Батюшка залез в катафалк, поставил в ноги сумку, следом залез седой.
— поехали. Сказал он. Потом добавил. — далеко ехать?
— Нет, — ответил водитель, -второй квартал.
— Отлично, обратно пойду пешком. Ответил поп.
Я сидел за ним. Форд завёлся и через 6 минут мы были на месте. Пока вылезали, подошли родственники.
— где могила? Спросил седой.
— Там. Ткнул пальцем влево мужик из прощавшихся.
— Ясно. Отпевать будем здесь. Сказал батюшка.
Мужики поставили гроб на козлов, я снял крышку и опер её на автобус. Семья стала подходить, смотреть, говорить. Седой начал прибивать табличку к кресту. Тут мадам охнула ахнула.
— что это? Что вы делаете? Как же? Остановитесь!
Я посмотрел на седого и подумал, что всё. Пиздец. Крест по полам. Но мадам начала тыкать пальцем в табличку и злится.
— имя, имя. Шептала она. — он же вот стоит, не то имя!
— Минуту. Сказал седой. Одной рукой он достал телефон и набрал агента, а другой доставал не заколоченные гвозди. — да, хорошо. Ждем.
— Ну что там, что? Дамочка была на взводе. Седой, не глядя на неё сказал, что сейчас всё будет, ждите.
Батюшка, глянув на часы, предложил начать отпевание. Он начал распаковывать сумку. Родственники встали в полу круг, я обошёл автобус и закурил, а мужики залезли в салон. Прошло ещё минут 30 точно, гроб отнесли и бросили в землю. Я позвонил агенту.
— еду. Девять с половиной минут, и я там. Сказал он.
— Жду.
Катафалк уехал. Батюшка уехал. Табличка с гвоздями остались у меня. Я поднял голову и увидел сокола. Закурил и смотрел за ним, пока он не пропал из вида. Агент приехал быстро, я не успел докурить. Кинул табличку ему в багажник.
— нормально всё? Спросил он.
— Более чем. Ответил я.
— Ладно, возьми молоток и пошли. Мы здесь задержались.
Он протянул мне рукоять, и только мы зашли на кладбище, мадам подошла к нам.
— Сходите? Я не пойду, только сапоги отмыла.
— Конечно, конечно, не переживайте.
— И знаете… брат так обиделся, совсем не хочет с вами разговаривать.
— Ну мы пошли?
— Да, спасибо.
Мы пошли вдоль оградок. Я смотрел на старые высокие деревья. Они стояли, как забор, отделяющий память от жизни. Погода была отличной. Светило солнце, ветер дул южный, захотелось выпить.
— а тут не плохо, тихо. — Сказал агент.
— Это точно, тихо. Жена?
— Да.
— Молодая.
— Да, пятнадцать лет разница. А что там было то?
— что было? Седой начал прибивать табличку к кресту и тут эта мадам так ахнула, ой! Я решил, что всё, пиздец, крест по полам. — агент засмеялся. — а там имя перепутали. Имя заказчика — сына, вместо отца… ну она ещё повздыхала — как так можно? Что вы делаете? Что вы наделали? — и тому подобное. Водила сразу набрал тебе, и мы им сказали, ждите.
— она мне звонила, когда вы уехали… Пиздила что было сил. Уже произошло. — Сказал агент.
— Человеческий фактор, всякое бывает. Все такие суеверные у нас.
— В такие моменты особенно.
— Обстоятельства усиливают ощущения.
— Знаешь, есть такие люди. Они именно в такие моменты ведут себя как скоты. Знают, что ты виноват, и стоят тебя добивают. Всё это на их совести, их дело… чего-то добиваться. Этим — он оглянулся — этим без разницы.
Мы свернули к могиле и остановились.
— прости, прости меня грешного. Сказал агент и перекрестился. — давай табличку. И гвозди. — я дал. — и молоток.
Затем было пять минут тишины и стук молотка.
— ладно, пошли. Сказал он.
Было грязно. Мы вышли на дорожку и обстучали ботинки. Я закурил. Агент тоже. Налипшая грязь отскакивала в стороны.
— брат её не хочет со мной разговаривать, да на кой он мне нужен. — Он вытер подошву о траву.
