Рождественская звезда

Награда, которую мы получаем, решившись на риск, имеет гораздо большую ценность, нежели та, которая была получена, когда мы находились в полной безопасности. Люди, считающие так, достигали небывалых высот на своем жизненном пути и преодолевали трудности, смотря им в лицо. Они не боялись пожертвовать чем-то привычным ради чего-то стоящего в будущем. Именно такой позиции в жизни придерживался Жан, тридцатилетний красивый мужчина из Парижа.

Он быстрыми шагами двигался в сторону большой украшенной площади, которая была сегодня необычно оживлена: люди куда-то спешили, неся в своих руках новогодние подарки, а вокруг играла музыка, заставляющая плясать даже самых скромных горожан. Постепенно, слегка пританцовывая, Жан отдалялся от площади, приближаясь к маленькой улочке. Он свернул за угол и почуял в воздухе смесь ароматов кофе, имбиря и корицы, а во рту ещё оставалось послевкусие сладкого рождественского какао. Глубоко вздохнув красным носом, Жан зашел в небольшое заведение. Оттуда одновременно веяло и уютом, и холодом, от которого по телу пробежали мурашки.

– Прости, пожалуйста, за опоздание, Энтони.

– И ты не без изъянов, Жан, – сказал мужчина в пиджаке и слегка улыбнулся. – Однако, всё такой же красавчик и ничуть не постарел. Как же мы давно не виделись, кажется, восемь лет прошло?

– Да. С окончания университета время начало лететь быстро. Даже не верится, но жизнь идёт дальше, – произнес Жан и засверкал зубами. Он начал снимать пальто со своих широких плеч. – Самое главное, что сейчас два приятеля проведут следующие пару часов за чашками кофе и разговорами о жизни. Разве не здорово? Ну-ка, рассказывай! – Повесив верхнюю одежду, он осмотрелся вокруг.

– Есть люди, у которых всегда остается детский интерес ко всему, на что устремляется их взгляд, – проигнорировав вопрос, начал Энтони. – Один из них – ты, Жан. Я никогда не перестану тебе удивляться. Такие, как ты находят искру в каждой мелочи, а потом с помощью неё разжигают огромный костер, который греет своим теплом других. Это поистине великая способность. Наверное, я буду восхищаться ею до самой смерти. Восхищаться, потому что сам не способен заполучить эту способность. Видимо, не всем предначертано стать похожими на тебя, – он закончил и сморщил своё лицо, отпивая горячий кофе.

– Приятно знать, что твоя английская манера общения ничуть не изменилась. Даже не находясь на сцене, ты способен красиво говорить. Очень красиво. Мне стоит поучиться красноречию у тебя, и поэтому предлагаю снова начать встречаться вечерами в кофейнях, как мы любили делать это в Лондоне.

– Спасибо, приятель. Твоя лесть – лучшее лекарство для меня, по крайней мере, на этом этапе моей жизни, – с ноткой горечи произнес Энтони. – Конечно, я не против видеться с тобой и обсуждать разные темы. Но разве у тебя не плотный график? Ты как-никак лучший актёр во Франции. Со мной рядом сидит лучший актёр Франции!..

– Не бери в голову, Энтони. Я даже не помню, когда мы в последний раз так разговаривали, поэтому давай не будем обо мне. Ты по-прежнему играешь в Шатле[*]?

Энтони лениво посмотрел по сторонам и слегка улыбнулся.

– Да. Шатле. Шатле… Как бы я не хотел этого признавать, но играть в театре, – он запнулся, – на данный момент я желаю меньше всего. Однако, поделать ничего не могу. Страшно.

На минуту в воздухе повисло молчание.

– Страшно за свою семью, – продолжил Энтони, – и за себя. Театр кормит нас в буквальном смысле. Представляешь, та девушка, за которой мы любили наблюдать во время обучения, стала моей женой и подарила мне двух деток. Назвали, кстати, Любовью и Верой. Вопреки моим желаниям теперь надо мной нависают обязательства, которые заставляют меня любить и верить в то, что я делаю. Вернее сказать, они предоставляют эту иллюзию, и я готов ей поклоняться.

– Любовь и Вера? Русские имена. Ты знаешь, что они значат? Точно! – Лицо Жана расплылось в мягкой улыбке. – Твоя любимая пьеса – «Вишневый сад» Чехова. Имена ты тоже оттуда взял? Это очень интересно! Помню, как ты эту пьесу впервые поставил в университете. Кучу народа тогда собрал! Это было поистине захватывающе! Кстати, совсем недавно ещё «Вишнёвый сад» ставили в Шатле. Ты играл там?

– Моя жена сказала мне, что эти имена означают что-то хорошее, а так, если честно, я не вникал в подробности, – как будто удивляясь самому себе, ответил Энтони на первый вопрос. – Ты не узнал меня в театре, да? Я играл Фирса.

– Серьезно? Потрясающе. Ты великолепно отыграл! – воскликнул Жан и глаза его засверкали.

– Не стоит. Таким, как мне и суждено играть такие роли, – сказал Энтони и ухмыльнулся. – Я ведь даже не играл. Я просто был собой.

– Приятель, бросай мрачные мысли и давай подумаем, как можно изменить твоё положение! Твоего персонажа в конце заперли и оставили на произвол судьбы, но тебя никто не затворял, а значит, выход есть, и мы его найдем! Однако, ты должен точно понять, чего хочешь, а этому мешают твои страхи. Они обусловлены тем, что ты боишься потерять то, что имеешь?

– Существует страх, преобладающий над страхом потери. Его называют неизвестность. Люди на протяжении миллионов лет добывали еду, строили убежища, придумывали новые орудия и инструменты. А всё для того, чтобы обезопасить себя и быть уверенными в следующем дне. Но, несмотря на всё это, неизвестность никуда не пропадает, потому что она нам не подвластна. Мы никогда не сможем предугадать, что произойдёт в следующую минуту. Даже нет, в следующую секунду… В любой момент может произойти что угодно. Будь это метеорит, летящий на нашу Землю, ядерная вспышка или внезапно потухшее солнце, которое устало светить. Однако, зная это, мы продолжаем строить иллюзии вокруг себя, помещая себя в чехол, скрытый от внешнего мира, настоящего мира. Свой чехол я давно уже сшил, – он окинул взглядом кофейню и заметил у стойки бариста, который приветливо ему улыбнулся.

– Кажется, я начинаю тебя понимать. Но почему бы тебе не сшить новый чехол, который будет больше тебе нравится? – искренне не понимая, спросил Жан. – Как по мне, чехол нужен для того, чтобы что-то защищать. Будь это счастье, здоровье, семья или всё сразу. Он позволяет оберегать это, хотя повреждается сам, – на мгновение он замолчал, чтобы сформулировать конечную мысль. – Так вот, о чём я. На мой взгляд, нам нужно давать себе постоянные испытания, проверяя тем самым «чехол». А если же трудностей нет, то он и вовсе не нужен. Понимаешь? Поэтому почему бы тебе не попробовать?

Энтони медленно поднял глаза на Жана. В них виделся какой-то особый детских страх.

– Не могу. Я не могу.

– Не узнаю тебя, приятель! Помню, на лекциях мистера Ламберта ты как-то ответил: «Никогда не верь тому, кто говорит, будто ты ничего не можешь». Я полностью согласен с моим старым приятелем Энтони, которого знал раньше, – сказал Жан и похлопал собеседника по плечу. – Я знаю, что у тебя сидит какая-то мысль, и ты хочешь её осуществить. Так что же это?

– Знаешь, я даже представить боюсь то, что когда-то воплощу это в жизнь. К сожалению, – произнес Энтони, и глаза его заблестели.

Неожиданно он вскочил и сорвал поношенное пальто с крючка. Опустив голову, Энтони направлялся к выходу, едва сдерживая подступавшие слёзы. Обеими руками он вытолкнул дверь и вышел на уже стемневшую улицу. Следом за ним в испуге выбежал его старый приятель.

– Ты куда? Энтони!

– Я не ухожу, – внезапно остановившись, ответил Энтони. – Просто захотел посмотреть на звёзды. – Его намокшие серые глаза, которые при освещении фонарей отдавали теплым оттенком, были обращены к ночному небу, а на лице застыло умиротворение. Кажется, в этот момент он познал тайну жизни.

– Как давно ты смотрел на звёздное небо?

– Восемь лет назад в Рождество.

– Мы тогда были счастливы, – сказал Жан и засмеялся.

– Кажется, мы и сейчас счастливы, Жан, – произнес Энтони и засмеялся вслед за своим другом.

– Да, пожалуй, ты прав, – согласился Жан. – Так что ты так боишься сделать?

– Уже ничего. Я хочу поставить свою собственную пьесу, которую написал еще во времена университета, – он обернулся к Жану. – Все эти годы она ждала своего часа. И когда мы были студентами, во мне жила эта бесконечная уверенность в том, что пьеса обязательно станет популярной. Однако чем дольше я вынашивал эту мысль, тем быстрее угасала моя уверенность. Так и исчезла бы, но появился ты, и снова зажёг во мне огонь, которого так много в тебе.

– Чего-то такого я от тебя и ждал, – уверенно сказал Жан. – С удовольствием бы сыграл в твоей пьесе. Только учти, я буду играть лишь главную роль, – он засмеялся.

– Без проблем, Жан, – ответил Энтони и улыбнулся. – Зайдем внутрь? Мы же не заплатили. Хотя, знаешь, сам заплачу. Не переживай, я сейчас.

К этому времени из кофейни уже начали уходить счастливые посетители, которые торопились домой, чтобы встретить праздник в кругу своих близких. Бариста протирал столики, думая о чем-то своем, и подпевал себе под нос приятную песню. Энтони зашел в кофейню и сел за ближайший стол. Из кармана пальто он достал ручку и скомканную бумажку, с одной стороны которой было что-то напечатано. Разгладив её, он с печальной улыбкой прочитал написанное и перевернул бумажку. Размашистым почерком Энтони что-то нацарапал на обороте листа и положил записку вместе с деньгами на стойку, а затем вышел из кофейни. И лишь внимательный читатель успел разобрать на бумаге рождественское пожелание: «Никогда не переставайте верить в чудо!».

Два старых друга брели по ярко украшенным улочкам и бульварам, на которых веселились взрослые и бегали дети под хлопьями падающего снега. Воздух наполняли звуки рождественских колокольчиков. Со всех сторон доносился звонкий смех праздных компаний. Ярко блестели стеклянные витрины магазинов, разноцветные гирлянды переливались на фасадах домов и пушистых ёлках, а высоко в небе горела звезда. Все это безумно нравилось Энтони, которых родился в канун Рождества.

Они шли молча, лишь изредка переглядываясь между собой и улыбаясь, потому что отлично понимали друг друга без слов. Жан знал, что на скомканной справке из клиники было написано о том, что его друг болен раком и что ему осталось совсем немного.

– Как давно ты смотрел на звёздное небо? – повторил свой вопрос Жан.

– Восемь лет назад… Но только сегодня я разглядел на нём одну самую яркую звезду…

[*]Один из известных театров в Париже