« Память Ватерлоффа. » Прошлое (Эпизод 4)

4. Прошлое.

­

Часть первая: Детство.

Пролог:

 

На улице царила сильная метель. Свист бешеного ветра заглушал остальные звуки. Даже через закрытые окна, можно было ясно услышать тот шум, звуки того хаоса, что творился на дворе.

В большой, просторной гостиной, за маленьким столиком сидели двое мужчин. Высокие спинки мягких кресел закрывали их головы. Слева от них горели дрова в камине, огонь быстро мерцал, немного освещая лица. В комнате свет был выключен. Хозяина дома, что сидел сейчас за столом, довольно часто спрашивали, почему он предпочитает сидеть в темноте. На такой вопрос, хозяин всегда отвечал одинаково: «Темнота, в отличии от света, постоянно греет мне мою душу». Люди, задававшие такой вопрос, услышав ответ, только пожимали плечами и больше ни о чем не интересовались. Темноту хозяин и вправду очень любил. Хотя свет в его огромном доме имелся, во всех комнатах. Его семья пользовалась освещением регулярно, только когда хозяина не было в той или иной комнате. Именно поэтому, он ужинал всегда один. Даже утром, когда солнце бьет через окна, он старался отыскать самый темный угол в доме, он забивался в него, словно летучая мышь, доставал газету и читал, мог читать весь день. Его старший сын спрашивал его, или тот специально забивается в такие углы. Отец растерянно отвечал, что ему сидеть в углу удобнее. Выходить ясным днем на улицу он тоже не любил. А если выходил, то закрывал лицо черным шарфом. Работа его точный график не подразумевала. Он, в принципе, был сам хозяином своего дела. Его знакомые в городке называли его бизнесменом. Сам он это слово ужасно не любил. Говорил, что «бизнесмен» подразумевает что-то серьезное, сам же он, будто, занимается совсем не таковым. Хотя к работе, его отношение было ответственным, своего занятия он никогда не стеснялся, поэтому, мало кто в городе, мог объяснить его мысль, насчет несерьезности.

Вообще, характер его был не из лучших, такое говорили многие. Быть с ним друзьями всегда оказывалось почти невозможным. Его отношение к остальным было часто сильно предвзятым, его, в тесных кругах, называли пофигистом.

Все это компенсировалось некрасивой внешностью: маленькие хитрые глазки, острый нос, подбородок, тонкие губы, морщинистый лоб, густые брови, и жидкие волосы. Спина его была кривой. Он постоянно горбился, когда сидел, и когда ходил. В общем, мощным телосложением он не вышел, совсем наоборот.

Люди его мало любили. Многие предпочитали не иметь с ним дело вообще. Хотя друзей, он имел, парочку, совсем немного, но они были. Видимо, им он был чуточку интересен, и своими мыслями — не омерзителен.

Можно ли было с ним поссорится? Вполне. Со своей женой он ругался, к сожалению, регулярно. Детей это не накрывало. Во время их ссоры, они сидели на втором этаже по комнатам и играли, по крайней мерее, намеревались играть спокойно.

С хорошим настроением отец редко находил общий язык, мать, из-за нервов — тоже. Она часто проливала слезы, закрывшись в своей комнате. Отец, разъярённый, уходил в свой… кабинет, хлопая дверью. Их соседи знали про такие скандалы, хотя виду не подавали. Всем было жалко детей. Они же росли и веселились только вдвоем. Друзей у них было немерено, соседских приятелей — тоже. Старший брат веселил младшего. Он постоянно рассказывал ему разные интересные истории, которые он услышал от мамы, либо прочитал сам в книжках, что тоннами копились в его комнате. Младший не редко боялся, однако, страх только усиливал интерес. Старший был для младшего всем, главным примером в первую очередь. У них никогда не возникало ссоры, в отличии от родителей. Они всегда были хорошими друзьями, лучшими. Подаренные друг другу подарки на день Рождения, или на Рождество, только усиливали дружбу. Старший, был также хорошим защитником. Младшему казалось, что его брат был с самих пеленок очень смелым, и у него очень хорошо был подвешен язык. Он говорил красиво и почти всегда правильно, не смотря на свой юный возраст. Его лексикон был очень богатым и ярким, часто он употреблял слова, о которых младший даже и не слышал. Он мог с точностью заявить, что подобная лексика, даже из уст родителей не вылетала.

Младший был очень любознательным, он постоянно весел на шее у своего брата и расспрашивал его. Вопросы, абсолютно разного плана, лились из его головы, не проходило и одной секунды после ответа, как звучал второй вопрос, потом — третий, четвертый, пятый… Старшему такой расклад часто надоедал. Бывало, он забегал в свою комнату и баррикадировал двери. Тогда, его брат начинал стучать кулаками в стенку. Старший угрожал ему, говоря, что, если тот не прекратит сейчас же, он выйдет и даст ему ремнем по жопе. Младший только смеялся, он знал, что тот его не тронет, всегда был в этом уверен. Сейчас старшему было всего восемь, младшему — шесть, разница эта ощущалась очень сильно, потому как старшему, все давали на три года больше, учитывая его интеллект, возраст младшего угадывали постоянно. Это его немножко расстраивало, ведь он тоже хотел выглядеть по старше, его брат только хлопал его по спине и уверял, что скоро, так и будет. После таких слов, они оба громко смеялись, не зная, что их на самом деле так сильно рассмешило. Младший смотрел на брата и видел в нем только друга, никак не врага, человека, который всегда будет рядом, который всегда будет блистать интеллектом и учить его, рассказывать, что делать правильно, а что — нет.

На самом же деле, младший сильно ошибался…

Глава 1:

В камине хрустели дрова. Время от времени, вылетали искры. Мужчина встал на мгновение из-за стола и подошел к камину. Из небольшой стопки слева, он взял три поленце и разом закинул их в огонь. Полетели искры, хруст стал еще громче. Человек недовольно вздохнул и сел обратно в кресло.

— Ну что, Джек, по-моему, нам становится нудно, — обратился он к сидевшему напротив.

Тот молча закивал головой. Он сидел в кресле прямо в пальто. В гостиной хозяин только сейчас разжег огонь, дом еще не успел нагреться. Пар шел со рта.

— Ну что ты еще можешь такого интересного рассказать? — спросил хозяин дома.

— Мои темы, боюсь, закончились, — ответил гость, достав из карманов пальто две толстые варежки. Он подул на свои руки, потер ладони и одел рукавицы.

— Знаю, что холодно, мне — тоже, надо просто немного потерпеть.

— Ага, — усмехнулся гость.

Его зубы слегка стучали, нос и щеки покраснели.

— Домина просто — огромная, сам видишь, пока тепло по всем комнатам пройдет… Надо долго ждать, это тут еще тепло, ты бы на наш чердак зашел, вон там…

— Ага, — снова подтвердил гость.

Хозяин хмыкнул. Он опять поднялся на ноги и медленно поплелся к шкафчику в углу комнаты.

— Я знаю, что тебе поможет, погоди секунду, — сказал он гостю, открывая дверцу.

Он достал бутылку виски, не тронутую. Поставив бутылку на стол по центру, хозяин также откопал два стакана.

— У тебя на каждый такой случай бутылка имеется? — поинтересовался гость.

— Точно, — подтвердил тот, наполняя стаканы. — На, оцени вкус.

Гость одним глотком опустошил стакан и скривился. Запах спирта распростерся по комнате.

— Ну как?

— Ты ждешь только одного ответа, — проговорил гость. — Ты ждешь, что я скажу, что виски — идеален.

Хозяин засмеялся. Он вылил содержимое своего стакана себе в рот и громко ответил:

— Порой, мне кажется, что ты знаешь меня лучше кого-либо.

Гость только усмехнулся.

— Ты прав, другого ответа я от тебя не жду.

— Тогда мне нет смысла вообще что-либо говорить.

— И то правда.

На этом они замолчали. Хозяин снова наполнил оба стакана, и они пропустили по второй. Надо было опять подкинуть поленце в камин. Позже, наполнили по третей.

— Ну что, уже не так холодно? — спросил хозяин гостя.

Тот покачал головой по сторонам.

— И так, Джек, что мы сегодня успели обговорить?

— Достаточно, — прозвучал ответ.

— На прошлой неделе у Адамы пропал муж, этим, якобы, занимается полиция. Многие считают, что Адама — сумасшедшая. Ахах, я всегда так думал, еще до пропажи её мужа, держу пари, она его и убила. Потом, ты мне рассказал, как стая волков украла скот у Джеффа. Он пришел в ярость. Ему на помощь пришли охотнички и пообещали убить стаю. В итоге, их нашли разорванными недалеко от Смертей Норгарда. Тоже, своего рода, забавная история. Ты рассказывал, что Крастор стал заниматься волками…- это вообще комедия. Не знаю, как у него пойдут успехи, что-то мне подсказывает, что его ждет та же участь, что и охотничков, друзей Джеффа. Сочувствую я этому мужлану. Еще ты говорил про священника Рогденвальда, погибшего две недели назад… А вот этот случай — очень странный. Все думают, что он погиб, а на самом деле — просто пропал, исчез без какого-либо следа. Странно, очень странно. Полиция ведет его поиски?

— Нет, они заключили, что он — мертв, — прозвучал ответ.

— Комедия какая-то! Мертв, тоже мне! Что-то полиция наша вообще ничем не занимается, что она себе думает…?

Гость лишь пожал плечами.

— Ты еще рассказывал, про смерть нашего мэра, — это самая интересная история. Как же так вышло то, а? Одни говорят, что он умер от воспаления легких у себя в кровати, другие — что он поскользнулся на льду и сломал себе шею, а третьи — будто его утащил медведь в лес, как такое понимать?! Кому верить?

— Видимо, третьим.

— Почему? Мне интересно, его тело нашли или нет?

— Нашли, в лесу, недалеко от кладбища, у трупа не было обеих ног, их кто-то оторвал. След чьих-то зубов.

— Значит, правильный вариант — медведь, как бы глупо это не звучало, — подытожил хозяин.

— Да, медведь, — подтвердил гость.

— Все это дурно, очень даже. Я иногда просто не понимаю, что твориться в нашем городе! Ватерлофф — это лишь сплошное бедствие какое-то, причем часто — до смеху неуклюжее.

— Точно подметил, — сказал гость, выпив уже третий стакан.

Хозяин закивал головой и тоже опустошил сосуд.

— А что там со служивыми, как с ними дело обстоит?

— Такое впечатление, что ты никогда из дому не выходишь, — подметил гость по имени Джек.

— Ты правду сказал. На улицу я редко выхожу, информацию почти не узнаю, а знаешь почему? Потому что у меня есть люди, которые могут мне её поведать, с одним из таких, я сейчас говорю.

Джек помедлил. Он потянулся рукой к бутылке, чтобы налить себе четвертую. Глаза хозяина неотрывно следили за его действиями.

— Новая партия наших на службу уехала, — наконец проговорил Джек. — Человек пятнадцать, примерно, на поезде покинула Ватерлофф, про это еще в газете писали… Как ты мог об этом не знать, если ты много газет читаешь?

Хозяин только пожал плечами и тихо пробормотал себе под нос:

— Видимо, не те газеты я читаю.

— Пришла повестка всем, кому исполнилось 18. Таких у нас где-то пятнадцать и собралось.

— И когда такое событие случилось?

— Две недели назад.

— Ясно, — тихо заключил хозяин, наливая себе четвертый стакан.

— Ты ведь не служил, Скот? — поинтересовался Джек.

— Не, я не служил, мне удалось откосить.

— Каким образом?

— Меня очень долгое время, некоторые, да что там некоторые, почти все мои друзья, называли «Странствующим хорьком», ты меня так никогда называл, потому как ты не знаешь, что со мной случилось в детстве.

Гость кивнул, как бы соглашаясь.

— Ну, то, что я — не местный здесь, тебе это известно… Я жил в Хеллмите до двадцати пяти лет. И вот, когда мне исполнилось 18, я умудрился потеряться в лесу. Произошло это совершенно случайно, откосить от армии таким образом у меня и в мыслях не было. Я упал в одну речку летом, и течением меня унесло далеко в горы. Там я и блуждал. Родители обратились в полицию, велся розыск, однако в горы, никто и не поплелся. Полгода я жил в пещере, питался дикими кролями и рыбой, папино рыбацкое учение мне очень пригодилось. Когда время стало близиться к зиме, я покинул свое укрытие и пошел, просто пошел, куда-то вперед. Через две недели я вышел в деревню Кронфилд, голодный, грязный и обессиленный. Меня приютила одна хорошая семья, в которой отец, был владельцем магазинчика антиквариата. Я постоянно брал у него пример того, как правильно заниматься магазином, и в будущем, как сам знаешь, открыл свой магазин. Призыв в армию у нас до двадцати. А поскольку я официально считался пропавшим без вести, и жил в Кронфилде, имея статус «без рода, без племени», про меня считай забыли. От призыва мне удалось уйти. Только когда мне исполнилось 21, я покинул Кронфилд и на поезде вернулся обратно домой. Мое возвращение, думаю нет смысла говорить, было весьма неожиданным. Отец и мать считали меня мертвым.

— Странно это, — тихо проговорил Джек.

— Что странно?

— Ты жил почти три года в семье, которая тебя не знает. Ты говорил им, что ты — из Хеллмита, что тебя унесло течением?

— Я сказал им, что меня унесло давным-давно, еще маленьким, и с тех пор, я странствую по поселениям в поисках лучшей доли. Меня спрашивали про мой дом и семью. Я же отвечал, что не помню ни то, ни другое. Они согласились оставить мне у себя.

— Тебе очень повезло.

— Я знаю, друг.

— Потом, продолжилась твоя обычная жизнь?

— Не совсем. Я загорелся желанием построить свой собственный магазин антиквариата, поэтому активно искал свободное место. Мой выбор пал на Ватерлофф, потому что здесь вообще нету такого понятия как «аренда». Здесь ты можешь строить где хочешь, и торговать бесплатно. Это единственный городишко, где действует подобный расклад. С другой стороны, жаль конечно, что я не занимаюсь торговлей в Хеллмите, там то оно было бы намного лучше, да, там есть аренда, зато спрос на товар намного больше. Я там был бы более популярным…

— Слушай, раз такое дело… у меня есть к тебе одно предложение, — проговорил Джек, наклоняясь ближе.

— Говори.

— У меня есть хороший знакомый в Хеллмите, который может отдать тебе землю под магазин и взять с нее мизерную плату.

— Серьезно? — не поверил хозяин.

— Да, я специально попросил его удержать место на кое-какое время.

— И когда он её сдает?

— Прямо сейчас, Скот, прямо сейчас.

У Скота заблестели глаза, однако, он тут же отбросил чувство энтузиазма в сторону.

— Я не могу, у меня семья здесь.

— А она не хочет переехать? Ты спроси.

— Тара не хочет, — шепотом ответил Скот. — Я уже не раз говорил с ней на эту тему, она — против.

— Ну, так может…

— Ты что?! Брось такое думать! —  остановил его Скот, поднявшись с кресла.

— Ладно, ты в общем, еще подумай, место держится, — проговорил Джек, тоже поднимаясь на ноги.

Скот только хмыкнул. Гость одел шляпу, застегнул свое пальто и вскоре, попрощался. Хозяин проводил его к входной двери.

В кухне, на столе, стоял горячий ужин, четыре тарелки на которых лежала вермишель с фрикадельками в томатном соусе. Тара стояла возле раковины и мыла столовые приборы. Когда Скот зашел на кухню, она попросила его позвать детей.

— Стив, Билл, ужинать! — крикнул он, усаживаясь в центр. (Почему-то сейчас, в этот вечер, он согласился поесть вместе с семьей, несмотря на то, что на кухне горел свет, пускай и тусклый, но он все же горел).

Послышался глухой стук пяток на втором этаже, по ступеням сбежали два пацаненка восьмилетнего и шестилетнего возраста. Они побежали в ванную, помыли руки и ворвались на кухню, занимая свои привычные места за столом.

Тара раздала каждому по вилке и тоже села. Освещение на кухне было максимально тусклым и желтым, как любил Скот. Даже сейчас он выбрал то место, куда свет попадает меньше всего.

— Что Джек говорил? — спросила его Тара.

— Он… Ничего важного в общем, — рассеяно кинул Скот, накручивая вермишель на вилку.

— Билл, как твой первый день в школе? — обратилась к младшему мать.

Тот мигом засветился, но совсем не из-за воспоминаний о школе, она была ужасным местом, адом на земле, он засветился, потому что о нем вспомнили, вспомнили до того, как вспомнили Стива.

Где-то минут двадцать Билл с энтузиазмом рассказывал про свой класс и учителя, но слушала его только Тара.

— Стив, подай соль, — обратился Скот к второму.

Тот молча придвинул к нему солонку, даже не посмотрев в его сторону.

Так и прошел ужин, говорил только Билл, Тара его внимательно слушала и улыбалась, Стив тупился в тарелку, Скот тупился на Тару. После ужина, братья заняли душевую, а потом, разошлись по комнатам. К десяти часам вечера, свет у них был потушен. Тара и Скот остались одни на кухне.

— Тара, — обратился к ней муж.

— Что?

— Стив на меня обижается, почему?

— Потому что ты не разрешил ему привести сюда его невесту, — ответила жена.

— Что? Какую невесту?! Ему всего восемь!

— Да, но он хочет выглядеть на восемнадцать, ты же его знаешь.

— Невеста, конечно, ага! Ему еще рано! Он не дождется!

Глава 2:

В первой главе упоминалось в одном предложении про школу, куда ходили Стив и Билл. Так вот, школа та — это кошмар, такой, какой только может вообразить себе человек с яркой фантазией. Такое учреждение было единственным в городе, именно туда ходили все дети Ватерлоффа. Стив не один раз задавался вопросом: Что было бы лучше, чтобы была эта школа и вместе с ней — возможность получать знания, или чтобы её вообще не существовало. Когда пришло время Биллу пойти в первый класс, его старший брат положил ему руку на плечо и с тяжелым вздохом проговорил: сочувствую тебе, друг. Младший сначала не понимал, к чему клонит Стив, однако на следующий же день, войдя в школу через главный ход, быстро понял, что имел ввиду его главный пример(брат). Билл был, мягко говоря, не в восторге. Интерьер здания был скуден: на первом этаже можно было заметить побитые окна, все в трещинах, по дырявому, гнилому паркету бегали крысы, довольно огромных размеров, по углам были расставлены мышеловки с приманкой, мерзкие создания попадали в них, однако, там и оставались, убирать их никто не думал, именно поэтому в главном холле и в кабинетах царил просто отвратительный запах, понятное дело, что разлагающиеся тела пахнуть цветочками не могут. Освещение в комнатах было очень тусклым и желтоватым, выходя на улицу ты, хочешь не хочешь, закрывал глаза руками, не в состоянии смотреть на мир расслабленным взглядом. Правда сказать, отцу ребят такой расклад понравился. Он говорил: «единственный плюс в этом здании — это свет, его здесь мало, вот и отлично».

Учителей было пятеро, один из них — директор, и один — его главный заместитель. В школе имелось всего три класса, первый — для недавно пришедших, то есть, для детей до десяти, что находился на первом этаже, второй — для подростков до пятнадцати, что располагался уже на втором, и третий — для старше классиков до семнадцати, тоже на втором этаже. Предметы у всех были одинаковые, это: математика, которую преподавал заместитель директора, труды, учитель которых был знатным алкашом, пение, преподаваемое старой, мерзкой старухой за семьдесят с обвисшим подбородком и злыми глазами, правописание, которое проводил охотник на дичь и торговец мяса на рынке, а также, литература, преподаваемая самим директором. Он был самым строгим учителем и обладал самими жесткими мерами в школе. Дети у него на уроках далеко не один раз плакали, причем плакали сильно, дело доходило до истерики. Когда такое случалось, мистер Боедж, так его звали, говорил плаксе выйти вон и зайти тогда, когда слезы течь перестанут. Билл со Стивом попадались под его руку всего два раза на обоих. В первый же день школы, Боедж сказал младшему заткнутся, иначе он подойдет к нему и заткнет его пощечиной. Со Стивом разборки были еще жёстче: подобное директор сказал и ему, однако, старший не растерялся и сказал Боеджу прямо в лицо: давай подходи и ударь, если яйца твои прочные. Литератор пал в самую настоящую ярость. Он взял свою деревянную трость и замахнулся на Стива, тот, мало того, что не вздрогнул, он даже глазом не повел. Тогда Боедж замахнулся еще раз, а Стив ему спокойным голосом сказал: «если ты меня ударишь, я буду вынужден рассказать об этом своим родителям, мой отец быстренько с тобой разберется, поверь мне. На самом же деле, их отец был далеко не таким. Он бы наоборот обругал сына, чем пошел с претензиями к директору, однако, Боедж же этого не знал, поэтому для Стива совсем не было грехом воспользоваться его незнанием. Учитель так и не тронул его. После такого случая, он вообще не смотрел в его сторону. Про мощный ответ Стива быстро разбежались слухи. Он стал неким фаворитом для соплячков и крутым парнем для старшеклассников. Все хотели с ним дружить, Билл восхищался своим братом еще сильнее. Он преподал ему в тот день очень важный урок, Билл понял, что надо быть сильным духом, чтобы выжить в самых тяжелых и мерзких условиях по типу школы. Остальные учителя были не такими мерзкими, как директор. Даже Мелоди Харшвилл, преподававшая пение, хоть и имела строгий вид, была справедливой и всегда обладала чувством ориентации в конфликтных ситуациях, и знала, когда приходит время остановится и остыть. К братьям она ничего не имела, к Стиву так тем более. Все учителя слышали про то, как он заткнул мистера Боеджа, сказать больше, все были готовы пожать ему за такой поступок руку, однако, только тогда, когда директор этого не увидит. Урок пения был для Билла самым любимым. Пел он так громко, как только мог, в первый же день мисс Харшвилл похвалила его и поставила плюсик в дневник. Голос его был сорван, но чувство радости заставляло забыть про горло, что сильно болело на протяжении одной недели. У Стива любимых предметов не было. Он на все смотрел с отвращением. Его лицо на уроках всегда было какое-то сморщенное, словно он проглотил слизняка. На трудах он познакомился с Лесс, которая была старше его на два года. Они начали очень сильно дружить. Однажды, она подошла к нему и шепотом сказала, что боится. Тогда, Стив спросил, чего именно. Она сказала, будто, чувствует, что её кто-то хочет убить. Слезы потекли у нее с глаз, Стив крепко обнял её и успокоил, сказав, что защитит её. Он не сумел, через полгода нашли тело девочки. Её кто-то зарезал ножом и бросил в снег недалеко от речки Смерти Норгарда. Стиву было очень тяжело. Он долго не мог забыть о Лесс. Спасла его Джудит, нова подружка 12 лет. Стив водится с ней постоянно, он хотел пригласить её домой, однако, отец — против. Пара нашлась и шестилетнему Биллу, звали её Мартой, ей тоже было шесть, она познакомилась с Биллом в первый день школы. Она была самым настоящим другом для него, разумеется второй, после старшего брата. Каждый раз, вспоминая про погибшую Лесс, Билл говорил Марте быть очень осторожной, особенно по дороге домой, когда начинает темнеть. Они договорились, что Билл будет её постоянно провожать и защищать, такой расклад нравился им обоим.

Само собой, в школе не обошлось и без главного задиры. Звали его Том, Том Своггер. Он был заядлым хулиганом, успокоить его мог только один человек, Стив, на остальных он плевал с высоты своего роста. Под его задирки и шуточки попадали все, и старшеклассники, и малыши. Он не трогал только одного школьника, Стива Танжера, потому как считал его «мистером неприкосновенность». Такое мнение только играло Стиву на руку. Он был единственным человеком в Ватерлоффе, кому удалось найти с хулиганом Своггером общий язык, как бы страшно это не звучало, но они были даже, можно сказать, хорошими приятелями. У них было довольно много общего. Оба не выносили уроки, а самое главное — мистера Боеджа. Эта парочка была для директора настоящим бедствием, он боялся их и всячески избегал. Наблюдая за такой его реакцией, Стив и Том просто заливались смехом, совсем этого не стесняясь. А самое смешное, что Боедж жаловался только себе под нос, ну или у себя в мыслях. Он боялся что-либо сказать их родителям, или не дай Боже, предъявить претензии им самим. Билл знал, что после такой претензии, пойдет ответка в виде: «Что ты сказал, Боедж!? А ну повтори…! Билл бы, наверное, отдал все самое ценное, чтобы стать главным свидетелем такого спектакля. В своей голове он далеко не один раз прокручивал такой разворот событий, и каждый раз громко смеялся, смеялся до красноты.

Еще Билл смеялся с небольшого рутинного диалога Стива и мамы. Когда она спрашивала его: «Как школа?» Стив отвечал, что все нормально. Тогда, следовал второй вопрос: «Ты мистера Боеджа слушаешься?» Стив уверял, что очень слушается и старается учится, как можно лучше. Вот тогда-то Билл и не выдерживал. Он громко ржал, как лошадь, прямо за столом, в связи с чем, не редко получал по затылку от своего отца.

Однажды, случилось нечто необъяснимое: Стив пришел домой с большим фингалом под глазом. Мать ужаснулась, приложив ладонь к губам, отец подарил ему подзатыльника. Стив сказал, что подрался с Томом Своггером, это он сказал, разумеется только Биллу, для родителей был приготовлен другой ответ: «Какой-то полоумный наехал на меня на своем велосипеде и попал локтем в глаз». Мать дала эму три кусочка льда, с которым Стив проходил около трех часов. Вечером отек уже не был так заметен, правда болело до сих пор, как он говорил. После ужина, Стив зашел в комнату своего брата и сел на кровать. Он предпочел рассказать ему все в малейших деталях. Оказалось, что драка произошла из-за лопаты, для уборки снега. Они её не поделили, и Своггер въехал Стиву прямиков в глаз, тогда тот, вырвал лопату и зарядил ему по спине. Том упал на снег и корчился от боли, этим все и закончилось. Билла тогда в школе не было, он слегка приболел, поэтому не наблюдал ситуацию в живую. После такой драки, Стив стал выглядеть еще более солиднее. Все в школе говорили только о нем, он стал настоящим лидером, человеком, который всего в восемь лет обладал самыми крепкими яйцами во всем Ватерлоффе. Билл это предвидел, тем же вечером, когда Стив поведал ему эту историю. Услышав слова младшего про повышение статуса, он засмеялся, сказав Биллу, что его статус совсем не волнует, и на мнение остальных ему плевать с высоты своего роста. После сказанного, он пожелал брату сладких снов и ушел в свою комнату, закрыв двери. Вот тогда-то Билл и поймал себя на мысли прорыть дыру в стене. Мысль эта пришла совершенно спонтанно, Билл не мог объяснить откуда ей было взяться. Просто захотелось, захотелось и все, ничего большего. На следующее утро, он взял маленький молоточек из сарайчика за домом, отодвинул шкаф и начал осматривать стену. Она была не крепче обычной сухой глины. Долбил он только тогда, когда никого не было дома, а случалось такое достаточно редко, поэтому, приходилось долго ждать. По ночам, когда свет выключался во всем доме, он вставал, тихо отодвигал шкаф и слабо водил молоточком по стене, стараясь вести себя, как можно тише. Результат был, конечно не такой заметный, как от долбежки, но все же был. Песочек сыпался на пол, приходилось выкидывать его в окно.

Проход был закончен спустя четыре месяца, как раз тогда, когда Стиву исполнилось девять. Увидев ночью, что его стена сыпется, он чуть не обосрался. Билл успел показать себя ему до того, как тот завизжал от страха. Сколько же ругательств выслушал про себя младший, Стив старался ругаться шепотом. Даже здесь, его лексикон был очень широким. Ругаться матом его научили старшеклассники. Из услышанного в ту ночь, Билл записал все в свой блокнотик; слова по типу: «скотина» или «ублюдок» виднелись сразу на первой странице.

Проходом они пользовались оба. По ночам, чаще всего Билл забегал в комнату брата, чтобы услышать от него очередную страшную историю, которая помогла бы младшему уснуть, ага… уснуть. Билл прикрывал дыру в стене картонной коробкой, что нашел на помойке, к ней, он придвигал и широкий шкаф, родители за него никогда не заглядывали…

Глава 3:

Было 23-е января, 24-го — у Билла его долгожданный день Рождения. Он всегда ждал этот праздник, хотя о нем упоминали мало. За ужином никто так и не вспомнил. Билл сидел за столом с улыбкой на лице, свои руки он спрятал в карманы его штанов и скрестил пальцы. Подошвы его ботинок весело стучали об пол, стучали до тех пор, пока Стив не сказал ему прекратить. Ужин прошел молча, как обычно. Скот поел самым первым, помыл за собой грязную тарелку и поднялся наверх. По звуку открывающегося замка, можно было сказать, что он зашел в свою библиотеку. Он часто заходил туда вечерами. Ставил одну единственную свечу, естественно запирал двери на замок, и читал, читал старые книги, что достались ему от его отца. Многие из них уже обрастали пылью в магазинчике, в библиотеке же, хранились те, которые на продажу выставлять было жалко. Скот проводил взаперти в среднем часа три, после, он выходил, принимал душ и ложился спать. К десяти часам свет обычно был потушен везде. Билл не мог заснуть. Он лежал на спине, смотря в черный потолок и скрестив руки у себя на груди. Мысли абсолютно разного плана занимали его голову. Они не давали ему закрыть глаза. В придачу, свет луны заглядывал в его комнатное окно, пришлось встать и задернуть занавеску. Взгляд его бегал по стенам и останавливался на каждой вещице. Билл долгое время осматривал предмет, будто, внимательно изучал его, после чего — искал глазами новый. Иногда, он пускал пузырьки из слюней, научил его Стив. Это в первый же день вошло в привычку.

Час за часом шел невероятно медленно. На стене, у двери висели часы, их стрелки щелкали. Так вот Биллу казалось, словно, эти стрелки замедлились, причем раза так в три. Заметив это, он тяжело вздохнул. Ему стало жарко, пот проступил на лбу, поэтому пришлось откинуть одеяло в сторону. Билл перевернулся на правый бок, теперь уже лицом к стенке, и сомкнул веки. Тут же открыть их не получилось… Билл быстро заснул, вышло это само собой. Он увидел хороший сон, ему снилось, как он высоко прыгает по зеленой поляне, усеянной пахнущими, разноцветными цветами. Улыбка появилась на его лице, показались даже зубы. Птицы красиво пели на ветках деревьев, их мелодия медленно и нежно лилась, словно, стекала по стволам тонких березок, что окружали поляну. Билл перестал прыгать, упав на траву. Он раздвинул конечности по бокам и начал делать ангелочка. К нему вышел олень, еще совсем молодой, у него были маленькие рожки и тонкие ножки. Он аккуратно подошел к мальчику и лег рядом. Ладонь Билла ласково прикоснулась к гладкой шерсти. Олененок потянулся, придвинулся к мальчику ближе и свернулся в клубочек, он тихо засопел. Сердце у мальчика забилось очень быстро, сон неожиданно прервался.

Его разбудил холод. Тело покрылось мелкими мурашками, надо было накрыть себя толстым одеялом. Билл стиснул зубы и плотно укутался. Сильный дождь пошел на улице, тяжелые капли с грохотом приземлялись на асфальт, было шумно. Однако, на фоне этих неприятных звуков, уши мальчика уловили постороннее дыхание в комнате. Оно было низким и хриплым. Билл поднялся на локоть и посмотрел в правый угол. Белый свет луны показывал тонкую и острую тень.

— Это снова ты? — шепотом спросил мальчик.

— Хм…

— Давно тут уже стоишь?

—Хм-м-м — прозвучал низкий гул.

— Ясно, — сказал Билл, опустив ноги на пол, и накинув на спину одеяло. — Как ты попал сюда?

— Ты же знаешь, что я … в твоей голове…- протяжно ответила тень. — Меня, на самом деле, нету…

— Да, я вечно забываю про это, — кинул мальчик, хлопнув себя по лбу. — Так, что ты тут делаешь?

— Смотрю…

— Смотришь, как я сплю?

— Хм…

— Слушай, а это не ты, случайно, прервал мой прекрасный сон?

— Нет… Его прервал холод…и дождь…

— Чертов дождь, — выругался Билл.

— Кто научил тебя выражаться…?

— Стив.

— А ему можно…?

— Он и не такое знает, когда я пробил ему стену, он высказал мне абсолютно все, что знает сам. Большинство слов я успел записать, вот их и использую.

— Хм…

— Почему ты так часто мычишь?

— Проходом пользуешься…? — сменила тему тень.

— Разумеется, для чего же я … то есть, мы, долбили стену?

— Хм… Ты выдолбил дыру только с моей помощью…

— Знаю.

На этом они замолчали. Перерыв длился минут пять, потом, Билл не вытерпел:

— Ты можешь выйти на свет?

— Хм… если тебе так удобнее… — тень пропала, туловище и голову существа осветила бледная луна.

Его тело было очень узким, по бокам торчали острые ребра, руки доходили до колен, они были похожи на ветки деревьев. Корпус держался на длинных, тонких ногах. Рост этого существа далеко заходил за два метра. На лице виднелся белый череп какого-то странного животного, Билл не знал, какого именно. Можно было сделать из этого вывод, что животное это – явно не из человеческого мира. Через пустые глазницы белой маски светились желтые глаза со змеиными зрачками. Взгляд выглядел очень устрашающе.

— Так лучше…?

— Да, — тихо ответил мальчик, продолжая пялится на желтые глаза.

— Олень…? – спросило существо.

По его тону было слышно, что он усмехнулся, правда такой реакции его череп не предполагал вообще, он не был способен показать улыбку.

— Ты про что? – не понял мальчик.

— Сон…

— А, сон… Ты знаешь, что мне снилось?

— Я все видел…

— Да?

— Твой сон был хорошим… увидеть оленя – это прекрасно…

Билл улыбнулся. Он перевел тему:

— Ты можешь сказать мне, что меня ожидает завтра?

— Хм… — снова хмыкнуло существо и опустило свою страшную голову.

— Так ты можешь?

— Могу…

— Я жду.

— Завтрашний день будет ярким… ты будешь смеяться… однако…будут и слезы…

— Слезы? – переспросил Билл.

— Да… завтра вечером будет ссора…

Мальчик опустил голову.

— Извини… Билли…

— Ссора – это частое явление в нашей семье.

— Да… но завтрашняя…подразумевает под собой плохие последствия… твоя жизнь поменяется…

— Кто-то умрет? – слеза потекла с глаза мальчика.

— Нет…

— Это самое главное.

— Хм…

— Ты можешь сказать точнее?

Существо лишь покачало головой по сторонам.

— Почему?

— Мне не позволяет моя позиция…прости…Я и так рассказал тебе много…

Билл с пониманием закивал головой.

— А сейчас…пойди к брату…он не спит… приготовил тебе подарок на завтра…хотя готов вручить его прямо сейчас…

Билл молча встал с постели и пошел по направлению к шкафу. Существо положило ему на плечо свою лапу.

— Не расстраивайся, Билли…- проговорило оно.

Мальчик посмотрел ему прямо в глаза и кивнул. Он отодвинул шкаф, убрал коробку и нагнулся. Кинув на существо последний взгляд, Билл пролез в соседскую комнату.

Существо проводило его своим страшным взглядом. Его голова медленно кивнула, и оно проговорило шепотом:

— Мы прощаемся надолго…

Стив не спал. Он сидел на полу, поджав ноги под себя, и копошился под кроватью. Билл вполз в его комнату и шепотом окликнул брата. Тот мигом выдернул голову с-под кровати, ударившись затылком.

— Черт, я чуть не обосрался! — тихо выругался он, приложив ладонь к ударенному месту.

— Прости, я не хотел тебя пугать, — извинился брат, выпрямившись в полный рост.

— Я собственно…рылся под кроватью, чтобы…достать мой тебе подарок, — неуклюже, смущаясь проговорил Стив.

В левой руке он держал маленькую красную коробочку, крышка которой, была привязана сверху бантиком с желтой ленточки.

— Это, в общем…тебе, держи, — Стив протянул подарок младшему. – Знаю, твой день Рождения завтра, но ведь завтра уже наступило. Сейчас по времени 2 утра, поэтому…

Билл аккуратно развязал бантик и снял крышечку. Он увидел циферблат наручных часов с золотистой окантовкой.

— Это твои часы…- шепотом произнес он.

Его голос звучал очень рассеяно.

— Знаю, — кинул Стив, махнув рукой, — теперь они – твои.

— Они тебе не нужны?

— Так, слушай, я дарю подарок, и мне решать, что дарить, выбрал часы… Я ведь знаю, что они тебе понравились, ты тоже хотел себе такие, однако, родителям не говорил.

Билл усмехнулся.

— Так что теперь… я отдаю их тебе, дарю с радостью.

Билл крепко обнял брата, а тот скривился.

— Ну хватит, я не люблю этих тисканий, успокойся.

Младший надавил еще сильнее.

— Ну ладно-ладно, все, я принимаю твое «спасибо», теперь, прекрати…

Они сидели на полу до пяти утра, шепотом разговаривая. Никто из родителей не поднимался, поэтому сидеть можно было спокойно, не запирая двери в комнату на засов. Братья разговаривали, обсуждали самые тупые и бессмысленные темы их веселой и местами интересной жизни. Билл упал на пол пузом и качался по ковру. Лицо его брата выглядело, как всегда, серьезным, он взял в руки листик бумаги и пытался что-то из него соорудить.

— Стив? – обратился к нему младший.

— А?

— Как думаешь, что мне подарят родители?

— Я думаю, ты и сам знаешь, что вряд ли это будет щедрый подарок.

Билл опустил голову.

— Прости, но… я просто смотрю на факты. Когда такое было, что тебе нравился подарок?

— Мне нравится твой подарок.

— Ну, мой – это да… — на серьезном лице Стива появилась улыбка. – Но ведь от родителей… ты никогда не получал чего-то «вау».

— Ты прав, «вау» не было.

— Ну вот, — заключил Стив.

— Я думаю, они поссорятся завтра… хоть мне и не хочется, чтобы так вышло, — сменил тему Билл.

— Не знаю, посмотрим… ссорятся они часто, я думаю, тут нечему удивляться, — с этими словами старший прыгнул на кровать и укрылся одеялом. – Ладно, братишка, оставляй меня, мои глаза непроизвольно закрываются.

— Ага, — кивнул головой тот, поднявшись на ноги. – Пока, Стив, до завтра.

Он вернулся к себе. В комнате было уже пусто, дождь утих, ночная тишина давила на уши. Билл окинул взглядом четыре угла, в тени никто не прятался, он находился у себя в спальне один. Сон снова нахлынул на него. Появилось резкое желание опять увидеть оленя, лежащего на зеленой поляне. Мальчик залез на кровать, накрыл себя одеялом и прикрыл глаза. В голове его крутился один вопрос: «Что означает слово «непроизвольно»?»

Он встал с постели достаточно поздно, учитывая, что почти всю ночь провел в комнате брата и общался. На настенных часах было пол одиннадцатого. Увидев время, Билл мигом поднялся и выбежал в коридор. Первым делом, он забежал в комнату своего брата, его кровать была застеленной, его самого не было. Все находились на кухне. Стив сидел за столом и пил чай, читая врученную ему его отцом книжку. На обложке было написано: «О дивный новый мир».

Скот вместе с Тарой стояли прямо у прохода. В руках у матери была средних размеров коробка. Она улыбалась и не сводила глаз со своего сына.

— Билли, с праздником тебя, — твердым голосом проговорил отец.

Мама протянула мальчику в руки коробку. Билл открыл ее и достал подарок. Это была черная ковбойская шляпа с золотой цепочкой, прошитой вокруг нее. Улыбка появилась на лице мальчика. Он быстро надел шляпу на голову, хлопнул в ладоши и обхватил мать с отцом руками. На все это со стороны наблюдал Стив. Он усмехнулся, после чего, опять перевел взгляд на свою книжку.

Завтрак прошел молча. Все сидели, уткнувшись носами в тарелки. Билл свою ковбойскую шляпу не снимал. Он просто сиял от радости. Ему было не до еды. Он отодвинул свою тарелку в сторону.

После завтрака, Тара дала мальчикам деньги, чтобы сходить на рынок за продуктами. Они накинули на себя куртки и вышли на улицу. Головной убор с головы Билла не уходил. Они резво пошли по кривому тротуару вдоль пустой дороги к Центральной улице Ватерлоффа.

— Ну, как подарок? – поинтересовался у него Стив.

— Шутишь?! Это самый лучший подарок! Ну… твои часы – тоже…

— Ага. Видишь? Хотя бы раз они подарили тебе то, что ты нормально оценил.

Билл промолчал, он не мог не согласится с словами брата.

На рынке они пробыли немного времени, учитывая скорость и сильное желание Стива побыстрее убраться домой. Он мигом наполнил глубокий пакет нужной едой и жестом руки приказал младшему следовать за ним. Тяжелую торбу тащил  естественно старший, ухватившись за ручки пакета обеими руками.

Билла с праздником поздравила и его дама. Она остановила его, обняла и вручила в руки белый конверт. Когда они попрощались, Билл открыл его и достал рисунок. На нем аккуратно были нарисованы два силуэта, один мужской, другой – женский. Снизу рисунка виднелась надпись: «С днем Рождения, Билли!» Подарок заставил мальчика широко улыбнуться. Его щеки и уши тут же покраснели. Стив его, будто не замечал. Он молча смотрел вперед, куда-то вдаль и о чем-то думал, видимо, о чем-то серьезном и непонятном Биллу.

Домой они пришли к часам двум. Стив отдал пакет отцу, а сам принялся снимать тяжелые ботинки.

Они пообедали и разошлись по комнатам. Стив заперся у себя и лег на кровать с книжкой в руках. Билл сел за свой столик, включил настольную лампу и положил перед собой рисунок с поздравлением. Он просто смотрел на него, смотрел и улыбался. С его глаз потекли слезы, вызванные радостью. Он вытер их и засмеялся, довольно громко. Целый час он просидел так, изучая такой приятный подарок. От этого занятия его отвлек мамин крик. Он мигом выбежал из комнаты, за ним последовал и Стив. Они влетели на кухню и увидели маму. Слезы текли с ее глаз. Она прижала ладонь к правой щеке. Рядом с ней стоял Скот. Его лицо выглядело разозленным. Он повернулся к братьям и сказал выйти им вон. Тара выпрямилась и закричала ему прямо в лицо, обливаясь при этом слезами:

— Если тебе на нас плевать, уезжай!!! Уезжай подальше, чтобы мы тебя не видели!!! Ему, видите ли, старый антиквариат дороже семьи! Уходи! Я не хочу тебя видеть!

— Думаешь, я хочу!? Дура! – заревел Скот.

— Так уходи! И не возвращайся!

— Это мой дом!

— Ты хочешь, чтобы я ушла?! Я уйду! Уйду куда угодно, но с тобой не останусь!

— Так котись отсюда! Вали вон!

Она взяла мальчиков за руки и пошла с ними на второй этаж. Шепотом она сказала им собирать чемоданы. По ступеням взобрался отец, его лицо было алым от злости.

— Их ты не заберешь, тварь!

— Заберу!

— Нет, не посмеешь! – заревел он, замахнувшись на нее рукой.

Она упала на пол, прикрывая голову.

— Давай! Ударь меня, дьявол! – заливаясь слезами, прокричала она!

Скот ударил кулаком в стену, оставив вмятину.

— Идиот! Ублюдок ты конченный! – вопила Тара.

Она с трудом поднялась на ноги и снова приказала братьям собирать вещи.

— Они никуда не пойдут! – остановил их Скот.

— Пойдут!

Отец снова замахнулся на нее. Теперь в ссору вступил Стив:

— Оставь ее, урод! – прокричал он.

— Что ты мне сказал, сосунок ты мелкий!?

— Я сказал, оставь ее, урод!

— Оставлю! А ты, малолетняя свинья, будешь за ней присматривать, понял?! Билла Я забираю с собой! – он ухватил младшего за руку и потащил за собой вниз.

Тара ухватилась за его ногу, однако, удержать не смогла. Стив подбежал к ней и обнял. Скот потащил Билла к входным дверям. Внизу он заметно ослабил хватку и слегка снизив голос обратился к нему:

— Мы поедем в Хеллмит, сынок…

Часть вторая: Месть.

Глава 1:

Было около двух часов ночи. На улице — полная тишина. Ватерлофф спал, спал, укрывшись простыней из тумана. Ни одного человека на дворе не было, казалось, все они лежали по своим кроватям. В домах даже свет не горел. Тротуары сопровождали ряды столбов и уличных фонарей, вот только самая малость из них работала… Тусклое мерцание подавало сигнал мелким ночным бабочкам и прочим букашкам. На улице Фоллсмит, массивные входные двери фамильного трехэтажного дома со скрипом отворились. На улицу, прямо босиком, вышла женщина, укутанная в темно-красный плед. Она постаралась как можно тише закрыть дверь, после чего, посмотрела прямо перед собой. Тишина на улице её вполне устраивала. Она посмотрела направо, потом — налево, и, показав свою страшную, кривую улыбку, начала спускаться с крыльца по каменным ступеням. Её левая нога задела садового гнома, что стоял у самого подножья ступенек. Декор свалился на бок, и от его головы отпал крохотный кусочек. Теперь, его красная шапка не выглядела заостренной. Женщина не стала поднимать его. Она лишь тихо зашипела от боли, кинула свой полоумный взгляд на сломанную игрушку и подошла к железной калитке. Аккуратно открыв её, она вышла на тротуар. Глаза её непрерывно бегали по сторонам, а шея неоднократно поворачивалась назад. Она с некой опаской смотрела на дворы своих соседей, а когда за забором слышался раздраженный лай собак, кривила лицо и сжимала до красноты кулаки. Она боялась, что её может кто-то заметить и поймать. Её опасения оказались напрасными, не смотря на бурное поведение псов, на улицу так никто и не вышел, даже свет ни в одном доме не загорелся.

Женщина ускорила свой неровный шаг, продолжая постоянно озираться. Менее, чем за пять минут, она прошла вверх по улице, минуя закрытую кузнецу, и остановилась у начала леса. Толпы высоких черных дубов раскинулись перед её глазами. Она восторженно смотрела на деревья, открыв рот, и подняв голову вверх. Себе под нос женщина прошептала что-то неразборчивое, однако, по её тону можно было судить, что сказанное ею имело эмоции удивления.

Вскоре, она резко оглянулась назад, будто, кто-то невидимый и неслышимый окликнул её, или словно, чья-то безызвестная рука аккуратно коснулась её плеча. Конвульсивно обернувшись и никого за спиной не увидев, женщина вздрогнула, укуталась в плед по туже и сделала пару уверенных шагов на встречу лесу. Она продолжала говорить что-то неразборчивое. Теперь, лицо её еще больше показывало испытываемые эмоции, полностью пропитаны страхом и опаской. На ногах у нее уже появились довольно глубокие царапины, как следствие её ходьбы по кривой, местами острой дороге, кожа, понятное дело, успела вымазаться в земле. Длинные с проседью волосы, достигавшие плеч, некрасиво слиплись на лице и завязались в узелки. Женщина резко убрала их с лица и шмыгнула громко носом.

— Я не понимаю…оно же разговаривало со мной…? Оно же говорило мне…что стоит недалеко и ждет меня…я правда не понимаю…где оно ждет…? Или я просто не вижу…? Так пусть оно себя покажет…! — вечно твердила она почти шепотом.

Цивилизация и тот заветный просвет меж деревьев, полностью исчез позади. Ноги занесли женщину довольно далеко, она не обращала своего внимания на пройденное расстояние. Но, через каких-то пару минут, она остановилась и стала, как вкопанная. Прозвучал звонкий хруст ветки справа, и в ту же секунду, из кустов вышел волк. Он медленно шел на женщину, словно, опасался её. Его желтые глаза пронзали человеческое тело насквозь. Морда была полуоткрыта, виднелись острые кончики передних клыков. Увидев зверя, женщина упала на колени и протянула трясущиеся руки вперед.

— Чакки, это ты? — тихо спросила она. — Чакки, это ведь ты, да? Ответь.

Волк продолжал медленно надвигаться на человека, он оставлял страшные отпечатки своих когтей на рыхлой земле.

— Я знаю, что ты звал меня… Говорил прийти, вот я и пришла… Что ты хотел мне сказать?

— Оно прибывает…- прохрипело животное.

— Кто?

— То животное…что убивает из-за мести… Оно скоро прибудет и сделает твоего сына отомщенным… Оно его не пожалеет…

— Ты имеешь ввиду моего Стива? — спросила женщина.

Волк слабо кивнул своей пушистой головой. Он перестал идти и сел прямо возле женщины, выпрямив свою грудь вперед.

— Что же такого страшного сделает мой мальчик?

— Я не могу тебе этого сказать…- снова отозвался волк. — Однако, я вижу, что гнев того, кто его убьет, — просто неизмерим… Желанию мести просто нету предела…

— Как я могу ему помочь? Что мне сделать?! — в отчаянии крикнула женщина.

— Ты ничего не сделаешь…

— Но… Я не хочу, чтобы мой мальчик умирал…

— Понимаю… Однако, его исход — неизбежен. Он погибнет, и не ты, не я этому не помешаем… Он встретится с тобой после…после того, как земля накроет его мертвое тело…

Слезы потекли с её глаз, она была уже не в состоянии себя сдерживать.

— Ватерлофф помнит, Тара… Ватерлофф не отпустит… — проговорило животное.

Женщина вцепилась пальцами в землю и опустила голову.

— Не может такого быть… — шепотом проговорила она. — Я этого не хочу…мой мальчик должен жить…я не хочу…он должен…должен…Чакки, помоги мне, прошу…

Она подняла голову, однако, волка уже перед ней не было. Она сидела на холодной земле в полном одиночестве…

— О Господи, мама! Где ты была?! — спросил у нее Стив, встретив её, вышедшей из лесной темноты.

— Все нормально со мной, сынок, — рассеяно проговорила она. — Хотя…не все — нормально.

— Черт! Ты опять ходила в лес, зачем?!

— Чакки меня зовет, я же тебе говорила.

— Мама, никакого Чакки не существует, ты можешь это понять?!

— Нет, он есть, ты его просто не видел.

— Так, хватит спорить, пошли домой, — он взял её под руку и буквально потащил по дороге вниз.

— Он сказал мне, что тебя ожидает страшная опасность, Стив, он сказал, что она — неизбежна, — с её глаз потекла новая партия слез.

— Мама, я больше не хочу слышать про этого волка, слышишь, он не может тебя звать, и деревья тоже не могут… Или ты еще что-то напридумывала!?

— Я ничего не выдумываю, Стив, он сказал мне правду, с тобой случится страшная…

— Мама, хватит! — успокоил её Стив, открывая поржавевшую калитку в ихний двор. — Все будет нормально, поверь.

— Все — ненормально, мальчик мой, — она вцепилась своими костлявыми пальцами в его рубашку. — Раз Чакки сказал, что опасность придет, она придет, к сожалению… Ты не понимаешь, — продолжила она, когда Стив повел её в ванную отмыть замазанные грязью ноги, — ты попросту не понимаешь, что значит «опасность». Её надо боятся, боятся и ждать, быть готовым, а ты…

— Мама, все, давай успокоимся, — проговорил он, отводя её вверх в спальню.

— Я просто хочу тебе помочь, как же ты не понимаешь?!

— Я все прекрасно понимаю, мама, и ценю твои попытки помочь мне, однако, ты тоже пойми, доктор сказал тебе соблюдать строгий режим, тебе надо мало двигаться, помнишь, как он это говорил?

— Да плевать мне на этого доктора! Я и так скоро погибну, и перед смертью хочу тебя спасти!

— Мама, не говори глупостей, а лучше поспи, — он накрыл её одеялом и вышел из спальни, провожаемый её возмущениями…

Глава 2:

Убогий, кривой пирон стоял пустым недолго. Беззаботную обстановку за одну секунду нарушил гул тяжелого поезда, длинной в десять вагонов. Его колеса стучали по рельсам, передовой вагон сильно качало, а машинист трубил сигнал прибытия. Скоро, он совсем остановился и зашипел, черный дым валил вверху. Двери вагонов открылись… Из всего поезда вышло только трое. Они вылезли с третьего, считая с конца, вагона.  Первым на пирон ступил мужчина в темно-зеленом пальто, он развернулся и с улыбкой на лице протянул свою правую руку. За нее ухватилась другая маленькая, нежная ручка. На улицу вышла девушка с рыжими волосами и веснушками по всему лицу. Последним показался второй мужчина, одетый во все черное. Шляпа сидела у него на голове. Все трое бодро зашагали вдоль пирона. Двери поезда громко захлопнулись, послышался сигнал, и вагоны медленно поплелись обратно. Вскоре, металлическая гусеница скрылась за лёгоньким слоем утреннего тумана.

Мужчинами назвать их было трудно. Как бы их серьезный и мужественный вид не показывал солидность, просто язык не поворачивался присвоить им звание «мужчина». Они выглядели, как смазливые парнишки: с ясными голубыми глазами, чистой кожей, без шрамов и щетины, с зализанной назад чёлочкой. Девушка была приблизительно такого же возраста. Всем троим можно было дать лет 25, не больше.

Они спустились по каменным ступенькам, богатым на наличие мелких трещинок, и резво двинулись направо. На дворе было безлюдно. Только эти трое шумно разговаривали и цокали своей обувью. Яркие лучи солнца освещали их лица. Идущие щурились, щурились и смеялись, показывая верхний и нижний ряд зубов.

Через пять минут, парнишка в черном пальто пожал крепко руку своему товарищу, обнял даму и также бодро зашагал, свернув направо. Парнишка в зеленом взял девушку под руку и повернул налево.

Девушка смеялась до красноты от шуток своего кавалера. При окончании очередной шутки, она облокачивалась всем своим весом на его плечо и закрывала глаза, с которых успели пойти слезы.

— Ник, не смеши меня так, я сейчас взорвусь! — крикнула она, преодолевая истерику.

— Я не могу, — ответил тот. — Твои эмоции не позволяют мне этого сделать.

— А вообще, мне уже надоело идти, точнее, я устала.

— Потерпи чуть-чуть, здесь совсем немного осталось.

— Как ты там говорил: «Пройти церковь с позолоченным куполом…»

— Ага, — кивнул паренек.

— Потом — дорога вверх, — продолжила девушка.

— Да.

— Дальше — кузнеца…

— И, сразу напротив — наш дом, — добавил он.

— Как ты там говорил, наша улица называется?

— Фоллсмит.

— Ах да, Фоллсмит…я просто забыла, — девушка издала громкий смешок и ухватилась за рукав своего парня покрепче.

» Привет, Билл.

Как там твои дела? Как поживает отец? Как проходит ваша жизнь? Надеюсь у тебя все хорошо.

Пишу тебе, с целью рассказать, как можно больше и детальнее про нашу с маминой жизнь. Конечно, в одном письме я все не изложу, как бы не старался, однако, по крайней мерее, попытаюсь донести максимум.

Ватерлофф вообще не изменился, ни на каплю. С тех пор, как ты уехал отсюда, все так и осталось: те же полуразваленные дома, та же неровная брусчатка в центре, те же покрытые трещинами дороги, тот же густой туман над землей… Я думаю…хотя нет, я — уверен, что в ближайшем будущем ничего так и не поменяется, а со временем, возможно, окружение и ухудшится, конечно, хотелось бы, чтобы мои предсказания оказались ложными.

Как дела у меня с мамой? Что ж… Полагаю, только одно слово идеально подходит под ситуацию: «тяжело». Мы с мамой боремся, однако, нам все равно тяжело. Её здоровье постепенно ухудшается. Если взять её состояние, что было примерно два-три года назад, и взять состояние сегодняшнее, то разницу можно увидеть сразу же. К нам, на днях, приехал врач из Кронима, ты представляешь? Из Кронима, издали. Я был ему очень признателен, потому как он приехал, а этот факт уже о многом говорит. Сразу было видно, что его отношение к работе весьма серьезное. Я с любезностью пригласил его в дом, он поднялся на второй этаж, зашел в мамину спальню и, посмотрев на нее, шепотом сказал мне на ухо: «Мистер, видно, что у нее сейчас сильный жар, принесите с кухни пару стаканов холодной воды и заварите чашечку чая, желательно какого-нибудь травяного». Пока я возился на кухне, доктор имел время пообщаться с ней. Говорили они довольно долго и громко. Я принес поднос с тремя чашками и уселся на стул рядом. Мама вела себя с ним в беседе достаточно сдержанно, старалась отвечать на вопросы спокойно и показывать минимум эмоций на лице. В общем, её поведение было совсем не таким, как обычно. Доктор засыпал её вопросами абсолютно разного плана, по типу: «Как вы себя чувствуете, Тара? Часто ли вам бывает грустно? Довольны ли вы заботой вашего сына? Понимает ли он вас? О чем думаете чаще всего? Чего боитесь?»… И так далее. Они общались примерно часа два, потом, врач послушал её пульс и сердцебиение. Он поблагодарил её за хорошую и информативную беседу, после чего, вышел на кухню. Дальше, с ним пообщался уже я за кружкой чая. Ему было известно, что Тара страдает некими психическими отклонениями. Когда я писал ему письмо с просьбой приехать к нам, я заметил ему, что наша проблема скорее психического характера. Мистер Уайт, так его звали, был специалистом именно в области психиатрии. От знакомых в Крониме, я узнал, что Уайт — владелец и лучший врач его собственной психиатрической лечебницы, которая с каждым новым годом пользуется все большим и большим спросом. За чаем, он попросил меня рассказать, как можно детальнее про те случаи, когда маме совсем было не по себе. Я вспомнил ему абсолютно все те припадки, когда она выходила из комнаты по ночам, на носках пробиралась в гостиную и выглядывала в окно. В предыдущем письме, если ты помнишь, я рассказывал, что мама пялилась в окно гостиной довольно часто. Она могла простоять всю ночь и не отводить взгляда от улицы. И что странно, она смотрела только в окно гостиницы, больше ни в какое. Я спрашивал её об этом, а она отвечала мне всякий раз, что голос, который зовет её слышен только лишь из окна гостиной. Я ловил её по ночам почти всегда, каждую ночь! Она, как я думаю, прикладывала ухо к стенке и ждала скрип моей кровати. Когда я тушил свечу и ложился, она сидела минут десять-пятнадцать, после чего, тихо открывала свои двери и босиком бежала в гостиную. Её пятки легонько стучали по ступеням, часто я просыпался от этого звука. Когда я спускался вниз, то видел, как она повернулась спиной, подперла свою голову рукой и смотрела, смотрела прямо на улицу, видимо куда-то вдаль. Я аккуратно подходил к ней, хватал за плечи и уводил обратно в спальню. Она сильно сопротивлялась: хваталась руками за подоконник, падала на пол и скручивалась калачиком, толкалась ногами, кричала, говорила, что голос с леса её зовет. Я старался, как можно быстрее успокоить её. Когда она падала на пол, я просто поднимал её на свои руки и уносил на второй этаж. Истерика овладевала ею, припадки эти были страшными, даже для меня.

Уложить её тоже составляло много труда. Остаться в кровати ей было невозможно, её всю теребило, она, словно, брыкалась в каких-то психических конвульсиях. Мне приходись проводить целые бессонные ночи в её спальне. Я просто сидел на стуле рядом с маминой кроватью и не спускал с нее своих заспанных глаз. Она далеко не один раз принимала попытки встать и пойти в гостиную снова, но на каждую такую попытку я реагировал вовремя. Как только она смахивала с себя одеяло, я мигом подрывался со стула, словно, подстреленный, и укладывал её опять, она даже не успевала ногу на пол поставить. Я рассказал все это доктору, Уайт внимательно меня выслушал, потом достал из своей сумки кусок бумаги и ручку. Он записал название одного препарата, который мама должна принимать два раза в день…если случаются припадки по ночам, то можно давать и третий раз. И, чему я был несказанно рад, эти таблетки продавались в аптеке Ватерлоффа! Это первое лекарство, которое я нашел и в этой дыре! Хоть что-то в аптеке да есть, я был очень счастлив, когда нашел препарат у нас. Хотя бы что-то играло на моей стороне.

В общем, пока это все новости. Мы с мамой лечимся, слушаемся рекомендаций врача, надеюсь, все еще наладиться.

Твой брат, Стив Танжер.»

Прошло два месяца…

» Привет, Билл.

Это снова я, пиши мне, как там твоя с отцом жизнь в Хеллмите, рассказывай, что нового узнал, может с тобой случились какие-нибудь интересные истории. Пиши, мне все будет любопытно узнать.

Надеюсь, мое предыдущее письмо ты успешно получил, и никаких проблем не было. В этом же письме, я опять хочу поделиться новостями моей с маминой жизнью.

Вчера, к нам приходил доктор Спицкроул, он прибыл из Хеллмита, чему я слегка удивился, удивился такому смешному совпадению, ну да ладно…не это самое важное, я совсем о другом хочу рассказать. Он заходил к маме и слушал её, слушал долго, перед процедурой сказал мне покинуть комнату. Я терпеливо ждал в коридоре. Через минут двадцать доктор Спицкроул вышел из спальни, его лицо было весьма серьезным. Он сделал полный её осмотр и результатами был готов поделиться со мной. Мы вышли на кухню, я поставил чайник и позже, заварил две кружки крепкого черного чая. Он сказал мне, что сердцебиение у мамы — сильно учащенное. Промежутки между ударами очень короткие. Спицкроул, на протяжении получаса пугал меня, детально объясняя, что такое сердечная гипертония, и к чему она может привести, рассказывал, какие последствия возникнут, если эту гипертонию игнорировать и не замечать. Я рассказал ему про те ночные припадки, с которыми мучается мама, он хлопнул в ладоши, будто, наконец услышал то, что так долго ждал, после чего, кивнул и проговорил: «Ну вот, видите!? Все это плохо сказывается на её сердце, да и на всем здоровье тоже. Нервы могут, а точнее, чаще всего, приводят к плохим, правильно будет сказать, плачевным последствиям. Из-за этих припадков у нее и появилась эта гипертония». Я рассказал ему про визит доктора Уайта, психиатра, оказалось, он хорошо с ним лично знаком. Спицкроул посмотрел на ту бумажку с препаратом, что мне написал Уайт два месяца ранее, потом, почесал свой подбородок и задумчиво произнес: » Это — лучший препарат из всех существовавших, других, таких же успешных, я не знаю, увы… Уайт — и вправду первоклассный врач, в его методике глупо сомневаться. Скажите, были какие-то улучшения?»

Эти ночные погляделки и вправду пропали, однако, то, что пришло им на смену, оказалось еще страшнее. Мама продолжила выходить из своей спальни по ночам, только вот теперь, её маршрут не останавливался на гостиной. Она, босиком, в ночнушке, выходила на улицу, отпирала входные двери и просто выбегала. Я ели успевал ловить её, приходилось не спать ночами, снова. Я выбивался из сил. Со временем, у меня уже выработалась привычка: как только я слышал скрип двери в её спальню, я мигом вставал и бежал на звук. Именно этот скрип будил меня почти моментально. Мама убегала в лес. Ей было все равно на погоду, будь то снег на земле, или не снег. Она выбегала и в дождь, и в метель. Когда ей удавалось выйти из дому, не издав никакого звука, а такое пару раз случалось, она доходила довольно далеко. Я с ужасом обнаруживал, что она опять выбежала, я бежал по её следам и догонял в лесу. Бывало такое, что она находилась от дома за километр и даже больше! Как же я был зол на нее и на эти выходки. Таблетки не помогают, и мне становится страшно, потому что я не знаю, каких еще специалистов ждать, кого звать на помощь!? По дороге домой, мама вечно твердит мне про какой-то голос, который зовет её, зовет в лес. А однажды, она сказала мне, что разговаривала с волком! Тогда-то уровень моей злости и достиг самого пика! Я выругался, сказал ей в лицо все, о чем думал. И ты представляешь, сегодня, она тоже с ним разговаривала!? Я — просто в шоке, я не знаю, как действовать дальше. А если и вправду она встретит волка? Тварь нападет на нее и ухватится за шею! Все, не будет больше мамы! Я сейчас пишу тебе это письмо, после того, как уложил маму обратно в её постель. Моя голова просто кипит, мне очень тяжело. Только что, она сказала мне, что смерть за мной идет. Она верит, будто, ей эту информацию поведал волк, говорящий волк, которого она зовет Чакки. Я в замешательстве, планирую закрывать двери в её спальню на замок, другого варианта просто не нахожу. Увы, слушаться меня она не хочет…

Твой брат, Стив Танжер».

Прошел месяц…

» Привет, Билл.

Я снова пишу наш отчет. На днях к нам заходил очередной врач, он был местным. Странно, что объявился только недавно, когда я вовсю искал помощи, он и звуку не подал. Я первый раз поговорил с ним в антикварном магазине отца. Он зашел чисто случайно, подумал, что пожаловал в молочную лавку. Ему в глаза бросилась мамина стеклянная ваза, которую я поставил на полку после того, как от нее откололся маленький кусочек возле горлышка. Мама как-то ненароком её опрокинула, когда спускалась по ночам. Так вот, я узнал, что покупатель — психиатр, когда-то работавший в центральной больнице Кронима. Я рассказал ему про свою мать и её частые психические припадки по ночам. Он сразу же согласился зайти к нам и взглянуть. Доктор стоял на крыльце уже на следующий день. Надолго он не оставался, сказал, что сильно спешит, и что ему надо бежать. Он бегом забрался на второй этаж, постучал в спальню к маме и не выходил из комнаты где-то минут десять. Они, будто, и не общались. Во время осмотра я стоял под дверью, решил не заходить и не мешать лишним шумом. Никто из них не сказал и слова. Было только слышно, как молния небольшого чемоданчика врача открывалась. Психиатр доставал из сумки нужные инструменты. Только под конец его осмотра, он пожелал маме хорошего отдыха и вышел, аккуратно прикрыв за собой двери. Уже после, я тоже имел возможность с ним поговорить. Тогда-то у меня сердце в пятки и ушло, тогда-то я и поседел. Его вердикт был, как ты уже смог догадаться, вовсе неутешительным. Когда я спросил его: «Ну что скажете?», он лишь покачал головой. Теперь он, словно и не спешил. Сел на табуретку, что стояла в кухне и сгорбился. Случилось то, что я, сказать честно, долго ждал, случилось то, чего я очень боялся и ждал. Он назначил ей срок… Высунул свое предположение, сперва уточнил, якобы оно — неточное. Меня это мало утешило… Он сказал, что она слабеет с каждым днем, сказал, что сердце её стучит все медленнее, его почти неслышно. Дал ей месяц, не больше… Я не могу, Билл. Слезы текут сейчас из моих глаз, мне больно и страшно, я в растерянности. Мне сказали, что человек, о котором я со всех сил своих забочусь, скоро умрет… Сегодня утром я узнал, что растение, которое я постоянно поливаю, скоро полностью усохнет, надеюсь ты понял… Я начал было тараторить, когда услышал вердикт психиатра, он меня просто терпеливо выслушал, не перебивая. Я не понимал, как он может что-то говорить, когда… Я не могу!! Сердце у мамы всегда было слабым. Оно всегда билось то медленно, то слишком быстро. Последнее время, слишком быстро, это связанно с её психозом. Доктор сказал мне, что скоро она не сможет даже с постели встать! Я начал было про её выходки и побеги на улицу по ночам, рассказывал все в точности, не упускал важные и мелкие детали. Он лишь виновато развел руками и шепотом сказал, что эти выходки её и убивают… У нее уже на протяжении нескольких лет очень слабое здоровье, почему он решил, что ей остался всего месяц??? Откуда он это знает??? Я не получил от него четкого ответа. Он сказал мне напоследок, перед тем как уйти, что его слова — это всего лишь предположение, оно может быть неточным, ну а может, не дай Бог, и точным!! Доктор ушел из дома приблизительно в часов 12. Сейчас — пять вечера, а руки мои до сих пор трясутся, сильно, я не могу никак унять эту проклятую дрожь… Мне страшно, Билл. Маме я ничего не говорил. Я не хочу её беспокоить, я не желаю, чтобы ей было известно, что сказал мне психиатр. Я хотел бы, чтобы ты приехал к нам, однако, мама сильно против. Как только я заикнулся о тебе, она чуть ли не взревела. Я боялся, что сердце остановиться у нее прямо сегодня. Поэтому, не приезжай, она не хочет, говорит, что для её сердца будет опасно, если ты появишься. Напиши мне, прошу. Посоветуй что-то, скажи, что сделать. Я жду.

Твой брат, Стив Танжер».

Прошел месяц и один день…

«Билл… Её больше нет… Она…пропала…тела не было…только кровавый отпечаток и след упавшего тела на снегу… Билл, приезжай по скорее, я жду…

Твой брат, Стив Танжер».

Глава 3:

Пролог:

­­— Как такое могло случится?

— Я… не знаю…

— Ее точно не было?

— Нет, клянусь!

— Мне не надо клясться, перестань.

— Все, что я нашел – это большой отпечаток ее тела на снегу. У головы было красное пятно, кровь.

— Что полиция?

— Первым делом я побежал в участок. Главный участка сразу же объявил розыск. Он быстро распорядился.

— Ее все ищут, или не все?

— Все, как уверил меня главный.

— Ясно.

— Ничего не ясно, Билл, даже и не говори так.

— Ты ходил в лес?

— Конечно. Ходил на протяжении двух дней, находился там с утра до ночи. Искал за каждым деревом, за каждым сугробом, за каждым оврагом. Ее нигде нету, она пропала, ни следов, ни одежды, ничего… Испарилась. Теперь, лес обходят и группы полиции. Обещали немедленно доложить, если что-то обнаружат.

— Будем надеяться, что им все-таки удастся что-то найти.

— Будем надеяться…

— Ты мне пиши, постоянно, если хочешь. Рассказывай про свои мысли, выкладывай все, если что-то надумаешь по поводу мамы, ну или копы о чем-то оповестят, пиши, пиши немедленно.

— Сначала отец, теперь – мама…

— Успокойся, понимаю, для нас обоих эти утраты очень тяжелые, будем держаться вместе.

— Это моя вина, я не уследил за ней…

— Не говори так…

— А как мне еще говорить?! Во всем этом, в ее смерти, виноват только я, ведь она была лишь под моей опекой.

— Успокойся, Стив, прошу тебя, тебе надо отдохнуть.

— Да не хочу я!

— Послушай, у меня есть к тебе предложение: давай я заберу тебя в Хеллмит?

— Я не хочу.

— Брось… давай. Там у нас будет общий магазин, общий бизнес. Уедем отсюда, забудем это проклятое место, больше никогда не вернемся.

— А мама?

— Ты сможешь уехать после того, как о ней появятся хоть какие-то новости.

— Я не уеду, мне не нужен Хеллмит, прости, братишка…

— Но, в Хеллмите…

— Билл, я остаюсь, это мое окончательное слово.

— Уверен?

— Да…

ОТРЫВОК ИЗ ГАЗЕТЫ: «Со дня таинственной пропажи Тары Танжер прошло два месяца. Она исчезла, предположительно, в два часа ночи. Из всех следов – это отпечаток тела на снегу, окровавленный возле головы. Никаких ее признаков больше не было обнаружено. Полиция обошла весь лес, весь Ватерлофф, была на всех остальных станциях, ни в одном городе нету пропавшей. Люди о ней не знают. В связи с такими результатами, криминальное дело объявляется закрытым. Заключение: пропала без вести, не найдена…»

                                                                        ***

Входные двери резко распахнулись. В темный коридор сразу же повалил холодный свет ясной луны на небе. У прохода стоял мужчина в темном пальто, его голова была опущена, плечи обвисли, спина сгорблена. Слабо покачиваясь, он сделал пару неуверенных шагов вперед. В его правой руке болталась пустая бутылка, которая совсем недавно была наполнена спиртным. Мужчина кинул пустой сосуд на пол, захлопнул двери и свернул в гостиную. Там, обессилено плюхнулся на пыльный диван и моментально захрапел. Ему приснился сон, нехороший сон. Он стоял посреди глубокого оврага, в одном свитере и легких штанах. С его рта густыми клубами исходил пар, зубы непроизвольно стучали, дрожь невозможно было унять. Мороз сковывал движения. Ветра не было, однако, и без него, обстановка была смертельной, заледенеть насмерть не составляло абсолютно никакого труда. А если бы был и ветер, он бы мигом, на пару с общим холодом, превратил его в кусок безжизненной ледышки. Его уши уловили чьи-то легкие и спокойные шажочки. К нему тихо, босиком, подошла девочка лет пяти. Она была в одной лишь ночнушке. Ее светлые волосы были мокрыми, кончики прядей заледенели и представляли собой холодные сосульки. Вся ее кожа была бледно-белой, мертвой. Тем не менее, на лице виднелась приятная улыбка, она была по настоящему искренней. Глаза смотрели стеклянно, они блестели. Со рта шел пар. Однако, глаза мужчины не смотрели на ее лицо, они следили за другим: от груди девочки, прямо до ее пояса, виднелась порванная плоть. Это было похоже, скорее, на дыру, просвет. Выглядело это так, словно с десяток диких волков, или шавок, что проиграли бешенству, погрызли ее, разворотили внутренности, выпустили кишки наружу. Не смотря на такой страшный и, безусловно, смертельный отпечаток, девочка стояла спокойно, слегка покачивалась, но, в общем… состояние ее было вовсе не соответствующим. Ее глаза намертво уставились на мужчину. Тот уже забыл про мороз, его мозг не думал про холод. Он сделал пару мелких шажков назад. Фигура девочки подошла ближе. Теперь, на ее лице появилась ухмылка, она выглядела недоброй. В следующее мгновение, маленькая, мертво-белая ручка по локоть вошла в вывернутое наружу мясо. Несколько капель крови упали на землю и мигом растворились в снегу. Девочка достала из себя руку и протянула окровавленную конечность мужчине. Его сердце билось бешено, казалось, кости не смогут его удержать, скоро, оно выпрыгнет. Алые пальцы девочки сжимали кусок мяса. Она сделала еще пару шагов ближе.

— На, возьми это, — прозвучал ее ласковый голосок. – Это твоя доля.

— Нет! Я сплю! Тебя нету! – в отчаянии закричал он.

— Видишь эту царапину? – девочка наклонила голову вниз, — знаешь, как мне больно? Ранка болит, и я ничего не могу с ней поделать…

— Я – не виноват, пойми! Так вышло… это был волк, не я!

— Но ты мог меня спасти. Я кричала тебе, говорила, что мне больно, плакала, когда его зубы рвали меня, отрывали кусочки плоти. Ты меня не спас. Ты холодно посмотрел в мои заплаканные глаза и убежал, поэтому я и умерла.

Мужчина упал лицом в снег, он заплакал.

— У меня была семья, родители меня любили, особенно папа. Он даже мою маму зарезал, чтобы отдавать всю любовь мне, понимаешь?! У меня была семья, но ты… отдал меня волку в зубы. Он рвал меня, ел мои внутренности, ты лишил меня семьи. Теперь, у меня никого не осталось.

Мужчина продолжал плакать. Девочка наклонилась к нему и шепотом проговорила. Из ее рта тянуло гнилью.

— Папа этого не забудет… Он поплатится за меня. Он сделает так, чтобы твое сердце навсегда остановилось. Он совсем скоро придет за твоей душой… Поверь, тебе будет также больно, как было мне. С твоих глаз будут течь слезы, а я, тем временем, буду спокойно стоять и наблюдать, буду улыбаться прямо в твое заплаканное лицо, слышишь?..

Мужчина открыл глаза и судорожно подвелся с дивана. Холодный пот заливал его красные глаза. Он вытер лицо ладонью и уставился на часы в гостиной, стрелки показывали полночь. Он встал на ноги и, по-прежнему покачиваясь, поплелся на второй этаж.

В темном углу гостиной стояло оно, высокое и худое. Тварь подняла свою черепу-подобную голову и шепотом произнесла: «Недолго тебе осталось, мальчик, шестьдесят минут проходят очень быстро…»

Зайдя в свою комнату, он включил настольную лампу, достал из шкафчика чистый лист бумаги и уселся за стол.

«Привет, Билл.

Не знаю, как здраво начать мое письмо… а впрочем, это – неважно, брату можно писать весь тот бред, что сейчас вертится в моей мутной голове. Хочу сказать тебе, что я недурно провинился, перед тобой и, в первую очередь – перед собой самим. Знаю, с момента смерти мамы прошло больше пятнадцати лет, однако, голова моя не совсем пуста, признаюсь больше, она заполнена более, чем на пятьдесят процентов. Я был с тобой не совсем честен, многое скрывал, хотя обещал, клялся, что буду рассказывать все, все, что только залезет в мою голову и найдет себе место в памяти. Прости меня, прости за то, что не сдержал это слово, мне очень стыдно. Дело в том, что меня часто мучают кошмары, вернее будет сказать, один кошмар, который регулярно повторяется, и я просто не знаю, как вышвырнуть его с моей головы. Я стал свидетелем убийства, прямо на моих глазах дикий волк разорвал тело маленькой девочки. Было утро, я пошел на поиски мамы, да-да, случилось это пятнадцать лет назад, повторюсь, мне очень стыдно. Когда я проходил по полю, то услышал громкий крик. Я опрометью побежал на звук, и через три минуты выбежал к оврагу. Я стал свидетелем ужасной картины: зубы волка разрывали тело девочки, она была уже не в сознании, ее внутренности валялись на снегу. К тому моменту, когда я прибежал, ее крики стихли, она умерла до того, как я успел прийти. Я подобрал камень, что лежал рядом на земле и зашвырнул им в тварь. Волк убежал, когда получил по шее. Я спустился вниз и присыпал мертвое тело снегом. С того момента, я вижу сны, они меня не отпускают. Эта девочка приходит ко мне и обвиняет в своей смерти. Я на грани нервного срыва, оказался на месте покойной мамы. Мне страшно. Я пишу тебе это письмо после того, как увидел очередной сон. Она сказала мне на ухо, что ее папа уже идет за мной, сказала, что он убьет меня, и когда он станет кромсать мое тело, она будет смеяться мне в лицо. Понимаю, это – всего лишь сон, однако, мне от этого не легче. Может прозвучать дурно, но я воспринял ее слова в серьез… Если что-то со мной случится, то… так тому и быть. Главное, что я признался тебе, сказал, как все было, теперь мне намного лучше на душе.

Твой брат, Стив Танжер».

Он отложил письмо в сторону и встал со стула, направившись к выходу из комнаты. Однако, у порога, он остановился, подошел к столу и спрятал письмо в шкаф. Постоял с минуту, после достал несчастную телеграмму и порвал ее на мелкие кусочки.

— Пропади ты все пропадом!

Прозвучал звук разбития стекла. Внутри Стива все мигом похолодело. Он аккуратно спустился в гостиную и увидел разбитое окно. Мокрые следы вели на кухню. Оттуда они уходили на этаж выше. Некто умудрился прокрасться прямо за спиной хозяина. Стив тихо пошел по следам, прихватив нож с кухни. Он увидел опущенную лестницу на чердак. Пару раз крикнул. В ответ тишина, никакого шороха. Он тихо подошел к телефону, чтобы набрать полицию, однако, обнаружил, что кабель – перерезан. Связи не было. Первое время, Стив стоял в растерянности, но, вскоре, убрав страх из головы, поднялся на чердак. Пусто, никого… Только он успел подумать про пустоту, как сзади на него набросились. Руки сдавили ему шею, вены на висках опухли и чуть ли не лопнули. Руки нападавшего ухватились за рукоятку кухонного ножа, которую сжимали руки Стива. Незнакомец оказался сильнее. Он выдернул нож из рук. Лезвие вошло в живот по самый конец. Второй удар, третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый… Глаза Стива увидели девочку, которая смеялась ему в лицо. Он был трупом, который пока что оставался в слабом сознании.

Высокая фигура стояла над трупом Стива Танжера. Свою лапу с длинными когтями чудище протянуло вперед. Конечность дотронулась до холодного лица. Он сидел в кресле, живот был изрезан, из спины торчало лезвие кухонного ножа. Выражение ужаса осталось на его лице, глаза по-прежнему блестели, слеза плавно стекала по щеке. Коготь монстра вытер ее, поцарапав кожу трупа. Оно наклонило свою голову, что представляла белый череп неизвестного животного, вниз и шепотом произнесло:

— Отдыхай, Стив, брат скоро тебя проведает… Земля – не такая прочная, как ты все время думал, выйти из нее легко…

Часть третья: Убийство.

Глава 1:

 

Резкий раскат грома пронзил навязчивое шипение тысяч ледяных капель, что падали с неба и приземлялись на покрытую снегом землю. Ветки деревьев неистово мотались в разные стороны, нередко звучал звонкий треск, после которого достаточно внушительных размеров ветка разделялась на две неровных половины. Молния осветила надпись на сырой, промокшей доске, что была прибита двумя кривыми гвоздями к толстому колышку, вкопанному на сантиметров тридцать в землю. «Здесь покоится хороший человек, Билл Танжер.» Могила стояла в стороне от всех остальных. Табличка прямо смотрела на ржавые прутья металлической решетки. Земля была совсем свежей, капли дождя ее сглаживали… После очередного раската грома прозвучал глухой стук, стук снизу. Земля зашевелилась, верхний слой покрылся трещинами. Можно было сказать, что она дышит, ожила – так сказал бы ребенок, который имел яркую фантазию, и сам был бы слишком впечатлительным. Шевеление и вправду было похожим на дыхание. С земли показался грязный ноготь, после – палец, потом – два…три… рука высунулась наружу по запястье. Он ожил…

Стукнула деревянная чашка об стол. Человек тяжело выдохнул и вытер ладонью губы. Глаза его смотрели очень внимательно и одновременно рассеяно. Взгляд был направлен в никуда, веки высоко подняты, на лбу появились складки.

— Уже штырит? – осведомился у него подошедший.

Мужчина с пустым взглядом его не услышал. Он тихо засопел.

— Ей, говорю штырит уже?! – повторил подошедший, слегка толкнув сидящего за стойкой в плечо.

— А?! – переспросил тот.

— Тебе плохо?

— Есть такое… — человек за стойкой резко пошатнулся, однако, на ногах удержался.

— Такими стуками ты мне чашку разобьешь, будь по аккуратнее.

— Прости… я просто не рассчитал свои силы, — мужчина икнул. – Слушай, Бафф, не одолжишь мне еще чарочку? Я все верну, обещаю…

— А тебе совсем плохо не станет? Может ты сейчас намертво свалишься тут?

— Ахах! – человек за стойкой нервно засмеялся.

В главном холле трактира людей больше не было, в комнате находилось только двое. Трактирщик уселся за высокий стул рядом с пьяным. Тот засмеялся, после чего, подавился своей же слюной. Хозяин заведения по имени Бафф похлопал несчастного по спине.

— Спасибо друг…спасибо… — лицо стало алым.

— Что тебя рассмешило? – не понял Бафф.

— Слушай, дружище, я хотел сказать тебе, что…- он не договорил, махнул рукой и как-то курьезно съежился. – Налей мне еще одну, я и продолжу.

Трактирщик встал со стула и молча подошел к полкам с бутылками. Бутылки ему были не нужны, он взял пустую чарку и поставил ее под краник. Потом, нажал на рычажок, и с краника потекла маленькая струйка пива. Белая густая пена вышла за границы чарки.

— Вот, — произнес Бафф, подвинув чашку к рукам пьяного.

Тот с жадностью набросился на пиво. Он громко сербал и опустошил чарку всего за два присеста. Его лице покраснело еще больше, язык стал заплетаться сильнее.

— Ну так… — продолжил трактирщик, ожидая продолжения и от второго.

— Скажи мне, Бафф, ты встречал людей в Ватерлоффе, которые умудрялись потерять сразу две свои жизни?

— Конечно встречал, — кинул тот, не задумываясь. – Ко мне в трактир разные приходили…

— И как такие люди выглядят?

— Амебы, или поехавшие головой.

— Как Ларри?

— Да, как Ларри, он потерял две свои жизни, причем за короткий срок. Когда у него умерла мать, он выстрелил себе в рот из дробовика, вот же смекалки хватило… Когда вернулся обратно, пожил спокойно три дня и… проглотил кухонный нож… Теперь, ходит поехавший, кричит и вопит.

— Разгуливает по моей улице, — добавил пьяный, — точнее сказать – разгуливал… Я его давно не видел.

— Я тоже.

— Видимо, не выдержал и убил себя в третий раз.

— Возможно… Я не понимаю, к чему ты начал этот разговор?

— Я скоро потеряю свою вторую жизнь…

— Почему ты так говоришь?

— Я это чувствую… мне предстоит стать амебой или поехавшим, каким был покойный Ларри.

— Что ты натворил?

— Убил…

— Кого?

— Брата… младшего…

— Зачем?

Лицо пьяного, казалось, сейчас загорится. Он со злостью стукнул кулаком о стойку.

— Я поклялся моей покойной дочери, что уничтожу всю семью Танжеров!

— Младший брат не был к этому причастен.

— А мне плевать! – сквозь зубы процедил мужчина с алым лицом.

— Он, наверное, уже встал из могилы.

— Возможно, а может он уже поджидает меня с ножом возле дверей моего дома. Тебе известно, что свою первую жизнь я уже потерял, так вот, ему это тоже известно. Держу пари, он не успокоится, пока не искоренит меня из этого мира навсегда. Он у меня и третью мою жизнь заберет, и четвертую забрал бы, если бы она существовала.

— Не надо было, себя убивать, когда с семьей Риджеров расправился.

Пьяный усмехнулся.

— Тебе неизвестно, что было на самом деле… в газетах писали, что я сам себя застрелил, однако…

Глаза Баффа выпучились на сидевшего. Тот медленно оттопырил левую часть своего пальто. Трактирщик увидел сквозную дыру в ребрах.

— Тебе известно, что раны никогда не заживают?

Бафф почти незаметно кивнул.

— Ты ведь потерял свою первую жизнь, упав с лестницы, поэтому у тебя шея синяя?

— Да, я сам ее вправил, вправил, как смог, — рука трактирщика медленно потянулась к синей коже. – Это был он?

— Да, подкараулил меня на заднем дворе. Подарил мне одиннадцать ударов ножом, одиннадцать… Затем взял откуда-то из пальто дробовик и сделал это, — он показал на дыру в ребрах. Теперь… мне следует ожидать его брата.

— Ник, ты еще можешь его одолеть, — уверил его Бафф.

— С такой дырой в ребрах и ранами по всему телу? Что-то я сильно сомневаюсь.

— Как он умер?

— Разрыв сердца.

— То есть?

— Я его убил своим появлением, этого было вполне достаточно. Он сильно испугался.

— Ты сильно облажался, Ник. У тебя был шанс завалить его в первый раз, когда он приехал сюда, не знающий ничего, не знающий тебя. Почему ты его не убил?

— Я ждал его брата, — тихо ответил пьяный. – Я буквально держал пистолет за поясом и смотрел по сторонам, ожидая его брата! Если бы я убил их двоих. Они бы оба пришли ко мне и лишили сразу двух жизней. Сначала это был бы старший, потом – младший. Да и…я надеялся на то, что справится с одним мне будет легче. Если бы ко мне пришли сразу двое, они бы меня точно уложили. А так, я имел хороший шанс.

— Который ты упустил, — упрекнул его трактирщик.

— Да, эта скотина Стив оказалась сильнее меня, точнее, она оказалась хитрее.

— Тебе надо было обездвижить Билла, после того, как он умер, — сменил тему Бафф.

— Знаю, — кинул Ник и встал со стула.

— И что теперь?

— Буду бороться, посмотрим, что из этого выйдет. На всякий случай, прощай, Бафф. Скоро в городе появится новый дурачок Николас Оверсмоук… — сказав это, он, шатаясь приблизился к выходу из трактира.

Глава 2:

Он сидел на корточках, его взгляд был направлен вниз, на мокрую землю. Дождь смывал с него грязь, мутные капли струйками стекали с его подбородка, век и носа. Грудная клетка с периодичностью выпирала вперед, затем, снова возвращалась обратно. Человек жадно черпал свежий воздух. Рядом с ним находилась пустая могила. Деревянный крест с табличкой упал наземь. Мужчина медленно подвелся на прямые ноги и подошел к кресту. Он поднял его и глубоко воткнул обратно в мокрую глину. Молния пронзила небо. Голова человека поднялась вверх, он открыл рот и словил пару дождевых капель. На месте он не стоял. Качаясь, пошел к металлическим воротам, что служили выходом из кладбища, из дома, где покоятся живые мертвецы.

Его руки крепко обхватили поржавевшую жердь, которую следовало бы приварить заново, и резко потянули на себя. Раздался скрип, металлическая палка оторвалась. Ее конец был заостренным. Человек поднес его к своему носу, нюхнул, после чего, вытер куски засохшей краски пальцами. Он спрятал оружие под пальто, укутался по плотнее и вышел из кладбища, оказавшись на узенькой тропинке.

По пути он встретил его… серая тварь, которая от капель с неба, казалось, имела полностью черный окрас, вышла ему навстречу. Ее глаза полыхали красным, на морде был виден оскал, складки покрыли нос. Волк сделал один шаг вперед. Билл помедлил. Он снова присел на корточки и протянул правую руку. Животное подошло еще ближе.

— Ты Танжер? – спросил волк хриплым голосом.

Глаза Билла расширились. Он хотел сначала что-то ответить, однако, тут же проглотил слова, поэтому просто кивнул.

— Билл? – снова подал голос волк.

— Да…

— Твоя мать мне много про тебя рассказывала.

— Ты знал ее?

Голова животного слабо кивнула.

— Пошли, — позвал он, разворачиваясь к нему хвостом, — я выведу тебя из этого леса, в такую погоду заблудиться здесь – раз плюнуть.

Билл поднялся с земли и неуверенно зашагал за ним.

— У тебя есть имя? – спросил он.

— Чакки…

Человек хмыкнул и опустил взгляд на землю.

— Чакки, что со мной происходит?

— Ты идешь за Ником, ничего необычного.

— Но я…

— Тебе бессмысленно, ноги сами несут тебя к нему, — перебил его волк. – Это естественно, ничего не поделаешь.

— Я должен убить его?

— Да. Именно поэтому, ты и прихватил с собой кусок той заостренной железки.

Пальцы Билла обхватили оружие по крепче.

— Где мой брат?

— Он в лесу…

— Я смогу его увидеть?

— Сможешь, только по позже…

— А мама тоже здесь?

— И она…

— Мы с ней встретимся?

— Возможно…

Они шли еще примерно один час. Дождь немного успокоился, ветер дуть не переставал. Плотность леса осталась позади, теперь только одинокие деревья стояли по среди тропинки, которую частично покрывал размокший снег. Размытые силуэты показались вдали.

— Вот мы и пришли… — уведомил его волк и ускорился.

Билл молча пошел следом, сжимая в руках железяку.

Ник Оверсмоук подошел к своему дому, что стоял рядом с кузницей. Он открыл калитку во двор и зашагал к сараю. В его глазах все плыло, лицо не сбавляло красноты, вены на висках надулись еще сильнее, зелеными змеями они переплетали лоб. У входа в сарай, Ник остановился, он обернулся назад, потом посмотрел по сторонам и легонько открыл деревянную дверцу. В сарае, забитом дровами до потолка, было темно и спокойно. Заплывшие глаза хозяина быстро бегали туда-сюда, оценивая периметр. Осмотрев все, и позаглядывав за углы, Ник развернулся и был готов уходить, захлопнув за собой двери, однако, в последнюю секунду его что-то остановило. Плечи самовольно поднялись, одна нога застыла в воздухе, вторая – нервно пошатывалась, удерживая весь его вес. Голова Ника медленно развернулась, глаза уставились в дальний угол сарая. В самой затемненной части помещения стоял дубовый пень довольно больших размеров. Николас подошел к нему и ухватился двумя руками за рукоятку тяжелого топора, лезвие которого было глубоко посажено в дуб. Нику пришлось приложить немало усилий, чтобы вынуть топор из пня. Он не припоминал, когда ему удалось воткнуть его так глубоко, видимо, когда он был трезв, силы его увеличивались по меньшей мере в три раза. С пятой попытки, топор поддался. Хозяин сарая тяжело выдохнул, оружие качалось у него в руке.

Отдохнуть у него не вышло. Глухой стук пронзил тишину…

Глава 3:

У прохода стоял он. Капли до сих пор стекали с его подбородка. Глаза не отрывались от Ника, они смотрели так, будто видели перед собой жертву, так оно и было на самом деле. Однако, Николас не растерялся, он ухватил топор по крепче и одним движением подвел его к своей груди.

— Давай, ирод! Посмотрим на что ты способен! – закричал он и сделал пару широких шагов навстречу сопернику.

После третьего шага, он снова встал, как вкопанный. У прохода показался разъяренный волк. Острые его клыки нервно цокали, складки на носу внушали устрашающий вид.

— Что? Скажешь нечестно? – спросил Билл, вытянув заостренную железяку з-под пальто.

Николас только плюнул и сжал рукоятку единственного своего спасителя. В следующий миг, нападавшие побежали на него, побежали сразу вдвоем.

Нику надо было быстро принять решение, времени было всего пару секунд, чтобы определится с первым ударом. Его топор замахнулся на Билла. Клыки волка впились в его левую ногу. Кровь расплылась темным багровым пятном по штанине. Волк на мгновение ослабил хватку, но, сразу же вцепился повторно. От боли Ник стиснул зубы и застонал. Опустить топор на голову Билла ему не удалось. Тот оказался проворнее его. Он остановил удар у рукоятки, а сам, воспользовавшись случаем, воткнул острый наконечник своей железяки прямо по центру солнечного сплетения. Окровавленный конец показался с другой стороны, железяка прошла насквозь. Лицо Ника побледнело. Он выронил тяжелый топор на землю, а сам упал на спину. Металлическая палка вылетела из его тела. Крик пронзил помещение сарая. Билл подошел ко входу и захлопнул двери, чтобы меньше криков было слышно. Волк убрал свои зубы. Он сел рядом с истекавшим кровью и продолжал рычать. Капельки чужой крови стекали с его пасти. Билл поднял топор и подошел к Николасу, что захлебывался всем, чем только можно.

— Давай… прикончи меня! Руби башку! – закричал он.

Стоявший над ним усмехнулся. Он поднял топор над своей головой, пару секунд подождал… и опустил его. Глухой стук…после которого – вопящий крик. Через минуту Билл вышел на улицу, волк вышел за ним следом. Дождь полностью прекратился, легкий туман занял пространство. Танжер захлопнул двери сарая, и они медленно ушли, ушли по узкой тропинке в лес. Семья ждала Билла, он очень хотел увидеть мать и брата.

А тем временем, в сарае вопли продолжались… Ник валялся по земле, в огромной луже своей же крови. Билл отнял у него правую руку. Хозяин мотал своим обрубком, истекая при этом кровью. Он шипел, крепко стиснув красные зубы. Глаза его вылетали из орбит. Он мучился еще минут пять, после чего, умолк окончательно…

Через две недели, в городе появился он, Николас Оверсмоук, правда теперь, его так не называли. Николас-дурачок – вот его кличка… Он ходил со своим обрубком по улице Фоллсмит и кричал, кричал прохожим, что видел, как высокая тварь стоит на чердаке в фамильном доме Танжеров…

Биллу Танжеру…

«Билли… я всегда буду тебя так называть… хоть ты – уже давно не тот малыш, который бегал голым по дому, качался спиной по ковру, а босыми ногами шлепал по холодной плитке на кухне. А еще помнишь… как мы кормили тебя с ложечки, ты еду выплевывал, сильно кривился, а Стив, тем временем, широко открыв глаза, смотрел на тебя. Он не понимал, как такую вкуснотень, как пюре можно не есть! Еще я помню, как ты, когда стал по старше, любил прыгать по ступенькам, с первого этажа на второй, со второго – на первый. Ты мог заниматься этим делом целый день, пока ноги твои были не в состоянии держать тебя. Ты засыпал прямо на полу, а мы с папой несли тебя на руках и клали в твою кроватку. Ах, что-то я сильно глубоко зашла… В общем, я считаю, ты – хороший мальчик, хотя и плохого в тебе имеется… Я хочу забыть все те разногласия меж нами, пусть они уйдут в прошлое и больше не возвращаются. Ты, когда увидел меня после столь долгой разлуки, заплакал, заплакал и упал на колени. Те слова, что ты сказал мне, когда я подошла ближе, останутся в моей памяти навсегда… Нет, не в памяти – а в сердце. Я прощаю тебя, Билли, хотя это и сложно простить, но какая же я тогда мать!? Мать, не простившая собственного сына!? Нет, я – не такая, и ты это прекрасно знаешь. Хоть мы и мало виделись, общались, но ты мой характер и чувства хорошо знаешь, тут и отрицать ничего не нужно. Хочу, чтобы и ты меня простил… Прости, что я отвернулась от тебя, была против того, чтобы ты приехал. Пойми, для меня было бы сложнее раз взглянуть на тебя, чем прожить годы, не зная, где ты… как ты…

Я знаю, что ты ушел, знаю, где ты идешь. Волк тебя не приведет, сынок, не приведет. Послушай меня, ведь я знаю… то, что видят твои глаза – это мираж, яркое воображение мыслей. Он манит тебя, обманывает. Не будь слепым, очнись!.. Стив всегда будет с нами, ты знаешь это. Он нас крепко обнимает. Прошу тебя, вернись к брату, пожми ему еще раз руку, обними его… Знай, я – всегда здесь, я – готова прийти тебе на помощь. Приди, сынок, стань рядом с нами, увидь нас. У тебя была сложная жизнь, я это понимаю, могу лишь положить руку себе на сердце. Слеза упала с моих глаз. Билли, прошу… Напоследок, хочу сказать: я тебя люблю, очень… и Стив – тоже. Приходи. Открой свои глаза…»

Тара Танжер…

Записка, найденная возле «Смертей Норгарда»:

«… Вы правда хотите это знать!? Поверьте, оно вам – не к чему! Чем меньше человек знает, тем крепче он спит. Эта пословица адресована тем, кто бродит по ночному лесу в поисках нашумевшего. Так вот, что я этой пословицей хочу сказать: не надо совать нос в слишком тонкую трубу, не надо лезть в те вещи, которые должны быть неизвестны! Или вам мало страха!? Будьте нормальными людьми… у вас же своих забот хватает, или делать вам больше нечего, кроме как по лесам ночью шляться!? Занимайтесь своими делами, в чужое не лезьте, я вас прошу! Придет время, и вы все узнаете, вы все прочувствуете сами, только раньше времени не нужно ничего узнавать, вы будете только пытаться, и эти попытки приведут вас к плохим последствиям. Поверьте мне, ведь я был таким же, какими есть и вы. Позвольте событиям идти своим чередом, не надо пытаться что-либо менять. Уходить тоже даже не думайте, это – невозможно… Все будет идти своим чередом, от предписанного вам не уйти, смеритесь с этим… По поводу Ватерлоффа хотелось бы сказать… что это – не город… живые называют его Ватерлофф и сильно в этом ошибаются. Ватерлофф – это лес, лес надо так называть, ведь большинство местных обитают именно там… Это я вам по секрету сказал. Кладбище – это не пристанище для мертвых, нет… Никто на кладбище не отдыхает, там пусто и тихо. Мы в лесах живем, шастаем, блуждаем… лес наш… Ватерлофф – наш…»

КОНЕЦ!!!!!

Еще почитать:

Лабиринт таинственного автобуса

Закон превыше всего — Закон превыше всего. Эпилог

Шёпот

Ночь на Ивана Купала