.
— Понимаете, тут такое дело… — замялась Кортни. — Вобщем, Мэрион потеряла хвост и мы ходили его искать, но, оказывается, он повис на ветке…
Все разразились дружным хохотом.
У Мэрион загорелись глаза. Она ненавидела Кортни так, что не побрезговала бы и убить ее.
Вскоре совсем стемнело и все расселись возле ярко пылающего костра. Бэсси, как бы невзначай склонила голову на плечо Микки, поддерживающего ее за талию, что не укрылось от внимания Мэрион.
— Кордельеры имеют протяженность 15000 км, — начал свой рассказ мистер Стюарт. — Они протянулись через всю Америку. Южные американцы называют их анды…
— А что это за гигантская нора? — спросил кто-то, показывая здоровую нору, расположенную невдалеке, чтобы хоть как-то отвлечь географа от чтения лекции.
— По преданию, в этой норе живет снежный человек…
— Ух ты! — послышались восхищенные возгласы. Про снежного человека им было послушать куда интереснее, чем про то, на сколько км протянулись Кардельеры.
— Находятся и такие смельчаки, — продолжал географ, — которые утверждают, что самолично видели снежного человека и даже показывают какие-то нелепые снимки…
Все с опаской покосились на нору, в которой ничего не было видно, кроме черноты.
— Люди утверждают, якобы он выходит из норы, чтобы добыть себе пропитание…
И вдруг из норы вылетело какое-то существо с развевающимися длинными волосами и кинулось к костру. Все с воплями вскочили со своих мест.
Даже мистер Стюарт,не веривший никогда в снежного человека и отрицающий его существование, попятился назад. Существо перемахнуло через костер и плюхнулось на земь.
Бэсси упала на руки Микки.
Началась паника.
— Да это всего лишь придурок Кэлвин! — воскликнула Кортни.
— Кретин! — пнул его Микки.
— Что, в штанишки наложили? — словно злой гений захохотал Кэлвин, мотая вокруг головы многострадальный хвост Мэрион, который ему все же удалось снять с дерева.
Видя, как поносят ее некогда шикарные волосы, на глаза Мэрион навернулись слезы.
Кика заснула на руках Кортни, согревшись возле костра. Ей было уже все равно, что происходит в данный момент в мире реальном.
10
Картина
Как не боролась Кика сама с собой, но ничего поделать не могла — ее тянуло в мастерскую.
«Закончит картину и больше мы с ним никогда не увидимся», — решила Кика. — «А зачем? Но картину закончить нужно. Пусть творит свой шедевр».
Она пошла в сторону мастерской и голова ее была полна удручающих мыслей.
Эвронимус открыл сразу же, как раздалось щебетание колибри на звонке. Голова его была повязана косынкой косячками назад, открывая на обозрение прекрасное, чудесное лицо дивной красоты. На нем был все тот же фартук, поверх рубашки, заляпанный красками всех цветов.
Кика решила, что не сможет смотреть больше на это лицо, это было выше ее сил, она развернулась, чтобы уйти. Но Эвронимус развернул ее к себе за плечи, аккуратно поцеловав в щеку.
— Здравствуйте, я ждал вас! — с чувством сказал он.
— Здравствуйте… — Кика выдавила из себя улыбку ,которая наверняка, по ее мнению, выглядела как-то по-дурацки.
Не зная, что же ей делать, Кика все же переступила порог мастерской.
Полотно все еще было накрыто сукном.
— Расслабьтесь, вы напряжены. Не помешал бы легкий массаж, — Эвронимус дотронулся до ее плечей.
— Не надо! — Кика резко встала.
— Хорошо, хорошо, как скажете, — проговорил Эвронимус. — Все будет хорошо. Мы близки к цели. Скоро я закончу полотно. Эта картина прославит вас в веках!
— Я не стремлюсь к славе, — как можно холоднее сказала она.
Эвронимус улыбнулся. Кика подумала, что ради этой улыбки она наверняка согласилась бы расплющиться на фонарном столбе.
— Нет такого человека, который бы не мечтал оставить по себе славу в веках. — Его глаза вспыхнули. Он будто преобразился, будто снял маску. — Тело наше бренно, а слава вечна. Я прославлюсь навечно своими шедеврами, — он взглянул на Кику. — А я творю седьмой шедевр. Заметьте, ВАШ шедевр! Я предоставлю вам наслаждаться удовольствием быть прославленной после смерти. Ни к этому ли должны стремиться люди? Тело бренно, но слава вечна.
Кика как-то даже немного испуганно поразилась такой резкой перемене и такому внезапному страстному запалу речей.
«Он точно фанатик своего дела!» — подумала она. — «Его ничего больше в жизни не интересует. Художники — они все с приветом, это уж точно».
— Есть старая добрая легенда, — начала Кика. — О человеке, который мечтал прославиться в веках. И знаете, что он сделал?
— Что же?
— Спалил свой город. Жители города придумали ему достойное наказание — забвение навечно. Его просто забыли. Это и было для него худшим из наказаний.
— Но раз эту легенду до сих пор рассказывают, значит о нем помнят, — сказал Эвронимус. — Он все-таки достг славы. Не берите в голову и не стройте насчет меня ошибочных мнений. Каждый из нас немного тщеславен. Я просто художник, преданный своему делу. Живопись — это моя жизнь. Вне ее меня просто нет.
— Понимаю, — ответила Кика.
Он снова стал милым и любезным, каким она видела его всегда.
Эвронимус сунул ей в руку яблоко и открыл полотно.
— Голову, пожалуйста, вот сюда! — он легким движением руки повернул ей голову немного в бок. В таком положении Кика и просидела часа полтора, наслаждаясь тем, что не отрываясь может смотреть на любимое лицо.
— Можно я передохну хотя бы две минуты? — попросила Кика. — У меня порядком затекли руки.
— Конечно, конечно, — ответил Эвронимус, снова завешивая полотно.
— А вы обещали попить со мной чаю, помните?
— Да, кстати, было бы неплохо, — без уговоров согласилась Кика, вспомнив, что не ела весь день и хорошо было бы хоть чем-нибудь наполнить живот.
— Черт! Совсем забыл! — воскликнул Эвронимус. — У меня закончился чай. Если вы подождете минутку, то я сбегаю через дорогу в магазин и возьму зеленый с жасмином. Уверен, что вам понравится.
— Хорошо, — согласилась Кика.
— Я быстро, одна нога здесь, другая там, — он выбежал за дверь.
«Интересно, неужели он так же талантлив, как Микельанджело или Рафаэль?» — подумала Кика. — «Интересно, как выглядит его седьмой шедевр, хотя я не видела предыдущих. Посмотрю быстренько картину, он ничего и не заметит».
Кика приподняла сукно.
То, что она увидела на полотне, ввергло ее в недоумение. Она видела рисунки трехлетних детей, но и они могли бы показаться шедеврами, по сравнению с тем, что было наляпано на полотне Эвронимуса. Лицо, больше напоминающее не лицо, а качан цветной капусты с потекшими вокруг красками, улыбалось двумя волнистыми линиями, не похожими на рот. На голове были «волосы», больше напоминающие лучики солнца, торчащие в разные стороны, какие обычно рисуют малые дети. Туловище можно было охарактеризовать одной фразой: «ручки, ножки, огуречек — вот и вышел человечек».
Шокированная Кика завесила полотно и села на свое место.
«Он не художник. Так кто же он?! И к чему весь этот фарс!»
Через минуту в мастерскую вошел Эвронимус, неся пакетик с чаем.
— Что случилось? — спросил он, заметив выражение лица Кики.
— Для чего вы морочили мне голову? — строго спросила Кика.
— Не понял? В каком смысле?
— Я видела ваш «шедевр»! Никакой вы не художник! Отвечайте, для чего вы все это придумали!
«Я кретин!» — подумал Лорд, чуть ли не кусая себе локти.
Он стоял молча и серьезно смотрел на нее.
— Я спросила вас, для чего вы это сделали!
Он снова молчал, а через минуту кинулся к ее ногам, уткнув голову в колени еще больше шокированной и ничего не понимающей Кики.
— Виктория! Простите меня, нет мне оправдания! Да, я не художник и совершенно не умею рисовать, я обманул вас… Я просто несчастный влюбленный в вас человек, который не знает, что ему делать…
— Что?! — глаза Кики сверкнули яростью. Но она совсем была сбита с толку, когда Эвронимус поднял к ней свое прекрасное лицо, которое было все заплаканное.
— Виктория, когда я увидел вас в первый раз возле школы, я… Влюбился в вас с первого взгляда, как последний дурак. Я пытался вычеркнуть эти чувства из своего сердца, но ничего не мог с собой поделать, я знал, что вы не из тех девушек, которые дают надежду первым встречным, поэтому и выдумал эту нелепую историю с картиной, чтобы хоть немножко сблизиться с вами… — он страстно покрывал ее руки поцелуями и при этом по его лицу катились слезы. Кика не могла встать с места, будто бы ее прибили к стулу.
Вдруг, он посмотрел ей в глаза долгим, пронизывающим душу взглядом, словно бы пытаясь докопаться, что таят ее недры.
— Кика, любимая моя, скажите, у меня есть хоть малейший шанс?
Кика долго смотрела на него, бледная, как стена, потом вырвала руку и помчалась прочь.
Лорд встал с колен, вытер с лица слезы носовым платочком и, собирая краски и кисти, пропел: — А рыбка попалась на крючок…
…Кика бежала, не останавливаясь до самого дома. У нее было потрясение.
«Это все самый нелепый фарс, какой я только видела в жизни! Но он плакал, я видела слезы… Он был искренен… Он любит меня!!! Но нет, мы не будем вместе. Я не пара такому красавчику, как он, мы будем страдать оба. Лучше забыть, чтобы не страдать потом. Кика, ты сможешь пережить это испытание. Ты еще и не такое переживала! Больше не вспомню о нем, никогда».
Но она вспомнила о вороне, который находился на чердаке. Вспомнила, что он еще совсем ничего не ел. Захватив на кухне зерен и стараясь не шуметь, Кика пробралась на чердак.
— Эвронимус!.. Нет, теперь тебя будут звать… Ну, скажем… Черный. Просто Черный. Ну, как тебе? На вот, поешь, дружище! — ворон уже почти вылечился и делал первые попытки махать крылом.
На чердак крался Алекс, вооружившись лопатой.
— Поймал! — закричал он, намахиваясь орудием труда на Кику.
— Где он?!
— Кто?!
— Твой любовник! Я выследил вас, вы встречаетесь на этом чердаке, правда же? Отвечай! — он подходил все ближе и ближе к Кике, намахиваясь лопатой. Неожиданно в глаза ему бросился ворон, орудуя крыльями в разные стороны.
— А это еще что за штучки?! — пронзительно крикнул Алекс, ударив ворона об стену. Сильно ударившись, птица распластала крылья по полу.
— Что ты наделал, ты убил его! — закричала Кика, но поняла, что сейчас спасаться придется самой, пока Алекс не расколол ей череп напополам этой лопатой.
— Ну, это уж слишком! — возмущенно воскликнул Лорд, развалившись в кресле и наблюдая за ходом событий, опуская тонкими пальчиками сочные виноградины себе в рот. Как бы он хотел иметь себе такую компьютерную игру, чтобы можно было нажатием мышки управлять каждым из игроков! Кика была бы его любимой героиней…
Установив камеры в каждой комнате дома Уилсонов (не обойдя даже туалет), Лорд имел счастье наслаждаться фабулой спектакля, в какой бы комнатушке-сцене она не разыгрывалась.
— Не хорошо выходит, — покрутился в кресле Лорд, откусывая виноградину с грозди. — В мире каждому уготована своя роль. Так что давайте-ка все будем заниматься своим делом. Дураку-дураково, а убийце-убийцыно.
11
Бал
— Нравится это, нежно-розовое? — спросила Кортни.
— Бог мой, оно великолепно! — всплеснула руками Кика. — Оно слишком шикарно для меня…
— Забирай, без разговоров! — сказала Кортни. — Сейчас поедем ко мне.
— К тебе? Зачем?
— Краситься. Закончилось время Золушки, наступило время принцессы.
— Ты же знаешь, я не люблю косметику, — попыталась возразить Кика.
— Сегодня придется.
Они упаковали платья, взятые у знакомой в костюмерной и поехали к Кортни. Нужно было не опаздывать — через несколько часов осенний бал.
— У меня никогда в жизни не было такого великолепного платья, — восторженно проговорила Кика.
— Садись и не трать время на пустую болтовню, у нас его мало.
Кортни взяла на себя обязанность визажиста.
— Держи плойку. Сиди и крути волосы, а я займусь лицом.
Она оттенила веки светло-розовым, подкрасила глаза, придала нормальную форму бровям. Когда ресниц коснулась кисточка с тушью, большие сами по себе, они стали казаться еще больше. Подобрав нужный тон пудры, Кортни придала лицу матовый оттенок. Она обвела контур губ, подкрасив их розовым блеском. Накрученные на плойку волосы завивались крупными локонами.
— Держи! — Корни водрузила ей на голову диадему, оставшуюся с прошлого осеннего бала.
Когда Кика посмотрела на себя в зеркало, то чуть не вскрикнула — на нее смотрело идеально красивое лицо.
— Кортни! — проговорила Кика, не отрываясь от зеркала. — Ты сделала невозможное! Да ты просто волшебная фея!
— Я не фея, просто у тебя красивые черты лица от природы, если бы ты уделяла больше внимания своей внешности, никто не посмел бы назвать тебя уродиной.
— Ну, а как же ты? Ты же не успеешь привести себя в порядок!
— У меня уже давно все готово, — невозмутимо ответила Кортни, облачившись в пышное черно-красное платье с длинными кружевами.
— Поехали быстрее! Золушки спешат на бал!..
— Она наверняка шляется с каким-нибудь любовником очередным! — сам с собой разговаривал Алекс, воспользовавшись отсутствием бабушки и поставив на стол бутылочку виски.
— Она дождется у меня! — засмеялся сам себе Алекс, сделав глоток из бутылки. Неожиданно свет потух.
— Что за чертовщина! — выругался пьяный Алекс и, шатаясь, пошел искать свечку. — Какого хрена портить людям праздник и выключать свет так не вовремя! — он зажег свечу и вернулся за стол, к бутылке с виски.
— Да пошли вы все в жопу! — ругался сам с собой Алекс. — Думаете, в сказку попали, это вам не сказочки!
Неожиданно, его привлекла внимание громадная тень с топором, вырисовавшаяся на стене.
— Что за хрен! — сказал Алекс и сам себе рассмеялся. А тень в это время размахнулась топором.
— Пощади! — закричал Алекс.
— Поздно! — был ему ответ. — Я есть Творец. Я создаю и уничтожаю, караю и вершу Правосудие! — кровь обагрила стены.
Топор еще раз несколько раз вонзился в бездыханное тело. После экзекуции тень промелькнула в каждой комнате дома, разбивая камеры сокрушительными ударами топора.
Длинное нечто, обернутое погребальным саваном, размеренным шагом шло из дома Уилсонов, волоча по земле топор и оставляя кровавый след, который тянулся аж до проклятого колодца…
— Интересно, что сегодня будет у Мэрион на голове? — сказала Кортни.
Кика явно грустила.
— Тебя не радует бал, смотри, какая красавица! А вон и Мэрион! У нее на голове парик… Ха-ха-ха!
Мэрион надела лазурно-голубом платье, расшитое узорами более темных цветов. На голове был парик, уложенный в пышную средневековую прическу со шпильками в виде маленьких жемчужинок.
Увидев Кику, Мэрион вначале ее просто не узнала, а потом была сильно удивлена. Она повернулась к Кике спиной, фыркнув: — Лесбиянки!
Микки ее интересовал куда более, чем эта парочка, которой все же Мэрион поклялась отомстить. Но Микки был сегодня в обществе Бэсси. Похоже, у них начались отношения.
Мэрион была готова рвать и метать. Но она знала, что с париком нужно обращаться бережно.
Какое разнообразие сегодня было великолепнейших платьев! Школьницы выглядели сегодня, словно невесомые разноцветные бабочки, пытаясь перещеголять одна другую изящным нарядом.
На молодых людях были изысканные костюмы. Словом, это был бал!
Звучала красивая классическая музыка. То здесь, то там подавались угощения.
— Попробуй это желе! — сказала Кортни.
— Не хочу, — ответила Кика.
— Зря, — сказала Кортни, опуская ложечку прозрачного желе к себе в рот. — Да что тебя гложет, не пойму!
— Ничего, все нормально, пойду во двор, подышу воздухом. А ты пока подкрепись.
Кортни пожала плечами и взяла со столика очередное мороженое.
Все кучковались. Дамы флиртовали с кавалерами, которые раз через раз допускали пару-тройку нецензурных выражений в своем лексиконе. И тут все замолчали… Воцарилась полнейшая тишина. Все глаза были обращены на вошедшего незнакомца, который обладал настолько редкой красотой, что каждая дама на сегодняшнем празднике, до единой, просто не могла не мечтать о том, чтобы ей удалось переброситься хотя бы несколькими словами с неведомым прелестником. А парни в этом зале чувствовали себя нужными не более, чем лошадиный навоз.
На незнакомце был надет черный фрак, цилиндр, в руках он вертел трость.
Мэрион подлетела к нему, словно у нее выросли крылья. Она забыла о том, кто такой Микки и что такой субъект вообще существует.
— Вы… Я смотрю, никого здесь не знаете, — начала Мэрион, запинаясь от волнения, и проглатывая слова. — Наверное, вы ищите себе спутницу на сегодняшнем балу? Я запросто могла бы ею стать.
Эвронимус окинул ее равнодушным взглядом: — Огромное спасибо за предложение, но я ищу некую Викторию Уилсон. Не подскажете ли вы, где я бы мог ее найти?
— Что?! — возмутилась Мэрион. — Да вы с ума сошли! — она развернулась и пошла прочь, рассуждая, что мог этот юноша найти в такой замарашке, как Кика Уилсон.
— Он затмевает своей красотой самого Брэда Питта! — слышался шепот дам. Чувствуя, что все его чары рухнули, Микки злобно покосился в сорону молодого человека.
— Выскочка! Откуда он только взялся! Здесь его никто не знает!
Даже Бэсси не могла оторвать взгляда от Эвронимуса.
Кика присела на парапет во дворе, она бегло глядела на облетевшие с деревьев листья.
Кика начала наблюдать за фейерверком. Бал нисколько не веселил ее. Она чувствовала себя чужой здесь, одиноким изгоем.
— Эвронимус… — проговорила Кика. — Никогда мне не увидеть тебя, не вернуть своего счастья, а ты, возможно, действительно любил меня…
— Но еще не поздно начать сначала, — послышался голос сзади.
Побледневшая Кика обернулась. Это был он, точно как в волшебном сне! Прекрасен, как сказочный принц, одетый, как король. Голова Кики закружилась. Был порыв броситься ему на шею, но Кика сидела и просто лупала глазами, смотря на Эвронимуса.
— Видите, Золушки всегда превращаются в прекрасных принцесс по законам сказки, — он подал ей руку. Кика встала. Она не могла говорить.
Эвронимус нежно откинул волосы с ее лица и осторожно прикоснулся губами, едва касаясь ее губ.
В это время Кортни вышла посмотреть, почему так долго нет Кики. Она несла шоколадное мороженое. Представшая взору Кортни картина просто ошеломила ее.
Кика была с парнем. Они целовались. Вот почему она так изменилась! Вот что за тайна!
Кортни выбросила мороженое прямо на пол и, психанув, забежала в зал. Она принялась бегать по залу и спрашивала у каждого знакомого, не найдется ли яду. А потом просила передать Кике, что скинется с небоскреба.
Кике казалось, что она умерла и вновь ожила в раю. Настолько случай казался нереальным. Эвронимус целовал ее губы медленно и осторожно, словно боясь, что с нежной розы опадут лепестки.
— Я люблю тебя, — не открывая глаз, проговорила Кика. — Так сильно, что ты даже не можешь представить…
Эвронимус едва заметно улыбнулся и подал ей свою руку: — Надеюсь, вы не откажетесь быть моей дамой сегодня на этом балу?
Они вошли под ручку. Их лица светились молодостью, счастьем и неземной красотой. Зал ахнул. Эта пара была ошеломительна. Многие завистницы возненавидели Кику еще больше, не понимая, почему Эвронимус выбрал именно ее. Зато молодые люди смогли вздохнуть с облегчением — красавец Эвронимус был занят. И слава Богу не их дамой!
Мэрион была просто в бешенстве. Многие думали, что у нее изо рта пойдет пена.
Кортни разбила бутылку и побежала за угол, чтобы заняться своим любимым делом — разрезанием запястий. Она всегда делала так, чтобы многие ее увидели, чтобы за ней начали бегать, уговаривая: — Кортни, брось бутылку, мы тебя любим!
А еще лучше, если бы ее увидела Кика. Она бежала бы за ней, молила о прощении и кричала, что ее любит, призывая не заниматься суицидом.
Но Кортни на этот раз никто не заметил. И, сделав парочку неглубоких надрезов, она выбросила бутылку.
Кика никого не замечала вокруг, для нее существовал только Эвронимус. Перед ними расступальсь все в немом восторге.
Заиграла музыка и начались танцы. Эвронимус раскланялся. Кика сделала реверанс и они закружились в вальсе. Как прекрасно двигалось в танце его гибкое стройное тело!
Им завидовали все.
— Скажите, Виктория, почему вы так долго отвергали меня? — спросил Эвронимус, пытливо вглядываясь в ее глаза.
— Я думала, вы просто смеетесь надо мной, как и все остальные, — искренне ответила она.
— А что же теперь, вы мне верите?
— Верю.
— Почему?
— Вы говорите правду.
— Откуда вы знаете?
— Прочла в ваших глазах, — ответила Кика, — ведь глаза — зеркало души…
— Да, но вы забываете о существовании кривых зеркал…
— К чему вы это сказали?
— Так, ни к чему, — проговорил Эвронимус. — Не берите в голову. Я хочу, чтобы сегодня мы с вами по-настоящему были счастливы. Долгое время не веря в сказку, вы все-таки в нее поверили?
— Да.
— Тогда не нужно, чтобы сказка заканчивалась. Мы поедем в старый замок.
— В старый замок? — удивленно спросила Кика.
— Ну, скажем, это не столько замок, сколько дом, построенный по типу замка. У меня недалеко машина. Часа через два мы уже будем на месте.
— А что за замок?
— Его называют в народе Вороньим гнездом.
— Как загадочно. Наверняка здесь существует своя легенда, я расскажу вам ее по дороге.
— Я даже не знаю, меня ждут дома…
— Никто вас дома не ждет!
— Меня ждут…
— Уже никто не ждет, — резко перебил Эвронимус. Под занавес танца он подхватил ее на руки и закружил.
Кика прижалась к нему и почувствовала себя счастливейшей в мире. Она была опьяненная не головокружительным танцем, а счастьем, о котором так давно мечтала. Безусловно, это была пара вечера.
— Поедемте же, нельзя медлить, — проговорил Эвронимус.
— Да, я только попрощаюсь с подругой…
— Только быстро. И никому не говорите, куда мы едем. Это будет нашей маленькой тайной. Жду на улице, любимая!
«Ну, Кортни я-то могу сказать», — подумала Кика.
Она отыскала Кортни за колонной.
— Кортни, послушай, мне нужно уехать…
— Я очень рада, — монотонным голосом ответила Кортни.
— Я… Мы… Едем в Воронье гнездо… Замок в двух часах езды отсюда.
«Воронье гнездо, значит», — подумала Мэрион, прячась за колонной и подслушивая разговор. — «Очень хорошо».
— Кто этот… — спросила Кортни, отвернув лицо.
— Это человек… — начала Кортни.
— Которого ты любишь, — договорила Кортни за нее. — Правда же? — добавила она таким голосом, будто вот-вот расплачется.
Кика решила не лгать.
— Да, — сказала она, словно бритвой перерезав нить, которая их связывала.
— Что ж, вместе и навсегда! — с иронично-грустным смехом проговорила Кортни и отошла в сторону.
Кике стало печально, но она тут же забыла о своей печали, вспомнив, что на улице ее ждет Эвронимус.
12
Воронье гнездо
Машина остановилась. Кика посмотрела по сторонам. Вокруг были лишь луга, с высаженными на них деревьями. Деревья росли кое-где одиночно, а кое-где рощицами. По близости не было больше ни одного населенного пункта. Посреди раскинувшейся природы стоял одинокий старый дом, чем-то напоминающий одинокий старый замок с лестницами, башенками, полукруглыми деревьями, да зубчатыми стенами.
Замок был серый, невзрачный, кое-где побитый временем. Над ним кружилось воронье, каркая довольно громко. Дом оправдывал свое название.
— Здесь хорошо бы снимать фильмы ужасов, — вырвалось у Кики.
— Боишься? — с улыбкой посмотрел на нее Эвронимус.
— С тобой я ничего не боюсь, — ответила Кика.
— Любимая моя, мы отлично проведем эту ночь в Вороньем гнезде, которое станет нашим маленьким гнездышком. Дом мрачным кажется только снаружи. Внутри, между прочим, очень мило…
Он взял ее на руки и понес. Все ближе и ближе к замку. Но почему-то Кике не хотелось идти в этот замок. Чем-то он ее отталкивал и вызывал неприятные ощущения. Утешало только то, что она будет тут с Эвронимусом, красота которого делала безоружным любого. — Близится час, — проговорил Эвронимус.
— Какой час? Для чего?
— Час когда мы будем счастливы, вместе навсегда. Только вдвоем.
Атмосфера была какой-то зловещей, а крик воронья напоминал кладбище.
— Я боюсь… Мне страшно…
— Не бойся, — обезоруживающе улыбнулся Эвронимус. Добавив шепотом: — Больно не будет…
Кика трогала его прекрасное лицо, которое было так близко. Она боялась, что, когда дотронется до него, оно исчезнет, словно призрак из тумана. Но Эвронимус не исчез — он был человеком из плоти и крови.
Они вошли внутрь, отварив скрипучую дверь. Эвронимус бережно опустил Кику на диван. Внутри действительно было премило. Кика окончательно успокоилась.
Эвронимус зажег свечи. Стало почти светло.
— Сейчас разожжем огонь в камине, — объяснил он. — Будет тепло и ты больше не будешь зябнуть от сырой ноябрьской прохлады.
Кика радостно вздохнула, следя за каждым его движением. Какой безупречный профиль! Какие чудесные шелковистые волосы! Какая благородная осанка! Можно было восхищаться каждой клеточкой этого идеального тела и каждый раз находить все новые и новые достоинства.
— Милая, я вернусь с минуты на минуту, — сказал Эвронимус. — Нужно сходить за хворостом, чтобы распалить огонь в камине.
Он подошел к Кике и поцеловал ее долгим нежным поцелуем, после чего вышел на улицу.
— Как хорошо! — вздохнула Кика.
Она закружилась в бальном платье.
Атмосфера замка, свечей и камина начинала ей нравиться. Кика чувствовала себя настоящей принцессой, нашедшей своего принца. Она чувствовала себя хозяйкой этого замка.
— Так, а что у нас здесь? — от нечего делать, Кика стала разглядывать комнату. Ее привлекла старинная книжная полка, инкрустированная древними орнаментами. Она подошла поближе.
— Сколько рукописей! — воскликнула Кика. — Наверняка они старинные!
Она достала одну из рукописей.
— История Келли том первый.
— Как интересно! А кто это написал?
Она полезла на полку снова.
— История Софии том второй…
— История Элис…
— История Анны…
— История Клаудии… История Николь… История Кики Уилсон… — в изумлении Кика достала рукопись. — Что это?
В предисловии говорилось, что «каждый лист этой рукописи — это один день жизни Кики Уилсон. Когда в этой рукописи не останется ни одного чистого листа — Кика Уилсон умрет»…
Объятая ужасом, Кика стала листать рукопись. Там, в подробностях был описан каждый день ее жизни, начиная с сентября. Было описано все-все, каждое слово, сказанное ей Алексом. Кика ужаснулась: откуда это стало кому-то известно!
Она бегло листала страницы — они все были заполнены. Все, кроме одной — последней. Ей осталось дожить свой последний день.
На обложке мелко было нашкрябано, что автор — Черный Лорд.
Кика вспомнила некоторые имена жертв беспощадного маньяка, в которых говорилось по телевизору в новостях.
— Этого не может быть, — прошептала Кика, сама не своя. — Выходит, что Эвронимус — это Черный Лорд. Мне конец…
Послышался скрип двери. Спешно, кое-как, Кика запихала рукопись обратно на полку и успела присесть на диван. Все, что ей оставалось делать — играть с непринужденным видом, надеясь на чудо. Из этой глуши был всего один выход — на кладбище.
Вошел Эвронимус, неся охапку дров.
— Почему лицо моей красавицы омрачилось?
— Соскучилась без моего принца, — попыталась выдавить улыбку Кика. Она чувствовала себя сейчас женою Синей бороды, которая вошла в запретную комнату.
— Отчего ты вся дрожишь?
— Я здорово замерзла, — попыталась непринужденно ответить Кика.
Играть было все труднее, потому, что она начинала впадать в состоянии паники.
— Сейчас будет тепло, моя королева! — он накрыл ее клетчатым пледом и принялся разжигать огонь в камине.
«Нет, этого не может быть, это какой-то абсурд», — думала Кика, нервно грызя ногти и любуясь красивым профилем Эвронимуса. — «Нет, этот человек не может быть Черным Лордом, никак не может»…
Но суровая правда отбивала ритм в голове: «Когда в этой рукописи не останется ни одного чистого листа, Кика Уилсон умрет… Умрет»…
…Кортни не находила себе места. Она думала о предательстве Кики постоянно. Так-то она благодарит ее за все годы верной дружбы и любви! За то, сколько Кортни смогла сделать для нее, когда другие отвернулись! Кортни мучала эта мысль и никак не давала покоя. Она вспоминала все дни, проведенные с Кикой и от обиды ей хотелось не то, что разрезать себе запястья осколками бутылки, а снять с себя кожу.
— Я убью этого ублюдка, — окончательно взбесилась Кортни после шестой бутылочки пива. Она побежала ловить такси. — До Вороньего гнезда, пожалуйста…
— Ох, мисс, путь неблизкий…
— Мне плевать, я сказала, поехали! — с этими словами, Кортни запрыгнула в такси.
— Вон оно что! — проговорила Мэрион, весь вечер шпионившие за Кортни.
Подогретая алкоголем, она любой ценой жаждала мести.
— Эй, такси! — закричала она. — До Вороньего гнезда!…
— Ты все еще не можешь согреться, бедняжка, все дрожишь, — задумчиво прижал ее к себе Эвронимус.
— Сильно продрогла, — попыталась объяснить Кика, внимательно наблюдая за его безупречным лицом, на которое падали блики пламени, лижущие свежие поленья в камине.
— Пойду принесу вина.
Он удалился.
Кика заметалась по дому, попробовала открыть двери, но дверь была заперта. Мышеловка захлопнулась. Тогда Кика попыталась найти какой-нибудь острый предмет, которым можно было бы обороняться. Над камином висел небольшой инкрустированный кинжал старинной работы. Кика встала, чтобы снять его, но тяжелые шаги раздавались уже где-то рядом, словно это шел каменный гость.
— Я уже иду! — он помахал в воздухе бутылкой вина. — Пятнадцать лет выдержки, из моих погребов! — Эвронимус достал два бокала и со второго удара выбил крышку в бутылке. Он налил вина.
— За нас, дорогая! — зазвенели бокалы. — Чин-чин!
Кика сделала вид, что пьет, но сама не пила ни капли.
Эвронимус скорчил физиономию обиженного ребенка, которая шла ему просто до чертиков: — Милая, тебе не нравится мое любимое вино?
— Нравится, вот что-то голова болит…
— Выпей вина и голова пройдет…
Лорд настоял на том, чтобы Кика выпила весь бокал вина и лично проследила за этим. Вино оказалось крепким.
Эвронимус провел ладонью по ее щеке: -Какая нежная кожа… Милая, ты охладела ко мне? Почему ты не целуешь меня, что стряслось?
«Нужно, чтобы он любой ценой вышел из комнаты», — решила Кика.
— Мой прекрасный принц, — сказала она, сжав в кулак все мужество и обняв маньяка за шею, — дрова в камине прогорают. Скоро снова станет холодно. Подбрось в ненасытный огонь новых поленьев и огонь моей любви разгорится с новой силой, я буду целовать тебя всю ночь…
— О, — простонал Лорд, — какое заманчивое предложение… Ради такого обещания я готов спелить хоть все дрова в округе, — он вышел.
Кика вскочила с дивана, сорвала со стены кинжал и решила куда-нибудь спрятаться — дом был большой.
Она увидела небольшую низенькую коморку и нырнула туда, чуть не закричав — об ее голову что-то ударилось. Она посмотрела вверх — на длинных нитках висели маленькие тряпичные куклы, подвешенные вниз головой. На каждой из них была пришита табличка с именем: — Кэлли, София, Элис, Анна, Клаудия, Николь…
Один гвоздь на потолке оставался пустым. Рядом на столике лежала кукла с надписью «Кика», еще не привешенная.
— Не дождешься, шизофреник! — в истерике проговорила Кика и распорола куклу кинжалом.
— Дорогая! — послышался голос Лорда. — Где ты, радость моя?
Кика не отзывалась. Лорд заподозрил неладное. Обведя комнату глазами, он увидел, что в стенном книжном шкафу одна из рукописей стоит вверх тормашками. Это был седьмой, последний том.
— Ах, вот оно что! — усмехнулся Лорд. — Ну, что же, Кика Уилсон, тем интереснее будет игра. Где же ты, малышка? Моя маленькая, моя девочка любимая, ну же, подай голос! Иди сюда, Черный Лорд тебя приласкает. Какая тебе разница — Эвронимус я или Лорд, ведь это одно и то же лицо! — победоносно закричал он, захохотав, как ненормальный.
Кика с ужасом наблюдала в замочную скважину коморки, как Эвронимус стоит спиной к ней, вооруженный топором. Вот к чему приводит погоня за красавцами!
— Ловушка захлопнулась, Кика Уилсон, тебе не уйти! — говорил Лорд. — Глупая! Тебе не уйти от судьбы, твоя судьба — это слава! Из убогой затурканной заморашки ты превращаешься в звезду! Я сделаю тебе имя!
Имя Кика Уилсон будет звучать на всех телеканалах, оно будет на заглавных страницах газет, на языках у всех жителей города!
Я сотворю твой имидж, Кика. Имидж несчастной, беззащитной жертвы.
И почему же вы все так боитесь смерти, несчастные трусы! Смерть… Ведь она неизбежна… Что лучше, умереть старым и немощным, жалким и ни на что не пригодным созданием, или умереть молодым, красивым и здоровым, купаясь в славе, когда имя твое у всех на устах? Кика, тебе не избежать своей судьбы, седьмая книга должна быть дописана до утра, другого пути нет… Но до утра у нас еще много времени… Поиграть… В прятки… — он стал подниматься наверх.
Послышался звук мотора. Подъехала машина. Через несколько минут дверь со скрипом отворилась и на пороге появилась Кортни. Она была поражена величием замка и разглядывала интерьер, раскрыв рот от удивления. Через некоторое время снова послышался шум мотора и снова открылась дверь. Вошла Мэрион.
— А ты что тут еще делаешь?! — злобно спросила Кортни. — Шпионишь за мной, сучка?
Они замолчали, увидев, как спускается Эвронимус, который услышал крики.
— Опа! — воскликнул он. — Да у нас гости, как я погляжу! Девчонки, давайте выпьем вина за мою нареченую Кику Уилсон!
Не понимая, почему у непрошенных гостей (которые по идее не могли догадываться кто он такой) такие круглые глаза, Лорд случайно поймал себя на мысли, что приглашает их к столу, размахивая топором.
— А, это? — спросил он. — Так, пустяки. Дрова рубил. Надо же что-то в камин подбрасывать! Совсем потухло пламя… Да вы садитесь, в ногах правды нет.
— Уходите отсюда! — выбежала из своего убежища Кика. — Это маньяк! Это Черный Лорд, бегите!
— Вот она где была, моя нежная красавица!
Кортни и Мэрион стояли, как два столба, не понимая, что же все-таки происходит. Казалось, разыгрывается какое-то шоу или представление. Когда до Мэрион дошло, что к чему, она кинулась к двери, тысячу раз пожалев, что сунула свой нос не в свое дело. Но не тут-то было — на двери был секрктный замок, код которого знал только Лорд. Дверь впускала всех, но обратно не выпускала. Лорд захохотал, видя тщетные старания Мэрион.
— Ну, иди ко мне, моя любимая, — нежно позвал Лорд, подходя к Кике. Кика выставила вперед кинжал. — Не подходи, я не намерена шутить!
Лорд снова разразился хохотом, что особо ужасающе звучало в полупустой огромной зале.
— Насмешила! Кинжал против топора? Дерзни! Бог дерзким помогает. Устроем бои. Вон, и секунданты стоят. Одного не могу понять, почему, когда раскрываются мои хорошие, благороднвые намерения по отношению к людям, вся любовь куда-то пропадает. А, Кика, почему так? — он занес топор. — Кика, почему так? Не дергайся, получится некрасиво. Вот, твой братишка дернулся и я снес ему полчерепа, да еще так умело! Это же совсем неэстетично! Во всем нужно присутствие вкуса. А что, думаете, так легко быть убийцей? Вот ты сейчас дернешься — я сделаю больно и некрасиво. А потом будут критиковать бедного Лорда, якобы он изуродовал красивое тело! А я разве в этом виноват? Я просто ваятель, творец, скульптор! А все шишки потом валятся на меня, между прочим! Умейте умереть красиво в конце концов!
Кортни и Мэрион в ужасе переглянулись. Они даже в этот момент совсем забыли, что ненавидят друг друга.
— Подлец, ты убил Алекса!
— Тише, любимая. Я до конца своих дней останусь одиноким, — он скорчил мину трагического актера. — Меня никто никогда не полюбит. Вот и ты отворачиваешься от меня, Кика. А еще недавно так страстно целовала! Ради нашей любви, милая, не дергайся и я не причиню тебе не малейшей боли. Обещаю — я все сделаю красиво.
Знаешь, как рубят головы курицам? Вот, это приблизительно то же. Быстро и безболезненно. Не бойся, моя маленькая, доверься мне… И уже через минуту я буду лобзать твое обезглавленное тело, а последняя страница седьмого тома рукописи будет дописана… Давай не будем ругаться…
— Да ты больной! — закричала Кика. — Шизофреник! У тебя навязчивые идеи. Твое место в психушке! А я-то думала, что ты действительно меня любишь, идиотка!!
— А я и люблю тебя, — спокойно сказал маньяк, не отрывая от нее глаз. — Просто ты не можешь, не хочешь понять, что я желаю тебе добра. Любимым людям желают добра, правда же? Закрой глаза и досчитай до трех. Тебя утащит крестьянин-утопленник из колодца. — Лорд занес топор.
— Ах ты козел! — закричала Кортни, огрев его что есть силы (а силы были) стулом по голове.
Лорд упал плашмя, выронив топор, который тут же подобрала Кортни.
— Надо что-то делать, пока он не очнулся, — закричала Кика. — Через дверь нам не уйти, на окнах ставни. Можно попробовать через чердак, там есть окошко.
— Но чердак закрыт! — в панике закричала Мэрион.
— Рубите сверху, на чердаке деревянный пол! — дала команду Кика. Кортни рубила сколько было сил, орудуя топором, как хороший дровосек. Кика била в потолок стулом, а Мэрион пыталась выломать уже начинавшие поддаваться доски руками. Таким образом, они сделали в потолке здоровенную дыру, из которой начало что-то сыпаться, едва не пришибив Мэрион, которая с визгом отлетела в сторону.
— Это гробы! — закричала Кика. Действительно, с чердака падали, сотрясая пол, десятка полтора хороших гробов из черного дерева. Падая, они раскрывались, как стручки спелого гороха и падали отдельно от крышек.
— Ого, настоящий гробопад! — сказала Кортни. — Да прекрати ты кричать! — прикрикнула она на обезумевшую от ужаса Мэрион. — Подсадите меня наверх. Если я туда влезу, то смогу затащить остальных.
Кое-как, Кортни влезла на спину к Кике, которая сама еле держалась на ногах.
— Опа! Я здесь! Мэрион, подсади!
— Не оставляйте меня тут! — взмолилась Мэрион.
— Делай, что говорят, потом вытащим и тебя, — кое-как Кика влезла на чердак.
— Заберите меня отсюда, умоляю!
— Хватайся за руку, — сказала Кортни.
— Я не могу, — истерически закричала Мэрион.
— Тянись, иначе останешься пить вино с Черным Лордом тет-а-тет.
Эта фраза подействовала молниеносно — Мэрион почти залезла, но Лорд в этот момент очнулся.
— Черт, сколько гробов! — проговорил он, почесывая голову. — Я что, на кладбище, раскопанном сатанистами? Ах, вон в чем тут дело! — Лорд ухватился за ногу Мэрион и стал тянуть ее обратно. Мэрион визжала наподобие свиньи, которую режут.
— Я больше не могу тянуть, — сказала Кортни.
— Тяни, я помогу — ответила Кика.
— Не могу, у него недюженная сила, мы разорвем ее пополам. — Кортни отпустила руку Мэрион. Послышался грохот и крик. — Мэрион свалилась в гроб.
Лорд истерически захохотал: — Хоть что-то мне сегодня оставили! А где же мой топор? И топор забрали! О, есть кинжал…
— Нужно ее спасти, — сказала Кика.
— На кой черт она тебе сдалась? Сколько неприятностей она сделала нам!
— Кортни, мы не можем ее бросить на растерзание этого шизофреника. Тем более, это я во всем виновата, из-за меня вы здесь…
— Она сама во всем виновата. Кто просил ее следить за нами и подстраивать нам гадости? Да и что мы можем сделать? Ты туда спустишься? Вперед, добро пожаловать!
— Смотри, тыквы! — Кика указала на разной величины тыквы, с вырезанными на них физиономиями монстров.
Лорд взял кинжал и присел возле гроба, в котором лежала Мэрион. Она хныкала, ерзая в гробу и мучилась ощущением тихого ужаса.
— Как хорошо! — воскликнул Лорд. — Все лежит на своих местах! — он медленно распорол ей корсет на платье._Может быть я и не умею рисовать, зато я умею вырезать и не по дереву, а по человеческим телам! — он захохотал, а Мэрион пронзительно закричала, обезумев от страха.
И тут на Лорда обрушился град тыкв сверху.
— Что же вы делаете, в самом деле! — закричал маньяк, погрозив кулаком. — Проникли в мою мастерскую и мешаете мне творить?
— Кидай, целься! — подталкивала Кика.
— А что делать, когда закончатся тыквы?
— Не знаю.
— Уже ничего, — сама себе ответила Кортни. — А что случилось?
— Нет ни Мэрион, ни этого шизофреника!
Кика выглянула в дыру на чердаке — действительно никого не было.
— Спускайся! — сказала она.
— Ты что, с ума сошла!
— Как хочешь, — Кика спустилась вниз, вооружившись топором. От прекрасного бального платья остались только лохмотья. Кика порвала их окончательно, чтобы они не мешали передвижению. За ней пришлось спускаться и Кортни.
Все было тихо. Маньяка не наблюдалось.
— Пойдем, исследуем дом, — тихо позвала Кика, держа в руке топор, который был наготове.
— Это безумие! — сказала Кортни, которая пошла за ней, вооружившись поленом. Они потихоньку прочесали весь дом — никого не было.
— Мы еще не были в его кабинете, — шепнула Кортни.
Они настежь распахнули дверь кабинета, готовя свои орудия. Было тихо. Кресло как раз располагалось спинкой к двери. Кика увидела пышный парик Мэрион, торчащий над спинкой кресла.
— Мэрион! — тихо позвала Кика.
Она не повернулась.
— Давай войдем! — сказала Кика, переступая порог. Они вошли. Взору предстала картина. В потолок вбит крюк, на котором, словно тряпичная кукла из коморки, болтается беспомощное тело Мэрион в разодранном и перепачканном кровью платье.
На голову ей была надета тыква с рожей монстра, а на макушке тыквы горела свечка. Кика закрыла рот, чтобы не выблевать содержимое желудка, а Кортни молча толкнула ее в плечо, указав на тело, сидящее в кресле. Неожиданно, кресло развернулось и все увидели маньяка в парике Мэрион. С монотонным лицом, он деловито нажал на пульт и двери кабинета затворились.
Делая вид, будто бы в кабинете больше никого нет, он встал из-за стола, взяв небольшую табличку и кусок скотча. На табличке было написано «Мэрион». Он приклеил табличку на платье трупа и, как ни в чем не бывало, снова сел за стол, словно был занятым бизнесменом.
Кортни и Кика переглянулись в немом ужасе и изумлении. Они стояли, словно вкопанные. Через некоторое время Лорд недовольно обернулся: — Ну, Кика Уилсон, долго мне еще прикажете ждать?
Лорд открыл рукопись с недописанной страницей и потряс ею в воздухе.
— А все ждут, между прочим, весь мир ждет! Когда я, по-вашему, буду дописывать вот это? Вы задерживаете и всех, и меня (а у меня, между прочим, еще масса нерешенных дел!).
Кика и Кортни продолжали молчать, не зная, что им делать.
— Я убью его, — шепнула Кортни, крадясь с поленом. Но реакция Лорда была молниеносной. Он повалил ее вниз и придавил коленом к полу, дезинфицируя нож спиртом. Он прикинул в воздухе, что хочет вырезать на коже. Его рисунок напоминал контур сердечка в левой части груди. Той самой, где располагается сердце. Еще раз очертив контур в воздухе острием ножа, Лорд занес смертоносное лезвие. Но тут Кика, с истерическим воплем вонзила топор в спину Лорда и даже сумела вытащить его потом на случай опасности. Лорд упал на перебитый хребет, издав звонкий стон. Полкабинета обагрилось кровью.
По лицу Кики потекли слезы.
— С тобой все нормально? — она обратилась к Кортни. Та молча кивнула.
— Кика Уилсон, подойди ко… мне… — прошептал Эвронимус.
Кортни предупредительно схватила ее за руку.
— Он уже не опасен, — проговорила Кика, наклонившись к нему.
Эвронимус бледнел с каждой секундой. Лицо его становилось совсем совсем бескровным и мертвым. Парик, который раньше принадлежал Мэрион, упал из-за сильного удара и валялся рядом. Но он был прекрасен даже сейчас, в преддверии смерти. Очевидно, он очень страдал от боли, потому как мускулы на его лице постоянно дергались.
— Кика Уилсон, роковая Кика… — он закусил побелевшую губу от боли, — за что ты убила меня? Я же хотел тебе добра… Хотел тебя прославить… Кто теперь допишет последнюю страницу этой книги? Мой шедевр не дописан… Забери эту рукопись. Допишешь ее сама, когда будет время… — он замолчал.
Кика подумала, что он уже умер, но Лорд снова заговорил: — Темно, везде темно, я ничего не вижу… Холод…
Он напоминал живой труп.
— Несчастный безумец! — воскликнула Кика. — Я любила лучшую твою половину, которая была добром. Того Эвронимуса, которым ты был, даже если и притворялся… — она прикоснулась к его губам, уже похолодевшим.
— Умри с миром… Я буду молиться, чтобы Бог когда-нибудь простил все твои грехи. — Его глаза уставились в даль. Кика встала, не обращая внимания, что платье и руки по локоть в крови. Она спокойно прошла мимо висящей Мэрион, словно это висел не труп, а какой-нибудь Арлекин.
— Что ты сидишь? — с упреком сказала она Кортни. — Вот телефон, нужно вызвать полицию. А это, — она взяла рукопись, — я заберу с собой.
Кортни тупо посмотрела и встала…
«Я, Кика Уилсон, снова вернулась к записям в своем дневнике. Да, я стала свидетелем смерти самого прекрасного создания, какое только может существовать на Земле. Никто не вечен! Жаль, мне казалось, что умерла красота не одного человека, а целого мира. Но так было угодно Богу. Бог — автор и творец, он писатель и всем определяет роли.
Он решает, кому из героев его романа жить, кому умереть. Жизнь течет по давно уже расписанному сценарию и все просто выполняют свою роль. Да, наш роман носит название «Жизнь», наш автор — Всевышний, а мы всего лишь его герои, которым он сам отмеряет судьбы. У меня до сих пор лежит том той самой книги, с недописанной страницей. Кажется, я поняла. Эвронимус тоже захотел немного побыть Богом. Расписать сценарий так, как нравится ему. Он сам захотел быть постановщиком пьесы, а не ждать расписанных по ролям слов…
Последняя страница так и останется недописанной (я пока что еще не собираюсь в последний путь). Но все мы смертны, придет и мой час.
Недавно ходила в музей восковых фигур. Среди древнегреческих героев меня привлек один… У него были неземные, прекрасные черты… Внизу я прочла: Euronymous. Я поняла, что уже видела это лицо. Мастерская жизни творит еще и не такие шедевры!
А у меня все нормально. Я очень изменилась, пересмотрела отношение к жизни и к себе самой. Никто не смеет теперь косо смотреть в мою сторону. Меня теперь уважают. Я заслужила!
После смерти Алекса бабушка резко меня полюбила. Родители вскоре вернулись. Теперь я учусь в колледже. Что же касается личного… Я осталась с Кортни. После Эвронимуса я поняла, что не смогу полюбить никакого другого мужчину… Нам с Кортни неплохо»…