Моя история начинается с детского дома. Мне неизвестно как я там оказался и, честно говоря, не спрашивал никого. Не знаю что было для меня страшнее- узнать, что родители сдали меня за ненадобностью или что их не стало, и я остался один. Просто не был готов к этому. До сих пор не хочу знать правду. Я не хочу сказать, что там было плохо, что невозможно жить. Нет. Кроме меня, там жили сотни таких же мальчишек и девчонок. И никто не жаловался. Конечно же, каждый из них мечтал обрести семью. Я тоже. Мечтал, пока не увидел, как это происходит.
В основном, сюда приезжали пары, которые по причине здоровья не могут завести детей. А семью создавать хочется. К нам приходили и со своими детьми. Честно сказать, не понимаю этого. Ведь ребёнок, попавший в семью в том возрасте, когда уже осознаёт, что с ним происходит, всё равно будет чувствовать себя лишним, тем более, если имелись свои дети. Когда приезжала очередная парочка за «новым» членом семьи, я сидел в стороне и наблюдал. Наблюдал за тем, как они выбирают себе ребёнка. Они оценивали всё: внешность, интеллектуальные способности, запрашивали информацию про настоящих родителей, а если её нет, кандидат считался непредсказуемым элементом, которого было опасно забирать. Да, среди нас были те, кто отличался умом или каким-либо другим талантом. Но никто из них не виноват, что попал сюда. Каждый из них заслуживал иметь свою семью и быть любимым. Родители любят вас, независимо от вашей привлекательности, ума, таланта и т.д. А эти люди выбирали себе домашних питомцев. Именно поэтому я не хотел, чтобы меня забирали. Воспитатели детского дома называли такую семью билетом в один конец. И когда кого-то забирали, остальные бежали до ворот, провожая машину, и смотрели вслед, как брошенные собаки, оставшиеся на остановке ждать очередного билета. Я наблюдал всю эту картину из маленького круглого окна на чердаке.
Чердак- мой собственный уголок в этом чужом месте. О том, что там находится моя собственная комната, никто не знал. Туда можно было попасть только одним путём- через кладовую. Она находилась на втором этаже в конце коридора. Там хранились швабры, тряпки для пола и прочий подобный инвентарь. Но там было ещё кое что, без чего я бы никогда не попал на этот чердак- лестница. Я был ещё совсем малой, когда начал туда забираться. Мне было лет 7-8. И, конечно же, лестница в моём случае была просто необходима. Ну и бегать туда надо было, лишь убедившись, что меня не видят. Иначе- прощай комната.
На этом чердаке были вещи, которые представляли для меня большую ценность. Это были мои карандаши и большие белые листы бумаги, готовые получить свою дозу фантазии от маленького мальчика. Там ещё был огромный папоротник, за которым я ухаживал. В детстве я очень любил рисовать, и, если честно, у меня неплохо получалось. Но со временем желание, собственно как и талант, куда-то исчезли. А рисунки остались. Их я и хранил у себя. Никому не показывал.
У меня был друг-Лёша, который часто сбегал. Непонятно зачем он это делал. Ну, к примеру, получилось убежать, и никто не заметил. Что дальше? Ведь нам тогда было по 10 лет. Его бы всё равно вернули в приют. Не в этот, так в другой. Каждый раз, как его ловили и возвращали обратно в приют, я спрашивал у него, насколько далеко он успел убежать в этот раз. А он каждый раз, с недовольством в голосе, отвечал: «пора перестать это делать». Но почему-то не сдавался. Это был мой единственный и поэтому лучший друг. Он сюда попал примерно в таком же возрасте, как и я. А познакомились мы после того, как он сбежал в первый раз, и из-за него в приюте была паника. Сейчас он делает это с периодичностью раз в месяц. Наш приют находится за городом, в нескольких километрах от трассы. Поэтому, если сбежать, там и спрятаться негде. Так что, побег не имеет смысла.
Ко всем детям воспитатели относились одинаково. Но, чем они взрослее, тем больше проблемы. Кому-то требовалось минимум внимания, чтобы забраться на чердак и остаться незамеченным, а кому-то максимум, дабы предотвратить очередной побег. Как бы то ни было, одна из воспитательниц была ко мне неравнодушна. И, конечно же, я тоже к ней тянулся. Звали её Надежда Петровна. Я назвал её тетя Надя. Она по вечерам отводила меня к себе в комнату и читала разные книги. Она отличалась от других воспитателей своим отношениям к детям. К ней можно было прийти в любое время и попросить помощи. А ты, когда шёл к ней, был абсолютно уверен в том, что проблема разрешится. Честно говоря, я никогда не замечал, чтобы она на кого-то кричала. Да ей это и не нужно было. Её спокойный говор успокаивал и подчинял.
Лёша, как я уже говорил, любил часто сбегать. И чтобы хоть как-то сократить количество его попыток, я решил поделиться с ним тем, что меня самого удерживало здесь- чердак. Я знал, что он никому не расскажет. Просто попросил его, чтобы без меня он туда не забирался. Мой план сработал. После того, как я поделился с ним своей тайной, он сбегал лишь один раз. Больше он этого не делал. Воспитатели приюта уже были спокойны за него, поэтому следить за ним перестали. Он получил больше свободы. Я думал, что этого он и добивался, чтобы ослабив бдительность противника, попробовать снова бежать. Но нет, я ошибался.
Теперь, вдвоём, находится вдали от лишних взглядов, было не так скучно. Днём, после обеда, когда все ложились спать, мы забирались на чердак. Днём там особо делать было нечего. Я попросил несколько книжек у тети Оли, и мы, с Лешей, сидели там и читали. А ночью мы смотрели на звезды. Там был старый телескоп. Мы каждую ночь сбегали из своих комнат и забирались наверх, чтобы полюбоваться очередным метеоритом, сгорающим в земной атмосфере. В безоблачную ночь, большие метеориты, которым удавалось приблизиться к земле чуть ближе, чем маленьким, сгорали очень ярко. Этот свет пробивался через щели на крыше и через круглое окно, освещая чердак сине-голубым цветом.
Нас однажды поймала тетя Надя, когда мы уже спускались оттуда. Но я знал, что она нас не сдаст. После этого случая, она стала оставлять книжки на лестнице в кладовой. И не только книжки. Она часто баловала нас сладостями. А чтобы никто не видел, она и их оставляла в пакетике в кладовой.
Мне нравилось там находиться во время грозы. Из окна наблюдал молнии. На чердаке звук, разбивающихся о крышу, капель воды слышен сильнее. Но ещё там сильнее слышны раскаты грома. Было страшно, но мне это нравилось. Всю неделю была такая погода. Прошлой ночью Леша не захотел туда подниматься, сказал, что боится. А без него я туда идти не стал. Но этим вечером, предвкушая очередную порцию адреналина, пошёл в комнату к Лёше, чтобы уговорить его залезть на чердак. Только подхожу к двери, он открывает её, смотрит по сторонам и затягивает меня в комнату. Я захожу и вижу рюкзак на кровати, в который он поспешно запихивает свои вещи. Опять решил бежать. Он увидел моё недовольное лицо и сказал:
-И не пытайся, я всё равно попробую. Сегодня погода такая, что вряд ли меня заметят. Это мой шанс.
-Да, ты прав. Но куда потом пойдёшь? Что будешь делать?
-Не знаю. Главное территорию покинуть, а там посмотрим.
-Ладно. С утра, когда поймают, расскажешь, куда успел добежать- сказал я с ухмылкой.
Он протянул мне руку, сжал её крепко- до встречи, друг,- произнес он уверенно. Он сказал эту фразу с такой интонацией, будто действительно прощается со мной в последний раз. Но я не мог его уговорить остаться. Просто я был уверен в том, что его поймают и вернут обратно. В общем, попрощались, и я пошёл к себе в комнату спать. Долго не мог уснуть. Пытался представить, как далеко он убежал. Или же наоборот. Может быть его поймали уже поймали, и посреди ночи ведут с ним воспитательную беседу.
С утра, меня разбудил шум в коридоре. Я вышел из комнаты и увидел полицейских, которые разговаривали с воспитателями. Тетя Надя увидела меня и подошла.
— Ты, конечно, знал, что он бежит этой ночью, и, естественно, не сдал друга. Но он пропал. Его не могут найти. Если ты знаешь, где он, лучше скажи. Неизвестно в какую беду он мог попасть.
-Да, я знал, что он сбежит этой ночью. Но я думал, его, как обычно, приведут обратно утром. Я правда не знаю где он.
-Ну хорошо. Иди к себе.
Я не знал радоваться за друга или переживать. Но, как он и сказал, в этот раз его не поймали. Прошло два дня, но до сих пор его никто не может найти. Я за это время не поднимался на чердак. Но потом вспомнил про папоротник. Давно я его уже не поливал. Я поднялся к себе и напоил водой второй живой организм в этой комнате. Потом заметил, что пропал телескоп. Я сначала подумал, что кто-то увидел, как я сюда забираюсь и пошел за мной следом. Но потом обнаружил кражу на другом конце чердака. Я понял, что это Лёша его переставил. Той ночью он, всё-таки, был здесь. Я решил узнать, на что же он тогда смотрел. Заглянул в трубу и увидел речку позади приюта. Мы часто бегали к этой реке. Между берегами метров двадцать- двадцать пять. В середине вода была мне до подбородка. Чтобы её перейти, не нужно было уметь плавать. Неужели Леша в ту сторону бежал? Но там же лес. Дальше просто бежать некуда. Я заволновался. Пошёл к тете Наде и сказал, что Лёша может быть заблудился в лесу, его надо искать там. Полицейские отправили туда поисковую группу с собаками и прочесали весь лес. Они никого не нашли.
Этим вечером, я сидел на чердаке и думал, куда же он мог направиться. Рассматривал местность через подзорную трубу. И вот, что я заметил: во время дождя уровень воды в реке заметно поднялся. Ведь дождь шёл почти всю неделю. При таком раскладе, я, даже вытянув носки, до дна реки не достану, а Лёша- тем более- он ниже меня ростом. Он хотел переправиться на другой берег и, как мы раньше делали, спрыгнул в воду, надеясь после спокойно ей перейти. Но он не учёл, что за время дождей, уровень реки поднялся и течение усилилось. Когда он добежал до реки, он должен был это заметить, но назад возвращаться, видимо, не хотел. Рискнул. Глупое решение, учитывая, что плавать он не умел. Я рассказал о своём предположении, и спустя пару часов его нашли. Полицейские несколько часов шли по руслу реки, надеясь найти хоть какие-то следы. Следов не нашли. Зато нашли Алексея.
Тетя Надя, видя горечь утраты, пыталась меня уговорить познакомиться с новой семьей. А я по-прежнему не хотел. Даже не хотел её слушать. Но однажды ей, всё-таки, удалось меня убедить. И в день, когда намечались очередные «смотрины», она для меня принесла бабочку, чтоб выглядеть, как она тогда сказала, более презентабельно. Конечно же, волнение было. Тетя Надя волновалась ещё сильней. Я видел слёзы. Она сдерживала себя как могла. Честно сказать, я тоже к ней привязался. И мысль о том, что я больше никогда не услышу её голоса, не давала мне покоя.
Я сидел на чердаке и заметил, как оживился первый этаж. Приехали. Мне не хотелось оттуда спускаться. Ведь здесь всё так привычно, всё моё. Но я обещал тете Наде, поэтому надо идти. Встал, прошелся по своей комнате, пролистал старые рисунки, последний раз напоил водой свой папоротник, который без меня здесь погибнет. Ведь о нём никто не знает. Собственно, как и про комнату. А тётя Надя вряд ли будет сюда приходить.
Я спускаюсь на первый этаж и вижу ту парочку, что, может быть, пришла за мной. Они сидят и общаются с воспитателями. Понятия не имею, о чем они говорили. Но глава семейства что-то очень увлеченно рассказывал тете Наде, а взгляд его жены бегло рассматривал всех детей. И, как мне показалось, этот взгляд на мне остановился на чуть более продолжительное время, чем на остальных. В этот момент я испытывал двоякое чувство. С одной стороны, я хотел семью, иметь маму и папу, а может быть даже и брата или сестру, но с другой- я знал, что всё это неправильно. Я был на перепутье, и мне нужна была помощь. Не знал возвращаться мне назад, или идти дальше. И вот, эта женщина, показывает на меня пальцем и что-то спрашивает у мужа. В этот момент на меня посмотрела тетя Надя и выронила слезу. Я всем своим взглядом пытался ей сказать: «не отдавай меня». Муж с женой увидели её слезы и поинтересовались в чём дело. Она сказала им, что я её сын, что взяла меня с собой на работу. Я был бесконечно рад. Рад тому, что моя жизнь не изменится, что я продолжу так же бегать на чердак, что папоротник мой не погибнет без воды. Но чему я действительно радовался, это тому, что останусь с тетей Надей. Я не был готов отпустить её. Впрочем, как и она меня…
Со временем я всё больше и больше сближался с тетей Надей. У неё всё чаще возникала мысль об усыновлении, но она знала мое отношение к этому. Поэтому и не решалась мне об этом сказать. У неё не было ни мужа, ни молодого человека, который мог бы поддержать её. Во всяком случае, я никого не видел. И это, если честно, довольно странно. Девушка очень симпатичная, и просто необычайной души человек, что немаловажно. Я всё время называю её «тётей» Надей и возможно у Вас сложилось впечатление о сорока — сорокапятилетней женщине, которая работает в детском доме. Но это не так. Ей было двадцать семь. Странно, не правда ли? Молодая девушка, которая окончила университет, и вот, как кажется, весь мир у неё в руках, и тут она решает работать в детском доме. Что могло на такое подтолкнуть? Понятия не имею.
В общем, она решилась мне сказать про усыновление. На самом деле, я даже не понимал, что я чувствую в этот момент. С одной стороны я был рад тому, что у меня, наконец, будет семья. С другой стороны, я понимал, что мамой, так или иначе, я не смогу её называть. Она сказала, что на выходных повезет меня знакомить со своими родителями- Валентина Петровна и Петр Сергеевич. Если честно, волнение было, но не сильное. Я был уверен, что все равно вернусь в приют.
…
Вот кончилась рабочая неделя. Мы собрались. Тетя Надя вызвала такси. Эти 30 минут были самыми долгими в моей жизни. Раздался звонок. Мы вышли на улицу, уселись в такси и направились к дому, в котором нас ожидали в будущем моя бабушка и дедушка. Всю дорогу я пытался представить этих пожилых людей. Эти 2 часа, что заняла у нас дорога, пролетели незаметно. Я молчал. И тетя Надя тоже. Временами водитель затевал разговоры, но не находя в наших лицах собеседника, прекращал их.
Мы приехали. Дом был огромным. И старым… Плющ в некоторых местах вскарабкался почти до окон второго этажа. Этот дом видел многое: серые будни, омраченные горечью потерь и радость появления новой жизни. Но он всё равно был красивым. И своей загадочностью как-то завлекал. Позади дома была пристройка. Такая пристройка, как сказала тетя Надя, называется «зимний сад». В этом зимнем саду, как понятно из названия, было много растений, защищенные от погоды на улице. Эта пристройка состояла из дерева и стекла. Из дерева был каркас, а всё остальное: стены, крыша- стеклянные. Всё пропускало солнечный свет.
Так вот, мы подошли к двери, и тетя Надя постучалась. Я услышал, как в доме началась суета. Они, видимо, ещё не всё успели подготовиться. Дверь нам открыл её отец – Петр Сергеевич. Он поздоровался с дочерью, после протянул мне руку и сказал:
-А Вас, юноша, как зовут?
Меня удивило то, как этот пожилой человек отреагировал на чужого мальчика. Я представился и пожал ему руку. Мы зашли в дом. Валентина Петровна предложила мне подложить подушку под попу, иначе я до стола не достану. Мы сели за стол, и ужин начался. Было заметно, что Петру Сергеевичу не очень комфортно. Он всё поглядывал на меня, но никак не мог решиться что-то сказать. Спустя пару минут он наклонился и сказал:
— слушай, можешь снять свою бабочку? А то меня моя немножко душит, а снять её не могу, пока ты со своей сидишь. Старуха ругаться будет…
Мы оба их сняли. Если честно, после этого я стал чувствовать себя свободнее. Не потому, что бабочка меня уже не душила, а потому что эти люди, не смотря на то, что я для них абсолютно чужой человек, отнеслись ко мне с уважением и добротой. Они не смотрели на меня сверху вниз. Приняли меня как своего в первый же день. Они не спрашивали, откуда я взялся, как попал в детдом. Они, в основном разговаривали между собой. Рассказывали новости, всё то, что случилось на неделе, пока не видели друг друга. А мне было интересно их слушать.
Валентина Петровна вела уроки игры на фортепиано в детской школе искусств, а у Петра Сергеевича была своя сеть автомастерских. В этих сервисах обслуживались машины разных ценовых категорий, марок и поколений. Он хорошо в них разбирался, знал, как правильно с ними обращаться. Поэтому тот, кто к нему приезжал хоть раз, в другие сервисы уже не ездил. Мы теперь каждые выходные ездили к ним. Петр Сергеевич часто возил меня с собой на работу. Он видел мой интерес к технике и поэтому часто брал меня. Он пообещал, что когда буду доставать до педалей, научит меня водить.
Спустя некоторое время я уже называл их бабушкой и дедушкой. А вот тетю Надю я так и не смог назвать мамой. Дедушка с бабушкой работали без выходных. Дома, как они говорили, на пенсии, делать нечего, скучно, а на работе хоть есть с кем пообщаться. Тетя Надя ездила с бабушкой в школу искусств. Она преподавала там хореографию по выходным. Чаще всего я ездил к деду на работу, но пару раз бывал и в этой школе. Мне нравилось слушать, как бабушка играет на фортепиано. А ещё больше нравилось смотреть, как танцует тетя Надя. Её полностью поглощала музыка, под которую она танцевала. Когда я смотрел на неё, мне порой казалось, что даже глухой смог бы услышать, почувствовать эту музыку, увидев, как она двигается. Я не могу передать словами этих эмоции. Порой пробегали мурашки от изящного и красиво проделанного движения, а порой, танец был настолько чувственным, что подступал комок к горлу, и казалось, что вот-вот пущу слезу. И именно по этой причине долго я там не находился.
Мы, с дедом, часто ездили на охоту. Животных убивать нам храбрости не хватало. Поэтому наша охота заключалась в стрельбе по жестяным банкам. Иногда забирались вверх по склону и оттуда наблюдали за жизнью, которая кипит внизу.
Однажды, возвращаясь с такой «охоты», мы заметили олениху. Несмотря на все попытки напугать её, она упорно стояла на месте. Рядом была яма, в которую она частенько поглядывала. Дед сказал, что там может быть её сородич, которого она не желает оставлять, а вытащить из ямы не может. Он сказал, что надо выстрелить в воздух, чтобы олениха хоть немного отошла в сторону. Дед зарядил ружье и выстрелил. Она испугалась, но не убежала. Видимо там действительно кто-то есть. Мы подошли к яме и увидели там оленёнка. Деду туда спускаться нельзя, потому что обратно я его не смогу подтянуть. Поэтому спуститься предстояло мне. По телевизору, в какой-то передаче про животных, я слышал, что если вы хотите отпугнуть животное, нужно постараться казаться как можно выше и больше. Следовательно, если не хотите его пугать, нужно быть небольшим объектом, который не представляет опасности. Как только спустился в яму, я присел, чтоб казаться как можно меньше. Но оленёнок был совсем маленький. Поэтому мои попытки быть хотя бы наравне с ним, были бессмысленными. Дед достал из рюкзака кусочек свежего хлеба, чтобы завлечь маленькое напуганное животное. Я протянул этот кусок и стал медленно к нему приближаться. Олененок услышал запах и начал двигаться ко мне навстречу. Видимо он долго уже здесь сидит, сильно проголодался. Спустя пару минут, я уже мог его погладить. Он понял, что я не причиню ему вреда. Я взял его одной рукой, протянул деду вторую, и он нас вытащил. Олениха увидела своё дитя, и было заметно, как она взволновалась. Я сделал пару шагов в её сторону, чтобы они увидели друг друга, и отпустил олененка. Семья благополучно воссоединилась. Олениха посмотрела в мою сторону. Мне даже показалось, что… нет, не показалось! Она правда немножко склонила голову, будто благодарит нас. Но дед мне не поверил. Сказал, что мне показалось. Упираться я, конечно же, не стал. Я знаю, что я видел.
— а он был совсем малюсенький?- спросила заинтересованно Амели
— да, доча, совсем малюсенький. Он еще еле ходил. Слушай дальше.
В детском доме я уже давно не появлялся. Жил с тетей Надей и ходил в местную школу. Она оставила работу в приюте и стала работать в школе искусств на полную ставку. После того, как заканчивались уроки, а заканчивались они в 14:00, весь день я был свободен. Ну, за исключением тех пару часов, что я проводил за домашними заданиями. Друзей у меня не было. Поэтому каждый день всё было так: утром в школу, после уроков- домой, выполнение домашнего задания, несколько скучных фильмов по телевизору, пару страниц книжки, которые я читал в зимнем саду и уже ночь. Я мог сидеть там целыми днями. Осень и зима- две поры, в которые пристройка превращалась в поистине необыкновенное место. Почему именно осенью и зимой? Потому что в это время создавался большой контраст между погодой во дворе и климатом в этой пристройке.
Осень. Все листья во дворе меняли свой окрас с зеленого на желтый, красный, а опавшие постепенно превращались в коричневый цвет. Будто жизнь медленно покидала их. А в зимнем саду всё было зеленым. Осень- время дождей. В дождь там было особенно приятно находиться. Ну, по крайней мере, мне. Бывало, сидишь, погрузившись в приключенческую обстановку какой-нибудь книжки, и вдруг в голове возникает мысль: «что-то стало слишком тихо…» Начинает темнеть…. Всё вокруг становится серым- надвигается гроза. Мир превращался в мрачную, разъедающую своей тоской планету, на которой уже давно нет жизни. Как будто дождь смыл краски, а вместе с этим и всё живое. Все в спешке разбегаются. На улицах становится пусто. Вся эта картина напоминает сцены из постапокалиптических фильмов. Ты слышишь звуки огромных капель, разбивающихся о крышу. Не только слышишь, ещё и видишь. Несмотря на гром и молнии, на хаос, который творился снаружи, тебе было спокойно. У тебя есть возможность наблюдать это зрелище с любой стороны (вся пристройка застеклена). А находящиеся там растения успокаивали, давая понять, что ты здесь в безопасности. Оглушающий гром, после которого по телу бегут мурашки. Ты знаешь, что он не причинит тебе вреда, но ты не можешь не бояться. Молнии хлестко и безжалостно пронзают землю, освещая дома и улицы. Невольно возникает мысль: «Зевс гневается».
Зима вызывала совсем другие эмоции. Закройте глаза и попробуйте представить то, что я сейчас опишу. Готовы? Значит так: Вы сидите на плетеном стульчике в пристройке дома. За окном снег. Всё вокруг белоснежно чистое и холодное. А вы среди этих растений и видите, как снег ложится на стеклянную крышу пристройки. Вы закрываете глаза и прислушиваетесь. Слышите, как падает снег? Он так тихо спускается, как будто боится кого-то разбудить… Ведь такому «холодному» гостю не все рады. Примерно так проходил каждый мой день.
Но моя «спокойная» жизнь была недолгой. Эту гармонию нарушил Макс. Он учился в моей школе. Жалко, что он был моим одноклассником. Хоть во время уроков от него отдохнул бы, но мне не повезло. Он нигде не давал покоя. Мне кажется, что если бы родители разрешили, он жил бы у меня. Пару раз он у меня ночевал. Мы не спали всю ночь. И потом, конечно же, спали на уроке. Последствия его активной деятельности порой приносили нам проблемы, но оно того стоило. Не знаю как я без всего этого раньше жил. Это был человек, который не знал, что значит невозможно. Я не имею в виду, что всё, за что он брался, у него получалось. Просто ему было не объяснить, что так не получится, пока он сам не попробует и не упрётся. Это тот человек, который сначала делал, а потом думал. Он был позитивным персонажем моей истории, который готов на всё сумасшедшее и безрассудное, лишь бы не сидеть дома. Наша дружба длилась около 3-4 лет до определенных событий.
В один холодный вечер, в который я согревал своё тело горячим шоколадом, а душу очередным увлекательным путешествием, события которого разворачивались в книге из коллекции тети Нади, меня настигла новость: они разбились на машине… дед, бабушка….и тетя Надя. Водитель грузовика не справился с управлением и выехал на встречную полосу, где и настиг их…
Похороны, на которых были только друзья и знакомые, т.к. родственников у них не было, были очень одинокими в том смысле, что меня там никто не знал. У деда с бабушкой в живых уже никого не оставалось, а Надя была их единственным ребенком в семье. Всё это время я ночевал у Макса. Когда всё закончилось, меня вернули обратно в детдом.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…
#МистерБумажныйЧеловек
Еще почитать:
Линия разбитых судеб — Part1. Попытка жить дальше
Шизофрения
СКОТЧ
Эй и напарница стратег
«
»
12.12.2018
