Привычка

В тот день, 13 апреля, я впервые за последние несколько лет сумел проснуться сам. Если честно, даже не могу себе объяснить, как так вообще получилось — не было не единой причины на столь простое и раннее пробуждение. Ещё не до конца придя в себя, пустил беглый взгляд на комнату, в которой находился. Так, это мой дом — уже что-то хорошее. В глазах всё ещё немного темнело, а узор обоев переплетался между собой, как живой. Лёгкая тошнота и привкус перегара во рту. В голове всё начало вставать на свои места.

— Который час? — донесся чей-то сонный женский голос у меня за спиной.

Проигнорировав вопрос, я пару раз потянулся, чтобы вернуть себе контроль над всеми мышцами тела, после чего поднялся и, слегка пошатываясь, вышел из комнаты прочь. По пути на балкон забрал с полки в ванной пачку сигарет — тошнотворный Филипп Морис с арбузной кнопкой, и зажигалку. Мышечная память помогла мне быстро открыть, а после и закрыть за собой дверь балкона. Уперевшись в бортик, поджёг сигарету и сделал длинную затяжку. Тело пробила лёгкая прохладная дрожь. И если бы балкон не был застеклен, я бы, очевидно, сразу замёрз, ведь из одежды на мне были лишь шорты.

Вглядываясь вдаль, пытаюсь восстановить полную картину вчерашнего дня. Если честно, я так и не смог вспомнить момент, когда познакомился с той, что лежала у меня в постели. Я не знал её имени, да и не хотел — буду говорить прямо. Сегодня, должно быть, среда. Значит, ко второй паре. Но черт с ним: сегодня никуда не поеду. Боль в теле накатывала с каждой новой затяжкой, мои руки тряслись, и ноги начинали замерзать, соприкасаясь с холодной плиткой на полу балкона. Поëжившись, сделал последний вдох и выкинул бычок в щель приоткрытого окна. Ушел обратно в комнату.

Я уже не хотел быть кем-то или чем-то большим, чем был на данный момент.

Стараясь не смотреть в глаза своей гостье, чтобы не давать ей лишних глупых надежд, накидываю на себя чёрный свитшот, меняю шорты на джинсы, натягиваю носки. Она неохотно перевернулась на другой бок, свесила ноги с кровати и, подняв с пола свой бюстгальтер, принялась его на себя надевать. Я бросил в её сторону смятую блузку, что лежала на полу и брюки, почти не видные, так как были забиты почти полностью под кровать. Она оделась и прошла в коридор. Следом я услышал лишь хлопок двери. И тогда наступил покой. Никаких сцен.

— Славно.

Одевшись, я окончательно убедил себя в том, что сегодня мне будет не до учёбы. Рвотные порывы накатывали снова и снова, я сделал глоток воды и, скрючившись поперёк кровати, постарался всеми силами уснуть. Меня временами снова пробирала дрожь, то ли от синдрома отмены, то ли от холода. Закрывая глаза, я надеялся, что проснусь и буду чувствовать себя лучше. Но никак не рассчитывал на то, что проснусь вновь уже ближе к вечеру. Я встал во второй раз, а на часах уже было чуть позже шести часов. Тошнота к этому моменту прошла, взгляд всё ещё немного подрагивал, тело кружило, но в целом я уже был в норме.

Не долго думая, достал ещё одну сигарету, закурил, не вставая с кровати. За окном начинало темнеть. Тошноту сменил голод, но я продолжал забивать все позывы к еде никотином. К семи часам улетела вся оставшаяся часть пачки. Тогда я всё же и решился встать с кровати. На кухонном столе печально стояла пепельница и выпитая наполовину бутылка дешёвого крепкого пива. Пока в микроволновке неохотно грелся мой долгожданный завтрак — хлеб с сыром, — я опустошил бутылку, после чего вновь почувствовал тошноту, но всё же не отбросил идею поесть.

Завтра мне должно было исполниться девятнадцать. Конец первого курса моего паршивого техникума, куда я поступил, чтобы отринуться от военкомата хотя бы на четыре года. Поступить было не трудно, благодаря неплохим оценкам в школе, но дальше всё как-то плавно пошло под откос. Поступив на первый курс, я стал тем самым перваком, которому уже исполнилось восемнадцать и которого все вечно просят покупать им алкоголь и сигареты. Так что завести знакомства для меня не было никогда проблемой.

Единственный, кого я мог бы назвать своим другом, был паренек, Дима, с третьего курса, с которым мы познакомились, как неудивительно, в курилке нашей любимой шараги. Знакомство с ним, собственно, и пустило всю мою жизнь под откос. Правда, я никогда и не мечтал об ином, более успешном или хотя бы терпимом, будущем. Я всегда был никем и ничем. Мне ничего не было по-настоящему интересно. У меня не было ни мечт, ни целей, ни даже малейших планов. Моя жизнь не имела никакого смысла, пока я не пересёк ту самую тончайшую грань. Пока я не зашёл за край.

До первого курса я практически не пил. Да, были иногда тусовки со школьными знакомыми, но после появления в моей жизни Димы всё существенно преобразилось. В нашу первую же встречу мы поехали в бар, где я впервые надрался до беспамятства. Я вспоминал те первые месяцы нашего общения, пока меня не отвлёк звук микроволновки: время вышло. Достав своё кулинарное творение, я быстро перекусил и уже собирался ложиться снова в постель, когда вспомнил о том, что сигареты закончились. Я уже вставал с кровати, когда раздался телефонный звонок.

Это был Дима. Голос его был сонный, что не удивительно после вчерашней то нашей попойки. Он спрашивал, почему меня сегодня не было в колледже, а потом рассмеялся, ведь сам решил в этот раз прогулять.

— Есть дело одно, — его голос вдруг сразу стал гораздо серьезнее, — я вряд ли успею кое-как сегодня вечером, поэтому нужна твоя помощь.

Дима был своего рода диллером. Ничего особо криминального: он хоть и барыжил, но исключительно на любительском уровне. Чисто своим знакомым, не больше. Но какого же было моё удивление, когда его просьбой оказалась не какая-нибудь закладка или что-то другое из этого разряда. Он попросил встретить его девушку в половину восьмого вечера и доехать с ней до его дома, где планировалось сегодня очередное празднество. Хотелось отказаться. Но как бы плохо мне ни было от алкоголя, я не умел удержаться от таких предложений.

Делать мне всё равно было нечего. Алкоголь быстро стал основным моим поводом к существованию. Родители были бы в ужасе, если бы узнали. Благо я жил в другом городе на съемной квартире, так что они оставались в счастливейшем неведении.

В конце концов, не каждому родителю было бы под силу пережить алкоголизм своего ребёнка.

Я быстро собрал рюкзак, засунул в карман джинс две купюры по сотне и вышел прочь из квартиры. Дима к тому моменту уже скинул нужный адрес. Пока было ещё немного свободного времени, зашел в ближайший ларёк, купил пачку голубого кэмэла и двинулся в сторону автобусной остановки. Дима жил практически на другом конце города, а адрес, где нужно было встретить его девушку, был всего в паре остановок автобуса от меня. Неудивительно, что он попросил именно меня.

Забравшись в конец автобуса, я достал из рюкзака полуразрядившийся телефон и кейс от наушников. Под звуки дождя и музыки я ехал на место. Вглядывался в лица людей вокруг. Никто. Ничто. Я не видел лиц, я видел лишь мрак, серость и затяжную депрессию. Приближалось лето, а люди выглядели всё такими же тотально изнеможденными и несчастными, словно сейчас конец осени — самое противное время года, как по мне. Я уехал от родителей, надеясь, что в более крупном городе смогу найти нечто большее, чем было у них и своих сверстников.

Я хотел чего-то достигнуть. Но сам не знал, чего. Не понимал, к чему стремиться. Я желал счастья, но не знал, чем счастье является именно для меня. И в попытке подстроиться под чужие мечты, я не заметил, как сам стал невероятно несчастен. Так что моё лицо тоже было осунувшимся, серым и безэмоциональным. Я был ничем не лучше тех, кого так яростно пытался осуждать. Раньше я боялся это принимать. Я не мог полюбить себя и свою жизнь. Так и научился ненавидеть. Ничто в этом мире мне не казалось более омерзительным, чем я сам. Эти мысли медленно, но верно сводили меня с ума. А потом я смирился.

И стало гораздо легче. Никто не может тебя оскорбить сильнее, чем ты сам. Никто не способен причинить тебе больше боли, чем ты сам. Так что ненависть к себе удивительно быстро стала моим своеобразным щитом от всех нападок людей и проблем. Какой смысл страдать, когда ты так зол на себя. Какой смысл чего-то достигать, когда ты знаешь, что будешь ненавидеть себя при абсолютно любом исходе событий. Эти мысли стали моей религией. Этим я и жил вплоть до этого самого дня.

Ненависть к себе стала чем-то бесконечным. Она подарила мне вечную жизнь. Ведь в нашем мире бессмертны и постоянны лишь страдания. Нет ничего стабильнее боли.

Голос водителя. Моя остановка. Я вылетел из автобуса и тут же спрятался под козырёк остановки. Достав из кармана новую пачку, принялся её раскрывать. Достал зубами сигарету, поджёг её и вновь почувствовал дрожь. Не от холода. А внутреннюю. Взглянул на время: девушка опаздывала. В ожидании Я сел на край скамейки. На меня смотрели суровые лица незнакомых бабушек. Они не садились сами, но почему-то я всё равно был виноват в том, что присел. Докурив сигарету, бросил её под ноги и растер бычок подошвой своих кед.

Оглянулся. Под звуки дождя я её и встретил.

Маленькая, лёгкая. Словно фарфоровая — хрупкая и нежная. Я почему-то был уверен, что именно её мне нужно было встречать. Она шла на своих изящно-худых ногах в мою сторону, кутаясь в свою джинсовку, что было абсолютно бесполезно, если учитывать то, что кроме джинсовки на ней была лишь чёрная водолазка и юбка чуть выше колен. Кроссовки на её ногах были мокрыми насквозь — из них заметно вытекала вода. И так по кругу. Её трясло.

Забежав под козырёк остановки, это удивительное существо, словно не человек вовсе, протянуло мне дрожащую руку. Худые длинные пальцы коснулись моих. Я разглядел её черты лица. Точеные. И вместе с тем, словно бы детские. Янтарно-медовые глаза, длинные мокрые ресницы. Она подняла на меня свой забитый и почему-то даже испуганный взгляд. Шоколадные с красным отблеском спутавшиеся от влаги волосы небрежно обтекали её шею, спадая до середины туловища. Намокшая длинная чёлка окаймляла худое лицо.

— Я друг Димы.

— Алиса, — она нервно, всего на долю секунды, улыбнулась мне, а потом вновь вернула испуганно-загнанное выражение лица, — но зови меня Лис.

— Семён. Сëма. Как хочешь…

Мой голос был хриплым. Прокашлявшись, достал ещё одну сигарету и, нервно сжимая её губами, закурил. Я не знал прежде, что моё сердце способно кого-то любить. Пока не встретил её. А потом я быстро вернул себя в чувства, вспомнив, что являюсь нищим, ничего из себя не представляющим, алкашом — не более. А Лис выглядела как та, кого бы я точно сломал. Уничтожил. Я влюбился в неё, сразу же как впервые коснулся её ладони.

Лишь позже я понял, что то была моя первая любовь. И, к сожалению или к счастью, последняя.

Я старался не смотреть ей в глаза. Я достал из рюкзака зонт, который специально взял на случай ливня, отдал ей. Она шла под ним, а Я плелся в паре метров. Так мы добрались до метро. Я написал Диме, что встретил её, и всё в порядке. Нам предстояло две пересадки и более сорока минут чистой езды. Зайдя в вагон, я сел в самый конец, а Лис приземлилась напротив. Стараясь не смотреть на неё, я закрыл глаза и делал вид, будто бы сплю. Иногда лишь поглядывал быстро на неё, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке.

Она смотрела в пол, прямо мне в ноги. И не отводила глаз ни на миг. Ближе к концу поездки я заметил, что Лис уснула, осторожно облокотив голову о поручень. Я не понимал, что такой, как Дима, мог найти в таком совершенно невинном существе, как она. Лис напоминала олененка, её хотелось жалеть, защищать. Ради неё хотелось стать чем-то большим, чем тем, кем ты вообще способен когда-либо стать. Я знал типаж девушек, которые нравились Диме. Нас обоих особо не заботили материальные ценности. Секс на одну или пару ночей.

Ничего личного.

И я всё никак не мог отыскать в Лис хоть одну маленькую деталь, которая бы объяснила мне, что она чем-то похожа на него или на меня. Она была похожа на инопланетянина. Для таких, как мы, разумеется. Но в конце концов мне просто наскучило думать об этом. На нашей станции я, выходя из вагона, провёл осторожно рукой по её волосам — девушка тут же проснулась, словно и не спала вовсе, и промелькнула следом за мной.

Жаль, что я так и не научился любить. Ведь в противном случае я бы сделал всё, чтобы заполучить её.

Мы шли, сохраняя дистанцию. Она шла впереди, а я, как охранник, неуклюже плелся следом. Дальше дорогу она знала куда лучше меня. Так мы и оказались уже у подъезда Димы. Я нажал пару клавиш, он тут же открыл железную дверь, и мы наконец спрятались от противного холода и сырости улицы. Лис быстро, но чётко нажала кнопку девятого этажа. Я сразу понял, что она уже была у него, хотя сегодня я впервые узнал о её существовании. Ещё пару дней назад Дима на моих глазах целовался со своей однокурсницей.

Что ж. Это тоже меня не особо касалось. Выйдя из лифта, мы почти сразу попали в квартиру. За окном было темно, а в коридоре горела неоном подсветка — как и по всей квартире, кроме кухни. Мы прошли в зал, сняв оперативно промокшую обувь. И тогда лишь из спальни донесся голос Димы. Лис устремилась туда, а я упал на диван, подхватив стоящее без пригляда пиво, и тут же его открыл. Закурил сигарету, сдерживая дрожь во всём теле. Кажется, я заболевал. Но мне было глубоко плевать на насморк.

Я успел открыть уже вторую бутылку, когда Дима и Лис решили почтить меня своим присутствием. Дальнейший вечер проходил уже по нерушимой классике нашего образа жизни. Завалились ещё люди, которых я не знал, да и знать особо не хотел. Я хотел выпить. И опьянеть. Больше меня ничего здесь не интересовало. Весь вечер Лис держалась поодаль от нашей громкой компании. Начали разливать водку, я был уже в готовом состоянии для сего напитка. Лис не пила и лишь как забитый напуганный котенок жалась к Диме. И словно чего-то ждала.

Ближе к полуночи часть народа разошлась. Я был изрядно пьян, но всё ещё был в состоянии осознавать происходящее. Тогда Дима достал зиплок с белым порошком внутри. Глаза Лис загорелись. И от её прежнего образа уже не осталось ничего. Она схватила пакетик своими удивительно красивыми пальцами. Высыпала их на стеклянный столик перед собой, начертила две дороги и, воспользовавшись обрезанной пластиковой трубочкой спокойно и быстро снюхала обе.

Тогда я и понял, в чем была её загадка. Омерзительная и жалкая тайна. Лис была наркоманкой. И, очевидно, спала с Димой за дозу мефедрона.

Я отполировал своё состояние вином поверх водки. Дима уже начинал засыпать. Лис осторожно поднялась и проследовала на балкон. Она бросила взгляд в мою сторону, прежде чем исчезла во мраке и свете уличных фонарей. Я поднялся и уже готов был сделать шаг, но… Как я и говорил ранее, я никого никогда не любил прежде. Она была наркоманкой. А я — алкоголиком. Ничего бы не вышло. Я знал, что мы можем переспать. Но я хотел лишь её объятий. Я хотел просыпаться с ней каждое утро.

Но это была явно не наша история. Собрав свои вещи, я ушёл домой. И там уже наконец отключился.