Средь стен, сделанных из белого камня, который, увы, давно как почернел, покрылся пылью, да растениями порос, средь тусклого зала, за столом, который, видимо, раньше предназначался для празднеств, сидел Герцог. На нем было не то одежда для сна, не то праздничный наряд, но это уже и не важно, ведь оба его предположительных наряда были местами порваны, с рядом дыр и выцветшими. Сам Герцог был лет сорока, хотя средь его жирных, слипшихся, длинных волос виднелись седые проблески, а его глаза выглядели как стеклянные шарики, вставленные на место глаз, ведь даже его голубые глаза начали выцветать. Он сидел за столом и лишь созерцал разруху вокруг, да вздыхая, думая о своём. Так он провёл много лет, он сам сбился со счёту, да и смысла в счёте не было, ведь его жизнь — лишь монотонное существование в своём старом замке. Крестьяне ушли с его земель, сюзерен не вспоминал о нём, как и иные вассалы-собратья, которых Герцог, по крайней мере, так и звал «собратьями», только где эти «собратья» сейчас?
Послышался стук в дверь, робкий и еле заметный. После, дверь открылась, издав длинный скрипучий звук, а за ней показался коричневый плащ постороннего.Можно было подумать, что это робкий мародёр зашёл в замок Герцога, надеясь на добычу, но это был далеко не мародёр, а простой бродяга, лицо которого нельзя было увидеть, ведь капюшон его тщательно скрывал. На спине тот тащил свой мешок с пожитками, горбившись так, будто он таскал пуд железа. Бродяга зашёл в залу, осмотрелся, увидел Герцога и направился к нему, заменив робость на уверенность, хоть мешок его и замедлял. Он подошёл к столу, да молвил, глядя из-под капюшона:
