Равнодушные

Александр улыбался, вместе с падающим на него лучом солнца. Легкий ветер разносил по воздуху лепестки сакуры, росшей возле дома. Они путались в волосах Александра, который закрыл глаза, наслаждаясь проделками ветра, развевавшего рукава его белоснежной рубашки.
— Как чудесно! — проговорил Александр, не раскрывая глаз. — Николас, погляди, как прекрасен мир вокруг нас!
Александр расставил руки в разные стороны, словно птица, которая готовится к полету. Черные, слегка растрепанные от ветра, волосы, обрамляли милые черты одухотворенного природой и жизнью лица мечтателя и романтика.
Сидящий на коленях, в песке, мальчик лет пятнадцати что-то рисовал на мольберте, хмыкнул в ответ, не поднимая глаз:
— Жизнь настолько прозаична, что не пойму, чему ты радуешься,, Алекс, — он продолжал заниматься своим делом.
Александр встрепенулся. Встряхнул волосами и посмотрел на то, что так старательно рисовал мальчик:
— Снова рисуешь печальный дождь, когда вокруг смеется солнце! Ты в депрессии, братец?
— Я не в депрессии, я в реальности, — угрюмо отвечал мальчик, рисуя слезы дождя угольком на белом листе. — Да уж и не знаю, брат ли ты мне.
— Ты снова о своей теории! — воскликнул Александр.
— Это не теория, — с видом умника и человека, занятого важным делом, отвечал Николас. — Я прожил на свете 86 лет и кое-что да знаю!
— Николас, ну как такое може быть! Ты все накручиваешь себе. Невозможно, чтобы ты из тела какого-то старика поселился в теле младенца. Это же фантастика! Ну с чего ты это взял вообще? Когда такая мысль закралась тебе в голову?
— Я всегда это знал, — ответил Николас. — С самого рождения. Но как я могу сказать об этом тем, кто родил меня в новом теле?! Кто мне поверит?! Меня давно бы уже упекли в психушку! Кроме тебя я, разумеется, никому не рассказывал о том, кто я на самом деле.
— Благодарю за доверие! — ответил Александр.
— Быть может те, кто дает новые жизни, просто забыли стереть мне память? — цинично бросил мальчик. — Хорошо жить с сознанием 86-го старика в теле 15-го сосунка!
— Некоторые подростки на полном серьезе думают, что они родились Бэтмэнами или Супермэнами и их миссия спасти мир, — заметил Александр.
Николас наконец-то оторвался от нанесения дождя угольком на лист бумаги и посмотрел на брата серьезным тяжелым взглядом:
— Считаешь меня малолетним засранцем, который придумывает небылицы, чтобы привлечь к себе внимание?! Всю свою прошлую жизнь я прожил в Индии, и звали меня Махатма Шастри! Я всю свою жизнь был буддистом, а теперь мне приходится креститься и петь псалмы!
— Попробуй забыть свою прошлую жизнь и попытайся приспособиться к новой, — решил подыграть Александр. Николас начал что-то злобно писать на обратной стороне рисунка. На санскрите. Александр покачал головой. С самого детства брат талдычил ему, что он — это не он, а кто-то другой. Александр уже привык к этому и не обращал внимания. Может у парня просто психическое расстройство?
— Когда отец просил Сиддхартху (Будду) вернуться домой, Сиддхартха ответил, что вернулся бы при условии, если б отец гарантировал бы ему Здоровье, Вечную Молодость, Бессмертие и Богатство, — изображая философа-теолога, — сказал Николас. — Вот они, четыре неуловимые кита, к которым всегда будет тянуться человек. Без одного из них, человек, так или иначе, не сможет быть счастлив. Болезни, нищета, старость, осознание смертности делают человека несчастным. Ты же, как пустышка, радуешься всякой ерунде, упуская самое главное!
— Ну, мне же не 20, а не 86, как тебе! — улыбнулся Александр. Улыбнулся беззлобно, без желания задеть или уколоть, ибо был добр. — Кроме того, если мы меняем жизни, как змеи кожу, то один кит уже в наших руках — это бессмертие.
— Знаешь, маловероятно, прыгать из одного тела в другое, кардинально меняя одну жизнь на другую!
— Ангелы перепутали и забыли забрать у тебя память о прошлой жизни, — попытался отшутиться Александр, хотя вынужден был признать, что разговоры чудаковатого брата явно не для 15-го парня.
— Что говорить с тобой, глупый мальчишка! Жизнь еще не раз разочарует тебя, попомни мое слово! А пока радуйся своей чепухе. Николас собрал угольки, мольберт, и пошел в дом недовольный.
Александр вздохнул полной грудью, счастливо улыбнулся, посмотрел в голубое небо, по которому плыли белые пушистые облака и закружился под осыпающие лепестки сакуры.
— как же может разочаровывать это прекрасное небо! Эти великолепные облака! Эти нежные благоухающие цветы!
Николас взглянул, приоткрыв дверь, и с холодным неудовольствием сказал:
— Придет время, и розовые очки упадут к твоим ногам, с грохотом разбившись!
Александр пропустил эту реплику мимо ушей. Да о чем тут думать, когда тебе 20, у тебя впереди целая жизнь, много интересных событий, знакомств с разными увлекательными людьми, когда ты грезишь о прекрасном, а Жизнь весело улыбается тебе.

В сквере, расположившись на лавочке, Александр достал блокнот и увлеченно что-то писал. Его лицо казалось одухотворенным, полным жизни, энергии, счастья. Природа оживала, зелень радовала глаз. Какое счастье наслаждаться жизнью! Кто-то кашлянул. Сначала Александр не обратил внимания, но кашель повторился совсем рядом. Александр поднял глаза. Рядом присел мужчина лет тридцати. Его волосы были огненно-рыжими, такими, что становилось больно глазам, кожа белой, а глаза — зелеными. Александр опешил. Мужчина добродушно улыбнулся.
— Здравствуйте, меня зовут Эжен.
Александр растерянно улыбнулся.
— Здравствуйте, меня зовут Эжен.
Александр растерянно улыбнулся в ответ и назвал свое имя. Мужчина продолжал смотреть на него и улыбаться.
— Вижу, молодой человек, вы что-то записываете. уж не стихи ли?
— Угадали, — ответил Александр. — Именно их я и записываю. Возрождение природы способствует творческому процессу. Погода просто чудесная. Жизнь вокруг кипит! Так хочется поучаствовать в ней, ничего не пропустить.
Эжен некоторое время смотрел на него, улыбался и ничего не говорил. Легонько теребил рукав своего пиджака.
— Отчего же я, собственно, подошел к вам, — наконец выговорил он. — Смотрю, вы — человек творческий (глаз у меня наметан), а я как раз состою в литературном кружке. Не желали бы вы поприсутствовать на заседании нашего кружка?
— Какое неожиданное предложение, конечно бы желал!
— Вот и славно, — сказал Эжен, — так что, если вы не обременены никакими делами, можете последовать за мной прямо сейчас.
— Это было бы здорово! — вскричал Александр. Жизнь улыбнулась ему, суля новые интересные знакомства. Внешность и манеры Эжена казались весьма неординарными. Он умел без особых усилий привлечь к себе внимание. Александр вскочил с лавки и устремился за новым знакомым. Всю дорогу Эжен рассказывал о кружке, о том, сколько молодых талантливых поэтов и писателей посещают его. У Эжена был дар увлекательно описывать события и Александр, позабыв обо всем на свете, загорелся кружком. Кружок располагался в здании бывшего театра. Когда Эжен и Александр вошли, все встали. Александр даже смутился и слегка покраснел — столько любопытных глаз смотрели на него!
— Новый член нашего кружка — Александр, прошу любить и жаловать! — произнес Эжен и Александр поспешил сесть на предложенное кресло. Он внимательно слушал произведения авторов, обсуждения, дискуссии. Это был своеобразный мир, где люди жили творчеством и это было прекрасно для Александра, самому младшему члену кружка было 17. В основном же контингент состоял из молодых людей от 20 до 30 лет.
— Может вы теперь прочтете что-нибудь, молодой человек?
Александр вздрогнул, когда Эжен обратился к нему.
— Да, могу… — неуверенно произнес он.
— попрошу, — Эжен пригласил за трибуну.
Александр смутился и достал блокнот. Голос его дрожал от волнения. Судорожно, дрожащими пальцами, листал блокнот.

— Я нежную розу тебе принесу —
Она, словно ангел, бессмертна.
Высокие ели в дремучем лесу
Скрипят о любви беззаветной.
Тебе подарю я свободу навек,
Зов ветра, ночную прохладу.
Луны отраженье в журчании рек,
В бессмертьи найдешь ты усладу.

Он замолчал и неловко обвел взглядом публику. Аплодисментов не последовало, как он ожидал. Все сидели молча, с какими-то странными, заговорщицкими улыбками.
Встал парень, молодой, с горящими страстью глазами. Он потеснил Александра, едва не вытолкнув с трибуны. В руках у молодого человека был листок с небрежно нацарапанным на нем стихотворением.

Романтика нынче не в моде,
Романтика в прошлых веках.
На кон свои чувства поставив,
Она, как всегда, в дураках.
Ее Проза Жизни осудит,
Как строгий и злобный Судья.
Она, поглумившись над чувством,
Как прежде стоит у руля.
Ее Равнодушье безглавит,
Как мерзкий жестокий Палач,
Его только лишь позабавит
Романтики жалобный плач.
Ее Недоверье хоронит,
Поглубже запрятав под лед,
Лишь в книжках, живую, как прежде,
Поставят на пыльный комод.

— Браво! — закричал кто-то. Послышались одобрительные возгласы. Александр почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся. На него смотрела молодая женщина лет тридцати. Может моложе. С белыми волосами и выразительным лицом. Ее волосы были зачесаны назад и захвачены с двух сторон заколками. Почувствовав еще большее смущение, Александр отвернулся. Все начали постепенно расходиться. Эжен с улыбкой обнял Александра, будто старого друга.
— Мне кажется, я не понравился здесь, — сказал Александр.
— не обижайтесь. Каждый может иметь свою точку зрения. Некоторые предпочитают реализм романтике. Всем же не угодишь! Лично я был в восторге от вашего произведения, даже мурашки по коже, честное слово! Вы подаете большие надежды на мой взгляд.
— правда?
— Я уверен. Надеюсь, слегка заносчивое поведение Густава не слишком вас разочаровало?
— Очаровало…
— Надеюсь, что вы придете завтра? — Эжен внимательно посмотрел на него.
— Приду…
— Вот и замечательно, — он похлопал его по плечу.
Когда Александр спускался с лестницы, навстречу ему поднималась та самая молодая женщина с белыми волосами. Она даже приостановилась, в упор смотря на него. Александр опустил взгляд и поспешил вниз. Выходка того парня оставила не слишком приятное впечатление, но бурлящая вокруг жизнь, ее гам, дыхание, вернуло все на круги своя…

— Николас! — позвал Александр. Из комнаты доносились звуки каких-то индийских мантр. Александр открыл дверь. В комнате стояла статуэтка Будды.
— Униженные, да возвысятся, скорбящие, да развеселятся! — не поворачивая головы, бросил Николас.
— Ты бы вышел на улицу, Ники, погода — чудо! — сказал Александр.
— Вот, о монахи, благородная истина о страдании: рождение — страдание, старость — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание, пребывание с немилым — страдание, недостижение желаний — страдание и, словом, вся привязанность к земному — суть страдание». Одна из четырех благородных истин Будды. Еще: можешь называть меня Махатма?
Александр вздохнул:
— Не знаю. Может быть, если привыкну со временем. Сегодня в сквере я встретил одного замечательного человека. Он подошел ко мне и пригласил в литературный кружок.
— Вот так, прямо взял и подошел! Денег за взнос просил?
— Нет, — ответил Александр, — ничего не просил.
Николас хмыкнул, перелистывая Типитаку:
— Значит, ему нужно от тебя что-то другое.
— Вздор! Что ему может быть от меня нужно, мы едва знакомы!
Николас криво улыбнулся:
— Уж я-то знаю, прожив 86 лет на белом свете, да плюс 15 из этой дурацкой новой жизни. Меня не обманешь. Люди все корыстные. Ничего не делают просто так. Всем им нужна выгода, выгода, выгода!
— Да ну тебя! — Александр вышел на улицу. Он лег под отцветающей сакурой и, глядя на плывущие по небу облака, заснул. Ему приснился Эжен. Его лицо исказилось в нелепой устрашающей гримасе. Он наклонился к Александру, и громко закричал:
— Да, мне нужна выгода, выгода, выгода!
Рядом прошмыгнул Николас — Махатма и дал брату затрещину.
— Ну, я же тебе говорил, лох!
Члены кружка смеялись и показывали на него пальцем.
Александр вздрогнул и проснулся. На землю уже спустилась ночь. Зажглись звезды. Оскома от неприятного сна долго не могла развеяться. Звезды мерцали на темном небе.

На заседании кружка на следующий день к Александру подошел самый юный из присутствующих, которому было 17.
— Здорово, — просто сказал он.
— Привет, — ответил Александр.
— Я Фрэнк. Вчера этот мерзкий Густав хотел опустить тебя. Он всегда хочет выделиться. Считает, что лучше остальных.
Александр пожал плечами:
— Да я не обиделся…
— Он и меня всегда пытался выставить на посмешище, — продолжал Фрэнк, будто не слыша предыдущей реплики. — Давай поставим его на место?
— Я пришел сюда не ради того, чтобы ставить кого-то на место. Я пришел сюда, чтобы творить, а не задираться.
Александр увидел, как смотрит на него Эжен. Смотрит так, будто скульптор на статую, которую лепит.
Кто-то читал стихотворение Эмили Бронте:

— Что мне богатство? — Пустота.
Любовь? — Любовь смешна.
И слава — бред и маета
Растаявшего сна.
Еще раз повторяю вслух
Перед концом пути:
«Сквозь жизнь и смерть
Свободный дух
Без страха пронести».

Все та же беловолосая женщина не спускала глаз с Александра и вогнала его в краску. Подловил Александр и насмешливый взгляд Густава, взгляд злобной иронии. Густав оказался рядом.
— Где же твои стишки, твои идиотские никчемные стишки, которые в пору читать разве что в туалете, маленькое ничтожество? — обратился он к Фрэнку. В первый раз Александр видел такую тупую злобу, которая до предела возмутила его.
— Молодой человек! Постыдились бы говорить подобные вещи в зале, где собрались творцы прекрасного! — заметил он.
Густав перевел злобный взгляд на Александра:
— Это ТЫ что ли творец прекрасного?! — он смерил его презрительным взглядом и, запрокинув голову, захохотал:
— Свои стихи будешь читать жабам на болоте, а здесь собрались приличные люди, которые не собираются осквернять свой слух! Еще раз влезешь, куда тебя не просили, и здорово об этом пожалеешь!
— Теперь ты понимаешь, почему мне не нравится этот человек, — шепнул Фрэнк.
— Не бойся, я не дам тебя в обиду, — ответил Александр.
На лестнице он снова столкнулся с этой женщиной.
— Простите, — заговорила она, и голос ее слегка дрогнул от смущения, — мне очень понравился стих, который вы прочли вчера. не найдется ли у вас свободной минутки? Мы могли бы пройтись по парку.
— Да, конечно, — ответил Александр и от волнения отправился не в ту сторону. Они вышли на улицу.
— На Густава внимания не обращайте, он всем дерзит, — сказала она. — А ваш стих очень, очень душевный… за душу берет… вы, наверное, очень романтичный…
— Да, наверное, сказал он, теряясь.
— Меня зовут Лоэта.
— Лоэта? Очень странное имя…
— И очень древнее… Откуда вы черпаете вдохновение?
— Оно вокруг… — ответил Александр. — Жизнь, природа, люди…
Случайно они соприкоснулись руками. Александр вспыхнул.
— Простите, мне надо домой… — он быстрее пошел вперед. Обернулся. Она стояла и смотрела вслед. Что-то было в ее глазах.

Теннисный мячик ударился в сетку. Некоторое время он размеренно бился об стол, будто попадая в одну и ту же точку. Внезапно, сильно ударившись об стол, он перелетел через голову Александра.
— Николас, что за подача! Ты вложил в нее всю свою ярость.
— «Вот, о монахи, благородная истина о происхождении страдания. Это жажда, ведущая от возрождения к возрождению. Жажда бытия, жажда тленности», — вторая благородная истина озарения Будды, — Николас-махатма снова так шлепнул ракеткой по мячу, что тот с присвистом улетел.
— Ну, братец, я уже устал бегать за мячиком, на котором ты срываешь свое дурное настроение! — он развернулся и отпрянул. Недалеко стоял маленький убогий карлик. Стоял, улыбался. Улыбка была ехидной, едва ли не злорадной. Александру показалось, что тот смеется с него. Александр отвернулся — легкая подача и мячик легко ударился об стол.
— «Вот, о монахи, благородная истина об уничтожении страдания: полное освобождение, конечная победа над страстями, их изгнание», — снова мяч улетает, пронесясь над головой Александра. Когда тот обернулся, карлика уже не было.
— Все, Николас, с меня хватит! Сыграем, когда будешь к этому готов.
— «Вот, о монахи, благородная истина о пути, ведущем к прекращению всякой скорби и страдания: правильные взгляды, правильная решимость, правильное поведение»…
— Прекрати, наконец! — вышел из себя Александр. — Мне начинает казаться, что весь мир сошел с ума.
Брат расхохотался.
— «Мир прекрасен! » — как ты любишь говорить. — «Все люди добрые и хорошие!» Даже такого, как ты, все-таки можно вывести из себя. Алекс, мир далеко не прекрасен, а люди далеко не хорошие и добрые, какими кажутся тебе.
— В кружке, который я посещаю, есть один весьма заносчивый молодой человек. всех пытется выставить на посмешище.
— Лучше посмеяться над миром раньше, чем он посмеется над тобой.
— Но есть люди, которым близко то, что я пишу. Эжен и эта женщина…
— Какая такая женщина? — усмехнулся брат. — Ты влюбился?
Александр смутился:
— Нет, но хотел бы. Думаю, что в эту женщину смог бы. Мне кажется, у нас есть что-то общее.
— Ну да, ну да.
— Ты ворчливый, будто и спрямь восьмидесятишестилетний старик.
— А как ты думал? Я — он и есть.

— Ты станешь, как я, вечный странник в ночи,
Дитя бесконечности мира.
Заснешь, как поднимутся солнца лучи,
Проснешься под лунную лиру…

— Ты оптимистичное ничтожество, — криво усмехнулся Густав. Александр дерзнул взглянуть на зал — все молчали. Он был чужд им. Одна Лоэта не сводила глаз. На ней была маленькая черная шляпка с вуалью. От ее взгляда хотелось затеряться в толпе. Фрэнк одобрительно улыбнулся ему. Густав прошел, намеренно задев его рукой. Когда он встал на трибуну, глаза его лихорадочно горели. Он говорил с такой страстью, что завораживал толпу, как удав кроликов.

Наши души заклеены пластиком
И никто нам не нужен, зачем?
Боль, ошибки, страдания, праздники —
Все окончится в жизни ничем.
Мы живем в зазеркалье отравленном
И устало смирились со всем.
Мысль в сознаньи засела расплавленном —
Все окончится в жизни ничем.
Все уйдет в никуда — так положено,
Время страсти с собой заберет.
Память душу недолго тревожила,
Пей скорее же горький свой мед!

Шквал оваций. Этот человек имел какую-то таинственную власть над ними.
— Все равно ты был лучшим, — шепнул Фрэнк. — Лучше этого напыщенного петуха. Я твой друг, и если этот выскочка вздумает обижать тебя, я этого так не оставлю.
— Я тоже не дам тебя в обиду, — ответил Александр. Он снова увидел вчерашнего карлика. Карлик пялился на него.
— Кто это? — спросил Александр у Эжена.
— Тео, один из старожилов кружка, талантливейший человек. Отчего спрашиваете?
— Так, любопытство.
Эжен был шикарен. как держал себя! Как хорошо был одет! Какими яркими были его зеленые глаза, рыжие волосы! Почему Лоэта еще не влюбилась в него! Он обернулся. Она смотрела. Александр чувствовал, что она смотрит не просто так, между ними установилась некая невидимая связь. Словно разряд тока пробегал между ними. Александр ощущал это всем своим существом. Его тянуло к этой женщине, одновременно пугая. Будто было в ней что-то такое, чего ему так давно не хватало. За спиной послышались крики и суматоха.
— Щенок — делетант! Я убью тебя! — Густав накинулся на Фрэнка. Кто-то попытался разнять и началась потасовка. Еще минуту назад культурные и образованные люди, восхищавшиеся пером поэзии, превратились в стадо животных. Все низменное вылезло наружу. Александр кинулся в гущу событий. ему нужно было утащить Фрэнка любой ценой. Люди начали выкрикивать бранные слова, кто-то вцепился кому-то в волосы, другой тянул за галстук, третий проявил альтернативу, разлив на голову обидчика чернила.
— Фрэнк! — Александр пытался вытащить парня из этой кучи-малы, но это струдом удавалось. Раздался непонятный скрип и хохот. Александр посмотрел наверх. Карлик залез на люстру, со скрипом раскачивал ее взад-вперед и хохотал. Неожиданно люстра оборвалась. Люди еле успели отскочить, как она с грохотом шлепнулась на пол. Карлик продолжал хохотать. Все будто очнулись от затяжного похмелья и смотрел за тем, что происходить.
Густав лежал, не шевелясь.
— Он умер, умер, какой кошмар! — завизжала одна из женщин. Все молча кучковались возле, но никто не сдвинулся с места. Наступила гробовая тишина. Внезапно Густав подскочил на полу и принялся хохотать. Ему вторил сидящий на разбитой люстре карлик. Они словно передразнивали друг друга. Словно были двумя сторонами одной и той же карты. Смех прервал мрачный голос Эжена, который обращался уже ко всем:
— Господа, мне стыдно за вас! Ваше недостойное поведение заслуживает не просто порицания. Собрание кружка объявляю закрытым на две недели!
Кто-то легко коснулся плеча Александра.
— Фрэнк!
— Он ушел домой, — прошептала Лоэта совсем близко с его ухом, совсем нежно. — Давай выйдем отсюда.
— В первый раз вижу, чтобы люди так унижали себя, — не мог успокоиться Александр, когда они вышли из здания бывшего театра. — Это просто возмутительно. Такое приличное общество!
Лоэта грустно улыбалась.
— Твои стихи — лучшее за этот вечер…
Он вздрогнул.
— Я бы пошла за тобой и в огонь и в воду…
Александр вспыхнул. Эта внезапная реплика. Почти признание. Он увидел нищего на костылях, просящего милостыню и вывернул карманы. Какой несчастный вид был у этого бедняги! Так хотелось, чтобы он получил от этого мира хоть малую толику счастья и радости!
— Какой ты добрый, — сказала Лоэта, — ты такой добрый…
Она говорила все это твким странным таким многозначительным голосом, что он не мог ни ответить, ни посмотреть. Не хватало духу.
— Давай зайдем на кофе? Я знаю тут недалеко отличный кофетерий.
Александр кивнул. КАфе называлась «Приятная встреча». Интерьер в нежно-розовых тонах, на каждом столике букет свежих цветов. Довольно уютно. Они заняли столик у окна. ЛОэта расцвела, какбукет стоящих в вазе цветов. Александр лишь украдкой смотрел на нее. Они заказали два кофе со сливками.
— Не бери в голову, — сказала Лоэта. — Эти люди обезумели. Эжен приподаст им хороший урок.
Ее рука слегка скользнула по его запястью и Александра бросило в жар.
— Этот Густав, он ужасен, — дрожащим голосом проговорил Александр.
— Согласна. Давай не будем омрачать такой чудесный день неприятными воспоминаниями.
На одном из цветков затаилась бабочка, и вот, она вспорхнула, как из волшебной шкатулки.
— Так и любовь, как эта бабочка, вспорхнет с распустившегося цветка нашей души…
Она легонько, но многозначительно сжала его руку и он сжал ее в ответ, все еще боясь смотреть в лицо Лоэты. Улыбающееся лицо цветущего цветка, пристально наблюдавшего за ним. Идиллию нарушила чья-то крепкая брань. В кафе зашел тот самый нищий, таща костыли на спине, так как они ему, очевидно, были вовсе не нужны. Он требовал продать ему бутылку спиртного, но на нее все равно не хватало.
— Да, за жалкие гроши, что кинул мне тот щенок, и пива не купишь, не то, что чего-то покрепче. Чтоб ему Бог руки отволосатил, сукину сыну!
Александр побледнел, а потом побагровел. Он понял, какому «сукину сыну» это адресовалось. Шокированный услышанными выражениями, стыдом перед Лоэтой, и все еще не веря в то, что по земле ходят подобные люди, Александру хотелось провалиться сквозь землю. Лоэта мягко улыбнулась, сделала вид, будто ничего не слышит,и предложила прогуляться по парку.
— А, вот этот щенок! — пьяным голосом закричал нищий, запуская в него костылем, который чуть не разбил витрину. — Чтоб ты, зараза, подавился, гад ползучий!
Такого позора Александр еще не испытывал никогда. Он прибавил шаг, чтобы побыстрее избавиться от этого кошмара.
— Изаини, мне надо домой, — сказал он, потому, что больше ничего не хотелось.
— Буду ждать тебя в следующий раз. До встречи, — сказала Лоэта. Александр сунул руки в карманы и побрел домой. На парапете просил милоствню какой-то нищий старик, но Александр прошел мимо, будто его и не видел.
— Что-то ты не в духе, — сказал Николас. В комнате пахло восточными благовониями. На столе стояла пачка чая, на которой был изображен индийский слон. — Обычно такой жизнерадостный, чтож случилось?
Александр ничего не ответил. Он действительно был не в духе.
— Не ходи больше в этот кружок. Они сломают твой мир. Ты будешь страдать.
— Не сломают.
— Уже ломают! Посмотри на себя, я в жизни тебя таким не видел.
— Пройдет. Просто неприятные ситуации. Одна за другой. Меня сильно тянет к одной женщине.
— Ух ты, — Николас развалился в кресле, закинув ногу на ногу с чашкой чая. — К женщине? Сколько ж ей лет?
— Не знаю. Я плохо разбираюсь в возрасте. Может тридцать, может и меньше.
— Более зрелые женщины имеют больше опыта, — ответил Николас, как умудренный жизнью старик.
— Это не важно, — отрешенно ответил Александр.
— Поехали в Индию! Я не могу здесь больше. Я знаю там каждую улочкуи покажу тебе массу интересных вещей, ты сразу же перестанешь сомневаться в том, кто я на самом деле.
В ушах Александра стоял хохот карлика и неслыханная брань нищего бродяги.

Александр бродил по мосту, пытаясь забыть о случаях, так неприятно впечатливших его. Звонкий смешок — карлик кидал камешками в уток, плывших по реке. Птица сорвалась с места.
— Что ты делаешь, тут же самка с выводком, ты можешь убить птенца! — не выдержал Александр. Карлик тупо посмотрел на него и продолжил заниматься своим делом. Александру начало казаться, что он не говорит, а умеет лишь злобно смеяться и, возможно, вообще, умственно отсталый. Карлик дразнил птиц, пока не перекувыркнулся через мост, плюхнувшись в реку. НЕдавно прошли дожди и течение реки было бурным. Карлика сразу же накрыло с головой. Он высунул из воды убогую маленькую ручку и помахал ей в воздухе. Нечеловеческим усилием он высунул голову из воды, его глаза выражали мольбу и страх перед суровой смертью.
— Помоги… — прошептал он. Александр кинулся с моста в реку прямо в одежде. Он нырнул за карликом и, схватив за волосы, вытащил его на поверхность, как ребенка. Его маленькое сморщенное личико оказалось совсем рядом. Глазки насмешливо бегали. Он надул щеки, а потом выплюнул Александру в лицо поток воды, глумливо захохотав. карлик выбрался на сушу. Александр обескураженно стоял в воде. Прохожие смеялись, видя прилично одетого парня, который барахтался в реке вместе с жабами. Громче всех смеялся карлик, показывая на него пальцем.

Заседание кружка началось через две недели. Эжен вел себя так, будто ничего не произошло. Александр разглядывал его новый костюм. Легкий укол ревности пронзил душу. А вдруг Лоэта тоже разглядывает костюм Эжена? А вдруг он нравится ей? Она, как всегда, где-то сзади, но Александр не станет оборачиваться. Больше не хотелось читать стихи в аудитории, где их никто не понимает. Ухмылялся карлик.
— Как дела? — спросил Фрэнк. — Вижу, что не очень.
— Ты как?
— Пока Густав не трогает иеня, — ответил парень. — Эжен дал всем хорошей прочуханки.
— Давайте сочиним что-нибудь на ходу? — предложил Эжен. — Что-нибудь о впечатлеениях.
Карлик мерзко захихикал.
— Душа раскрылась, как цветок,
В нем — блеск твоей искры…
Вспорхнет любовь, как мотылек,
В прекрасные миры…
Лоэта. Это ее голос. Чувственный. Обволакивающий. Она смотрит на него. Она написала это для него. Щеки Александра вспыхнули. Надо что-то делать. Иначе он сойдет с ума. Ему захотелось убежать.
Лоэта догнала его на лестнице.
— Не убегай, зачем ты бежишь от чувств?
Внезапно он почувствовал вкус ее губ, нежного цветка.
— Я люблю тебя с той минуты, как увидела. Я люблю, когда зацветают вишни, потому, что знаю — ты тоже их любишь…
— Да, люблю, — как в бреду проговорил Александр, не зная, говорит ли о цветущих вишнях, или о ней самой. Мир перевернулся. Палитра чувств пугала Александра. Он поспешил домой. Ночью приснился тонущий в воде ребенок. Он спасал его. Ребенок злобно захохотал и выплюнул воду ему в лицо:
— Да пошел ты, дядя!
Потом снилось лицо Лоэты. ее коралловые губы и томное дыхание. Прекрасное перемешалось с чем-то уродливым. Сквозь сон он слышал мантры, которые бубнил его брат в соседней комнате.
Эжен смотрел на Лоэту. Она кокетливо ему улыбалась. Показала пальцем вначале на Эжена, потом на Александра:
— Ты или не ты? — засмеялась. Александр вскочил на кровати. Сон больше не приходил. Ревность шипами вонзилась в душу: вдруг и вправду нравится Эжен?

— Посторонись, тупица! — Густав грубо оттолкнул Фрэнка. Карлик засмеялся.
— Что ты себе позволяешь! — не выдержал Александр. — Сноб!
— Я делаю то, что хочу, а ты не лезь! — Твои стихи абсурдны, ничтожны, а я скоро выпущу свой сборник. Никому, никому здесь не нравится твой бред, которым ты нас потчуеш!
— Даже, если это и так, — ответил Александр, задетый за живое. — Это не дает тебе право издеваться над мальчиком!
— Не твое дело! — ответил Густав. — Прочь с дороги, недоумок!
— Не связывайся с ним из-за меня, — шепнул Фрэнк. — Ты можешь нажить себе серьезного врага, зачем оно тебе надо?
— Как я могу молчать, видя хамство и несправедливость! — сказал Александр. Ему начало казаться, что Эжен как-то не так смотрит на Лоэту и ревность мучительно завладела всем его существом. Он не слышал чтецов. И все думал про сон. Сил терзаться больше не было и, не узнавая самого себя, Александр в перерыве пошел к Эжену.
— Простите меня за некорректный вопрос, но вам нравится Лоэта? — спросил он и тут же устыдился своей дерзости.
Эжен опешил. Его глаза стали темными.
— Я знаю, что вы влюблены в эту девушку, — ответил Эжен, вогнав Александра в краску. — Да, она нравится мне. Но я знаю, что между вами светлое и прекрасное чувство, которое нельзя топтать. Поэтому я ухожу в сторону. Ни словом, ни взглядом она не догадается о моей симпатии. Я хочу, чтобы вы были счастливы.
Александр был поражен такой откровенностью.
— Как вы благородны! — едва не расплакался он. — В первый раз вижу такого чистого, светлого человека! Спасибо, спасибо вам…
— Ну, ну… успокойтесь, все будет хорошо.
Александр устыдился слабости и опустил глаза в пол. Под ногами, упав на спинку, шевелил лапками паук, которого он едва не раздавил. Александр присел и взял насекомое в ладонь.
— Я чуть не убил его. Не могу убить живое… — и тут же закричал от боли, паук больно укусил его за палец.
— Иногда те, кому мы делаем добро, могут нас больно укусить, — проговорил Эжен. — Не беспокойтесь, он не ядовит.
Настроение Александра испортилось. То ли из-за реплики Эжена, то ли из-за того, что болел палец. В дверях его встретила Лоэта, буквально накинувшись со страстными поцелуями.
— Я только твоя… Твоя навсегда… Люблю тебя, мой мальчик, давай будем вместе…
Александр сжал ее в объятиях, больше не сдерживая нахлынувшего потока чувств.

— Будда достиг освобождения. Он доказал, что этого состояния может достичь каждый в этой жизни, — говорил Николас и жег благовония, от которых щекотало в носу. — Будда сказал: «Лишь подобные младенцам стараются узнать, вечен ли мир или нет, ограничен ли он, или бесконечен. Единственно, что имеет значение, это борьба со страданием, поиск пути, ведущего к освобождению от страдания. Все остальное — игра ума».
— Какое страдание, Ники! — воскликнул Александр. — Жизнь прекрасна, когда в ней есть любовь! Любовь взаимная! Она, как цветущий сад. С головой утопаешь в его ароматах!
— Ага, с горечью ревности.
Александр вспомнил, что его подозрения оправдались, и Лоэта все-таки нравится Эжену. Игла ревности вновь вонзилась в душу, как жало насекомого в плоть. Но нет, Эжен слишком благороден. Он не станет пятнать свое доброе имя, не станет рушить чужое счастье. А Лоэта — слишком чистый цветок, чтобы нагло врать и шутить таким святым чувством, как любовь, которая облагораживает, наполняя душу теплым блаженством. Пока он размышлял о любви и ревности, Николас-Махатма уже читал первую часть канона Трипитаки, которая называлась «Винаяпитака».
— О господи, — сказал Александр, и, оставив брата созерцать истину, тихо вышел из комнаты. В окно стучалась цветущая ветвь дерева.
— Цветущая ветвь, словно поцелуй, — проговорил Александр. Глаза его грезили Лоэтой. На дворе ходило несколько голубей. Александр кинул птицам хлебных крошек. Жирные голуби устроили настоящую драку из-за кусочка хлеба. Вспомнилась потасовка в театре. Стало противно. Самый сильный из голубей отобрал у остальных самый большой кусок. Пришла на ум поговорка: «Кто смел, тот два съел». Александр захлопнул окно. Николас продолжал бубнить вторую часть канона Суттапитаки. Иногда кажется, что жизнь — маленький сумасшедший дом.
Он ждал встречу с Лоэтой и, казалось, что все остальное потеряло смысл. Как замечательно будет снова увидеть ее. Этот милый, прекрасный образ! Наполняющий жизнь смыслом.

— Если не уйдешь с дороги, я ударю! — предупредил Густав. Сегодня он был в белой рубашке с небрежно расстегнутым воротом и незастегнутыми пугавицами на рукавах. Наконец-то вышел сборник его стихов. Александр загородил собою Фрэнка:
— Ты не сделаешь этого!
Густав схватил его за ворот рубашки. Его глаза светились от ярости:
— Не стой у меня на пути! Ты здесь никто! Моим стихам аплодирует вся аудитория, а под твои люди просто зевают.
— Доброго дня, господа! — вошел Эжен. — Заседание кружка объявляю открытым!
Все расселись по местам.
— Спасибо тебе, — шепнул Фрэнк. — Лучше друга у меня не было. Если что-то случится у тебя — позвони, приеду среди ночи, что бы ни случилось, где бы ты ни был.
— Спасибо, — проговорил Александр. — Я не брошу тебя ему на растерзание.
Густав взошел на трибуну. Холодный, циничный, самоуверенный, ощущающий превосходство над всеми. Люди внимали каждому слову его холодной циничной поэзии, такой же, как и он сам. Наверняка он ощущал себя едва ли не Богом. Кто-то легонько уколол его в спину ручкой. Лоэта! Она сама — поэзия. Прекрасная, чистая, светлая. Не такая, как Густав, как этот странный карлик, так насмешливо сверлящий его глазами.
— Ква…ква… — дурачился он, парадируя жабу, конечно же подкалывая его случаем на реке.
Он нужен ЛОэте. Он нужен Фрэнку. Ради этих людей приятно жить.
— Фу, отвратительные стихи, — тихо сказал Фрэнк. — Уверен, многие превозносят их до небес лишь потому, что боятся Густава. Какие сильные чувства в ее глазах! Какая страсть…

— Идем, идем гулять под звездами! — Лоэта теребила его за руку, как маленькая девочка, которой не сидится на одном месте. — Эта ночь вся наша! Весь этот бескрайний космос! Все звезды…
— Как красиво ты говоришь, Лоэта…
— Это любовь говорит за меня, дорогой мой… и шепот ночи…
Счастье обрести крылья, научиться летать. Победить страдания, о которых говорил великий и бесстрастный Будда.

Спокойствие в здании старого театра было не долгим. Александр услышал крики. Лоэта кинулась к нему.
— Что случилось?
— Там… там Густав убивает Фрэнка… Не ходи туда, прошу… этот человек может причинить тебе зло!
Александр отстранил Лоэту.
— Убивает?!
Густав обезумел от ярости. Он наклонил Фрэнка в окно и угрожал с минуты на минуту выбросить его туда. Глаза его налились кровью, как у дикого быка.
— Ты с кем тягаться вздумал, щенок?! Показать тебе, кто в доме хозяин?!
— Да пошел ты!
Густав с силой толкнул Фрэнка и тот вывалился в окно. Лоэта закричала. Будто очнувшись, Густав и сам испугался, и отошел от окна.
Александр подбежал к окну. Фрэнк успел зацепиться за водосточную трубу, но силы держаться оставалось все меньше.
— Подожди, дружище, сейчас я помогу тебе! — Александр полез в окно.
— Не лезь, убьешься! — кричала Лоэта. Но Александр будто не слышал ее.
— Фрэнк, протяни руку, давай!
Фрэнк успел дотянуться, но его вес тащил Александра за собой. Никто не сдвинулся с места, чтобы помочь им. Все стояли и смотрели, будто это был спектакль и это вовсе не касалось жизни людей. Собрав последние силы, Александр рывком затащил побледневшего парня на подоконник. Тот испугался настолько, что не мог говорить.
— Что ты творишь! — закричал Александр на Густава.
— Будешь возникать, окажешься следующим, — сказал тот, но уже не с такой прытью, как раньше. Видимо, перспектива читать свой сборник тюремным крысам его мало прельщала.
— Не знаю, как благодарить тебя, ты спас мне жизнь, как минимум, я обязан тебе сохранностью своих костей, — сказал Фрэнк.
— На моем месте так поступил бы каждый, — сказал Александр и тут же замолчал. каждый? Все эти люди наблюдали за ними, будто смотрели театральное представление. Лоэта обнимала его и называла героем. Карлик сегодня даже не насмехался, а с интересом наблюдал за ним. Все (для общего же блага) постарались, чтобы Эжен ничего не узнал, он мог бы закрыть кружок.
— Алекс, мне не нужно больше приходить сюда… — сказал Фрэнк. — Этот урод когда-нибудь убьет меня. Мне страшно…
В глазах Алексанра проснулась злоба.
— Да я са убью его! Если он самоутверждается благодаря тому, что пытается издеваться над слабым…
— Не нужно, Алекс. Этот человек опасен. Он легко впадает в ярость и не контролирует ее. Подумай лучше о себе. Я бы не хотел, чтобы ты из-за меня покинул кружок. Тебе нравится Лоэта, да и Эжен к тебе расположен. Не порть все из-за меня.
— Да что тут портить! Этим людям безразличны мои стихи, а с Лоэтой мы найдем, где встретиться. Разве есть что-то дороже чести и справедливости!
Карлик дурачился, пока не зацепился за порог и не рухнул, как сноп, ударившись об пол. Фрэнк протянул ему руку. Схватившись за нее, карлик быстро поднялся и, захохотав, ударил Фрэнка по щеке. На щеке остался след от маленькой убогой ручки. Фрэнк схватился за ошпаренную щеку.
— Видал, какая честь и справедливость!
— Мне давно не нравится этот карлик. Кто он? Я никогда не слышал, чтобы он говорил.
Фрэнк пожал плечами:
— Не знаю.
Эжен сквозь пальцы смотрит на его шуточки. Он тут, видимо, в качестве придворного шута.
Александр вспомнил, как барахтался в реке вместе с жабами, а люди смотрели на него с моста и смеялись. Он всего лишь хотел помочь, всего лишь откликнулся на призыв о помощи. Какие же мерзкие шуточки у этого карлика!
На трибуну вышел Кертис. Второй франт в этом маленьком литературном мирке. красавец. Талант. Лучший друг Густава. Кертис пригладил слегка взъерошенные жгуче-черные волосы и ослепительно улыбнулся белыми зубами.
— Друзья! Всем вам известно, что совсем недавно вышел сборник моего лучшего товарища и горячо всеми нами любимого Густава Шелдера под названием «Наши души заклеены пластком». не могу не порадоваться за товарища и как поэтический гурман, скажу вам, что сборник принес мне массу эстетического наслаждения. Сборник просто восхитил меня и стал моей любимой настольной книгой. И вам настоятельно рекомендую.
Его встретили аплодисментами. Густав сидел с таким видом, будто его это вообще не касалось. Будто бы он каждый день выслушивал подобную похвалу. Закончив речь, Кертис подсел к Александру и дружелюбно подмигнул:
— Как дела, ребят? Этот недоумок Густав опять испортил вам настроение?
— Недоумок? — переспросил Александр. — Этот же твой лучший друг!
— Друг? — Кертис усмехнулся. — Лучший друг себе — это я сам. Ну и сборник! Хуже стихов я еще не слышал. Признаюсь честно, — он снизил голос до шепота, — этот сборник лежит у меня в туалете на тот случай, если закончится туалетная бумага. В первом классе стихи лучше сочиняют! Какой человек, такие и стихи, — он хихикнул и пошел по своим делам.
— Фу, — скривился Александр, — ну и лицемер. Это же надо! Этот сборник его настольная книга! А теперь такой грязью поливает… Как так можно!
— Кертис знает, что мы на ножах с Густавом и не расскажем ему. Кроме того, в Кертисе кипит дух соперничества. Он привык быть лидером, а теперь его место занимает Густав, — сказал Фрэнк.
— Как же они все отвратительны!
— Такова жизнь.
— У них искаженное представление о жизни, — сказал Александр.
— Не думаю.
Только мысли о Лоэте спасали. Он называл ее своей звездочкой и цветочком. Александр еще раз глянул на Эжена. как же он хорошо выглядел, ослепительно хорошо. но он не смотрел на нее. Ничем не выказывал симпатии. как обещал. Как же мало осталось на свете благородных людей!
— Ничто не важно, кроме нашей любви, — говорила Лоэта. Ее волосы были покрашены в голубой, как у сказочной куклы. Она всегда была разная. порой непредсказуемость шокировала. Как красиво говорила она о любви!
— Иногда мне кажется, что я живу тобой и это пугает меня, — сказал Александр.
Лоэта застенчиво улыбнулась.
— что ж плохого в том, что влюбленные живут друг другом, дышат друг другом?
— И ты будешь всегда любить меня? Только меня?
— разве я смогу по-другому? — спросила Лоэта, взмахнув длинными ресницами. — Ты — моя судьба, а я — твоя. Остальное… не важно…
— Помогите! Помогите! — выбежал на дорогу какой-то парень.
— Что у вас случилось? — встревоженно спросил Александр.
— Там плохо человеку. Нужно срочно вызывать скорую! Дайте телефон!
Александр протянул мобильный.
— Я сейчас! — парень скрылся в кустах. Вот прошло уже полчаса, а он не возвращался.
— Видимо, случилось что-то серьезное, — сказал Александр, — раз он так долго не возвращается.
— Не будь глупым, — сказала Лоэта, — он уже не вернется.
— не вернется?
— Ты, будто маленький мальчик, не знал, что могут обмануть?
— Обмануть?! Там же плохо кому-то.
— Перестань, Алекс! Этому человеку просто нужен был твой мобильный.
— И ему не стыдно так нагло лгать?!
— Нет конечно. Милый, не в телефоне счастье, надеюсь, мой номер ты помнишь наизусть.
— Но его поступок гадкий!
Лоэта пожала плечами и предложила найти забвение в поцелуях.

— ТЫ словно просыпающийся Будда! — сказал Николас. — Мир всегда казался тебе прекрасным и удивительным, а теперь, шаг за шагом, ты вступаешь в его грязь.
— не все такие мерзкие, я искренне в это верю. Пойдем съедим где-нибудь хот-дог?
— Фу, какая гадость! — сказал Николас. — Это вредная, ужасная пища. Ты же знаешь, что я вегетарианец. Хочешь, я приготовлю риса?
— нет, нет, спасибо, — ответил Александр. — Сегодня мне хотелось отгородиться от всего. Никуда не выходить.
— В твой идеальный мир начинает проникать грязь. Спасайся, пока она не поглотила тебя. «Смотрите на этого человека: свободный, он бежит в ярмо» — Дхаммалада.24.344. Если бы ты научился медитировать, то погрузился бы в состояние совершенной невозмутимости и освободился бы от телесности.
— Прости, брат, нет настроения слушать о медитациях, пойду к себе.

Была хорошая погода, и жизнь, как всегда, кипела вокруг, но она уже не восхищала Александра. Он шел по аллее, погруженный в свои мысли.
— Молодой человек, дайте позвонить! — как в насмешку сказал кто-то.
— Свой нужно иметь! — буркнул Александр и прошел мимо. Только мысли о прекрасной Лоэте возвращали его к жизни. Любовь, как живая вода, сглаживала все. Он нес тетрадку со своими стихами, чтобы подарить их Фрэнку на память. Хоть кому-то они нужны.
Лоэта, как и прежде, не сводила с него глаз, и это теплое чувство, которое переполняло его, грело душу. Он вручил тетрадь со стихами Фрэнку, и тот горячо поблагодарил. Лоэта сочиняла стих о цветущем саде, который напоминает души, переполненные любовью.
На перерыве Александр заметил, как Фрэнк зашел в соседнюю аудиторию. Вскоре туда вошли Густави Кертис. Испугавшись, что эти люди причинят его другу вред, Александр спрятался за дверью, чтобы в случае чего прийти на помощь. Он услышал смех Фрэнка.
— Смотрите, — хохотал Фрэнк, — он презентовал мне тетрадку со своими идиотскими стихами!
— Вот это посмешище! — засмеялся Густав. Александр прислонился к стене. До создания никак не могло дойти, что же здесь происходит. Находясь в шоке, Александр все же заметил, что Густав общается с Фрэнком вовсе ни как непримиримый враг, готовый унижать его своим превосходством. Это напоминало беседу давних приятелей-заговорщиков.
— Как можно писать такой бред! — добавил Кертис и все трое покатились со смеху.
— Мне надоело подыгрывать этому дурачку, — сказал Фрэнк. — Как же он раздражает меня, кто бы знал.
— И не говори! — ответил Густав. Александру казалось, что он прилип к стене. Душу пронзила тонкая длинная игла. Он, белее полотна, распахнул дверь. Все трое перестали смеяться. Густав схватил Фрэнка за шиворот:
— Доигрался, щенок!
— Алекс, Алекс, помоги, помоги!
— Хватит ломать комедию, я все слышал.
— Густав отпустил Фрэнка, все трое расхохотались.
— Ну так и что? — невозмутимо спросил Фрэнк.
— А то, что я считал тебя своим другом!
— Другом? Кто тебе такое сказал?
— Ты же и сказал! — вне себя от ярости воскликнул Александр.
— Да упаси меня Господь, быть другом такого идиота, как ты!
Фрэнк нагло рассмеялся ему в лицо. Александр слушал и не верил. Это был уже совершенно другой человек. как будто маска упала и обнажилась его истинная сущность — наглая, заносчивая, как у Густава.
— Ну и лицемеры вы тут все, аж противно! — сказал Александр.
— какие есть, — с издевкой бросил Фрэнк и все сопроводили Александра дружным хохотом.
— В чем дело, на тебе лица нет, — спросила Лоэта.
— Я больше не хочу сюда приходить, — сказал Александр.
— Как же так, а я!
— Мне все противны. Ты знала, что Фрэнк на самом деле приятель Густава, и что они разыгрывают меня?
— Фрэнк приятель Густава? В первый раз слышу. Откуда же мне знать, этот мальчишка был твоим другом! — воскликнула Лоэта.
— Другом! — злобно усмехнулся Александр. — Ноги моей больше здесь не будет! Здесь одни лицемеры, тошнит уже!
Когда Александр повернулся — Лоэта плакала. В первый раз он видел, как она плачет, и сердце едва ли не разорвалось на части.
— Ты и меня в лицемерии упрекаешь? — спросила она сквозь слезы. — Я подарила тебе свою любовь, а ты хочешь кинуть меня… Если ты не придешь, я умру, умру…
— Прости, прости… — сказал Александр. — Ты — мое сокровище, все, что у меня осталось, никому тебя не отдам, никому…
— Люблю тебя, и всегда, всегда буду любить… — шептали ее теплые губы.
— Господа, через два дня объявляю банкет по случаю дня рождения кружка! — послышался голос Эжена. Александр шел домой поникший. Фрэнк очень больно ранил его. Что за отвратительный кружок!
— Подайте на пропитание! — раздался жалобный голос нищего, но Александр с презрением отвернулся. Сразу же вспомнился случай в кафе. Душу переполнило отвращение.
— Ты научился медитировать? — спросил Николас. — Смотришь в одну точку и ни на что не реагируешь. Ну хорошо, а я скажу тебе, что сказал Будда перед своей смертью. «Теперь, о монахи, мне нечего больше сказать вам, кроме того, что все созданное обречено на разрушение! Стремитесь всеми силами к спасению». Это был великий переход в нирвану.

Какое красивое длинное платье было на Лоэте! Она подбежала к нему и предложила бокал вина. Александр не пил вина, но Лоэта все же уговорила его осушить бокал. Ее губы, с привкусом вина, казались райским десертом. Фрэнка он старался попросту игнорировать, хотя несколько раз ловил его насмешливые взгляды. карлик подставил Александру под ножку, и тот чуть не разбил себе лоб. Раздраженный Александр занес руку над карликом, и тот сморщил мордочку, как маленькая макака.
— Что, ударишь убогого карлика? — спросил Фрэнк. — Разве есть что-то дороже чести и справедливости?
Александр опустил руку, и карлик ретировался.
— Похоже, в этом месте реплики о чести и справедливости неуместны, — ответил Александр.
— А что тебе до других? Ты оставайся собой, если сможешь конечно, — он высокомерно засмеялся. Александра тошнило от этого человека, но поднять руку на карлика было действительно сильно низко.
— Где моя Лоэта? — вслух спросил он и отхлебнул еще вина. Вино ударило в голову. Многие танцевали вальс. кто-то беседовал. Другие собрались за столом. Среди них Густав и Кертис. Знал бы Густав, какие вещи говорит на него его лучший друг. Такое чувство, что здесь поклоняются не поэзии, а искусству лицемерия. Александра повело. Ему показалось, что Лоэта и Эжен, взявшись за руки, прошмыгнули в другую комнату.
— Я пьян, пьян, — шептал он. Молнии ревности впились в сердце, и он побежал следом. Дверь в комнату осталась приоткрыта. Чем услышать то, что он услышал, Александр скорее предпочел бы умереть. Эжен и Лоэта говорили друг другу такие откровенные, такие пошлые вещи, что его бросило в дрожь. Эжен без стыда трогал ее тело, где ему вздумается и шептал непристойности. Светлая любовь Александра с грохотом разбилась. Александр злобно распахнул дверь.
— Так вот чего стоили твои признания в любви, шлюха! — заорал он. Лоэта, не торопясь, натянула платье, и с пафосом проговорила:
— Мы чокались сердцами, не бокалом, и разбивались вдребезги сердца!
Она вышла.
Александр накинулся на Эжена:
— Так вот оно, все твое благородство! Все твои обещания! Давно ты ее любовник, давно, да?! Все это время вы дурачили меня, да?! Отвечай!
— Молодой человек, я никому ничего не должен, — равнодушно ответил Эжен. — Удовлетворять зов своей плоти — вроде бы явление нормальное.
— Да я убью тебя!! — заорал Александр. Эжен схватил его руку в воздухе, а потом многозначительно поцеловал в губы.
— Что ты делаешь?! Что все это значит?! — обезумевшим голосом кричал Александр.
— Ничего не значит. Что плохого в том, если мы доставим друг другу немного удовольствия? Не вижу ничего зазорного в том, чтобы удовлетворять свою страсть как с женщинами, так и с мужчинами, — спокойно сказал Эжен.
— Мерзавец! Будь ты проклят! — закричал Александр и, как полоумный, помчался искать Лоэту.
— Лоэта! Лоэта! — он носился по залу.
— Она на улице. Курит, — сказал кто-то. Александр выскочил на улицу. Лил дождь. Докурив, она стояла напротив фонаря. Он видел ее силуэт в длинном, облегающем платье, цвета бирюзы, на высоких каблуках. Волосы зачесаны назад, цвета красного коралла. Она стояла к нему спиной, скрестив руки на груди.
— Лоэта! — закричал он. Она не обернулась. — Он обманывает тебя, этот похотливый извращенец! Он даже тебя не любит!
Он дернул ее за платье. Лоэта обернулась. Каким чужим был ее взгляд, наполненный еще недавно такой душевной теплотой! ее взгляд выражал холодное презрение.
— Ты же любишь меня, Лоэта, я знаю, твои глаза не могли лгать!
— Что в тебе можно любить, молокосос? — отчужденно ответила она. ее голос пульсировал в его голове. — Цветочки с тобою нюхать, на звезды любоваться? Жизнь — это тебе не цветочки и звездочки. Мне нужен настоящий мужчина. Сильный, страстный… Эжен именно такой!
У Александра в горле застрял ком. Больнее в жизни ему еще не делал никто. Шах и мат.
— Но… он… ему только плотские утехи и нужны… он и с мужчинами…
Лоэта презрительно усмехнулась:
— Ну, а мне чего нужно, думаешь? Под луной ходить с тобою за ручку? А кто и каким способом себя удовлетворяет, это личное дело каждого.
— Тогда зачем, зачем ты все это со мною затеяла, если тебе нужен он?! — губы Александра дрожали от бессильной злобы, обиды, боли, унижения. Глаза наполнились слезами.
Лоэта холодно рассмеялась.
— Ошибаетесь, мне не нужен никто! Мне нужны только, как ты говоришь «плотские утехи». Я добилась своего, ты мне больше не интересен. Отвали!
Дождь продолжал лить, волосы Александра прилипли к лицу. Она снова повернулась к нему спиной, давая понять, что разговор окончен.
— Как же так, Лоэта, я не верю, не верю! Ты на что-то обиделась и обманываешь меня. Хочешь помучить, позлить, подразнить — он вцепился в ее платье. Лоэта с силой оттолкнула его и Александр упал в грязь.
— Отвали, сосунок!
— Лоэта, не шути так со мной, у меня, кроме тебя, никого нет!
— Меня у тебя не было никогда. Я никогда никого не любила, потому, что не умею любить.
Он схватил ее за подол платья с мольбой и слезами. Лоэта снова столкнула его в грязь:
— Умри, ты жалок! Как червь, валяешься в грязи. Думаешь, я шучу, что ты не нужен мне, не можешь в это поверить? А я не шучу. Разговор окончен. Валяйся в грязи, раз тебе нравится, каждому свое. Так ты кажешься еще более ничтожным!
Она ушла быстрыми шагами, хлюпая по лужам туфлями-лодочками цвета бирюзы. Внутри у Александра будто бы все умерло. Душа напоминала выжженное поле, на котором уже ничего не растет. Он смотрел на дождь, на фонарь, стоял на коленях в грязи, ничего не осознавая и не понимая.
— Как тебе: «Они плетут свои паутины»…
— Ага, — ответил кто-то. — А это что за свинья в грязи валяется?
— Да это же Александр! Македонский! — сказал Густав и захохотал.
— Забери свои дурацкие стишки, мне они не нужны! — Фрэнк бросил тетрадь со стихами в лужу перед Александром. Карлик со злобным хохотом пробежался по ней ногами. Тетрадь утонула в грязи, а вся белая рубашка Александра была заляпана грязными брызгами. Он краешком глаза, как безумный, посмотрел на серую обложку, лежащую в грязи, в которой была часть его души… Самая лучшая, самая светлая. Теперь казалось, что это не тетрадка утонула в грязи, а его собственная душа утонула. В голове пронеслась строчка: «Все прекрасное втоптано в грязь».

— Алекс, открой! — Николас стучал в дверь ногами и спереди, и сзади, но все было бесполезно, Александр не открывал и не подавал признаков жизни.
— Алекс, давай партию в теннис? Шахматы? Бильярд? Давай изобретем вездеход! Давай сделаем хоть что-нибудь!
Все безрезультатно.
— Быть может, ты занялся глубоким и долгим сосредоточением, чтобы тебе озарила истина? Наверное, так и есть. Надеюсь, тебе удастся достичь просветления. Мне тоже пора медитировать.

Александр шел по улице. Вокруг цвели деревья, распускались цветы, по ясному небу плыли пушистые облака, но Александр всего этого не замечал — ему было все равно. Если кто-то случайно обращался к нему за помощью, Александр делал вид, что не слышит. На губах его играла презрительная ухмылка. Если бы сейчас действительно тонул тот ужасный карлик, он бы не только не помог ему, но еще бы сам с удовольствием утопил бы, схватив палку. Александр безразлично смотрел, как вечно голодные голуби выдирают друг у друга кусок хлеба.
Шел он не торопясь, вальяжно, с гордо поднятой головой, с видом человека, знающего себе цену. Его не волновало больше ничто вокруг, что не касалось его лично. Ему было скучно, и он зевнул.
Еще недавно по этой же аллее шел совершенно другой человек. У него было точно такое же лицо, точно такие же волосы, точно такой же костюм, но это был совсем другой человек. Другой изнутри. Это был человек, радующийся жизни, каждой прожитой минуте, небу, солнцу, ветру; человек, полный грез и надежд, ожидающий какого-то волшебства, чуда и праздника. Этот человек исчез. Исчез навсегда. Вместо него шел равнодушный, пресытившийся и самодовольный господин, которого мало что волновало, кроме собственных потребностей. Ему было плевать на всех и все. Чудесное преображение природы казалось лишь наскучившей картинкой.
Александр зевнул еще раз и вошел в здание бывшего театра. Заседание кружка шло своим ходом. При виде его, все стали перешептываться и улыбаться. Но не иронично, а скорее загадочно. Эжен замолчал, уставился на него. Александр нашел глазами Фрэнка, Лоэту, карлика. Все они с интересом смотрели на него. Лицо Александра не выражало никаких эмоций, словно ничего и не было.
— Я хотел бы сказать несколько слов, — обернулся он к Эжену.
— Да, конечно! — любезно сказал Эжен, приглашая его за трибуну. Минуту молчал. Все не спускали с него глаз. Откашлялся.
— Господа! Я признаю, что всегда был дилетантом. Мои стихи действительно были глупыми и дурацкими, в каждой строке сквозил идиотский, никому не нужный романтизм. Сейчас, мне кажется только сейчас я научился писать! Будто открылось второе дыхание. Я прозрел, господа. Представляю вашему вниманию свое новое произведение, — он замолчал. Все затаили дыхание, погружаясь в абсолютную, совершенную тишину. С таким вниманием не слушали даже Густава.

Я умру равнодушною тварью,
Я теперь,как и вы, эгоист.
И озлобленно-колкими фразами
Испишу снова чистый свой лист.
Сердце выдрано к чертовой матери,
Перечеркнуты чувства и боль.
Ядовитой улыбкой встречая вас,
Доиграю гротескную роль.
Больше нет в сердце места прекрасному,
Все истоптано вами, как грязь.
Вот идет, ухмыляясь озлобленно,
Как и вы, равнодушная мразь.
Лишь свои интересы преследуя,
Иронично бросая слова,
Мне до боли чужой больше дела нет —
Снова жизнь оказалась права.
Раньше звезды казались мне яркими,
Украшал дождь слезами окно…
Мертвым душам давно уже пофигу,
Наплевать друг на друга давно.
И устало пресытившись выгодой,
Не протянем руки никому.
«Ну и что!» — скажем мы с чистою совестью. —
«Я служу лишь себе самому».
Боль обид, горький опыт доверия,
Словно сажа, покроет сердца…
Будто зомби, бессмысленно движемся,
Ожидая нелепо конца.
Вот и я вровень с вами-уродами,
Все прекрасное втоптано в грязь.
И шагает с ухмылкой по городу
Как и вы, равнодушная мразь.

Тишина в зале. И тут… Шквал аплодисментов. Александр почти испугался. Все встали с мест и аплодировали стоя минут пять. Когда овации смолкли, Эжен, со слезами на глазах, обнял Александра.
— Мой дорогой мальчик! Ты был великолепен! Ты потрясающий! Какая сильная вещь, наши труды не прошли даром! Мы все так старались, мы делали все возможное…
Александр отстранил Эжена:
— Старались?
— Настало время открыть себе правду, — сказал Эжен. — Ты думаешь, что все эти люди, вместе со мной, чудовища? Что они ненавидят тебя, или даже, презирают, насмехаются и мечтают унизить, но это вовсе не так! Ни Густав, ни Фрэнк, ни наша очаровательная Лоэта, ни маленький Тео.
— Привет! — сказал карлик, помахав Александру ручкой, и тот в первый раз услышал, как карлик говорит. И в первый раз на его лице не было загадочной усмешки, никто из них не желает тебе зла, мы все любим тебя. Просто мы все тебя разыграли.
— Что? — недоуменно спросил Александр.
— Не поверишь, но я никогда не спал с парнями, — сказал Эжен, — я лишь разыграл из себя любителя плотских удовольствий. Густав вовсе не тот, за кого себя выдает. На самом деле он тихий и скромный человек. Лоэта вовсе не холодная стерва. Она самая добрая и очаровательная женщина на свете! Фрэнк далеко не циничный юный мальчик. Ему на самом деле гораздо больше лет и, вообще, он не любит кого-либо высмеивать.
Александр не нашел слов, поэтому сглотнул.
— А эти люди играли в эпизодах, — Эжен показал на нищего на костылях, и парня, который в тот же час вернул Александру мобильный. Даже паук, укусивший его за палец, ползал сейчас по плечу Эжена.
— Что это за нелепый фарс?!
— Все это мы делали для твоего же блага.
— Зачем?!! — Александр уставился на Эжена скорее озадаченно, чем озлобленно.
— Чтобы ты стал таким, каким мы видим тебя сейчас. Поверь, не так уж легко разыгрывать такие спектакли, Фрэнк чуть и правда не вывалился из окна. Зато наши усилия не пропали даром. Чтобы понять, чего стоит этот мир, ты должен был разочароваться, а не витать в облаках, слепой, как младенец. Теперь ты знаешь, какими жестокими, циничными могут быть люди, и будешь с ними осторожен, всегда будешь начеку! Представь, что было бы с тобой, если бы на твоем пути действительно встретились такие люди?
Александр покачал головой, веря и не веря:
— А вам-то с этого что?!
— Наш кружок создан для того, чтобы пробуждать людей, слепых внутри, наивных, глупых, которых поджидает жестокое разочарование. Это, можно сказать, школа жизни. Это очень хороший опыт, — Эжен говорил с воодушевлением, слова звучали страстно.
Александр молчал.
— Думаешь, как все эти люди оказались здесь? Они все сдали экзамен, как и ты. Твой на отлично.
Александр смотрел то на Эжена, то на аудиторию.
— Люди, вы больны, мне жаль вас, — сказал он, и вышел, хлопнув дверью.
— Алекс! Подожди! — Лоэта выбежала вслед за ним. — Я и вправду влюбилась в тебя, но мне пришлось играть свою роль до конца. не было выбора…
Александр равнодушно обернулся. небрежно глянул.
— Да пошла ты к черту! — наконец проговорил он, и зашагал, больше не оборачиваясь. Он насвистывал какую-то нелепую песенку, типа: «ту-ту-туру-ту-ту-ту-ту, не пошли бы вы все в…»
Ему казалось, что он стал гораздо старше своих лет. Ничто его больше не терзало и не впечатляло, кроме разве что одного момента…

…»Дорогой Александр! Я сбежал в Индию, там мой дом. Прости, если что не так и не суди строго. Да пребудет с тобой мудрость Будды. Твой Махатма».

Александр жевал чипсы, запивал пепси-колой и пялился в телевизор. То, что где-то кипела жизнь, его больше не волновало. Ему было хорошо и здесь сидеть и жевать чипсы.
— В Индии обнаружили мальчика, говорящего на английском, который приехал сюда из другой страны. Мальчик утверждает, что в прошлой жизни его звали Махатма Шастри и он умер в возрасте 86 лет. Сейчас мальчик покажет нам, где он жил в своей прошлой жизни. Стучим в двери. Здравствуйте, знаете ли вы человека по имени Махатма Шастри?
Удивленная женщина поправила сари:
— Да, этот человек был моим отцом, а что случилось?
— Не могли бы вы нам сказать, сколько лет было вашему отцу, когда он умер?
— Могу. 86 лет. Но он умер пятнадцать лет назад.
Николас подмигнул в камеру:
— Я же тебе говорил, Алекс! Да прибудет с тобою мудрость Будды!

2014