Глава 1

Дмитрий Ярославский прошел по длинной набережной, кладка которой была сделана из кирпичиков разных размеров, красного и серого цвета. В дневное время по реке ходило много различных суденышек, что возили жителей города из окраин в центр и обратно. Да и на самой набережной было достаточно людей днем. Сейчас же поздней ночью, набережная, освещаемая лишь бледной луной, что аккуратно играла своим отражением и лучами с небольшими волнами, тут и там гуляющим по воде. Фонари вдали набережной ещё не включили, хотя Ярославский видел, что ближе к началу улицы огни уже горят, но на счастье его, именно здесь он шел в полной темноте и тишине, последняя изредка обрывалась смехом из домов напротив набережной, криками птиц, с дальнего острова, а также шаркающими звуками метлы, что доносились с ближайших к ушам Ярославского, дворов.

Ярославский перешел дорогу быстрым и размеренным шагом, направившись прямо вглубь двора, в ещё более темное пространство, нежели набережная. Утром здесь наверняка ходили женщины и развешивали белье, рядом с ними бедокурили детки разных возрастов, но сейчас здесь тихо и спокойно. В глубине души мужчина хотел, чтобы так продолжалось и дальше, но уже понимал, на новое утро здесь пробудят всех жителей криком, а затем последует и плач, что взрослых, что детей, раздосадованные разговоры, нежные шепотки по углам улицы и дома, но нечего, именно этого и следовало бы ждать. Замедлив шаг ещё больше, украдкой осматриваясь по сторонам, он направился прямо к двери в парадную, но как только он хотел было открыть дверь и зайти внутрь дома, до него донеслись размеренные и очень громкие шаги из дома, видимо некто, довольно тучный, спускался со своего этажа. Ярославский не хотел попадаться никому на глаза, поэтому он быстрым и тихим, словно у мыши прыжком оказался в тени деревьев за углом дома. Остановившись там, в темноте, он внимательно рассматривал входную дверь. Через несколько секунд дверь открылась, и на улице появился местный дворник, Ярославский не знал его имени, но прекрасно понимал, что попадаться на глаза ему не следовало. Дворник несколько секунд стоял на месте, затем одним движением руки быстро поправил штаны, что были не по размеру, вздохнул и медленно засеменил вглубь двора.

Ярославский ещё некоторое время рассматривал удаляющуюся тень дворника, после проверил время на старых, дедовских часах, и уже после, все таким же тихим и аккуратным шагом зашел в дом. Внутри его встретил типичный запах в подобных районах города, нечто среднее между запахом, что некогда можно было учуять на деревенском складе его матери и загона со свиньями. Вся эта смесь, для многих омерзительна и не без причины, неожиданно перенесла Ярославского в прошлое, лик матери на секунду проявился у него перед глазами и заставил последние изрядно увлажниться. Смахнув грязным рукавом пальто слезы, Дмитрий вздохнул и начал свой путь наверх.

Он прекрасно понимал, что мужчина, убивший его жену в конце октября, сейчас сидит дома. Возможно, распивает с собутыльниками, возможно, развлекается с очередной проституткой. Третий вариант о одиночном времяпрепровождении незнакомца, Дмитрий не рассматривал, ведь вряд ли мужчина сейчас сидит внутри и распивая чай, читает труды Аристотеля и Аристофана. Дмитрий не знал отчетливо даже о уровне грамотности этого человека, возможно завсегдатай кабаков и баров и не умел читать вовсе, и видимо не умел особо выражать свои мысли, если вспомнить его идиотические оправдания в здании сюда. Но несмотря даже на такое комичное поведение, судья освободил гражданина Н от получения наказания, с улыбкой он тогда побежал по улице прямо в одну из центральных распивочных. Ярославский тогда в ярости чуть не напал на адвоката гражданина Н, но его смогли успокоить друзья, что тогда были с ним. Он прекрасно понимал и тогда, понимает и сейчас, в тот день он нечего бы не добился этой несвоевременной и бессмысленной атакой на законника, ещё не пришло время, не все было так просто. Теперь же, этой ночью, все рассчитав по часам, Ярославский готов был идти до конца, дабы отомстить, разрешить некоторое недопонимание между ним и гражданином Н, также получить хоть какой-то вялый, но честный ответ, отчего же алкоголик решил сотворить такое. Анна шла в тот злополучный вечер по улице М, как назло или как велела судьба, на улице не было ни души, лишь свет тускло горел у некоторых окон и слышны были нечастные, громкие разговоры. Анна прошла мимо кабака «Тенешев», оттуда же в этот момент выходил уже изрядно опьяневший гражданин Н. Его тогда сопровождали ещё два таких же товарища. Мужчина окликнул Анну, но девушка просто продолжала идти, а вот мужчина не успокоился, он, пошатываясь, преследовал её, пока Анна не остановилась и попросила гражданина Н. уйти прочь. Это пьяный воспринял за тяжелый удар в его душу и ударил женщину бутылкой, что имелась у него при себе. Анна упала на каменную кладку. Товарищи гражданина Н, в спешке убежали, он же, все так же пошатываясь, направился обратно к кабаку «Тенешев», так его и схватили господа городовые. Анна же лежала на каменной кладке несколько часов, что, конечно же, не помогало заживлению открытой раны на голове и естественно не возвращало женщину к жизни. Ярославский только на утро узнал о том, что произошло с его женой. Тогда в полиции он общался с несколькими следователями, вкратце объяснил, почему жена возвращалась одна. Ярославский в тот день задержался на своей работе в издательстве, в полиции, он с искривленной улыбкой заявил о том, что застрял в архивах на несколько десятков часов. Из-за этого он и не смог привычно встретить свою жену, о чем, конечно же, предупредил её, предусмотрительно позвонив к ней на работу. Анна Ярославская не в первый раз шла по этой улице, да и не первый раз шла одна. Но трагическая судьба, трагическое стечение обстоятельств и все прочее, что не относится к человеческой природе и метафизике прямо, повлияло на произошедшее с Анной.

Сейчас же поднимаясь к квартире гражданина Н, Дмитрий отчетливо вспоминал лишь лицо жены, последние слова, что сказал ей по телефону, но затем образ жены вытеснил уже другой образ, здание суда, заседание по делу гражданина Н, адвокат Кодзинский театрально выступает в центре, позади него судья Венедиктов. Ярославский чувствовал, что в словах адвоката фальшь идет за фальшью, но нечего поделать с этим не мог. Гражданин Н же сидел на трибуне с отсутствующем взглядом почти все время заседания, изредка опуская голову вниз, как бы рассматривая свои руки, руки убийцы и страшного пропойцы. Слова адвоката он долгое время пропускал мимо ушей и лишь после оглашения приговора о невиновности, что вызвало немудреное гоготание, шепотки и крики в зале от угла присяжных, угла Ярославского и его друзей. Гражданин Н, услышав приговор, на миг словно бы хотел привстать и быстрым шагом ретироваться, но вместо этого лишь коротко улыбнулся, взял дырявую и изрядно грязную шапку со стола, нацепил её почти на глаза и продолжал сидеть, пока зал не успокоился. Затем адвокат вывел гражданина Н. Ярославский больше не видел последнего, изредка, вдалеке улицы мелькала словно бы его лысеющая голова и грязная шапка, что нелепо нацеплена на неё, но на самом деле, конечно же, это был не Гражданин Н, а миллион таких же как он, мелких ростовщиков-убийц и алкоголиков.

Квартира под нумером 15, грязная деревянная дверь, а на ней покосившая цифра, затушенные сигареты у входа, что лежали необоснованной грудой прямо на горячей батарее. Лампочка над дверью уже не светила и Ярославский стоял в фактически полной темноте, его лицо, не выражавшее сейчас никаких эмоций, освещала бело-желтая Луна, что проникала своими длинными и светлыми лучами чрез разбитое окно этажа. Ярославский поднял руку, сложил пальцы в кулак и три раза постучал в деревянную дверь. Нечего не было слышно, словно воздух с лестничной клетки выбрался куда-то наружу, а вместе с ним ушли и все звуки. Ярославский занес руку ещё раз, затем ещё раз постучал, уже два раза. Стояла прежняя тишина, Ярославский потянулся к ручке двери, повернул её и слабо оттолкнул от себя. Дверь подчинилась и медленно, с присущим для всех дверей в подобных домах, в подобных квартирах, подобных людей, противно проскрипела, кажется, рассказывая этим скрипом, всю историю жизни жителя сей квартиры. На Ярославского наплыли омерзительные миазмы, что товарными вагонами выходили из квартиры Гражданина Н, которая на примере всей лестничной клетке, также прибывала в полной темноте. Из глубин квартиры доносился громкий храп, следовательно, житель квартиры крепко спал, от усталости или же от алкоголя уже не было важно. Он был внутри.

Дмитрий прикрыл дверь, а затем мягкой поступью, аккуратно дабы не разбудить гражданина Н, шел на звук храпа. Квартира была в удручающем состоянии, повсюду валялись старые, уже залезавшие газеты, свертки оных также были связаны небольшой по ширине веревке и находились в одной из комнат целой стопкой. Повсюду лежали окурки и пустые бутылки от алкоголя. Ярославский подметил, что гражданин Н, не очень умен, учитывая, что хранит столько стеклянных бутылок и не сдает их. Во второй комнате, где собственно и находился храпящий, стоял лишь порванный в нескольких местах, засаленный диванчик зеленого цвета, который ныне был похож больше на цвет охры. Также у разбитого окна стоял деревянный стол, на котором лежало такое же количество хлама, несколько стаканов, а также единственная книга на весь дом. Ярославский тихо подошел к столу и попытался рассмотреть книгу. «Как мужик ведьму подкараулил». Автор не указан, лишь надпись ‘сказки’ по центру вверху обложки. На обложке старинная литография не то с обычной ведьмой, не то с самой Бабой-Ягой. Обычный сборник деревенских страшилок и баек старушек для детей. Неужели любимая настольная книга сего гражданина? Ярославский открыл книгу и на форзаце заметил приклеенную записку:

«Благодарим вас за сотрудничество, этот скромный подарок, думается, скрасит ваши трудные времена и тяжелейшие часы жизни. С уважением, В.С.Кодзинский»

«И здесь тоже он…мерзкий адвокатишка!» гневно прошептал Ярославский и положил книгу обратно на стол. Дмитрий повернулся к мужчине, что прибывал в небытие, медленно достал небольшой сверток из пальто и положил его на грязный стол. Мужчина, что лежал на диване так и храпел, значиться, и не запомнит нечего, ежели нечего не удастся. Ярославский развязал сверток, и взгляду его предстало небольшое лезвие. Его друг Александр принес его как-то одним далеким вечером, отдал его прямо так в свертке и сказал, что если Ярославский захочет сотворить нечто, то ему пригодится то, что находится в данном свертке. Долгое время Дмитрию казалось, что внутри адрес полицейских или вообще адрес больничных застенок, но внутри оказалось лезвие. Его Ярославский прощупал в тот же вечер, сидя на полу в своей комнатке, зашторив все окна. Но тогда он не решился доставать его, дабы не оставить на нем своих случайных следов и не затупить острие лезвия. Сейчас же…

Дмитрий Ярославский прекрасно понимал, что держать в голых руках лезвие слишком глупое и недальновидное решение, но также он понимал, что пачкать пальто и что-либо из виднеющейся одежды нельзя. Он снял пальто и повесил его на ржавый, слегка покосившийся гвоздь, что был вбит прямо в стену. Закатал рукава белой рубашки, достал из кармана небольшой кусок ткани и обвязал им свою правую руку, затем аккуратно взял в эту руку лезвие. В голове отдавалось эхом сердцебиение, в миг, снова, пропали все звуки и осталось лишь биение сердца, медленно, словно бы на ватных ногах, Дмитрий подошел к дивану, сжав левую ладонь в кулак, он с силой ударил прямо в лицо храпящего. Тот с хрипом и попыткой крикнуть попытался встать, его пьяные глаза нечего не видели, что шло только на руку Ярославскому, одним движением он закрыл левой рукой рот гражданина Н, а правой нанес быстрый, молниеносный удар лезвием. Мужчина дернулся, из горла хлынула кровь, но Ярославский не отходил, он положил лезвие на бумагу свертка. Освободившейся правой рукой, он наносил быстрые удары по голове мужчины, кровь залила все тело последнего и уже лилась прямо на пол, вместе с кровью из тела гражданина Н, обильно начала выделяться и моча, Ярославский испугался за свою одежду и отпрыгнул от истекающего всеми жидкостями тела. Наконец он более детально рассмотрел гражданина Н. Сейчас он выглядел словно свинья на скотобойне, его ноги дергались в неестественном и суматошном припадке, кровь алой струей вытекала из открытой раны на горле, в ухо Ярославскому вошел странный звук, пугающий хрип, умирающего мужчины. Припадок его усилился и мужчина упал на пол, судороги в его ногах закончились, глаза были открыты и взгляд их абсолютно стеклянный смотрел на лужицу крови, что вырисовывает на полу, причудливый узор. Сейчас он точно напоминал Ярославскому убитую свинью, прямиком со скотобойни, он истек кровью и наконец, перестал кричать, но это убийца и не более того, а кричать он не мог вовсе.

Ярославский ещё минуту стоял возле тела, а потом, словно бы осознав, что натворил, принялся суматошно осматривать квартиру. Глаза его привыкли к темноте и теперь он мог увидеть все бедное буйство квартиры гражданина Н, ныне убитого. Никого кроме него здесь не было. Все было тихо и спокойно. Ярославский аккуратно снял с руки окровавленную тряпку и бросил её в дальний угол комнаты, где уже лежала всяческая грязная ветошь. Когда комнату будут осматривать, её естественно найдут, но не найдут уже его, давно мертвого. Ярославский примерно разбил ночь на отрезки и теперь отчетливо понимал, что до прихода в Публичный Дом «Монпелье» адвоката и судьи, остается чуть больше полутора часов. Этого хватит для мытья рук и лезвия, этого хватит для всего. Дмитрий понимал, что в «Монпелье» все так просто не выйдет и ему придется постараться, дабы настичь и Кодзинского и Венедиктова. Но он был готов, готов ко всему. Неделю назад, еще, когда Ярославский лишь мысленно представлял, как будет расправляться с недоброжелателями, его друг Александр рассказал о странном пристрастии судьи Венедиктова. Александр поведал, что судья приходит в публичный дом «Монпелье», что находиться на пересечении улиц Р. и Н. Пьяные офицеры, коих Александр и разговорил, рассказали ему, что судья приходит туда с не очень чистым, праведным и понятным многим намерением. Мол, в «Монпелье» имеется особый вид услуг, которые оказываются незаконными по возрасту проститутками обоих полов. Нечего странного и предосудительного в посещении публичного дома у граждан города нет, многие статные граждане ходят, поговаривают, что и губернатор города, изредка заходит туда, дабы пропустить бутылочку-другую, французского вина, а также использовать одну из местных дам для утех, естественно взрослых. Но не только высшие чины заходят туда дабы отдохнуть или повеселиться. Усатые и уставшие офицеры приходят в бордель ради алкоголя и взрослых дам, но пристрастие судьи им омерзительно, пусть даже никто из них никогда и не видел проявлений тяги судьи к детям, что работают в борделе, до них доходят лишь слухи, от других офицеров и некоторых особо разговорчивых куртизанок. Александр рассказал это Дмитрию одним поздним вечером, за несколько дней, до сей ночи. Его изрядно беспокоила эта ситуация, он обещал, что постарается поднять всех и получить доказательства сего противоправного действия, и что, совершив такое, он точно лишится судейских регалий и отправится на каторгу. Но Ярославский понимал, что на это уйдет много времени или вовсе нечего так и не вскроется, поэтому он заявил, что решит эту проблему очень скоро. Это скоро наступило.

Ярославский зажег свечку и направился в ванную комнату. Включив воду, он, наконец, смог успокоиться окончательно, систематизировать мысли и вспомнить все, что хотел устроить. Дмитрий быстро вымыл руки, но куда дольше и тщательней вымывал все слезы крови на небольшом лезвии, кровь стекала по трубам и наверняка сейчас уже плыла в воде, близ набережной и никогда больше следы крови на нем не найдут. Вытерев лезвие ещё одной тряпкой, что лежала на полке близ раковины, Ярославский медленным шагом вернулся в комнату. Тело, уже изрядно посинело в некоторых местах, лужа крови более не увеличивалась. Проверять имеются ли признаки жизни у тела Ярославский побрезговал, да и оставлять дополнительные следы на трупе не хотелось. Он раскатал рукава рубашки, внимательно осмотрев их в свете луны, никаких следов крови на ней не имелось, после нацепил пальто. Лезвие он завернул обратно в сверток бумаги, связав его все той же тонкой веревкой, сверток он положил к себе в карман. Ярославский думал выбросить лезвие в воду, как только выйдет, но все же решился идти с ним и в «Монпелье» Ярославский кинул ещё один взгляд на тело, теперь он чувствовал не удовлетворение, его он вообще не чувствовал толком, сейчас он понимал, что лишил жизни человека. Пусть алкоголика, бесполезного хулигана, но тем не менее человека. Он отомстил, но Анну так не вернуть, более того, возвращения жены он и не увидит, если только не придет к ней сам. Жалость человеческая вмиг сменилась жалостью куда более приземленной, словно пред Ярославским лежал не труп человека, а ненужная дворовая собака или бездомный кот, случайно задавленный лошадью, что неслась галопом. Скривившись ещё раз, Ярославский медленно и аккуратно покинул квартиру номер 15. Закрыв дверь, он поправил цифру 5, слегка криво стоящую.

На улице по прежнему не было ни души, дворник, недавно вышедший из здания, уже явно вернулся в свою комнатушку, так что никаких свидетелей присутствия Ярославского во дворе явно не имелось, тем не менее, он медленно и осмотрительно шел до самой мостовой, только чтобы не попасться на глаза, какому-нибудь забулдыге или случайному прохожему. Внутри Ярославский боялся того, что совершил, а еще больше боялся того, что люди поймут, что он совершил, с кем и когда. Внутренний страх перед раскрытием преступления мог сыграть злую шутку с разумом Дмитрия, но все обошлось и выйдя на мостовую, он так и не попался никому на глаза. Луна все также освещала все вокруг, а фонари по-прежнему не хотели загораться, пусть даже для этого пришло самое время.

Глава 2

Выверенным шагом Ярославский вырулил на пересечение улицы Таганцева и Богдановского и сразу же затерялся в появившейся словно бы из ниоткуда толпе. Часть жителей, особо ярко и официально одетая, явно шла из Театра имени Кардацева. В эти дни там как раз шел новый спектакль, современный взгляд на классику, улучшение истории, смесь авангардного искусства и традиционной поэтики Пушкина, современная версия Медного Всадника. Ярославский подумывал сходить туда вместе с Анной, но судьба распорядилась иначе и в день премьеры, его жена была уже мертва. На миг Ярославскому стало так жутко находится среди людей, вот ведь они, идут, счастливые, настоящие и живые, их ждет дома семья, а может здесь и идет уже полноценная ячейка общества, родители с детьми вышли на культурное мероприятие, расширение горизонта мышления и сознания, кругозора идей и мыслей. А тут прямо мимо них идет он, убийца, терзаемый и совершенным преступлением и этим же терзанием, сошедший с этой привычной дороги мироздания, типичного людского поведения, он нарушивший правила природы, морали и этики, просто не имеет права ходить среди них. Но ещё миг и в голову пришла уже иная мысль, куда более приятная. Святых праведников нет, и никогда не было. Даже святые когда то были грешными, возможно, нечто грешное, в своем отрочестве или детстве совершал и сам Иисус Христос, впрочем, для Ярославского он действительно был грешником, с самого детства мать говорила об этом, показывая странную гравюру, непонятно откуда взявшуюся в их изрядно обрусевшем доме, на ней Иисус сначала бил по лицу Иуду, а затем был пойман римлянами, странная гравюра времен XIV века, как рассказывала темной ночью, в один далекий день моя мать. Возможно даже эти счастливые лица молодых людей, на самом деле искусные маски, надетые только ради празднества, отдыха или культуры. Возможно, мужчина поколачивает свою женушку и детей, возможно и не только поколачивает, это сейчас он идет и смеется с ними, радостно обсуждая все рассмотренное в театре, а дома скандал за скандалом. Возможно и женушка его, ранее тоже буйствовала. Но тут же мысль сменилась снова и Ярославский засомневался в собственном сознании, на секунду казалось, он даже упадет в обморок и точно испортит все, но он смог устоять и продолжил путь. Толпа редела, а сознание Ярославского прояснялось, грех не грех, но иногда приходится делать вещи, что ранее были свойственны человеку, а теперь утратили законность. Иногда…иногда и месть правильное и праведное дело. Ярославский прошел по подворотне улицы Богдановского и вышел к небольшому, но относительно красивому, старому зданию. Возле него стоял человек, низенького роста в обветшалом костюме, близ него стояла небольшая стойка, приглашающая всех желающих посетить публичный дом «Монпелье», ниже вывеска гласила: «Монпелье является самым безопасным и здоровым публичным домом во всем городе N»

Ярославский с опаской приблизился к зданию, низенький человек сразу же обратил на него внимание и требовательно спросил:

— Неужели и вы сюда…как же так, почему бог покинул умы и души людей, настолько развратного и блудного места на земле божией быть не должно.

— А есть ли вообще бог? И не он ли повинен в создании человека, а тем самым разврата и блуда?

Незнакомец слегка удивился, даже оторопел, вмиг изменился в лице и от былой уверенности в словах, осталась лишь медленная, словно бы зависшая в воздухе сухая проповедь.

— Вы не понимаете о чем говорите. Здесь происходит не обычный разврат, здесь практикуется и что-то куда более омерзительное.

— Судья уже здесь?

— Бог всем судья и он опуститься на землю, дабы свершить свой суд над всеми нами, грешниками….

— К черту! Приехал ли сюда судья Венедиктов!?

— Виноват’с…мне это неизвестно, возможно имеется и другой вход, для подобных грешников?

— Оттого что он судья грешник? Или по иной причине, проповедник?

— Я не проповедник…я посланник и да, в том числе от своей грязной, продажной работы он грешен.

Ярославский усмехнулся, сумасшедший фанатик даже примерно не понимал нечего, он скорее всего даже и не знал, кто такой судья Венедиктов, а уж тем более об уровне его греховности и разврата. Дмитрий вздохнул и медленно начал подниматься по ступенькам, но незнакомец опередил его и схватил за руку:

— Вы не понимаете, нельзя заходить туда, грешны и так мы все, не кличьте новые! Зайдете внутрь, не вернетесь обратно прежним!

— Я уже греховен, я убил человека и нечего не стоит сотворить это снова!

Шепотом произнес Ярославский. Незнакомец снова оторопел и медленно ретировался куда то за спину Ярославского, последний же, наконец, подошел к двери и три раза позвонил в дверной замок. На двери открылось небольшое оконце, а в нем два глаза зеленого цвета. Затем прозвучал грассирующий голос, словно бы на миг переносил некоторых уже изрядно подвыпивших посетителей борделя на юг Франции, голос был слегка севшим и говорил тихо, из-за чего Ярославскому пришлось прислушиваться куда сильнее, учитывая, что и проповедник начал кричать куда более яростно.

— Добгхо пожаловать, мсье, желаете ли окунуться в мигх счастья и утех?

— Да…сегодня это нужно как никогда.

— Тогда с вас 45 гхублей, для провегхки вегхности.

— Проверки верности? Грабеж, какой-то, 45….ладно, держите!

— Благодагхю вас, мьсе, проходите.

На последнем слове женщине явно надоело строить из себя жительницу Милана и она сказала вполне обычно. Дверь быстро отворилась и пред Ярославским показалась женщина, слегка выше его ростом, с невероятно бледной кожей и волосами цвета дуба. Женщина ещё раз улыбнулась, а затем, увидев проповедника, практически на ступеньках борделя, крикнула уже без всякого французского акцента:

— Виссарион, пошел к черту, откуда явился на мою голову, хватит нести свою религиозную чушь, близ моего дома, распугиваешь клиентов!

Незнакомец, коего звали Виссарион, нервно вздрогнул, но с места так и не сошел, поэтому женщина улыбнулась ещё шире и пробормотала:

— Тогда я сейчас вызову офицеров, у меня их как раз 12 отдыхает, они разберутся быстрее!

Виссарион только услышав об офицерах, быстрым шагом перебежал улицу, на другой стороне он пытался было крикнуть что-то в ответ, но его слова, что переходили улицу, так и не смогли влиться в уши Ярославского и хозяйки «Монпелье», потому что со стуком врезались в уже закрытую дверь борделя.

— Добро пожаловать в «Монпелье»,ох…пгхостите

— Можно, пожалуйста, без этого странного акцента…эм

— Надежда Павловна

— Очень приятно, Дмитрий Ярославский, кто сегодня работает?

— Ох…сегодня свободны три девушки..

Затем Надежда Павловна повернулась куда то вдаль, ближе к непонятной стайке женщин, не то проституток, не то гостей и громко сказала:

— Mesdames, venez ici, un invité est arrive^[1]

Ярославцев успел осмотреть «Монпелье», нельзя сказать, что он часто бывал в подобных местах, но примерно таким Дмитрий и представлял в своих мыслях публичный дом, что дорого и качественно пытается переносить клиента во Францию. Мраморный пол, начищенный до блеска и отражающий почти все вокруг, стайки проституток, толпы гостей, Надежду Павловну и даже официанта, что стоял вдалеке с подносом алкоголя. По краям фойе стояли крутого и богатого вида диваны зеленого и красно-бархатного цвета. Такого же цвета были и шторы, на окнах. В конце фойе была двойная лестница на второй этаж, а под ней находилась, судя по всему, местная кухня, на которой стояло несколько мужчин в белых кителях, а возле них за деревянных столом сидело несколько людей в военной форме. Но рассмотреть все конкретно так и не вышло, Надежда Павловна ещё раз крикнула по-французски и на этот раз крик этот нашел свою реакцию.

Услышав зов хозяйки публичного дома из стайки женщин вышло три девушки примерно одного возраста и довольно бодрой походкой подошли к Ярославскому и Надежде Павловне. Последняя с улыбкой ушла вглубь зала, и Дмитрий остался наедине с тремя девушками проститутками. Одна из них была одета в ночную рубашку, явно поверх голого тела, на три размера больше, на ногах были странного вида сандалии и непонятного вида татуировка на ноге. Вторая, с волосами рыжего цвета, карими глазами, что словно бы вели куда то вглубь её души, с довольно яркой улыбкой и странным выражением лица рассматривала Ярославского, что с не менее странным выражением лица рассматривал трех проституток. Третья проститутка была наиболее проста, одета в старомодное платье зеленого цвета, распущенные волосы её, темно-каштанового цвета аккуратно лежали на её хлипких, слабых и белых плечах.

— Вы на нас дыру протрете, молодой человек(Рыжая)

— Мне казалось это вполне привычная ситуация…разве нет?

— Не совсем, знаете…обычно нас хватают за руку и тащат в кровать. Мы не помидоры на рынке, что б так рассматривали…что-то конечно от них и есть…

— Удивительно, кого как из вас зовут, это-то хоть спрашивают?

Рыжая ещё раз рассмеялась, остальные же девушки были куда более спокойны и кротки. Может одна из них несовершеннолетняя? Возможно поэтому такая спокойная и обычная. На самом деле обычная, таких на улице можно встретить множество, так что скорее всего ни к ней прибыл судья, если вообще прибыл.

— Меня зовут Мария или просто Рыжая…это вот у нас Катька, спокойная, но очень давно здесь, хорошо работает, гарантий, конечно, нет, но клиенты не жаловались…а вот это Рубашка, то есть…Анна, конечно, она любит официально и официальных, на вас уже смотрит.

Ярославский осмотрел Анну «Рубашку», вполне обычная девушка, с небольшими веснушками на лице, покусанной губой и глубокими, словно небо или море синими глазами, но благодаря им в этой рубашке на 3 размера больше, она все сильнее напоминала ребенка, что задевало какие-то внутренние чувства, навеянные и привитые общество, странная эмпатия к уже вполне взрослой девушке вмиг пришла в сердце Ярославского, он проморгался, аккуратно улыбнулся и спросил самый обыденный для сих мест вопрос:

— Что по ценам?

Услышав все три девушки сразу же встрепенулись, «Рыжая» естественно бойко ответила первой, к тому же подошла вплотную к Ярославскому, говоря ему о своей цене буквально на самое ухо:

— Я беру 90 рублей за час, но для вас, вопрошающего могу сделать и скидку, как насчет 82 рублей?

— Звучит заманчиво…а как у остальных?

Тихим, осипшим и грустным голосом «Катька» назвала сумму в районе 75 рублей, Анна же потупив свои синие глазки аккуратно, но довольно отчетливо сказала о своей цене, в районе 115 рублей за час, объясняя свою цену большим спросом. На ещё один миг Ярославский опешил пуще прежнего, непривычно для него было слышать, что человек себя сравнивает, будто б с вещью и говорит скорее в третьем лице о себе, рассказывая о преимуществах проведения ночи с ним. Ярославский подумал ещё минуту, а затем аккуратно достал из кармана брюк небольшой сверток, в нем было 650 рублей, все его деньги из схрона общей с женой квартиры. Он выудил оттуда 82 и протянул Рыжей. Последняя встрепенулась ещё более ярко, сверкнула глазами и медленно пошла вперед, в зоны комнат. Ярославский поплелся за ней, на секунду остановившись перед Катериной и пробормотав ей:

— Я подойду через несколько минут, мне нужно переговорить.

Катерина вздрогнула, но медленно кивнула, Ярославский кивнул в ответ и отправился за рыжеволосой проституткой через весь зал. С одной стороны здание было относительно небольшим, да и довольно старым и обшарпанным, но так казалось лишь рассматривающим его снаружи, внутри он на самом деле, следовал традициями архитектуры и отделки Франции и вполне презентабельно, даже помпезно выглядел, впрочем, именно так и представлял Ярославский настоящий бордель. Рыжая уже стояла у двери и нервно осматривалась по сторонам, Дмитрий, не поняв в чем проблема, сразу же спросил.

— Да…проблемка есть, ходят тут офицеры, я одному…с одним уже в общем то, а тут второй забрел и давай тоже приставать. А он ведь не платил, первый вообще вроде и не против того, что он ко мне лезет…уроды они все, ненавижу этих официальных всех…уроды. Ударила ему промеж ног, да убежала, девки спрятали…ох, кажется, найдет он меня…

— Не найдет.

— Это почему же?

— Ну, скажем так…попроще, я не дам.

— Ой, вы только посмотрите…ну, не надо строить из себя, мне такие ещё меньше нравятся. Где вы были все, когда я с матерью умирала от голода? А…рыцари хреновы.

— Успокойся и заходи!

Ярославский шикнул на Рыжую и на послушно открыла дверь ключами, дверь противно, впрочем, как и большинство дверей, скрипнула и Ярославский, вслед за проституткой зашел внутрь. Комната была довольно бедно обставлена, замызганная и засоленная кровать, довольно криво скроенный столик, на подобии кофейного, шкаф без дверей, в котором висело лишь одно платье, не менее поношенное, нежели вся комната. На столике стояла лампада, что тускло освещала всю комнатку, окон не имелось, как видимо и вентиляции, поэтому в комнате стоял вполне понятный, но не менее отвратный запах былых часов, а может быть и дней разврата и похоти. Поморщившись Ярославский закрыл дверь и повернул в ней ключ, Рыжая расширив глаза, прошептала явно испуганным голосом:

— Нам…нам нельзя, открой дверь, нам нельзя закрывать!

— Тихо, я пришел сюда за делом и дело это я хочу сегодня выполнить и ты мне пригодишься.

— Может…может это будет не со мной? Пожалуйста…

Рыжая начала плакать, ключ из её рук, громко брякнув, упал на пол, а сама она рухнула на колени, закрыв свое лицо руками. Ярославский запаниковал, если услышат её плач, точно прогонят, а там уж и не выйдет нечего. Он быстро подошел к проститутке и убрал руки от её лица, французская тушь, а возможно нечто похожее на солидол или мазут стекало по красивому лицу рыжей, Ярославский медленно проговорил:

— Не плачь…успокойся, дай мне все объяснить.

— Т…ты уб…убьешь меня?

— Нет, зачем мне это делать…я…я действительно пришел сюда убить…убить человека.

— Что?…Кого и за что?

— Судью и адвоката…я думаю, они уже прибыли…ты видела судью Венедиктова в здании?

«Рыжая» перестала плакать и крепко держала Ярославского за руки, её плечи дрожали и не меньше дрожали её тонкие, белые словно мел ноги.

— Я…я не видела никакого судью…был, был судья Леонидов, это он?

— Нет…не он, может быть адвоката Кодзинского видела? Он такой…высокий, седой, брови резкие, в очках ходит и в опрятном костюме.

Рыжая отрицательно покачала головой. Ярославский вздохнул и отпустил её руки. Он сел на продавленную и засаленную кровать и начал думать о том, как найти адвоката и судью в этом здании. Выходов здесь точно больше одного, в здании полно офицеров, шуметь вообще не самый хороший вариант, следовательно, просто бегать по «Монпелье» и врываться в каждую комнату, мертвый номер. Ярославский повернулся к «Рыжей» и снова задал вопрос:

— Мария…скажи, только честно, здесь есть молодые девушки?

— В каком смысле?

— Дети здесь есть?

— Что…я…я не знаю, я не могу…

— Нет, постой, ты можешь сказать, это важно, если ты знаешь, для меня это важно!

— Я думаю…в одной из комнатушек, близ кухни…там есть, там сидела какая то девица…я её редко видела, думала что она очень…очень красивая, так хорошо выглядит…так она что…

Ярославский вскочил с кровати, чем изрядно напугал Марию. Последняя вздрогнула и слегка отползла вглубь комнатушки, ближе к одной из стен.

— Ребенок…черт, где эта комната?

— Близ кухни, но туда ты не пройдешь так просто, Надежда…не пустит туда посторонних, к тому же там офицеры сидят, пьют.

— И здесь офицеры…пройти туда можно только идя близ кухни?

— Да, только так…это раньше был склад или что-то на подобии.

Ярославский снова сел на кровать. Мария, наконец, встала с пола и медленно подошла к кровати, села рядом. Проститутка тяжело дышала, руки её тряслись, слезы уже прекратились, но её заплаканное, ещё словно бы детское лицо, все равно действовало удручающе на Ярославского. От Марии пахло какими-то духами, запах нечто среднее между полем, где-то на высоте и привычной химии. Среди всего миазма комнаты этот запах наиболее сильно выделялся. В дрожащей руке Мария держала деньги, что Ярославский заплатил за услуги. Он посмотрел на неё, поправил рукой её волосы и вытер слезы от туши на щеке, проститутка снова задрожала как осиновый лист, «рыжая» ещё пару минут назад была счастливая и радостная, даже слегка нагловатая и надменная, сейчас была словно испуганный кролик среди толпы охотников, кардинально изменилось все в её поведении, Дмитрию казалось, что сидит он не рядом с этой же бойкой девицей, а с Анной или Катькой, настолько были ярки изменения. Попытавшись успокоить девушку, Ярославский пробормотал:

— Я не думал, что ты пугливая…я ведь даже нечего не сказал толком….

— Я…я…почему то подумала…вспомнила про детство, матушку тоже….к ней тоже пришли, сказали что купят часы, что лежали у нас. Но убили…тихо, аккуратно и спокойно. Я тогда пряталась под кроватью…я…убийца тоже проговорил, что надо найти и меня…мол я пригожусь.

— Они бы не убили тебя

— По…почему?

— Зачем, они бы отправили тебя сюда. Но ты итак здесь…добились своего.

— Почему ты так думаешь?

— Смысла убивать тебя не было, а вот получить деньги за тебя напротив, продали бы сюда…или ещё хуже прямо клиенту и все.

Мария нервно сглотнула, а затем, поворачиваясь к Ярославскому, она медленно вытягивается чуть вперёд, касается его лица руками и нежно целует, чувственно, медленно, одним словом так может лишь некоторый процент девушек, возможно на такое способна лишь девушка проститутка. Ярославский не смеет отказать ей и отвечает на поцелуй, рыжеволосая, испуганная его словами, жрица любви ласкает его и ведет этими ласками дальше по дороге, показывая определенные тропинки, незнакомые ему, а понятные только ей. На секунду она отрывается от него и поднимает свои карие глаза, словно бы пытаясь понять, будет ли Ярославский идти дальше. Она протягивает свою белую, тонкую девичью ручку и проводит по его лицу, на лице уже давно выросла неприятная на ощупь для самого Ярославского щетина, но рыжая жрица любви снова улыбается, снова вытягивается вперед и дарует Дмитрию ещё один страстный поцелуй, головой он понимал, что подобными поцелуями она дарует каждого клиента, но в душе, нечто неосязаемое пыталось сказать, что этот поцелуй только для него, сейчас рыжеволосая, кареглазая девушка открылась для него и готова пустить его в свой мир, пусть даже лишь на час, словно бы на один короткий миг, а за ним лишь темнота и человеческое омерзительное буйство.

В грязной, изрядно пропахшей потом тысяч, а может и миллионов клиентов и проституток, на засаленной, грязной, даже словно бы ещё теплой от предыдущих клиентов, постели Ярославский погружается все дальше в мир любви, в соседних комнатах слышаться крики, из коридора «Монпелье» доноситься пьяное гоготание офицеров и других гостей, звонкий смех проституток, в уши же Ярославского доходит лишь сладкоголосые вздохи и редкие крики Марии, что лежала под ним, в его нос бил запах духов, смешанный с приятным, сладковатым ещё девичьим потом. Несколько раз жрица любви крикнула особенно громко, словно бы возвращая из фантазий Ярославского и саму себя, но затем с еще большей силой вела его по тропе.

— Ты странная…

Сказал Ярославский смотря прямо в глаза Марии, что лежала на его руке абсолютно голая, прикрываться грязным одеялом не хотел ни он, ни она. Проститутка улыбнулась, погладила Дмитрия по руке и коротко сказала:

— Это некая помощь для меня, успокоительное даже…сама не могу толком объяснить, тебе хоть понравилось.

— Ещё бы, но мы от темы ушли…я ушел точнее.

— Опять про убийство, может ты…может, не будешь этого делать?

— Уже поздно идти назад, как бы сказал сумасшедший проповедник на входе, я уже грешен, больше и меньше, мне без разницы.

— Виссарион то…да, он как скажет, оторопь берет сначала, а потом смеешься с него, сумасшедший же.

Ярославский кивнул и погрузился в мысли. Мария же придвинулась ближе к нему, обвила руками и положила свою голову ему на грудь. Рыжая ещё тяжело дышала после показа знаний любви, но все же дыхание её с каждой секундой становилось ровнее. Ярославский же пришел в себя чуть быстрее и в голове его одновременно со всем произошедшим в эти полчаса мелькали образы, попеременно: Тело гражданина н, милое личико его мертвой жены, не менее милое лицо проститутки Марии, что он видел перед собой и в жизни и в мыслях, а после странная темнота, застилающая словно бы все закутки его мыслей, словно он был в комнате, в которой выключили свет, образы ушли, и осталась лишь одна тьма, в его души и в мыслях. Он снова вспомнил слова Виссариона, что все мы грешны, что грядет конец, и бог ещё накажет и заберет свое, то бишь наши черные от греховности души. Вспомнил, как пытался оправдаться, идя в толпе счастливых людей, как пытался самому себе вбить в голову, что не он один оступился, что оступились все. Конечно, такие идеи выглядят наивно и глупо, когда возле него лежит красивая проститутка, но все равно мысли эти, то и дело всплывают перед глазами, в этой темной комнате, где-то в глубине сознания Ярославского.

— Каким образом ты попала сюда?

Мария слегка приподнялась на локте и внимательно посмотрела на Ярославского, прикусив губу она тяжко вздохнула, медленно потянулась и снова рухнув на грязную кровать, вяло проговорила:

— В лет..18 наверно, может чуть раньше, я здесь два года уже, но точно не помню.

— Почему?

— Не знаю, может, решила забыть о этих событиях, я как сорняк была, после смерти матери, совсем худая и вечно голодная бродила по улице. А потом…потом прибыла сюда, меня встретила Надежда и смогла мне помочь.

— Это ведь не помощь…а фактически рабство, разве тебе не мерзко от этого?

— Мне некогда думать о подобном, для меня это работа и способ существовать, уроды есть везде и не только тут, так что…нечем не отличается эта работа от другой, сам то ты где работаешь?

— В издательстве, книги выпускаем, да газеты печатаем.

— Вот, словно у тебя там рай на земле. Я не хочу уже отсюда уходить, а я ведь могу!

— Мне кажется, что нет, ты не можешь. Просто так отсюда не уйти, билет то имеется?

— Пачпорт? Он у Надежды пока, на все рабочее время. Она мне его потом отдает, я иду к господам полицейским, а дальше думаю, ты знаешь.

— Да…ты странная, я тебе это уже говорил?

Рыжая кивнула, ещё раз потянулась и начала подниматься с кровати, Ярославский повторил за ней и вместе они начали искать одежду, что разбросали по всей комнатушке, благо это темная, вонючая и грязная комната была не настолько большой, чтобы не найти в ней свои вещи.

Глава 3

Оправив свою рубашку и закатав рукава Ярославский посмотрел на свое отражение в слегка покосившемся, заляпанном со всех сторон зеркале. На него смотрел заросший мужчина 30 лет, его дикие глаза, загнанного в угол зверя, словно бы горели в темноте этой комнаты. Он усмехнулся собственному отражению, а после подошел к своему пальто, что лежало на столике, поднял его, отряхнул с пальто непонятные комки пыли, что напали на него за эти полчаса. Мария, уже одетая в свое платье сидела на кровати и смотрела на Ярославского, последний нарушил неожиданную тишину их комнаты, задав наиболее резонный и правильный вопрос, который вертелся на его языке уже долгое время:

— Ты поможешь мне Мария?

— Каким образом?

— Ты примешь Кодзинского, судья вряд ли пойдет к тебе, ты слишком возрастная для него.

— Да? Нечего себе

— Ты понимаешь про что я. Примешь Кодзинского, сообщишь об этом мне. Двери же не закрывают другие клиенты?

— Да…ты хочешь

— Я зайду и убью его, это будет быстро и тихо, но комнату придется закрыть. Отсюда тело тайно не вытащить.

— Да уж, а как ты будешь поступать со своим судьей?

— Думаю, пришло время поговорить с доблестными офицерами.

— Не советую, они пьяны…мало ли чего подумают про тебя

— Я не собираюсь устраивать разборки с ними, чистый и обыденный мужской разговор. К ним у меня нет никаких вопросов, они ведь герои, да?

— Герои…ага, конечно.

— Не попадайся им на глаза, попроси других проституток, при встречи с Кодзинским посоветовать тебя, скажи, что сделаешь скидку и все такое, он точно позарится на это. Ты поняла из моего объяснения как он выглядит?

— Да…только, а что если он вообще пришел сюда не за этим? Может он пришел лишь выпить…

— Тогда сделай так, чтобы он был готов пойти с тобой сюда, даже если он и не собирался спать тут с проститутками.

— Предлагаешь его уговаривать?

— Именно, с этим ты справишься — сказал Ярославский, поправив на себе пальто, ещё раз осмотрев свой внешний вид в зеркале, он кивнул самому себе, взял ключи со столика, отворил дверь и указал на неё Марии. Девушка слегка вздрогнула, выглянула из комнатки, а затем осмотрелась своими внимательными и хитрыми карими глазами. Ярославский отдал ей ключи, Мария взяла их, слегка приподнялась на носки, поцеловала Ярославского, а после быстрым шагом направилась в фойе «Монпелье». Ярославский же последовал за ней, но мигом ушел в общую толпу гостей, что распивали алкоголь, выбирали проституток или попросту смеялись, обсуждая что-то в этих грязных, во всех смыслах, стенах борделя.

Дмитрий увидел вдали хрупкое тельце Екатерины, она стояла оперевшись на стенку и сверлила взглядом бархатный пол «Монпелье», Ярославский хотел было направиться к ней, но его перехватила владелица публичного дома, Надежда Павловна. Женщина остановилась пред ним и с привычным грассированием обратилась:

— Ох, Дмитгхий, как у нас, вам хогхошо?

— Можете перестать строить из себя француженку. Я ведь слышал, что вы нарочно картавите.

— К сожалению, здесь очень много гостей, обгхаз должен быть для них пгхивичных.

— Мне без разницы, хорошее у вас место здесь, Надежда Павловна.

— Спасибо мсье Ягхославский, может быть, вы хотите выпить? У нас имеется вино, пгхимяком из Фхансе и английское виски, поговагхивают его сама когхолева испивает, может быть хотите?

— Пожалуй, чуть позже я обязательно выпью. Сейчас бы хотел отдохнуть.

— Ох, хорошо, Мсье Ярославский, приятного времяпрепровождения вам.

Сказала уже шепотом и без прежнего грассирования Надежда Павловна прямо на ухо Ярославскому и отстранилась, в миг, заинтересовавшись новым гостем в черном костюме и небольшим портфельчиком. Ярославский снова перевел взгляд на стену, там по-прежнему стояла Екатерина, но теперь в её руках был бокал шампанского, которое она быстрыми глотками заливала в себя, тонкие плечи её слегка подрагивали. Дмитрий протиснулся сквозь толпу и подошел к проститутке, аккуратно прикоснулся к её плечу, чем изрядно испугал девушку и задал вопрос:

— Свободна, Катерина? Нужно кое-что спросить…

— Ах…у нас…нам ведь нельзя…

— Ох, ты даже не знаешь, сколько всего вам можно, пожалуйста, мне нужна твоя помощь.

Слегка настороженно Катерина согласилась, слабо кивнув, взяла Ярославского за руку и повела его в сторону комнат, но он остановил проститутку, чем изрядно удивил последнюю и повел её в сторону темных коридоров, где ушей было куда меньше чем в самом центре борделя. Катерина словно бы на ватных ногах шла за Ярославским, не отпуская его руку, Ярославский внимательно осматривался вокруг, но поняв, что вокруг них никого не будет, остановился в коридоре у столика, близ картины «Авиньонские девицы» за авторством Пикассо, во всем коридоре картин было очень много, сюжет большинства, конечно же, был предсказуем, обнаженные дамы, любовь человеческая и эротизм. Эрос, одним словом тут так и прет со всех сторон. Катерина поджала руки и словно бы пыталась влиться в стену, на которую оперлась, проститутка дрожала и со страхом смотрела на Ярославского.

— Что же вы все так боитесь, у вас такая работа, что страха не должно быть.

— Вы…вы просто, вы ведете себя странно

— Представляю, я хочу узнать кое-что, ты ведь уже давно в «Монпелье»?

— Уже…уже 4 года

— Значит, тебе известно, где находится судья Венедиктов?

— Вы..откуда

— Неважно, он здесь, с этой несовершеннолетней?

— Да…Лиза, она в задней комнате, что рядом с кухней. Он приехал недавно, минут 5 назад. Вместе с каким то мужчиной.

— Адвокатом? Кодзинский?

— Я не знаю…знаю лишь, что судья приехал, Надежда…она провела его, он всегда очень много платит, но у него….особые просьбы имеются.

— Дети это особое условие?

— Да…именно

Из фойе в коридор направилось несколько мужчин, близ них шло три офицера, в их натруженных, военных руках были бокалы вина, вместе с мужчинами шло несколько проституток, разной степени внешнего вида и возраста. Катерина посмотрела на Ярославского, её губы дрожали, как и плечи, он взял её за руку и повел в противоположную сторону, проходя мимо офицеров, последние счастливо присвистнули и дали парочку советов, Ярославский с улыбкой кивнул офицерам и потащил Катерину дальше. Девушка поравнялась с ним, спокойная, тихая и кроткая. Абсолютно точно, что такая девушка пользуется здесь, куда большим спросом, нежели те, что пошли с офицерами. Ярославскому вдруг стало омерзительно, ей приходится ублажать различными способами большое количество мужчин разных чинов, возрастов и поведений и для всех она была лишь обычным товаром, в слегка яркой и интересной упаковке. Ярославский решился спросить:

— Как ты попала в «Монпелье»?

— 4 года назад…меня подобрала Надежда Павловна, когда я бродила по Петрограду, совсем без денег…Надежда пообещала мне работу и деньги, кров конечно же. Я благодарна ей.

— Неужели ты сразу же согласилась на подобное?

— Не совсем…но у меня не имелось выбора, куда мне деваться было. Желтый билет и не более светил, поэтому в итоге я поняла, что лучше отказаться от привычной и понятной жизни.

— В обмен на это?

— Да, а отчего вы так много вопросов задаете, мсье Ярославский?

— Очень любознательный

— Марии вы тоже столько же вопросов задали?

Ярославский усмехнулся, кивнул Катерине и протискиваясь через очередную толпу гостей и проституток ближе к комнаткам. Он остановился у очередного столика, выудил из кармана 75 рублей и вложил их в руку Катерины. А после коротко сказал:

— Держи, нечего от тебя не надо, иди в комнату, посиди там часок, чтобы тебя не тормошили.

Удивленно подняв брови, Катерина сжала кулачок, положила деньги в кармашек на платье и медленно поплелась в одну из комнат. Ярославский проводил её глазами, а сам ушел в сторону от толпы, краем глаза он заметил офицеров, что сидели за небольшим столиком близ кухни, на столе они раскладывали карты, пили вино и вполне активно обсуждали что-то. Один из офицеров кланяясь, ушел из-за стола, достал сигарету и начал подниматься по лестнице близ кухни, что вела на второй этаж, по всей видимости, там находились особые комнаты и местная курилка. Ярославский быстрым шагом направился за офицером, в глубине души он испугался, что на второй этаж подниматься гостям нельзя, а лишь офицерам, но когда он встал на первую ступеньку, его никто не окликнул, Ярославский успокоился и бодро поднялся на этаж. Офицер открыл окно, в здание начал проникать теплый ночной ветерок, он достал зажигалку и одним солдатским, быстрым движением чиркнул ей в воздухе и зажег сигарету. Ярославский подошел к офицеру:

— Здравствуйте, извините, не будет ли у вас сигареты, свои как назло оставил дома.

Офицер кивнул и с улыбкой выудил из внутреннего кармана солдатской шинели сигаретную пачку, Ярославский взял предложенную ему сигарету, офицер убрал пачку обратно и протянул зажигалку. Чирк и сигарета горит. Ярославский снова начал курить после смерти жены, хотя обещал ей впредь, после свадьбы, никогда не притрагиваться к сигарете, Анна считала, что сигареты негативно влияют на душевное состояние человека, подразумевая себя в первую очередь. На самом деле, ей попросту был неприятен запах дыма, отсюда и такая категоричность, Ярославский же вернулся к курению ввиду тяжкой душевной травмы и в его понимании лишь сигареты могли залечить эту рану, улучшая это душевное состояние.

— Спасибо большое, знаете, не сочтите за наглость, но порываюсь спросить вас…чего это офицеры решили собраться здесь?

— М, нечего страшного…против вопросов нечего не имею, нас пригнали сюда ещё утром, поговаривают какая то важная шишка прибудет в «Монпелье», а нам приказано следить, чтобы с ней нечего не случилось. Я вот никого не видел, а вот, Мишка, товарищ мой сказал, что в здание прибыл судья Венедиктов. Жаль я его не видел, сколький тип, я бы его.

— Скользкий говорите?

— Да, урод одним словом, наглый аристократишка. В армии не бывал, родных и близких на войне не терял, зато любит разбирать в суде дела бывших военных. А там преступления то, бутылку вина украли из гастроному, ну трагедия что ли?

— Конечно, нечего такого, может у человека трудности жизненные или финансовые.

— Вот и я о том же, а он решает судьбы людей, вертит ими как хочет. Недавно судили отставного генерала, он сынишку своего случайно убил…мерзкая история, не прав конечно же, да понятно было и так, что виноват, понятно что убил, так ведь Венедиктов целое шоу устроил из заседания. На нем генерал и умер, не выдержало сердце, судья припомнил ему дела давно минувшие, нагадил в душу прямо…

— Да уж, омерзительный тип…а я знаете, от друга офицера слышал, что и тяга у судьи имеется принеприятнейщая.

— Да, до меня тоже слухи доходили, ребята поговаривают, что детишек он любит, да не так, как обычные люди, не как мы с тобой, наверно…а скорее как женщин. Пугает меня такое, как и вообще место это, мерзкое оно какое-то, словно источающее безысходность. Мы когда с османами воевали, тоже самое чувствовали, находясь в их городах, вместе с безысходностью ещё и ненависть со всех сторон ощущали.

— Здесь ненависти особо не учуешь, девушки словно бы и рады работать здесь.

— Да и это тоже страшно, я к такому не могу привыкнуть все ещё. Знаете…вот этот, на входе встретил нас, Виссарион вроде, сказал, что мы все грешны и что бог ещё явится, воздаст нам за грехи.

— Да, он тоже самое говорил мне.

— Так вот…думаю, что несмотря на всю эту религиозность, мы ведь действительно грешны, максимально…омерзительная улица, что источает похоть и разврат каждый час снова и снова. Какого же чувствовать это.

— У меня это вызывает противоречивые чувства, вот что скажите о себе, вы ведь офицер, для вас наверно это ещё хуже?

— Странное ощущение, что…пока мы воюем, защищаем непонятно для кого и для чего стяг наш, проливаем кровь, теряем друзей и товарищей, лишаемся сил, рассудка и возможности здраво мыслить, тут происходит обыденность, пустующая глупость, вечный праздник извращений различного толка.

Офицер замолчал. Ярославский не знал, что сказать на эти слова и мужчины просто стояли у окна, докуривая сигареты. На улицу высыпались люди, некоторые смотрели на людей, что курят в бордели, издали слышался лай собак, смех людей, а Луна словно бы более вяло освещала все вокруг, ночь хоть все ещё главенствует, уже лишается своей силы, офицер затушил сигарету и выбросил в окно, пожав Ярославскому руку, он отправился вниз. Рукопожатие было крепким, настоящим и дружеским. Ярославский также затушил сигарету о подоконник, выбросил сигарету и закрыл окно. Тусклый свет луны ударил ему в глаз, ночь заканчивается.

Через несколько минут медленной походкой Ярославский спустился по лестнице, он прошел мимо официанта, разносящего напитки на сверкающем подносе, гости развлекались с проститутками, пузатый мужчина в поношенном пиджаке нежно поглаживал проститутку, сидящую у него на коленах по животу, на ухо он нашептывал ей разные слова, грязные, а ведь как иначе в подобном месте. Кто-то рассказывал анекдоты, офицеры по-прежнему играли в карты, и пили, пили и все остальные гости. В центре помещения стояла Надежда Павловна с уже пустым бокалом вина, рядом с ней стоял знакомый по лицу мужчина в странноватом пиджаке и небольших очках, это был судья Леонидов. Предыдущий судья по делу его жены и гражданина Н. Он грустно смотрел на свой опустевший бокал, смотрел на пустой бокал Надежды Павловны и рассказывал ей явно скучную и неинтересную обеим сторонам, историю из своей юридической и судебной практики. Близ них стояла и «Рубашка», та самая проститутка в рубашке на 3 размера больше, она внимательно слушала разговор своей хозяйки и гостя, видимо гость хотел бы повеселиться именно с ней. Ярославский прошел через толпу гостей и оказался возле коридора, на стенах которого висело много различных картин, с обнаженными людьми. Мимо него прошло несколько жриц любви, рядом с ними уже поддатые мужчины в костюмах, рубашках и солдатской форме, видимо где то дальше имеются и другие комнаты для утех. В коридоре стояло небольшое мягкое кресло, видавшее видимо ещё мамонтов, а может чего и более глубинное и непонятное человеческому разуму, Ярославский сел в него и разглядывал толпу. Снова всплыли слова Виссариона, разговор с офицером, но Дмитрий быстро отмел все эти мысли, в голове его тикали странного вида часики, что отсчитывали время до начала второго акта его преступления, до завершения ночи и всех его дел.

Дмитрий уже хотел было пойти и искать Кодзинского собственными силами, но тут неожиданно к нему подошла Екатерина. Проститутка подошла к Ярославскому:

— Мсье Ярославский, вас просила подойти Мария.

— Она в комнате?

— Да…но мне казалось…казалось с ней какой-то мужчина.

— Возможно, спасибо Катя…

Ярославский обошел Катерину и быстрым шагом начал пересекать все фойе, дабы попасть в другой край борделя, толпа гостей и проституток уже слегка поредела, многие ушли развлекаться, многие уже попросту уехали из «Монпелье», судья Леонидов сидел на диванчике вместе с Надеждой Павловной, офицеры по прежнему сидели за своим столом, парочка из них спала прямо на столе, другая часть продолжала пить и что-то обсуждать. Чуть не ударившись в официанта, Ярославский затормозил перед коридором с комнатками проституток. В одну комнату уже заходил следующий клиент, из другой выходило сразу двое мужчин в черных, вельветовых пальто. Дмитрий аккуратно подошел к двери, что вела в комнату Марии, левой рукой он взялся за ручку деревянной двери, правой нащупал бумажный сверток в своем пальто, медленно развязал веревку и крепко, настолько, насколько мог за ручку лезвия. Ярославский быстро дернул ручку и дверь со скрипом отворилась.

Внутри было ещё темнее, видимо Кодзинский потушил лампадку, что стояла на столике, в темном углу стояла Мария, на кровати, спиной к Ярославскому сидел Кодзинский, его он узнал по характерным выбритым вискам и общей скелетообразности фигуры, Мария была раздета по пояс, Кодзинский же был одет. Вошедшего Ярославского он не заметил, так как был погружен в танец рыжей жрицы любви, что конечно шло на руку Ярославскому, он выудил лезвие из под пальто, прикрыл дверь и медленно начал придвигаться к кровати. Ещё миг и лезвие выполнит свою работу. Ярославский быстрым движение бросился на Кодзинского, оба мужчины рухнули на пол, адвокат оказался под Ярославским, последний посмотрев на секунду в лицо адвоката, тихо прошептал:

— Я достал тебя

И нанес удар прямо в горло, затем ещё одно и ещё. Кодзинский не успел издать ни звука, кровь хлынула с ещё большей силой и на этот раз серьезно заморала пальто Ярославского. Дмитрий отполз от тела, в углу со страхом съежилась рыжеволосая Мария, смотря дрожащим взором на умирающего мужчину, прямо перед ней.

— Закрой дверь…закрой её.

Мария быстро, словно молния подлетела к двери и щелкнула замком, после она подошла к лампаде и попыталась зажечь её. Кодзинский начал хрипеть, чем напугал девушку, Ярославский нагнулся над телом и нанес ещё один быстрый удар лезвием в тело Кодзинского, лезвие застряло. Он попытался выудить его из тела, но услышав металлический лязг, увидел у себя в руках лишь окровавленную рукоятку. Её он отбросил на кровать. Мария, наконец, зажгла лампаду, и комнатку озарил тусклый живой свет, весь пол был залит кровью, Кодзинский хрипел, но достаточно тихо, его одежда также была окровавлена. Не менее грязными были и руки Ярославского.

— Здесь можно…можно вымыть руки?

Голос Дмитрия дрожал, второе убийство за ночь, потеря орудия убийства, когда ему предстоит ещё одно, последнее дело слегка подкосило его, адреналин бил в голову, дыхание участилось.

— Здесь есть…в тазике, немного воды, давай, иди сюда.

Ярославский послушно последовал за проституткой в угол, где ранее стояла Мария, на ватных ногах, с неимоверно громким шумом в ушах, он подошел к небольшой табуретке, на которой стоял тазик, размером чуть больше верха табуретки. Марина попробывала снять пальто, но мужчина поднял руку и отдернул её. Опустив руки в холодную и явно не самую чистую воду, он начал нестерпимо, почти истерично тереть руки. Вода, некогда бывшая зеленоватой, вмиг окрасилась багряным цветом.

— Есть ли здесь мыло?

— Нет…откуда…да и зачем оно тут…

Ярославский понял, что умываться после соитий клиенты проституток тут не решались, видимо оставляя это до лучших времен. В голове у него появился и другой, более резонный вопрос. На кой черт нужно такое красивое и явно богатое фойе, если комнатки для проституток выглядят не лучше сельского нужника. Где нет ни света, ни воды. Где постель грязна, словно и все в этом здании. Очень странная попытка настроить нужное восприятие и дать первичное представление, пусть и удачная, судя по количеству клиентов. Ярославский поднял руки, кровь смылась, он вытер лицо и вздохнул.

— Как ты?

— Все в порядке…я справлюсь, осталось последнее.

Мария смотрела на Ярославского, тот снял пальто и повесил его на крючок. Закатав рукава на рубашке, он снова посмотрел на свое отражение. Разметавшиеся волосы, дикий взгляд, капля крови на щеке. Тяжелое дыхание не проходило, мужчина попытался успокоиться, но сердце словно бы билось все быстрее и быстрее. Мария успела одеться обратно и сейчас сидела на дальнем краю кровати, подальше от уже переставшего истекать кровью, трупа. На кровати рядом с ней лежал небольшой чемоданчик.

— Что это?

— Это…он с ним пришел.

Ярославский прошел мимо трупа и взял в руки чемодан. Тяжелый, внутри лежало нечто, довольно весомое. Он вернул его на кровать и попытался открыть, щелкнули замки, чемодан открыл свои недра для Марии и Дмитрия. Внутри лежал револьвер «Наган» с синеватой ручкой, на теле которой было выгравирована какая-то небольшая сценка, ниже были инициалы Кодзинского. В пошарканном чемодане, прямо под тяжеловаты револьвером лежало несколько сотен бумаг, явно судебного происхождения, адвокатские документы. Рядом же, по левому краю лежало 5 патронов для револьвера. Ярославский вытащил оружие, открыл барабан и проверил его, в барабан было вставлено 7 патронов, он был полон. Мария испугано перевела взгляд с трупа на Ярославского.

— Откуда у него оружие

— Возможно это подарок, видишь…тут какая то гравировка, возможно за заслуги получил. Вряд ли на войне…

— А разве можно?

— Им…им все можно.

Ярославский попытался прицелиться с револьвера, закрыл левый глаз, провел оружием по всей комнате, навел дуло в сторону трупа, ещё раз проверил барабан, а после засунул его за пазуху. После взял пять патронов из чемодана и насыпал их себе в карман пальто. Мария закрыла чемодан и сбросила его на пол, этим шумом она привлекла внимание Ярославского.

— Не шуми…так, что же теперь делать.

— У тебя…тебя есть оружие. Иди туда.

— Там офицеры.

— Убей их.

— Не могу, как же…они не заслуживают этого, они на войне могут погибнуть, от вражеской пули. Я им не враг и они тоже…нет, смерть в городе не для них. Тем более от моих рук.

Мария закрыла глаза руками, а после тихо пробормотала:

— Я могу…отвлечь ещё трезвых или не спящих офицеров. Чтобы ты прошмыгнул туда…но ведь, услышав выстрел…они прибегут.

— Понимаю…тогда…тогда так и сделаем. Ты готова?

Мария кивнула, ещё раз окинула тело Кодзинского грустным взглядом, полным смесью из жалости и отвращения, быстро повернула ключ в замке, открыла дверь и выпорхнула из комнаты, хлопнув дверью. Ярославский остался один, а в его руках ржавые ключи от комнаты. Посреди комнаты лежал холодный окровавленный труп.

Глава 4

Ключ повернулся в замке и крепко закрыл дверь, хотя бы на время. Ярославский быстрым движением бросил ключи в карман, ещё раз проверил револьвер, а после медленно вышел в фойе, все ближе подходя к кухне и толпе офицеров. Мария уже успела подойти к не спящим офицером и позвала их куда то в центр фойе, они послушно поплелись за ней, с улыбками, оправляя форму и усы. Офицер, с которым общался Ярославский, остался сидеть за столом, возле него было двое спящих товарищей. Мария начала танцевать какой-то диковинный и причудливый танец для офицеров, Ярославский же подошел к столу с офицерами. Уже видевший его военный поднял голову от стола, Дмитрий тихо и коротко сказал:

— Я хочу пройти в тайную комнату.

Офицер подумал секунду и просто кивнул, для большего понимания, он просто махнул рукой в сторону коридора, рядом с кухней. Ярославский прошел туда, в след ему офицер медленно пробормотал:

— Надеюсь, ты знаешь что делаешь?

Спящие офицеры нечего не заметили, как впрочем, и все остальные люди, Ярославский шел по коридору, в конце которого находилась деревянная дверь, рядом с ней на вешалке висело пальто черного цвета и фетровая шляпа. Он подошел к двери, сердце снова начало биться, дыхание перехватило, а руки покрылись потом. Неожиданно и в первый раз за сегодняшнюю бесконечную ночь Ярославскому по настоящему стало страшно от совершенных действий, от будущей кары, от уничтожения своей души. Правой рукой он вытащил «Наган», левой же рукой взялся за ручку двери, облизнув губы, он скользкой рукой повернул ручку и быстрым движением влетел в комнату.

На потолке была включена лампа, что освещала всю комнату, посередине комнаты стояла кровать белого цвета, близ неё стояло два небольших столика. На одном были сложены явно ещё детские вещи аккуратной стопкой, на второй стоял поднос с фруктами и алкоголем различного вида. В комнате было окно, возле него стояла девушка, впрочем, в представлении Ярославского, она была скорее девочкой, на ней было лишь нижнее кружевное белье. На кровати же развалившись спиной к вошедшему лежал судья Венедиктов, в одних трусах и сигаретой в зубах, он рассматривал тельце девочки. Заметив, что дверь раскрылась, он попытался повернуть голову, но Ярославский вмиг подлетел к нему и крепко ударил рукояткой револьвера, предварительно закрыв дверь, дабы крики было слышно хуже. Девочка, заметив незнакомца, забралась на подоконник и уже хотела было кричать, но Ярославский нацелил револьвером на неё и тихо прошипел:

— Молчи!

После этого он обошел кровать и нацелился прямо в старческое, испещренное морщинами лицо судьи, у того на голове была кровь, он тихо стонал, очки с его лица упали на пол комнатушки, Ярославский ударил кулаком в голову судьи ещё раз, после усадил его ровно на кровать, дабы он не закрывал свое мерзкое лицо. Ярославский обернулся и снова шикнул девочке:

— Закрой дверь, только попробуй убежать!

Девочка, дрожа всем телом, спустилась с подоконника и вялой походкой поплелась в сторону двери. Венедиктов заметив, что девочка послушно выполняет приказ незнакомца, судья попытался что-то сказать, но Ярославский вмиг отмел любые попытки открыть рот судью, ещё раз ударив его револьвером по голове. Старый судья снова застонал, замок двери громко щелкнул, и в комнате наступила тишина. Девочка села на пол, оперевшись на дверь, слезы катились по её детским щекам, а глаза не сводились с Ярославского. Последний же снова проверил барабан револьвера, после поправил револьвер, нанес ещё один удар по судье и спросил:

— Ты понимаешь, кто я? Ты помнишь меня? А помнишь ли ты Анну Ярославскую?

Ещё один удар, в правом глазу судьи лопнул капилляр, кровь с головы тонкой струйкой начала течь по лицу, кровь из носа неприятно брызнула на голый торс судьи и белое постельное белье. Целый левый глаз он поднял на Ярославского, его губы задрожали, и судья тихим голосом пробормотал:

— Кк…как же, нет….

— Я смог, я смог даже больше…сколько ты предположишь мне дадут за убийство урода Николая Старцева, адвоката Кодзинского и тебя! А, ублюдок?

Старый судья вяло поднял руки в дружеском жесте, но Ярославский с силой ударил револьвером по рукам, старик скривился и заныл ещё громче. Девочка, сидящая у двери, заплакала ещё сильнее. Ярославский повернулся к ней:

— Успокойся…ты здесь не причем. Успокойся.

Судья попытался встать с кровати, но Ярославский с силой ударил его ногой, Венедиктов рухнул на пол, залив кровью деревянный пол. Ярославский схватил Венедиктова и с силой отбросил его обратно на кровать. Дмитрий, не сводя со старика прицел револьвера, подошел к девочке на полу, взяв её за локоть, он поднял её на ноги и медленно подвел к окну.

— Успокойся, я здесь за ним и только.

— Кт…кто вы?

— Не суть важно. Просто, отвернись, когда я скажу.

Ярославский внимательно посмотрел на судью Венедиктова, лицо последнего исказила гримаса ужаса, по глазам потекли слезы, смешанные с кровью, они капали ему на толстое пузо и стекали дальше, на уже изрядно испорченное постельное белье. Ярославский схватил подушку и забравшись на кровать накрыл окровавленное лицо судьи оной. Поднес к ней в упор револьвер, оттянул курок, повернулся к девочке у окна и сказал:

— Отвернись, пожалуйста, и закрой уши ладонями. Да…спасибо, я скажу, когда нужно будет повернуться.

Руки Ярославского вспотели ещё сильнее, Венедиктов под ним дергал ногами, предчувствуя скорую смерть, Дмитрий начал давить на спусковой крючок, барабан повернулся, пуля пошла по стволу, прозвучал чуть слышный выстрел, пуля пробила подушку и врезалась в череп судьи. Ярославский нажал ещё два раза, прозвучало ещё два выстрела, из под подушки начала литься кровь, красным водопадом он заливал деревянный пол и без того грязный. Дмитрий снова засунул револьвер в штаны и медленно подошел к девушке у окна. Она дрожала всем телом, отвернувшаяся, с закрытыми глазами и закрытыми ладонями ушами, девочка стояла и боялась дальнейшего.

— Слушай…все, все закончилось, все в порядке…он больше нечего не сделает.

Девочка повернулась к Ярославскому и уперлась головой в его грудь, Дмитрий аккуратно поглаживал девочку по голове и нашептывал наиболее спокойные слова. Она снова плакала, что конечно не удивительно для подобного момента.

— Ты Лиза? Да…мне рассказала о тебе Мария.

Девочка кивнула, а после подняла свои глаза на Ярославского, тот стер своей рукой слезы из под её глаз и с её еще детских щек.

— Зачем…зачем ты это сделал?

— Мне это…мне нужно было это сделать, я должен был отомстить. – сказал словно бы ни к кому конкретному, а затем добавил, аккуратно взяв девочку за её слабые плечи:

— Он что-нибудь сделал тебе? Он сделал что-нибудь?

— Нет…я только…только танцевала.

Ярославский вздохнул и отпустил девочку, она слегка отстранилась и села на подоконник. За окном висела Луна, уже изрядно истратившая свою силу, ночь заканчивалась, заканчивался и весь день для Ярославского. Дмитрий сел на край кровати и положил револьвер близ себя, в этот момент в дверь постучали. Ярославский подскочил, чуть не уронив револьвер на пол, девочка испуганно съежилась. Дмитрий подхватил револьвер, сказал Лизе, чтобы вела себя тихо, а затем подошел к двери. Раздался ещё один вялый и тихий стук. Дмитрий повернул ручку и слегка приоткрыл дверь, дабы человеку снаружи не был виден труп и лужи крови. За дверью стояла Мария, Ярославский быстро открыл дверь, втащил рыжую проститутку в комнату и запер дверь. Мария вздрогнула, как только увидела лежащий на полу труп, после этого она повернулась к девочке, что стояла у окна. Вздохнув и перешагнув лужу крови, уже растекшуюся практически по всей комнате, подошла к девочке. Ярославский взял большое полотенце, что лежало на столике, бросил его на пол и попытался затереть лужу или по крайней мере сделать её менее заметной. Вышло не очень хорошо. Дмитрий оперся на стенку и сказал уже севшим от стресса голосом:

— Мария…одень Лизу…и валите отсюда, уходите и не приходите больше сюда.

— Что? Ты о чем?

— Я…я уже мертвый, а вот ты живее меня, Виссарион же сказал грехов у нас всех много, но у тебя…у тебя есть ещё шанс на прощение.

— Но как же…как мы уйдем?

— Я…я сейчас…выстрелю в Надежду Павловну, если уйдет хозяйка всего салона…то вы свободны, так ведь?

— Я не знаю…

— Пойдешь в полицию, восстановишься, встанешь на ноги, держи ключ от старой квартиры, там есть деньги, где то 700 рублей, на первое время наверно вам хватит….и вот…ещё вот эти забирай.

Ярославский вытащил оставшиеся деньги и положил их рядом с детской одеждой. Мария испуганно посмотрела на Ярославского, он же проверил револьвер, три пули отсутствовали, Дмитрий выудил из длинного кармана эти три патрона, поставил в барабан, провернул его, прицелился в мертвое тело Венедиктова. После он убрал его за пазуху, повернулся к Лизе и Марии и сказал:

— Одевайся…помоги ей и выходите отсюда, когда я устрою бучу, думаю в суматохе вы сможете ретироваться.

— Ты сошел с ума….приди в себя, там толпа офицеров!

— Они не будут стрелять, а я уж тем более.

Ярославский кивнул, а после медленно подошел к двери, повернул её ручку и вышел из комнаты. Впереди был длинный коридор, что выведет его в фойе, где сидит Надежда Павловна, 12 офицеров и остальная плеяда гостей и проституток. Он шел шатающейся походкой по переменяющемуся, скачущему коридору, что мелькал в конце освященной кухней, а также освещенным проходом в фойе. В голове вспыхивали образы жены, убитого гражданина Н, убитого адвоката Кодзинского, судьи Венедиктова. А теперь и будущее мертвое, истекающее кровью и борющиеся с агонией тело Надежды Павловны. «Монпелье» рухнет или не рухнет после этого, уже не так и важно, после подобных событий, сюда не заходят приходить, если только клиенты не сумасшедшие, дотягивающиеся до самых жестоких, греховных и страшных мест для платного соития со жрицами любви. Револьвер за спиной придавал веса всем действиям, придавал смысл всем этим ночным действиям Дмитрия Ярославского, по настоящему вселял в него дух и силу, но он не только вселял, он и был той самой силой. Ярославский на миг устыдился своего положения, устыдился своей оторванности от армии, от офицеров, от настоящей жизни, праздного бытийства…все это не для него, при этом так было предначертано уже давно, другого не дано. Ему было стыдно стрелять в здании, где находится много офицеров, ему не хотелось, чтобы они видели подобное, ему не хотелось, чтобы они также пошли в атаку, ему вообще не хотелось нечего. Голова начала болеть, образы растворились, словно дым, от затушенных сигарет, развеянный ночным ветром из открытого окна, на втором этаже. Ярославский открыл глаза и понял, что уже вышел в фойе, живущие лишь греховным блядством и праздным весельем, не похожим на человеческое, напоминающим лишь животных.

Медленным шагом он обходил гостей, проституток, официантов с подносом, по красивому, мраморному полу, отражающему богатый потолок с огромной златой люстрой, большие красно-бархатные шторы у окон борделя, прямо к специальным диванам для хозяйки и особых гостей, вот он уже прямо перед этим диванчиком. На нем сидит судья, по фамилии Леонидов, как помнилось Ярославцеву, а рядом с ним Надежда Павловна, уже изрядно напившаяся она смеялась с каждого сказанного Леонидовым словом и даже не заметила, как Ярославцев подошел к ней практически в плотную, на расстояние вытянутой руки и револьвера в оной. Она не заметила, как Ярославцев одним, молниеносным движением выудил из-за спины «Наган», не заметила, как он потянул спусковой крючок, не услышала звук громкого выстрела, в её нос не ударил резкий запах пороха и горьковато-соленый вкус на губах, она даже не заметила и не успела понять, что Дмитрий Ярославцев убил её выстрелом из револьвера в голову. Не слышала криков, не слышала плача девушек, громких выкриков офицеров, проснувшихся и бегущих к Ярославцеву, а также падение револьвера на мраморный пол.