Проклятие Иоанны

Год 1276 ознаменовался смертью Папы Римского Адриана пятого и скорбью для всего католического мира. Ведь папа римский главенствовал над Вселенской Церковью, унаследовав престол (по учению католиков) от самого Апостола Петра, считавшимся князем среди апостолов и наместником Христа.
   После того, как Адриан отошел в мир иной, папскую тиару надел его приемник, взявший имя Иоанна 21. Но суть в том, что Иоанн по хронологии должен был быть 20, а не 21-м! Иоанн заинтересовался пропавшим папой и решил во что бы то ни стало узнать, почему его не хватает в списках. Но никто ничего вразумительного так и не сказал. Загадочный папа канул в лету. О нем ничего не знали. И этот факт не давал Иоанну покоя.
   Епископы предполагали, что после восшествия «исчезнувшего» на престол, он сразу же был низвергнут, поэтому его и не было в списках, но Иоанн не верил в эту гипотезу, чувствуя, что здесь сокрыта какая-то тайна и что узнать ее не удастся скорее всего никогда.
   Но человек предполагает, а Бог располагает. Как-то раз, поздно за полночь в двери Иоанна раздался стук. Иоанн лениво потянулся на ложе:
   — Что там такое? Это ты, Урбан? Разве не говорил я тебе, чтобы ты не будил меня в столь поздний час?
   — Покорнейше прошу прощения, ваше высокопреосвященство, — послышался за дверью испуганный голос слуги. — Вас желает видеть какой-то человек…
   — А ты не говорил ему, что в столь поздний час я не принимаю посетителей? — раздраженно сказал Иоанн, зевнув в кулак.
   — Говорил, но… Он настаивает на своем. Говорит, что с места не сдвинется, пока не поговорит с вашим высокопреосвященством. Говорит, что он знает нечто такое, что очень заинтересует ваше высокопреосвященство…
   — Так-так… — проговорил уже заинтригованный Иоанн. — Интересно, что же такого он там знает…
   — Ладно, впусти его, — после некоторых раздумий сказал папа. — И не забудьте проверить, чтобы он вошел безоружный!
   — Разумеется, ваше высокопреосвященство! — шаркающие, тяжелые шаги Урбана были слышны все дальше и дальше. Через некоторое время дверь открылась и вошел человек, одетый в серый плащ с надвинутым на глаза капюшоном. Урбан остановился в дверях, не зная, что же ему делать.
   — Можешь идти! — Иоанн жестом отправил слугу. Человек в капюшоне с благоговением поклонился и слегка коснулся губами протянутой для поцелуя руки папы.
   — Pax tecum! (мир с тобой! — лат.)- проговорил Иоанн. — Назови свое имя, незнакомец, и цель своего визита в столь поздний час.
   Человек снова почтительно поклонился.
   — Имя вашего покорнейшего слуги ничего не скажет вашему высокопреосвященству, поэтому было бы излишне засорять слух вашего высокопреосвященства совершенно ненужными словами.
   — Понимаю, вы хотите остаться инкогнито, — ответил папа. — Так снимите хотя бы капюшон, чтобы я мог лицезреть хотя бы ваше лиц!
   Фигура, укутанная в плащ, снова поклонилась:
   — С вашего позволения, я бы хотел остаться инкогнито до конца.
   — Хотя бы о цели вашего визита вы намерены говорить? — спросил папа.
   — Разумеется, ваше высокопреосвященство. Я пришел к вам, дабы разрешить загадку, так давно вас мучавшую.
   — Загадку?.. Какую же загадку?
   — Кем был Иоанне8, утерянный навсегда . Чье имя значится в одной летописи…
   На лице папы появилась презрительная ухмылка:
   «Он пронюхал, что я очень интересуюсь этим вопросом и выдумал красивую легенду, чтобы запросить за нее хорошую сумму золотом. Как может быть, что летописцам не было известно об Иоанне8, о нем ничего не известно духовенству, а этому человеку, очевидно из низшего сословия, известно?»
   Однако, папе стало все-таки интересно послушать версию незнакомца.
   — Вам интересно, почему об Иоанне8 забыли летописи и духовенство? — словно прочтя мысли папы, спросил он. — Все очень просто — Иоанн8 был женщиной! Неслыханный позор для церкви! Папские хроники, естественно, «забыли» о его существовании.
   У папы было такое лицо, будто его поразило громом. Он ожидал услышать любой другой ответ, но только не такой…
   — Pro pudor! (о стыд! — лат.) — воскликнул папа.
   — Nulla actas ad discendum sera (никакой век не был светлым — лат.), — тоже на латыне ответил на то незнакомец, что убило папу окончательно, ведь он считал его необразованным простолюдином. Простояв с минуту на одном месте, папа прошелся по комнате, всплеснув руками и побагровев от гнева.
   — Неслыханная дерзость! — вскричал папа. — Так опорочить имя церкви! Вон отсюда!
   — Как пожелаете, ваше высокопреосвященство, если не хотите услышать эту историю от начала и до конца, настаивать не буду. Да, естественно, я недешево продам ее, однако вы узнаете то, чего вам не услышать в кругах духовенства и не прочесть в хрониках. Среди народа же эта легенда передается из уст в уста уже пять веков, но вы слишком далеки от народа, чтобы знать об этом… — человек в капюшоне пошел к двери.
   — Стой! Подожди! — закричал папа. — Я хочу знать эту историю во всех подробностях. Я заплачу сколько потребуется.
   Человек, уже стоя возле двери, обернулся. Папа слегка заметил искривленный в зловещей усмешке рот, проглядывающий из-за капюшона.
   — Так знайте же, что существует еще одна легенда: каждого рассказчика этой таинственной истории ждет могила… Поэтому я продаю не только эту легенду, но и свою жизнь, — из-под капюшона послышался хриплый смех, от которого папе стало не по себе. — Но, смею отметить, я отнюдь не суеверен. Поэтому пришел час узнать то, что так давно вас мучало. Слушайте же…

            1

   Уже какой день обоз продолжал свой нелегкий путь… Старик с сожалением посмотрел на свою восьмилетнюю дочь, которая наверняка уже давно хотела есть и пить, но сидела молча, мечтательно смотря вдаль, между тем, как дети ее возраста непременно хныкали бы и капризничали.
   — Агнесса, ты, наверное, хочешь есть, бедное дитя! — не выдержал старик.
   Девочка повернула на него задумчивые не по-детски глаза:
   — Но ты же сам говорил, отец, что Господь учил людей терпению!
   Старик добродушно улыбнулся, с благодарностью посмотрев на ребенка:
   — Да, но терпение не свойственно таким маленьким девочкам, как ты…
   Девочка с решимостью посмотрела на отца:
   — Но мне уже целых восемь! Мне, как и тебе, суждено доносить слово Господне до черствых сердец язычников, отец!
   «Умна не по годам», — подумал старик. — «Она далеко пойдет, если только… Если ее не постигнет участь ее несчастной матери», — и старик вздрогнул от внезапно постигшей его ужасной мысли. Мать Агнессы недавно умерла, не выдержав тяжкой миссионерской жизни. Постоянные переезды из страны в страну, скудные средства к существованию и нелегкие условия окончательно подорвали здоровье несчастной женщины. Старик ужасался, думая о том, что будет с ребенком, если не станет его самого. Его тяжелые мысли прервал голос маленькой Агнессы, спорившей с одним из теологов по поводу содомского греха:
   — И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба. И ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастения земли.
   И встал Авраам рано утром, и пошел на место, где стоял перед лицем Господа. И посмотрел к Содому и Гоморре, и на все пространство окрестности, и увидел: вот, дым поднимается с земли, как дым из печи»…(Быт, 19).
   «Во истину благословенное, Господом посланное дитя!» — с благоговением подумал старик. Раздался сильный толчок — колесо налетело на камень. Сидящих в обозе дернуло в сторону.
   — Агнесса! — испуганно закричал старик.
   — Не переживай, отец, Господь с нами! — ответила девочка, с трудом удержавшись, чтобы не упасть. Повезло, что усталые кони еле плелись, поэтому толчок не принес никому особого вреда.
   Маленькая Агнесса вышкрябывала острой палочкой знак рыбы на деревяшке. Она знала, что рыба — Ихтюс, обозначала Христа. Слово это было составлено из первых букв греческих слов — Иисус, Христос, Теу Юйос, Сотер, что значило в переводе Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель.
   Не смотря на то, что христианство довольно быстро распространилось на Западе, германцам непросто было отказаться от прежних обычаев и языческих обрядов, передававшихся из поколения в поколение (даже после того, как они приняли крещение). Были изданы даже специальные законы — «Варварские правды». За работу на христианские праздники, совершения старых обрядов, некрещение детей налагались штрафы в довольно больших размерах. Еще в восьмом веке епископы занялись составлением «ПЕречня суеверий и языческих обычаев». Однако вставала еще одна проблема. Проблема неграмотности. Поэтому Карл Великий — основатель империи каролингов — издал указ на открытие школ при церквях и монастырях. Он требовал от епископов покончить с неграмотностью священников. Бороться с неграмотностью помогал довольно известный поэт и преподаватель из Академии наук Карла Великого — Алкуин, который издавал учебники для школ. Он, в довольно доступной форме написал «жития святых», чтобы каждый принимающий христианство язычник имел возможность просвещаться.
   Обоз продолжал двигаться дальше, а усталые путники терпеливо молчали. Издалека был виден господский домен, на котором трудились крестьяне, обрабатывая свои мансы. Когда обоз поравнялся с работавшими на своем наделе литами, возница крикнул:
   — Эй, мы едем издалека, хотим отдохнуть и достать какой-нибудь пищи, потому как изрядно проголодались. Далеко ли еще до самой ближней таверны?
   Один из литов, пахавших землю, здоровый светловолосый парень, поднял глаза:
   — Поезжайте прямо, до таверны недалеко! — ответил он, бегло разглядывая путников. Лошади, подгоняемые возничим, пустились снова в путь. Вскоре показался какой-то постоялый двор. Старик с облегчением вздохнул. Он переживал, как бы ребенок, утомленный дорогой и отсутствием пищи, не заболел. С ним, присланные из Британии, были присланы еще двое теологов — Эдуард и Венедикт. Возничий притормозил коней.
   — Слава Господу! — проговорил старик. — Мы все благополучно добрались. Он стал помогать выгружать скудные вещи из обоза. Договорившись с хозяином постоялого двора снять пару комнат за более-менее приемлемую цену, теологи сунули ему несколько монет, отчеканенных с изображением Карла Великого в лавровом венке.
   Заказав жареного мяса, вина и немного овощей, миссионеры расположились за столом. Невдалеке обедали постояльцы двора. Один из франков, сидящий за соседним столом, у которого на груди висел языческий амулет, с ненавистью посмотрел на крест, висящий на шее старика.
   — Поганые проповедники! — проговорил он, с жадностью припав к кубку с вином. — Снова приехали сюда, чтобы навязывать нам свое лживое учение. Они хотят втоптать в грязь обычаи наших предков, чтобы мы предали свою веру и пошли за их лжебогом! Не бывать этому!
   Услышав такие речи, старик обернулся:
   — В Библии написано: «Да не будет у тебя богов пред лицом моим!»
   — Ах ты ж собака! — глаза франка налились кровью. Он встал из-за стола, держа в руке кубок. — Как ты смеешь указывать мне! Не родился еще на свет тот человек, который заставит меня поверить в твоего лживого Христа! — с этими словами, он запустил тяжелым кубком, попав старику по голове. Старик упал со стула.
   — Отец! — подбежала девочка.
   Франк достал меч. С выражением абсолютного презрения на лице, он приставил лезвие к горлу старика. Агнесса загородила собой отца.
   — Сказано в Библии: Не убий! Тебе не уйти от божьей кары!
   Скрепя зубами от обурившего его гнева, франк готов был расправиться и с нею. Видя, что угрожает нешуточная опасность, Венидикт проговорил:
   — Стыдись, воин! Разве на то дан тебе меч, чтобы драться с безоружными стариками и детьми?
   Эта фраза произвела впечатление. Смерив свой пыл, франк удалился. Из головы старика сочилась кровь. Голова была пробита. Мало того, при падении, он сломал руку.
   — Несите его наверх! — сказал Эдуард, пытаясь помочь Венидикту и Агнессе поднять старика, который издавал глухие стоны.
   — Нужно послать за лекарем! — сказал Венидикт после того, как старика уложили в постель. Он держал над раной полотенце, смоченное в холодной воде.
   — И это в первый день нашего прибытия! Господи, что же будет дальше?! — возмущенно проговорил Эдуард.
   — Ничего, пока отец болен, я заменю его! — с решительностью сказала Агнесса.

   — «Я все откладывал крещение», — говорил Августин богослов. — «Завтра, завтра», — проговорил я. И однажды услышал голос из соседнего дома, будто мальчика или девочки. Голос повторял нараспев: «Возьми, читай. Возьми, читай». Я понял эти слова, как божественное веление. Тотчас открыл Послание апостола Павла и прочел первую попавшуюся на глаза главу?
   «Облекитесь во Господа Иисуса Христа», — говорила Агнесса, стоя на стуле, чтобы видеть всех слушателей постоялого двора. Ее глаза лихорадочно блестели и она распалялась так, что самые заядлые язычники смотрели на нее с удивлением:
   — Она выучила наизусть всю «Исповедь» Августина, — с раскрытыми от удивления глазами проговорил Эдуард. — Где это мыслимо для восьмилетнего ребенка, а тем более для девочки!
   — Если так пойдет и дальше, нам будет здесь нечего делать! — с улыбкой проговорил Венедикт.
   Агнесса продолжала проповедь:
   — Причина всех бед — грех Адама и Евы. Земная жизнь грешна, вечная — безгрешна. Небесный град — самый справедливый, а души праведников — добродетельны…
   Услышав, что девочка продолжает уже «О граде Божьем», Венедикт ушел, устыдившись того, что восьмилетний ребенок проповедует успешнее, чем он сам, посвятивший этому делу всю свою жизнь.
   Агнесса продолжала проповедь, взобравшись повыше, на стол. Она случайно поймала на себе чей-то взгляд. На нее пристально смотрела какая-то старуха. Девочку смутил ее режущий насквозь взгляд, выражавший явно нездоровый интерес к ее персоне. Она отвернулась и снова посмотрела — старуха не сводила с нее глаз.

   — Так покайтесь грешники! — Агнесса перевела взор на толпу. — Лишь покаявшись, войдете в Царствие Небесное, ибо никто не знает день и час Страшного суда. Сказано в Откровении:
   «И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле. Такое землетрясение! Такое великое!»
   И город великий распался на три части, и города языческие пали, и Вавилон великий воспомянут перед Богом, чтобы дать ему чашу вина ярости гнева Его»… — невинное детское личико, врожденный дар красноречия, отличная память и смекалка оставляли желаемый эффект.
   Многие закоренелые язычники, хотя и из любопытства, но не могли пройти мимо белокурой девочки с горящими глазами, из уст которой вылетали столь умные речи. Этого ребенка стали считать просто дивом.
   Вот, толпа постепенно стала расходиться в поздний час, между тем, как старуха по-прежнему не спускала с ребенка глаз.
   — Что… что вы хотите от меня? — полу-испуганно спросила Агнесса. Старуха с какой-то странной улыбочкой подала ей руку, для того, чтобы девочка спустилась со стола. Интуитивно Агнесса протянула дрожащую ручку. Старуха помогла ей спуститься.
   Продолжая улыбаться странноватой улыбкой, она сказала:
   — Необычная судьба у тебя, странная… Очень странная… Редко кому послана такая судьба!
   Агнесса опустила глаза. Ей действительно стало страшно.
   — И конец твой будет нелепым! — продолжала предрекать вещая старуха. — За то, что бросишь вызов Богу, будешь жестоко наказана. Вспомнишь мои слова, дерзкая девчонка! — Агнесса в ужасе побежала наверх, в комнаты. Вслед ей доносился мерзкий старушечий смех: — Вспомни мои слова, дерзкая девчонка!
   Агнесса забилась в угол и два дня не выходила из комнаты. На вопросы теологов, что произошло, девочка отнекивалась. Голос старухи и страшное предсказание стальным молотом стучали в голове. Придет время, когда слова вещуньи начнут сбываться, но пока они все же постепенно забылись и все пошло своим чередом. Старик-отец понемногу поправился и маленькая Агнесса уже вместе с ним доносила до язычников слово Божие. Они переезжали из одного постоялого двора на другой, из города в город, скитаясь по всей империи. Побывали миссионеры и в Ингельхайме, Аахене, Вормсе, проезжая мимо каменных дворцов с мраморной облицовкой и колоннами, построенными Карлом. Карл безуспешно пытался объединить весь мир в одно государство. Внуки его яростно боролись за власть. Сложно было доносить слово Господне до ушей страждущих, ведь это был период, когда столкнулись три культуры — варварская, античная и, соответственно, христианская. Время, когда многие вспоминали еще не так давно отжившую античность, смотря на полуразрушенные храмы олимпийских богов, когда Господний алтарь еще не мог заменить варварских жертвенников. На стыке трех культур христианизировать все еще поддерживающих свои обычаи язычников было совсем непросто. Частично произошло взаимопроникновение культур одна в другую. Идолы, с которыми германцы обходили поля во имя хорошего урожая, заменились со временем христианскими иконами, с которыми поля стали обходить священники, чтобы год выдался хлебородным и урожайным. Языческие амулеты заменялись на кресты и ладанки, а праздник Рождества совпал с праздником зимнего солнцестояния.
   Итак, шесть лет девочка прожила в скитаниях, проповедуя вместе с отцом, чье и без того уже слабое здоровье подорвала нелегкая жизнь странника-миссионера. Агнессе исполнилось четырнадцать, когда отец лежал при смерти.
   — Агнесса, подойди, дитя мое, подойди к ложу умирающего отца! — прошептал старик. Совсем еще юная девушка подбежала к постели старика.
   — Агнесса, — он перевел дыхание, очевидно, говорить было очень трудно. Агнесса поднесла к губам умирающего кружку воды. Смочив губы, старик заговорил снова: — Агнесса, Господь забирает меня с собой, пришел мой час, — и видя скорбное выражение на лице дочери, погладил ее по волосам. — Не нужно скорбеть, дочь моя, ибо все в руках Господа. Раз он призвал меня к себе, значит, я нужнее ему там, чем на этой бренной земле. Дочь моя, дай мне обет перед смертью…
   — Обещаю, отец, выполнить последнюю вашу волю, какой бы она не была.
   На лице умирающего появилась улыбка облегчения:
   — Хочу, чтобы ты похоронила меня на родной земле в Британии. Я так долго скитался, что хочу вернуться домой, пусть мои останки покоятся на родине…
   — Да, отец, я сделаю, как вы скажете…
   Глаза старика уставились в одну точку.
   — Врата открываются… — проговорил он и испустил дух. Агнесса долго еще вглядывалась в эти стеклянные, смотрящие в одну точку, глаза и легкую улыбку облегчения на губах умершего. Внезапно ее обуял ужас. А что теперь делать? Она осталась совсем одна, без дома, без средств, предстояла еще поездка в Британию. А для юной девушки это было совсем небезопасно. Агнесса была на грани паники, но вдруг в голову пришла внезапная мысль: нужно переодеться мужчиной. Это был единственный выход избежать грубых приставаний и безопасно достичь Британии. Собрав оставшиеся гроши, Агнесса двинулась в путь, сопровождая труп умершего отца, переодетая в мужской костюм.

   Похоронив отца на родине и погостив в родных местах, которые покинула много лет назад еще ребенком, Агнесса вернулась во Франкское королевство. Она бродила по Европе, пока, наконец, провидение не привело ее в Монтекассинский монастырь. Монастырь это славился тем, что был основан одним из первых еще в 6 веке. Основал его Бенедикт Нурийский, написавший устав для всех западноевропейских монастырей.
   Дело было так. Обессилившая от недоедания девушка, на тот момент достигшая шестнадцатилетия, и , по-прежнему переодетая парнем, постучалась в двер монастыря и упала на земь.
   — Кто стучал, брат? — послышался голос монаха. — Dies nefastus! (Несчастливый день! — лат.) У ворот лежит какой-то путник. Идем, посмотрим, возможно, он еще жив!
   Два монаха быстро открыли ворота и перевернули обессиленное тело Агнессы.
   — Это молодой юноша! — вскричал Доменик. — Брат Лютеций, он еще жив, он дышит!
   — Хвала Господу! Давай занесем его внутрь, — монахи схватили Агнессу, все еще в беспамятстве, и потащили внутрь. Тяжелая дверь монастыря со скрипом закрылась за ними.
   Агнесса бредила. Ей чудилось вчерашнее монашеское пение и голоса.
   — Интересно, откуда это молодой юноша?
   — Не знаю, брат, но да поможет ему Господь!
   Мечась на подушках, Агнесса приоткрыла глаза. Ее затуманенному взору предстало прекрасное лицо ангела, красивое идеальной, божественной красотой. Его бездонные прозрачные глаза с состраданием смотрели на нее.
   — Я в раю, — простонала Агнесса.
   Ангел положил свою руку ей на лоб и прохлада его руки принесла ей некоторое облегчение. Его губы ласково улыбнулись и зашептали слова молитвы. Агнессе стало так свободно и легко, что казалось, будто бы она летит по воздуху, поднимаясь все выше и выше в небеса. и прекрасный Господний ангел держал ее за руку. Потом она растворилась в воздухе вместе с ангелом. Все смолкло и звенел только маленький колокольчик, постепенно все отдаляясь и отдаляясь. Агнессе стало казаться, что она стала частью этого воздуха, слилась с ним и теперь они одно единое целое. Сознание снова покинуло ее…

   Придя в себя, девушке не сразу удалось сообразить, где она находится. В келье суетились два монаха, один из которых толок какие-то травы. Агнесса вспомнила видение, сопоставляя его с действительностью. «Это конечно же мужской монастырь», — подумала Агнесса. — «Надеюсь, они не узнали, что перед ними женщина»… Один из монахов обернулся и сердце Агнессы обмерло: «Это же тот самый ангел, которого я видела в своем видении!»..
   Сравнив видение с действительностью, Агнесса пришла к выводу, что это вовсе не ангел, а самый обыкновенный онах, причем очень красивый. Заметив, что он смотрит на нее, слегка смущенная Агнесса покраснела и опустила глаза.
   — Macte! (Отлично!) — ответил монах, направившись к Агнессе. — Мы думали, что ты уже не очнешься, славный юноша! Кто ты и откуда, поведай нам свою историю.
   — Имя мое Иоанн, — на ходу выдумала Агнесса. — Иоанн Ланглуа. Вырос я в семье миссионеров и всю жизнь помогал отцу доносить слово Божие до язычников. Мать моя умерла, когда я был совсем еще ребенком. Мы колесили по всей Европе. Два года назад мой отец умер. Похоронив его, я остался один, без дома и средств к существованию. Vae misero mihi! (Горе мне, несчастному! — лат.) Вот и вся моя история. Больше я ничего не помню…
   — Несчастный юноша! — проговорил монах. — Мое имя Доменик, а это брат Лютеций. Мы нашли тебя у ворот нашего монастыря в беспамятстве. Сейчас мы принесем чистую одежду и переоденем тебя, потому как твое тело совсем ослабло.
   Агнесса дернулась:
   — Нет, благодарю вас, добрые братья, но… Я бы хотел немного отдохнуть, а позже переоденусь сам, с вашего разрешения.
   — Как тебе будет угодно, дорогой Иоанн, — ответил Доменик. — Если ты так сильно бедствуешь, почему бы тебе не остаться с нами в монастыре? Я вижу, что ты умный и образованный юноша и ты мог бы помогать нам учить детей.
   Агнесса отвернулась в сторону, чтобы красота молодого прекрасного монаха не смущала ее.
   — Я бы с радостью остался с вами, братья, но захочет ли настоятель?
   — Настоятель против не будет, — ответил Лютеций. — Для нас в цене каждый человек, желающий служить во славу Господа.
   — А теперь, дорогой наш странник, не желаешь ли ты чего-нибудь перекусить? Наверняка ты долгое время ничего не ел.
   — Да, кажется, я слишком давно не ел! — проговорила Агнесса. — Но Господь не оставил меня в беде, если я могу найти приют в стенах вашего монастыря!
   Став послушником Монтекассинского монастыря, умный, смекалистый, образованный и красноречивый юноша сразу же снискал любовь настоятеля.
   Все было бы не так уж плохо, если бы не проклятое чувство, зародившееся в сердце юной Агнессы. С каждым днем, все больше узнавая Доменика, она все больше влюблялась в него. Красивый и умный молодой монах покорял ее сердце с каждым днем все больше и больше. Агнесса молила Бога избавить ее о этой безумной страсти, занимавшей все ее мысли, н все было бесполезно.

   Агнесса вошла в келью, где мальчишки-ученики усердно выводили гусиными перьями маленькие буквы — каролингские минускулы. Когда-то монахи писали заостренными металлическими палочками на дубовых дощечках, залитых тонким слоем воска. На одном краю такой дощечки просверливали дырочки и соединяли страницы шнурками.
   В руках Агнесса держала пергаментную книгу — учебник Алкуина. Она с воодушевлением стала надиктовывать ученикам задачу:
   — Человек, умирая, оставляет беременную жену и завещание: если родится сын, ему должно отойти две части имущества, матери — одна часть; если дочь — ей должно отойти одна часть, матери две. Родилась двойня: сын и дочь. Как разделить имущество?
   Мальчишки думали над решением задачи, почесывая пером за ухом.
   В школах детей обучали «семи свободным искусством» и Библии. Семь наук делились на тривиум и квадриум. В тривиум входили науки первой ступени — грамматика, риторика и диалектика, в квадриум — математика, геометрия и астрономия. Мальчики должны были научиться красиво говорить, составлять документы, речи и письма. Разрешать споры, дискуссии и загадки. Знать латынь, античных и христианских авторов.
   Раздался скрип двери. Агнесса подняла глаза: вошел Доменик. Он постаралась не смотреть ему в лицо, чтобы не выказать волнения, переполнившее ее.
   — Милый брат Иоанн, не желаешь ли ты пройти в скрипторий и посмотреть, как работают монахи?
   Агнесса дала задание мальчикам и отправилась вслед за Домеником. Скриптории были мастерскими, в которых изготовлялись книги.
   Монахи смиренно переписывали экземпляры Евангелий. Работа кипела. Кто-то разводил чернила из золотого или серебряного порошка, кто-то окрашивал пергамент в пурпурный цвет. Один монах украшал его маленькими иллюстрациями — миниатюрами. Другой раскрашивал орнаментом из цветов и листьев первые буквы слов. Агнессе нравилось наблюдать за работой в скриптории. Она пыталась быть всячески полезной монахам, переписывавшим Евангелие. Здесь была и Библия, переведенная на латинский известным богословом 5 века — Иеронимом, которая называлась — Вульгат. Один из монахов вел анналы.
   Монахи того времени все делали сами — изготовляли книги, обрабатывали землю, учили мальчиков. В уставе святого Бенедикта было написано: «Молись и трудись и не имей ничего своего, даже книги».
   Видя, что Агнесса внимательно разглядывает работу, толстый монах, рисующий завитушки на главных буквах Евангелия, поднял глаза. Его звали Винеамин. Агнесса чувствовала, какой ненавистью пропитан этот взгляд. Многие монахи недолюбливали нового послушника за то, что он снискал такую популярность. Сердце Агнессы разрывалось, когда она представляла, что будет, если злоумышленники ее разоблачат. Вдвойне убивала не потухающая, а разгорающаяся с каждым днем страсть к Доменику. Вениамин по-прежнему не спускал с нее маленьких злобных глазок, даже забыв о том, что работу нужно докончить к сроку.
   — Пойдем, брат, — слегка вздрогнув, сказала Агнесса, обращаясь к Доменику. — Я оставил мальчиков и они наверняка там шалят, бездельничая. — Они ушли под злобным взглядом Вениамина.
   Весь день Агнессу тревожили какие-то странные чувства и сомнения. Она пыталась отвлечься, диктуя мальчикам задачи по геометрии, которая в то время считалась наукой о земле.
   Окончив обучение мальчиков, Агнесса направилась в свою келью под пение вечерней молитвы. Она думала о различных ересях и других противоречиях в области религии. Для своих лет Агнесса была умным и образованным теологом. Смиренно сложив руки н груди, девушка закрыла глаза и мысленно прошептала молитву. Она просила Господа, смилостивиться и простить ее за то, что она обманом, под видом мужчины, проникла в монастырь. Агнесса просила избавить ее сердце от безумной страсти и искушений, ведущих к гибели души.
   Ход ее мыслей прервал голос, от которого содрогнулась плоть.
   — Иоанн! Брат Иоанн! — это же такой знакомый голос! Агнесса не ответила, закрыв глаза и сильнее стиснув зубы.
   — Брат Иоанн! — голос раздался снова. Испугавшись, что с послушником случилась беда, Доменик подбежал к нему, присев рядом на колени. Иоанна открыла глаза. «За что?!» — проскрипела она мысленно. Головокружительную страсть, вызванную первой любовью, сдержать было практически невозможно. Он с тревогой смотрел на нее и Агнесса видела, как вздымается его грудь под монашеским одеянием от стремительного дыхания. Агнесса не шевелилась.
   — Брат Иоанн! Что с тобой! — Доменик прикоснулся к ее плечу. Агнесса вздрогнула. Она была похожа на мраморное изваяние. Еще минута и она бросилась к монаху:
   — Брат мой, Доменик, ответь мне, положив руку на сердце, что ты думаешь обо мне?
   Испугавшись такой резкости, Доменик отшатнулся в сторону.
   — Не понимаю, о чем ты, дорогой мой Иоанн! Я привязался к тебе и люблю тебя, как собственного брата…
   Агнесса гневно повела бровями:
   — Как собственного брата?! Я не могу быть тебе братом, я женщина!.. — сказала она, в порыве чувств, испугавшись собственного голоса. Воцарилось молчание. Доменик в ужасе отшатнулся:
   — Что говоришь ты, брат мой?! Рассудок твой помутили демоны! Ты… бредишь… Снова лихорадка?!
   — Я — женщина, — тихо повторила Агнесса, опустив глаза. Потом, в порыве страсти, снова бросилась к Доменику:
   — Но, умоляю, не выдавай моей тайны, ты погубишь меня, если кто-то узнает, что я… — он закрыл ей рот рукой:
   — Молчи, молчи, посланник ада, демон-искуситель, не произнеси в этих стенах своих лживых и грешных речей!
   — Не веришь? Я докажу тебе! — в считанные секунды она обвила его шею руками и ее губы прикоснулись к губам Доменика. Он в ужасе оттолкнул ее, словно безумный, помчавшись прочь.
   — Peractum est! (кончено! — лат.) — проговорила Агнесса, улегшись на полу, подогнув колени к подбородку и обхватив их руками. В ушах звучал голос, словно ударом колокола, отчеканивая каждое слово: «…и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась, как кровь;
   И небо скрылось, свившись, как свиток; и великая гора и остров двинулись с мест своих», — (Откр, 6, 12-14).

   Агнесса ждала самого худшего. Доменик расскажет все настоятелю. Ее ждет костер… «Может быть, тайно бежать?» — подумала она. — А может все-таки расскажет?» Сомнения не давали покоя. Она пыталась отвлечься, мысленно дискутируя сама с собой по поводу возникновения ересей. На ум пришло движение павликан, уже с 7 века ставшее настоящей религиозной сектой, распространившееся в Америке и Сирии. Их идеология послужила причиной крестьянского восстания. Они также примыкали и к восстанию Фомы Славянина, который стремился к захвату Византийского трона. В чем же заключается эта еретическая идеология? Думала Агнесса. И кто же в конце концов прав? Церковь для павликанцев служит сатане, потому как принадлежит к миру материальному, а мир материальный — мир зла, созданный сатаной.
   А пятый век?.. Учение монофизитов и несторианцев? Для первых Иисус не был богочеловеком, а был Богом. То есть человеческая природа Христа была поглощена божественной. И Вселенский Халкидонский собор осудил это учение как ересь еще в 451 году, утвердив Иисуса как Бога и человека в одном лице. Несторианское движение осуждено Вселенским собором еще в 431. Константинопольский патриарх Несторий утверждал, что Иисус, рожденный человеком, лишь потом стал Богом, благодаря Преображению и Боговоплощению.
   Не смотря на то, что эти учения объявлены ересью, они получили широкое распространение и живут по сей день…
   Агнесса спохватилась, вспомнив, что мальчики уже давно ждут ее в школе. «Будь, что будет, я не убегу из монастыря», — решила она.
   Ученики уже давно ждали брата Иоанна Ланглуа и Агнесса тысячу раз пожалела, что раскрыла Доменику правду. Это был слишком большой риск. Ученики любили Иоанна как мудрого и справедливого учителя.
   — А посредине два флота видны:
   Корабельные груди
   Кованной медью блестят…
   Вот Август на битву вперед увлекает
   Храбрых сынов италийских, сенат и народ…
   Вот победитель Востока от Красного
   Моря Антоний.
   Мчится с богатой добычей знамен и доспехов.
   Тысячи весел бьются по волнам; корабли острой
   Грудью валы рассекают, кипят опененные воды.
   Сыплют летучие дроты и стрелы;
   Зажженная пакля
   Всюду летит… — Агнесса знала наизусть чуть ли не всю «Энеиду» Вергилия, поэтому рассказывала ее ученикам, не заглядывая в книги. Мальчики должны были учить античных авторов, Карл хотел видеть своих подданных просвещенными.
   День пролетел в суматохе. Агнесса сегодня не видела Доменика. Его не было ни в школе, ни в скриптории, ни на поле. Словно бы он куда-то пропал. А может быть настоятелю уже известно?
   Агнесса заканчивала вечернюю молитву, когда открылась дверь. На нее смотрел Доменик. Его глаза были такими же бешенными, как и вчера вечером. Агнесса смотрела на него с ужасом и трепетом. Она понимала в эту минуту, как сильно любит этого человека и что с ним связана его жизнь, даже, если ей и грозит казнь.
   — Кто ты?! — строго спросил монах. — Почему ты скрываешься под личиной мужчины в личине женщины?! Отвечай! Ты беглая преступница? Кто ты такая?!
   Агнесса подбежала к нему:
   — Я… не могла иначе! Четырнадцатилетней сироте, одинокой, бездомной небезопасно скитаться по миру! Я скрывала свой пол, чтобы пьяные постояльцы не надругались надо мной… Что же касается монастыря… Будучи женщиной, я не смогу ничего добиться, а я чувствую в себе недюжинные силы. Я люблю науки, люблю проповедовать слово Господне… Это — дело моей жизни. Женщиной я не добьюсь ничего, я должна… Доменик, любимый… — она поднесла его руку к своим губам.
   — Что говоришь ты, грешница! Прикрываешься словом Господа, совершая грехи, пытаясь ввести меня в искушение и лишить рассудка… — он выдернул руку.
   — Доменик… Мой пркрасный небесный ангел, спасший меня от гибели… Выдай меня настоятелю, но не прогоняй… Только не прогоняй!
   — О дьяволица! Зачем ты искушаешь меня в обители Господа?
   — Бог — есть любовь. Он послал это сильное, безграничное чувство к тебе… — она целовала его лицо и поцелуи были настолько страстными, что Доменик закрыл глаза и стиснул зубы. Многие годы воздержания дали о себе знать. Он мысленно боролся с собой, чтобы не нагрешить, поддавшись соблазну прекрасной искусительницы, но желания взяли верх над верой. Доменик с такой же страстью отвечал на ее поцелуи. В тихой монашеской келье двое влюбленных сгорали от страсти под доносившееся пение хора.
   — Интересно, что это брат Доменик сдружился с Иоанном Ланглуа? Этим наглым выскочкой! Похаживает к нему каждый вечер? Уж не попахивает ли здесь содомским грехом? — проговорил сам себе толстяк Вениамин. Тихонько он приоткрыл двери. злорадная улыбка появилась на его обрюзгшем красном лице. — Святые мученики! Да этот щенок Ланглуа оказался женщиной! Да еще и искусительницей брата Доменика! Нужно немедленно бежать к настоятелю. — Переминаясь с ноги на ногу, труся огромным животом, жирный монах засеменил к настоятелю. Он уже предвкушал, как Доменика и Агнессу волокут на костер.
   — Постой, мне показалось, как скрипнула дверь! — спохватилась Агнесса.
   — Тебе показалось, — ответил Доменик.
   — Погоди, я все же погляжу! — Агнесса выглянула за дверь. Она заметила удаляющуюся, покачивающуюся взад-перед фигуру толстяка.
   — Доменик! — она заломила руки, спрятавшись обратно. — Нас кто-то видел, кто-то из монахов…
   Молодой монах надел балахон. Его глаза лихорадочно горели:
   — Кто-то?! И этот кто-то наверняка уже бежит к настоятелю, чтобы рассказать об увиденном… О, мы пропали! Костра не избежать… Позорной казни на площади… Проклятая искусительница, ты послана своим дьяволом, чтобы искусить и погубить меня!
   — О, любимый мой, не говори так! Нужно срочно бежать отсюда, — она схватила его за руку, поплотнее нахлобучив капюшон.
   — Бежать, куда бежать?!
   — В Лотарингию, в Британию, куда угодно! Нам нужно спешить, дорога каждая минута!
   — Ты погубила мою душу и мою жизнь, — простонал Доменик.
   — Скорее, скорее! — торопила Агнесса. — Во имя Господа! Я уже слышу шаги…
   Они выбежали во двор.
   — Дверь сейчас не открыть, придется лезть по высокому забору, — проговорил Доменик.
   — Высота меня не пугает, возможно, потому, что я слишком стремлюсь к ней, — ответила Агнесса.

   — Где же они? — спросил настоятель.
   — Бежали! — воскликнул Вениамин. — Грешники, опорочившие Господнюю обитель. Неслыханный позор для монастыря, всегда пользовавшегося таки уважением!
   — Их во что бы то ни стало нужно схватить и передать самому строжайшему наказанию.

   После смерти Карла, сыновья его сына, Людовика Благочестивого, добивались раздела империи в свою пользу. Все попытки Карла объединить империю оказались тщетными! Людовик попал в плен к собственным сыновьям. Против старшего брата, Лотаря, объединились двое младших — Людовик Немецкий и Карл Лысый. В битве при Фонтенуа Лотарь потерпел поражение. На следующий год братья возобновили союз и принесли друг другу клятву, звучащую на двух языках — германском и старофранцузском. Такое положение творилось на данный момент в империи. Провидение сопутствовало Агнессе и ее возлюбленному — они беспрепятственно бежали.
   Агнесса чувствовала себя свободной и вполне счастливой. Она по-прежнему носила мужское платье.
   Как-то раз на площади, девушка услышала проповедь одного теолога.
   — И говорил Иисус: «блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное». Прислушайтесь к этой заповеди! Ибо пагубное влияние ученых наук мешает человеку войти в Царствие Небесное…
   Вперед вышла Агнесса:
   — Чтобы понять Библию, нужно прочитать ее ни один, и ни два раза. Ее нужно читать на протяжении всей жизни. Отсюда и неправильное понятие заповедей и блаженства. Говоря «нищие духом», Иисус вовсе не имел в виду, что должны процветать безграмотность и невежество. Он хотел сказать, что «нищие духом» — это люди, у которых отсутствует гордыня, люди духовно смиренные и открытые. Только такие люди могут родиться свыше…
   — А почему ты думаешь, что именно ты правильно научился трактовать Библию? — спросил теолог, в ком говорило ущемленное самолюбие.
   На что молодой Иоанн Ланглуа ответил:
   — Сократ говорил как-то: «Я знаю, что ничего не знаю, другие же не знают и этого».
   Ответ Агнессы приветствовался одобрительными возгласами. Ее заметили многие влиятельные люди.
   — Ты должна была родиться мужчиной! — сказал Доменик. — У тебя прирожденный талант. Я еще не встречал женщины умнее тебя.
   Агнесса с нежностью посмотрела на предмет своего обожания, но тут же отвернулась в сторону, вспомнив, что они на людях. Кто бы мог подумать, что между этими молодыми и учеными монахами было место для нежной любви.
   — Ты слишком бледен, — взволнованно заметила Агнесса.
   — Что-то неважно себя чувствую, — проговорил Доменик. — Нужно скорее найти какой-нибудь постоялый двор, если нам хватит тех жалких грошей, которые у нас остались.
   Почти весь день беглецы искали место, в котором можно было бы остановиться за мизерную плату. Агнесса замечала, что молодому монаху становится хуже с каждым часом. Когда они нашли комнату, Доменик едва мог дойти до кровати. Испуганная Агнесса послала за доктором.
   Диагноз доктора был ужасен: Доменик неизлечимо болен и возможно не дотянет до утра. Всю ночь Агнесса сидела у постели больного, подавляя стоны и стенания, в любой момент «готовые вырваться наружу». Наверное, Бог наказывает меня за мои кощунственные грехи. Мы не успели насладиться счастьем, как наведалось безутешное горе»…
   Агнесса вглядывалась в любимые черты осунувшегося прекрасного еще недавно лица. Доменик открыл глаза:
   — А… Агнесса, мне кажется, что я умираю… — она сжала его холодную руку.
   — Мой дорогой, я не отдам тебя смерти, даже, если придется бросить вызов Господу!
   Он нежно посмотрел на нее затуманившимися глазами:
   — Бог карает нас за ложь и святотатство…
   Доминик затих. Агнесса испугалась, что он умер. Нет, он дышал, хотя дыхание его казалось холодным, словно смерть уже набросила тень своих крыльев на его прекрасное чело.
   Откуда взялась эта внезапная болезнь, которая убила за один день человека, из-за которого она рисковала всем, и даже своей жизнью? Как это можно расценить еще, если ни как наказание Господа?
   — Агнесс… — она сжала его руку.
   — Мы свершили преступление, и я расплачиваюсь за него перед Богом… Господи, каюсь, прости душу мою грешную, спаси и помилуй. Агнесс, вымаливай прощение у Господа, иначе суровая кара постигнет и тебя…
   — Я не отдам тебя смерти! — твердила Агнесса, не выпуская его руку из своей, словно это могло уберечь ее любимого от беспощадных лап смерти.
   — Агнесс, я любил тебя… Я… — его глаза сомкнулись навеки. В окнах забрезжил рассвет. Державшаяся до сих пор, Агнесса издала нечеловеческий крик и из ее груди вырвались тяжелые рыдания. Она сидела, обхватив голову руками у постели умершей своей безумной любви…
   Будучи натурой твердой и сильной, Агнессу не сломила смерть Доменика. Она решила не сдаваться на милость провидения, а смело идти вперед. Повернулся удачный случай: один из герцогов, слышавший ее проповеди на площади, и покоренный этими проповедями, обещал помочь Иоанну Ланглуа устроится в философскую школу в Афинах. Агнесса решила, что в ее положении пренебрегать такой возможностью было бы крайне глупо. Кроме того, это должно было отвлечь ее от потери Доменика.

   К тому времени, когда Агнесса закончила школу философии (а закончила она ее с отличием), в Вердене уже был заключен мирный договор между братьями. Империю разодрали на три части. Лотарь стал владеть Италией, Западно-Франкское королевство получил Карл Лысый, а Восточно-Франкское — Людовик Немецкий. Лотарингия и Фризия перешли к Германии, а Прованс и Бургундия стали отдельным королевством.
   Агнесса решила уехать в Рим и попытать счастья там, не желая довольствоваться достигнутым, Рим, этот «вечный город», уже давно стал христианской столицей.
   Античный Рим, разграбленный сначала готами, а затем и безжалостными вандалами, лишился многих архитектурных и литературных памятников истории.
   Еще остались полуразрушенные арки, своды и купола храмов, которые еще не успели уничтожить ни варвары, ни христиане. Издалека виднелся купол почти неповрежденного Пантеона — «храма всех богов» — величайшего произведения античного искусства. Агнесса ехала в Рим, не зная, что ждет ее там, но желая добиться высот в области теологии. Набравшись мудрости в афинской философской школе и прибавив к этому года, проведенные с отцом, монастырь и путешествия по Европе. Она готова была поспорить с самым опытным теологом, что и помогло ей познакомиться с папским двором и, более того, занять должность нотария при папе Льве 4. Его предшественник, папа Лев 3 Исавр, умерший столетие назад, был знаменит тем, что спас страну от арабов в битвах у Констинополя и при Акроине. Кроме того, в этом году было восстановлено почитание икон, так как еще в восьмом веке иконоборцы одержали верх и почитание икон на то время было объявлено ересью.
   В обязанности Агнессы входило заведование финансами и кабинетом самого папы, отношениями с иноземными государствами и все остальное, что касалось папы, его преосвященства Льва 4. Агнесса успевала все, и дела вела блестяще, так что папе жаловаться было не на что. Все это сопутствовало ее продвижению по службе. И вот… женщина принимает Кардинальский сан! Включая все свои заслуги перед папой, недюжинный ум и красноречие — дорога Иоанна Ланглуа вела к папскому престолу.
   И вдруг наступили различные бедствия, постигшие Европу. Набожные люди молились, в ужасе думая: а не признаки ли это Апокалипсиса?
   Какой-то монах украл тело святого Винченцо. В жажде наживы, он хотел разрубить тело несчастного святого и продать его по частям. Жители города и духовенство были возмущены святотатством нечестивого монаха. Какой безумный ужас обуял всех жителей города, когда на паперти среди ночи появился оскверненный святой, который стал громко просить о погребении на том же самом месте. Не успела устрашающая новость облететь Рим, как появилась другая — во Франции, откуда ни возьмись, появилась саранча, причем в таком громадном количестве, что уничтожала целые нивы. Подувший так же внезапно южный ветер, согнал саранчу в море. Выброшенная потом на берег, саранча гнила, отчего пошли эпидемии. А в Италии, тем временем, новое бедствие — страшные землетрясения разрушали все на своем пути. Люди молились Господу, чтобы он сохранил их и их семьи от всевозможных напастей. Все поговаривали, что чудовищные знамения не предвещают ничего хорошего.
   Вскоре, Лев 4 скончался. Перед смертью он объявил своим преемникам Иоанна Ланглуа, за которого проголосовал Канклав.
   Свершилось — Агнесса-Иоанна вступила на престол. Маленькая девочка, рассказывающая язычникам библейский притчи, стала папессой…

   До переезда в Авиньон Агнессе пришлось жить в латеранском дворце. «Пройдя такой нелегкий путь и пережив многие лишения, я достигла таких высот, о которых можно было бы только мечтать. Пути Господни неисповедимы»…
   Неожиданно, Агнессе вспомнился фрагмент из прошлого. Случай на постоялом дворе в детстве. Та самая старая вещунья… «Редко кому послана такая судьба», — говорила старуха, — «и конец твой будет нелепым». Агнесса невольно содрогнулась. «Да, редко кому выпадает такая судьба», — не могла не согласиться папесса. — «Какой же будет конец?!» Агнесса боялась думать об этом. Предсказания старухи и смутные предчувствия наводили ужас. А еще эти странные предзнаменования…
   «Доменик! Господь знает, как мне не хватает тебя! Моя единственная любовь… Я свела тебя в могилу. За любовь ко мне ты поплатился жизнью… Я грешница, которая прикрывается именем Господа. Нет мне оправдания. В истине заключена очистительная сила. «Я есмь путь и истина и жизнь», — сказал Христос. Всякая неправда — грех. Истина — это жизнь. Бог осуждает правду и осуждает ложь. Агнесса чувствовала, что небеса не простят ей вызов, брошенный Господу.
   «Зачем тогда во мне столько силы, столько мудрости, столько желания? Зачем ты дал их мне, Господи, если я рождена женщиной? Во мне говорит мужчина. А что плохого в том, если я буду служить во славу Господа женщиной, которые другие воспринимают, как мужчину, как Его Высокопреосвященство? Как бы там ни было, но выбор сделан и обратно уже не повернуть… Я умру, как папа римский, Иоанн 8, другого не дано»…
   Агнесса слишком глубоко ушла в себя, даже не заметив, как за ней очень внимательно наблюдает капеллан дворца по имени Клементий. Взгляд Агнессы случайно упал на его ехидную физиономию и она спустилась с небес.
   — В чем дело, капеллан? Вы что-то хотели?
   Клементий молчал и ехидно улыбался.
   — Ваше высокопреосвященство, я пришел сообщить вам, что благодаря вашим уговорам, немецкий император Лотар 1 постригся в монахи, желая искупить все свои преступления.
   — Правда? — спросила Агнесса. — Что ж, эта новость меня очень радует. Я очень рад, что мне удалось уговорить Лотара начать праведную жизнь.
   — Но есть еще и вторая новость, ваше высокопреосвященство…
   Агнесса с удивлением посмотрела на него:
   — Да, капеллан? И какая же?
   Клементий самодовольно улыбнулся:
   — Думаю, что она вас разочарует, ваше высокопреосвященство…
   — Говорите же, капеллан, не томите душу. Я должен знать все, что бы там ни случилось…
   Губы, расположенные на довольно правильном и красивом лице капеллана снова искривились в улыбке.
   — Но это страшная тайна, — задорно, полушепотом проговорил он на ухо Иоанну.
   — Полно дурачиться, капеллан, — гневаясь, ответила Агнесса. — Вы капеллан, а не шут. Говорите же!
   — Эту тайну знают только два человека: я и вы, ваше высокопреосвященство…
   «К чему он клонит?» — в смятении подумала Иоанна.
   — Говорите же! — требовательно повторила она.
   — Вы — женщина, ваше высокопреосвященство, — шепнул Клементий. Агнессе начало казаться, что она задыхается. Вот она, кара Господня! Она попыталась взять себя в руки, насколько это было возможно:
   — Вы забываетесь, капеллан, как вы смеете! Вы знаете, что за такие обвинения может последовать очень строгое наказание?!
   — А, если вас разоблачат, ваше высокопреосвященство? Вы представляете, что будет тогда со всем христианским миром и с вами в частности?
   Агнесса задумалась, подперев голову рукой.
   — Vae mihi… — (горе мне — лат.) — шепотом проговорила она. — Откуда вы узнали?
   — Да простит меня Господь, но я случайно подглядел вас в купальне. Формы вашего тела кое-чем отличались от форм его высокопреосвященства Льва 4, Царствие ему небесное…
   Агнесса обхватила голову руками:
   — Что вы намерены делать? Предать эту тайну огласке?
   Молодой капеллан улыбнулся:
   — Зачем же! Если ваше высокопреосвященство будут благосклонны к своему скромному слуге и примут его сегодня ночью в своих покоях, то зачем же подвергать позору Рим и весь христианский мир?
   — Побойтесь Бога! — не выдержала Агнесса.
   — А вы, я смотрю, тоже не очень-то испугались Господа, опорочив его имя такой чудовищной ложью. Я предложил свое условие. Выбирать вам.
   «О Господи! Только не это!» — в сердцах проговорила Агнесса. Выбора не было. Страшно было бы подумать, что с ней станется, если это дело получит огласку. Теперь она всецело в руках этого человека. И ей придется делать то, чего хочет он.
   — Да, я согласен… — подавленно проговорила она.
   — Согласен… — мягко повторил капеллан. — А может быть согласна? Очень хорошо, что мы с вами нашли общий язык, ваше высокопреосвященство, до скорой встречи.
   Он вышел.
   «За папскую тиару придется расплатиться. И выложить дорогую цену. Свою честь»…

   Агнесса ждала появления Клементия в своей спальне, как наказания свыше. Никто после смерти Доменика не касался ее тела. Она вполне была мужчиной психологически, но не физиологически. И это было ее проклятием! Подлецу все же удалось узнать тайну… А проворный капеллан долго ждать себя не заставил. Вскоре скрипнула дверца папских покоев.
   — Вот и я, милая моя Иоанна! — ехидно проговорил он.
   — Не забывайтесь, капеллан! — не выдержала Агнесса.
   — Ну же, мы сейчас с вами не в Римской курии, зачем такая официальность!
   — Убирайтесь прочь! — Агнесса была в бешенстве. Ей хотелось задушить дерзкого капеллана, который к еще большему ее раздражению оставался спокоен и самоуверен.
   — А знаете, кто есть Антихрист, ваше высокопреосвященство? Это лжец и обманщик, стремящийся разрушить отношения христианина с Господом. «Возлюбленные, не всякому вдохновенному высказыванию верьте, но проверяйте вдохновенные высказывания, от Бога ли они, потому что много лжепророков вышло в мир»(Иоанна 4:1), — так говорится в Священном Писании. Не кажется ли вам, ваше высокопреосвященство, что отчасти апостол говорил о вас? А все эти ужасные знамения — эпидемии и землетрясения, происходящие в последнее время? Ведь не спроста это все! Что скажут люди, когда узнают, кому обязаны своими страданиями? И какой гнев Господний их еще ждет впереди!
   Агнесса отвернулась в сторону. Ее глаза увлажнились. Будучи сильной натурой, она плакала два раза в жизни: когда умер Доменик и сегодня… Против наглеца капеллана она была бессильна и прекрасно знала это.
   Когда слезы высохли, Агнесса развернулась к Клементию — ее глаза сверкнули яростью.
   — Делайте, что хотите, только поскорее избавьте меня от вашего присутствия!
   Эта дразнящая улыбочка на лице человека, готового дерзить даже самому папе Римскому, доводила Агнессу до белого каления, но ей ничего другого не оставалось, как подальше спрятать свои амбиции.
   — Мне нравятся сговорчивые люди, но не обязательно грубить, — проговорил капеллан и дотронулся губами до ее плеча.

   Вскоре, Агнессе ничего другого не оставалось, как смириться со своей участью. Что бы там ни было, а капеллан был молод и красив. Агнесса стала вести себя менее строптиво. С другой стороны, нужен был верный человек, который был бы ее правой рукой и помогал бы дельным советом, а тем более, человек, знавший ее тайну. Капеллану тайну папы выдавать было совершенно не выгодно, поэтому он молчал, будучи в тайном союзе с Иоанной. Проклятием было то, что Агнесса узнала о своей беременности. Не зная, что делать с этим бременем, которое было совершенно некстати, Агнесса совсем отчаялась. Клементий утешил ее тем, что предложил сослаться на болезнь, когда скрывать беременность станет не в моготу. Приходилось жить дальше и заниматься государственными делами. Агнесса решила, что нужно избавить народ от жестоких пыток инквизиции, а с развращенным духовенством стоит бороться. Она играла роль умного и справедливого папы.
   Пока еще было время. Складки сутаны скрывали уже начинавший расти живот.
   — Пустите, пустите! — послышались крики.
   — Что там происходит? — забеспокоилась Агнесса. Крики не умолкали.
   — Пропустите нас к владыке! — снова послышались голоса.
   — Там привели бесноватого! — забежал Клементий. — Хотят, чтобы вы излечили его, ваше высокопреосвященство…
   — Впустите его! Да не покинет нс милость Господа! — ответила Агнесса. Завели человека, которого поддерживали с обеих сторон двое мужчин. Человек напоминал одного из Меровингских королей на миниатюре. Только вид был безумный. Разметавшиеся, всклокоченные волосы и стеклянные глаза, смотрящие вдаль. При виде папы, бесноватый упал на пол и стал кататься из стороны в сторону, кусая себе губы до крови, вырывая волосы и по кускам раздирая одежду. Он орал истерическим голосом и пускал слюну, пока изо рта не пошла пена. Все в ужасе шептали слова молитвы. Несчастный начинал скрежетать зубами, раздирая ногтями кожу на лице. Иоанн 8 наклонился над бесноватым и спросил:
   — Скоро ли, дух нечистый, оставишь ты сие тело?
   Бесноватый проговорил каким-то странным, нечеловеческим голосом:
   — После того, как ты, отец отцов, покажешь духовенству ребенка, рожденного папессой…
   Агнесса отшатнулась в сторону, быстро окинув взглядом стоящих невдалеке: не слышали ли они вдруг этого ужасного ответа?!
   Изменившись в лице, Иоанна ушла в свои покои, не говоря никому н слова и долго еще не могла прийти в себя, настолько ошеломил его ответ бесноватого.
   — Что стряслось? — испуганно спросил Клементий. — Народ напуган. Уж не сказал ли бесноватый тебе чего дурного!
   — Сказал, — бледнея, как стена, ответила Агнесса. — Это проклятие. Бес сказал, что не отпустит несчастное тело, пока я не покажу рожденного мною ребенка. Бес… или… этот комедиант просто знает мою тайну?!
   — Не беспокойся, Бог с нами! — он обнял Анну за голову.
   — Мы так часто грешили, что я уже сомневаюсь, с нами ли Бог! Что делать? Живот растет слишком быстро, вскоре я нигде не смогу появиться…
   — Разыграем болезнь, вот увидишь, все обойдется. Бесноватый просто болен…

   Пошел девятый месяц беременности Агнессы. Она сидела, запершись у себя, и никого, кроме Клементия, не впускала. Год 857-й выдался тяжким для Рима. Начались различные эпидемии. Люди вымирали семьями. Словно проклятие, брошенное с небес, вылилось на людей из божьей чаши гнева. Народ отчаянно требовал крестной ход.
   — Я не могу выходить и совершать обряды в таком состоянии! Со дня на день начнутся роды! — трепетала в ужасе Агнесса.
   — Мы все пытаемся оттянуть этот крестной ход, чтобы у тебя была возможность разрешиться от бремени, но римляне ропщут. У них нет времени ждать, эпидемии не утихают. Многие жители умерли…
   — Что же делать?! — чуть не плача, спросила Агнесса.
   Ответа на этот вопрос не находилось. На улице раздавались крики.
   — Что там такое? — спросила бедная Агнесса.
   — Там целая толпа… требуют, чтобы папа совершил крестной ход… И они совсем не думают шутить, — ответил, опустив голову, Клементий.
   — О, проклятье! — всплеснула руками Агнесса. — Но я не могу!!
   — Начнется бунт…
   Папесса поняла, что выхода у нее нет.
   — О небеса… Поуди к народу, скажи, что завтра с утра я совершу крестной ход…

   Народ собрался на улице, ожидая долгожданного шествия, которое должно было избавить его от жестоких болезней. Погода выдалась на чудо тихая и солнечная. Это было утро 20 ноября 857 года. Люди увидели тучного Иоанна, который еле переваливался с ноги на ногу, поддерживаемый с двух сторон кардиналами. Агнесса насилу шла, так как начались родовые схватки. Ее колотило, словно в лихорадке. Боль была настолько адской, что несчастная всеми силами стискивала зубы, чтобы не закричать не своим голосом. А погода, тем временем, портилась. Огромные черные тучи заволокли небо, поднялся ветер, в небе сверкали молнии.
— Быть беде! — поговаривали в народе. — Господь на нас разгневался.
— Какая зловещая погода, не к добру это!
Процессия не спеша продвигалась, сопровождалась раскатами грома и блеском зловещих молний. Вдруг, поднялся такой сильный ветер, что многие с ужасом подумали о том, а не начался ли апокалипсис. Такой сильный удар грома потряс грешную землю, что кардиналы и другие духовники бросились бежать, обуянные ужасом, подобрав священные реликвии.
— Господи, помилуй наши души! — шептали перепуганные насмерть люди.
Раздались страшные крики и стоны. Кто-то кричал, разражаясь бранью. И без того уже перепуганные люди, окружили папу. Увидев, что его высокопреосвященство лежит в предсмертных конвульсиях, люди суеверно перекрестились. Иоанн 8 умирал, а рядом с ним лежал окровавленный мертвый младенец. Озадаченные, обуреваемые тихим ужасом, римляне начали разбегаться кто куда, нашептывая себе под нос слова молитвы.
Так окончила свой путь Агнесса. Добившаяся невероятных для женщины высот, ее ждал такой ужасный конец. Несчастная папесса!
   На том месте, где умерла Иоанна, раньше стояла часовня, которую построили жители города в благодарность за мудрое правление. Но со временем, часовню разрушили, чтобы стереть с лица земли память о женщине, дерзнувшей надеть папскую тиару, что недопустимо для духовенства.
   О ней забыли. Ее не было в анналах, не было в хрониках, и лишь в памяти жителей города осталась жить Иоанна…

   Закончив свой рассказ, человек в капюшоне посмотрел на Иоанна. Папа сидел, и молча разглядывал распятие, не говоря ни слова, настолько поразила его услышанная история.
   — Прошло уже полчаса, а папа все сидел и молчал.
   — Урбан! — наконец закричал он.
   — Да, ваше высокопреосвященство! — заглянул слуга.
   — Принеси этому человеку столько золота, сколько он сможет унести.
   — Да, ваше высокопреосвященство!
   — Вы неслыханно щедры, — ответил человек в капюшоне. — Но существует еще легенда о таинственном проклятии, витающем над Агнессой… Со всеми, кто начинает рассказывать кому-либо эту историю, случается какое-нибудь несчастье… На моем веку уже имелись такие. Но я, к счастью, человек не суеверный, все, что с кем-либо произошло, всего лишь случайности. Единственно, во что я верю, так это в силу золота. Золото можно пощупать руками, ведь оно действительно существует!
   Незнакомец нагребал золото в мешок и хрипло посмеивался. А папа все о чем-то думал.
   Распрощавшись с Иоанном 21, довольный рассказчик ушел, таща на горбу мешок золота. Папа так и не смог уснуть, он все напряженно о чем-то думал. Вскоре, на улице послышался какой-то шум и ржание лошади.
   — Урбан! — позвал папа. — Сбегай на улицу, узнай, в чем дело.
   Через некоторое время слуга вернулся:
   — Случайно проезжающий всадник на лошади сбил человека в капюшоне, который беседовал с вашим высокопреосвященством. Этот человек мертв…
   — Папа вздрогнул, он вспомнил о проклятии, витавшем над именем Иоанны…