вонь банальности

Я не помню свою жизнь, но на данный момент могу сказать точно, что у меня было счастливое детство. Время, что я проводил с отцом было невероятным. Я навсегда хочу утонуть в этих беззаботных и счастливых днях, но даже их я помню плохо.

Мой отец был счастливым человеком, так мне казалось. Он всегда всем улыбался, всегда всем помогал и со всеми находил общий язык. Моего отца все любили (кроме моей матери), забавный случай: мой отец вызывал радость и доброту, а я вызываю только ненависть и злобу. Но я знаю, что под маской радости скрывалось лико депрессии. Я это понял, когда сам стал таким. Вот только отец, как ни крути, был хорошим человеком и он учил меня только всему хорошему, но как я писал в своих записях — «Позабыв все отцовские рацеи, понял что семья не панацея», я их позабыл специально, ведь папа не готовил меня к этому грязному реализму. Хотя он позаботился о моей адаптации в этом безумном мире и моему отвращению к аффилиации — благодаря своей смерти. Я всегда любил отца больше матери, отец был для меня самым дорогим человеком, как и я для него. За день до его кончины я поленился встать и поздороваться с ним, я притворился спящим, я слышал только его голос; на следующий день он не пришел меня навестить и уже на следующее утро моей маме кто-то позвонил, я проснулся из-за этого, меня тогда охватил дикий ужас, потому что я знал по какому поводу и кто звонил, я предчувствовал это. После недолгой беседы моя мама зашла ко мне в комнату и сказала самые смертельные слова в моей жизни — «Папа умер». Больше всего меня тогда беспокоило то, что я не хочу плакать, я через силу выдавливал из себя слёзы. Я не был удивлен.

Меня заставили пойти на похороны. Когда я пришел, там было много людей, они все ходили и разговаривали. Я встретил в каком-то смысле родственников, которых не видел несколько лет, хоть и жили они в 10 минутах от моего дома. Мой дядя Витя дал мне поиграть в планшет, который купил себе мой отец, наверное хотел стать ближе к современному миру. Все ходили туда-сюда, а я просто сидел и играл, я ведь для них ребёнок, я ведь для них никто. Когда подвезли гроб, где лежал мой папа, мы все вышли на улицу, не успев выйти из подъезда меня одолел дикий приступ паники и плача, а когда я видел его ТАМ, лежачего (твою мать, как же трудно все это писать), бледного… Это было ужасно, я стоял и смотрел на него, на его бездыханное тело, я хотел только умереть, освободиться от этих оков, не жить с этими мыслями, знаниями, с этими воспоминаниями. Меня удивляет, как всем было плевать на ребенка, у которого умер дорогой ему человек, как плевать на сына, внука, племянника, друга, у которого умер отец. Только жена моего дяди Миши похлопала меня по плечу во время показа мод на трупе. Меня отпустили домой, не заставили ехать на кладбище, я бы этого точно не выдержал.
Когда я пришел домой, я просто лег на кровать и рыдал, рыдал сколько мог, я не хотел ни с кем общаться, я не выносил соболезнования и я не хотел ни с кем об этом говорить, ни с кем, хотя мне некому было об этом сказать. Я пытался забыть тот день, то лицо, те слезы, ту боль, но я не могу, я забыл только число и год.
Больше я не могу, больно.