Сергей Павлович, знатный барин со знатным имением в руках, сжимая под мышкой изрядно потрёпанный засаленный журнал по современному искусству, прошёл в широкие двери своего просторного кабинета и с самого порога его ожидала неприятная неожиданность: слуга Захар, прислуживавший ещё отцу Сергея Павловича, с невероятной быстротой копался в ящиках письменного стола своего барина, перебирая всё в них лежащее с лицом необычной для него тревожности и некой озабоченности. Завидев входящего, Захар в оцепенении замер словно статуя.
– Ты что это тут делаешь?! – гневно пробасил Сергей Павлович.
– Сергей Павлыч, прошу вас, простите! – запинаясь, говорил встревоженный слуга. – Бес попутал… сам не знаю, что творю. Прошу, не виноват я… это какое-то странное наваждение. Простите, ради бога… я никак этого не хотел… не мог… ох, как неудобно получилось-то! Вы только не подумайте ничего дурного!
После этих слов Захар, дрожа всем телом, встал из-за стола, обошёл его, и предстал перед разъярённым барином с виновато опущенными в пол глазами.
– Отвечай же мне, что ты тут делал? Кто тебе, ядовитому человеку, позволил по столу-то по моему лазить? Кто, я тебя спрашиваю?
Но Захар стоял перед Сергеем Павловичем и не произносил ни слова.
– Чего молчишь? Живо говори, а не то прикажу выпороть тебя перед людьми-то. Говори! Что это всё значит?
– Не серчайте, Сергей Павлыч. Я человек простой и…
– Отвечай на мною поставленный вопрос! – прервал Захара бас покрасневшего от злости помещика.
– Хорошо, но только прошу вас ничего не говорить вашей жене, Зинаиде Семёновне.
– Говори, а там я сам решу: говорить или нет.
– Ваша жена меня к вам послала. Найди, говорит, те гроши, которые барин втайне ото всех прячет. Сама, видите ли-с, не может, а у меня это как нельзя лучше получится. Ну, а я что? Человек я простой. Не повинуюсь – выпороть прикажут. Сами знаете-с, как это бывает, — отвечал Захар, нервно теребя руками дырявый подол армяка.
Слова испуганного слуги были произнесены с той самой интонацией, свойственной лишь грешным исповедникам, пришедшим в храм божий ради раскаяния. У слушающего Сергея Павловича не осталось ни малейших сомнений в том, что всё вышесказанное его слугой, было чистой правдой.
– Вот оно что… – задумчиво произнёс Сергей Павлович.
– И всё? – тут же снова спросил он Захара.
– Д-да, – дрожащим голосом ответил слуга.
– Врёшь, мерзавец. По глазам вижу, что врёшь. Говори, что ещё она требовала.
– Блокнот с вашими записями, которые вы пишете каждый вечер.
– Вот оно что… – снова повторил Сергей Павлович, но уже с непонятной людскому глазу злобой во всех его чертах.
Простояв минуту в задумчивости, Сергей Павлович сел к себе за стол, вытащил из левого нижнего ящика стола новенький зелёный блокнот, вырвал из него первые исписанные страницы и, обмокнув перо в чернила, принялся писать на новом листе:
«15 апреля 1842 год.
Всё прошло просто чудесно. Сёстры Жерьен, те, что поселились буквально в десяти саженях от нас, оказались просто чудесными особами. Их чудные взгляды так и пленяли меня каждую минуту нашего разговора. А мадмуазель Атель, премиленькая особа с кремовыми вьющимися волосами и, словно смоль, чёрными глазами, оказалась до невероятности любопытной и очень талантливой в сфере пения. Когда она пела предложенные ей романсы, я был буквально пленён её тихим и чудным голосом. Я всегда ею восхищался, но в этот вечер восхищался больше всего. Также мне удалось занять три тысячи ассигнациями у графа Бартынского и купить на них прелестнейшее ожерелье из дорогих изумрудов, которое я после подарил моей ненаглядной Атель. Она была очень рада моему подарку. Меня же в знак искренней признательности она одарила десятками сладких поцелуев. Ах, я никогда не забуду этих чудесных минут, так скоро пролетевших над моей головой».
Закончив писать, Сергей Павлович закрыл блокнот и передал его в руки Захару.
– Вот, передай Зинаиде Семёновне и скажи, что нашёл только это, а денег – нет. А про то, что я сейчас писал и про то, что я вообще здесь был во время твоего этого… – ни слова. А не то самолично выпорю. Пошёл!
– Конечно-с, Сергей Павлыч, всё выполню. Разве мы дураки и не понимаем. Конечно, всё сделаю! – с этими словами Захар выбежал из кабинета, прикрыв за собой высокие двери.
– Люблю я всё это! Ой, как люблю! – довольно проговорил Сергей Павлович, затем, облокотившись на спинку стула, мирно задремал.
04.11.2019