С далека незаметные тучи летят,
Недвижимые тернии,
Белая марь.
Все завивает нас в лес,
В непонятный край.
Березы глядят на меня из-за угла,
Дикие взгляды не пугают меня.
Ходишь мимо,
Острый взгляд.
Веришь, нет,
Но проникает он как яд.
Лес дремучий,
В нем река.
Река дремуча,
Как сама земля.
Дичный омут,
Мир обмывший.
В нём русалки,
Рыбу ищут.
Волчих ягод нет нигде,
Волки съели все везде.
Лисы спят под елью в гроте,
В гроте найдется место еще и для Бирюка животика.
Бурый землю рвет и мечет,
Корни корежит,
Живчину калечит.
Заяц под дубом,
Зайчат кличит.
Не докличит,
Зайчат не отыщет.
Бука перекличит,
Пожрёт, никто не отыщет.
Дуб прекрасный стоит строго,
Рядом с ним кустарь колючее любого другого.
Блуд шатает в ветках ели,
Жердяй ненасытен.
Поесть хотели бы духи,
Однако, не отдадим же мы им свои руки?
Тьма окутала пространство,
Демоны набрали мощи.
Что же будем делать мы с тобой,
Когда придут они все по наши кости?
И вот, когда ночная мгла закрыла небо,
И нету света более у нас.
Когда последняя молитва была спета,
Когда последняя серьга была откинута назад.
И больше Бог нам всем тут не защита,
И тварей море или даже океан.
Так дай же слово Божье ты мне на попечение,
То слово, что в церкви ты молишь.
То слово мож и спасет нас от съедения,
А может только души наши и спасет.
Давай попробуем оставить наши пальцы в жертву лесу пояктенья,
Як говорила бабка при входе в её дом.
И вот в крови бежим мы от чудовищ,
И лес густой нас ссадинами и не лечит.
Вот Волоты проснулись на запах человечий,
Готовые нас заживо сожрать.
И звуки ночи уже просто жуткий вой,
Похожий на забитый скот мы с тобой.
Бежать уж сил в нас нет,
И руки, ноги, все в крови.
Но солнца луч один проник,
И звери отступили.
Их морды жадно смотрят из тени,
Готовые в следующую ночь повторить сия «наводнение».
Путник, если жизнь тебе дороже,
Спичек «Рубль» коробка;
В ночь ты лесом ни ногой.
Если хочешь жить ты мудро,
Слушай, слушай случай старика!
Потом уж будет худо…
— Синода Кальков