Пробуждение - Страница 3 из 4

Часть 3

«Простите, молодой человек, я так увлекся, что не заметил Вас… Пирамиды такие загадочные в свете заходящего солнца, – стал извиняться случайно налетевший на Ахета высокий худощавый мужчина со странным предметом в руках. – Вы позволите сфотографировать Вас?»

Жрец кивнул в ответ, сел на песке, убрал с лица длинные черные пряди и из вежливости улыбнулся, хотя не совсем понимал, что хотел этот человек от него. Несколько ярких вспышек озарили погружавшийся в темноту берег, заставив юношу поморщиться от неприятного ощущения.

«Спасибо!» – и мужчина исчез во мраке.

Ахет обхватил колени руками, закрыл глаза, снова представил пустую полосу на крышке гроба сестры… Он стал медленно выводить символ за символом на влажном песке, словно писа́л кровью на белой краске. Осталось всего несколько слов – и заклинание будет закончено. Но каких? Египтянин с ужасом осознал свое бессилие, потому что именно последнюю фразу он никак не мог вспомнить – вид окровавленной руки помутил его рассудок. В памяти отпечаталось лишь то, что надпись заканчивалась посередине строки, а все приходившие на ум варианты были намного длиннее. Он беззвучно разрыдался, комкая пальцами влажный прибрежный песок. Чувство одиночества затерзало острыми когтями влюбленное сердце. Это был конец уже его пути.

Темнота сгущалась с каждым мгновением. Из-за облака медленно выплывала сероватая луна, заливая холодным светом остывающий песок и сидевшего на нем человека. Ахет уже решил, что утром он ворвется в музей, заберет тело сестры, увезет его, как можно дальше, найдет укромное место, где сможет обнять возлюбленную и умереть, чтобы их души вместе предстали перед судом Осириса. Там уже их ждали…

– Ой, как хорошо, что Вы еще здесь! – затараторив, мужчина подбежал к Ахету и осветил его лицо карманным фонариком. Жрец с недоумением посмотрел на него. – Какой я дурак, Вы, наверное, не знаете французского?!

Юноша машинально кивнул.

– Жан-Поль Верна́р, фотограф, – размеренно на английском начал француз, сопровождая языком жестов, чтобы стало понятно собеседнику. – В машине я просмотрел отснятые фотографии и был поражен, насколько Вы прекрасны и фотогеничны. Такой же загадочный и таинственный, как и эта страна. Простите, что без согласия отправил Ваши снимки изданиям, с которыми сотрудничаю, и они приглашают Вас в Париж – столицу моды, где уже хотят видеть на обложках своих журналов. Соглашайтесь! Если нет, то я компенсирую неплохой суммой, только выберите валюту.

Ахет грустно улыбнулся и покачал головой в знак отказа.

– Нет? – Вернар с недоумением посмотрел на египтянина. – Почему?

– Мой путь закончится здесь…

– Какая глупость! – воскликнул фотограф. – Ваш путь только начинается! Столько дверей распахнутся перед Вами! Вашими фотографиями будут восхищаться, как шедеврами живописи в музеях.

– Музеи? Их много? – принц поднял голову и вопрошающе посмотрел на собеседника.

– Безумно много. Каких только нет по всему миру!

– Я хочу увидеть музеи, весь мир… – принц снова обхватил руками колени, таинственно улыбнулся: умереть он еще успеет, но, может быть, где-то в углу какого-нибудь зала стоит забытая всеми крышка с белой полосой и начертанным на ней заклинанием. Тогда он сможет пробудить Тиа от долгого сна.

– И Вы все это увидите! Вы будете колесить по нему ради красивых фотосессий. На первое время возьму Вас под свою опеку. А освоитесь – будете сами себе хозяином…

– Да… – тихо произнес юноша.

– Вот и прекрасно! – мужчина протянул ему руку, чтобы помочь встать. – Машина ждет и ждет Париж! И я до сих пор не знаю Вашего имени.

– Аа… – юноша осекся, побоявшись произнести настоящее имя, и назвал другое, – Ахет… Да, Ахет.

Шумный аэропорт. Трап у самолета. Египтянин бросил прощальный взгляд на бесконечный Каир, где так и осталась в музее его любимая Тиа. За время перелета он не обмолвился ни с кем ни единым словом, только смотрел на голубое небо и воздушные облака, мелькавшие за толстым стеклом иллюминатора. Принц свыкался с мыслью, что все эти странные грохочущие вещи – часть нового мира, в котором ему предстоит прожить до конца своих дней, и они не способны причинить ему вред.

Париж вызвал у Ахета удивление: высокие дома, фонтаны и цветы, которых было просто море. Это был яркий, зеленый и более тихий город по сравнению с Каиром. По пути Вернар решил показать спутнику достопримечательности, которые у фотографа вызывали чувство национальной гордости. Принц изумленно осматривался, постоянно останавливался, пару раз едва не потерялся, так что Жан-Полю пришлось взять его за руку и поймать такси, чтобы оказаться дома без происшествий.

– Вот мы и добрались… – француз распахнул дверь пентхауса. – Теперь это и твой дом. Сегодня отдыхаем, а завтра с утра пытаемся привести тебя в нормальный вид для фотосъемки.

Но Ахет не хотел ждать нового дня: он расплел волосы, принял ванну, отправил фотографа за новой одеждой и косметикой. Египтянин примерял одну вещь за другой под восторженные комментарии фотографа, который уже видел будущие снимки.

Когда совсем стемнело, Жан-Поль усадил юношу на диван, сел рядом, включил проектор. На пустой светлой стене появлялась одна за другой фотографии, сделанные французом и украшавшие обложки и развороты популярных журналов.

– Нравится? – спросил фотограф, меняя картинку.

– Да! – восторженно ответил Ахет.

– Вот это и есть твоя работа… – на светлом фоне появилось новое фото с парнем, целующего девушку.

– Я не хочу никого целовать! – принц поднялся, но мужчина, схватив за руку, снова усадил среди подушек.

– Ты про это? Тебя никто не заставит делать то, что ты не хочешь, только надо оговаривать это в контрактах. Я научу тебя.

Юноша улыбнулся.

– То-то… – Жан-Поль продолжил показ. – У тебя может быть потрясающая карьера, если ты сам не пустишь все под откос.

Вконец уставший, египтянин лег на кровать, закутался в теплое одеяло: по сравнению с египетским летом французское показалось ему достаточно прохладным. Он думал о будущем: как бы оно ни было прекрасно, возвращение в этот мир Тиа навсегда останется его целью до последнего вздоха, до последнего удара сердца.

Утром Вернар не стал будить «восточного гостя», как он решил называть свою новую фотомодель, а решил запечатлеть его таким: разметавшиеся длинные, еще волнистые после косичек, черные волосы на белых подушках, нежная кожа, естественный оттенок которой можно было принять за легкий загар, чуть приоткрытые губы, нос с легкой горбинкой, изогнутые брови и слегка впалые щеки… Он снимал кадр за кадром, не в силах остановиться.

«Идеально… – выдохнул фотограф и, убрав фотоаппарат в футляр, тронул Ахета за плечо. – Пора вставать! Сегодня устроим твою первую фотосессию!»

Юноша отрыл глаза. Потянулся.

«Сейчас завтракать, потом приводить себя в красивый вид, – поторопил мужчина. – Софи будет нас ждать через два часа».

Они неторопливо шли по площади к одному из красивейших фонтанов Парижа. Молодой человек чувствовал себя раздетым в бледно-голубых облегающих джинсах и белой тонкой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей. Он смущенно краснел, если замечал пристальные взгляды в свою сторону.

– Добрались, – фотограф легко толкнул плечом молодого человека, заставляя присесть на бортик, и указал на подошедшую девушку. – Знакомься, это Софи – мой друг и классный специалист по мейк-апу.

– Ахет, – улыбнулся в ответ египтянин.

Она села рядом с новой моделью и тщательно стала изучать с головы до ног.

– Поль, зачем я нужна, если вы только что из салона?

– Не угадала! – рассмеялся мужчина. – Мы из дома.

– Может, поделишься секретом, где парней учат так классно выглядеть? – Софи заглянула в подведенные карие глаза и получила в ответ только смущенную улыбку.

– Надо работать, пока мягкий свет и солнце не печет, – поторопил Жан-Поль, настраивая вспышку под белым зонтом.

– Что мне делать? – поинтересовался юноша.

– Понравься мне! – француз приготовился к съемке. – Покажи себя красивым, улыбнись, посмотри на меня!

Ахет выпрямился, сложил руки на коленях как подобало сидеть египтянину царской крови.

– Нет! Так не пойдет… – мужчина присел рядом с ним. – Больше жизни! Движения! Эмоций! Ты же не музейный экспонат, а такой восхитительный парень!

Острая боль обожгла душу молодого человека: перед глазами возник образ сестры, покоящейся в стеклянной витрине так далеко от него. Он поднялся, отвернулся, чтобы спрятать ото всех глаза, наполняющиеся слезами.

– Прости, – Жан-Поль обнял юношу за плечи, – если сделал больно. Я ведь ничего не знаю о тебе…

– …и лучше не знать, – тихо прозвучало в ответ.

– Мальчики, может, займетесь делом, пока хороший свет и пустая площадь? Болтать будете дома, – вмешалась Софи, раскрыла косметичку и обратилась к Ахету: – Иди ко мне – подправлю глаза.

Несколько минут, и на лице молодого человека снова красовался безупречный макияж.

– Софи! – осенило фотографа. – Покажи ему, как надо позировать! А ты – повторяй!

Девушка села на бортик фонтана, немного откинулась назад, оперлась на руки и, чуть запрокинув назад голову, посмотрела в объектив. Юноша повторил ее движения.

– Вот так! Еще раскрепощеннее! Да!

Ахет наклонил голову, заправил прядь за ухо; резко поднялся и встряхнул волосами под ободряющие фразы Вернара, обхватил плечи руками… Несколько снимков – и вот он с легкостью запрыгнул на бортик, расстегнул еще одну пуговицу на рубашке. Утренний ветер путался в черных волосах принца, придавая ему загадочности и соблазнительности. Фотограф не удержался и, подскочив к фонтану, легко толкнул юношу назад. Мокрый с головы до ног, Ахет сидел в воде и непонимающе смотрел на «обидчика», который продолжал стоять напротив, запечатлевая каждое движение модели. Он снял ботинки и по очереди швырнул их в мужчину, смыл растекшуюся косметику.

– Вставай! – глаза Жан-Поля горели от предвкушения потрясающих снимков. – Ты просто сводишь с ума! Покажи себя!

Молодой человек пристально посмотрел на француза. Загадочно улыбнувшись, поднялся, встряхнул мокрыми волосами, медленно снял рубашку и повязал ее на бедра под звонкие щелчки затвора. Снова встал на бортик. Он ступал босыми ногами по красно-серому граниту. Капли воды сверкали в лучах солнца на обнаженном торсе, играя радужными переливами. С каждой минутой ветер становился сильнее, трепал еще мокрые волосы и белую рубашку на бедрах. Ахет остановился, развернулся спиной к летящим вверх струям, раскинул руки в стороны. Лучезарная улыбка – и фонтан стал взрываться бьющими вверх потоками, которые разлетались на мельчайшие капли, заливая все вокруг. Софи прикрылась косметичкой от такого «дождя», а Жан-Поль самозабвенно делал снимок за снимком, не обращая внимание на намокающую с каждой минутой одежду. Юноша вытянул руку, и на ладонь села огромная синяя бабочка, которую он нежно согнал после нескольких щелчков затвора.

– Я ведь знал, что ты модель от Бога! – фотограф стер пот со лба. – Такие фотографии! Пошли домой сушиться! Перекусим. А потом – куда захочешь.

– А я уже высох… – египтянин надел рубашку и показал на здание вдалеке. – Что там?

– Лувр. Музей.

– Музей? – переспросил молодой человек. – Я бы хотел там побывать…

Вернар посмотрел на часы.

– Пока дойдем – он откроется. Мороженое любишь?

– Не знаю, никогда не пробовал…

Ахет устало бродил по залам в сопровождении Жан-Поля, который читал лекцию почти у каждой картины и статуи.

– А здесь есть египетский зал? – взмолился принц.

– Да.

– Отведи меня…

Едва переступив порог, юноша почувствовал необыкновенный прилив сил.

– Вот это статуя… – хотел продолжить экскурсию француз, но почувствовал на своих губах тонкие пальцы.

– Тсс… Это мой мир…

Скрестив руки на груди, египтянин склонил голову перед статуей Анубиса, и только тогда прошел в глубь зала. Он искал крышку от гроба Тиа среди многочисленных экспонатов. Но ее не нашлось ни в одной из витрин. Расстроенный, юноша уже шел к выходу, как его взгляд упал на распеленатую мумию за толстым стеклом. Он остановился, вглядываясь в показавшимися такими знакомыми черты.

– Это Рамсес IV… – уточнил Жан-Поль.

– Я знаю… – ответил Ахет и добавил на египетском, обращаясь к мумии: – Ты так хотел моей смерти, что убил столько невинных людей. И умер сам. И в этом было твое счастье – ненависть ко мне?

– О чем ты говоришь с ним?

– Всего лишь задал вопрос, на который так и не получу ответа… – улыбнулся молодой человек и быстрым шагом покинул зал, оставляя фотографа в полном недоумении.