–Круг взяточников ниже, Ситри! Не усугубляй своего преступления и иди прочь, пока ещё можешь.

            Она ещё попробовала спорить, но я осталась непробиваемой. Уходя, Ситри выплюнула:

–Ты ещё пожалеешь! Пожалеешь, что обошлась со мной так. Я всё равно своего добьюсь!

***

            К Ситри я не прониклась никаким сожалением и никаким сочувствием. Она была сама виновата и напрасно явилась ко мне за надеждой. Я не верю в надежду. И ни во что не верю. Но она, как самая дрянная змея, отравила меня мыслями и невольно я задумалась над тем, кем я была в земной жизни, если попала сюда?

            Память  о земном уходит со смертью, остаются лишь какие-то образы, самые мучительные и расплывчатые. Я знаю это. Помню, как видела одну душу, когда по делу спускалась в круг предателей с Сельдфигейзером. Тогда на пути мне встретился некто в белой тоге с кровавой полосой. Взгляд этот некто имел страшный и безумный, он слепо брёл вперёд, не видя ничего перед собой, и повторял сам себе со странной яростью:

–Et i! et i! et i…

–О чём он? – я не знала этого языка. Сельдфигейзер же подождал, когда этот некто пройдёт мимо, пропустил его ход с должным почтением и лишь тогда ответил мне:

–Он говорит лишь одно: «и я!»

–Но почему? – я не понимала. Сельдфигейзер взглянул на меня со смешком и сказал:

–Это ответ на вопрос, который потряс его более всего в земной жизни.

–Но как может он помнить?