Путь

Что бывает с белым листом, ели его вдруг начать заполнять черными чернилами? Разве что-то невообразимо новое и вопреки всему еще живое?

Гарвен улыбнулся и положил лист в очередную стопку, коих было огромное множество на его рабочем столе. Этот стол был столь же невыносим, как и многое в его комнате. В комнате этого стола Гарвен не считал себя хозяином. Он предпочитал быть никем и по понятным причинам. Нам ли не знать, что такие как он не могут справиться с грузом ответственности своего терзающего прошлого.

Радио наполняло комнату своими музыкальными вибрациями, типичными для полуночного эфира. Заунывный голос диктора так и норовил спровоцировать что-нибудь с собой сделать, но Гарвен был достаточно стойким. Было грустно, но совершенно в другой степени. Грусть была больше от отсутствия музы, нежели от отсутствия смысла жизни.

Муза. Обычно слово для обычного человека, но будь ты хоть на йоту талантлив, ты будешь в ступоре на целую вечность без этого обычного слова. Жизнь полна таких интересных решений, тут не поспоришь, но и в штиль бывает бриз.

По радио зазвучали fun с их песней «в эту ночь мы молоды». Должно быть весело, но все же, только от части. Веселье – это вообще что-то по ряду причин субъективное и сакрально – личное. Гарвен убавил громкость радио. Эта ночь была рождена не для веселья; сегодня ночью слишком много работы.

Завибрировал телефон, Гарвен поднял трубку:

— Да?

— Ты все еще у себя в кабинете? – зазвучал женский голос на другом конце.

— Да.

— Ты все еще работаешь?

— Да.

— Ты приедешь?

Гарвен замолчал. Он напряженно посмотрел на экран своего телефона и сбросил вызов, не зная, как ему поступить в этой ситуации, которая точно не была стандартной в его жизни. Он приложил палец к своим губам, пытаясь напомнить себе, что лучше бы сейчас ничего не говорить и сохранять спокойствие.

Сейчас все было сложно. Сложно было представить самого себя в подобной ситуации еще каких-то нескольких дней назад. В неконтролируемом потоке жизни случается многое, на что обычный человек повлиять не может. Ночь только началась.

В единственное окно кабинета чуть заметно пробивался лунный свет и огни неоновых вывесок автобусной остановки, что стояла напротив. Отложив бумаги, Гарвен встал из-за стола и направился прочь из кабинета. Он захватил свою шляпу, пальто и вышел. Спустившись вниз по лестничному пролету, Гарвен вышел на улицу и отправился на свет неоновых вывесок, прикуривая последнюю сигарету из пачки.

Огонек тлеющего табака еще мелькал на асфальте, когда Гарвен садился в этот автобус, наполненный незнакомыми людьми. Он не знал ни номер автобуса, ни тем более маршрут. Ему было все равно куда и зачем этот автобус едет. Все просто. Он наконец-то находился не в этом ужасном кабинете.

Смотря в окно движущегося автобуса, Гарвен видел, как постепенно огни этого маленького города превращались в расплывчатую тень, сменяясь на откровенно черное небо, почти без звезд. Дома растекались в бескрайнюю пустыню, а людей в автобусе становилось все меньше. Он не понимал, что происходит, да и по большому счету не хотел понимать. Автобус ехал без остановок. Сняв шляпу, Гарвен прикрыл ей свое лицо. Он не мог контролировать себя, вытирая слезы свободной рукой. Он понимал, что уже ничего не может изменить и остается только надеяться на что-то более лучшее.

— Вы плачете?

Гарвен убрал шляпу от лица и увидел сидящего рядом ребенка. Это был мальчик лет восьми с белокурыми кудряшками и белым лицом.

— Почему вы плачете? – продолжал ребенок.

— Я не знаю. – всхлипывая ответил Гарвен.

— А я не плачу. Совсем не плачу! Уже много лет! – вдохновленно продолжал мальчик.

— Кто ты? Где твои родители?

— Они остались на остановке, а я сел в автобус совсем как взрослый.

— Почему твои родители оставили тебя одного? – Гарвен положил шляпу на колени.

— О, я не один, тут много кто есть. Ну здесь, в автобусе. – мальчик показал пальцем на пустой ряд сидений.

Гарвен огляделся. Никого не было, лишь тусклый свет падал на пустой салон. Он перевел свой взгляд на мальчика.

— Как тебя зовут? – тихо спросил Гарвен.

— Я не помню. – грустно ответил ребенок.

— Не помнишь? Ты не помнишь, как тебя называли родители?

— Я не помню своего имени. Здесь меня называют по-разному.

— Я ничего не понимаю. – ответил Гарвен.

— Мы уже очень долго едем, но никак не можем остановиться. Пустыня сменяется городом, потом опять пустыней и снова городом. Я точно не знаю, но каждый раз мне кажется, что эти места мне знакомы. Я смотрю на мелькающие дома и думаю, что один из них мог бы быть тем, в котором я жил до того, как мои родители отвели меня к автобусной остановке.

— Да? Почему родители отвели тебя к автобусу?

— Я совсем плохо себя вел. – мальчик повесил голову на грудь и закрыл глаза.

— Плохо себя вел. – повторил за мальчиком Гарвен.

— Я не виноват! – вдруг крикнул ребенок – Я просто кашлял и все.

— Не могли же твои родители рассердиться на тебя из-за кашля.

— Мама часто плакала из-за того, что я не вставал с кровати. Я не хотел ее расстраивать, но будто в рот воды набрал и ничего сказать не мог. Мне жалко свою маму, она, наверное, скучает по мне. Я…я хотел бы обнять ее, но автобус не останавливается. – белокурый мальчик начал всхлипывать, на его лице появились слезы.

— Ну-ну, все хорошо. – Гарвен обнял ребенка.

— Почему мама не села со мной в автобус? – ребенок поднял голову и посмотрел на Гарвена.

— Я не знаю, малыш, правда.

Ночное небо мелькало в окнах, оставляя размазанный след теплого лунного света на стекле. Мужчина обнимал ребенка и невольно, неподвластно думал о том, что ему еще повезло в этой жизни, так как он все еще может обнять свою мать, позвонить жене и, возможно, снова сесть за работу.

— Я понял тебя, малыш. – Гарвен крепче обнял мальчика.

— Значит вы выйдете на остановке? Вы не продолжите ехать?

— Нет малыш, я не хочу дальше ехать.

Улыбнувшись, мальчик показал пальцем на окно за спиной Гарвена. Мелькали неоновые вывески автобусной остановки.

— Ты пойдешь со мной? – Гарвен повернулся от окна к ребенку.

Никого не было, Гарвен сидел совершенно один. Забрав шляпу, он вышел из автобуса и вызвал такси до больницы. Он ехал к жене.