Потерянная душа глава 3 (черновик).

Глава третья: “ Я иду принести мир на землю, не мир несу я вам, но меч и судить вас с гневом его и справедливостью. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его”.

Огненный шторм утих, оплавив сталь и превратив плоть в угли, а поднятый им в воздух пепел и горячий пар от растопленного снега и льда смешались в темных облаках и, начав остывать, излились черным радиоактивным дождем — приведя в сознание искалеченного исполина. Тот поднял голову и, с трудом приоткрыв один, залитый кровью глаз, взглянул на свои руки – кожа на них висела струпьями, обгорев полностью до самых плеч, а мышцы обуглились и покрылись сырой от сукровицы пленкой, оголив кости на первых фалангах пальцев. Шатаясь от боли и ударной дозы обезболивающих и стимулирующих препаратов,  исполин встал на ноги и обвел взглядом превращенную в болото тундру.

-Отзовитесь…кто-нибудь, прием, — прошептал он опухшими и почерневшими губами и ощутил вкус крови сочившейся сквозь глубокие трещины  на них. Застонав от боли, он сфокусировал зрение, что бы разглядеть своих товарищей – братьев и сестер….или хотя бы их тела и снова повторил:

— Это говорит…., — он закашлялся  и пошатнулся, но устоял на ногах — оперевшись  стволом оружия об  корпус перевернутого на бок тяжелого танка. На губах выступила кровавая пена, сделав его голос еще тише.  Он, преодолевая боль, с трудом попал костяшкой пальца  по оплавленной кнопке системы командного управления и, посмотрел на треснутый информационный экран показателей  датчиков, систем жизнеобеспечения других членов его подразделения.

Сильный и добродушный “ Василиск”, лежащий  на спине в сто пятьдесят метрах на северо-востоке в глубокой заполненной жидкой грязью воронке  был первым  – потерян. Оружейник и специалист по тяжелому  “за земельному” оружию… Он любил детей из эвакуационных лагерей и мог найти общий язык с любым из них – успокоить, развеселить, приносил им сладости и чинил сломанные игрушки  – а они платили ему своим безграничным доверием…

За ним на расстоянии в трёхстах метрах неподвижно лежала лицом вниз красивая и вечно серьезная воительница ‘’ Белая волчица”   и по ее телу все еще периодически пробегали змейками электрические разряды. Жива?…Глядя на нее ему показалось, что он услышал ее голос… “Не думайте, что я пришла принести мир на землю; не мир пришла я принести, но меч, ибо я пришла разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и судить вас  с гневом его”, — любила говорить она, когда шла в бой, одновременно ведя огонь из двух роторных автопушек, что держала в обеих руках… Лучше ее никто не умел так стрелять….никто. Он еще раз сверился с показаниями датчиков – нет, по нулям.

Следующим был  толстый весельчак ‘’ Байкал”, двадцать метров …. останки все еще дымятся, руки оторваны вместе с ракетными установками – потерян. Палач и философ, кашевар и вдовий любимец, смелый и надежный товарищ. Несочетаемое в одном кувшине подогретого самурского шушу и чаши передержанной вагаси. “ Лети брат на крыльях журавля”!

Сестры близнецы  “ Дива” и “ Альва” из штурмового крыла …потеряны. …Одна прикрыла другую своими щитами…. Так их тела и сплавились вместе – в неразлучном объятии. “И смерти вперекор никто не разлучит нас”. …Он вспомнил, как они вместе весело отплясывали на столе …перед самым отлетом сюда. Но он не мог вспомнить, сколько дней тому назад это было и, попытался улыбнуться, но лишь вскрикнул от неожиданной и резкой боли, когда кожа на лице лопнула как переспелый плод и система жизнеобеспечения взбрызнула очередную дозу лекарств.

“ Сдохну не от ран, а от передозировки”, — невесело подумал он и снова закашлялся. Сплюнув кровь и, осторожно сделав несколько глубоких вздохов, он поднял оружие и, пошатываясь медленно побрел, утопая в жидкой грязи и осматривая тела и груды искорёженной техники, оценивая масштабы поражения от бомбардировки. Считывая данные с экрана,  он визуально отыскивал местоположение тел своих товарищей, профессиональным взором  по привычке отмечал видимые повреждения их брони и оружия и тихо повторял: — Потерян. Покойся с миром, брат. Потеряна. Упокойся на перине из лебяжьева пуха, сестра. Потерян. Потерян. Потерян. …Прими души детей твоих Всевышний, они были славными войнами твоими.

Ему оставалось преодолеть еще каких- то пятьсот метров и проверить еще троих, когда экран монитора погас,  не выдержав тряски и вибрации и, по его поверхности расползлись черные пятна.

“01000100 01101111 00100000 01101110 01101111 01110100 00100000 01100010 …..Ошибка. Обход. Фатальная ошибка”, — пискнул зуммер СКП.

-Есть кто на связи? Прием, — борясь с приступами кашля, болью и усталостью прошептал он, на минуту остановившись и прислушиваясь. Сквозь вой ветра несущего холод, фантомное эхо предсмертных криков и рев труб, сквозь отзвуки барабанного боя и отдаленные глухие взрывы боеприпасов в разрушенных арсеналах горящей цитадели он услышал еле различимый призыв:

-Помогите,….итай…кто  ни будь….пожалуйста….тасукэтэ сэмпай.

Он узнал этот голос и, собрав остатки воли в кулак — решительно двинулся вперед:

-Я иду…. слышишь? Приказываю… нет, прошу, держись…не уходи.

Слезы застилали его глаза, стекали по его опаленным щекам “щелочными ” ручейками и, разъедая кожу, смешивались с кровью, прибавляя новые мучения вконец  одурманенному лекарствами организму. Но он не обращал уже на боль внимание и, сжав зубы, упорно шел — шаг за шагом преодолевая последние метры. Между грозным и бездыханным ‘’ Святогором’’ и изорванным совсем еще зеленым юнцом ‘’ Шайтаном” он приметил тело маленькой ‘’Касумито”,  милой чернявой разведчицы их подразделения, лежащей на холме и все еще удерживающей в одной руке снайперский деструктор, а пальцами второй она медленно вгрызалась в уже начавшую подмерзать землю. Ноги ее были вывернуты и поломаны, а броневые пластины на груди разорваны и оплавлены, но система жизнеобеспечения все еще функционировала и была надежда —  которая умерла сразу же, как только он, припав на одно колено, склонился над ней.  Нежный и ласковый котенок Касуми, милая и родная самурская айночка, она узнала его, несмотря на то, что в ее широко открытых глазах уже читалось безумие, от нечеловеческой боли и переизбытка анальгетиков.

-Пожалуйста,…помоги,…убей меня, — почти беззвучно, одними губами прошептала она.

Ее тело содрогалось от боли и холода, а глаза были наполнены слезами — и это ранило его сильнее чем все то, что случилось с ним до этого момента. Он был слишком опытным воином, что бы сразу же понять, что с такими повреждениями как у нее ее уже не спасти, но под воздействием препаратов она будет еще долго мучиться, пока совсем не сойдет с ума. А потом, до ее тела доберется арктический холод…. Он посмотрел на небо, все еще затянутое черными  облаками. Но теперь вместо дождя начал падать снег, а грязные озерца из растопленной вечной мерзлоты вновь начали затягиваться льдом.  Пройдет совсем немного времени и от ядерного урагана не останется и следа, а серый пепельный снег укроет своим саваном все то, что не превратилось в прах и не погрузилось под толстый слой раскисшей земли и воды.  Тела его боевых товарищей, сражавшихся не ради славы, а только за то что бы остановить войну и спасти от полного вымирания этот мир.

Он снова посмотрел на Касуми, поднял свое оружие и просунул ствол между грудными пластинами, а она не отвела взгляда и продолжала, смотрела на него, и он увидел, как уголки ее губ вздрогнули, а в  ее больших черных глазах блеснула искра благодарности: “домо аригато …сама!” Сухой щелчок соленоида поврежденного сервопривода, с хрустом переводящего оружие в режим “одиночными”, чавкающий выстрел патрона, выбрасывающий тяжелую реактивную пулю сквозь тело девушки и броневую защиту спины, и глухой взрыв глубоко в земле. Он не стал проверять результат, он не хотел видеть ее в таком виде. Он помнил лишь ее озорной и чистый как перелив горного ручейка  смех, томный голос и согревающее тепло ее стройного гибкого тела, сладкий как лесные ягоды вкус  губ, кружащий голову луговой аромат ее прямых и длинных как конская грива волос. Его руки помнили нежный бархат ее упругой кожи, каждую будоражащую фантазию ложбинку и бугорок … Она мечтала стать его младшей женой и не успела. Хотела до конца своих дней прожить вблизи его и делить радость с ним, но… Он застонал и до хруста крепче сжал зубы, когда слезы с новой силой заструились по его щекам, обжигая и смывая сажу и кровь.  Сотни раз она спасала его и их товарищей от беды, рисковала, жертвовала собой…и не успела спасти себя. И никто не успел. “ Умереть от руки любимого…псиный гэар, собственными руками оборвать жизнь любимой женщины.… Да, вы, там, на небесах, совсем свихнулись, окончательно перестали отличать, добро от зла?…. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее. …О, нет, Всевышний, не говори, что она пожертвовала собой ради меня, не говори, что она просила тебя спасти меня… Касуми зачем? …Зачем нужна мне такая душа, в которой так много стало пустоты? “ —  он понял все и почувствовав нарастающую боль в груди развернулся в сторону того что осталось от вражеской цитадели и набрав полные легкие обжигающего морозного воздуха неистово закричал. Его крик, наполненный болью и гневом разнося по полю боя, словно рев сотен органных труб заставив архангелов в испуге хлопая бордово-серыми от крови и пепла крыльями спешно отпрянуть, прочь и, пробуждая  не упокоенные тени и зловещие образы преисподней.

А когда его крик смолк —  он почувствовал лишь  бездонную пустоту и услышал призрачный шёпот тысячи людей, которые когда-либо погибли от его руки. Он зло усмехнулся и, поднявшись на руины оборонительного сооружения, посмотрел на догорающую цитадель. Бомбы не пощадили и ее защитников, разрушив стены и бастионы. То, что не сумели сделать они, доделывали взрывающиеся подожжённые склады и арсеналы, а тех, кто выжил, уже начали добивать радиация и мороз.

Он настроился на открытую частоту радиостанций защитников цитадели, с которыми ему уже доводилось ранее вести переговоры:

-Полковник, …прием. …Полковник Краснова, прием. …Это говорю …я…, — он вновь поморщился, силясь что-то вспомнить и подобрать нужные слова. Но  с удивлением обнаружил лишь пустоту и абсолютно никакого желание продолжать напрягать свою память – даже для того что бы вспомнить номер своего подразделения, свое собственное имя или ….Он кисло улыбнулся осознав что он сомневается что помнит имя той которую только что пристрелил. Но любая попытка вспомнить ее имя лишь пробуждала в его груди неприятную ноющую боль и, он с легкостью волевым решением запретил себе это делать. Все его жизненные функции перешли в автоматический энергосберегающий режим для выживания, в котором не было места эмоциям и переживаниям — только холодный расчет и прагматичность человека и эффективная функциональность стали.

-Полковник …Дарья Краснова, — снова произнес он и закашлялся. Дождавшись, когда инъекторы жизнеобеспечения вновь впрыснут в его израненное тело очередную дозу и, отдышавшись, он продолжил:  — Полковник, …мы предлагали вам сдаться …без кровопролития и возможность …сохранить жизни — вы …неразумно отказались.  Теперь же …я ухожу, как победитель, …а вы остаетесь умирать …как проигравшие …и преданные …теми, ради которых вы пожертвовали своими жизнями. Наши задачи выполнены – война …закончилась! …И большего мне от вас ничего не нужно… Прощайте, Даша, …ваши люди дрались достойно.…И дай вам Бог разума …больше …не гневить его!

Он постоял еще несколько  долгих минут —  всматриваясь во всполохи на руинах цитадели и без надежды, вслушиваясь в треск эфира, но ответа не последовало. Зато послышалось мерзкое шипение воздушных клапанов  СРХЗ поднимающих давление и писк зуммера, сигнализирующий о том, что герметичность восстановлена, и радиация больше не представляет смертельную угрозу. Щелкнув ставший невероятно тугим тумблер медицинского дозатора — он лишь крепче сжал зубы, когда начался  болезненный процесс вывода радионуклидов из его, еле теплившегося организма и, повернувшись, побрел прочь, без четкого понимания конечной цели своего маршрута. Никакого тыла больше не было, как не было и никакого полевого штаба, а мачты пространственных  порталов  видневшихся на горизонте были скручены и повалены. Он вновь зло усмехнулся, осознав, что из многотысячного экспедиционного корпуса, возможно, он теперь остался один и, что выхода из этого ада больше нет, а преодолеть тысячи километров до блажащего гарнизона КНС  он даже при всем желании и везении  физически не сможет. Будь он в лучшем  состоянии — он бы обязательно постарался выжить при любом раскладе, но теперь от его былого осталось только  выжженная тень, неупокоенный дух. …Но, нет, он никогда не сдавался и сегодня он тоже не собирался этого делать: “ Нее, не сейчас. …Ради моих боевых побратимов и сестер, …ради Касуми. …Я обещал вернуться к тем, кто меня ждет…и, я вернусь…живым или мертвым, но вернусь”.

С трудом перебираясь через нагромождения из  обломков броне клинкера и стали и проваливаясь в затянутые тонким льдом  глубокие воронки, он с осторожностью обходил  поврежденные корпуса штурмовых тяжелых танков, осадных самоходных артсистем и в клочья разорванные остовы, легкой броне-авиа техники — опасаясь подорваться на неразорвавшихся снарядах и минах. В былые времена ему не было особой нужды этого избегать, но сейчас его ноги были искалечены, а щиты убраны критическим сбоем в системе обороны. Застрять из-за своей невнимательности и неосторожности было бы сверх глупости,  которую он не мог себе позволить, но это стоило ему большого напряжения и отнимало много сил. Поэтому и приходилось идти медленно и часто останавливаться, не допуская, что бы система жизнеобеспечения считала, что необходима дополнительная стимуляция его организму. Жизнь итак медленно и неуклонно покидала его тело, но глупая автоматика не могла прекратить этот процесс и продолжала вгонять все новые и новые дозы в попытке стабилизировать состояние. По-доброму он мог бы ее отключить, но панель управления ею была повреждена огнем, и ему приходилось хитрить и мобилизовать свои внутренние силы — тем самым лишь ухудшая свое положение.  Проходя мимо  массивного тела “ Святогора” сработала система обнаружения и опознавания, и раздался тихий писк зуммера датчиков движения.

“Что это…ошибка?” –  насторожился он, бросив  хмурый взгляд на поврежденный монитор спектрального  радара и,  увеличив громкость эхолокатора, стал сканировать окружающее пространство на разных частотах.

Первое время он не слышал ничего кроме привычного завывания ветра, а потом к нему добавились уже знакомые – тихое потрескивания льда, скрежет оторванных листов металла, хлопанье  обрывков ткани, отдаленный шум моря и еще с десяток узнаваемых звуков. В них не было ничего необычного, и он уже счел, что в системе произошел сбой, когда до его слуха донеслись  очень тихие новые, настораживающие звуки. Такие которые здесь просто не могли ниоткуда взяться – им просто не было тут места:

— Итадакимасу,… Ам, ам…ам,…ам. Гомэн насай, ня!

Он, осторожно ступая, обошел массивный крупнокалиберный гатлинг ‘’Святогора” и снова замер. Звуки на короткое время пропали, а потом вновь появились и на этот раз более громко и отчетливо. И это не была слуховая галлюцинация, в чем он стал более уверенным, когда заметил ели заметное движение в тени развороченных броне пластин тела “Касумито”.  Он вскинул стволы обоих оружий вверх, щелкнул тумблером перевода пушку в автоматический режим с захватом и отслеживанием  цели и, запалив фитиль тяжелого импульсного огнемета, сделал пару шагов к ее телу.

“ Чем бы ты ни было, но тебе от меня не уйти”, —  делая над собой неимоверное усилие, подумал он, высматривая цель.

Секундная задержка в схватке с противником была непростительным промахом – цена, которой многих привела к гибели. А он, несмотря на свой обманчивый вид, был не из тех, кто проигрывает — даже в учебном бою с более молодыми и ловкими.

Мир перед глазами на мгновение ярко осветился и медленно поблек как выцветшая фотография, а затем  стал плавно таять и в следующий миг пропал — сменившись другой реальностью.  Забавно было наблюдать две картинки одновременно – ты вроде уже здесь, а перед глазами все еще стоят очертания предыдущего мира. Особых проблем это не доставляет — если уметь быстро переключаться и концентрироваться на действительной реальности. Но сегодня особый случай — к визуальному ряду, от которого я, спустя десять минут так и не отошел, добавились и отзвуки, запахи и самое главное – фантомная боль. Мерзкое ощущение. Ведь понимаешь, что с тобой все в порядке, а все одно тело ‘’горит” так что вся кожа покрывается красными пятнами. А потом ты смотришь на свои руки и видишь, как они горят объятые пламенем, видишь, как обугливается ткань рукавов, а затем и кожа. Хочется заорать  не от боли, но скорее от ужаса – когда начинает обгорать мясо на пальцах и оголяться желтые косточки. Разумеется, первым желанием хочется бежать куда — либо и сунуть руки под воду, что бы сбить пламя. И с одной стороны ты все — таки понимаешь, что это не настоящее пламя, а с другой стороны тебя таки охватывает ужас – срабатывает инстинкт самосохранения. Я хватаю себя за мочки ушей и стараюсь кончиками пальцев ощутить их. Главное отвлечь свое внимание хоть чем – либо, любым предметом, что попадется на глаза, постараться не впасть в паническое состояние и, мне совсем не хочется сейчас привлекать к себе чье-либо внимание.

“ Новый опыт”, — констатирую я и вновь смотрю на свои руки: “ Какого это было тому человеку гореть по- настоящему? А ведь он держался, да еще и что- то делал обожжёнными руками. …Я понимаю, что мне до него далеко, но для чего его воспоминания остались в учебной программе? Стоп! Это поле боя я видел в своих снах еще до того как узнал об этой программе. Это в первых. А сейчас я не спал, а просто сидел на инструктаже наряда первой роты и, быстро поняв, что мне тут не интересно одним ухом прислушивался к тому, о чем говорил ее командир своим подчинённым и, …рисовал. Я что-то рисовал?”

Дверь распахивается и вваливается запыхавшийся Серега. Он с шумом плюхается в соседнее кресло, а потом достает из под жопы блокнот для эскизов и карандаш и протягивает мне:

-Твое? Извини, не заметил, — оглядевшись по сторонам  с укором спрашивает: — А ты что тут делаешь?

Я кисло улыбаюсь:

-Маленько по — неопытности сглупил. Ты же мне ничего толком не объяснил – вот я и прибился к ним, когда всех позвали. Заодно думал с командирами познакомлюсь, а тут вот такая жопа. Ну и остался — думал, что чего полезного для себя узнаю и ничего нового не услышал. Ладно, хотя бы буду в курсе, по каким маршрутам они патрулируют. И походу кто-то из нашей группы с ними пойдет, да?

-Я в резерве, на случае чего остаюсь. В восемь заступаю и до восьми утра с оперативной группой в полной боевой готовности сидеть будем. С ними…с ними Лешка Барин идет. …А твои планы какие?

-Ну, до вечера еще далеко, что бы загадывать. Сейчас ты меня сводишь, покажешь, где переодеться, а потом в столовую сходить надо и в оружейную. Но самое главное – это получить допуск на ремонтно-транспортный этаж — мне не терпеться посмотреть, на чем я по городу рассекать буду. А ты мне, кстати, так ни разу не похвалился — чем сам то управляешь?

-И не буду хвалиться. Сюрприз для тебя. Хочу взглянуть на твою физиономию, когда ты свою увидишь, — он лукаво смотрит на меня, прищурив один глаз и улыбаясь до кончиков ушей и достает из нагрудного кармана тонкий металлический браслет: — Это голосовой коммуникатор и временный допуск. Не ахти, какая модель но, прости, вернется полковник – сам у него чего получше выпросишь. Да, с таким допуском тебя на вверх не пустят, так что потом не забудь обновить его.

Я с пониманием киваю головой и мы по- тихому выходим из зала:

-Кинотеатр? Что-то он паршиво выглядит.

Серега отмахивается рукой и с легкой досадой отвечает:

-Да, это наше наследие — от первых хозяев остался. Ремонт бы ему не помешал, ну да ладно. Пружины из кресел не торчат и то хорошо. Все одно кино здесь больше крутить не будут.

Он протягивает руку и спрашивает у меня разрешение посмотреть блокнот:

-Ты что творчеством вновь увлекся? Принадлежности для рисования где-то раздобыл.

Я протягиваю ему его и только сейчас вспоминаю, что мне и самому было любопытно, что же там я нарисовал:

-Да что-то от скуки  отъехал я немного и, меня потянуло на бумаге все запечатлеть. …Я и сам толком еще не разглядывал, что там да как получилось. Честно сказать я же лет двадцать ничего не рисовал – руки уже не те, разбил их в хлам. А блокнот? В зале под креслом в пакете валялся – я и подобрал. Видимо кто- то купил пока центр работал да после просмотра фильма забыл его, ну или потерял. ….Кстати, Серега, спрашивал я тебя уже или нет, не помню. Что с Ириной и Федором сталось, ты знаешь что — либо о них?

В этот момент я чуть было ни столкнулся с вышедшими из- за угла одного из ответвлений коридора двумя сестрами милосердия и одной сестрой одетой в идеально подогнанную по фигуре  и выглаженную  серую военную форму, на которой из знаков отличия был лишь на груди небольшой значок “ с крыльями” — в виде того что носили советские летчики. Я, уступив им дорогу, вежливо извиняюсь и обращаю внимание на то, что Сергей отстал от меня метра на три – застыв на месте и с недоумением разглядывая что-то в блокноте. Он был настолько увлечен, что не проявил никакого внимания женщинам и, лишь очнулся тогда, когда одна из проходивших мимо сестер ни бросила взгляд через плечо, полюбопытствовав  — чем же он занят. Она остановилась и, что-то негромко сказав ему, взяла блокнот из его рук, а потом подозвала к себе своих подруг. Минуты две – три они с интересом рассматривали рисунок, то и дело, с явной насторожённостью посматривая на меня и, перекинувшись парой слов с Сергеем, вернули ему блокнот и пошли дальше.

-Насмотрелся? Давай сюда, — сухо обратился я к нему, когда он поравнялся со мной.

-Ты ничего не хочешь объяснить? – с той же насторожённостью что и сестры до этого он посмотрел на меня, возвращая блокнот – который я тут же спрятал в карман куртки.

-Не сейчас, — с легким раздражением ответил я ему и, развернувшись  с решительным шагом направился в нашу казарму.

-Тебе что не интересно узнать, что в нем? Это на тебя не похоже, — растерянно произнес он и, поспешил за мной.

-Я спрашивал тебя про Ирину и Федора….

-Я не знаю про них ничего, — перебил он меня и, схватив за рукав, снова задал тот же вопрос что и минутой ранее.

Я дернул рукой и, не останавливаясь спокойно, но твердо ответил:

-У меня сейчас другие планы и я намереваюсь с тобой или без тебя их выполнить. Где находится кастелян…или кто тут, интендант, каптер?

-Пришли, вот дверь. Заведуют тут всем экономы братья Григорий и Лукьян.

Каптерка или, скорее всего склад одежды и амуниции был воистину огромным и чем — то напоминал музей. Длинные и высокие до самого потолка полки были просто завалены мужской и женской одеждой на любой вкус и “армейский” фасон. Посредине комнаты расставлены широкие металлические столы, на которых также громоздились аккуратные стопки одежды – начиная от носков, щековых чулок и трусов и заканчивая термобельем и средствами личной гигиены. В дальнем конце расположились полки с электронными девайсами  и большие корзины с обувью и тяжелыми футуристическими  броне костюмами. Там же вдоль стены были установлены манекены, на которых можно было наглядно увидеть, что собой представляет та или иная форма и амуниция. Перечислять все, что тут имелось в наличие, было бы бессмысленно – так как тут имелось абсолютно все, всех размеров и на все сезоны года — доставленных из множества миров и вероятно и эпох.  Но если что- то требовалось иного, чего тут не было, то можно было подать заявку и она будет выполнена в считаные часы. Тут же могли вам что-либо перешить или даже сшить новую вещь – разумеется, в рамках разумного. И такой возможностью я воспользовался – заказал себе кожаную куртку “Аляску” на зиму и небольшой легкий, но очень крепкий бронежилет с поглощающее-компенсирующим внутренним покрытием.

Помимо братьев экономов тут трудились еще пять человек – слуги из “чистых”, один крепкий высокий мужчина и четыре  молодых женщин. Не знаю, насколько они были свободны и счастливы своим положением, но у всех пятерых на шее висели тонкие металлические ошейники, внешним видом схожие с тем браслетом-коммуникатором, что передал мне Сергей. С помощью братьев мне удалось не застрять здесь надолго, подбирая все необходимое. Крепкие теплые берцы с противоскользящей и компенсирующей подошвой, “кожаные” штаны с вставками из шерсти, эластика и бронепласта, суконный китель с кожаными накладками и отстегивающими рукавами, свитер из натуральной шерсти какого-то животного иного мира и меховую короткую  куртку с капюшоном и армированной сверхпрочной  синтетической терм проводящей  сеткой. Сергей предложил обзавестись еще и термобельем  и прихватить костюм-комбинезон с системой расширенного интерфейса и противо адаптивным усилителем мышц. Пока я выбирал повседневную одежду и рабочий комбинезон одна из служащих сходила и заправила мою постель чистым бельем, а заодно вместо большой мягкой подушки принесла подушку поменьше и пожёстче и поменяла матрас на более жёсткий анатомический. Слишком много комфорта – это не по мне. Амуницию и прочее я решил выбрать позже — когда ознакомлюсь с машиной и решу, каким оружием  для личной защиты обзаведусь. Все необходимое для личной гигиены мне принесут в мой шкафчик согласно оставленной заявке и рекомендаций управления обеспечения  КНС.  Дополнительно что-то еще выбрать, произвести чистку и починку по мере необходимости я могу в любое время дня и ночи. Поблагодарив за оказанную помощь, мы отправились в оружейную.  Ею и двухсотметровым тиром руководил мастер оружейник Йохан, с ярко-голубыми глазами и абсолютно белыми волосами  — классический вид ангела или скандинавского божка. В своем мире он, вероятно, был любимчиком у доброй части женщин, ну а теперь служит в проклятом Богом месте и в свободное время  изобретает и мастерит новые виды боеприпасов для стрелкового оружия.  Как говориться: рожденный дарить любовь  несет отчаяние и боль. Первым делом я интересуюсь у него, что он может предложить и посоветовать — понимая, что здесь я могу застрять на долгое время, так как ассортимент был крайне обширен и стать мог еще больше, если выбирать что-либо из каталогов. Меня не интересует энергетическое или иное экзотическое оружие и, мне без разницы в каком мире оно было рождено – мне нужно убойное и точное, надежное, компактное и адаптированное под распространённый боеприпас нашего мира. Йохан недолго думает, предлагает положить мне обе ладони своих рук на сканирующую поверхность какого-то аппарата а после этого мы идем в тир, что бы он смог убедиться насколько метко я стреляю с того или иного положения, стоя и в движении. Он смотрит, какого размера оружие я выбрал для стрельбы – это небольшой, но удобный пистолет “Глок 21СФ” и относительно компактный и “по уши” упакованный автомат “ Сарата ” под патрон 7,85мм. Не знаю, из какого мира этот чудесный автомат прибыл, но внешне он напомнил мне германский НК420 под старый советский патрон 7,62 разработанный по заказу спецслужб еще когда-то единой России. А вот про его калибр я узнал уже после того как отстрелялся  и заинтересовался отчего у него такая мощная пробивная способность и весьма ощутимая отдача. Собственно я был не слишком внимателен в выборе оружия в первую очередь по той причине, что экономил время и тратить его в тире в мои планы совсем не входило. И это ошибка моя, так как выбирать оружие мужчина всегда должен с умом, тем более, когда предоставляют возможность  сделать этот выбор. Однако справедливо и то утверждение что воин должен уметь эффективно использовать и то оружие, которым вообще невозможно воспользоваться – что-то подточить, где-то подвинтить и смазать. В умелых руках и водопроводная труба будет стрелять не хуже навороченных “комбайнов”, а в крайних случаях ею можно и по башке кому ни будь ударить. Но я сейчас не женщину выбирал, а оружие  — на всю оставшуюся жизнь. Так что шутки про водопроводные трубы в сторону.

Мастер Йохан анализирует результаты и предлагает мне зайти в наиболее подходящее время и сделать все без спешки. А пока же он выдает  “ на первое время и на всякий случай”, аналог уже знакомого мне ‘’ Глок 21”  — необычный и по-своему симпатичный, “ немного  собственноручно   усовершенствованный”  11мм “ Покаятель 3000” из его родного мира. Плюсом к нему прилагались тридцать патронов с расщепляющими на десяток “ пробивающих все подряд” зазубренных иголок пулями и кобура с дополнительным карманом под запасную обойму. Как Йохан пояснил “ Покаятель” один из наиболее популярных пистолетов среди пилотов, операторов воздушных и наземных БМ КНС, а столь экзотический боеприпас предназначен в первую очередь для борьбы с  проворными существами  имеющих  очень крепкую шкуру и способностью ускоренной регенерации.  Пистолет мне пришелся по душе — легкий и удобный в обращении, эргономическая рукоять и встроенный прицел с подсветкой, планки для крепления дополнительных приспособлений и ствол с нарезкой для глушителя, переводчик огня и персонализированный сенсорный предохранитель.

Забрав оружие, пистолет и первый же приглянувшийся нож и поблагодари за помощь мы с Сергеем уходим, но прежде я договорился с мастером Йоханом, что если у меня не будут времени заглянуть к нему в блажащие дни — он свяжется со мной и пришлет что-либо с посыльным по первому моему требованию.

-Доволен? – поинтересовался у меня Серега, как только мы вернулись в казарму.

-Вполне, — равнодушно отвечаю я в ответ и только сейчас замечаю, что он выглядит чем-то подавленным: ”За все время, что мы там провели, он не сказал ни слова, ничего не советовал и ничего у меня не спрашивал, а лишь молча наблюдал за мной и внимательно прислушивался к тому, о чем мы разговаривали с мастером оружейником. Старая профессиональная привычка или же у на тут назрел маленький конфликт на пустом месте? А может он чувствует себя неловко от того что позволил увидеть посторонним людям то что я доверил только ему? Возможно. Но сейчас не время выяснять отношения ”.

Я прячу нож в одном из своих шкафчиков и после недолгих раздумий кладу и пистолет. Здесь внутри нет необходимости носить постоянно с собой оружие, а один из трех шкафчиков как раз предназначен для временного хранения его. На дверце  персонализированный сенсорный замок, который никто из посторонних не откроет, а в случае общей тревоги или при аварии в электрических сетях замки на всех шкафчиках автоматически открываются, позволяя владельцу иметь беспрепятственный доступ к своему арсеналу в любых ситуациях. “ Удобное и простое решение – не надо по утрам бежать в оружейную комнату за своим оружием, а после вновь переться, что бы сдать его. И в случае нападения, при любом раскладе и в любое время суток тоже никуда не надо бежать – просто подошел к своему шкафчику и взял. Тем более учитывая, что тут кругом временные порталы и однажды вот так проснешься а “оружейки” то и нет – пропала со всем содержимым. А еще в них можно хранить свои секреты”, —  прикидываю я в уме и прячу туда же блокнот.

Шкафчики для вещей замков не имеют – нет в том необходимости. Однако на каждом из них висит табличка с позывным владельца – это сделано для того что бы обслуживающий персонал мог забрать грязные вещи или принести новые со склада во время отсутствия владельца. Мои вещи уже доставили и аккуратно разложили на полочках и повесили на плечиках – кожа обработана нейтрально пахнущим бесцветным составом, а китель  и повседневная форма поглажены. Сервис на все 100 и я доволен. Однако мне опять становится тоскливо от понимания того во сколько нашему миру обходится весь этот сервис и комфорт что бы я и мои товарищи были довольны. Я стараюсь не вспоминать пустые глаза слуг на вещевом складе и не думать о том, что сейчас происходит  в фильтрационных центрах по всей планете. Я вновь смотрю на свои руки и вижу, как они начинают мелко дрожать, вновь вижу, как их охватывает пламя и, тут же перевожу свой взгляд на …Сергея:

-Ну что, Сережа, пойдем на ужин?

Он несколько минут молча разглядывает меня и, мотнув головой, словно отгоняя мысль отзывается:

-Можем поужинать концентратами и пищевой пастой в нашей столовой или сходить в общий зал – там кухня хорошая. Да и тебе самому будет интересно на других посмотреть и себя показать.

-А наши, — киваю я головой, в сторону выходящих из комнаты мужиков: — все туда ходят? И кстати, а где все? За весь день я встретил здесь человек двадцать от силы и кроме тебя и Лехи никого из нашей группы.

-Нас в городе осталось четверо. Володька Волкодав сейчас  на постоянку прописался на стадионе Центрального района, Колян Птах переброшен в Междуреченск, Барсук в Бызова вместе с взводом из первой роты на базе рос гвардии сидит. А в этой казарме только мы втроем, парни из отделения разведки и неполный взвод охраны, итого человек тридцать максимум осталось. В первый день было больше, но ты уже слышал, что пять человек погибло в аэропорту. Так вот, три бойца слегли в госпиталь, одно отделение переброшено на стадион, а разведка постоянно где-то по своим делам носится — посему не удивляйся что тут пустынно, — помолчав немного добавил: — Кстати, хочу еще сказать, что тут пять таких казарм. Парни из первой и второй роты живут отдельно. Остаются еще две комнаты, а они стоят почему-то пустыми. Не похоже что бы так и было задумано.

Пока он отвечал на мой вопрос я успел переодеться в простую повседневную униформу схожую с той, что носили в военнослужащие американской армии, но с той лишь разницей, что она была однотонного оливкового цвета и теперь сидя на лавке, зашнуровывал высокие берцы ловя себя на том, что я от вида столь превосходной обуви просто словил удовольствие и не особо прислушивался к тому, что рассказывал Сергей. Закончив с обуванием, я встал, попрыгал на месте, еще раз похвалив себя, что сделал удачный выбор и посмотрел на Сергея, как мудрый учитель смотрит на своего ученика:

-Свободные места и койки нужны в случае переброски сюда дополнительных сил из других мест. Оправданное решение, если учитывать что все это место не постоянно и планировка помещений формируется исходя из текущих нужд с небольшим запасом и возможностью оперативной трансформации исходя из предполагаемой потребности. Это не наши долбоебы, которые настроили сотни военных городков и тысячи всевозможных военных объектов и в одночасье забросили их, выкинув на ветер сотни миллионов рублей – при этом не способны оказались обеспечить семьи своих офицеров комфортным жильем. Командование КНС не занимается хищением и отмыванием выделенных средств, а проявляет заботу о тех, кто встает под его знамена. Допусти наших интендантов сюда — так разворуют все, включая световые панели на потолках и унитазы с умными умывальниками. И все это богатство окажется в генеральских хатах. Потому что дерьмо с деградированной совестью и офицерской честью. … И вот смотришь ему  прямо в глаза и, не подбирая слов, говоришь, кто он есть и он обижается, в гнев праведный впадает. Понимаешь? А он ведь всего лишь подонок и вор! Не достоин он быть офицером, командовать людьми. Другой бы у кого гордость есть и  чувство собственного достоинства после этих обвинений пулю бы себе в лоб пустил, а эти нет – в драку лезут, нутро свое гнилое на изнанку выворачивают, да злобу свою на подчинённых срывают. Но, ладно, хрен с ними, эти идиоты уже получают то, что заслуживают. Теперь- то до них надеюсь, дошло, что они с вершины пищевой цепи скатились на самое дно. Меня волнует сейчас другое. …Прости, Сергей, если ты ждешь, что этим я поделюсь сейчас с тобой, то нет, не жди. Без обид, — я “жму” на сенсорную кнопку своего коммуникатора и вызываю хронограф. С минуту тупо разглядываю вспыхнувший на запястье голографический циферблат и недовольно бросаю: — А, к черту. Пойдем, поедим в свою столовку, шиковать в общем зале время нет. Да и красоваться перед другими пока не заслужил.

Сергей, одобрительно кивнул головой и даже как-то приободрился:

-Спасибо. Если честно там здорово все так устроено но, — он смутился: — Там столько симпатичных девок,…а у меня давно никого не было. Ну, ты понимаешь меня да?

-Понимаю, — на миг у меня перед глазами возник запсибовский сквер заваленный трупами. Я посмотрел на свои руки и, увидев, что вновь появился легкий мандраж – поморщился, ощутив нарастающую ноющую печаль в душе.

-Что?

-Вспомнил. …Сквер на Запсибе, в тот день, когда вы меня нашли. Я утром поссать пошел, зашел за угол. Хм. …Девчонка симпатичная такая  и почему-то голая, там, метрах в пяти лежала, с открытыми глазами. Я член то из штанов достал, стою и ссу, а сам на нее кошусь, а она лежит и смотрит. И я не знаю от чего мне больше стыдно стало — от того что она видит как я нужду справляю или от того что она, девчонка, мертвая лежит, а я здоровый мужик стою живой и невредимый. Вот и тебе не помешало бы по тому скверику прогуляться. Ха. Желание заглядывать бабам под юбки надолго бы пропало.

-Ну, это же природа, как ты против нее попрешь, — неловко оправдывается он и с досадой качнув головой тихо добавляет: — Был я в этом сквере…и в других похуже местах был. Что ж мне теперь обед безбрачия принимать?

-Да паршивая твоя природа, коль ты свои желания до сих пор не научился контролировать. Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене… Но кто непоколебимо тверд в сердце своем и, не будучи стесняем нуждою, но будучи властен в своей воле, решился в сердце своем соблюдать свою деву, тот хорошо поступает. Это кажись цитата из Корана. Ты не женат, так что думай исключительно о Боге, а он тебе потом сто девственниц подгонит в награду за воздержание.  …Впрочем, знаешь что – не забивай свою голову моими нравоучениями и не слушай меня. Живи, просто живи! Я ведь тоже не ангел и никогда не стремился им стать. Но даже у таких как я есть свои правила и жесткие табу….А еще я ворчливый, рефлексирующий и злобный дед. Для меня кого ни будь ножичком исподтишка иль кого же на вилы поднять как два пальца об асфальт. Но, а уже, коль в сартирчике когож замочить надобность так я же первый в очередь да за просто так, а не из корысти аль каких еще стремлений. И веником ссаным по мордасам кого хрясь и хрясь. Ты же зови Сережа еж ли что могу и лучину в ногах подержать….Ладно, шутки в сторону. Я здоровый человек, как и ты, пока во мне не пробуждается Зверь. Вот только я не очень- то в восторге бываю от его пробуждений, плохой становлюсь.

Серега рассмеялся:

-А еще в тебе живет поросенок, ежик и белка. Или уже не живут?

Я смущенно пожимаю плечами:

-Живут. Что им станется. Без них мое существование было пустым и серым. А еще червяк живет…

-Которого надо заморить?

-Ага. Так что пойдем же наконец-то перекусим. Далеко хоть идти?

Серега показал рукой на неприметную дверь между шкафчиками в метрах трех от нас:

— Это  столовая. А вот та дверь – это туалет. Следующая — это душевая, парилка и прачечная. Дверь напротив – это комната для чистки оружия и маленькая мастерская. Далее дверь-это комната отдыха и по совместительству небольшой спортзал. Потом как — ни будь, прогуляемся по этажам и я тебе покажу и большой спортзал с бассейном, и комнату для релаксации и библиотеку и вообще все. Тут столько всего, что диву даешься, а я и половину всего не облазил. И есть еще два закрытых от посторонних сектора — это крыло дев и представительство …мм…сумеречных наблюдателей, …в общем, это примерный перевод того что вообще никак не переводится, так что забей. 

Столовая, как ее называл Сергей, было больше похоже на склад с высокими стеллажами и парой холодильных камер забитых доверху упаковками с едой, корзинами и ящиками с напитками. Коробки и картонные банки всяких разных размеров и форм, бутылки и всевозможные емкости с соками и спиртными напитками, чистой водой и молоком и еще множество всего разного, но съедобного, которому я не смог подобрать определения. Тут же стояли три пищевых автомата и пара утилизаторов. Печи для разогрева еды и напитков и агрегат для выдачи чистой посуды. Разумеется, были и раковины для мытья рук и посреди комнаты стояли три длинных стола с общими скамейками. И кроме нас с Серегой здесь не было более никого. А почему так — я понял сразу же, как только взглянул что написано на упаковках и бутылках. Наверно все что угодно, но только не привычное ‘’ дерьмовое дерьмо в шоколадной глазури”. Ни одного названия  на понятном нам языке. Как там шутят в Европе: “Этрусский не читается”. Шумерский, старо латинский и древне — русский, кстати, тоже не читаются. Хотя, честно сказать я кроме нашего русского, немного английского и совсем чуть – чуть немецкого более никаких языков не знаю, тем более тех на которых говорят в 36 отличных от нашего мирах. Сергей сказал, что вскоре тут повесят переводчик, для удобства. Ну а пока приходилось мужикам все пробовать на свой страх и риск и делиться полученными познаниями с остальными братьями. А если сильно приспичит, то можно всегда воспользоваться пищевыми автоматами — выбор богатый, еда вкусная и полезная.

Опять же я отметил для себя, что все сделано весьма разумно, как и в случае с оружейной комнатой. Уходящие в патруль или на зачистку набирают сухой паек из этих запасов, не надо куда-то бежать и тратить время. А из-за того что у всех разное расписание дня и нередка случается что боец не успевал вовремя прийти на обед то он может всегда пополнить здесь свой организм калориями. Любой, из какого либо мира он ни прибыл, может без хлопот тут найти еду именно из своего мира. Стандарт обеспечения для всех подразделений КНС – учитывая, что экспедиционные корпуса состоят лишь на 70-80 процентов из местных, а остальные это пришлые. И как я уже успел узнать в некоторых подразделениях, воюющих в чужих мирах, местных может быть и не более 10 процентов.

Сложно все, глядя на всю эту роскошь, уложить в голове и не задать себе вопрос, отчего же здесь никто не ворует и не злоупотребляет положением. А ответ весьма простой: Нет смысла этого делать и этого не может быть по одной простой причине – все взаимоотношения межличностные и отношение каждого члена КНС к службе строится на личной ответственности и высокой сознательности. Тут все устроено очень сложно и очень просто одновременно. И тут нет посторонних, лишних и случайных. И быть не может по причине очень тщательного отбора и дальнейшего негласного, но очень жесткого контроля за всем и каждого. Убил боец сто нечестивых ему и слова никто не скажет, а вот если несправедливо поступил с одним из ‘’ чистых’’ рабов или слугой, то внимание уже обратят и возьмут на заметку.  Тут никто не судит по мелочам, и не сносят голову за один крупный проступок, но именно из мелочей сложат общее представление о каждом, а потом суммирую все собранные данные о человеке, проанализируют, сто раз перепроверив и, вынесут единственный и безошибочный вердикт или приговор – кому как. А если и возникают с кем проблемы, систематически выходящие за пределы допустимого поведения-  то такой человек быстро оказывается в руках ‘’ дев милосердия”. В крайних случаях они проявят свою ‘’ милость” сразу же на месте, но обычно человек просто пропадает бесследно или, если представители сумеречных наблюдателей подают запрос, то человека передают им. Девы решают, кому жить, а кому умереть, но ошибок они никогда не совершают. Вот только никто не понимает, по каким критериям эти судьи и палачи выносят свои решения. И многие считают их надменными самодурками, у которых периодически “срывает крышу” – как и у инквизиторов в средние века. Никто толком не может понять, чью сторону они представляют. Хотя, очевидно же что они служат интересам обеих сторон и, как и Высший Совет являются представителями третьей силы. То есть строго следят за соблюдением баланса. …”Как по короче сказать то: Рубить головы ангелам или жечь бесов, им нет разницы — все едины в прегрешении и все достойны блага его, коль таковым было Всевышнего воля”.  

Слушая то, что мне за ужином рассказывал Сергей я так и не понял, почему все так боятся сестер, коль суд их не предвзятый, а решения справедливы и безошибочны: — “ Праведники не должны творить “зло” но они это делают. Грешники не должны нести “добро”, но они это делают. Те же, кто служит абсолютной Истине, Абсолюту, не имеющему имени в человеческих языках, дозволено совершать и то и другое в равных долях и не совершать их вовсе. Это и есть жить в равновесии, в гармонии с самим собой и обитающими вокруг тебя иными формами живых или не живых созданий истинного и единственного Властителя. Нашим бы священникам объяснить бы своей пастве кто есть тот, кто создал наши материальные миры и нас, но это бы оказалось слишком невозможным для сознания большинства верующих и крайне невыгодно тем, кто на религиях наживает свое благосостояние. А ведь это и есть нечестивое лукавство и основной грех, ведущий к порождению других прегрешений. Та сущность одно из имен которого Люцифер является создателем всего материального и всех созданий населяющих нашу планету. Он единственный и законный хозяин, как божественных миров, так и инфернальных, на Земле. Глупостью было бы не понимать, что приходя в храмы, мы с вероятностью в 90% первым делом увидим именно его изображение и, к нему же будем взывать о помощи. Однако являясь нашим создателем — он не является самой, что ни на есть верховной силой. Есть более могущественная, чем он. Знают ли священники об этом? Да! Знают ли священники истинные причины ‘’ войны на небесах”? Да! Но врут ли священники, скрывают ли истину? Скорее лукавят, недоговаривают. Потому что объяснить неграмотному люду, как устроен божественный мир, и иерархия в нем столь же непросто как понять, что собой представляет ВКНС и в частности ‘’ девы милосердия”. Увидеть раз как ангелы и бесы вместе плечом к плечу воюют за одно, а после увидеть, как они же сидя за одним столом празднуют победы — равнозначно лишиться рассудка, коль он окажется неокрепшим, и раз и навсегда изменить свое мировосприятие если на то хватит Духа. Видеть мир в его истинном свете это удел сильных и их большая ответственность. В настоящем мире доступно все и нет никаких рамок и ограничений, человек волен заниматься, чем хочет и может и быть, кем хочет, и единственный критерий оценки его это та польза, что он приносит окружающему миру. Ему достаточно сохранять баланс и все, дальше он может быть хоть великим праведником хоть великим грешником. Никто не вправе судить его или ограничивать в возможностях и желаниях и никто этого и не делает. Но вседозволенность разрушительно действует на слабых и вместо пользы они начинают приносить лишь один вред — вот тогда то за ними и приходят и “судят по делам его и путям его”. Если слабые создают общество, которое порождает только таких же слабых и угрожает других мирам, то ВКНС объявляет “ Призыв”. Подобно  ‘’Крестовым походам воинства Христа” проводимыми Римскими папами в Средние века. На который откликаются сотни миллионов сильных из ближайших миров и ‘’ раковая опухоль’ без промедления и без жалости вырезается из тела планетарного организма. Однако любая война это тяжкое испытание и для сильных, так как способствует снятию еще больших ограничений и пробуждает еще больше соблазнов. Кроме того ‘’Призыв” как и любая иная война, проводимая сильными, руководствуется выработанными на протяжении веков правилами из сдержек и противовесов. Что хуже всего для сильного воина, чем ослабеть? Ничего. Опозорить себя и имя своего Рода для воина равносильно смерти. ….Однако в некоторых случаях они “впадают  в безумие” и тогда им на помощь приходят “девы милосердия”. Кроме того эти девицы выполняют и самую грязную и кровавую работу, которую никто не поручит воинам без особой на то крайности. Хотя…есть подразделения “ потрошителей”, которые специализируются исключительно на этой работе. Есть надзорные и конвойные команды ‘’сумеречных наблюдателей”. Поисково-карательные и истребительно-диверсионные группы, специализация которых — это самые чудовищные формы насилия и террора. …..Труповозы и трупособиратели. Диалоговые и согласовательные группы. Мартейнеры и подразделения нафт. Ремонтно – фортификационные и ремонтно — механизированные отряды. Эвакуационное — технические и научно-исследовательские отделения и отделы. Телесные восстановительницы, авлетридиады и демимондетки, врачеватели — знахари отдельные и  походно-лекарские отряды. …Дивизионы бомбардирных БМ и штурмовые авиационные крылья ТБМ. Легион сверхтяжелых БШМ и  фронтовые эскадроны НГБМ. Командная БРГ, ТЛБТГ, РЛРГ-0028  координации…ББГ, НБТ24, УППС тысячи ….Стоп. Стоп! Хватит. Слишком много всплыло информации… хм. Столько же всего загрузили в нас Ира с Федором Николаевичем! Но оно и к лучшему — меньше будем задавать глупых вопросов, и нам легче будет самим ориентироваться во всех этих терминах и понятиях. Вот только надо ли нам в голову было впихивать всю энциклопедию ВКНС,  коль  большая часть информации из той, что мы узнали нам никогда не пригодиться? …М-да. Как же права была Ирина, когда говорила что мы и представить себе не сможем — сколь колоссальны размеры структуры, к которой мы теперь принадлежим всей душой и телом. …Ну, или кто-то только телом, как рабы и слуги”.

-Кстати, Серега, ты знаешь, что  на экспедиционно-штабных базах КНС есть ‘’ залы для телесного удовольствия”?-  перед моими глазами возник яркий и цветной вид чего-то, что очень походило на большой зимний сад под высокой ажурной стеклянной крышей. Тихое журчание воды в маленьком изящном фонтане, щебет экзотических птиц,  легкая мелодичная музыка. С десяток раскладных стульев  перед небольшой сценой, обвитой плющом с большими красными цветами — на которой танцуют несколько стройных полуголых девиц.  …И странное ощущение того что это меня не удивляет нисколько.

Я с любопытством сморю, как у Сергея на лице появляется выражение удивления, и наношу следующий удар:

-Ха, между прочим, с красивыми и страстными девушками.  

Не дожидаясь, когда он переварит сказанное мной, я смотрю на хронограф и, спешно  вытерев бумажной салфеткой со своей половины стола, встаю и отношу грязную посуду в утилизатор.

-Ладно, все, спасибо за ужин! Серега время семь часов, пора идти.

Он тяжело вздыхает и с шумом встает, перешагивает через скамейку и, убрав за собой посуду, молча идет на выход. По пути на минуту задерживается перед одним из стеллажей, что бы взять с полки прозрачную литровую бутыль с мутным голубоватым напитком и  большую цилиндрическую картонную упаковку с комплексом из двух блюд. Он все еще выглядит растерянным и избегает смотреть мне в глаза.

Не говоря друг другу ни слова, мы идем каждый к своим шкафчикам — он, что бы сменить форму на плотный костюм с разъёмами интерфейса, а я открываю свой оружейный шкафчик и, немного покрутив и полюбовавшись пистолетом, вещаю его на пояс и достаю блокнот. При взгляде на него меня охватывает крайне противоречивое чувство. С одной стороны я хочу открыть его и посмотреть, что в нем я нарисовал, но с другой стороны мне очень сильно не хочется этого делать. Настолько сильно, что я начинаю ощущать нарастающий  страх в душе и тупую боль по всему телу – словно тысячи тупых гвоздей одновременно пронзают и застревают в нем. Так и не решившись в него заглянуть, я прячу его во внутренний карман кожаной куртки, которую надеваю поверх формы.

-Ты готов? –  сухо спрашивает меня подошедший Сергей.

Я пробегаюсь взглядом по его экипировке, отмечая про себя, что он теперь стал больше похож на летчика и что теперь от него за версту веет угрозой и, убедившись еще раз, что я ничего не забыл и, закрыв шкафчики,  молча киваю головой, и мы выходим из казармы.

Мы все также молча по длинным пустым и немного мрачным коридорам спускаемся на транспортно-технический нулевой этаж и, пройдя мимо  рядов  бронированных внедорожников и бортовых грузовиков, поднимаемся по пандусу в большое и высокое помещение. Я узнаю уже знакомые огромные ворота и вновь чувствую легкую тошноту и совсем слабое, но все же ощутимое головокружение когда, обходя стоящий перед нами  большой “ Бумеранг-2м” мы приблизились к ним на расстояние пяти метров. Обойдя бронетранспортер, мы сталкиваемся с тремя бойцами из взвода охраны несущими дежурство. Поздоровавшись с ними, Серега ненадолго задерживается и пока он с ними о чем — то разговаривает, я осматриваю их и помещение. Все троя, с ног до головы, наглухо упакованы в черные  штурмовые броне костюмы с закрытыми стеклами шлемов, на пулеметчике дополнительно надет легкий экзоскелет. Вооружение штатное, два “комбайна” и шестиствольный резак – ГШГ8м с заплечным магазином. Для усиления помимо бронетранспортера в углу у ворот стоит самоходная автоматическая турель профессора Наумова из НФТУ – последняя его экспериментальная модель. На самих входных воротах легкое свечение и характерные признаки, как и у аномалии “разлом” – пространственный щит. В дальнем неосвещенном углу притаились БТР и два “Тигра”, рядом еще одни такие же, как и входные ворота грузового и две двери пассажирских лифтов и выход на лестничную площадку. Под потолком небольшой мостовой кран и судя по мигающим индикаторам еще две турели, камеры слежения, железная лестница на второй этаж в помещение охраны и все. Ничего лишнего.

Сергей окликает меня и мы, зайдя в лифт, спускаемся, минуя портал, в огромный по своим размерам полутемный и мрачный  ремонтно-транспортный ангар – помесь завода, склада и гаража. Неослепляющие узконаправленные прожектора под потолком освещают лишь вход и  те зоны, где проводятся какие-то работы, а также широкий проход по центру на всю длину ангара – все остальное теряется во мраке. Я ёжусь от того что здесь ощутимо прохладно, неуютно и в сухом и свежем воздухе ощущаются запахи металла, масла и времени, как в старом историческом музее или большой библиотеке. На входе нас встречает охранник одетый также как и те, что мы встретили на верху, поздоровавшись с Сергеем, он сканирует мой браслет и молча отходит в сторону. Нам же на встречу подбегают двое немолодых мужчин в серых рабочих комбинезонах и, остановившись в двух метрах кланяться в пояс. А дальше мы идем уже вчетвером мимо прикрытых тентами контейнеров, БРЭМов, ИМР и прочих инженерных, саперных, ремонтных больших и малых средств, а также находящихся на подъёмных рампах бронемашин, станков и верстаков со стендами диагностики. Кроме двух механиков встретивших нас нам попалось еще десятка полтора работников занятых каждый своим делом и не обращавший на нас внимания, но если кто оказывался вблизи от нас, то останавливался, как вкопанный и кланялся — видимо такова была их традиция здороваться. Непривычно, но и ничего не обычного, учитывая, что в нашем мире  так принято проявлять свое почтение,  например в Юго-Восточной Азии и в домах столичных богатеев.   Уже издалека я увидел стоящую в конце зала ярко освещённую прожекторами и возвышающую над всеми остальными машинами  Серегину БШМку – Большая шагающая машина. Ошибиться было не возможно — именно ее силуэт мелькнул передо мной в первую ночь, и здесь она была единственная, у которой поднято стекло кокпита и рядом с которой копошились еще несколько работников.

Сергей коситься на меня пытаясь увидеть на моем лице реакцию, но я уже погрузился с головой в поиск среди информационных потоков, бушующих в моей голове таблицы с базовыми характеристиками боевых машин КНС и во мне нет никакого порыва показывать свои эмоции. Машина, безусловно, красива – это не отнять, и отчасти я удивлен увидев ее, но… Меня интересует не ее внешний вид, который я еще успею оценить, а классификация ее и технические характеристики. О том, что она будет шагающей, я предполагал еще в первую ночь, так что тут мне особо удивлять не было надобности. Лазерное оружие и система нейронного управления для меня тоже уже не были чем — то диковинными….Однако было бы и ложью если бы я не почувствовал вообще ничего, хотя бы неосознанно. Четырех метровая махина даже в приседе режима ожидания возвышается над тобой экой глыбой и выглядит потрясающе, а поднявшись в полный рост, она вырастит еще на метр сорок.

“ Черный ирбис”, — вспоминаю я классификацию машины: — “ Легкая и скоростная БШМ разработанная для конвоя, патрулирования и охраны объектов. Обладая матово — черной свето — звукопоглощающей окраской и нафаршированная по самую завязку системами обнаружения и маскировки на роль разведчика она  малопригодна,  но может быть при крайней необходимости использована в роли тактического снайпера  и прикрывать  фланги основной группы.  При скорости 15- 90 км/час  она, обладая прыжковыми ускорителями способна совершить прыжок на 38 метров и с места в высоту на 16 метров. БШМЛС  ‘’ Ирбис” имеют сегментированные векторные щиты первого поколения, “слабую” хоть и многослойную титана — карбидокремниевую моноволокнистую броню и турбо плазменный реактор, который при сбросе накопленной в аккумуляторах тепловой энергии оставляет яркий след на экранах систем обнаружения – желанная мишень для самых примитивных ракет с инфракрасным наведением. Однако имеет большой потенциал для дальнейшей модернизации и лучшую в своем классе систему РЭБ.…Эх, ей бы еще генератор полей Якосамы поставить и было бы вовсе шикарно. Но, увы, древние как гавно дейнозуха векторные щиты и стелс система вещи не совместимые. …Хотя, подожди ка, можно же заказать генератор монохромного голо-поля – система столь же древняя, как и эти щиты и давно уже никем не используется, но … Блин, да что же это такое? Каждый раз, как только начинаю о чем – то думать у меня начинается в голове, какая-та чехарда. Натуральное раздвоение личности. …Надо отвлечься ”. И тут же, как назло, замечаю пробитый толстенной арматурой и исцарапанным штоком гидроамортизатор  лежащий неподалеку и новые свежеокрашенные броневые щиты на ногах “ Ирбиса”. Внешний вид  которых  с их угловатыми формами не гармонирует с обтекаемыми формами машины но сразу же указывает на то что ее уже начали модернизировать  хоть и из того что есть под рукой и но весьма умело.

“ Теперь понятно, почему его машину на Запсибе погрузили на трал и назад привезли. В темноте напоролся на арматуру и, сдури, накрутил ее себе на незащищенную ногу. Для новичка это обычное явление и в этом нет ничего предрассудительного. Все новые машины поступают в базовой комплектации, если они изначально ни создавались по заказу опытного пилота или оператора под конкретные задачи. По ходу эксплуатации  анализируют манеру вождения и ведение боя оператора и уже после этого приступают к ее модернизации. Разумеется, учитывая и специфику ее в подразделении. В итоге получается так, что со временем, например все десять некогда одинаковых машин в отделении будут разительно отличаться друг от друга как по ходовым характеристикам, силовым установкам и электронным системам, так и по броне защищённости и вооружению”.

Сергей уже забрался в кабину и тестирует системы, а все хожу и разглядываю сломанные и демонтированные детали, лежащие рядом с амортизатором: “ Турбинка системы сброса c характерными признаками критического перегрева и толстые помятые трубы криогенной установки охлаждения. М-да. Разогрев ядра сверх предельно допустимой температуры неизбежно привел бы к разрушению экрана вторичного контура, за которым произошло бы стремительное оплавление оптоволоконных жгутов основных систем и, тут уже и система пожаротушения и катапульта не успели бы сработать, как все пошло бы в разнос с последующим пожаром и гибелью оператора. Был ты Сережа и по своей халатности в миг не стало бы тебя братишка. Ну, ничего, на ошибках учатся…особенно чужих. Звучит цинично, но на этом и построен мир. Правила и инструкции пишут не от балды и пишут кровью, …хм. Надо будет потом поговорить с ним о тонкостях использования систем охлаждения и отучить этого дурня пробиваться лбом сквозь все стены”.

Я поднимаюсь по крутой лестнице стапеля к кабине пилота, и некоторое время пока завершается подготовка к движению, с интересом наблюдаю за действиями Сергея, попутно осматривая панели с кнопками, цветные экраны основных систем и стараюсь не отвлекать его. Он уже надел себе на голову нейрошлем и подключил к своему костюму разъёмы системы жизнеобеспечения, завел двигатель, так что разговаривать с ним было бы бесполезно – из за шума мы не услышали бы друг друга. А поэтому я лишь одобрительно показываю ему большой палец и, спустившись вниз, отхожу в сторону продолжая рассматривать машину и вспоминать все чему нас обучили.

“ Конструкция машины не гуманоидная, но обладает двумя ‘’ руками’’. В левую руку встроена спаренная автоматическая 75мм пушка ‘’ОНИ” с реактивными самоуправляемыми снарядами, правая рука заканчивается манипулятором сходным с человеческой кистью и способным удерживать модульное оружие. Вдоль кокпита с обеих сторон установлены по два 14,5 мм пулемета, с углами возвышения от -35 до +90 градусов. На каждом плече машины, рядом с турбинами ускорителей, размещены по одной ракетной пятизарядной установки. Автоматические дымовые гранатометы не в счёт, хотя при желании и их можно использовать в бою не по прямому назначению. Самое интересное в этой машине так это возможность взаимодействовать с широким рядом модульного оружия – начиная от острых штурмовых когтей и снайперских деструкторов с портативным генератором термоядерного синтеза и заканчивая тяжелыми плазменными гатлинг – бластерами или короткоствольной 100мм пушкой Пикша-Войлека”.

Сергей, закончив проверку систем и получив разрешение на начала движения от дежурного офицера Центра связи и телеметрии тронулся и, грузно топая по металлическому полу ангара, прошел мимо меня к транспортному подъёмнику. А я только сейчас заметил у него на кокпите нарисованную обнаженную девушку, сидящую на игривой надписи под ней ‘’ Привет Басура!” и номер 00803 и улыбнулся, вспомнив, что означают эти цифры:

К общему буквенному индексу БШМ еще приписывают до пяти букв и до трех цифр в зависимости от модернизации и комплекса оборудования, но негласно принято все БШМ называть сокращенно по наименованию изделия плюс каждая машина получает собственное, то есть личное имя. Кроме имени машины и позывного владельца также негласно допускается наносить произвольный рисунок и в обязательном порядке рисуют эмблему подразделения, если оно таковую заслуженно имеет и порядковый номер, в зависимости от боевого ранга и занимаемого места в десятке (которые в зависимости от подразделения именуются отделениями или крыльями). Например, первые три цифры указывают номер десятки, от 001 до 009. Нулевой взвод и он же в некоторых подразделениях называется десятым, может маркироваться как 000 или 010 – значение это не имеет, так его может вообще не быть или состоять из одних автоматизированных платформ или тех, кого временно приписали из других отделений по самым разным причинам.  Четыре  отделения или крыла это взвод. Два взвода плюс командирское отделение и отделение резерва (в некоторых случаях его заменяют на отделение дальнобойных артиллерийских систем или отделение ПВО) это уже легион. Легионы действуют самостоятельно в отрыве от баз снабжения и других пехотных или бронетанковых частей или в их составе. Тогда к легиону приписывают роту обеспечения и роту охранения. По штату в десятке 2-5-10 машин в зависимости от специализации и характера выполняемых задач. Командир взвода, машина связи и координации, взводные лекарь и мастер-оружейник в обязательном порядке состоят в первой десятке. Она же считается и командирской и ветеранской и доукомплектовывается по желанию командира взвода. Счет начинают с менее значимых, условно говоря, так как у хорошего командира даже самые молодые и неопытные являются равными братьями и сестрами, и заканчивается командиром. Индекс на его машине 00110. Командирская машина второго взвода соответственно буде маркироваться как 00510. А БШМ командира легиона  00900 или 00910,  если легион является усиленным. В официальных отчетах и рапортах уходящих в штабы так и указывают – Одиннадцатый, Полста первый, Девятый. И эти номера никогда не меняются несмотря ни на что — пока машина ни превращается в груду не поддающегося к  восстановлению хлама. Даже обретя нового владельца и получив перевод в другое подразделение, она сохраняет свой номер, который указывается после номера нового отделения и нового владельца, но к нему обязательно дописывают литеру “п”, что значит – “ потерян”. В Легионах не принято говорить о своих погибших товарищах, что он мертв – всегда говорят что потерян. Потому что душа бессмертная, а значит, потеряв тело она все еще жива, и во вторых слово ‘’ мертв” имеет более глубокий смысл и не имеет ни малейшего отношения к потери телесной оболочки, в привычном для каждого человека нашего мира виде. Те же машины что временно переводятся в нулевое (десятое), отделение — сохраняют свой номер без всяких дополнительных маркировок. Гибель в бою машины является большим горем для ее выжившего пилота и его позором. Так как за годы управления ей они становятся почти, что единым целым и бытуют легенды, что  происходит взаимопроникновение духов машины и его пилота и их полное сливание в новую сущность. Зачастую пилоты жертвуют всем ради спасения своей машины и, потому нередко  машина надолго переживает своих владельцев  — сохраняя часть их душ и их боевой опыт и, в конце концов, становятся полностью неуправляемой, так как никому не удаётся создать с ней нейросвязь и подчинить своей воли. Такие не везунчики просто теряют  свой рассудок, а машину перевозят в исторический музей  ВКНС и помещают в зал Славы. Машины не охотно признают чужаков, но легко подчиняются тем, в чьих венах течет кровь ее бывшего владельца. Поэтому они, как правило, передается по наследству от отца сыну или дочери, а те уже оставляют ее своим детям, внукам и таким образом частично передается и опыт предков, их дух и даже воспоминания. Включая  моменты своего триумфа и миг гибели.… Впрочем, хватит забивать свою голову всякими байками. Сейчас не то время и не то место для этого”.

Я оглядываюсь по сторонам и, заметив в шагах десяти немолодого работника занятого уборкой помещения громко обращаюсь к нему:

-Эй, человек, подойди сюда.

На короткое мгновение, когда он поднимает голову и смотрит на меня — я ловлю себя на мысли что мои слова прозвучали чересчур, уж грубо и надменно, но в этот же миг что-то  уверено подсказывает мне что я не сказал ничего такого за что должен испытывать неловкость. Он бросает все свои дела и, подбежав, вытягивает руки по швам и кланяется мне:

-Что вы хотели господин?

— Ты знаешь, где моя машина? Проводи меня к ней.

Мужчина смотрит на меня непонимающе и растерянно оглядывается по сторонам.

-Девятый. Я Девятый! – говорю я, ему сухо, растягивая последнее слово.

Не больше минуты его глаза продолжают блуждать по сторонам, а потом видимо до него доходит, что я от него прошу и он, радостно улыбнувшись, начинает вновь кланяться:

-Простите,  меня господин. Простите! Пожалуйста, идите вперед – я вас сейчас же проведу, — тараторит он так быстро, что его слова сливаются в одно предложение, без каких либо знаков препинания и пауз.

Он показывает мне рукой куда идти и сам идет следом, не отставая, но и не забегая вперед меня. Мы проходим мимо ряда тяжелый механизированных штурмовых броне костюмов удерживаемых за транспортировочные скобы на толстых цепях, и я притормаживаю около еще одной машины, класс которой я не могу распознать, так как она стоит накрытой большим тентом. Однако мой сопровождающий вновь учтиво показывает мне рукой идти дальше:

-Пожалуйста, вперед господин!

Я смотрю, что впереди уже теряющийся в полутьме конец ангара и кроме большого передвижного цехового крана больше нет ничего. В этот момент вспыхивают прожектора,  я вижу перед собой  дверь и огромные ворота, ведущие в следующее помещение и двух бойцов из охраны. Мужчина бежит к ним навстречу и что-то начинает им быстро объяснять, но они его молча отстраняют в сторону в ожидании, когда я подойду и предъявлю свой допуск. После проверки один из бойцов  жестким голосом, пропущенным через ларингофон отпускает работника и тот вновь раскланявшись тут же убегает, а меня проводит к двери, почтительно пропуская внутрь. Пройдя длинный  коридор,  переступаю за порог единственной  ведущей из него двери и оказываюсь следующем помещении. Новый ангар меня встречает  легким приступом тошноты и довольно ощутимым головокружением, указывающим на то, что я вновь прошел через портал и таким же неприятным и тревожным  ощущением, что и первый. Этот ангар значительно меньше предыдущего но, как и первый тут совсем мало света, свежо и очень тихо. Настолько тихо, что мне начинает казаться, что я слышу какую- то мрачную и печальную музыку, сотканную из отголосков технических шумов и еле уловимого шепота людских голосов. Я замечаю у двери, в которую вошел большой экран хронографа  показывающего время и дату:  00.00. 00.00.0000 и спустя несколько секунд на нем вспыхивают цифры 20.46. 04.10.7568.

Я с удивлением смотрю на цифры и сверяюсь со своим хронографом: 20.12. 29 сентября 2022 г.

-От сотворения мира в звездном храме, — делаю я запрос и при виде цифр хмыкаю: “  лета 7528 с.м.з.х”.

В душе появляется беспокойство, вперемешку с необъяснимой тоской, которые обычно посещали меня, когда я уезжал далеко и надолго из дома. Но теперь- то я не просто далеко и нахожусь в чужом мне мире, а еще и заброшен на 40лет вперед. Тут впору начать паниковать и рваться скорее назад. Но музыка усиливается и шепот уже стал более отчетлив, а я шатаюсь от все еще не до конца прошедшего головокружения и потерянным взглядом блуждаю по высоким пустынным стапелям, по освещенным окнам мастерских и технических лабораторий, ненадолго останавливаюсь на причудливого вида погрузчике.  И наконец, во мраке замечаю на последнем стапеле  большую махину —  окутанную, еле заметным синим свечением силового поля.

“ Ну, здравствуй! Вот мы и встретились”, — c  улыбкой говорю я, про себя подходя к ней и щурясь от неожиданно вспыхнувших напольных и потолочных прожекторов окутавших машину ярким, но мягким светом.

-Хозяин. Скорее хозяин пришел, —  доносится от противоположной стены и слышится за моей спиной спешный топот ног.

Я не спешу оглянуться и посмотреть, кто это меня так величает – я удивлен, ошарашен, очарован видом машины. И первый вопрос раскаленным гвоздем пронзивший мой мозг был: “ Ох, божечки ты мой, что это такое? “

…Будь я маленьким мальчиком то, скорее всего с ревом упал на пол и стал бы сучить ручками и ножками — проклиная взрослых за то, что не ту игрушки подарили. Будь я молодым парнем то вероятнее просто сказал бы, что при первой же возможности сбегу с нее на что – либо менее более грациозное и совершенное – пусть даже это будет совсем легкая БШМ. Будь я чуть моложе, в другое время и в другой ситуации то вероятно бы презрительно фыркнул и просто развернулся и ушел.  Но.… “Сейчас как ни как идет Армагеддон, в котором иного предназначения для меня не предусматривалось  и если меня запихнут в фильтрационный центр, то и слезинку по мне никто не пустит.  Во вторых, мать их за ногу, за моей спиной стоят мужики, которые меня, шайтан их забери, называют хозяином – какое бы понятие они в это слово ни вкладывали.  Я не имею право предстать перед  другими слабым и тем самым на все оставшееся время определить их отношение ко мне. И в третьих.…А я не знаю что в третьих — не могу сформулировать это состояние. Потому что это что-то блин, необъяснимое и не понятное. Бесовщина какая-то с противоречивыми чувствами, бурлящими в твоей душе. Просто стоишь перед этим исполином как загипнотизированный болванчик, не в силах пошевелиться. Ты с вызовом смотришь ему в глаза, он пристально смотрит на тебя и, вот так вы стоите и мысленно меряетесь херами. И чем больше ты смотришь на него, тем глубже погружаешься в те шумы, что он издает.  Я, мать вашу, готов поклясться, что слышу  многоголосый шёпот, стук конских копыт и звон мечей, визг роторных пушек и уханье плазменных аннигиляторов, вой тяжелых пикирующих штурмовиков ВКС заходящих на атаку и лязг гусениц тяжелых танков, бой боевых тайко и рев иерихонских труб – слышу чарующую мелодию войны.  Блин, я воочию слышу все через что он прошел и, от него веет  такой древностью и одухотворенностью  что на моих глазах,  наконец, появляются слезы: “Это моя! Моя и только моя машина. И точка”.  Я говорю эти слова с такой яростью, что и не сразу замечаю появившегося по правую сторону  вороного коня — исходящего смоляным дымом и опаляемого сполохами огня. И, с такой холодной уверенностью, что появление Зверя по левую сторону от меня я замечаю лишь тогда, когда он зевнул, блеснул острыми,  как лезвия зубами и, скосив взгляд на меня, сверкнул инфернальным отсветом глаз.

Демон ли затаенный в его стальном нутре одержал надо мной верх или же тут что-то более сложное чего мне пока не дано понять? Я не знаю, но где-то очень глубоко, на уровне подсознания, ощущаю родственную связь с этим исполином: — “ Что же нас может связывать с тобой? Мы из разных миров и видим друг друга в первый раз. Я не знаю, кто ты и кто был твоим пилотом. Я ношу позывной Девятый, но его не я выбирал, и я даже не знаю, кто и почему мне его присвоил. И почему глядя на тебя я все больше и больше проникаюсь тобой?”

Я делаю шаг ближе и вопреки здравому смыслу протягиваю руку к светящемуся барьеру. Видя как от него отрываются колючие змейки пронизывающие мои пальцы, словно маленькие иголочки неболезненными статическими разрядами в моей голове внезапно вспыхивает вопрос, который Сергей не однократно задавал мне: “ Кто же ты такой на самом деле?”

После разговора с доктором Галеном я обрел уверенность, что из-за невозможности продолжить последовательность перепрограммирования я, как и вероятно и все мои товарищи, застряли между своим сознанием и сознанием тех, кто поделился своим опытом с нами и чьи места мы должны были занять. Со временем мы бы самостоятельно, опять же вероятнее всего, должны были дозреть до самоактивации всех заложенных знаний и сформироваться как целостная личность. Однако я не вижу и не слышу что бы кто — то кроме меня страдал бы раздвоением личности и кому-либо задавали тот же вопрос, что постоянно задает Сергей мне.

“ А собственно, каковы симптомы этой явно прогрессирующей болезни? В том, что я вижу сны, видения наяву? Так сны я вижу давно, а видение меня посетило всего- то один раз. Да, оно было ярком, как и то событие, когда-либо и где-либо оно ни произошло – но, этому есть объяснение. …Хотя, что это я говорю. Близость к машине в отдалении друг от друга в сорок лет это не сорок метров и даже не сорок километров. Преодолеть временной промежуток на столь большое расстояние ни в одном информационном поле не возможно, тем более что машина находиться в будущем, а значит и все события, что она транслирует в мое сознание, происходили в будущем по меркам мира, в котором я сам прожил уже пятьдесят лет. Если для того мира то событие в прошлом произошло то как ни крути в этом мире оно все одно только состоится когда — ни будь и информация станет доступной для общего планетарного доступа лишь тогда когда оно состоится и не иначе. Стоп. А кто сказал, что та война состоялась в том мире, а ни каком либо другом находящемся на ином отрезке времени в будущем… или очень далеком прошлом для наших обоих миров. Да, невероятно, но это единственное логичное объяснение. Тогда получается что на ‘’Призыв” стекаются войны из ‘’ прошлого’’ и ‘’ будущего” для того мира в котором планируется произвести операцию? И то верно, если вспомнить что для ‘’ высших сил’’ нет никакого прошлого и будущего в понимании общей истории всех миров — для них все происходит одновременно, а понятия здесь и сейчас  не имеют границ.  Миры, находящие на самом конце течения времени не могут создать проблем для тех миров что находятся,  ходя бы на минуту впереди, но создают проблемы тем, что находятся позади их. И не в состоянии повлиять на прошлое любого мира по определению, но искажают будущее тех последующих. Главное для миров это лишь настоящее, так как прошлое остается как след от него, прах, растаявшее время, а будущее ни для кого не доступно.  И если в них из-за деятельности неразумных политиков и ученных насильно прорывают временные границы, то это приводит к общему сбою всего планетарного часового механизма – за которым следует неизбежное наказание.  А за исправной и четкой работай этого механизма, ответственно следят те миры, что находятся впереди, и которые в любом случае оказываются в научном и техническом развитии намного  дальше остальных. Хотя не факт что мир находящийся далеко позади от нашего ни окажется намного прогрессивнее, чем наш.  Значит  ли что война, которую я видел, могла бы произойти хоть в прошлом хоть в будущем с равной долей вероятности? Скорее да.  Забавно, если в итоге выясниться что она уже произошла в прошлом нашего мира, – о котором нам никто не удосужился рассказать и которую от нас скрывали историки. Ведь они от нас  уже скрывали и не столь значимые события и не один раз переписали нашу историю настолько, что и сами запутались. Куда ни ткни везде белые пятна и не состыковки. Да еще и сам календарь, для какого — то ляда изменили, укоротив время на шесть тысяч, а некоторые  пусть и выдуманные или реальные исторические события раскидали на большой  временной промежуток между собой. Зачем? Это другой вопрос. Теперь же мне эта машина не кажется таким уж анахронизмом и, ее техническое совершенство я намеренно игнорирую по одной лишь причине, что она прекрасна, но совершенно иначе, чем тот же “Ирбис” Сергея. Она другая, из другого и скорее всего более развитого мира, чем наш и возможно и чем тот мир, из которого доставили “Ирбис”. Я увидел ее другими глазами и моей душе ее вид понравился. Отсюда и все метаморфозы, и мое скорое принятие ее. ….И нет в ней никакой бесовской одержимости. Или есть? Шумы в моей голове хоть и стихли, но музыка и шепот все также и остались хотя и стали значительно  тише и слабея ”.

Глядя на нее я чувствую, что обрел что-то,… словно это то, что было мной утеряно давним давно, и… Я вновь боюсь это потерять, боюсь, что кто-то или что-то отберет ее у меня:

“ Пилоты предпринимают все действия и порой жертвуют собой ради спасения машины”, — вспоминаю я избитую фразу и,  всматриваясь чрез толстые покрытые фоточувствительными фильтрами “стекла” кабины, словно ожидая на месте пилота кого-то увидеть говорю:  “ Похоже, что я тебя принял всем сердцем. Примешь ли ты меня?”

Вероятно, что все боевые машины умеют слушать, но ни одна из них не умеет самостоятельно говорить, а могут лишь издавать боевой рев схожий с громогласным воем сотен органных труб. Я не жду от нее ответа и, отступив назад недолго оценивающе разглядываю ее щит — вижу, как свечение  его то блекнет, то на мгновения пропадает и вспыхивает вновь, то по нему с тихим потрескиванием змейкой  пробегает  электрический разряд и прихожу к заключению, что это первые признаки неисправности – рассинхронизация  излучателей или “усталость” конечных накопителей генератора, а возможно и электронных реле самой СО. Более точный диагноз можно будет поставить лишь после тщательной инструментальной диагностики всех систем, но для этого необходим допуск до тела самой машины.

-Снять щиты. Перейти в режим полного допуска технического обслуживания, — громко отдаю я команду и, не дожидаясь результата, поворачиваюсь и иду к ожидающим меня работникам. Не проходит и пары секунд как я непроизвольно вздрагиваю от хоть и ожидаемых, но все же громким для полупустого помещения ангара хлопков заземляющих энергетических разрядников и довольно ухмыляюсь:

“ Машина выполнила команду. Значит ли это, что она приняла меня? Посмотрим ”.

-Здравствуйте, добрые люди!-  говорю я пятерым стоящим в один ряд со склоненными головами работникам и, оглядев их бородатые лица и невысокие фигуры, за последним замечаю движение: — И кто же тут у нас прячется?

Из-за спины последнего и  молодого мужичка с редкой козлячей бородкой я вытягиваю за рукав совсем еще маленького  взлохмаченного пацаненка с большими голубыми глазами. Как и все остальные на нем серый рабочий комбинезон и такие же, но только очень маленькие рабочие ботинки на толстой противоскользящей подошве.

-Не серчайте, эфенди, это сынок мой. Уж больно сильно же он хотел увидеть вас, что не встерпешь ему стало, — подал голос козлобородый и, видя, что я улыбаюсь, пояснил: — Няньки нет, а родные  сестры померли в прошлую годину вместе с мамкой от  грудной хвори. Вот и таскается везде за мной, в младших подмастерьях.

-Как зовут то тебя, пострел? –  спрашиваю я у мальца.

-Иванька я! – дерзко вскинув глаза, отвечает он и, схватив отца за руку, встает в ряд.

-Ну, здорово, Иванька! – жму я его маленькую ладошку и спрашиваю: — А меня-то знаешь, как зовут?

-Знаю, знаю!  Митяй Медведыч! – радостно орет он в ответ, под  хохот  остальных мужиков и неодобрительное шипение отца.

-Простите его, хозяин, попутал он, — раздается голос самого первого и судя по бороде самого старшего из них.

Я  добродушно смеюсь вместе со всеми и, глядя на мальца говорю ему строго:

-Молодец! Запомни это имя и так и обращайся ко мне.

Когда смех смолкает, я вновь оглядываю стоящих работников, отметив для себя, что они все не выше метр шестьдесят ростом  и, что с возрастом глаза у них начинают светлеть от ярко голубых до абсолютно белых: “ Чудь белоглазая что ли? Походу так. Тогда понятно, почему тут кругом так тускло. Они в темноте видят лучше, чем при ярком свете – природная особенность рода, пример адаптации их долгого проживания в подземных городах. После чего по очереди знакомлюсь со всеми.

— Я, старший мастеровой Лука Ильич, мастер – оружейник Яромир Никодимыч,  далее идут специальные подмастерья Зарян Афанасьев, Илия и Белогор, — представляет всех по очереди старшой.

-Ну, вот и замечательно. А пока можете расходиться — обращаюсь я ко всем и, повернувшись к старшему мастеру, прошу его остаться. Мне нужно от него узнать в каком состоянии машина и на случай если у меня возникнут, какие — либо  дополнительные вопросы, – которых у меня уже было много.

Вернувшись вместе с ним к машине, я первым делом поинтересовался, кто включил щиты и, как давно это произошло и почему до сих пор на нее не поставили оружие. На что он, немного помявшись, ответил, не особо скрывая свое замешательство:

-Не давеча сегодня дня три минуло как они включились ни с того ни сего сами. Мы уж грешным делом Иваньке уши потрепали —  подумавши, что он чего там набедокурил. Но, он в слезы и ни в какую сознаваться не решился. Вашего прибытия с опаской ждали. Вдруг на нас серчать станетесь, аль  хуже так гневаться будете. А оружие так вы сами никогда без вашего особого распоряжения не велели ставить. То бишь, извиняюсь я, оговорился —  Уважаемый Митяй-нойон таков порядок установил — что бы машина без вооружения стояла от беды подальше. И ещеся значиться величайший указ таков поступил от первого беклярбека всем пилотам — что бы войны в гневе драки без надобности не устраивали друг с другом и лиха простому люду не чинили.

Я с интересом слушаю что он рассказывает ничуть не испытывая неудобства от его не привычных оборотах речи. Мне интересно все, но времени до полного отбоя, который начинается в 24 часа ночи, осталось немного и поэтому я задаю лишь самые важные вопросы:

-А где сам Митяй то?

Этот вопрос как мне показалось, стал для него полной неожиданностью. Он очень внимательно посмотрел на меня, покраснел и, запинаясь, ответил:

-Так уже лет полста как пропал он бесследно. Я молодым тогда ж еще был и в поход он меня никогда не брал, так что не видел я, как это случилось. И никто не видел, по причине, что сгинули все, кто с ним был в других землях. Вот только машину привезли однажды по темно и тут же скрыли от любопытных глаз тайно, — он тяжело вздохну, вспоминая те далекие времена и продолжил уже притихшим голосом: — Меня с кем остался, позвали ее ремонт делать и вот что я увидел. Страшна она была, ой как страшна. Жжена как хворост в кострище и забрызгана кровиночкой  полностью – места живого не осталось. Сразу было ясно, что через ужас, какой она прошла небывалый. И что-то в ней поселилось, неведома и непонятно. То плачет  кто как дитя мало, то рычит страшно злобно, прогоняя от себя, но вреда никому не неся. Не, не было такого. А потом ушло и все утихло, и как мертво сразу все стало. А спустя пять лет мы ее со всех последних сил полностью счинили, как и было. Так и стоит тут горестна, и ни кто не может с ней совладать. Пытались многие, да бежали восвояси ни с чем. Может у вас получиться, хозяин, а?

— Может и получиться, — задумавшись, произнес я, оглядываясь по сторонам: — А ты говоришь, что она пятьдесят лет прямо вот тут, на этом месте простояла?

-Ну, так это я и говорю. Вот на этом самом месте одна одинешенька и стоит, как поставили.  Другие приходили и уходили, а она вот ни куда не хочет идтить.

-А что наследники, неужели она никого не признала?

Лука Ильич  опять немного помялся,  но отозвался охотно:

-Да были те, кого она слушала. Но, давно  ушли все кто куда — кто на поиски Митяя, а кто помер уже. А полгода назад нас впятером собрали и велели готовиться к переходу. Всех прогнать, другие машины увести и быть на стороже туточки, что бы значить чуть что,  отправиться  всем вместе и без оказий. Радости то,  сколько  было и опасливо, но все лихое пронесло.

Рассматривая машину, я не мог ни обратить внимание свеженанесенный номер 00900 и эмблему легиона ‘’ череп с крыльями и равносторонним крестом” и поинтересовался:

— Лука Ильич скажи, почему в конце номера не указали, что пилот потерян? Разве это по правилам?

Он вновь как-то пристально посмотрел на меня и развел руками:

— Так уважаемый мурза Тит прибыл однажды спешно на вертоплане и строго настрого наказал, что тем, кто это посмеет сделать, собственноручно руки отрубит и псам скормит. Туточки говорит он с нами, мол, старые  деды ему так сказали, только найти надобно и вернуть. И в ставке хана  послы КНС  тоже смерть его не подтвердили и грамоту дали на поиски. Вот только потом сожалел он, что шуму много поднял, внимания ненужного привлек. Когда комиссии разны, прилетать стали разговоры пошли по округе что дело не чисто и машина сама вернулась, а никого то в ней не было. Потом вспомнили, что машину то по всем мирам при создании собирали, пока матушка егось в экспедициях была, то  древние технологии и чертежи скрытные искала и с демонами якшалась. Дух говорят, в машине чуждый живет и всегда жил и что от него беды одни….

-Постой Лука Ильич, дай передохнуть и пойдем, осмотрим ее со всех сторон, – не дослушав до конца, перебил я его. Он хоть был и грамотным человеком, но все- таки суеверным, как и все простолюдины. ИИ запросто могли принять за демонический дух. Да и мне самому нужно было немного времени что бы успеть сложить из того что я уже услышал хоть какую- либо понятную картину и главное успеть не забыть все детали.

Поднявшись по вертикальной лестнице на вверх стапеля я увидел то, что невозможно было рассмотреть с низу. Над тем местом, где у всех машин была расположена криогенная система принудительного охлаждения реактора у этой машины находилась большая транспортная корзина.  C одной стороны ее находились две большие трубы, для ракет вертикального старта, а с другой, сразу же под колпаком активной антенны дальнего обнаружения, большой круглый контейнер с какими-то трубами, обильно смазанных консервирующей смазкой и расположенных в ячейках, одинаковой длины, но разного диаметра. Две вертикально расположенные ракетные установки размещались в корпусе машины по обе стороны большой и широкой  как у подъемного крана кабины, на броневых щитах плечевых суставов дополнительные крепежные элементы защитных дуг и излучатели  задних полусферических энергетических щитов, и короткие антенны радиосвязи, забронированные датчики систем РЭБ и СОО. Все лючки были завернуты на болты и явно не подходили на загрузочные для боеприпасов.

-Лука Ильич, скажи ка уважаемый, что это за трубы и где тут расположены магазины под боекомплект?  

Он с важным видом  разгладил свою густую бороду и пожал плечами:

-Баки с горючим составом расположены под корзиной и броневой заслонкой ядра. Пудов по тринадцать каждый. А вот казематов то нет. Нет…хм. Они есть, но совсем небольшие и не требуют ручного заполнения. Взамен этого в них встроены портальные податчики напрямую связанные с Центральным арсеналом вооруженных сил КНС. Пока на скопе в личном контейнере для вашей машины есть боеприпасы, то они все поступят в ваше оружие в  скорости прямо во время боя. Особливо что бы на них всегда была подача энергии и все. Это необычность вашей машины, — которую матушка Мити сама придумала — когда создавала ее. Вторая дивность движитель евоный, что она из Заземелья привезла. Транлатерационно — ионный генератор-накопитель черпающий энергию из энергетического поля планеты и ядро холодного плазменного синтеза со стержнями из сверх скованного палладия.  Наглухо закрытому кварцидо-керамитовым панцирем с дополнительными абляционными плитами ядру нет надобности в обслуживании, и одного положения топливных стержней хватает на многие сотни лет при самой сложной напряженности. Редкость самокрепчающей микро волокнистой стали для каркаса машины и ее  самовосстанавливающихся керамита – адамантовых броневых щитов тоже находится за пределами окраинных миров, где их и сковали по милости представителей ‘’ Инферно доминус литис”, к которым матушка евойная обращалась, когда в большой дружбе была с ними. Энто еще в смутные времена второго перемирия в войне за “Возвышение” произошло и откладывалось аж до самого венчания Митяя с Алией. Окончательная сборка конструкции, отливка  прозрачных забронированных кристаллов  и изготовление основного оружия проводились  на Уральских подгорных заводах моего народа. Как  давно поговаривали старые мастера, задача было сложна и неподъемна — многие схемы и чертежи писаны были на иных незнамовших  никем языках.  Сенсорика волоконные мышц не хотела уживаться с линейными активаторами микро датчиков первичных цепей восстановительного покрытия, отчего постоянно шел их разрыв и ложные срабатывания коммуникационных линий системы анализа состояния исправности и восстановления. В конце с этим затруднением справились, но решено было на прямую связать пилота с машиной, что бы переложить часть функций диагностики состояния машины на его организм через нейронные нити. Вам, господин, это будет полезно помнить, так как во всех электронных схемах встроена реверсивная система авточувств.  Просто говоря ее кости это ваши кости, ее броня это ваша кожа, ее электронные системы это ваш мозг, а ее боевой дух напрямую связан с вашим боевым настроем. И наоборот. При необходимости она сама решиться управлять собой, но только тогда когда в вас будет теплиться, хотя маленькая искра жизни.

-Полное слияние плоти и металла. Я, верно, понял? – как — то безрадостно произнес я и подумал: “ Вот он, демонический дух – новая сущность единения. Я буду ощущать боль ее, а она останется на ногах, даже если умрет все мое тело, но останется лишь отблеск души. Хм. Это могло бы объяснить, как она могла самостоятельно вернуться с “погибшим” пилотом. Но ведь сказали, что кабина была пустой.… Или все- таки в ней кто-то был?  Странная история, в которую еще и меня вплели каким-то боком”.

Не дожидаясь ответа, я  хлопнул рукой  по крышке контейнер с трубами:

-Что это?

 -Это стволы для орудия.

-Сменные? И почему разного калибра?- задал я следующий вопрос, уже обходя машину по мосткам намереваясь забраться в кабину.

Ответ последовал незамедлительно и он меня озадачил настолько, что я на минуту притормозил, что бы суметь сложить в голове то, что услышал c тем, что знал об устройстве артиллерийских систем. Ничего подобного в нашем мири не было и не было аналогов среди вооружения других машин тоже. Тем более что речь шла о переходе от большого калибра 100 мм роторной пушки до малого 30мм, с переходным 76мм, без замены казённой части орудия. От механика или пилота требовалось лишь выкрутить лишние стволы из шестиствольной роторной установки для увеличения калибра или же дополнительно вкрутить внутрь больших стволов более мелкие предельно малого 30мм и опустошить основной магазин. После чего автоматика сама трансформирует механизмы подачи боеприпаса, казенную часть оружия и перенастраивает демпферы под соответствующий калибр. Далее, посылается запрос в арсенал вооружения и магазин тут же заполняется соответствующим боеприпасом. На все про все уходит не более 10 минут, зато машина обретает или 100мм роторную пушку, или 76мм роторную пушку или соответственно 30мм с высоким темпом автоматической стрельбы. Но и это еще не все. Оказывается, что основное орудие и одновременно может активными иметь все три калибра, если в три смежных ствола установить три разных и добавить еще два магазина к первому. Правда что очередями она, разумеется, уже не сможет стрелять, а только одиночные выстрелы делать – зато становится универсальной. А с другой стороны —  нафига она такая нужна, если боекомплект никогда не заканчивается, а сами снаряды представляют из себя маленькие ракеты с всевозможными система наведения. Пороховой заряд в компактной гильзе, сделанной из растительных волокон, спрессованных с полимерными смолами, выталкивает снаряд из ствола, а дальше врубается его микро реактивный  химический двигатель и все: “Сделал выстрел и забыл –  сами прилетят куда надо”. И это помимо того что есть еще одна рука для другого вооружения, две универсальные ракетные 40 зарядные установки в корпусе и две трубы для ракет загоризонтного действия —  скорее всего с малым термоядерным зарядом, которые в КНС используется лишь в самых исключительных случаях, как и все оружие массового поражения.

Но, как сказал мастер Лука: “ эту машину создали специально для участия в призывах, так что основной упор в ней был сделан на живучести и универсальности вооружения – без какой либо оглядки на экономию боеприпасов или иной какой зависимости от  полевых логистических  центров материально-технического обеспечения”.

Я предположил что, имея такую пушку, намеренно отказались от установки энергетического вооружения, а взамен  перенаправили энергию на дополнительные щиты. Но вот, сколько их и какие пока еще оставалось для меня вопросом. Ясно было лишь одно – тот щит, что я видел, был в паршивом состоянии. В таком же состоянии, скорее всего, было и все остальные.

С внешним осмотром этого почти восьмиметрового  человекообразного исполина окрашенного в серо-зеленый матовый цвет было завершено и я уже смог подвести предварительные итоги, которые меня полностью удовлетворили. Несмотря на не полностью восстановившиеся участки брони, которая все еще  хранила на себе следы от воздействия очень высокой температуры ее поверхность выглядела целостной без сколов и видимых трещин внешнего слоя. Стекла кабины, а на деле это искусственные монокристаллы полностью лишенные дислокации любых видов и усиленные  макро решёткой из рения-титанового сплава были заменены  новыми более прочными и температурастойкими с добавлением порошка осмия, но при этом прозрачность самих кристаллов осталась на столь же высоком уровне. Все внешние оптические датчики и сенсоры были также заменены на новые и более совершенные с дополнительным бронированием корпусов и более чувствительными фотореактивными линзами. Антенна системы дальнего обнаружения была заменена на более чувствительную и убрана под бронированный колпак, что сделала по габаритам машину чуть выше, а доступ к контейнеру со сменными стволами менее удобным – не критично.  А вот для чего была установлена, а позже еще и увеличена грузовая корзина я так и не узнал — Лука Ильич не смог мне этого объяснить, сказав, что таковым было распоряжение. Опять же кого — он не знал. В ходе осмотра я выяснил, что скорость машины была программно ограничена в два раза, до 60 верст – это примерно 64 километра. Такой же ревизии подвергли и прыжковые двигателя — снизив высоту подъема до десяти метров и около 20 метров в длину. Изначально эти показатели были значительно выше, но по желанию  моего предшественника их почему-то ограничили. Впрочем, я предположил почему: “ Тормозных двигателей у этой машины нет, а это значит, при приземлении она будет тупо по колено проваливаться в землю, и основные конструктивные элементы будут нести большую перегрузку, сигнализируя об этом пилоту. Не думаю, что и мне бы понравилось постоянно ‘’ отбивать себе ноги’’ и ощущать как ‘’ хрустят суставы”.  И со скоростью все понятно – ни на одной шагающей машине нет тормозных систем. Разогнать в десятки тон дуру ума много не надо, а вот остановить ее…. Особенно по скользящей поверхности из мелких камней и бетонной крошки или по “ сырому полю”, которое под траками тяжелой гусеничной техники превратилась в “непроходимое болото” – тут и самый лучший гироскоп  не поможет. С разбега мордой в грязь под общий гогот товарищей или со всей дури впечататься в дом, из которого пол часа выбираться будешь и после всего этого еще и забившиеся всякой дрянью стволы орудий  продувать и прочищать продеться –  удовольствия не из приятных. Опять же, все повреждения машины передаются водителю, пусть он их не ощущает так резко, как если бы собственным телом попытался проломить кирпичную стену, но все же неприятно и страдают все то, что находится на теле машины – датчики, антенны, фары и защитные кожухи оружия. Это в книгах и кино ничего не ломается и не горит, а в реальности все совсем наоборот – потому что это и есть реальность….”Надо не забыть, что бы стволы автопушки прикрыли. С их перегревом еще как то можно справиться, а вот намотать на них какой либо металлический прут  в городе или промзоне – это сто процентов приведет к заклиниванию и повреждению”.

Небольшая и узкая дверь в кабину располагалась с правой стороны, рядом со шторкой ракетной установки и что бы подняться к ней, нужно было, вначале, опустить выдвижную лестницу или подкатить передвижной трап, – который механики используют, когда перезаряжают ракетные установки и выполняют прочие работы на высоте. Сейчас мы им и воспользовались, благо, что он находился рядом, а на его верхней платформе можно было свободно разместиться вдвоем.

Только сейчас, находясь на высоте семи метров, я понял, что за четыре трубы торчали под нижней кромкой кабины –  это были стволы двух  курсовых 14 мм  спаренных пулеметов с углом повышения -40+0 градусов. Однако в отличие от основного оружия с портальным загрузчиком для этих пулеметов нужно было пополнять боекомплект вручную.  Полторы  тонны патронов или около 2300  штук для каждого ствола – полный аналог тем, что используются для нашего КПВ. Решение, на мой взгляд, спорное, но оправдано тем, что найти такие патроны в нашем мире никогда не составит проблемы, а значит, в случае чего машине всегда найдется, чем огрызнуться.

-А скажи-ка, Лука Ильич, на этой машине ест что — либо чем можно было стрелять по воробьям?

Он задумался и помотал головой:

-Для этого были другие машины. Но если вы решите дополнительно усилить вооружение, то мы можем установить его,…если оно у нас будет.

-Нет у нас пока ничего. М-да. А было бы неплохо поставить наверх дополнительно что-либо, что бы могло стрелять вверх и спину прикрывало.

Он опять внимательно посмотрел на меня и молча кивнул головой в знак согласия.  

“ Не хотелось бы выглядеть глупцом в его глазах, но он явно ко мне прислушивается и даже не пытается спорить. Значит ли это что он очень опытный мастер и ему все по плечу или его так просто воспитали не перечить барину?…И этот его взгляд – он словно изучает меня. Хм. Я что себя чувствую неловко? Что за глупость. Это теперь моя машина и первое правило гласит, что пилот всегда прав, если это касается ее дальнейшего улучшения или перевооружения”.

Спрашивать его как попасть в кабину мне не пришлось. На двери была видно пластина-лючок, которую надо было просто оттянуть на себя, и нажать на кнопку что она под собой скрывала. Дверь отошла на пару сантиметров, затем послышалось шипение, выравнивающее давление и следом  она распахнулась, пропуская меня вовнутрь просторной кабины. Я уже видел ее раньше, в намного худшем состоянии и всего лишь частично, однако я и представить себе не мог, что она окажется настолько просторной и совсем не такой, какой я себе ее мог вообразить. В ней не было вообще ничего общего с той, что была на Серегиной. Да можно сказать, что отличия были столь же существенные как между небом и землей, начиная панелями управления, экранами мониторов и заканчивая самим креслом пилота. По всему было видно насколько разными путями шло развитие науки и техники в мирах, из которых прибыли эти две машины. Лет через двадцать-тридцать Ирбис можно было спутать с машиной нашего мира. Но спутать эту при всем желании было бы невозможно. Начнем хотя бы с того что тут абсолютно все выглядело бы в нашем мире неким анахронизмом, пусть и очень добротно сделанным — как раньше, когда все делали, как говориться “на века”. Первое впечатление было таким, словно я попал вовнутрь древней операторской кабины РЛС  времен молодости моего отца.  Многочисленные аналоговые приборы с фосфоресцирующими  стрелками и под тонкими круглыми пластинами монокристаллов, массивные тумблера с предохранительными скобами, эбонитовые  ручки валкодеров и регуляторы, выпиленные из кости мамонта, дюралевые переключатели со встроенными в них двухцветными лампочками. Шкала радиостанции и экран осциллографа  голо-поля выглядит точно так какими их делали в далекие пятидесятые прошлого столетия. Практически вся левая сторона кабины отведена под  выкрашенные в серо-перламутровый цвет панели управления, две панели с переключателями расположились на потолке перед креслом пилота,  а с правой стороны расположилась только панель управления системой жизнеобеспечения и медицинской помощи. И там же в углу оказалось место и для небольшого настоящего огнетушителя (это при том, что в машине есть двухуровневая система автоматического пожаротушения). На потолке  размешены дополнительный люк эвакуации и два лючка в ячейки, отведенные под кислородную маску и обыкновенную аптечку  с бинтами и всякими склянками.  На полу по бокам от кресла прямо из пола сантиметров на пятнадцать торчат кожуха пулеметов – убрав которые можно получить доступ к ним для обслуживания. Опять же решение спорное размешать их подобным образом, так как быстро  обслужить их во время боя, если заклинят, все одно не получиться – видимо и не предусмотрено. На задней стене решетка  с жалюзи, через которую от ректора поступает теплый воздух, контейнеры для личных вещей и несколько панелей с переключателями дублирующих систем…и пара крюков для верхней одежды!  Из самого интересного тут были — это кресло пилота, два больших сенсорных монитора, на гибких потолочных штангах и шлем нейросвязи (на потолке есть еще один маленький интересный предмет – это  “ сервисные нейросенсоры” позволяющие техническому персоналу или членам эвакуационных  команд  управлять машиной.  То есть, при их активации можно лишь передвигаться, например, по территории ангара и проводить первичный  и самый простейший мониторинг  моторики).

Само же кресло лишь с натяжкой можно таковым считать, так как пилот в отличие от остальных пилотов и операторов БМ не сидит в нем, а полустоит. Вставив ноги в хитроумные скобы-педали (педали регулировки  длины шага и бега – ‘’ сапоги  бегуна’’)  он опирается спиной на удобную высокую анатомическую спинку имеющую  подлокотники  с  пространственным шарнирным механизмом и на которых находятся джойстики управления движения и стрельбы  и ряд тумблеров и кнопок. А то, что называется сидением, являет собой две разделенные между собой подвижные части, под которыми из пола выходит гибкая труба с приспособлением для исправления нужды (способ ее крепления к телу лучше не буду описывать…каждый пилот ТЛА это знает). Половинки ‘’ сидения’’ связаны с педалями на полу толстыми сочленёнными тягами, а вся эта конструкция называемая “кресло пилота” соединена  с полом через невероятно сложную систему демпфирующих амортизаторов, регулируемых опор и тяг.  Но самым пугающим тут выглядят ремни которыми пилот пристегивается к креслу и большие и широкие браслеты (на правой руке такого браслета нет, она всегда остается свободной для того что бы пилот мог оперативно пользоваться  дополнительными системами) которые автоматически застегиваются на руках и ногах как только в центральный процессор машины поступает команда ‘’ движение’ (поступившая через нейросенсоры шлема).

Забраться в кресло и надеть шлем недостаточно, чтобы привести ее в активное состояние — создать связь и начать перемещение. Нужно выполнить кучу действий схожих с проведением ритуала.  В первую очередь это ввод  основного кода, после чего переключить необходимые тумблера, потом ввести личный код пилота, пережить ‘’ повышение давления” при котором давление в кабине повышается на одну атмосферу, а воздух принудительно очищается через фильтры, потом снова щелкнуть тумблером,  за которым последует сама нейросвязь с машиной (самый неприятный момент), потом вести код подтверждения (без него через некоторое время машина просто возьмёт управление основными функциями на себя) и активации боевых систем, провести базовое тестирование, после чего связаться с офицером связи и телеметрии и получить от него разрешение на начало движения и все. Можно трогаться и начать валить гадов.

В полевых условиях этот ритуал более упрощен – не надо никому докладывать о готовности и спрашивать разрешения.

На остановке еще проще – просто вводите сервисный код подтверждающий переход в режим неактивного состояния и охраны и,  превратив кресло пилота в самое что ни на есть нормальное кресло можно расслабиться и подремать. При этом машина, встав в режим охраны, оставит активными сенсоры обнаружения и выставит охранные щиты в ‘’ пол накала’’ (в случае если вражина решиться внезапно, разбудить вас, выстрелив чем- либо покрупнее чем пистолетная пуля то машина сама перехватит летящий снаряд и активирует все щиты на полный максимум)

Можно покинуть машину и подав команду перевести ее в охранный режим – полуактивное и активное состояние. В первом случае включаться лишь ее охранные щиты, во втором еще и система обнаружения и опознавания  и если она оборудована какими либо средствами самозащиты то любой неопознанный ей объект, пересёкший охранный периметр будет без промедления атакован ей.  На поле боя ни один боец или техник эвакуационных команд не подойдет к подбитой машине, если заметит свечение ее щитов.  Но даже при отключенных щитах  для эвакуации  поврежденной машины правилами предписывается вначале послать “сервисный запрос” –  закодированный сигнал  и приближаться к ней лишь  тогда когда будет получено подтверждение о допуске. Впрочем, это касается не только БШМ, но и любых наземных и воздушных бронемашин оборудованных системой нейроконтроля и любыми видами щитов (начиная от древних векторных и заканчивая.…Ха! Тем более, заканчивая щитом асинхронного временно-пространственного сдвига  разработанного профессором Бартини . Стоит один раз увидеть, как человека рубит на кусочки невидимая сила —  как запомнишь на всю оставшуюся жизнь, что это самое вероятно страшное, с чем ты когда-либо сталкивался.  Гибель человека, какой бы она ни была это всегда неприятно, но ты хотя бы понимаешь как он погиб и от чего. А тут просто ни с того ни с чего перед ним возникает призрачное марево, движение потока воздуха и  быстро с чудовищной силой начинает кромсать по частям не оставляя ни кусочка, кроме лужи крови под ним. После чего ошмётки от него материализуются  в самых разных и неожиданных местах, на многие километры вокруг, и спустя  лишь секунды  как он с коротким криком боли и ужаса пропадает в кровавом тумане.

Такие щиты не пропустят ни один гиперскоростной боеприпас и поглотят воздействие любого энергетического оружия но, они очень сложные в настройке, при обслуживании требуют очень строгого соблюдения установленных правил ТО и обладают большими побочными эффектами – равносильными тем, что возникают вблизи  разломов. В наземные войска эта новинка попала из авиации,  для которой их собственно и создали, и прижилась с трудом и то лишь на очень немногих машинах.  Долгое время пилоты и техники не могли найти им применения по многим причинам  — одна из которых и основных так это то, что не возможно  было самим стрелять сквозь поле.  И первым и простейшим, но эффективным решением стало интеграция их виде коротких импульсов в  систему активной защиты с синхронизацией систем вооружения.  После внедрения нового более сложного баллистического вычислителя с реактивными датчиками инженеры предложили систему сегментированного щита, который обладал всеми плюсами импульсных мини щитов, но мог объединять мелкие сегменты в более крупные по мере необходимости или объединять их в одно сплошное поле (но без возможности в этот момент вести ответный огонь).  Такое решение пришлось по душе всем пилотам и операторам наземной техники, но оставалась последняя проблема – воздействие  на организм человека и его неприятные ощущения. Ни усиленная подготовка по той программе, по которой готовят летчиков ни компенсирующие костюмы и ни попытки отодвинуть  поле подальше от находящегося в машине человека не смогли кардинально решить ее,  а в некоторых случаях лишь создали новые.  Кроме того пришлось пересмотреть порядок тактического расположения машин  оборудованных  такими щитами на поле боя и изменить саму тактику боя — что нередко оказывалось далеко не лучшим решением, особенно в составе смешанных сил, когда две машины работают в паре в непосредственной близости друг от друга. Также были изменены боевые и строевые уставы, добавлены новые статьи и откорректированы некоторые старые.  Теперь командирам всех звеньев  приходилось  учитывать каждую мелочь и также менять планы уже во время боя. Несколько дней боев, интенсивность массированного огня по такой машине, природные и климатические условия  без своевременного и  сложного технического обслуживания  сводили эффективность таких щитов к минимуму, что сделало их применение крайне желанным, но очень непростым. В ходе ряда военных операций выяснилось, что и они страдают от перегрева и не могут быть панацеей от всех бед, но на короткое время способны уберечь машину от всех мыслимых и немыслимых  факторов поражения.  В итоге их стали ставить лишь  самые опытные ветераны и оборудовать командирские и узкоспециализированные машины лишь по решению самого командира с обязательным согласием  пилота. Вот так и получилось что в авиации, на флоте, в обороне стационарных установок и сооружений они были приняты практически повсеместно, а в армии  широкого распространения они так и не нашли и стали очень дорогой “игрушкой” для самых отчаянных “ сорви голов”.

Все эти подробности, как и многое другое я вспомнил когда, забравшись в кресло и надев шлем, активировал связь с машиной. Для меня это стало новым опытом с весьма противоречивыми ощущениями. На короткое время все вокруг замирает и начинает течь столь неторопливо, что даже свой собственный голос превращается в чужое и тягучее мычание, а потом все резко и неожиданно возвращается в норму. Условно говоря “ в норму’’ так как ты внезапно начинаешь ощущать, что все твое тело разбухло, выросло и окрепло и первой мыслю, приходит на ум беспокойство, что как бы эта конструкция под тобой ни развалилась. Это как целый день заниматься с гирями в спортзале, а вечером сидеть и чувствовать, что все в тебе окрепло и можно даже поиграться мускулами, но также чувствуешь, что где-то, что то побаливает, где-то как — то не очень комфортно, но в целом ты доволен и чувствуешь себя могучим.  Сейчас я чувствовал, что я стою на металлическом полу ангара и ощущал что в моих руках пустота по самый локоть, в голове тихий гул реактора, пощелкивание реле и масса всяких разных иных звуков не биологического характера. Однако,  все четко и ясно и никаких эмоций и посторонних мыслей – сплошные схемы, алгоритмы и графики. Смотришь через стекло кабины на какой-то предмет, элемент конструкции или агрегат и уже знаешь, что это такое, из чего сделан и для каких целей создан. Как в психологии, смотришь на человека и, сделав над собой небольшое усилие, начинаешь видеть его, в другом свете, видеть все его нутро, все, что он из себя представляет.

Я делаю одной рукой движение и, на мои глаза опускается, с легким и четким щелчком, большое  электронное ‘’ забрало’’ скрывающее  на половину мое лицо. Через короткий миг темнота сменяется изображением окружающих меня вещей, столь же ясным как если бы я смотрел на все своими глазами, но дополнительно я теперь вижу показания систем прицеливания, слежения и индикацию ходовых систем и еще много чего с чем мне придаться полностью разобраться чуть позже. Теперь, мне достаточно сконцентрировать свое внимание, на самом мелком предмете, находящимся у дальней стены и, попытаться его рассмотреть, как изображение его тут же увеличивается, не теряя четкости — не искажая  понимания того где в пространстве он находится в этот момент. Еще одно движение рукой и на мои уши опускаются  большие чаши наушников. Еще мгновение и я уже могу различать самые тихие звуки и, сконцентрировавшись на них распознать их природу. Всего лишь одно мое желание и чуть-чуть усилия воли и система обнаружения и опознавания донесет до меня все, что я пытаюсь услышать или увидеть. Я играюсь, наслаждаясь новыми возможностями, но чем больше я нахожусь в таком состоянии, тем больше начинаю испытывать неосознанную тревогу, смешанную со страхом….c болью что-л. Словно кто-то стоит за моей спиной, и я хочу развернуться и посмотреть назад, но мое тело словно парализовано.  И опознавание, что я не могу этого сделать —  начинает медленно, но неуклонно пробуждать во мне нарастающий ужас.

“Сзади никого нет”, — тихо говорю я себе и понимаю, что не верю в это: “Есть! Уверен, что есть. За спиной, в том, дальнем углу, сверху меня, вокруг меня”.

И словно я почувствовал сквозь одежду, на своей коже дуновение колючего морозного воздуха, несущего миллиард микроскопических осколков стекла, обдирающих ее с плоти. Я поворачиваю голову и смотрю на заглядывающего в дверь мастера Луку и вижу его глаза — они словно увеличиваются в размерах, темнеют и становятся черными:

-Пожалуйста, сэмпай, убей меня, — беззвучно двигаются его губы.

Нос заполняется терпким  тошнотворным запахом пироксилина, горелого эбонита и плоти затрудняя дыхание. Я смотрю в эти черные глаза и с трудом делая глубокие вздохи, пытаюсь нащупать кобуру пистолета, которая, как и всегда находится у меня на поясе справа и сзади. Но сейчас она зажата между моей спиной, шарниром подлокотника и спинкой сидения, а я накрепко пристегнут к креслу  двойным крестообразным ремнем. Я не могу до него дотянуться, и я начинаю дергать ремни, одежду, начинаю злиться, паниковать. Дыхание становится все более не ровным, а я все рву и рву ремни в отчаянии освободиться и достать оружие. Мне холодно, мне больно, мне страшно…Я задыхаюсь. Я ору.

Перед глазами появляется чья-то рука, щелкает тумблер, на мгновения ослепляя и оглушая меня, кто-то сдергивает с моей головы шлем и жмет на замок ремней на моей груди. А потом чьи-то руки откидывают правый подлокотник и, придерживая меня, помогают вылезти из кресла. Но ноги меня не слушают и я словно мешок падаю на выступающий из пола ребристый кожух пулемета. Спустя короткое время, отдышавшись и придя в себя, я поднимаю голову и, видя тревогу в белых, мутных как у покойника глазах Луки Ильича молча встаю и выхожу на платформу подъемника.

Где опершись руками на перила платформы, смотрю вниз, ощущая неловкость ситуации и, бросаю взгляд на толстые стекла кабины, на стоящего рядом мастера.

-Спасибо тебе, Лука Ильич, помог, от греха уберег — и, видя, как тот молча кивнул мне головой, спросил: — Как он ее называл?

-Так ярсу жил, хозяин.

— Яростный ветер, говоришь. Красивое название!

Я достал из кармана сложенный  пополам блокнот и, развернув, посмотрел на рисунок.

— Итай! Мосивакэ аримасэн? Ня! (Ой! Мне нет прощения?)

— Урусай! ( Заткнись!)

— Сумимасэн… Хидой! ( Прошу прощения…Злюка!)

— Со ка? …Это я то злой? Другой бы тебя тут же пристрелил. …Ладно.…Наелась? Икудзо! (Пошли!)

— Ханасэ!… Тасукэтэ! ( Отпусти!…На помощь!)

-Не дури.…Тут кроме нас никого больше нет…Никто не придет нам на помощь! Понимаешь? …Ну, так что, наелась?

— Саа…Готисосама дэсита! Ня. (Ну…Спасибо, было очень вкусно!)

-Агась. …На здоровье! …А теперь залезай ко мне наверх поживей, и пойдем отсюда…

Потом молча перевернул страницу, следующую, и, сложив его, убрал обратно.

“Прошло так много лет, а ты все еще это помнишь. М-да” – посмотрел я вновь на стекла кабины и, повернувшись к мастеру Луке распорядился:

-На сегодня все! Завтра с утра установите вооружение и, Лука Ильич, на этом наплечнике нарисуешь большие цифры 09, а под ними маленькими буквами напишешь ‘’ Яростный ветер ” на том языке, на котором пишут в вашем мире. Пусть память о нем останется навсегда. А у этой машины, в этом мире, теперь будет другое имя. Девятая! …из последнего, потерянного легиона.

Уголки его губ вздрогнули и растянулись в улыбке, которую никак не скрыла густая борода. Он кивнул:

-Все понял, господин, все будет сделано, как скажите. Ракеты, патроны загружать?

Прежде чем ответить я закрыл дверь машины, проверив, всели  выключено и, опустив подъемник вниз, спрыгнул с платформы на пол:

-Нет, не стоит рисковать. Для начала нужно провести полное тестирование всех систем, включая дублирующие и откалибровать их. Потом я планирую запросить разрешение на подъем что бы провести ходовые испытания и проверить работу щитов. …Хм, — я вспомнил про все еще ощутимую боль в локтевом суставе и что нужно будет забежать к доктору и про то, что я все еще не показался на глаза полковнику и про то, что для выхода за пределы у меня из личного оружия всего лишь один пистолет и про многое другое, что может легко изменить все мои планы. Вспомнил и понадеялся, что у меня как всегда хватит на все время: — Ну, до свидания Лука Ильич. И Бог вам в помощь, коль без меня начнете.

Тот поклонился:

-Храни вас Бог, хозяин!

 Обратный переход был скорым, и нигде не задержавшись, я вернулся по уже знакомому пути назад, затратив каких-то минут десять. В казарме уже все спали, свет был приглушен и, царила тишина, изредка нарушаемая чьим- либо вскриком или тяжелым сопением. Я разделся и, сходив в туалет, а следом и душ залез в постель, наслаждаясь свежестью и тонким цветочным ароматом постельного белья. На то что бы проанализировать все, что произошло за день у меня уже не хватило ни сил, ни желания. Ощущение неимоверной усталости захлестнуло меня настолько, что закрыв глаза, я тут же погрузился в сон.

Тихий и спокойный, темный и холодный, как пустынная широкая дорога,- по которой я долго и бесцельно брел посреди полярной ночи и пока ни услышал:

-О-хаё годзаймасу! ( Доброе утро!)

Резко откинув с себя одеяло, я усаживаюсь, опустив ноги на прохладный пол и, оглядываюсь по сторонам, всматриваясь в полумрак казармы. Той, чьей голос разбудил меня здесь, разумеется, нет и быть не может — при всем ее желании, если бы каким-то чудом ей удалось бы преодолеть столь длинный временной промежуток, между далеким прошлым и настоящем, она не смогла бы пройти сквозь охранные системы. Я и не ожидаю ее увидеть, я лишь оглядываюсь, отмечая про себя, что те, у кого подъем был в четыре часов утра уже ушли, а время для последнего подъема еще не наступило. Активировав хронограф, я удовлетворенно хмыкаю: “ Пять часов. Спасибо что своевременно разбудила!” И, слышу в той стороне, где спят разведчики приглушенный разговор. Кто – то там хныкает, а его товарищ видимо пытается его утешить – в его спокойном голосе проскальзывают нотки сочувствия.… Эта сцена лишь немножко пробуждает во мне печаль но в целом оставляет равнодушным не вызывая желания подойти и выразить свое соболезнование или хотя бы поинтересоваться что произошло: “Это всего лишь одна из миллионов маленьких неизбежных трагедий, которые мы все, я и мои братья, пережили или еще переживем – узнав участь своих любимых и родных. Мы не можем никого из них спасти, а наши слова прозвучат лишь как пустой звук. К чему эти пустые слова? Кому от них станет легче, кому они помогут, кого оживят? Если мы будем думать о мертвых….Мы погибнем. В этом мире необходимого насилия и неизбежной смерти мы впадем в отчаяние и погибнем. …Слова сделают нас слабыми – молчание позволяет быть сильными. Если ради спасения этого мира ОН сделал нас чудовищами…Что же, пусть так и будет. Мы будем сильными и славными его войнами!”

Я быстро и по-армейски заправляю, кровать и, одев лишь штаны и берцы бегу в наш спортзал. В нем есть все для утренней зарядки — на которую я трачу около сорока минут и не более десяти уходит на процедуры утренней гигиены. Ровно в шесть я уже принимаю плотный завтрак и, прихватив сладкий и питательный батончик для Иваньки и не большую картонную тубу с энергетическим напитком бегу переодеваться в комбинезон пилота. Но в дверях сталкиваюсь с одним из братьев и, судя по его голосу, одним из тех двоих разведчиков и разговорившись немного задерживаюсь — попутно узнаю, что же за трагедия произошла с его товарищем. Как и следовало ожидать, сегодня на доске скорби появиться сразу же три маленьких крестика – Жена и две дочки. Старшей шестнадцать лет, а младшей скоро должно было стукнуть двенадцать. Я вспомнил, что вероятно их я и видел на фотографии. …”Все вчетвером, молодые, симпатичные”.

-Кто?

-Похоже, что бешенные. Их сейчас много бегает по городу. Уже начали в банды сбиваться. Мы их отстреливаем при возможности, но их только больше становится. ….Уже огнестрелами вооружаться начали, — он тяжело вздыхает, а после неожиданно произносит:

-Видел твою на стене, в полицейской форме. Ты знаешь, а мы ведь когда-то служили с ней в одном подразделении. Как же ее…Валя?

-Что тоже полицай? – перебивая его, игнорирую вопрос.

Он цокает языком и довольно говорит:

-Не-е, с этими тварями я бы не ужился. Мент я, ментяра поганый. Ушел сразу же, как началась реформа. ….Мой дед с первых дней и до самого прихода нашей армии в белорусских лесах партизанил. А потом еще до Берлина дошел.…У меня бы совести не хватило ему в глаза смотреть, если бы он узнал, что я полицаем стал.

-В чем — то ты прав. Только вот никто из них, милиционеров, тогда не знал, что так быстро руководство МВД превратит их в презренных всеми советскими людьми полицаев. Это было словно издевка над всем святым… Намеренное унижение. Но не все это поняли. А молодые намеренно шли в полицаи – потому что не знали, что это за мерзкое погоняло, от которого потом до самой смерти не отмоешься, — я взглянул на время: — Ладно, брат, хватит лясы точить. Пора делами заниматься. Просьба у меня к тебе. Я тебе адрес и ключ от квартиры оставлю в своем шкафчике, а ты, если будешь в той стороне, загляни ко мне. …Узнай что там да, как и, кошку мою, если что, пожалуйста, покорми. Нет, лучше выпусти ее за дверь… Ладно?

-Да, не вопрос. Мы там часто проезжаем, заглянем и к тебе.

Пожав на прощанье руки, мы разошлись.

“ Ну что тут сказать, какие нужны слова? Мы, не обращаем своего внимания на смерть других, пока она ни приходят и ни начинает стучаться в нашу дверь. Живя, мы не замечаем трагедии других людей, не слышим крики боли и отчаяния, не видим слез. Мы живем только своими проблемами и не ведая того что час горечи нашей уже пришел, остались лишь считанные секунды тишины. Мы, то общество, что мы создали, убивает других сограждан, а мы этого не осознаем. Нет. …Но наступает час расплаты и для нас. И мы платим, платим и платим страшную цену. Расплачиваясь жизнями дорогих нам людей, самых близких.…Зачем? Зачем мы платим такую страшную цену? Разве мужчины, проживающие в этой Стране хотели ее платить? …Настоящие мужчины брали оружие в руки – пытаясь защитить свои семьи, свою Родину! Пока еще было не поздно. И погибали от вашей руки.…Да будьте же вы прокляты, твари. Как же я вас ненавижу и презираю! … Скоро, очень скоро, вы на своей шкуре почувствуете, что такое яростный ветер. А я никого жалеть не буду. Поздно, вот теперь стало очень поздно просить от меня милосердия. За каждую погибшую невинную душу, за своих братьев, за страну, что вы погубили…..Я живьем буду сдирать с вас шкуру, жечь огнем как прокаженных. Но прежде чем я подарю вас смерть я сломаю вас и загляну в ваши глаза. И спрошу. Чем же вы отличались от тварей, от монстров, от чудовищ которые сейчас носятся по улицам МОЕГО родного города? Последние хотя бы понимают, что делают и живут по своим законам. А вы творили свое черное дело не по закону, не по совести и чести. Вы даже не ведали что творили. А к таким безмозглым, не отдающим отчет своим поступкам не может быть никакого снисхождения. Мы вас буду казнить, а в небесной канцелярии пусть решают — кто из вас виновен, а кто нет. …Впрочем, зачем я сейчас об этом сам себе говорю. Вы – покойники, даже ни мертвяки и даже ни твари. С ними можно разговаривать, а с вами нет. Ха-ха-ха…. Вот я и выговорился и, мне стало легко на душе. Легко стало наказывать вас и с каждым днем, с каждой погибшей светлой душой мне будет легче мстить вам. В ярости я могу убить вас, а мне этого не нужно. Я хочу, что бы вы жили и страдали – очень долго прожили и очень сильно страдали. Мне не нужны эмоции, мне нужен холодный рассудок – что бы придумывать для вас все новые и все более изощренные наказания. И все будет по справедливости, по совести, по закону…Но, нет, не спешите сдаваться, пожалуйста, посопротивляйтесь немножко – постарайтесь остановить меня, убить меня. ”

На подходе к лифту на ремонтно-транспортный этаж меня окликнул Сергей. Он, несмотря на то что уже целые сутки не спал, выглядел хоть и помятым но глаза его возбужденно блестели и в голосе не было уже того отчуждения что было вчера. Поздоровавшись, как ни в чем не бывало и, обменявшись последними новостями, которых на деле оказалось  чуть больше чем ничего  мы замолчали. Я ждал, приходя кабины лифта, а он стоял рядом и, потупив глаза, что-то хотел сказать еще, но не решался. И когда возникшая пауза стали слишком уж долго затягиваться он сделал вздох и виновато произнес:

-Помнишь, мы вчера о женщинах разговаривали? Ты еще сказал, что они есть, должны быть…Я тогда подумал, что ты посмеялся надо мной. ….И обиделся на тебя.

Кабина лифта поднялась, и со звуком мелодичного короткого звонка ее двери отворились, а свет из кабины ярко осветил наши фигуры отбросившие длинные тени. В полутемном помещении мы освещенные светом были видны как на ладони и, это мне не очень понравилось, так как я почувствовал любопытный взгляд ребят из охраны и пристальный взор камер охранных систем.

-Сережа, если это все, то забей, — сдержанно произнес я и сделал шаг к распахнутым дверям кабины.

-Подожди, выслушай меня, — поспешил он: — Извини меня, что я не поверил тебе. Ночью я тут поговорил кое с кем и выяснил, что такой зал действительно есть. Тут, понимаешь, прям тут. Только он находится в крыле сумеречных наблюдателей.

Я вновь перебил его:

-Это все что ты мне хотел сказать? Если да то знай. У меня и в мыслях не было над тобой подшучивать и, обижаться друг на друга было бы глупостью. Но я тебя все-таки удивил, правда, же?! Не все же тебе шокировать меня.

Он рассмеялся:

-Да, это так. На все сто. Только вот я не понимаю.…Откуда ты про это узнал или это опять один из твоих секретов? Ладно, ладно можешь не отвечать. …И, Дим, вот еще что, — он снова потупил глаза: — Может быть, мы сегодня вечером сходим вместе, на разведку? А то одному как — то неудобно.

Я помотал головой и незлобно усмехнулся:

-Нет, Сережа, вот теперь ты можешь на меня обижаться сколько угодно. Но, походы в бордель в мои планы на ближайшее будущее совсем не входят. Во-первых, у меня очень много работы с машиной. А во вторых…Ты тут уже успел себя хоть как-то зарекомендовать, а я пока еще никто и звать меня никак. Четыре дня уже прошло, да? Что-то я уже с днями путаться начинаю. А я еще ничем себя не проявил и ни разу не был нигде. Так что извините…, — видя его задумчивый взгляд и, застывшую на его губах кислую улыбку я  подбодрил его:

-Дам тебе еще один бесплатный совет. Ты говорил, что в общий зал приходят на обед все, включая, как ты их называешь, сумеречные наблюдатели. Верно? Так вот подойди к ним и познакомься. Поверь, они не кусают своих. Ты человек коммуникабельный, речь у тебя поставлена и произвести впечатление сможешь.…Дерзай. ….И, Сережа, пора бы тебе начать учить латынь – язык на котором они разговаривают. Они судьи, Сергей, запомни — судьи, а не какие-то там сумеречные наблюдатели. И хоть они все судьи, но называются по-разному, в зависимости от ранга, положения в иерархии и тех дел, по которым они специализируются. …И будь с ними внимателен и осторожен. Но…Я бы для начала, на твоем месте с сестрами поближе познакомился, а потом бы уже к этим знакомиться лез. …Хм. И чему вас Федор с Ирой учили, что ты таких простых вещей не знаешь?

Глядя на него я понял, что загрузил его по самую макушку и укорил себя в этом. Но он недаром, что бывший ФСБшник — информацию уловил на лету и, с пониманием кивнув несколько раз головой, тут же перевел тему:

-Ты рисунки свои уже разглядывал? Кто она?

Я улыбнулся и, пожав плечами, ответил  по обыденному:

-Муля! …Касуми во время своих разведывательных вылазок на руинных полях ее где-то подобрала. Сказала, что вроде “охотники” ее мать убили — вот ей и стало ее жалко. Всю дорогу прятала ту в тенях, пока сама ни погибла.

-Муля, Касуми, кто они?

Я бросил взгляд на недоумевающего Сергея и, тяжело вздохнув, лишь помотал головой — после чего молча шагнул в кабину лифта и нажал на кнопку спуска:

“Это память, которая досталось мне по наследству и отныне  ставшая моей болью до конца моих дней “.

Не было времени на разговоры, как не было времени на то что бы копаться в прошлом — сокрушаясь о тех, кого больше с нами нет. Планы на сегодняшний день были огромные, а работы непочатый край. Нас было шесть человек, не считая Иваньки, и мы с самого спозаранку загрузились делами по самые ушки. Что бы установить многоствольную пушку и силовой кулак со встроенным на его запястье огнеметом потребовалось всего — то два часа слаженной работы и час ушло на то что бы провести их полную диагностику без учета практических стрельб и активации портального загрузчика. Используя фальшь мишени и лазерные имитаторы, я с Белогором настроили и откалибровали дальномеры и целезахваты, а в качестве подвижной цели в тестах синхронизации автосопровождения задействовали Иваньку. Было весело наблюдать как он, заливаясь смехом, бегал по всему ангару, кружа и прячась за столбы и ящики без малейшего шанса увернуться от лазерного “зайчика”.

“Смелый пацан – тут ничего более не скажешь. Не каждый бы взрослый сдюжил стоять, а не то что бы вертеться перед жерлом оружия, хищно следующим за тобой и которым управляет машина самостоятельно и без какого—либо вмешательства пилота. Кто же знает, что у нее на уме. И хорошо, что я распорядился снять магазин и заблокировал податчики боеприпасов – от греха подальше. После вчерашнего инцидента нужно быть вдвойне осторожным. Походу у нас у обоих с “мозгами” капитальные проблемы. Хм. А Ванька молодец, даже не струсил — когда рядом с ним раздался громкий хлопок продувки ствола огнемета и щелкнули электроды запальника фитиля. Правда, мы его походу слегка умотали – все- таки не детское это занятие — готовиться к войне. Но, нет у нас сейчас времени считаться с этим — смерть уже пожинает свои плоды среди нас. Нужно нам всем спешить.… без эмоций, без суеты, без ошибок!”

-Малец, лови вкусняшку, заслужил! …Яромир Никодимыч, голубчик, ты хруст в роторе слышал? Тихий такой, как сверчок за печкой сверчит. Даю время до вечера, что бы убрал. Если надо будет провести химическое или термическое напыление, то проводи и не отвлекайся больше ни на что. Давай, дорогой ты мой, сделай все идеально – чтобы мне не пришлось серчать на тебя. …Зарян, а тебе  вот чертежик, держи. Смотри, сюда под ствол нужно сварганить дополнительный упор – что бы на землю вставал и защищал крайний ствол от соприкосновения с  ней. …Лука Ильич, не успел тебя в суете поблагодарить за красоту такую. Молодец, ай красиво номер нарисовал, и надпись с низу читается. А не выгорит в огне? …Замечательно, то, что надо. …Ну что у нас там с суставами, после обеда погоним на испытание? За сегодня нужно завершить все работы с механикой и сервисными двигателями и стабилизаторами —  на покой пойдем, когда все сделаем. И если все получиться, как задумано то завтра, ты проведешь полную инструментальную ревизию всех броневых щитов на возможное появление трещин и зон напряжения в слоях. Я сейчас не могу всецело доверять самодиагностики машины – за пятьдесят лет датчики могли прийти в негодность. И, да, не говори, пожалуйста, мне, что за это время ни одна термограмма не зафиксировала нарушений — я их уже бегло просмотрел и проанализировал. Удивительно, насколько крепкой машиной ее сделала уважаемая Клара. Сдается мне, что она всю душу в нее вложила – со знанием, толком, любовью! Она что действительно была такой мудрой и богатой, что не пожалела никаких усилий или это просто случайность и покровительство кого-то свыше?

Мы только что приступили к обслуживанию ртутных охладителей энергетических конденсаторов корпусного гироскопа и, у нас появилось время на то что бы попутно вести разговоры на отстранение темы. Эта работа была простой, хотя и требовала предельной аккуратности, но порядочно нудной и без необходимости к умственному напряжению. Думать надо тогда когда перераспределяется вес в машине – во избежание критического смещения центра тяжести. Но мы сейчас ничего не меняли и не добавляли и кроме того в этой машине был идеально рассчитан баланс  уже установленных компонентов и заложен запас для установки в верхней части корпуса новых – будь то дополнительные элементы брони или замена ‘’рук’’ на ‘’ плечевые’’ артиллерийские и ракетные системы или  многоствольные комплексы ПВО. Сами же гироскопы нужны всего лишь для стабилизации корпуса машины в постоянном вертикальном положении. В случаях с  большим смещением центра тяжести никакой гироскоп не спасет машину от опрокидывания, да и ни один пилот не согласится, будучи в здравом уме управлять ей. Но мало будет только того что машина обладает отличной устойчивостью, еще необходимо что бы она также отлично, легко управлялась. И чем тяжелее машина, тем сложнее ею управлять. Она может быть проходима, высоко прыгать и быстро бегать, но по аналогии со спортсменами она лишено той ловкости, что есть у большинства ее младших собратьев. Для многих пилотов, особенно молодых это не столь важно, если есть мощная пушка и крепкая броня. Этого же мнения придерживаются и большинство конструкторов. Но, у Клара была иная точка зрения. Будучи набожной женщиной, она всегда придерживалась мнения, что во всем должна быть золотая середина. Она не стремилась мириться с неустранимыми недостатками и всеми мыслимыми и немыслимыми способами старалась компенсировать их с достоинствами, наделяя полезными свойствами. Что нельзя было найти в одном мире, она искала в других и нередко добивалась своих целей самыми неожиданными путями и связями. А результатом ее трудов стали десять боевых машин, две из которых были летательными аппаратами, которые так и не подались никакой классификации  и не попали в реестр управление вооружением — где в обязательном порядке регистрируют все новые или вновь воссозданные технические средства ведения войны. Однако будучи “исключительными диковинами” они не остались не востребованными и принимали активное участие во всех “призывах” и военных конфликтах — снискав ужас и уважение врагов за свои непревзойденные качества и принеся их создателю славу и почитание…граничащее, как ни странно, со страхом. Были те, кто называл уважаемую Клару за глаза ведьмой — ‘’прядильщицей” и искренне считал, что все, что она создала и все ее научные работы, и общественные свершения —  это плод ее многолетнего сношения с божественными и дьявольскими силами. Что меня нисколько не удивило так, как хорошо известно, что любое творчество это и есть отсвет божественного света – будь то он темным или светлым.  Люди по сути своей делятся на три типа – пневматики, психики и соматики (физики).  Даже в кастовых мирах, где культивируются эти качества и, гармония в обществе и в природе ставится на первое место встретить ярких представителей этих типов довольно легко, но таких в которых присутствуют все три типа и все они достигли доступных человеку вершин совершенства крайне непросто. Клара уже в молодости стала легендарным воином, презирающим  опасности и смерть и, в должности арбитрессы ордена сестер милосердия прошла не одну войну. Став настоятельницей монастыря боевых сестёр возмездия, сразу же после завершения войны ‘’ за Возвышение” и потеряв мужа, который был пилотом штурмового бомболета, пропавшего без вести где-то в водах Восточного моря, она организовывает закрытый научно исследовательский университет  фундаментальных наук для девочек — сирот. Помимо изучения теоретической физики и математики  ученицы изучали такие предметы как метрология, хронодинамика и хронотроника, юриспруденцию, военное дело и светский этикет миров входящих в состав Высшего Совета. Для своих девочек ей удалось собрать лучших из лучших мудрецов и профессоров со всего света и опять же, как поговаривают  в стенах университета иногда проводили семинары и лекции  представители иных миров. Но, является ли это правдой — никто не смог подтвердить и никто  не стал опровергать. Однако ее частые ‘’ исчезновения’’ в другие миры и закрытая от всех посторонних глаз структура этого университета-монастыря вызвали у  Комиссии по Этике ряд вопросов, на которые она категорически отказалась давать какие либо ответы. Объяснив это тем, что ни она, ни кто — либо из ее коллег и учениц не нарушает абсолютно никаких требований и правил  по нераспространению запрещенных знаний и вмешательства в порядок мироустройства.  Разумеется, никто в Комиссии после ее ответа не стал настаивать на своём – столь убедительно прозвучали слова той, что прославилась уже тем, что с такой легкостью и быстротой достигла вершин духовного, душевного и телесного развития. Понимание основ гармонии и баланса словно даны были ей от рождения – и это не могло ни пугать даже мудрецов потративших всю свою жизнь на достижении истинных знаний хотя бы по одному из этих направлений. Считала ли она саму себя совершенной? Никто не мог ответить на этот вопрос, так как будучи легкой и открытой она всегда оставалась полностью закрытой в себе и была очень не простым человеком при общении – словно в ней всегда присутствовали  две противоположные сущности,  жили два разных человека.  Ее не интересовали материальные ценности, так как это свойственно большинству, но она всегда с удивительность легкостью обретала их, практически в неограниченном количестве.  Будучи вдовой, она всегда ходила в черных скромных нарядах порой самых немыслимых фасонов и обязательно сшитых из лучших тканей и кожи. Никогда не переусердствовала украшением своего тела ювелирными изделиями, как это могли себе позволить женщины из равных ей сословий, но все ее украшения были самыми изысканными, достойными самих богов. Тоже самое касалось и ее вкусов – тонких и изысканных. Но ей никогда не приходилось брезговать и коркой сухого хлеба и чащи  простой чистой воды. В душе она была истинной воительницей и при этом оставалась сторонницей мира и дипломатии и презирала тех, кто решает все вопросы исключительно силой. Стоит ли говорить о том, с какой яростью она карала порченных — вовремя ее участия в призывах? Вряд ли был кто-либо более безжалостный, чем она. Она была самим воплощением Справедливости. Но при этом она оставалась добрейшим человеком — всем сердцем и душой любившим Жизнь и ценившей чужие жизни.  Ее боевой опыт помогал ей создавать лучшие машины для войны, а ее страсть к жизни  помогла изобретать  и воплощать в жизнь множество механизмом и приспособлений облегчающий труд и улучшающих быть людей.  Она помогала всем кто к ней обращался, несмотря на сословие и принадлежность к силам Света или Тьмы. И считала, что все твари созданы Богом, а потому творения его должны иметь равные права, но также должны равно нести ответственность за свои поступки. С ее слов одна  чистая слезинка ребенка перевесит море крови нечестивых, а потому к ним не может быт никакого милосердия. И если ей придется утопить мир в огне и крови ради Мира и невинных то она это сделает, не задумавшись ни на мгновение. После таинственной и трагической гибели ее дочери она сложила себя полномочия настоятельницы и с головой погрузилась в науку, за которой последовала сборка ‘’ Яростного ветра’’. Но с новой силой вновь вспыхнула война ‘’ за Возвышение’’ и окончательную доводку машины пришлось отложить  до лучших времен. Через пять лет работы по машине вновь возобновились и в день бракосочетания Митяя и Алии она была предоставлена в качестве свадебного подарка от невесты. Древние старцы окропили  ее святой водой и наложили печати чистоты, волхвы наложили обереги, а название для машины придумали всем скопом, считая малых и сирых. Как сказал Лука Ильич изначально  по всей броне ее были барельефы покрытые позолотой, но время не оставило сейчас  от них практически совсем никаких следов и то, что я принял за потеки брони как раз и являются  остатками  ее далекой и изысканной роскоши.  Представить какой необычной и красивой она была раньше я смог без труда и, почувствовал восторг — но видя то,  в каком она состоянии находится сейчас — пробудило во мне печаль и душевную боль.  А ведь это было всего лишь одно из упоминаний того что время разрушительно…и безжалостно ко всем. Оно не лечит наших ран, а лишь  стирает память о них. Я как то уже говорил в своей повести ‘’ Жизнь в перевернутом мире’’: — “ Нас убивает не время, а старые и незаживающие раны, что продолжают кровоточить.  И мы ничего с этим не можем поделать, кроме как  искусно скрывать это от остальных, улыбаться и делать вид, что все хорошо, все замечательно. И это лож, большая, но простительная лож – единственный грех,  который мы совершаем абсолютно осознано и охотно. С грустной улыбкой на губах и глазами наполненными слезами…. Сегодня, выходя из казармы, я бросил взгляд на фотографии любимых и почувствовал боль. Сегодня, войдя в лифт, я вспомнил о Касуми и почувствовал боль. Сейчас глядя на истерзанную машину, я почувствовал ту же боль.  Боль от кровоточащих,  медленно убивающих меня ран. Но, кого просить облегчить эту боль, излечить эти раны? Некого. Никто не поможет, не протянет руку….  Если даже время бессильно это сделать. Разве мог я спасти свою семью, вернувшись в прошлое? Разве мог я  уберечь Касуми от гибели в том бойне? Разве мог я как-то иначе сберечь ‘’ Яростный ветер” в том огненном урагане, оказавшись в эпицентре ядерной бомбардировки? Нет! Это бы повторилось бы вновь и вновь. Потому что было неизбежным…”.

Клара пыталась вернуться в прошлое, для этого  бросив все свои силы и задействовав все свои связи. Она, вероятно, надеялась изменить его, надеялась спасти мужа, дочь, сына. И также вероятно, что она поняла, что это просто невозможно сделать. Ведь иначе бы развитие мира свернулось бы с прямого пути, сделав ответвление и, настоящее время уже стало бы иным. Но, этого не произошло, у нее ничего не получилось и ни у кого это никогда не получалось сделать. Даже Богу не подсилу повернуть время вспять без тог, чтобы не разрушить настоящий мир. Да и невозможно попасть туда, чего больше нет или еще нет. В физическом мире нет прошлого, нет будущего, есть только настоящее.

“ Сейчас здесь, в этом ангаре,  в котором время ушло на сорок лет дальше, чем в моем, я не оказался в будущем.…Нет. Я лишь переместился в пространстве, в тот мир, где время ушло на сорок лет вперед. А на самом деле я как был в настоящем так в нем и оказался, пройдя портал. И если завтра я окажусь, в каком либо Мезозойском зоопарке я не окажусь в далеком прошлом, я буду в том же самом настоящем только другого мира.  А впрочем, что это я  взялся утверждать  то, чего не знаю – я ведь запросто могу сейчас ошибаться.  Или нет? Или нет. К сожалению, нам дается право сделать непоправимые ошибки, чаще не осознанные, но вот исправить их даже при всем нашем желании – такого права мы лишены. И это чудовищная несправедливость, с которой нас потом судят и наказывают ”.

Со слов Луки Ильича, последним ударом для Клары стало внезапное исчезновение ее любимой внучки, произошедшее пятьдесят лет назад. Умная и симпатичная девочка подросток просто пропала бесследно сразу же, как только машину доставили в ангар. Всю ночь она просидела перед ней в слезах, а на утро ее не стало – словно растворилась в воздухе. Нукеры говорили, что слышали как она с кем — то беседовала около машины, хотя  до них доносился только ее голос и не видели, что бы после этого кто-либо выходил из ангара — посчитали, что она разговаривала сама с собой. Весь следующий год ее искали и надеялись на то, что обнаружиться хоть какая – та малейшая зацепка,  что хотя бы узнают хоть что-то о судьбе ее. Но время шло, а поиски не давали никаких результатов и, в конце — концов, расследование на этом и закончилось ничем.  Ну а потом начались большие перемены по всему миру,  и  почтенная Клара,  избегая втягивания ее в дворцовые интрижки и склоки,  с головой окунулась в привычные для нее дела –  путешествия по Заземелью с целью поиска и сбора новых технологий.  

В какой-то момент я поймал себя на мысли, что уже отожествляю себя с Митяем, стал воспринимать его боль как свою личную, думать как он, чувствовать как он.… Но, я не был им и не мог быть – в этом я был все еще твердо уверен:

“  Он жил в далекие времена и сейчас, если бы он дожил бы до этих дней, ему было бы лет восемьдесят, наверное. А это значит что он был бы гораздо старше меня и скорее всего я бы не оказался здесь. И он погиб, когда меня еще и в планах у мамы и папы не было, и я однозначно не мог быть никем другим, а тем более им. …А хотел бы я оказаться на его месте? Может быть. Хотя…

Я прожил свою, долгую и интересную жизнь, и наш мир был по-своему прекрасен. Был…когда-то. А потом я  испытал отчаяние, когда увидел, как стремительно его заполняет тьма и разложение. Нужно было не кричать, никого не будить и не призывать, а брать оружие в руки и молча заняться его спасением. …Нет. Это была бы бессмысленная борьба. Начинать очищать его, надо было  с самых верхов и спускаясь потихоньку вниз. Без остановки, без жалости и сострадания. Не считаясь ни с чем и ни с кем… Тебя бы неизбежно прокляли, объявили бы террористом, врагом. Даже те хорошие и достойные мужчины и женщины, что остались в полиции, ФСБ и армии, кому была не безразлична судьба Родины, мира, бросились бы на тебя как цепные псы в попытке остановить и уничтожить. Это была бы бессмысленная бойня, которая бы ничем хорошим не закончилась бы. …Нет. Я не знаю, что надо было делать, я до сих пор не вижу ни малейшего шанса избежать того что сейчас происходит.

Боже, почему, ну почему  ты дал силу какой-то жалкой горстке мерзких людишек, каким-то несчастным  трем сотням богатых тварей обречь семь миллиардов людей на эти чудовищные муки и страдания…..и гибель. В чем тут твоя божественная справедливость? ….А нет ее и не было никогда.  Прости, что осмелился упрекнуть тебя. Это не мы отвернулись от тебя, и не ты позабыл о нас — мы просто не смогли зажечь или уже потушили искру твоего света, что ты дал каждому из нас от рождения. Мы придумали себе кумира, настроили храмы и неистово молились – позабыв о том, что ты всегда был в нас и никогда не покидал. Мы могли стать подобными тебе, такими, какими ты нас и хотел видеть, но стали лишь навозными червями и прахом у твоих ног. Спасибо тебе Боже, что ты даешь мне волю, возвращаешь мне разум и память вспомнить, кем я должен быть….”.

На руке тихо пискнул зуммер и загорелся зеленый светлячок вызова. Я вытер руки об ветошь и, кивнув мастеру Луке, что бы заканчивал без меня отошел в сторону и нажал на сенсор. Я никогда не видел своего непосредственного командира, но когда вспыхнула голограмма с изображением лысого немолодого мужчины, то сразу же подумал что это он и есть и не ошибся:

-Добрый день, Дмитрий, это полковник Орлов говорит. Не было времени с тобой раньше познакомится, только вернулся. Но по отчетам доктора Галена вижу, что ты в полном порядке? Как самочувствие? Жалобы на что- либо есть?

-Здравствуйте, товарищ полковник! Настроение бодрое, жалоб нет, — коротко отрапортовал я.

-А как продвигаются твои дела с машиной, связь с ней уже наладил?

-Да, все замечательно, потихоньку находим общий язык. Сейчас вот проводим полное обслуживание вооружения и силовых частей — на сегодня планирую, выход  на ходовые испытания и проверку щитов, — и спешно добавил: — Товарищ полковник, мне требуется ваше разрешение, ПАРМ для моих техников и группа сопровождения. Маршрут от нулевой точки до района Левого берега вдоль дамбы, время выхода ориентировочно в 14.00, время окончания не определено.

-Это тебе разведка порекомендовала такой маршрут или сам выбрал? – живо поинтересовался он.

-Сам, товарищ полковник. Для запланированных испытаний это самое подходящее место, на мой взгляд –  шанс нарваться на разлом или столкнуться с предполагаемым противником в это время суток, сведен к минимуму.

Несколько минут он молчал, видимо рассматривал карту или с кем- то совещался, а после его изображение вновь появилось и, он произнес:

-Молодец, — он запнулся (и перешел на более официальный тон): — Время и место вы выбрали хорошее я дам добро —  машина для техников и охрана вам будет выделены.  Однако я не выпущу вас полностью разоруженным, имейте это ввиду. И еще, — он вновь немного помолчал: — В нашем районе работают два вертолёта противника и их уже неоднократно видели на окраинах города. Как, по-вашему, Дмитрий, они могут появиться в вашем секторе?

-Могут товарищ полковник, с вероятностью в девяносто девять процентов. И как только узнают место дислокации наших сил-  то с той же вероятностью атакуют нас  или высадят наводчика с минимальным риском для себя.

-Вводная, – перебил он меня с тревогой.

-Река, это единственное удобное и относительно безопасное для проникновения в город место. Маршрут: Аэропорт — Сметанино-Бедарево. Далее выход на улицы Запорожская — Свердлова и заход на цель – нашу базу. Или, проход вдоль реки и обход города в юго-восточном направлении по реке Кондома или выход по Томи на Северо-восток. Ожидаемое время  проведения, какой либо операции  вторая половина ночи. Однако, простите меня товарищ полковник за тавтологию – если наш противник умен, то он знает, что мы знаем, как он собирается действовать и будет избегать делать логические шаги и постарается дезинформировать нас.

-С кем- либо вы уже говорили об этом?

-Никак нет.

-Я вас понял. Хорошо, Девятый, все распоряжения касательно вас я сейчас отдам – можете готовиться  и действовать по плану. Все, отбой.

Я вернулся к машине и помог закрыть последние технологические  люки и заглушки, а после, убедившись, что редуктор автопушки  снят для ремонта, распорядился незамедлительно приступить к загрузке боеприпасов только в уже готовое к применению оружие. Залить в бак горючую вязкую смесь оказалось делом десяти минут. Минут двадцать ушло на то, чтобы достать из арсенальной ямы направляющие каретки с ракетами и установить по одному боекомплекту гиперзвуковых противовоздушных и противотанковых 100 мм. А вот управиться быстро с  укладкой патронов для пулеметов у нас не получилось бы при всем желании и технологичности средств загрузки — так что пришлось остаться без горячего обеда, но уложить все шесть тон. Впрочем, совсем без обеда мы не остались, взяли с собой в дорогу.

Первым на поверхность подняли восьмиколесный РЭМ-КЛ с Илией за рулем, за ним последовала и моя ‘’ Девятая’’ – вызвавшая немалый восторг, как у работников первого РТА, так и у всех бойцов из взвода охраны. Не буду скрывать, видя с какими глазами люди, глядят на нее, меня и самого охватило  чувство гордости за нас обоих и ликование. … Это был воистину трогательный момент, когда машина сделала свой первый шаг в этом мире. Она осмотрелась по сторонам, пристально вглядываясь в темное небо все еще затянутое, как и в первый день, тяжелыми хмурыми облаками, с насторожённостью оглядела блажащие многоэтажки и следы пожаров в них, бросила взгляд  на остовы автомобилей стоящих по улице Оржоникидзе. Она внимательно прислушалась к зловещей тишине опустевших улиц, выискивая в ней те звуки, что могли сигнализировать ей об опасности. И не обнаружила ничего, ни равных ей хищников, с которыми она хотела бы сразиться ни тех жалких жертв, на которые она могла бы вволю поохотиться. Мертвый город  хранил молчание — затихнув навеки с выражением невыносимой боли и ужаса на своем лице.… А потом  ‘’ Девятая” взревела, издав боевой громогласный рык, оповещая небеса о своем рождении и о том, что отныне этот мир принадлежит ей.

 -Мужчины не плачут, — говорила мне в детстве мама, когда кончиком своего платка утирала мои слезки. И мне было от этого немножко стыдно и немножко совестно.

Но я вырос. И понял настоящий смысл этих слов. И мне уже нисколько не стыдно и почти не совестно. Почти.

-Я не плачу, мама – это всего лишь пепел попал мне в глаза.

Я не плачу, мама – это всего лишь пороховая гарь жжет мои глаза.

Я не плачу, мама…

Больше никогда!

… это плачет моя душа.

Еще почитать:

Охота в Мертвом лесу — Охотник в Мертвом лесу

Роман "Бункер" — 8 глава. Последний бросок. Бункер

Из рваного неба

Светящийся Рай Дураков