— А ты же учишься на одни пятерки и заняла первое место на олимпиаде по математике? Никаких вредных привычек? Образец для подражания сверстников? И самое главное, — тут Лиза с надеждой взглянула в глаза старшей версии себя, — у тебя же хорошие отношения с родителями, у мамы теперь есть на тебя время?
Пока продолжался это монолог, Женя грустно улыбалась, а на душе у нее было очень тяжело, из-за осознания, что сейчас придется разрушить эту искреннюю детскую веру в счастливое будущее.
— Лиз, тут в общем такое дело… нет ничего, что, получается мы, планировали. Я плохо учусь, и нет никакой выигранной олимпиады. Еще курю, иронично, что от дедушки мы позаимствовали именно ту единственную черту, которая нам никогда не нравилась. А что касается родителей, и в частности матери, — тут старшая тяжело вздохнула, — у нас максимально испортились отношения. Прости, — последнее слово было произнесено не вежливости ради. Оно было произнесено человеком, искренне жалеющим о сделанном и с какой-то затаенной болью, в которой Женя, судя по всему, боялась признаться даже самой себе.
— Но… но, — тут из маленьких глаз потекли слезы, — ты же обещала маме…
— Знаешь, крошка… — Женя прижала мелкую к себе, и от добрых, немного наивных детских слов, в голове пронеслись воспоминания, как ей, уже Жене, а тогда еще слабой маленькой Лизе, требовалась любовь и внимание со стороны, в первую очередь, мамы, как, навалившиеся с началом подросткового возраста, проблемы, с полнейшим неприятием себя, с отсутствием друзей, с первой невзаимной любовью, приходилось решать самостоятельно, а чуть позже с друзьями, сам факт наличия которых был презираем матерью, которая все это время только орала из-за снизившихся оценок в школе, хотя незадолго до этого обещала, что будет рядом со своей дочерью, несмотря ни на что. От всех этих мыслей Жене тоже захотелось плакать, но она сдержала этот порыв, и прижав покрепче к себе мелкую, глухо произнесла:
— Мама нам тоже многое обещала.