ПРАЗДНИК

ВЕЧЕР

— Ты самый последний стервятник, катись отсюда! — Софья Алексеевна была маленькой снаружи, но крупной внутри. Дверь хаты хлопнула так, что сугроб возле порога разлетелся в стороны.

Почему жена ругалась, в деревушке знал каждый мужик, они все разные, но нужно им немного : верность, забота и помощь.

Ее муж, Семен Петрович Федосеев, мужиком был неплохим, пахал как все, по слухам, не гулял, но пропадал. Высокий, обычный,щетинистый, с крупными ладонями, светлыми глазами, волосами цвета колоса, вот и весь портрет. Детей осталось у них четыре, не считая старшего, кто учился на фельдшера, полезно с учетом местности, где они живут.

Поплелся глава семьи прямо, Коляда сегодня, праздник и песни вокруг, бабы в нарядах красочных, дети играют, мужики пьют. Заметил в кругу сына с женой, но мешать, пока пьян, не решился. Чувствовал себя наш герой иногда одиноко, плакать хотелось, участь мужика, не лучше бабьей. Паши, все в дом, детей расти, за жену отвечай. Сейчас ему уже сорок два, но в двадцать девять лет, первая жена, умерла в родах седьмого ребенка. На руках осталось тогда пятеро. В таких случаях женились тут же. За первый год, жену себе новую он не видел, все поговаривали, что разницы нет кто будет, она для быта нужна. В эпидемию чахотки выжил только старший сын, Емельян. Ему было одиннадцать, он учился вести быт, помогал отцу на пахоте.

В новом веке, тысяча девятисотом году, Семен женился вновь. Тридцатилетний вдовец не был радостью, для семнадцатилетней Софьи, но отец ее Алексей так решил. Говорить им было не о чем, да и не обсужадли раньше проблемы. Емельяну все двенадцать, по возрасту он ближе к новой матери. Старался помочь ей обустроиться в их хатке.

Шел тринадцатый год, три дочки и младенец Иван отца уже не радовали. К Софье он был снисходителен, старался понять ее хрупкую натуру, но кому оно надо то.

Прошел Семен мимо всех празднований, нашел местечко от снега, сел в него, да выпил.

УТРО.

Проснулся Семен Петрович от солнца, что жгло глаза и от холодной земли. Снег весь будто подтаял. Встал, поправился, оглянулся, а он и не дома.

Мимо на обозе ехал старец, свистнул, рукой махнул, да к себе подозвал.

— Куда идешь?

— Да домой хотелось, с пьяну не помню, куда ушел. Деревня где?

—Садись, докину.

Ехали недолго, закемарить не получилось. Вот, показались трубы, но без дыма.

Деревушка показалась серой и грязной. Темная слякоть, заплывшее небо, стаи воронов кружили по кругу. Одно непонятно было, воздух теплый, ветер теплый, ни жары, ни холода.

Семен собрался спрыгнуть, да мужичок за ворот его поймал и остановил.

— Не моя деревня, лошадь останови.

— Заедем. Поешь хоть, и ступай куда хочешь.

Кормежка была в длинной избе,сделанной из пяти других. Мужики и женщины отличались от прежних и любимых соседей Семена. Неприятно ему тут было, хоть и еда была простая, но вкусная. Вышел он во двор, а уже стемнело. Ощущение,что это тюрьма или каторга, по крайней мере главный герой представлял ее так.

Первый вечер, ничего непонятно не было. Кормят вкусно, но просто.

Вышел он во двор, как откуда-то низкорослый мужичок кашлянул сзади, обошел Семена и пожал руку ему. Все они казались ему низковатыми, осунувшимися и грустными, хоть многие и улыбались, при попытке навязаться.

— Иногородцев Стефан Матвеевич, староста местный, откуда прибыл, надолго?

— Да поди его знает, я проснулся, а вон тот мужик меня подобрал. — показал он на местного извозчика Митрофана, кой выпивал бурно за окном.

— Ты за мной пошли, я тебе место поспать выделю, завтра отсюда в другие деревни развозить будут.

А ему то что, поспит Семен, да спокойно, от жены и пахоти отдохнет.

Изба номер три, читать наш мужик не умел, но староста ему так сказал. Тоже странные, избы у них по счёту.

Внутри, Семен стал четвертым мужиком. Один лежал на печи, второго к нему оковами приковали, а последний сидел на полу и смеялся.

Иногородцев зашел, всех поднял, выстроил и приказал знакомиться и не обижать.

Тот, что с печки, похож на коня, бурый, большой и волосы наперед как-то.

— Иван, быть мне тут долго еще, печку не уступлю.— забрался быстро и отвернулся, а на печку никто и не рассчитывал.

Тот что в оковах, сел громко, хоть и был худой, имени не называл, только иногда звенел цепями.

Третий, что просто на полу сидел, сказал, что он Прокопий, староста с другой деревни. Семен взрослых уважал, спросил как отца звали, а тот ответил, что уже и не помнит.

Уснул он сбоку от печи.

С утра, забежал низкорослый Стефан Матвеевич и запыхаясь крикнул тому, что в оковах, быстро вставать. Тот впервые улыбнулся, вытянулся, цепи сняли. Староста обнял длинного худощавого, похлопал по спине и прощаясь, уже без улыбки сказал : «Прости, двести сорок семь, без имени будешь, не смогла твоя жена. Два года держалась, да в реку канула, знаешь же, грех, не выдержать уныния, наказание вместе понесете». Мужик закричал громко, зарыдал, а Семен мужских слез до этого не видал. Кричал как мог, вопль был звуковым, без слов. Оба они вышли, дверь заперли и Прокопий подвинуля к новобранцу и сказал :

— Фазаном будет.

— Почему? И зачем ему быть птицей? Или это звания у Вас такие?

— Мы в Заблудово. Я вчера посмотрел, в пятиста верстах от твоей деревни.

Семен ничего не понял, причем тут птица, где его деревня, куда он ушел.

— Вот ты прежде чем сюда попал, ты последнее, что услышал? — не унимался Прокопий.

— Да жена с дуру стервятником назвала — все еще недоумевая ответил Семен.

— Им и будешь. — пером черкнул на листке и ушел куда-то старичок.

ДЕСЯТНИКОВО

В пятиста верстах

В ту колядочную ночь, Семен Петрович Федосеев замерз.

Отпели Семена, записали в книгу, что умер в сорок два от роду, замерз, да похронили. Вышла с Софья с кладбища и услышала крик, вскинул голову, а птица прям на нее летит, она присела и зарыдала.

— Уродец, уродец, кто это?

— Стервятник в небе парит, я лет пять назад такого на Крымском погосте вскрывал. — ответил Емельян матери.

Птица полетала кругами, да исчезла.

Емельян мачеху до дома проводил, не страшно это все, хотя откуда на равнине ей взяться.

В Заблудово Семену открылась причина избы номер три. Сколько грехов, в такой хате и сидишь.

Он, на свое несчатье, был ленив, ревнив и похотлив.

— Раз жену ты свою не поймал и с собой не забрал, душа твоя, как и ты, сидеть тут будешь, пока тебя не забудут.

А куда потом, черт его не знал. Через полгода Софья вышла за другого вдвоца, с кем мечтала быть еще в юности. Емельян отца тоже сильно не вспоминал и не сетовал.

К концу года, Иногородцев пришел и за ним, цифру назвал сложную,Семен таких не представлял даже и сказал все, он свободен. А дальше куда?

Не успев спросить, староста проводил его на край деревни и сказал :

— Грехи не отмолить, дальше забвение. Тебя больше не помнят, имени у тебя нет. Тут только остановка для тех, кто еще там нужен, но уже не может присутствовать. Дальше бескрайняя равнина, обратно ты не вернешься.

У Семена, по обросшей щеке скатилась слеза, но переборов себя, схватил старосту за руку и спросил, что стало с теми.

— Прокопий умер, такое бывает, если помнить тебя уже некому, он вдов, дети в укреплениях слегли. Иван будет тут долго, он сидит за гордыню,но жена его пятый год слезы льет. А если тебя забыли, но все еще живы из тех, кто помнит мог, то ты идешь в небытье и скитаешься.

— А Вы кто? А жену увижу?

— Смотря как и когда умрет, сколько грехов будет, может в другую деревню попасть. А я, староста, один из немногих, кто после смерти телесной, смог обратиться, и всех своих с воспоминаниями забрать. Я умер на охоте от волка, им же обратился, и всю свою семью съел.

Шел Семен долго и думал, повезло ему, что добрый он и никого забираться не стал. Скитался он долго и дошел ли до конца, никто никогда не узнает, как и сам он.

  

Еще почитать:

Немного о котах

Писать легко

Последний разговор 

Последний бой звездного наемного крейсера «Денар»