Глава 5. «Вот так задачка»
Мысли мои судорожно метались и я никак не могла сделать вывода — то ли все происходящее правда, то ли, как говорил Витка Корнеев — «к психиатру!»
Только найти бы тут ещё этого психиатра. Или хотя бы человека. Или, на худой конец, любое другое разумное существо.
Я медленно прошлась до обрыва, оглядела бескрайнюю пучину воды и вернулась назад, уже подойдя почти вплотную к институту.
-Да как же они это делают? — надавливая руками на стену, осведомилась я. У кого — не известно.
Ещё с минуту я постояла в собственных мыслях, а после уже начала ругаться:
-Вот что за учёные? Похители меня, прошу заметить, средь бела дня, да ещё и на глаза не показываются. Что, стыдно? А как в книге описаны были — вежливый и обходительный Эдик Амперян; проницательный Роман Ойра-Ойра; находчивый Витька Корнеев — что же он сегодня не нашёл нужным послать за мной кого-нибудь из людей? Или кому я вообще могла понадобиться в этом месте! Черт бы вас всех побрал.
-Какая нетерпеливая, ну просто прелесть.
Голова рефлекторно повернулась в сторону голоса и передо мной, в невероятно красивом и серебристом, как его голос, костюме, предстал Ойра-Ойра во всем своём великолепии.
-Позволю заметить — злость Вам совершенно не к лицу.
-Я…
-Я понимаю Ваше негодование, и, скажу Вам больше — с одной стороны негодую сам. Но поверьте, без особой необходимости Вас сюда никто бы не, как Вы выразились, похитил.
-Но зачем я могла вам понадобиться?
-А это Вам сейчас и предстоит узнать.
Он сделал широкий приглашающий жест по направлению к стене.
-Но там нет двери…
-Эх, молодое поколение, всему вас учить надо, все показывать. Чему вас только в ваших институтах учат?
С этими словами он взял меня под руку и, каким-то невероятным способом переместил не просто за стену, но и на несколько этажей выше — на свою кафедру.
Я вцепилась в его руку, хоть процесс трансгрессии и длился одну терцию, не отпускала её ещё несколько секунд от страха.
-Уже все? — боязливо уточнила я разжмуривая глаза.
-Все, все, — с теплотой ответил Роман.
Я ждала каких-то дальнейших действий от своего «похитителя», (хотя можно и без кавычек — сердце-то он моё все-таки украл), но их не последовало.
Тогда я, немного помявшись, так же немного осмелела и позволила себе немного пройтись мимо столов с бумажками, неизвестных мне научных предметов и стеллажей с книгами.
-Рад, что Вас это интересует, — с улыбкой сказал Ойра-Ойра. -Поизучайте, а я вынужден ненадолго отлучиться. Но обещаю, когда вернусь — мы с командой ответим на все интересующие Вас вопросы, если, конечно, сами будем знать на них ответы.
С этими словами он подмигнул мне и растворился в воздухе.
-Пум, пум, пум, — произвела я звук губами, означающий полную растерянность.
Я не знала, включает ли в себя понятие «изучения» тактильный контакт, или же только зрительный, но одно было понятно точно — трогать любые приборы мне было необычайно страшно.
К рукописям я тоже отнеслась уважительно и не стала вторгаться в личную мыслительную собственность, а вот один из стеллажей с книгами меня заинтересовал. Его содержимое было не только тем, что смотреть и трогать можно (а некоторым невеждам даже нужно), но и поразительно знакомым — на нем буквально была выставлена добрая половина произведений, которые хранились у меня дома, в том числе, которые выпали из шкафа.
Теперь то до меня дошла мысль о том, что те выпавшие книги не были моими.
Я протянула руку к «Понедельнику…» и начала от безделья пролистывать страницы взад-вперед и перечитывать некоторые отрывки, особенно с описанием института. Затем перелестнула в самый конец, чтобы посмотреть в содержании соответствующую нужной мне части страницу, но его я там не обнаружила. Вместо оглавления почти в финале книги красовалось примечание Привалова, прочитав которое я узнала, что Ойра-Ойра был дважды женат, и собирался уже вступать в брак в третий раз после официального развода.
-Ну Роман Петрович, — злобного проскрежетала я. -Так подло и так низко.
Из моих уст вырывались грязные эпитеты и резкие прилагательные, хотя приложить ему хотелось чем-нибудь потяжелее, как говорил один мой знакомый — «и с левой, и с правой».
С этого момента я окончательно потеряла плюсы от нахождения в этом уже разочаровавшем меня месте. Мне совершенно перестало быть интересно кому и зачем понадобилось моё высочество, ровно как и все остальные вопросы утратили для меня свой смысл в связи с поступившей информацией.
Немного погодя, я направилась к выходу. И не нужны мне были никакие оправдания.
К стуку моих ботинок добавился медленный, но уверенный других, по видимому, многочисленных шагов.
Я отбежала на прежнее место и принялась с задумчивым видом читать первую попавшуюся книгу, в процессе поняв, что она полностью на латыни.
В дверной проем вошли главные красавцы института, за исключением Янусов и Кристобаля Хозевича, которых я, по правде сказать, и видеть была совершено не готова.
Разговор их шёл о каком-то «шансе», и пару раз проскакивала синонимичная фраза — «не все потеряно».
Увидев меня, ребята остановились и разом посмотрели на Ойру-Ойру.
-Да, — сказал он, указывая на меня жестом, — вот.
Их взгляд переместился на меня и, казалось, они так же находились в неведении, зачем я тут нужна.
Первым заговорил Корнеев:
-Она? — ещё раз оглядев меня взглядом, осведомился он и добавил:
-Что-то не похожа.
Эдик Амперян и Володя Почкин согласно кивнули.
-А вот я н-не п-понимаю, г-голубчики, как это в-вы смогли сд-делать так-кой вывод в столь кор-роткое время.
-Невежды, Фёдор Симеонович, — отозвался Сашка Привалов.
-Кто невежда? Я невежда? И это мне говорит человек, который попал сюда несколько лет назад благодаря Ойре-Ойре.
-Витька, тебе не совестно после таких слов? Да на мне тут весь электронный зал держится, я за это время узнал почти про каждую загагулинку в электронно-вычислительной технике, да мой «Алдан»…
-Что-то я не пойму, когда ты начнёшь говорить плюсы своего здесь пребывания, — бросил Корнеев.
Сашка усмехнулся.
-А ты сам-то много сделал? Только и можешь, что диван-транслятор переключать, чтобы твой карп не дохнул. И то кверху пузом всплывает. Да это в живой-то воде.
-Никакой это не карп и никуда он не всплывает! — рявкнул Витька.
Их перепалка продолжалась пару минут, пока не достигла аппогея — Корнеев засучил рукава на рубашке и начал вопить:
-Давайте мне его сюда! Я сейчас покажу тебе!
Слушатели, привыкшие к подобному, отрешенно стояли и переговаривались о чем-то своём, периодически поглядывая на ребят.
Подобные дискуссии никто и никогда даже не пытался останавливать — всем было очевидно, что это бесполезно.
Чего только стоит не такой давнишний спор Хунты и Фёдора Симеоновича — стены дрожали, не говоря уже о людях.
Когда дело близилось к драке, Роман Петрович медленно встал со своего кресла, подошёл к поссорившимся и, не без удовольствия, отвесил каждому из ребят подзатыльник.
Они замолчали и раскрыли рты — видимо, от неожиданности.
Сашка Привалов успокоился почти мгновенно, но неугомонный Витька попытался перебросить всю свою злость на вмешавшегося Романа.
-Хватит, — сказал он спокойно, и второй тоже утихомирился.
-Давайте передем к сути дела, зачем я вас всех здесь собрал.
После этих слов, Ойра-Ойра говорил долго и завлекающе. Жалко только, что я не понимала ни слова — повсеместная терминология и ссылки на прошлые истории, которые, очевидно были известны всем, кроме меня, не давали вникнуть в суть дела хотя бы на нескольо процентов.
Мужчины совещались, спорили, не понимали и ругались, что сменялось смехом, улыбками и радостными междометиями.
Как мне показалось, они разобрались в вопросе, которых их волновал, и, повернувшись на меня, все ещё сидевшую с книгой в руках, приветливо подошли и заговорили со мной. Одновременно. Каждый. Кроме Ойры-Ойры, который, почему-то, остался в стороне.
Я не понимала решительно ничего и абсолютно не знала, как себя вести. Наверное, Фёдор Симеонович понял это по моему выражению, и сказал:
-Г-голубчики, давайте п-по очер-реди. Д-девушка и т-так, в-вероятно, находится в полном н-неведеньи, а т-тут мы на неё ещё и н-наброс-сились р-разом.
Тогда ребята стали говорить по очереди, что не сильно облегчило мне задачу. Их речь содержала обильное количество непонятных мне слов, что, несомненно, затрудняло понимание разговора на и без того непонятную мне тему.
Эдик говорил что-то про «стремительно соединяющиеся пространства», Володя — про «ограниченное количество для предотвращения энергетической катастрофы», и только Витька, к сожалению, единственный из всех упомянул о «стирании лиц».
-Это что-то наподобие исчезновения имени Романа Петровича? — осторожно осведомилась я, зная его грубую натуру.
Все вопросительно на меня посмотрели, и Ойра-Ойра направился в нашу сторону.
-В каком смысле? — медленно проговорил Корнеев.
Я вдруг почувствовала, что смолола чепуху и мысленно ругала себя за это. Продолжать разговор мне совершенно не хотелось, но видя перед собой пятёрку мужчин, которые с удивлением в глазах смотрят на тебя в ожидании ответа, язык невольно начинает монолог сам:
-Не уверена, что это имеет какое-либо отношение к вашему вопросу, — сняв с себя ответственность за возможную ерунду, начала я рассказ, и упомянула, кажется, все детали, которые могут им пригодиться.
Ребята внимательно выслушали меня. Казалось даже, что какое-то время они не дышали и не моргали — прямо как дубли. Затем каждый из них переглянулся с соседом, кроме Ойры-Ойры, который все ещё продолжал внимательно смотреть на меня.
-Как давно это, ты говоришь, случилось? — спросил, почти шёпотом, Володя.
-Сегодня — неуверенно протянула я.
Он вздохнул и констатировал:
-У нас осталось слишком мало времени.
-Не хочу быть пессимистом, — поддержал Эдик, — но наша затея поминутно теряет шанс на реализацию — мы не успеем.
-Отставить нагонять тоску. В конце концов, исчезло пока только моё имя.
И тут до остальных, видимо, что-то дошло. С невероятно сочувственными глазами каждый из мужчин обратил свой взор на Романа Петровича. Те, что стояли рядом, положили руки ему на плечи и по-дружески потрепали. Сашка всхлипнул.
-Отставить я сказал.
Воцарилась тишина, которую нарушили скоро прибежавшие лаборанты разных отделов и начали звать магистров по очень срочным делам.
Отмахнулся только Витка и Фёдор Симеонович, после того, как написал и вручил письменное наставление лаборантке в руки. Остальные ушли.
Они вновь принялись было вести беседу, но я не собиралась сидеть здесь до вечера в качестве мебели и попросила их все же прерваться и объясниться.
Начал Фёдор Симеонович:
-Видите ли, г-голубушка, на наш институт гр-рядет б-беда.
-И только вы, о мисс незнакомая юная леди, по какой-то причине, можете помочь нам, практикующим магистрам со стажем и огромным опытом, справиться с нашей проблемой, — ссарказмировал Корнеев.
-Мы не с-станем обрушивать н-на неподг-готовленную Вас информац-цию в один м-миг, а с-сделаем это постт-епенно. Н-но может б-быть уже сейчас у В-вас есть какие-н-нибудь вопросы, котор-рые особенно мучают Вашу г-голову?
-Есть, — смело сказала я, — но он не по теме.
Витька прищурил глаза и прочитал название книги в моих руках.
-Рассказать вам, какой по счету понедельник и что такое цифры? -усмехнулся заядлый грубиян.
-Витька! А н-ну прекрати н-немедленно!
-При всем уважении к Вам, Фёдор Симеонович, я лишь хотел заметить, что такие, как она, едва ли грамоте обучены, не говоря уже о…
-Ну все, — спокойно сказал Ойра-Ойра, допрыгался.
Витька вопросительно посмотрел на него, но все понял, когда на него налетел взбешенный коллега и начал, мягко выражаясь, буквально вбивать в него манеры. Удивлённый аппонент не растерялся и начал доказывать правильность своих манер в ответ.
Фёдор Симеонович стоял передо мной совершенно обыденно, даже не взглянув на происходящее за спиной.
-В-вы, верно, уд-дивлены моему без-здействию?
-Честно говоря, очень.
-Позвольте п-пояснить, чтобы юн-ная мисс не думали, что ст-тарик вовсе в-выжил из ума, — он улыбнулся. Если им с-сейчас пом-мешать, они не смогут выяс-снить, кто п-прав и очень ск-коро вернутся к этой «бес-седе» снова. Я же д-даю им воз-зможность «высказаться», дабы ис-сключить возмож-жность дальнейшего рец-цидива, пон-нимаете?
-Понимаю, — с небольшим облегчением ответила я.
-Так к-какой вопрос-с Вас интерес-совал, г-голубушка?
Мне было стыдно и неудобно от своих мыслей. Не понимаю, какой областью мозга я думала в момент, когда собиралась задать этот вопрос несколько мгновений назад. Я молчала.
-Не с-стесняйтесь, сп-прашивайте.
-Фёдор Симеонович, извините меня, но я не знаю, на сколько корректно спрашивать подобные вещи.
-Г-голубушка, — с теплотой обратился он ко мне, — п-посмотрите за м-мою сп-ину. Вы с-считаете коррект-тным позволять с-себе подобное в пр-ристутствии д-дамы и т-товарища в летах?
Я рассмеялась.
-Так-к что сп-прашивайте смелее.
Я помялась, так как даже в мыслях не могла себе представить, как я это спрашиваю, но, подобно Привалову в последней главе, осмелела и решила, что ничего постыдного осведомиться в этом нет.
-Роман Петрович и вправду разводится?
Собеседник рассмеялся и ласково посмотрел на меня.
-Пр-ростите м-меня за ответный н-нескром-мный вопрос, но гд-де вы нашли под-добного рода инф-формацию?
Я быстро нашла страницу и тыкнула пальцем в нужный абзац. Фёдор Симеонович бережно взял книгу в руки и принялся читать, а затем залился хохотом. От души посмеявшись и еще не до конца успокоившись, он спросил, не поворачиваясь:
-Р-роман, а В-вы знали, чт-то были женаты дв-важды?
Мужчины замерли и недоуменно посмотрели на магистра.
Тот, все ещё не поворачиваясь, продолжил:
-Да, д-да. И эт-то я ещё молчу о В-вашей скорой тр-ретьей свадьбе.
-Что за чушь! — выкрикнул Корнеев. У него не то что жены, даже девушки никогда не было! Вы его видели? Он старый!
-Ну я тебе сейчас…
-Пер-рестаньте бал-ловаться. Лучше пойдите пос-смотрите, чт-то наш Сашка пр-ро нас написал.
Ребята дружно, цепляясь друг за друга, поднялись и взяли протянутую книгу из рук ФёдораСимеоновича, а я же не могла думать ни о чем другом, кроме как чувстве облегчения и влюблённости, которая накрыла меня с новой силой.