Прыжок

Когда очередная душа подошла к обрыву, я уже был там. Я ждал. Вообще-то, я жду их всех с такой преданностью, которой позавидует любой пёс.

Она не удивилась мне, лишь слегка вздрогнула, спросила:

–Вы здесь?

Я кивнул. Как мне не быть здесь? Это мой прямой участок работы. Если уйду, отклонюсь, по голове не погладят, снесут сразу и будут правы.

Душонка кивнула, подошла к самому краю, взглянула вверх – над нами белело бесконечное холодное небо, взглянула вниз – над нами пылала пропасть.

–Куда желаете? – спросил я, раскрывая свою регистрационную книгу. Заодно отметил, что разлинованная страница подходит к концу, эх, больше всего не люблю снова расчерчивать. Эти ровные столбики сводят меня с ума! В первом столбце – время прибытия, во втором – имя при жизни, в третьем – заслуги и особые отметки, в четвёртом – грехи, в пятом – время отбытия, в шестом – направление. Шесть столбцов – это всё, что остаётся у меня записано о каждой душе. Шесть столбцов, которые никто у меня никогда не проверяет. Шесть столбцов, которые я заполняю не то для бога, не то для дьявола.

Она молчала, видимо, ещё колебалась. Ну и зачем, спрашивается, приходить сюда, если ты ещё не решила? Или ты думаешь, что я подскажу? Я не подскажу. Конечно, при неправильном ответе тебя те и другие сами перенаправят друг к другу, но тут шутка в другом – в собственной честности, чего ты больше заслуживаешь: Царства Небесного или Царства Подземного? И эта честность определяет многое.

Я знавал одного апостола, который бросился сломя голову вниз, считая себя грешником. Подземное Царство разъярилось на это, Люцифер написал оскорбительнейшее письмо наверх, мол, не подбрасывайте нам своих! И вернул этого апостола вверха. А там, вверху, возник спор. Апостол утверждал, что не все грехи искупил, при этом архангел убеждал апостола, что ему пора в Небесное, и только в Небесное. Говорят, дошло до вмешательства Владыки. Но мне нет дела. У меня записано всё точно и ясно – прыгнул вниз. Ну и ладно – попутного ветра.

–Вверх или вниз? – я не мог устать ждать, потому что устают лишь те, кто привязан к времени или кто связан с ним равной, братской связью. Устают люди – они смертны, и время покровительствует им. Устают ангелы, демоны, черти, нечисть – они вне времени, но рядом с ним. А я ко времени не отношусь, я возник вместе с Владыкой, с Подземным, Небесным и Людским Царством одновременно, возник не божьему плану, не по замыслу, а по какой-то случайности или чьему-то более могучему велению. И меня ко времени не привязали. Я пришёл из Ничего, пришёл как есть сейчас – в серо-синем плаще и босой, одновременно прекрасен и уродлив; появился здесь, у этого обрыва с полным осознанием своего долга, небольшим столом-конторкой, стулом, толстой, не имеющей конца книгой, непересыхаемыми чернилами и незатупляющимся пером. Жаловаться не на что, разве что на книгу, которую приходится расчерчивать вручную по чьему-то опять же замыслу, который возник у меня образом и показал, как должна выглядеть каждая страница…

–А…где мне лучше? – дрогнула душонка, опасливо глядя в небо и вниз.

Я промолчал. Это не мне решать. Это должен решить сам человек. Это великая тайна, но как и все великие тайны, она проста – каждый человек сам влияет на свою посмертную жизнь. Если не определено высшей силой назначения вроде апостола или сына небесного, то точно сам. Конечно, высшая сила даёт свой решающий ответ, но и от ответа душонки она не отказывается. Иной раз, когда равны два царства во власти над душой, только душа может решить, где ей быть.

И как показывает моя практика, большая часть душ неплоха, и рвётся к наказанию, вниз. Впервые это было с Каином. Силы ждали решения – его ожидал суд, но он даже не думал, что заслуживает оправдания, и бросился в огненную пропасть в исступлении. Насколько я знаю, после долгих хлопот и прошений его брата – мёртвого Авеля, Каина призвали в Небесное Царство и возвестили ему о прощении. Но что ему было прощение Небесного Царства, если душа Каина сама себя не простила? Он ушёл обратно в темноту, считая её справедливой для себя.

Лишь раз на моей бесконечной памяти оба Царства отказались от души. Кажется, его звали при жизни Иудой, и совершил при жизни предательство, но предательство было, говорят, необходимым для того, чтобы пришёл и свершился бог… словом, Небесное Царство не приняло его, не желало связываться и объяснять своим душам и воинам, что эта душа делает с ними в одном строю. А Подземное Царство не взяло его, потому что преступник способствовал распространению божьего слова. Говорят и то, что сейчас, по сей день, шатается душа этого человека по земле.

Но мне нет до этого дела. Я просто записываю.

–Если вы не решили, то отходите, не задерживайте очередь, – мне равнодушно. И наплевать, что решать решит эта или другая душа. я не смотрю в мир людей, мне неведом мир ангелов и мир демонов. Я стою здесь, не зная, что значит это «здесь», на точке схождения трёх миров, на обрыве.

Душа кивнула и, немного помедлив, всё-таки приблизилась к обрыву.

Я удовлетворённо кивнул – решилась, хорошо. Моё перо тотчас само стало выводить пять столбцов. Тоже ещё одна мелкая недоработка. Если уж выводит оно, знает откуда-то все данные, то почему не может записать и шестое – направление? Я не жалуюсь, мне не чему жаловаться. Я просто не понимаю. И за всю мою вечность никто не может мне этого объяснить.

Душа тем временем глубоко вдохнула этот неживой воздух и прыгнула…вверх. Небо дрогнуло, я на миг увидел мелькнувшие золотом полупрозрачные врата Небесного Царства – главный вход для душ, всякие демоны и ангелы ходят служебным. И врата закрылись, принимая.

–Следующий! – подозвал я и ко мне приблизилась очередная душа. Взглянула на меня безумными, полухмельными, при жизни мужскими глазами, видимо, только прибыла…

–Определились?

–Это…а можно как-то…– душа заминалась, хотела попросить, но едва ли просьба этой души меня удивила бы. Что они просят, если решаются? Замолвить словечко перед богом, подсказать решение или вернуть к жизни. И все эти три пункта не в моей власти. Я не общаюсь с богом и ни разу его не видел. Я не могу подсказать решение – это в мой долг не входит. И вернуть к жизни я никого не могу, поскольку я не Смерть и жизни этой не отнимал.

–Что вы хотите?

Перо молчало, не дёргалось, видимо, бывший человек действительно ещё не знал что делать.

–Ну это…куда мне? – наконец промямлила душонка.

Иногда мне кажется, что во мне закипает гнев. Потом я вспоминаю, что во мне гнев не предусмотрен. Это ангелам, демонам и людям. А мне – записи.

–Ваша душа должна проанализировать всё своё существование и принять решение, куда ей отправиться. Ваше решение неокончательное и может быть оспорено тем или иным Царством, но оно влияет на ваше дальнейшее пребывание и ваше посмертие. Пожалуйста, будьте честны с собой.

Душа в панике обернулась , потом метнулась к обрыву, я едва успел подняться из-за стола, как она уже летела с обрыва. Но запись не появилась, и я спокойно сел, зная, что это означает. Если душа не приняла решение, а просто бросилась или упала с обрыва, она возвращается в конец упокоенных и не очень упокоенных душ, ожидающих своего шанса и своего распределения.

–Следующий, – подозвал я спокойно.

Следующая душа была решительной. Мне такие нравились всегда. Они точно знали что хотят и что могут. Знали и определялись задолго до свой очереди, пока наблюдали за другими или как только попадали сюда, а то и при жизни. Словом, раз-два…пять столбцов. Душа полетела вниз. Подземное Царство, хорошо.

Я увидел, как в огненной пропасти полыхнули чернотой и серебром врата Подземного и записал направление.

–Следующий.

Следующая душа дрожала и нервничала. Тоже привычно. Мне уже всё привычно.

–Я не хочу, – покачала она головой. – Верните меня к маме!

Не выдержала, заплакала, упала на колени. Затряслась. Совсем молодая, судя по всему. И заслуг у неё никаких не было, и грехов тоже.

–Пожалуйста…– повторяла она, не желая подняться и осознать свою смерть.

–Следующий, – я игнорировал её. У меня работа, и мне её слёзы не нужны.

–Ах, опять эти истерики, – снисходительно кивнула душа, глядя на молодую, плачущую душу.

Меня зацепило «опять», но я не подал вида, так как понял, кто это. Если умел бы ненавидеть – ненавидел бы их. Это перерождённые. Есть такая категория душ, которые нравятся Подземному Царству или Небесному. Чем-то они им удобны и полезны, наверное, не знаю. Но факт остаётся фактом. В каждом потоке встречается от одной до пяти таких перерождённых. Они уже жили. Они уже умирали. Они уже были здесь и не по одному разу. И помнят…

И при этом почти каждая из перерождённых ведёт себя так, словно они здесь хозяева. Хотя, их можно понять. Они умирали, видели меня, знают этот обрыв и мою книгу. Они хотят выделиться на фоне других душ, может быть запомниться…что это, тщеславие? Гордыня? Страх?..

–Мы с вами виделись уже пятьдесят лет назад, – подмигнула наглая перерождённая душа.

–У меня большой поток, я не помню вас, – я не солгал. Я правда не помню. Как я могу помнить, если для меня нет дней и ночей?

–А нашу встречу сто семнадцать лет назад? – расстроилась перерождённая и снова пришедшая на обрыв душа.

–Тем более.

Душа фыркнула, обиделась, как это её – такую яркую и замечательную не запомнили? Но моё перо уже писало, а обиды я не принимаю и не понимаю. Миг, и душа взмыла вверх. Мелькнули золочённые ворота, и…закрылись. Душа не попала в них и камнем летела теперь в огненную пропасть, огненные язычки которой складывали издевательскую смеющуюся рожицу.

Потому что надо уметь себя здраво оценивать! И ведь не новичок! Ан нет, туда же.

–Я хочу к маме…– плакала тем временем молодая душонка. Я снова не ответил – утешение тоже не мой профиль. Пока не решит, она не обретёт ни мира, ни страданий – в зависимости от выбора собственного и выбора высшего.

–Следующий.

–А бог правда есть? – ещё одна утомительная категория душ! Ты умираешь и видишь перед собою Смерть. Смерть ведёт тебя через серость к двери, и ты оказываешься здесь. Ты видишь край миров и пропасть огня, и белое небо, и полупрозрачные бестелесные здесь, и обретающие телесность в одном из Царств души. И ты спрашиваешь меня о боге? Ну наверняка что-то точно есть!

–Я не видел, – честно ответил я.

–А дьявол? – не унималась душа.

Вздыхаю. Интеллектуальный вопрос. Ну ладно, спишем на нервы.

–Его я тоже не видел.

–А где лучше в аду или в раю? – не желала успокаиваться душа. Но я видел – она желает не успокаиваться, потому что она не желает выбирать. Тянет время. Эх, люди…

Или не только люди? Не знаю.

–Каждый решает сам.

Она молчала, раздумывала.

–А я смогу передумать?

–Это зависит не от меня.

Она кивнула, решилась. Приблизилась к самому краю, обернулась на меня, пытаясь найти поддержку. Я смотрел на неё с равнодушным любопытством. Я уже перехватил перо, записавшее про неё пять столбцов. Мне оставалось записать шестой…

Она сделала прыжок, с отчаянным стоном сорвалась вниз… чёрно-серебряные врата не открылись и её швырнуло вверх, мол, подавитесь! И ворота Небесного Царства снова мелькнули золотой полупрозрачностью, принимая душу.

Надо же, красиво влетела. Я записал направление, оглянулся на собравшихся на обрыве души. Никто больше ко мне не приближался, видимо, пока не решился. Ничего, кто-то найдётся. У меня бесперебойная работа. Люди слишком быстро и слишком часто умирают. Редко приходится долго ждать. Сейчас, насколько я мог видеть, полупрозрачные души заняли всю видимую часть обрыва. Одни переглядывались, кто-то молчал и плакал, кто-то пытался молиться, кто-то просто думал…

Я ждал следующего. На мой вызов пока никто не выходил и я воспользовался передышкой, чтобы обратиться к молоденькой, всхлипывающей душе, так и лежащей у края:

–Если вы не решили, очистите, пожалуйста, платформу.

–Можно я? – знакомый хмельноватый голосок. Мой недавний гость, который пожелал схитрить и броситься без выбора, видимо, осознал степень своей глупости.

–Следующий, – согласился я, жестом подзывая его.

–Счас! – пообещала душа и снова рванула к обрыву. Я глянул на перо, оно молчало. Меж тем душа прыгнула и…

Я увидел, как нелепо и глупо она пытается махать руками, пытаясь, видимо, взлететь к Небесному Царству. Ну что за идиот? Решил, что надо стать птицей? Снова пойдёт в очередь. Идиот!

Я покачал головой:

–Следующий.

Кто-то перешагнул, сделал совсем маленький шажок, вроде бы готовясь с мыслями. Я же обратился к душонке, что хотела к маме:

–Очистите платформу, пожалуйста.

–Я…помогите мне встать, – попросила она. – Мне надо подумать.

Я кивнул – обычно я так не делаю, но для очистки платформы…в конце концов, кого-то она могла смутить своими слезами и присутствием.

Я вышел из-за стола, легко поднял невесомую материю, бывшую человеком, и поставил на ноги. Она отошла в сторону, плача, и что-то бормоча, я обернулся к своему столу, готовясь за него сесть, и увидел себя, уже сидящим за ним.

***

Сомнений не было. Это был я! В серо-синем плаще, босой, уродливый и прекрасный одновременно внешне…

И этот второй я смотрел на меня так, словно чего-то ждал.

–Пожалуйста, если вы не решили ничего о своём выборе, очистите платформу, – сказал «я», обращаясь явно ко мне.

Я обернулся в растерянности к душам. Не думал прежде, что вообще могу испытывать растерянность, но сейчас, без сомнения, я чувствовал её. Души смотрели на меня ослепшими глазами бывших мужчин и женщин. А я стоял перед ними, словно бы вышедший из их бестелесной кучи.

Я возвёл к ними руки, моля о справедливости, и осёкся. Мысли оборвались. Мои руки были полупрозрачны, словно я сам стал душою.

Я оглядел себя. На мне больше не было плаща и я не был из плоти. Я был душой. Но чьей? Какой?..

–Пожалуйста, отойдите если у вас нет решения, – другой я смотрел на меня с равнодушной неприятной холодностью. И перо, моё перо лежало с ним.

И оно должно было записать теперь и обо мне.

Так замыкался круг. Так шутила чья-то воля, явившая меня в один день с богом и тремя Царствами этого мира. Я как-то умер, хотя полагал себя бессмертным. Я просто умер?..

–Пожалуйста, – в третий раз начал другой я всё с той же холодностью. Я знал, что он сделает после того, как я не покорюсь ему снова. Он продлит моё пребывание здесь, и я останусь на неопределённый срок. Я знаю, потому что я делал также.

Но быть здесь? Может быть, если я прыгну, я что-то узнаю и что-то пойму?

–Нет нужды, – сказал я и приблизился к обрыву.

Самое сложное было решить – вверх или вниз. я выполнял свой долг, только и всего. Но тысячи людей делали также и отправляли себя в Подземное Царство, прекрасно зная, что стоит ценой за исполнение этого долга. И я знал.

Но разве я виновен? Я не решал. Я не помогал. Я не подсказывал. И почему я умер? И почему я так похож на себя живого? И почему…

–Пожалуйста, – заговорил другой я, но я жестом попросил его остановиться:

–Я уже иду, иду.

И с удовлетворением отметил, что перо…его и моё одновременно заскрипело. Я не боялся смерти и не боялся посмертия и всё-таки теперь медлил. Как это было смешно и нелепо!

Я сделал шаг и прыгнул, думая про Подземное Царство. Надо было быть честным. Я нёс свою службу, но я ничего не сделал для облегчения страданий и участи душ. Я их не утешал. Я их не спасал и не пытался даже. Я не заточен на это. И теперь я летел вниз…

Чёрные ворота мелькнули серебром, и не открылись к моему бесконечному, неизведанному мною прежде удивлению.

Меня швырнуло вверх, и я даже вскрикнул от ужаса, которого прежде тоже не знал. Показались уже золотые полупрозрачные ворота и мне привиделось, что я вижу крылья и слышу уже чудесную музыку, как…

И они закрылись.

Я что, как Иуда?!

Но нет, меня не бросило вниз, не швырнуло снова на обрыв, я достиг его, но не упал на каменистый жестокий срез, а полетел куда-то влево, параллельно этому обрыву и…

И всё смолкло.

***

–За что ты так, Господи? – не выдержал я и зашёлся криком, когда чернота расступилась и по глазам больно резануло неприятным светом. – За что, господи, мне так больно?

Мне было больно. Так больно, что я и вспомнил Его. Всё болело, ныло, в горле неприятный комья слизи и дурнота. Мне казалось, что я задыхаюсь, или задыхался только что. Вдобавок, я чувствовал как мокро моё тело…такое лёгкое тело.

–Господи…– взвыл я, и чей-то голос вдруг совсем рядом весело произнёс:

–О, как заливается!

А затем чьи-то руки легко подхватили меня полностью и положили на что-то теплое, живое:

–Вес семь фунтов, рост двадцать с четвертью дюймов. Время рождения – двенадцать часов ровно. Время первого вдоха…

Они говорили…множество голосов – строгих и официальных голосов говорили, не понимая моего крика. Впрочем, я уже не кричал. Лёжа на чём-то тёплом и живом я пытался понять иронию высшей силы, жестокую иронию, отправившую меня, скромного бумагомарателя проживать жизнь с самого начала как те души, за которыми я записывал.

И я никак не мог понять – это расценивать как «за что?» или «спасибо»? это дар или насмешка? Это благо или казнь?

Или я должен был выбрать сам?..