Всем привет, ребята! Меня зовут Макс, и это моя история.
Началась она в Питере около трех лет назад. Я приехал в этот город на заработки, как и большинство моих земляков. Да, забыл сказать, что я из Узбекистана, из замечательного города Ташкент. Там я родился и вырос. Спросите, почему у меня имя русское? Так я вам и отвечу: во-первых, русских в Узбекистане живет не мало, а во-вторых, Макс – сокращенно от «Максуд».
Когда я перебрался в Питер, первое время мне не очень везло. Квартиру, или хотя бы комнату, снять было проблемно, потому что русские очень недоверчивы к выходцам из Средней Азии. И работу нужно было найти такую, чтобы денег и самому хватало, и родителям можно было что-то отправить. Но вскоре ситуация моя стала улучшаться. Спасибо землякам, с квартирой выручили, взяли на подселение. Жил я тогда недалеко от центра города, в одной из комнат, вместе с шестью ребятами из Ферганской долины. Они всей бригадой работали на стройке. Я, поначалу, тоже с ними кирпичи таскал, но потом ушел оттуда. Потом уборщиком в гипермаркете, потом еще где-то и еще…
И вот, наконец, с чего все началось.
Устроился я через подрядную фирму в один сетевой супермаркет на раздачу салатов. Отстажировался, устроился, отработал первый день, второй…
И встретил ее.
Скажу сразу, у нас принято жениться рано, это правда. Однако я с этим не торопился. При том, что мне уже двадцать восемь, женат я не был. Родители ворчали, конечно, вот, мол, тебе уже столько лет, а ты до сих пор не женат, внуков хотим, и т.д., и т.п. Оправдаюсь, женщины меня стороной не обходили, несмотря на происхождение. Наоборот, с некоторыми я был знаком сильно ближе, чем «просто общаемся».
Но с ней…с ней было не так.
С ней было все не так.
Она не была красоткой с журналов, не постила бесконечные селфи в Инстаграмме. Не было в ней ничего особенного. Даже макияж не делала, во всяком случае на работе я ее накрашенной никогда не видел. Внешне – довольно привлекательная девушка. Тонкие славянские черты с легкими восточными чертами, жемчужно-белая кожа, пухлые алые губы, правильные тонкие брови, прямой нос, русые длинные волосы и зеленые глаза. С хорошей фигурой, правда плечо у нее было очень широкое. На вид ей было лет двадцать пять примерно… Это потом я узнал, что ей тоже двадцать восемь.
На меня она не смотрела, а, если случайно мы пересекались взглядами, она тут же глаза отводила. Всегда занята, всегда в работе, бегает по магазину туда-сюда со скоростью звука, нет у нее времени. С коллегами она общалась редко. И я почти не видел, как она улыбается. Улыбка у нее всегда получалась вымученная, натянутая, как на прищепках.
Она работала в соседнем отделе – пекарне. Позже я узнал, что зовут ее Кристиной, что работает она уже давно, и что она – очень хороший человек. Добрая, отзывчивая, всегда поможет, если у нее есть возможность, подстрахует. Когда я спросил, есть ли у нее парень или муж, коллеги только плечами пожимали, мол, не знаем, никогда ни с кем ее не видели. Татьяна, которой я на салатах помогал, рассказывала, что живет с ней в одном доме, и что у нее никого нет.
— Одна она. – говорила Татьяна со вздохом, и мне показалось, что она Кристину внутренне жалеет.
— Несчастный случай или… — предположил я, думая, что свою вторую половинку девушка трагически потеряла.
— Нет, — отвечала Татьяна. – С мужем она развелась. И больше никого у нее не было.
Тогда я еще не понимал, что грустного в том, что у девушки никого нет. Для меня это означало одно – отсутствие конкурентов. Поэтому в один день, точнее уже вечер, ближе к концу смены, я подошел к ней с намерением познакомиться. Она фасовала хлеб.
— Привет! – сказал я, улыбаясь.
Она не ответила, даже не посмотрела на меня.
— Ты чего такая грустная весь день ходишь? – я решил не сдаваться.
— Просто устала. – ответила она. Голос у нее был приятный, мелодичный, но какой-то глухой, будто ей было трудно говорить. Или беседа ей не приносила удовольствие.
Я стал теряться. Были, конечно, случаи в моей жизни, когда молодые девушки говорили со мной в таком тоне. Но обычно так было, когда я им говорил, что хочу расстаться. А тут…
Я решил пойти ва-банк.
— Может, вечером сходим в кино?
Чаще всего девушки соглашались на такое предложение, а дальше, как говорится, дело техники. Отказы тоже бывали, но тогда вместо кино выступал ресторан. Бывало, что и просто посылали меня на три известных буквы.
— Я не люблю кино. – ответила она все также устало и глухо, отправляя очередной батон в фасовочный мешок.
— Тогда может…
— Нет.
Оборвала меня? Не дав закончить? Вот теперь я окончательно растерялся.
— Пожалуйста, оставь меня. – попросила она, все также не смотря на меня. – Я не хочу знакомиться.
Последние слова она почти прошептала, но я их расслышал. И только сейчас понял, что все время, пока с ней говорил, она плакала.
Доработал смену в растерянности. Никогда со мной ничего подобного не бывало.
Уже шел домой, думал, сейчас приду, у ребят и стол накрыт, и чай готов…но мысли путались, а настроение было каким-то серым, что-то не давало покоя. Точнее, кто-то. Сегодняшний разговор я прокручивал в голове уже, наверное, раз сто. Все пытался понять, что не так я сделал, но не мог. Не получалось. Почему она плакала? Из-за меня? Из-за чего? Или из-за кого-то? Не знаю. Домой пришел быстро, даже не заметил. К еде почти не притронулся, чай выпил больше, чем обычно. Ребята обеспокоились моим поведением, я им рассказал, что произошло. Мне посоветовали забыть про нее, скорее всего, ничего у меня не получится. Недотрога, мол, избалованная, ей богатый принц на белом коне нужен, а не какой-то там мигрант из Средней Азии… Не поверил я в это.
Долго не мог уснуть, лазил в соцсетях, думал найти ее аккаунт, попробовать еще раз, поговорить. Бесполезно. Потом знакомый с работы сказал, что соцсети она не любит. Типа, нет у нее времени, чтобы постоянно свои фотки везде выкладывать. Был у нее только WhatsApp, но, чтобы с ней поговорить через этот мессенджер, нужно знать ее телефон. Я не знал.
Каждый день я подходил к ней, пытался говорить, но все заканчивалось одинаково – она просила меня оставить ее в покое. Так продолжалось несколько дней. Засыпал я с мыслью, что завтра попробую еще раз, поговорю с ней, узнаю ее телефон… Поменяю немного тактику, может, ее пугают знакомства «в лоб». Может она подумала, что мигрантам только и хочется, что с русскими девушками…
В тот день у нее должно была быть смена. Но вместо нее на пекарне в тот день работала Татьяна.
— Заболела, — ответила она мне, когда я спросил, что случилось.
«Еще вчера она была здорова», думал я, «Печальна, но здорова. Чем таким можно было заболеть за один вечер?»
Не было ее и на следующий день.
— Послезавтра она выходит. – обрадовал меня администратор.
— Правда, что ли, заболела? – поинтересовался я.
— Сказала, что плохо себя чувствует, — пожал тот плечами.
Не знаю почему, но я обрадовался новости, что скоро снова увижу ее. Я твердо решил, что подойду к ней, что попробую снова, что буду продолжать, пока не… Уж не влюбился ли я в нее случайно?
Я шел домой с
работы, поглощенный мыслями о том, как буду завоевывать внимание нашей недотроги, но вдруг заметил знакомую фигуру на противоположной стороне улицы. Я сразу узнал ее, но насторожился. Что-то не так. Она шла очень быстро, иногда оборачивалась, словно за ней кто-то следил, хотя улица была пуста. Больной она совсем не выглядела, скорее напуганной, нервной, напряженной.
Я хотел позвать ее, чтобы просто поздороваться, но не успел. Она проворно свернула с улицы и скрылась в подворотне, затерявшись во дворах-колодцах, не успел я и рукой махнуть.
Это начинало раздражать. Ко всем шайтанам ожидание! Я перебежал дорогу, поспешил за ней, и оказался во дворе дома, куда она вошла. Оказалось, тут была одна-единственная дверь, старая большая дверь с советских времен, над которой висел кусок более современной вывески. На нем было написано: «Театральная студия юнош…». Дальше не разобрать, не было таблички. Похоже, студия давно уже заброшена, а сам дом выглядел не очень обитаемым. Неужели она вошла сюда?
Я шел за ней, как борзая по следу. Вошел в подъезд, поднялся по широкой винтовой лестнице на второй этаж. Здесь над дверью тоже висела табличка, но информации было гораздо меньше: «Театр….дия». Наверное, сюда. Во всяком случае здесь открыто.
Окна были расплывшимися и серыми от грязи и пыли. Выходили они во внутренний двор, дневной свет почти не попадал сюда. Ощущение было, что сейчас зима, и короткий зимний день скоро закончится, и наступят сумерки. В помещении было темно, жарко, даже душно. Много всякого хлама. Занавески, или как они там называются, лежали снятые на каких-то ящиках, ширмы стояли в хаотичном порядке.
«Она, что, здесь репетирует?», подумал я.
А еще здесь были тени. Они шуршали, двигаясь, издавали звуки, дышали, жили своей непонятной жизнью. Как люди, но людей видно. Сердце у меня забилось быстрее, я поспешил спрятаться от теней за одну из ширм, стал глубоко дышать, чтобы успокоиться. Ну и ну, вот так местечко для свидания. Шорохов испугался, а это, наверное, всего лишь крысы.
Откуда-то с потолка зажегся прожектор, которыми обычно освещают сцены в театрах. Ровный матовый свет осветил большую комнату-студию, которая действительно была уставлена всяким хламом, покрытым приличным слоем пыли.
Тенями оказались…люди? Нет, они не двигались. Манекены? Да, похоже. Но у них были лица. Такие реальные, как у живых людей. Я вспомнил, как в интернете видел такой популярный челлендж, когда живые люди застывали на месте в разных позах, будто они манекены. Но здесь манекены были без одежды, и только это помогло мне понять, что это не люди. Я смотрел на эти манекены, и мне становилось жутко. Всего я насчитал около десяти, и у всех были мужские лица. Они стояли в подобии круга. И почти все – узбеки.
Очень странные увлечения у тебя, Кристинка. Да что тут происходит?
— Все собрались? Отлично! Тогда начинаем!
Ее голос в глухой студии грохотал, как гром. Я никогда не слышал ее голос в таких тонах. Никогда бы не подумал, что женщина умеет так менять тембр голоса. Больше никаких звуков не было. Значит, она тут одна? Все таки, что происходит?
Я стал выглядывать из-за ширмы, стараясь не шуметь. От того, что я увидел, я подумал, что сплю, и мне снится дурной сон.
Кристина была здесь. Она стояла в окружении манекенов с человеческими лицами…совершенно голая! Волосы распущены, глаза горят, как у безумной, улыбка… УЛЫБКА! Она улыбалась! С вызовом, надменно, бесстрашно. «Она сумасшедшая», мелькнуло в моей голове. «Или пьяная. Не важно, надо выбраться отсюда и вызвать скорую».
Но, то ли страх и шок оковали меня, то ли одолело любопытство, что же будет дальше…
Я смотрел.
Я ждал.
А она говорила.
Отлично! Тогда начинаем! Ведь нам есть, о чем поговорить.
Мы все здесь собрались, чтобы открыть друг другу души. Никто нам здесь не помешает, никто нас не прервет.
Она подошла к молодому кыргызу, ростом он был чуть ниже ее, худой, но приятной внешности, хоть и кривоногий.
Начнем с тебя, Нуртилек. Что же ты, моя радость? Молчишь? Ты всегда был болтлив, всегда из тебя лился поток слов. Особенно когда ты хотел меня. Помнишь, как мы прятались в комнате перетаривания, когда пекарь уходила, а администраторы занимались вечерним потоком покупателей. Как я ласкала тебя. А ты дрожал в моих руках и стонал от удовольствия. О, ты был так чувствителен. Вот только…
Она провела рукой по его щеке, носу, а на последнем слове дернула его за нос с силой.
Вот только ты не скрывал, что у тебя есть другая. Ты позволял себе насмешки, а сам при мне с ней болтал. Двойная игра? С каким расчетом? Не удивлюсь, если она тебя тоже бросила.
Манекен упал.
Она подошла к другому манекену. Узбек.
А ты, Дилмурод? Чем ты лучше? Только тем, наверное, что ты старше. Но ты такой же му*к. Нет, ты еще хуже. Ты му*к в квадрате! Это же надо! Бросить жену ради меня! На что ты надеялся? Что я после этого брошусь к тебе на шею? Что я буду с тобой? Что ты там про детей от меня пел? Серьезно? Ты жену бросил, и где гарантия, что со мной ты не поступишь также? Нет таких гарантий.
Следующий манекен – тоже узбек.
Нет, моя радость! С тобой в наглости никто не сравнится, не ревнуй! О, да! Тебя, позорная скотина, я ненавижу больше, чем этого долбо*ба! Серьезно, Хондамир, на что ты надеялся? Что я тебя влюблюсь и буду тебя содержать, а ты – только потр*ть меня время от времени? Видимо, ты сильно обломался, когда узнал, что денег у меня нет. И просто бросил меня. Попользовал и бросил.
Она отвернулась от него, выдержала паузу.
Но я тебя простила. Слышишь? Простила. Потому что любила. Я простила тебе все. И то, что ты к*ал рано, и то, что ты к*ал мне в рот, и то, что х*й у тебя такой короткий, что ты и кошку бы тр*ть нормально не смог, потому что выпадает! Ха-ха!
Медленно повернулась к следующему.
Кошки…Ты говорил, что любишь кошек. И мне ты говорил…что любишь меня. Говорил, что украдешь меня, что поедем мы с тобой в Крым, в Ташкент, в Самарканд. А помнишь, любимый, как мы пили кофе и смотрели мультики вместе? Как нам было хорошо? Как тебе было хорошо со мной. Я помню твое лицо…как ты корчился в оргазме, пока я терлась об твою головку. Как ты сосал меня, а потом тр*л языком, как я к*ла от тебя. Как мы сходили с ума, сплетаясь телами в разных позах. Да, секс с тобой был прекрасен… Но…почему? Почему, Абдулла? Ведь все было так прекрасно! Мы любили друг друга, я дарила тебе подарки, водила по отелям в центре города, готовила тебе еду…ведь ты сам говорил, что я прекрасно готовлю! И наши откровенные рассказы, и мечты…все. ВСЕ!!! Все это ты променял на кошек!!! Меня! Ты! Променял! На кошек! На шлюх, которых твои друзья притащили! А ты, чтоб в сторонке не стоять, присоединился! Ну, и как тебе с засосами на шее живется? А совесть тебя не мучает? Что ты так бездарно про*бал свое счастье, а потом – и второй шанс? На обиженных х*й кладут? Ты его положил на меня задолго до этого! Ты положил х*й на мою доброту и мою любовь, и меня же обвиняешь в несовершенстве? Побл*душник вшивый! Жену мне твою жаль, и сына… Вот уж повезло им, послал, бл*дь, Бог мужа и отца…Господи, какой позор!!! И я ведь любила тебя…ЛЮБИЛА!!!
А так ты получаешься хуже, чем Хасан.
Она повернулась к следующему манекену. Трудно было понять, какой он национальности, у него была рыжая борода и такие же короткие волосы.
Правда? Герой-страдалец! Девушка у тебя погибла. Только вот это не мешает тебе быть д*бом. «Мое сердце занято…» Так зачем тебе я? Скрасить одиночество? Попытка начать все сначала? И ведь ты не скрывал, что у тебя есть другая. Спасибо за честность.
Кстати, Абдулла! Тебе тот же вопрос. Зачем я тебе, если у тебя есть кошки? И твои друзья? Вот они тебя пусть любят и кормят. А я тебе не нужна.
Вы все, д*бы, на что надеялись, дергая мне нервы? Я то, понятное дело, глупая, доверчивая женщина, искала свое счастье. А вы все?
Особенно ты?!
Она повернулась к манекену, горбатому, похожему внешне на кавказца.
О, ты мастер, которого никто и никогда не превзойдет! Семь лет я тебя терпела. Твои обещания, твои «завтра», твою вечно неопределенную цель в жизни…да и цели-то у тебя, наверное, не было. Я просила, я предупреждала, я угрожала, но ты даже после развода не изменился. Честно, я не понимаю, чего ты добиться хотел. Чтобы я ушла от тебя? Тогда зачем женился? Чтобы пить из меня кровь, постоянно подозревая меня в изменах? Никаких доказательств. Просто жена красивая, значит однозначно шлюха. Тогда другой тебе вопрос: почему ты проститутке пеняешь, что она проститутка? Ты реально думал, что она, выйдя за тебя, изменится? Бессовестный выродок!!! Ведешь себя, как недозревший подросток в пубертатный период, у которого хулиганы с района самочку отжать хотят. Поганый ботан с замашками фашиста! Хоть бы сидел, помалкивал, позорная дворняга! НЕЕЕТ! Надо жену опозорить перед кучей народа, по полу повалять, потом тр*уть ее, пока она спит, потом довести ее до состояния, что у нее чуть выкидыш не случился. Потом орать, что ребенок не от тебя. Потом удивляться, почему жена тебя не любит, не уважает…А потом, как ни в чем ни бывало, просить секса. «Жена должна давать мужу, потому что закон такой»… Хорошо, моя радость. Держи!
Она свалила манекен и сильно пнула его в сторону.
Х*й тебе на лопате, кушай, не обляпайся! И я тебе больше не жена!
Она устала.
Она сделала несколько шагов в сторону лежавшей на ящиках занавески, села, обхватила голову руками. Я не слышал, как она плачет, но словно сам стоял рядом с ней и видел, как по ее лицу катятся большие тяжелые слезы, вымывая из нее все горе прожитых с мужчинами лет.
Все они были разные, но все одинаково причиняли ей боль. Теперь я понимал. Что ее грызет, что тревожит. Почему она не любит мужчин. Они причинили ей много боли. Она искала утешение, но находила только горе. Она помнит их всех, тех, кого она любила, тех, кто предал ее. Ее сердце разбито, душа опустошена и разрушена. Эти раны никогда не заживут.
Я проникался ее болью. Я сходил с ума вместе с ней. Я умирал от горя и одиночества. В этой пустой заброшенной студии. Как в клетке. В плену воспоминаний билось ее сознание, пытаясь побороть безумие. И у нее не было сил победить. Она не сможет в одиночку. Она одна.
Она продолжала перечислять имена: Хусан, Фарход, Тимур, Тоджиддин, Дильшод, Турсунбой, Едгар, Икром, еще один Икром, Шавкат… мужчин было много. Все, как и я, с ней знакомились. Все, как и я, ее хотели…все ее предали.
Все.
— Ну, что, уроды мамины? – говорила она деревянным от слез голосом. – Кто следующий? – спросила она у пустоты, — Чье имя пополнит список долбоебов, которые отравили мне жизнь? Кто это будет?
Я уже решил. Я не все.
Я был решителен, как никогда в жизни. Я вышел из-за ширмы, направился к ней. Она медленно повернула ко мне голову, посмотрела на меня своими зелеными, заплаканными глазами. Медленно поднялась. Взгляд ее не выражал ничего. Она устала. Слишком устала, чтобы бояться. Устала жить, боясь. Устала жить.
Мы смотрели друг на друга в молчании. Мельком я увидел на ящике нож.
— Нет, милая, — говорил ей я мысленно. – Не надо.
Она стояла, смотрела, ждала. Я подошел вплотную, она была спокойна. Слишком спокойна.
— Я не для того пришел, чтобы пополнить этот позорный список, — говорил я дальше, смотря ей в глаза. – Я не как все.
Я, кажется, слышал, как бьется ее сердце. Быстро, очень быстро.
Ее взгляд вдруг ожил, осмыслился.
— И что теперь? – спросили ее глаза меня. – Тоже предашь меня? Сдащь в психушку? Убъешь?
— Нет, милая. – ответил я заплаканным глазам.
Я провожу рукой по ее щеке, стирая слезы. Голос дрожит, но я стараюсь говорить спокойно.
— Ты замерзла. – говорю ей, — Пойдем отсюда, а то простудишься.
После этих слов все в мире потеряло смысл.
Она улыбнулась. И заплакала. Ей больше не было больно.
Я снял куртку, закутал ее и взял на руки. И мы с ней ушли, оставив студию окончательно брошенной.
P.S.
Мы сняли квартиру, стали жить вместе. Я познакомился с ее сыном. Прикольный мальчишка, я его сразу полюбил, как своего. Готовила она действительно очень вкусно. И с тех пор она стала чаще улыбаться. Для меня. Каждая ее улыбка была мне благодарностью. И я был благодарен ей за то, что она наполнила мою жизнь счастьем.
И мне не жаль тех идиотов, которые бросили ее. Спасибо вам! Благодаря вашей глупости она теперь со мной. Три прекрасных года.
Уж будьте уверены, я это счастье не променяю. Ни за что. Я не как все.
Я с тобой.
Я люблю тебя.
