Правосудие

Закат наползает змеёю на небо и тревожно делается в сердце Родики. Ей и прежде покоя не было, всю дорогу до окраины леса оглядывалась и боялась, а как закат кроваво расчертил небо, так и вовсе не стало даже тени самообладания. Испугалась Родика, глянула на идущую впереди бодрую и уверенную подругу свою, но решилась и позвала:

–Талэй…

Талэй с Родикой не ровня. Род Талэй богаче всех в Долине, отец её три мельницы имеет здесь и две за Переделом, корабли снаряжает на ярмарку в саму столицу! Да и мать её известна – в прошлом довелось ей саму королев у обшивать. Богатый род, сильный, крепкий. И Талэй – дочь единственная, отрада и гордость семьи, хоть и юна ещё, а характер уже проявляет, красу свою и ценность точно знает, в обиду себя не даёт и прихлебателей подле не терпит. Смешлива, конечно, заносит её по молодости, но тем и славна молодость…

А у Родики за плечами тень. Мать и отец годами работали в поле, кое-как семью тянули, отец прошлой весною ушёл, мать ослабела ныне, и без помощи старших братьев и сестёр не справилась бы Родика, но и у тех же семьи свои уже, им невозможно неотлучно быть и помогать. В доме Родики сырость, в доме крыша протекает, но тут хочешь иль не хочешь, а помощи придётся просить, мать против была, заявляла:

–Мы бедные, но гордые! Нас унижать не надо. До осени дотянем, а там Фейно поможет.

Родика кивала, а сама смотрела на сероватую от сырости кожу матери, слышала кашель, что раздирал ей горло, и думала, что гордость того не стоит. Да и Фейно – старший брат Родики, хоть и бывал в доме матери чаще других, а всё же и дела свои имел, и жену молодую, и обещался взяться за починку крыши с весны.

Решилась тогда Родика, решилась грех на себя взять, пошла против матери, явилась к Талэй – та её всегда принимала, единственную из долины звала подругой, ничего не требовала и ничем не унижала, всегда встречала её ласково и родители её также – всё норовили если не кусок сунуть, то хотя бы накормить плотнее и вкуснее, как могли. Родика рада была дружбе – Талэй была доброй, хоть и буйной в выходках, смешливой, но друзей у Родики больше не было, держалась она Талэй, никогда ни о чём не прося.

Жали туфли ноги, сарафан пришлось уже три раза латать, но Родика молчала. Лишь раз не сдержалась, пришла, выложила всё как на духу и закраснелась – устыдилась, поняла, что сейчас Талэй решит, будто она с ней дружна только из-за богатств семьи.

Но Талэй хоть и смешлива, а всё-таки добра. Помолчала, затем сказала:

–Твоя мать добрая женщина, но если узнает она, что ты помощи у меня просила, разозлится на тебя. Ты, вот что…иди к себе обратно, ни о чём ей не говори. К обеду отец мой придёт, я его упрошу. Он заметит, что там с крышей, сам предложит помощь, мать твою уговорит. Не станет она с ним спорить, понимаешь?

Диво! Родика бы и не додумалась до такого. Закивала, в благодарностях рассыпалась. Неумелые слова, неловкие, а горячие, от сердца идут, этим и ценны.

–Да брось! – отмахнулась Талэй, – мы же подруги!

–Да я…я всё для тебя сделаю! – заверила Родика.

–Да ничего…– начала было Талэй, но вдруг осеклась и изменившимся голосом спросила, – сделаешь, правда?

Родика снова закивала.

–Знаешь, – Талэй понизила голос до шёпота, – ты, вот что…приходи ко мне завтра, после полудня, сможешь? Отлично. Я кое-что сделать хочу, но одна боюсь. Если поможешь, просто со мною сходишь, буду благодарна.

Как откажешь? Согласилась Родика, а до вечера металась, переживала, думала, что и как, и даже визит отца Талэй, и его возмущение по поводу крыши и обещание её починить, и радость матери – всё это прошло мимо Родики.

–Не перевелись ещё добрые люди в Долине! – радовалась мать, а Родика хмурилась. Её фантазии не хватало на то, чтобы предположить хотя бы чего захочет Талэй. Да и такого, чтобы ей было страшно! Родика-то ещё трусливее всегда была, но что делать?

Наступил новый день, дождалась Родика Талэй у её дома, ждать пришлось дольше назначенного, но вот появилась подруга, собранная, серьёзная:

–Прости, вырваться было сложно. Всё хотели узнать куда я пошла.

–А куда ты…мы пошли? – Родики не нравилась серьёзность Талэй и вся ситуация, но что она могла уже сделать? Если пришла, будь добра идти дальше.

–На окраину леса, – спокойно отозвалась Талэй, но спокойствие это давалось и ей с трудом.

Глаза Родики расширились от ужаса мгновенно. Окраина леса – это плохо. Даже нет – это очень плохо. Окраина леса – запрет для детей и женщин, конечно, некоторые ходят на свой страх и риск, тайком, крадучись, но не все возвращаются. А иные и возвращаются, да только лиц на них нет.

Живёт на окраине леса ведьма – Вадома. Родика её в глаза не видала, ей и в лес-то запрещено было одной ходить, а уж уходить в его глубины и подавно. Но питается будто бы та ведьма душами и плотью младенцев, имеет длинные когти и клыки…

–Не дури, – Талэй, видя испуг подруги, стала сама собою, – все к ней ходят тайком, и женщины, и мужчины. И моя мать бывала. От неё и знаю, где она живёт – подслушала. Не ест она никого. Плату берёт, это да, но у меня есть чем заплатить.

–Но зачем?..– Родику трясло. Она боялась ведьм, воспитывалась на сказках про них и знала, что ведьма – это страшно.

–Отец меня выдаёт за столичного женишка, – Талэй помрачнела, – хочу узнать, как быть.

–Выдаёт? – Родика затрясла головой, – подожди…а ты его видела?

Талэй взглянула на подругу с жалостью, ответила:

–Видела. Поэтому и хочу знать, что будет и как быть. Но тебя с собою не тяну, не хочешь если, то не ходи, а мне спешить надо!

Не дожидаясь ответа, Талэй повернулась и пошла по направлению к лесу, гордая, насмешливая, твёрдая в своём решении. Родика ещё поколебалась – страх и вместе с ним любопытство и чувство благодарности за обещание её отца по поводу крыши в их с матерью доме, заставили её засеменить следом.

Так далеко Родика никогда в лес не заходила, и от этого шелесты леса, треск сучьев и ветер, влетавший в крону деревьев, всё это было страшноватым для неё. Но первое время она мужественно держалась, и только когда лес не прекращался, а напротив, всё сгущался, становясь темнее и жёстче в листве, в сучьях и в плетении кореньев, а по небу, висевшему где-то совсем далеко, почти скрытому за мощной кроной тёмной листвы, мазнуло кровью заката, сдалась:

–Талэй…

–Что? – Талэй тоже было не по себе, но она знала, что это нужно преодолеть и идти дальше.

–Может быть, свернём? – жалобно предложила Родика. – Мы идём уже не первый час.

–Мы ходили кругами, – неохотно призналась Талэй, – но теперь я уверена, что идти недолго.

–Давай вернёмся? – предложила Родика, понимая, что выглядит трусливой и слабой, но сейчас ей было уже плевать.

–Возвращайся, – Талэй равнодушно дёрнула плечом и скользнула в кустарник, продолжая путь.

–Я с тобой хочу! – Родика в испуге бросилась аз ней, упала, споткнувшись о сучья, с трудом поднялась, высвобождаясь от хватки узловатых кустарников.

–Я не вернусь пока не дойду до неё! – грозно отозвалась Талэй. – Если ты такая слабачка, то иди домой. А я иду вперёд.

Идти домой…хотела бы Родика домой. Да только где он, дом? Кругом непроглядная тьма, полумрак деревьев и ни тропы не видать!

–Нет…– Родика нагнала Талэй, та фыркнула, но примирилась и успокоила:

–Вон уже…дом её, видишь?

Родика в страхе пригляделась, наблюдая за рукою подруги и побледнела ещё больше. она увидела лачугу ведьмы. лес оборвался так быстро, словно и не было его вовсе. Они оказались на полянке у самого домика ведьмы Вадомы.

Обыкновенный с виду, похожий на такой, где жила сама Родика. Так поставишь их вместе, рядком, и разницы не найдёшь!

***

–Не доверяю я ему, – признался с нескрываемой неприязнью Аим, – я не доверяю Абрахаму!

–Не доверяй, – согласился Скарон, – но ему доверяют церковники, ему доверяет сам Константин, а ты, выказывая недоверие решению Константина и Церкви…

Аим раздражённо махнул рукой, призывая Скарона молчать. Всё, что он скажет, Аим знал и так, без него прекрасно понимал, что Абрахам должен быть соратником и братом, но легко сказать! А как доверять этому соратнику и брату в Священной Войне, когда крест идёт против богопротивной магии? Как доверять магу, который переметнулся на сторону креста и теперь жестоко карал своих же? Хорошо карал, но он ведь уже предатель! Что помешает ему предать снова?

Скарон вздохнул. Этот разговор был уже не в первый раз, он сам не особенно доверял Абрахаму, но не выказывал откровенного презрения. У него была своя цель. Абрахам был самым известным Охотником Церкви Святого Креста, а может быть, и среди всех Святых Церквей, что поднялись на борьбу с магией. Это следовало учитывать. Быть помощником у такого Охотника означало приобрести себе славу и опыт ещё до получения собственного статуса Охотника.

Скарон очень хотел быть в рядах элитной армии Церкви, охотиться на магов и ведьм, карать их за преступления против неба и для этого он наступил на горло своему недоверию, сам попросился быть помощником к Абрахаму. Другое дело Аим – тот был лучшим учеником, и Совет Церкви сам определил его к Абрахаму. Скарона это не устраивало, но он умел молчать, когда это было нужно, а пообщавшись с Аимом, понял, что Абрахам вряд ли будет тому покровителем.

Аим был хорошим церковником, и, как всякий воитель, признавал лишь две стороны: свою и вражескую. Абрахам мог быть хоть охотником, хоть советником, хоть самим воплощением креста, но для Аима он, прежде всего, был магом, а значит – врагом. И никакой потенциальный пост или потенциальное покровительство столь значимой фигуры не изменили бы этого.

Благо, на возмущение у Аима не было много времени: Абрахам постоянно пропадал в полевых заданиях, не вынося заточения и стен Церкви, где каждый придерживался того же или почти того же мнения, презрения и недоверия, что Аим. Воевать Абрахаму было проще, понятнее, а может быть, он надеялся найти всё-таки свою смерть, столько раз отступавшую от него в таком же презрении.

Сейчас они были на очередном задании. Абрахам ушёл чуть в сторону, оба помощника видели его, и Скарон предпочёл бы, чтобы Аим говорил потише, но тот, как нарочно, не понимал или не желал понимать того, что Абрахам – это не тот, кого можно задевать бесконечно за спиною, не имея собственных заслуг…

–А если они все ошибаются?! – не унимался Аим, – если он соберёт про нас информацию и сдаст её магическому отребью?

–Сомневаюсь, – честно сказал Скарон. – Они его порвут сами. Он уже покарал много бывших собратьев. Слишком много, чтобы те простили.

–А если…– Аим снова начал своё обвинение, но осёкся против воли, когда Абрахам вдруг повернулся и взглянул на притаившихся в засаде помощников.

–Это она? – спросил Скарон, обращаясь к Абрахаму, он не желал бы выяснения отношений с этим магом, пусть хоть и трижды охотником.

–Она, – отозвался Абрахам. Его лицо даже не дрогнуло никакой эмоцией, спокойное равнодушное и от этого ещё более страшное. – Я уверен. Это её дом. Дом ведьмы.

–А выглядит обычно! – Аим пришёл в себя и попытался возразить, не то злясь на свою трусость, не то, чтобы выказать презрение Абрахаму. – Ну дом…ну в конце леса, что же с того?

–Желаешь провести дознание? – осведомился Абрахам с таким дружелюбием, что скарон на всякий случай отодвинулся, как сумел, от Аима, ну его в топку! С этим сумасшедшим недолго и под заклинание какое-нибудь угодить! А Скарону жизнь дорога.

Аим растерялся и пробормотал что-то неразборчивое, вроде того, что он совсем не это имел в виду и ему совсем нельзя шутить.

Абрахам удовлетворённо хмыкнул и снова отвернулся от помощников, вглядываясь в то, чтобы видно ему одному.

Конечно же, он слышал и слышал прекрасно всё, что говорил Аим и то, что говорили другие в стенах Церкви Животворящего Креста. Характер Абрахама научил его не прощать никаких оскорблений в свою сторону, но эти он принимал, потому что считал упрёки справедливыми. Они были карой ему за то, что он родился с ядом магии в крови и теперь должен пройти путь искупления, чтобы достичь прощения и неба.

Каждое слово, каждый упрёк или косой взгляд, каждый шелест за спиною – всё это было отравленным ржавым крюком, который впивался в начинающую заживать душу и пропарывал все раны заново, чтобы те, не дай пламя, ещё и затянулись…

Абрахам знал, что не заслуживает прощения, что пока не истребил всего зла, что пока не достиг креста, а значит, нельзя его душе исцелиться. И он жил этой болью, снося всё презрение и недоверие, не выказывая ропот и примиряясь. Такова плата за неправильное рождение, таков яд – его собственная чаша и он пил из неё день за днём свою долгую магическую жизнь с тех пор, как магия стала ему ненавистна, с тех пор, как она предала его. И это Абрахам считал справедливым для себя.

–Её имя Вадома, – Абрахам повернулся к двум на этот раз притихшим помощникам, – она специализируется на травах, приворотах и жертвоприношении. И мы предадим её каре креста за преступления, которые она вершит против неба.

–Сейчас? – нервно спросил Скарон. Ему не нравилось работать с ведьмами. Одно дело лесная нежить, вроде оборотней или вурдалаков, но другое… кто этих ведьм разберёт!

–Сейчас, – подтвердил Абрахам. – Заходим с разных сторон! В дом! Ну?! Живо! Во имя Креста!

***

Талэй и Родика не поняли что произошло. Вот они стоят перед домом Вадомы, вот Талэй, как самая смелая стучится, вот открывается дверь…

Вадома оказалась без клыков и когтей. Женщина как женщина. Ну волосы длинные, спутанные, так это ещё ничего. ну глаза большие, красивые, внимательные…а так? Одета так как женщины Долины – длинное платье в пол, расшитое теми же узорами. Обыкновенная женщина!

Родике даже на мгновение смешно стало. А потом эта Вадома посмотрела на неё и смех пропал.

Не бывает такого взгляда у обычных женщин, не пляшет во взоре смертных людей такое пламя, нет там такой скорби и тяжести прошлых лет. Помрачнела Родика, за спину к Талэй нырнула – та сюда шла, пусть и разбирается тоже сама.

Но Вадома Талэй и слова сказать не дала, прежде в дом пригласила, да полянку оглядела, проверяя, одни ли пришли. А в доме…вроде бы всё так, как в доме Родики – и сундук имеется, и лавка, и стол, а вроде бы что-то иное есть. Слишком много засохших пучков трав, и по стенам, и по подоконнику и по лавке разложены, и склянки повсюду, и ещё какие-то предметы. Всё в каком-то нагромождении, кажется тесно, грудь давит, воздух словно затхлый.

–Будущее хочешь знать? – улыбается Вадома, а глаза всё такие же…нечеловеческие. Родика старается смотреть в окно и не слушать, но голос Талэй, чуть дрожащий, но ясный, отвлекает. Да и сердце шумно колотится в груди.

–Хочу, очень хочу, – Талэй тоже страшно, но страх Родики позволяет ей самой быть смелее.

–Я беру плату, – напоминает Вадома спокойно, – иначе и говорить не стану.

–Вот твоя плата, – Талэй что-то показывает Вадоме, но Родика даже не смотрит на это. Потом спросит у подруги, выбраться бы!

–Достойно, – соглашается ведьма и начинает бродить по комнате, выхватывая из нагромождённых тряпьём, склянками, коробочками и свёртками углов то один предмет, то другой…

И вот только всё это было, верно?! Откуда же взялся неожиданный грохот? Откуда ворвался этот страшный человек, лицо которого в шрамах? Почему завизжала в бешенстве и страхе Вадома:

–Предатель!

А затем:

–Девочки, прочь отсюда!

И какая сила понесла Родику и Талэй в окно. Почти вышвырнула их на мягкую землю, а затем заставила встать и побежать в лес? Им что-то кричали вслед, кто-то за ними бежал, но они оказались проворнее и нырнули в чащу, обогнав, кажется, даже свист ветра. И только там, в корнях запуталась нога Талэй и рухнула она на землю.

Родика испугалась, помогла подруге высвободиться и осмотрела пострадавшую ногу – ушиблась подруга. Не вовремя! Страшно…

–Что там? – Талэй крепилась из последних сил, да только куда против страха собственного и боли пойдёшь?

–Ушиб, – Родика растерялась. – Идти сможешь?

Вопрос, как оказалось, был глупым. Талэй со стоном смогла подняться и, опираясь на Родику, закусывая тонкие губы до крови, пройти три шага и рухнуть снова на землю.

–Не могу…– Талэй заплакала, – не могу!

Родика совсем растерялась. Плачущая Талэй – это странное явление и Родика, привыкшая к тому, что подруга всегда смешлива и находчива во всех ситуациях, не была готова к тому, чтобы принять решение. Вместо какой-то попытки к действию Родика села на землю рядом с нею, обняла её за плечи и неуверенно попыталась утешить:

–Ну-ну…не надо.

–Как думаешь, – Талэй всхлипнула, – кто был этот человек? ты видела его шрамы?

Родика попыталась вспомнить лицо или какую-то деталь одежды, но пробежка в перепуганном состоянии вымела все воспоминания, оставив безотчётный ужас.

–Может быть, это церковник? – продолжала Талэй, она понемногу успокаивалась.

–Тогда нам нечего бояться, – Родика улыбнулась через силу. – Он же пришёл за Вадомой. Я тебе говорила, что идти к ней плохая идея. Но ничего! сейчас посидим немного и пойдём домой. И забудем!

Талэй вдруг схватила Родику за руку. Родика с удивлением обнаружила, что рука подруги дрожит.

–Нет, не забудем…– прошелестела Талэй убитым голосом. – Я такая дура! Закон запрещает водиться с магическим отребьем. Мы должны были донести, а нас едва не поймали на месте преступления.

Родика почувствовала, как сердце её рухнуло куда-то вниз, оборвалось, заболело. Но тут же радостно встрепенулось. Оказалось, что в минуту растерянности Талэй Родика вполне может освоиться.

–Нет! – Родика вдруг нашла выход. – Мы с тобой заблудились! Блуждали, вышли на дом. А тут тот человек…

Талэй тихо засмеялась. Смех этот был нервным, и Родике вдруг стало холодно и тоскливо от этого звука.

–Прекрати! – попросила она в раздражении и приподнялась на листве. Ей показалось, что лёгкие шаги раздаются где-то совсем близко.

–Не выйдет! – яростно возразила Талэй. – Не выйдет. Если это церковники, то они поняли, что я собиралась попросить, вернее…

Она вдруг снова заревела, совсем беспощадно и по-детски. Родика с испугом зажала ей рот – шелест травы был где-то близко и в любую минуту, кажется, на них мог выйти тот церковник. Если это, конечно, был церковник.

Талэй шумно дышала, но хотя бы успокоилась. Убедившись в том, что подруга может себя контролировать, Родика разжала ей рот.

–Они поймут…– отрешённо промолвила Талэй и взглянула на Родику с печалью.

–Да что поймут?!

–Плата…– Талэй обхватила голову руками, – плата!

–Что? – Родика решила, что подруга от пережитого тронулась умом. – Что ты хочешь сказать?

–Ты – плата! – Вдруг торжественно и очень тихо ответила Талэй. – Прости, я…я не хотела, я думала. Мама сказала, что лучше всего кровь. Но я не могу. Не могу! А я…я боялась. Так боялась.

Родика смотрела на Талэй, поражаясь собственному спокойствию. Она – плоть и кровь крепкого рода, дочь богача и смешливая видная девушка теперь металась перед нею, была такой слабой, такой униженной. Родика не чувствовала в себе удивления или жалости. Ей захотелось сделать больно Талэй, отомстить за всё, за то, что та краше, богаче, за то, что у той родители богаче. Захотелось стереть её, уничтожить…

–Я не хотела, не хотела! Нужна кровь. Ей нужна только кровь! – Талэй, кажется, всерьёз сходила с ума, но Родике показалось этого мало, и она, отпихнув показавшиеся ей липкими руки бывшей подруги, заорала на весь лес:

–Сюда!

Талэй застыла от такой выходки и попыталась броситься на Родику, ещё не понимая, что та хочет, но догадываясь, что ничем хорошим для неё лично это не кончится. Родика отпихнула её и вскочила.

Она не ошибалась в том, что шаги были. Через мгновение они оказались в окружении троих мужчин, среди которых был тот самый, напугавший, шрамированный. В свете уходящего солнца Родика оглядела одеяния и поняла, что все трое действительно принадлежат к какой-то церкви.

***

–Она хотела принести меня в жертву, – спокойно произнесла Родика, смело глядя в лицо шрамированному церковнику. Тот изучающее смотрел то на неё, то на застывшую в ужасе Талэй.

–Нет! – закричала Талэй и даже смогла подняться, преодолела боль. – Мы заблудились, мы…

–Молчать! – шрамированный поднял руку, веля Талэй утихнуть и та, напугавшись, затихла и только глазами хлопала. – Всякое преступление должно быть наказано.

–Она хотела принести меня в жертву той колдунье. Сказала, мы идём в лес…– Родику начало потряхивать под внимательным взглядом церковника. – если бы не вы, я была бы мертва.

Шрамированный обернулся к одному из своих помощников:

–Хватай девчонку, Аим.

Означенный Аим нахмурился, но пошёл выполнять приказ. Родика смотрела на шрамированное лицо, не реагируя на возню позади себя, а Талэй, судя по всему пыталась отбиться.

–Пусти! Пусти! Да ты знаешь кто мой отец? Мои родители заплатит выкуп! Пусти! Да если хоть волос упадёт с моей головы…

–Заткни её! – велел шрамированный. – Визжит как ненормальная.

–Замолчи! – велел Аим, но в ответ на это Талэй заверещала ещё сильнее.

И тогда шрамированный сам легко преодолел расстояние до Талэй, оттолкнул Аима в сторону, серебряный кинжал сверкнул в его руках стремительной молнией и в следующее мгновение уже мёртвая Талэй осела по дереву на землю.

–Абрахам! – возмутился Аим. – Она же девчонка!

–Она преступница. Она не выдала ведьму, она пользовалась её услугами и хотела принести в жертву эту…– Абрахам указал на Родику. – Вы все видели жертвенный ритуальный нож и кровавую чашу в доме Вадомы. Это доказательства. Их хватит, чтобы казнить.

–Без суда…– прошелестел Аим, похоже, его тошнило. Он позеленел даже.

–Я есть суд, – напомнил Абрахам и повернулся к Родике. – Как часто вы были у этой ведьмы?

–Я ни разу, – ответила Родика, стараясь не думать о том, что мёртвая подруга валяется рядом.

–Почему бежала? – продолжал Абрахам допрос.

–Испугалась.

–Значит, есть что скрывать.

–Нет! – Родика не понимала, как это происходит, но чувствовала, что увязает. Вроде бы хотела честно, а получилось что-то не то. – Я не…я не знала! Да и все к этой ведьме ходили! И…

Осеклась, но поздно. Лицо Абрахама колыхнуло торжество, он обернулся ко второму помощнику:

–Доставай пергамент.

Тот покорился быстрее мрачного Аима. Родика с ужасом наблюдала за змеиным концом пергамента, когда Абрахам напомнил:

–Чего молчишь? Кто из Долины ходит сюда?

–Да я…– Родика сама не знала толком, но чувствуя опасность, мгновенно выдала то, что знала, – её отец и мать.

Сама она не могла посмотреть на Талэй, но указала на её тело.

–Ещё? – Абрахам даже не глянул на тело.

–Я не знаю.

–А если подумать?

–Я не знаю…говорят, что многие.

–Кто говорит? – Абрахам не смягчался. Его не трогали ни испуг, ни молодость жертвы. Он шёл за идеей и не жалел средств и уж тем более, запутавшихся людей.

–Все! – Родика была готова расплакаться. – И повитуха, и пастухи…

–Нежелание раскрывать имена, а также попытка обратиться к магическому искусству складывают серьёзное обвинение, которое карается казнью.

–Я ничего не знаю! – взвизгнула Родика. – Отпустите меня! Отпустите меня домой! Её отец перекладывает нам крышу, а она попросила сходить с ней в лес к ведьме…

–так ты знала, что идёшь к ведьме? – спросил Абрахам.

–Я не…да, – Родика опустила голову.

–Ты не желаешь раскрывать имена виновных, ты пыталась обратиться к ведьме, ты солгала церковнику, – Абрахам был, казалось, счастлив.

–Она хотела к ведьме!

–Но ты пошла. Это преступление. А за преступления карают, – Абрахам не отвёл взгляда от лица Родики даже тогда, когда серебряная молния блеснула в его руках стальным блеском и вошла в мягкую девичью плоть.

Аима всё-таки вывернуло.

–Они преступницы, – объяснил Абрахам. – Скарон, возьми эти тела и тело ведьмы, сожги их и останки привези в Долину. Пусть знают, что бывает с преступниками. Также скажи, что до завтрашнего полудня я буду ждать всех, кто желает покаяться и признаться в сношениях с колдовским отребьем. Если таких желающих не будет, я сам буду чинить следствие. Аим, ты найдёшь нам постоялый двор.

Скарон кивнул. Поручение ему было понятно. Но Аим покачал головою:

–С чего ты взял, что я с тобой пойду?

–Это приказ, – Абрахам не изменился в лице. – Приказам надо подчиняться.

–Приказы, закон…– Аима прорвало. – А по какому закону ты их убил?! Ведьму я понимаю. А этих девок за что? Две дуры, но не успели, не сделали же ничего! а ты… да кто ты такой? ты сам такое же отребье, как та ведьма! Но ты жив, и ты распоряжаешься жизнями других.

–Потому что я воплощаю закон, – Абрахам сделал знак Скарону, что тот может приступать к действию, – я искупаю своё происхождение служению света, а эти две девки – преступницы. Пусть дуры, но они преступные. Одна пыталась принести в жертву другую и моё появление помешало этому, другая не пожелала выдать имена тех, кто посещал ведьму и укрывал её от нас. Это преступление, а всякое преступление надо давить жестоко и в зародыше, давить на стадии глупости. Отпусти мы их, завтра они будут приворот искать и травить детей во чревах матерей, искать тех, кто наложит порчу на разлучниц и прочее. А так другим будет наука. Одну убьёшь, две остерегутся.

Абрахам переступил через тело Родики, тело Талэй Скарон уже оттащил в сторону, и обернулся к молчавшему Аиму:

–Так что, намерен ты выполнять приказ?

Аим не ответил, злобно взглянув на Скарона, словно тот во всём виноват, он пошёл за Абрахамом в сторону Долины. Скарон пожал плечами: его такие вещи никогда не задевали, он знал, что во имя света и закона придётся замарать руки.