1 глава

Незачем было бежать. Путь мой был предрешен. Не оставалось ни дня, чтобы я не сожалел  о содеянном. Совесть жгла мне пятки, да что пятки, она проделывала большие огненные дыры внутри меня. Внутри моей несчастной замученной души. Совести было по барабану на препятствия: она умела проходить сквозь стены и время. Ничто  и никто не мог остановить ее. Совесть жрала меня, а я ничего не мог сделать в ответ. Каждый из нас ходит по этой планете с таким тяжелым багажом ошибок, за который совесть может преспокойно жрать нас на завтрак, обед и ужин, и еще последний ужин перед сном, вот этот вот самый кайф на ночь, на диванчике, облизывая пальчики. Совесть была гурманом: она жрала меня долгие годы по частям, не все сразу, а медленно, доставляя себе удовольствие. Вот и сейчас откусила мне пол-ребра. Я охнул, но промолчал.  Было не впервой, да и окружающие тоже терпели. Терпели годами. Так было принято среди людей: согрешил – терпи. И тех, кого совесть жрала при жизни, называли счастливчиками. Потому что если не случилось покаяние, то после смерти таких людей уже жрали бесы, а это было в бесконечность раз хуже, больнее, страшнее, а самое главное – неотвратимее и безнадежнее.  Каждый знал это, каждый молчал, каждый терпел, издавая еле слышный стон, еле сдерживая боль, когда совесть откусывала слишком большой кусок. Мне повезло – меня жрали при жизни. Говорю же вам, я был счастливчик.  И каждый в нашем городе знал это.

Ни вздоха, ни выдоха, ни легкой тени сомнения – ничего я не мог себе позволить,  предварительно не спросив небеса. Я был не так уж и плох, вне сомнений, по меркам 21го века. Поверьте мне, были гораздо, гораздо хуже меня. В последние времена очень сложно встретить хорошего человека, почти невозможно. В том, что эти времена приближались, не было никаких сомнений. Странно было бы сейчас выбежать на улицу с плакатом «Спасайтесь»! Бегите! Враг внутри нас! Уже наступает!». Но это единственное, что мне хотелось сделать. Но все это бы не помогло. Было понятно и ежу: если веками не помогало, то сейчас точно не поможет. Все, кто истинно хотели спастись, уже спасались. Те, кто не хотели…Этих было не разбудить, и в этом не было моей вины. Напрасное это дело – будить спящих. Они злы и недовольны тем, что их разбудили. Говорите с теми, кто уже проснулся. «А тем, кто ложится спать, спокойного сна»(с) Я  собрался, посмотрел на часы. Вечерело. Я прислушался: внутри меня не вызрел ни один план. Я все еще не понимал, что я должен сделать, что, блин, от меня требуется?

Тишина внутри меня напоминала затишье перед взрывом бомбы. Уже сейчас, если прислушаться, можно было услышать мерное тиканье часового механизма. Но я был парень «не промах».  «Не промах», не «так себе», я был «ого-го»! Если я сам себя не похвалю, кто это еще сделает в 21 веке? Я знал, что у меня получится сосредоточиться, получится собраться. Зачем, для чего, почему – это мы будем разбираться потом. Нам бы сейчас вынуть тяжеленный меч из камня, сделать то, чего еще никому не удавалось, успеть не возгордиться этим, не запачкав ни совести ни чести, быть готовым ко всему, вложить меч в ножны, сесть на боевого коня и скакать туда, туда, в закат, туда, куда прикажут.  Я же говорю вам, я был не промах. Я был не промах. Я был хоть куда. Парень из ниоткуда. Парень по дороге в никуда.

Я очень не любил в себе вот это судорожное состояние человека перед прыжком в воду с 9ти метровой вышки. Вот ты стоишь, и вышка подрагивает от ветра и внизу застыли в ожидании зрители, судья уже дал свисток и все только ждут, когда ты же ты, наконец, это сделаешь? Твои коленки трясутся, ты смотришь на гладь воды и молчишь. Когда же ты блин прыгнешь? Когда ты сделаешь этот шаг вперед? Я не был труслив, смелости мне было не занимать, но вот этот вот тягучее ожидание, это бездействие убивало и меня. Все знали, что я, в общем-то, быстр, но перед большими делами обычно мучительно медлителен. Знал это и я. Ты не можешь психовать вечно сам на себя. В какие-то моменты жизни приходится со многим смириться, в том числе и с собой, в том числе и с собой. Не ты выбираешь судьбу, но судьба выбирает тебя. И тебе не остается ничего иного, как прыгнуть. У меня не было выбора – я всегда прыгал. Но эти томительные секунды перед прыжком – эти секунды мне никогда не забыть, даже пытаться не стоит. Иногда жизнь проверяет нас на прочность. Это как обычный тест перед переходом на другой уровень  — не больно, но раздражающе. Ты всегда на передовой, никогда нет шанса сделать шаг назад, только вперед, только вперед. За этими грустными размышлениями застала меня готовка борща. «Мам, где взять малиновую воду для борща?»,- да, да, все в таком роде и том же духе. Не то, чтобы я был спец в готовке, и особенно, борща, но душа требовала, да. Душа требовала, и кто я такой, чтобы отказать душе в малом? Готовка борща издревле славится своими медитативными свойствами. Готовка борща однозначно не для психов – и сами не поправитесь, и кухню от раздражения разнесете. Борщ для терпеливых. Борщ для тех, кто познал жизнь.  Во время борща можно разработать стратегию всей жизни. Борщ – это то, что спасет ваши нервишки, если вы на грани.  Когда чистишь картошку, можно вспомнить всех своих родственников,  которые утверждают, что твоими никчемными огромными обрезками можно накормить всех голодных детей из Африки. И понять, что за долгие годы ты так и не научился чистить тоньше. Пока варишь свеклу, можно разработать план Барбаросса. Пока варишь морковку – простить всех бывших. Лук заставит вас рыдать и провести окончательный очистительный сеанс вашей совести. Говорю же, борщ не для слабаков. Борщ – это то, чему завидуют буддисты. Смирение, воздержание, терпение, упорная работа без ожидания скорого вознаграждения. Потому что его может и не быть. Кто сказал, что борщ должен вам понравиться? Он что, блондинка на дискотеке? Борщ – это борщ. Он суров. И красив. Безусловно. И лишь когда вы финально будете его размешивать в огромной кастрюле (потому что борщ не варят мелкими порциями, страдание должно быть всеобъемлющим), лишь когда вы  будете размешивать эту кроваво- красную многострадальную жижу, вы поймете, что разрешили все ваши психологические проблемы, приблизились к вечности, и никто и ничто не сможет поколебать вашего спокойствия и теперь и навечно. Борщ.

Я испил борща.  Эту чашу страданий, свеклы, морковки, картошки и лука я испил. Решения так и не пришло, но я хотя бы успокоился.  Борщ знатно успокаивает нервишки. Умные люди придумали его готовить. Это очевидно.

2 глава

На улице было промозгло  и сыро. Я еще выше поднял ворот своего свитера, закутался в плащ и сказал: «Бр-р-р!». Нахохлившийся голубь был со мной солидарен. Нельзя сказать, что я что-то искал, как нельзя сказать, что я что-то нашел. Мой вечно контролирующий все и вся мозг не отпускал меня. Невозможно иметь такой мозг, заранее зная, что тебе не спасти людей из всех горячих точек мира, потому что твой-то мозг на 100% уверен, что ты, именно ты, сможешь это сделать. Москва молча проглотила меня в жерло метро. Я был ничем не примечателен в разномастной толпе  псевдомосквичей.  Влиться в многомиллионную толпу просто потому, что мне приспичило – это было сильно. Без цели, без смысла, просто потому, что душа моя чуяла ближайшие быстрые и масштабные перемены, и я просто хотел быть в курсе происходящего. Москва и я чувствовали друг друга на кончиках пальцев. Когда Москва была не в духе, я просто знал это и не совался в центр. Я думаю, многие были в таких взаимоотношениях со столицей – девушкой своенравной и вздорной. Она терпела мои закидоны, я терпел ее холод и цинизм. Мы были квиты. Мне нравилось, что в метро меня никто не жаждал разглядывать. Не то что в Питере.  Можно было спрятаться под толстыми стеклами солнечных очков. И никто никогда не узнает, что у меня на душе.            

Москве было все равно до меня, а я лишь делал вид, что мне тоже. Моя зависимость от Москвы была очевидной – я мог спрятаться в ней как иголка в сене, и найти меня было невозможно, кроме как через способ сжечь весь стог и найти магнит. Слава Богу, до этого не додумался ни один из моих многочисленных врагов.  Я был горд собой, и мне было чем гордиться: я поднялся на новый уровень. И мне за это ничего не было.  Мою  искреннюю радость могли разделить только высшие, но это не мешало мне идти по улицам Москвы и широко улыбаться. Моя улыбка вызывала  в людях страх, иронию, скрытую агрессию, но мне было все равно. Прохождения уровня такими как мы отмечается круче дня рождения – празднуется на широкую ногу, приглашаются все друзья- сослуживцы и, конечно же мастера. Что-то вроде афтерпати после очередного выпускного экзамена. Я хотел, чтобы мое празднование прошло в кругу друзей и без врагов. Но, собственно говоря, временное пространство не решилось нам отказать.

Серые будни никогда не снились Москве. У нее было особое отношение к ним.  Скучно никогда не было. Я привык не выделяться, не отсвечивать, не брать на себя лишний негатив. Всегда старался, но не всегда получалось.

Сжечь мосты. Это самое трудное. Пойти туда, не знамо куда, принести то, не знаю что.  Вечные неразрешимые загадки подкидывает мне жизнь. Вот уже седьмую жизнь подряд одно и то же. Как же я устал. Жаловаться на судьбу не входило в нашу компетенцию, и я приказал плакальщице внутри меня заткнуться. Вечно разводит свои нюни в моей душе, а мне потом отвечай. Я нес ответственность за все, что происходило в моей душе. Всегда и везде. Я должен был нести ответ перед Всевышним. Главное – быть внимательным и сдирать овечью шкуру с каждого серого волка,  обманом и хитростью проникающим в душу. Тихой сапой крадущим покой. Каждая волчья мысль надлежит немедленному отстрелу. Все, что сводит вас с ума, выжигает изнутри – вполне возможно, что и не ваше. Прилетело, прижилось, село, засиделось, обжилось – и вот вы уже вполне себе уверены, что эту мысль родил ваш мозг и она принадлежит вам. И заранее обжигаетесь, ужасаетесь, паникуете. Хрен там.  Вороны, пролетающие мимо вашей головы не должны вить там гнездо. Уж за этим то вы в состоянии проследить. Видите – тащит ветку в гнездо на вашей голове – отстреливайте. Помотайте головой из стороны в сторону – слово «нет» как правильно говорить вы знаете с детства, гнездо из черных мыслей немедленно разлетится. Слово «нет» — отличный оберег от всякой херни, которую темные пытаются свить в виде гнезда на вашей башке. Алло, именно вы там рулите у себя на кумполе. Вы. А не кто-то там, пытающийся внушить вам то, что ему выгодно. Ну, или просто разрушить все на фиг. Но вы же не позволите, правда?

3 глава

Я отвлекся. Смотрел у цирка как дети фоткаются с Никулиным, трут его бронзовый нос. Не зарастает народная толпа к истинному любимцу публики и не зарастет никогда. Да… любил его народ, ничего не скажешь.  Можно править миром и никто доброго слова о тебе не скажет после смерти.  А можно прожить жизнь так, что вокруг твоего памятника вечная движуха из детей и в твой нос так затерт, что в него можно смотреться вместо зеркала. Мне пока не грозило уйти на покой, хотя, признаюсь честно – хотелось. Планетка была не из самых лучших. Да что там  — она была худшая во всей Вселенной. Чистилище, вечно совершающее свои никому не нужные обороты вокруг солнца. Ну камон. Ничего в ней никогда не было привлекательного – «голубой шарик» — да это просто вынужденная реклама от наших космонавтов, на самом деле планета черна от зла, грязи, скорби, грехов, страшных преступлений, тоски, горечи, похоти, убийств и насилия. Ну камон, кого вы обманываете? Жаль, что решения послать сюда принимает Он. А то так бы я оспорил. Ну, видать, я не так хорош, чтобы попивать сейчас коктейльчики на любой другой планете. Ну, видать, и вы не так уж хороши, раз читаете эти строчки на планете Земля. Видимо, ваш личный счетчик грехов не позволил вам нормально жить на любой другой планете. Только чистилище, только хардкор.  Я никого не осуждаю (что я, дурак что ли?) но раз вы тут, и я тут, очевидно, что никто из нас не совершенен. Мы не ангелы. Мы не святые. Мы копошимся на этой планете, состоящей из греха, насилия и разврата, потому что мы не заслужили ничего лучше. Все что мы можем – это смотреть на небо  и максимально пытаться очистить свою душу от налипшего на нее за годы жизни дерьма. Нужно понимать, что мы можем делать только то, что можем. Внезапно левитировать не получится.(а вот медитирующие десятилетиями монахи в Тибете – сейчас бы поспорили). Я не то чтобы ставлю цели пониже, я о том, что мы должны работать над собой. Паши, как можешь, сильно и будь что будет.  Я всегда придерживался этого золотого правила.  Всю мою недолгую жизнь оно работало.

Да что я все брожу вокруг да около, что там говорить, я жил свою маленькую жизнь, как умел. Как мог, как умел, как получалось. Небо не отверзалось надо мной, я жил как мог.

Я очень любил черный цвет. Черный цвет позволял уйти в тень. Скрыться, спрятаться, сбежать. Для меня ничего лучше не было черного пальто, воротник которого я так же поднимал.  Черный цвет позволял быть невидимкой. Я был именно таким, и за подолом моего плаща стлался звездный трассирный путь.

Утро не задалось. Метро равномерно расплющило меня, введя в обычный транспортный транс, и я бодро вышел на Кропоткинской. Пока ехал, не встретилось ни одного энергетического вампира, странно. Обычно они пялятся на меня, изо всех сил стараясь качнуть энергии, а я спокойно смотрю, как они пыжатся, чуть не рвутся на американский флаг и удовлетворенно хмыкаю, когда вижу их растерянный взгляд, когда они отступают.  Ни хрена у них не получается, ни хренашечки. Не на того напали.  Не для вас ягодиночка росла и мой запас энергии не по ваши вампирские зубы. Жуйте свой гематоген, давясь слюной, скоро вам больше ничего не перепадет. Я стал таким не сразу. Долгие годы выяснений, почему на ровном месте я теряю энергию. Почему после невинного мимолетного общения с некоторыми людьми мне хочется лежать пластом. Почему я обесточен в ноль после общения с моими родными. Почему, едва войдя в помещение, мне становится плохо. Почему после визита в храм ко мне пытаются подойти на улице незнакомые люди и завести с ходу разговор с максимально нелепым поводом? Вопросов, как всегда, было больше чем ответов. Скажем так, я был вынужденно крут. Мне ничего не оставалось, как начать ездить по местам силы и собирать невидимую броню. Я устал кормить местных вампиров, честно. Они прожорливы и неблагодарны. Сожрут вас, выпьют всю кровь до капельки, да так, что вы будете лежать пластом и ничего не в состоянии сможете сделать.  Если не защищаться, то можно легко склеить ласты. Разумеется, без воли Всевышнего тут этот номер не пройдет, но «береженого Бог бережет», поэтому я принял решение не кормить своей энергией этих гадов. Ни капли крови от меня не получат, твари кровососущие. Я был относительно бодр духом. Купил флэт-уайт, жадно всосал его в себя. Кофе ухнуло вовнутрь, мозг радостно хихикнул. Тот еще кофеман. Ух, неблагодарный кофеманьяк! Ему вечно мало! Никуда ты от себя не денешься. Я знал, что и на жарком пляже в +40 я найду, где купить большой стакан кофе и насосусь его вдоволь, «по самое не балуйся», и никтониктоникто не остановит меня!  Москва однако был сумасшедшим городом кофеманов.  Как-то раз я, не глядя, зашел в кафе, буднично буркнул: «Мне большой капучино», не глядя в меню, про себя отметил, расплачиваясь картой, что как то всё, блин, подорожало, поднял глаза и увидел, что мне готовят кофе в лохань! Бочку! Графин! Таз!  Стакан выглядел литровым оружием уничтожения не спавших ночь студентов! Потом оказалось, что он был 0,6 литра, но от этого было не легче, ведь я рассчитывал максимум на 0,3?! Никогданикогданикогда не говорите «Мне большой кофе» в Москве. Вам сделают литр, не моргнув глазом. Синяки под глазами от недосыпа и литр кофе в руке – обычный look москвича. Мы все так выглядим. Мы так живем. Такой life—style. Кофе позволяет немного казаться живым. Ни в одном городе мира на фразу «Мне большой кофе» бариста не притащит литровый стакан, не моргнув глазом.  Только в Москве. Ну, может еще в Нью-Йорке. Максимальная изношенность организма витиевато залита  горячим кофе.  И мы можем еще пробежать эту стометровку, отработать рабочий день, спасти мир и снова не спать ночь. Не пристреливайте, пожалуйста, загнанных лошадей. Влейте в них литр кофе и они еще немного продержатся. Они переживут этот день. А это ли не главное?

4 глава

Я был классным парнем. Я мог собрать себя из осколков. Кто-то кричит, что он птица Феникс и вечно восстает из пепла. Ок. Я на такое не претендую. Это действительно круто, нечего сказать. Я же по жизни разбиваюсь на тысячи осколков. И ночами скребу клей, приклеивая их друг к дружке. Если посмотреть внимательно – я же склеен во всех местах. Вы спросите, что за супер клей такой? Вы скажете: «Мы тоже хотим. Нам тоже нужно склеить себя после всех жизненных крушений». А я тихо скажу: «Бог и любовь – вот что еще держит меня живым». Вот из чего состоит тот клей, что склеил все мои осколочки. Без него я бы давно рассыпался в прах, в пыль, в ничто.  Я знаю это и берегу себя, как хрустальную вазу. Легкая тень греха – и вот уже дрожат мои осколочки и грозят выпасть. Ни капли гнева, ни тени раздражения, ни грамма жалоб, ни полушки нытья. Находись во внутреннем дзене – и всегда будешь здоров. Однако, это легко сделать монаху и очень трудно для любого продавца на рынке. Мы все несем непосильную ношу самоконтроля, ведь душа наша как проказливая трехлетка – норовит наломать дров прямо перед вашим носом. Вы на секунду отвлеклись, а уже нагрешили. Время каяться и посыпать голову пеплом. В ужасе встают волосы от множества прегрешений – как, когда и зачем натворил я их? А ведь наверняка это еще не весь список, который будет оглашен на страшном суде. Горе нам, горе, грешным смертным людям. Но при вере тьма отступает. При молитве небо над головой расчищается. После поста душа порхает как бабочка. После святых мест чувствуешь себя заново родившимся, чистым, светлым, невинным. Стонут те, кто не сражается. Вопят и проклинают те, кто не верует. Тем же, кто борется с тьмой каждый день, просто некогда. Нет времени жаловаться на жизнь, если у тебя в каждой руке по мечу, и ты знаешь, кто ты и за что ты сражаешься. Доспехи гремят, меч оттягивает неимоверной тяжестью руку, забрало опущено. Я готов к бою. «Эк, жизнь помотала его,- скажете вы,- везде видит сражение». Ну что тут оправдываться. Я мирный атом. Но до времени, до времени. И тот, кто считает, что мы живем в мирное время и третья мировая не идет сейчас на всех уровнях, пусть первым кинет в меня камень.

Подошел к набережной реки Москвы. Маленькая речонка, замученная отходами жизнедеятельности москвичей, экологией задыхающегося от самого себя мегаполиса, статусом главной реки страны, тем не менее, отрабатывала на все 100 свое название. Если смотреть на ее водную гладь, можно почувствовать облегчение от всех проблем. Не то, чтобы я был истощен, но грех не воспользоваться таким шикарным предложением – я пялился в темноту ее вод в течение минут десяти, да так, что привлек к себе ненужное внимание зевак, которые прослеживали за моим взглядом и никак не могли взять в толк, что же я там нашел и куда я так напряженно смотрю. Один из наших минусов – мы всегда привлекаем внимание, хотя наша первоочередная задача как раз не привлечь. Я вздохнул, посмотрел поверх голов зевак, жадно вглядывающихся в мое лицо и пытающихся определить, что я там высмотрел в глубине темных вод, и достаточно бодро пошел вдоль набережной. Поднялся ветер, как всегда перед неприятными событиями, о которых предупреждали мурашки и вздыбившиеся волоски на моих руках  — как будто мне было очень холодно. И это соответствует истине – каждый, кто проснулся, знает, что в самой центральной точке ада лежит лед. Хотя казалось бы, кругом полыхающий огонь. И вдруг лед. Когда в ваших отношениях появляется лед, вы всегда сразу сможете понять, куда эта кривая дорожка приведет.  Я шел бодро по набережной, поднявшийся ветер раздувал мое пальто и проникал в ворот, заставляя зябко подергивать плечами. Навстречу попадались старые кондитерские фабрики из красного кирпича, сейчас там всевозможные кафе, лофты и прочая хипстерская ерунда, но я отчетливо чувствовал след страданий работников фабрики 19го века, для которых она стала пыточной на долгие годы, для которых она стала тюрьмой. Я мог проследить нити их страданий – кровь, боль, слезы, проклятия владельцев завода, все как обычно. Удивительно, как любая фабрика или завод, любое предприятие имеют все признаки чистилища. Только после небесного чистилища можно попасть в рай, а после такого тебя выгоняют, старого и немощного с кучей нажитых болячек на улицу и без копейки в кармане, если ты доживешь, конечно. Грустная история в картинках, существующая на протяжении многих веков капитализма. Пока жив капитализм, вечны страдания простых людей. Пока богатые туже набивают свои кошельки, бедные умирают у станка, не выдержав непосильной работы.  Я пожалел их и произнес пару молитв для упокоения тех душ, которые когда-либо работали на этих фабриках. На душе полегчало. Кто я такой, чтобы вносить изменения в ход истории? Но жалко их, жалко. Простой люд вечно умирает от непосильного труда за корку хлеба. Я пошел дальше, передергивая плечами от мороси, которая решила напасть сегодня на город. Дождь не шел, он моросил. Как раз та самая погода, когда доставать зонтик – это перебор, но под такой моросью уже через час ты будешь мокрой облезлой кошкой. Морось кажется славной, ведь дождь всего лишь чуть-чуть обдает тебя влажным дыханием, слегка прикасаясь к твоей коже, не обливая тебя всего как из ведра. Но это иллюзия. Ты все равно через час будешь мокрым. Ливень вообще честнее. Если бы начался ливень, я зашел бы в первый попавшийся магазин и переждал его. Морось – хитрая сука. Она подходит к тебе, обнимает тебя за плечи и говорит, что будет твоим другом, не замочит тебя. С ней ты точно останешься сухим. Она нежна, ласкова с тобой. Ты  расслабляешься и не ждешь подвоха. Бац! И через час ты чувствуешь, что ты промок до трусов. Ты оборачиваешься  к ней, спрашиваешь: «Как же так?!», — а она, довольно хихикая, разводит руками и через смешок выдавливает, что ничего не обещала тебе. Истинная женщина. Вот так всегда. Они нас постоянно разводят. Я был еще полусух когда мне стало ясно, что времени не было. Его итак не было,  но в этот день и в этот час и минуту мне стало ясно, что нас окончательно прижали. Зло расползлось по планете, как раковая опухоль и одним суперменом эту проблему было не решить. Надо было думать. Напряженно думать, чтобы понять, что и как сделать, чтобы одержать победу хотя бы на моем фронте. Я не отвечаю за все чужие фронта, я знаю, что каждый сражается, как хочет и  может, кто то уже на последнем издыхании, но за свой фронт я был в ответе. Я знал, что у меня еще «был порох в пороховницах и ягоды в ягодицах», и я мог отразить нападание целого легиона темных. Я один. За это меня в этом городе и не любили. Я охранял Кропоткинскую и весь район вокруг этой станции, старался сделать все, что могу, чтобы расчистить мой район от этих тварей. Это при том при всем, что сам я жил на юге столицы, каждый  раз мотаясь в центр, чтобы навести порядок. Утомительная работенка, но у нас по-другому и не бывало.  Да что там говорить, вся моя жизнь была война. Каждый день я был вынужден сражаться с тьмой за любой незанятый миллиметр моей души. Я был счастлив, когда к концу дня было завоевана хотя бы толика. Когда я за день никого не оскорбил, ни с кем не поругался, никого (упаси Боже) не ударил, не подставил, когда не впал в уныние и гордость, когда не превозносился, не тщеславился и не гонялся за баблом. Когда  к концу дня я оставался победителем. Сладкое чувство, поистине, не для каждого живущего на Земле. Некоторые проживают всю свою жизнь и ни разу не сталкиваются с ним. Мне жаль этих людей. Если бы они могли предположить, что ждет их сразу после того как ангел смерти придет за ними, сложно было бы вообразить более следящих за собой людей. «А не сделал ли я какого зла?», — этот вопрос они задавали бы себе от рождения до самой смерти.  Как жаль, что бывает непоправимо поздно, когда человек неистово хочет исправиться тогда, когда его время истекло. Мы все, как дети, которые упоенно играют во дворе, и мама зовет их обедать, и они не слышат, и время проходит, и вот уже остыл обед, и ты не пришел, и наступил вечер, и закрыли дверь, а у тебя ни ключа, ни кода от подъезда, и только страшный мрак кругом.

5 глава

Москва река невинно поигрывала бликами, так, как будто в ее водах никогда не находили трупов.

Я притворился, что верю ей. Я почти промок, морось делала свое черное дело. Она как та плесень на стенах древних монастырей, точащая многовековые камни, которые не смогли разрушить ни войны, ни время. Она, простая плесень, жрущая вековое достояние – обитель зла. Зло может скрываться в маленьком и неприметном, незаметно разрушать нас годами, и ,в конце концов, разрушить.  Нужно всегда быть начеку. Быть очень внимательным к себе, к другим. Да, это утомительно, да,  это абсолютно некомплиментарно к вашему ближнему кругу, но зато это единственное, что работает. «Враги человека – домашние его». Ужасно звучит, но «доверяй, но проверяй», работает даже среди самых близких людей, особенно, если вы знаете, что вы лакомый кусочек для тьмы и она ни перед чем не остановится, чтобы обложить вас со всех сторон. Если никак не получается сломить и взять в плен вашу душу, всегда есть вариант вложить червяка сомнений в сердца ваших друзей и родных, и вот, вуаля, тьма максимальна близка к вам. Всегда нужно помнить, что все ваши самые любимые близкие люди – всего лишь люди и так же слабы и подвержены тьме, как и вы сами. Есть одно единственное, на что стоит опереться, что незыблемо, стойко, вечно – глаза неба, неустанно глядящие на вас от самого первого крика, с самого рождения и до последнего гвоздя, вбитого в гроб, и дальше, за гробом. Этот серебристый небесный луч света, сопровождающий всю жизнь человека, невозможно  ни с чем спутать. О нем невозможно забыть. Этот луч света светит даже в самые страшные темные дни вашей жизни. Он единственный, что не продается и не покупается. Он единственный, что будет с вами всегда и никогда не предаст. Все, что необходимо было делать в этой жизни – это следовать этому лучу. Как бы не было горько, трудно, сложно, невыносимо, нужно было всегда идти за ним. Не обращать внимания на тех, кто соблазнился тьмой, ведь сначала там было сладко, а потом тьма вела в пропасть и уже не обращала внимания на вопли плененных ею несчастных, которых она с наслаждением сбрасывала туда. Бесконечная изнурительная работа, труд, победа над своими страхами и сомнениями, вера – все это позволяло следовать за лучом. Те, кто шли за ним – не ждали награды на Земле. Те, кто шли за ним – следовали по своей доброй воле. Те, кто шли за ним, глубоко верили. Те, кто шли за ним – не ошиблись. Мир и любовь летели над ними. Спокойствие в сердце было им компасом. Флаг верности и чести развевался над их головами. Эти люди были непобедимы.  

Я шел по набережной, четко ощущая свои мокрые трусы. Морось опять обманула меня, обвела, сволочь, вокруг пальца. Я был мокр. Совершенно точно, я был мокр. Мокр до нитки. С головы до пят. К этому жизнь меня не готовила, невыносимо захотелось чашечки горячего кофе. Чем кофеманы чуют запах кофе? Мне кажется, всеми фибрами своей души. Нос тут определенно ни при чем. Я потянулся на запах как мокрый голодный шелудивый пес, которому отдаленно почуялся запах горячих потрошков. «Может и почудилось, может и вправду, как тот пёс»,- бормотал я про себя. Я шел на запах, как последнее голодное животное на планете – и погладить некому, и покушать нечего: мне было себя жалко до слез. Сам себя не пожалеешь, никто не пожалеет. Я мысленно погладил себя по челке – ах, если бы она у меня была, и проворно взбежал по ступенькам, ведущим к двери в мой Рай. Кофейню с манящим запахом кофе. Запах не обманул. Бариста посмотрел на мои круги под глазами и предложил самый атасный вариант, достав огромный стакан, которым, в принципе, можно было убивать. Москва и Нью-Йорк – наверное, два самых больших города в мире, где литровый стакан кофе тебе наливают, не поведя бровью. Что же такое происходит в этих городах, где люди так плотно сидят на кофе? Даже знать не хочу – мне хватало катаклизмов в своей маленькой жизни. Ты живешь свою жизнь, в общем-то, никого не трогаешь, но реальность встает лицо к лицу к тебе с самого утра и требует расплаты. Реальность жаждет твоей крови с самого утра. Чтобы хотя бы как то вернуть мозги в рабочее положение, успокоить сердце и согреть душу, ты любым способом достаешь себе дозу кофе. Ты делаешь первый глоток, и мир преображается. Фея кофе смеется и легонечко стукает тебя волшебной палочкой по носу, из глаз летят искры, ты счастлив, как ребенок.  Ну, конечно же, это все неправда. Ты просто слышишь как под кофеином, натужно, скрипя как несмазанная телега, твои несчастные измученные мозги встают на место. Ты можешь хотя бы как то существовать и выглядеть как человек. Местами как счастливый человек – тут уж кому как повезет. Я не был счастливым человеком. Я вообще никогда не был счастливчиком. Везунчик  — это точно не про меня. Я мог судорожно пахать до первых петухов. Я мог не спать несколько ночей кряду. Я мог улыбаться, хотя мое несчастное сердце могло быть только что разнесено восьмидюймовым дробовиком в щепки. Я мог делать нормальный вид,  хотя внутри я сходил с ума. Я умел терпеть.  Я терпел душевную боль годами, я мучился на этой планете как последний койот, которому зажало хвост в ржавом капкане, и все, что я мог – выть от безысходности. Но мои враги и те, кто старался погубить меня just for fun никогда не знали, что в глубине меня таится неиссякаемый источник энергии. Все, что они могли – испортить мне настроение в этой жизни. Но они не могли даже поцарапать мою реальность во всех остальных.

6 глава

Кофе придало мне сил. Я вновь был готов к бою, я вновь был на коне. Никакие враги мне были не страшны. Абсолютно непонятно, чего от меня ждали. Сам от себя я давно уже не ждал ничего. Я был достаточно мудр, чтобы принять любое поражение, и достаточно  ленив, чтобы выяснять, оно это или не оно. Мой способ действий в жизни можно было бы определить как хаотические приходы сурка: я просыпался, бешено шевелил лапками, изображая хаотическую беспощадную деятельность, а потом вырубался как подстреленный и дрых. В таком состоянии я мог провести долго, очень долго. Периоды хаотической безумной работоспособности сменялись состояниями глубокого беспробудного сна. Я был во всех местах одновременно и  при этом нигде. Многие, да что там, почти все, поражались моей работоспособности, я же знал, в какой глубокий беспробудный летаргический сон я впаду после. И это не радовало меня. Я не знал, как найти баланс ровного работоспособного состояния, как равномерно жить эту жизнь? Где прячут этот дурацкий work—life balance, где скрывают?  Я смотрел на этих равномерных людей в кафе, на улицах, в магазинах: они торопились в семью с работы, отработав 8-ми часовой день со строгим перерывом на обед, все как положено. Вечером их ждал ужин в семейном кругу, первые-вторые блюда, дети тихие чисто вымытые, жена в фартуке. Картинка в журнале, не иначе, статья: «Как сделать семейную жизнь счастливее». Я же был как шелудивый пес: никогда не знал, где меня погладят, где побьют, где притулиться, чтобы не прогнали.  Почему я до сих пор не познал вот этой вот простой истины – просыпаешься в 7 утра, завтрак уже накрыт, стоит овсянка, кофе сварен, обязательно яйцо вкрутую разбиваешь о кодлер, завтракаешь, целуешь жену, берешь портфель и в отглаженном костюмчике бодро спускаешься на лифте, заводишь чистенькую машину, по дороге не материшься, даже если тебя подрезают, ты же высокоосознанный человек, работаешь восемь часов с удовольствием, получаешь похвалы от начальства, не забываешь плотно  и сытно пообедать, обратно почти не замечаешь дороги, ведь тебя ждет ужин из нескольких смен блюд, чистенькая жена и выглаженные дети. То есть, жена в выглаженном фартуке и чистенькие дети. Ну, как то так. Кто-то выглажен, кто-то чист, не важно. Не это ли венец всей твоей жизни? Не для этого ли рожала в муках тебя твоя мать? Не для этой ли прекрасной жизни появился ты на этой планете? Почему я никогда не мог…так? Где та волшебная кнопка, которая заставляет умолкнуть в голове все вопросы «зачем и почему» и жить как заведенная чистенькая кукла? Где эта кнопка, которая заставляет  разорванную на части душу замолчать, кровоточащее сердце умолкнуть? Почему люди, похожие на куски мяса, где душа давно заткнулась, лежит с кляпом полумертвая и связанная на полу, живут счастливо? Почему люди с живой душой так невыносимо, невыносимо страдают на этой планете? Откуда такая несправедливость?

Но я не хотел жить куском мяса, вот в чем было дело. Даже идея жить радостным и счастливым куском мяса не привлекала меня. Неееет уж, дайте мне мое. Страдать так страдать, только не вот это все. Чистенькие дети, выглаженная жена, портфельчик, набитый бумагами, ужин ровно в 19, жизнь, полная смысла. Нет уж. Кушайте сами. А я как-нибудь без этого всего проживу.

Мне плевать, как я выглядел со стороны, и что обо мне думали другие. Возможно, я был для них сумасшедшим, а я просто жил, как хотел. Во мне была Свобода. Они так и не смогли убить мою свободу. И это было очень странно, потому что, я видел, во всех остальных у них почти получилось это сделать. Нас было не так уж много – истинно свободных людей. Поэтому нас так заметно было на фоне остальных. Я устал прятаться. Тем более, что светлую душу просто так не спрячешь. Я был как раненый в плечо дайвер в миле от тысяч акул. Одна капля крови – и вот эти твари уже у твоего носа. Я этого не хотел. Душа моя не жаждала сражения. И что я мог? Отдать себя на растерзание? Невозможно вылепить дельфинчика из акулы, а из волка – овцу. Нельзя приписывать себе функции Бога. RUN. Все, что мне оставалось делать, это бежать. Почти нигде не мог я найти для себя прибежища на этой планете, меня гнали отовсюду. Для себя я придумал игру – предсказывал, через сколько меня выгонят из очередного «райского» местечка. Все места были для людей в черных цепях, а мои крылья светили за версту, хотя я и старался их спрятать до поры до времени. Учась в школе светлых, получил двояк за конспирацию. Но что делать, что делать. Что было ДАНО, то и было.  Изначальные условия задачи не менялись. Мы не имели права их изменить, мы же не были Богом. Если ты родился в однокомнатной квартирке с тараканами, матерью-абьюзером и алкоголиком – отцом, если в школу было не в чем пойти, на столе с трудом можно было найти крошку хлеба – значит накосячил ты знатно в прошлой жизни. Нужно было принимать все условия, что посылала нам жизнь, нельзя было ныть. Вот оно. Ныть. Все беды русского народа в том, что все эти сборы на троих за бутылочкой – это официальная возможность поныть. Жаловаться. Возроптать.  Народ не столько хочет надраться, сколько излить такому же замученному жизнью товарищу душу. А этого делать совсем нельзя, совсем нельзя. Зачем исповедоваться бутылке, если есть священники. Зачем делать это в присутствии водочных чертей, тоже мне не совсем понятно. Зачем жаловаться, если нам никак нельзя это делать, просто нельзя и все. Жаловаться, роптать – значит увеличивать свой крест, а у многих он итак невыносимо тяжел. К тому же ныть и унывать – какие то совсем близкие слова, а унывать – это совсем последнее дело, этого уже я никак не мог себе позволить. Унывать – это примеривать себе петлю на шее. Унывать – это стоять на перилах балкона и смотреть вниз с 9го этажа. Унывать – это выбирать в аптеке лекарства после которых ты не проснешься. Унывать – это очень страшно. Вы скажете: «Нууу, там от унывать до самоубийства очень большое расстояние», а я вам отвечу, что оно может сократиться просто в доли секунд.  Немного алкоголя, и вот уже черти тащат тебя к раскрытому окну, и твой пьяный, пойманный в капкан, как окровавленный зайчишка, мозг думает: «И правда, зачем спускаться в магаз за второй по лестнице, когда можно выйти в окно?». И вообще, так приятно избавиться раз и навсегда от мучений. Ах, если бы это была правда. Если бы жизнь ограничивалась этим миром. Беда в том, что уже в полете верткие бесы хватают самоубийц и спроваживают несчастную душу в самое пекло. Почему? Уже спустя доли секунды после мощного удара об землю у несчастного страдальца не останется никаких шансов. Потому что наивная обманутая глупенькая душа уже никогда не сможет раскаяться после этого греха. Нет покаяния – нет рая.

7 глава

Все было очень ясно, роптать нельзя, но меня, как обычного смертного человека, тянуло приуныть. При «обычном смертном» немного поржал, ну да ладно. Душа бессмертна. Душа бессмертна. Душа бессмертна. Передайте это всем кто в безумии своем горланит: «Живем один раз, вот тебе наркотики, секс, рок-н-ролл, скорее, скорее запихивай это в себя, ведь в жизни все надо попробовать, живем один раз, эге-гей!» Эти товарищи с проданными напрочь душами, несущиеся на полной скорости в ад и желающие прихватить с собой несколько наивных, глупых, юных душ, так раздражают. Хочется воткнуть во всех них по осиновому колу. Но в матушке- России нет столько лесов, сколько этих орущих темных. Останется матушка Россия без лесов если в каждого темного повтыкать (а как хотелось бы!). Нужно найти какой-то более экологичный способ. Так вот, я унывал. Ангел расстроенно качал головой за моей спиной. Черти неоднократно баграми пытались зацепить мою душу об уныние. Я во время спохватывался, бил себя по щекам, пил кофе, проводил с собой беседы, молился. Однако же тень уныния стояла от меня неподалеку, змея, готовая приползти на первый мой зов, тварь, готовая тут же подскочить, чтобы полностью разрушить мою жизнь и забрать мою душу. Сложно жить на этой планете. Каждый тащит на себе свой крест, порой выбиваясь из сил.  Но для каждого из нас небо посылает своего Симона Киринеянина,  не оставляя нас. Нельзя сказать, чтобы я был сильнейшим в духовной брани. Я не был святым, я не был самым лучшим, мои грехи молча лежали за мной в продуктовой тележке из «Ашана», я стоял с ней последним в очереди.  ( но лучшим быть последним в узкой очереди в Рай, чем первым в миллионах быстро падающих в ад) Одно я знал точно – уныние нельзя впускать даже на порог. Эта тварь делала с душой то, чего не могли сделать все остальные страсти – медленно убивала ее. Самое лучшее лекарство от уныния было вспомнить, что я стою в конце огромной очереди на суд Его, с тележкой, полной моих грехов, тайно и слезно надеясь на помилование, и тут огромный жирный боров под 200 кг уныния хочет прилечь на мою тележку, перевесив весь мой с таким трудом выстроенный баланс и лишив последней надежды на помилование?! Совсем обозрел?! Пусть катится туда, откуда пришел, мне своих грехов хватает, моя тележка из жизненного супермаркета переполнена, всё, скотина, иди откуда пришел, я больше не хочу! «Я больше не хочу» — было ключевым для меня. Баста! Хватит!  Настрадался. За все развлечения на Земле приходилось рано или поздно платить и невольно я засматривался на монахов, смотрел на их непрерывную молитву, на их смирение и нестяжание. Они светлы и счастливы тихим счастьем, потому что им не за что платить. Они не набрали в свою жизненную тележку всякого дерьма, как сделал это я, их не ждет расплата. Каждый день их размерен и чист, они общаются с Богом напрямую – это ли не Рай? И в то же время я каждый день видел людей, уже живущих в аду. Они нашли свой ад на этой планете, даже не успев откинуть коньки и отдать Богу душу для суда. Им не нужен суд – они нашли свой ад и уже вполне довольны этим. Мне ли было их упрекать? Я сам не был чист, я стоял со своей тележкой в конце очереди. Но я очень хотел достоять и увидеть Его и отдать свою душу Ему в руки и ждать Его праведного суда. Это все, чего я хотел.

Москва была совсем похожа на Лондон в такую погоду. Все оттенки серого наводили мысли  о депрессии, о красивой депрессии. Депрессия в мегаполисе могла быть красива. Все эти хипстеры со стаканчиками кофе в руках бодрились, как могли. Мы все делали вид, что нам весело на этой планете, каждый как мог, в меру своих сил и стараний. Депрессия подкрадывалась совсем близко, примерялась своми костлявыми пальцами к моей шее, но я, как тот хипстер, молча глотал остывший кофе из стаканчика, зажатого в руке, и упрямо пер вперед.  Меня было не пронять, ни смутить, ни погодой, ни унылыми мыслями. Вот оно. Когда унылые мысли с сизыми хвостами пролетают над вашей головой, не надо хватать их за хвосты и вглядываться в их серые водянистые глаза. Надо просто сделать вид, что они не ваши. Пусть летят куда летели. К своему ПетровуИванову Сидорову. А вы тут не при чем. Эти депрессивные мысли не ваши. «Это «г» не мое, хоть лопни»,- эта тактика работает на все сто процентов, но только в самом начале, когда эти птицы прилетели в первые несколько раз и они небольшого размера. Но если уж вы их раскормили до размера птеродактилей – пеняйте на себя! Тогда единственное что вам остается – RUN. Даже не думайте с ними сражаться, это глупо и нелепо. Эти твари достаточно сильны, если вы уже по глупости как следует их накормили своей энергией. Будьте бодры. Будьте бодры всегда. Даже если вы придавлены бетонной плитой, всегда есть повод для бодрости. Даже если вы тонете, будьте бодры, шевелите конечностями, держите голову над водой. Дергайте мизинчиком, даже если вы не на что другое не способны! Даже если вы падаете, будьте бодры и хватайтесь руками за все, что можно зацепиться. Если вас незаслуженно гонят и проклинают, будьте бодры  — не ведают, что творят. Если вы перестали себя любить и уважать – будьте бодры, не вы себя создавали, не вам и судить, не ваше дело вообще. В любой жизненной ситуации – будьте бодры. « Я бодр, я бодр, я маленький бобр, я маленький бодрый бобр!», — бормотал я, бредя по набережной.

8 глава

 Солнце не было распланировано для этого города. Солнце не входило в квоту для Москвы. Москвичи знали это и смирялись. Гордились тем, что в столице на целых десять штук в год больше солнечных дней чем в Питере. Питер усмехался, прихлебывая свой  глинтвейн – ему было абсолютно по фиг, он никаких соревнований не устраивал, ему нравились его бесконечные серые дожди.

 Немного судорожной бодрости, немного дрыганья конечностями, литры кофе, чтобы показать Москве, что я не умер. Я не умер, я еще на многое сгожусь, не торопись меня хоронить, Москва, эге-гееей….

Я мог пройти так долго- долго, цель моя не становилась ближе и яснее. Я совсем не был тем идиотом, который ждал исполнения своих желаний здесь и сейчас, отдавая за это кусочки своей души, о которых он, несомненно, о, несомненно, очень скоро пожалеет, нет. Я обладал терпением. Это сейчас можно так сказать, с опаской оглядываясь по сторонам, что терпением, мол, я обладал, но кто бы знал, какими крупицами, песчинками, по какой капле со дна океана собиралось это терпение! Я был так же нетерпелив, как молодой орел, только что оперившийся и заботливо выпихнутый родителями из гнезда – я желал все и сразу, и желательно побольше, и быстро- быстро, чтобы не пришлось ждать и секунды, ведь вот же я – появился на свет и оперился:  «А ну-ка подайте ка к моему столу все, что только можно представить и так быстро, как это только можно вообразить!»  И жизнь немедля давала мне пинка под зад. Вообще, уроки судьбы крайне болезненны, но при этом безупречно доходчивы. Вы не захотите больше испытать этот удар и сделаете все возможное,  чтобы его избежать. И я стал ждать. Я перестал раздражаться в продуктовых на бедных старух, которые все никак не могут найти мелочь в кошельке, просто кивал кассиру и  молча расплачивался за них картой, не принимая их слезы и тонны благодарности. Потому что все, за что я тут приму благодарность, на небе не засчитают. А мне очень нужно, чтобы засчитали, очень нужно. Но думать и надеяться на это нельзя, иначе, опять же, не засчитают. Поэтому я старался сразу все забыть. Я перестал раздражаться на детей, которые, сидя позади меня, избивали мое кресло в самолете ногами, проверяя мои нервы на прочность.  Я перестал. В конце концов, я тоже был младенцем. И мои бедные родители наверняка мучились со мной в любом транспорте. Детям не объяснишь, что надо сидеть тихо – дети это счастливые атомные сгустки энергии – никогда не знаешь, когда прогремит взрыв. Я больше не психовал, когда меня подрезали на дороге. Бог с ними, может, эти люди так искали свою смерть. А я не хотел  играть в их игры. Я хотел спокойно дожить до того момента, пока обо мне не скажут: «Баста, из него больше ничего не выдавишь, все хорошее, что в нем было, мы уже взрастили, осталось одно плохое» и отпустят меня из этого не самого лучшего из всех миров. Я стал терпелив. Меня уже было не вывести в госучреждениях, я мог получить любую справку. Меня не раздражали люди, которые специально медленно переходили улицу перед моей тачкой. «Интересно, как бы ты запел, если бы тебе ее поцарапали?»,- ехидно усмехнется читатель. Отвез бы в ремонт. Говорю же вам,  я запасся терпением и стал спокоен.  Терпение – вот ключ ко всему. Я был терпелив. Я знал, что все, что случится – случится по воле неба и все, что не случится – тоже. Так почему же я должен был психовать? Меняй то, что ты можешь изменить, и смирись с тем, что не можешь.  Я научился терпению. Жизнь учила меня смирению. Это давалось сложнее. Мир раздирало в клочки от войн и ненависти. Все, что мы могли – оставаться на разрозненных друг о друга кусках материи  и сохранять спокойствие. Где то в России молились несколько очень-очень старых бабушек в очень-очень старых церквях и поэтому страна никак не стиралась с лица земли, хотя  враги спят и видят это. Бабушки молились непрестанно, страна упорно оставалась на поверхности земли, какую бы бездну под нами не старались отверзнуть. У этих бабушек было все: и терпение, и смирение. У этих бабушек в руках была Вечность. Я был как песчинка на дне океана – так же далеко от поверхности воды, как самосознание этих бабушек было далеко от меня. Я знал, я понимал это. Они были почище шаолиньских монахов. Русская православная бабушка вполне себе могла бы победить любого из них. Как хорошо, что за нас молились такие чистые светлые души, как хорошо, что Россия все еще была не стерта с лица земли, хотя тьме бы этого очень хотелось. После апокалипсиса наверное только и уцелеют эти церквушки в деревнях, да дома праведников. Эх. Я вздохнул, передернул плечами. Я все еще не пришел туда, куда должен был прийти. Мысли цеплялись друг за друга, плыли, как по небу облака. Ничегошеньки я не придумал, ничегошеньки. Небо все так же укоризненно смотрело на меня, я все так же не мог вспомнить, где накосячил и в чем подвох. Я должен был сделать то, для чего я был направлен . Для меня не было и не могло быть оправданий. Лень уже давно не показывала нос, хотя я ее отлично знал, старую лису. Она делала вид, что больше не интересуется  мной, но я помнил  ее страшные удушающие объятья, когда ты не в состоянии встать с дивана и начать или закончить или продолжать любой твой важный для тебя проект. Да что там, ты не в состоянии даже сходить в душ.  Когда каждый час, каждая минута на кону, она держит свои лапы сцепленными у тебя на шее и пригвождает  к дивану, не давая ни малейшего шанса вскочить и начать менять свою жизнь к лучшему. Нет. Лень пригвождает тебя, лень надевает на тебя наручники, лень погружает тебя в сладкую дрему, а потом на хрен вырубает тебя в непредвиденный сон, лень лишает тебя самых продуктивных минут, часов, да что там, дней и недель в твоей жизни, лень… Лень способна на все, на все крайние подлости, на все интриги. Эта сука попортила мне не мало крови. Ей срать на меня и на мои цели. Ей хочется чтобы все вокруг превратилось в серое ничто, в амеб, застывших перед телевизором, с красными глазами, воткнутыми в телефон, обложенных пиццей и чипсами. Лень специалист в этом деле – деле разрушения души, ей можно доверять. Лень.

9 глава

Я всегда насмехался над ленивыми людьми, погруженными в бесконечные тв сериалы, тянущие кусок пиццы в рот, что валяются  круглыми сутками на диване. Я не знал, что лень может выглядеть совсем по-другому. Эта тварь ассимилирует и мимикрирует мастерски  под любую усталость. Я не знал, что лень может помешать приступить к молитве и медитации, набрать номера родных людей, которых не видел вечность, позвонить любимому человеку, написать сообщение, которое могло бы помочь многим людям, спасти мир наконец!  Я не думал, что лень может стать основным препятствием ко всему. Ко всему, что может создать человек. Мы откладываем жизнь на потом, не осознавая, что в тот же момент жизнь делает то же самое с нами. Мы ищем день получше для этого дела, а приходят только дни похуже. Мы думаем, что мы на коне, можем планировать и управлять временем, а внезапно оказывается, что мы стареем и дряхлеем и выясняется, что мы под конем. Вечная мантра всех марафонщиков и мотиваторов: «Возьми свою жизнь в свои руки». Слоган кажется таким простым, но учитывая тот факт, что за вашей жизнью охотится тьма, все становится намного сложнее и интереснее. На кону – ваша душа, и мне жаль людей, которые не понимают, что это самое ценное, чем мы обладаем. Души наши принадлежат Богу по умолчанию. Но на этой планете каждый первый пытается украсть то, что ему не принадлежит. Хранить пуще золота и бриллиантов,  держать глаз да глаз на душе, смотреть, чтобы черный червь не коснулся тебя изнутри, самому не косячить, и чтобы косяки других не запачкали тебя – вот главное попечение нашей жизни. Когда ты полностью занят тем, как бы не нагрешить, тебе некогда осуждать и обличать других, тебе дела нет до жизней других – ведь ты борешься со своими собственными внутренними демонами. Тебе нет дела ни до побед, ни до поражений других людей: ты радуешься своим микроскопическим победам над бесами и горюешь над своими провалами и поражениями. Нет горше осознания, что тварь поселилась в тебе и теперь тебе надо всеми способами ее изгонять. Несправедливые обвинения других людей,  зло, козни, подножки и прочие горести – ничто в сравнении с тем осознанием что ты, оказывается, черен изнутри. Ты так долго осуждал, обвинял и обличал других людей, потому что был полностью уверен, что чист. Чист и на твоей светлой душе нет ни единого пятнышка. Здрасте. Оказалось, что твое чистое красивое наливное яблочко червиво изнутри и тебе предстоит тяжелейшая изнурительная борьба за изгнание демонов из собственной души. Ты, который считал себя безгрешным, светочем очей, борцом со злом, великим победителем тьмы, оказался запачкан черным изнутри. Оказалось, что ты хуже самого последнего грешника и стоишь в конце очереди с тележкой из супермаркета, нагруженной с горкой твоими собственными грехами, которые ты по своей воле совершил. Не без подстрекательства со стороны лукавого, но по своей доброй воле же. И судить, кстати, будут именно тебя. Конкретно ты отвечаешь за все то зло, что совершил.   «А, как тебе такое, Илон Маск?» (с) Все оказалось хуже, чем мы думали, зомби среди нас. Ты не можешь целиком и полностью доверять кому-либо то ни было, потому что зло внутри нас. Зло внутри нас и оно, сука, размножается.  Даже в отражении твоего самого лучшего друга в зеркале ты видишь рога. Наши возлюбленные носят на себе паутину тьмы. Наши родители хранят в себе бесовские зерна, и, хотя вот тут ты совсем не ожидаешь подвоха, взращивают их, чтобы оплести твою душу. «Враги человека близкие его», — никогда не понимал этой фразы, а тут на днях как вдруг понял, как понял… Не нужно себя жалеть. Жизнь, как квест, на кону стоит, ни больше, ни меньше, твоя душа. Нужно пройти через все препятствия, ямы, бездны, подножки, чтобы прийти к финишу не побежденным. Не сдавшимся. Бороться до последней капли крови, до последнего вздоха, прийти, а если не получится, приползти к последней черте, израненным, но не побежденным, убитым, но не сдавшимся. Это в наших силах, мы можем это сделать. У тьмы нет власти над нами, наши души принадлежат Богу, и ему одному.  

Мысли мои мерно капали снизу вверх, попадая точно в ритм моих шагов. Я шел уже достаточно времени, чтобы прийти, но моя цель, как я понял, равноудалялась от меня. Можно было бы провести вечность в бесплодной попытке ее догнать. У меня не было вечности в запасе. Было ровно столько лет, сколько мне отмерили, ни больше ни меньше. Я не управлял длительностью своей жизни, я не владел этой опцией. Не ищут ни любви ни смерти- они сами нас находят. Удивительно находчивые дамочки, ничего не скажешь. За годы, что я находился на передовой, у меня появились рефлексы. Всегда проверяю, не прицепилась ли к моей душе какая дрянь за сегодня. Любое пятно чуть темнее моей ауры, и я уже судорожно ищу причину, и чищу всеми возможными способами. Потому что это может быть не просто легкое расстройство оттого, что опоздал, или от того, что неправильно сдали сдачу, а присосавшаяся сущность в поисках моей вкусной энергии. Бесило, что эти твари повсюду и везде. Я видел вампиршу, всюду таскавшую с собой своего огромного красивого бойфренда. Все равно, как если бы она таскала с собой холодильник, доверху набитый едой. Парень был обречен, я видел его грустные глаза. Ему не слезть с иглы, сексом приманила, суккубиха, и не отстанет, пока ей не надоест. Кинет измученного и больного,  выпитого до донышка и пойдет искать новую жертву. Мразь. Как же они мне надоели, кто бы знал. Кто им дал право думать, что эта планета принадлежит им? Какому идиоту это вообще пришло в голову? Как же тоскливо наблюдать процесс разделения зерен от плевел. Можно сойти с ума, за столько то веков. Пока тут все нормально разделится, у нас поедет кукушечка от скуки. Скукотища. Вечно грешат, не каются. Потом удивляются внезапной ранней смерти. Или сумасшествию. Или тотальному разорению. Неизлечимым болезням. Войне. Многие скорби человек наследует на земле. Никто не оповещает вас, что они начались. Не приходит смс, не прилетает сова из Хогвартса с письмом, никто не ломится вам в дверь  с известием, что терпение небес кончилось и полоса препятствий началась. Ты застигаешь себя уже на том, что ты прыгаешь через барьеры и бежишь галопом в чем был – ночной пижаме. Жизнь как полоса препятствий. Такое ощущение, что под тобой бесконечно крутится круг, и ты вынужден бежать просто, чтобы оставаться на месте. И когда ты, как загнанная лошадь, тяжело дыша, чуток останавливаешься, чтобы передохнуть ( поставь правильное ударение), ты никогда. никогда. никогда не знаешь: действительно ли тебе дали отдохнуть или это просто остановка перед тем, как на тебя выльется ушат ледяной воды и тебя заставят бежать еще быстрее. Еще быстрее, парень, пока ты не выдохся, еще быстрее, дорогой, пока ты совсем не умер. Видишь, все бегут, и ты беги, и ты беги, милый. Жизнь – сложная штука для тех, кто не понимает ее. И достаточно простая для тех, кто знает, в каких случаях нужно просто смириться с решением небес  и ты ничего никогда не сможешь сделать чтобы исправить или оспорить это решение, и в каких случаях ты должен лихорадочно действовать, чтобы спасти себя и своих близких от вечного хаоса, разрушения, опасностей и хтони. Где та грань, где ты видишь решения Бога и просто стоишь в стороне, внимая тишине на том берегу белого моря, что расположено аккурат посреди небес и где та разделительная полоса, где начинается твой бег с препятствиями? Где твоя покрытая потом и кровью беговая дорожка, где твое место сражений, где оставлены твои слезы поражений и триумфа, где твое поле боя? Ты должен знать, понимать и разделять эти два понятия. И не размахивать в отчаянии своим мечом там, где решение было принято на том берегу белого моря, до которого тебе миллиарды миллионов световых лет  и твоя чистая душа. Иногда нужно перестать размахивать мечом, а просто сесть на берегу белого моря и смотреть, как ветер играет с барашками волн. Смирение – вот ключ ко всему. Смирение открывает даже каменные двери. Смирение точит камень, как вода. Смирение уберегает человека от греха. Смирение – вот, что приближает тебя к Богу.  

10 глава

Ты смотришь свою фамилию в списках на счастье, и не находишь? Возможно, это для того, чтобы ты научился соблюдать внутреннее равновесие. Внутреннее равновесие – это когда ты любишь Бога, любишь себя и других людей и со смирением принимаешь все, что посылает тебе судьба. Внутреннее равновесие бывает гораздо лучше счастья, но не все об этом знают. Счастье – кратковременно, а внутреннее равновесие может пребывать в тебе всегда. Я научился балансировать на кончиках пальцев, как балерина. На это ушли годы, я не спорю.  Но зато сейчас я мог расплываться в блаженной улыбке каждую секунду моей жизни. Я знал, кто я, и для чего я на этой планете. И я готов был выполнить свою миссию до конца, чего бы мне это не стоило.

Немного пафосных речей для себя любимого никогда не помешают, особенно, если ты собрался в одиночку спасти мир. Любые внутренние восхваления помогут тебе в самых сложных ситуациях, особенно, когда ты ощущаешь себя ниже плинтуса, и твоя самооценка лежит где-то на самом дне океана. Надо научиться себя хвалить. И прощать. И переставать ненавидеть за все, за каждый мелкий косяк. Да вы так серийных маньяков не ненавидите, как себя самого. Проигравшая российская сборная по футболу вызовет в вас меньше ненависти, чем проклятия в адрес себя самого за нечаянно пролитую чашку кофе на белую рубашку. Вы заклевываете себя самого такими словами, какие заслуживают правительства, устроившие геноцид, но никак не человек который позволил себе поваляться в кроватке лишние 10 минут. Где та любовь к себе: исцеляющая, всепрощающая, понимающая, вечная? Если посмотреть на себя оком Создателя, любящим взглядом, ведь все недостатки покроются этой Великой любовью, правда же? Но нет, мы любим расковыривать себе раны. Мы лежим в ночи и не можем уснуть, потому что все раны нашей души открыты и мы залиты собственной кровью по уши. Мы наносим себе удар за ударом за всю ту боль, что нам причинили другие люди, и, уж конечно, они сейчас живут припеваючи, в отличие от нас самих. У них сейчас все отлично, они заплатят за предательство позже, может, вообще уже после смерти, а вы почему то устраиваете ад себе прямо сейчас. Кому от этого станет легче? Убитая ваша душа, еле дышащая, лежащая в крови и страданиях, не скажет вам спасибо. Нужно взять ее на руки и убаюкивать, словно дитя, а не добивать поражающим все и вся мечом стыда, возмездия, мести, горя. Если вас разрушили, нужно начать собирать себя по частям, тихо, мирно, с чашечкой чая, или, может кофе, с медитациями, молитвами, с любовью к себе. И придут сны исцеляющие. И придет сила. И прошлое накроется мягкой белой шапкой снега. Боль притупится. И вы научитесь жить  с горем, помня о Боге. Потому что жить с одним горем без Бога невозможно. Потому что жить с горем без Бога – значит умирать. Пожалейте себя, как жалеете нищих у храма. Пожалейте себя, как жалеете безногих, вернувшихся с войны. Пожалейте, как внезапных сирот после автокатастрофы. Им всем жить на этой планете, им всем – в долгий путь, собирать любовь к себе. И вы соберите, соберите. Вы сможете.  

Я думал про то, что, а люблю ли я себя сам? А сам-то я… не забил ли, не убил ли своего внутреннего ребенка..? Может, он лежит у меня, замученный и израненный мною же, и никто не может прийти к нему на помощь, потому что я сволочь неблагодарная. Всегда приходилось держать это в уме – что я могу накосячить. Нельзя было полностью доверять своим мыслям, а, точнее, приходилось все время проверять – моя ли это собственная мысль или привнесенная? Мир становится намного проще, когда ты стоишь на Лондонском мосту через Темзу и слышишь четкий голос: «Прыгай», и ты с облегчением понимаешь, что это ни фига не твой голос. Отгоняешь тангалашку и радостно и спокойно идешь закупаться сувенирами. Или когда ты стоишь на Эйфелевой башне и тот же голос настойчиво предлагает сигануть, ты уже выверенным жестом посылаешь его в преисподнюю, обратно, откуда пришел, и спокойно фоткаешься с видами Парижских высот. Эти идиоты работают в стиле «авось, сработает». Мелкие, непродуманные вбросы. Берут количеством и внезапностью, любят это делать, когда ты морально вымотан, устал, физически истощен.  Всегда надеются, что этот «авось» – авось сработает. Абсолютно безвредные удары, если человек только что помолился, сыт, здоров, выспался. Если человек «в форме», ему эти штуки не страшны.  Поэтому так важно соблюдать режим молитв и контролировать, выспался ли ты, поел ли? Что поел? Не так ли много, что заснул после причастия, разомлев? Тоже плохо: тангалашки работают выходных и без перерывов на обед. Они не спят. Если ты бодрствуешь и молишься, никто из преисподней тебе не страшен.

Я шел и думал, что главное  — это сохранять бодрость. Если на тебя упала каменная плита, то и под каменной плитой можно и нужно сохранять бодрость. Никто не знает день и час, когда ты наберешься сил и, наконец, скинешь ее со своих плеч. Зато, каким сильным ты станешь за то время, что ты пытался это сделать. Сохранять силу внутри – вот, что главное. Быть как буддистский монах – спокойным снаружи, сильным, готовым  отразить любой удар – внутри. Сосредоточение – ключ ко всему. Где находится ваше внимание – там находится ваша сила. Если вы сосредоточены на мелких дрянных офисных войнах за кондиционер – значит вот где причина утечки ваших сил. Если вы конкурируете с коллегой за новую должность и ненавидите его, шефа, и всю ситуацию соперничества в которую попали – вот причина вашего ослабления. Любое соревнование нужно воспринимать спокойно, показывая, однако, свой лучший результат, отдавая на волю судей, а, главное, небу и судьбе принимать решение о возможной награде.  Не нужно дергаться и переживать – в эту бездонную черную дыру уходят тонны вашей энергии. Если вы поссорились с родными с утра, и весь день проговариваете внутри себя ответы, значит вы потратили уже массу энергии вникуда. Простите себя и других, поговорите вечером, придите к какому-то решению, примиритесь. Это лучше, чем весь день ходить злым, проговаривать внутри удачные реплики в споре, тратить галлоны вашей энергии вникуда.

11 глава

Я всегда был самым умным, когда дело касалось других. Я щедро раздавал советы направо и налево, которые, как я видел, помогали людям. Я не мог помочь сам себе. Я был таким страшным «сапожником без сапог». Я точно знал, что мое место – это место в конце очереди с тележкой из супермаркета, груженной моими грехами. И это осознание помогало мне жить. Когда ты не превозносишься, у тебя всегда есть место для шага вперед. Дождь смывает наши ошибки, мы очищаемся и снова можем продолжать наш путь. Даже если на наши головы падает град величиной с кулак, мы всегда можем найти укрытие, переждать и продолжать гнуть свою линию, особенно когда мы понимаем, что она одобрена небом. Все темные силы, пытающиеся свернуть нас с нашей судьбы, потерпят крах. Если мы идем к Богу, то «маршрут построен», и никто не в силах сбить нас  с него. Не нужно бояться темных «перфомансных явлений» — они, как в парке развлечений в комнате страха – сыграны бесталанными актеришками, и никакого ужаса в себе не несут. Ваш корабль никогда не потонет от воды снаружи. Корабль пойдет на дно только, если вода будет внутри. Следите за тем, чтобы черный червь не пожирал вас изнутри. А нападки темных снаружи только сделают вам чести – значит, вы представляете собой то, на что темным стоит потратить свои силы и время. Значит, вы – лакомый кусочек. Значит, своим существованием вы приближаете день полной победы добра над злом. Значит, все что они хотят – снести вас с лица земли (на что, конечно же, у них нет полномочий), а все что они могут – полностью обесточить вас. Когда в гневе вы тратите вагоны своей энергии вникуда, спросите себя: кому это выгодно? Кому выгодно, чтобы вы остались совсем без энергии, опустошенным, не в состоянии ничего сделать? Кому нужно победить вас? Кому вы стали поперек горла? Что вы такое делаете хорошего, что влияет на исход вечной битвы между темными и светлыми? В чем ваша ценность? И немедля, немедля, помолившись, начинайте это делать. Даже если вы внезапно заболели. Даже если вы попали в передрягу на дороге, или в пути. Если вы застряли в незнакомой стране или городе. Если  на пути к вашему делу количество препятствий только возрастает в геометрической прогрессии. Даже если  вам кажется, что весь мир против вас.  Вы встаете и продолжаете делать то, что вам назначено делать небом. Вы воин. А истинным воинам даже собственная смерть не мешает продолжать воевать. Вставайте на бой, даже если вокруг вас только раненые и убитые. Отбросьте унылые мысли – сейчас уныние это враг №1.  Вставайте, даже если Сомнение пришло к вам в гости, выпило весь чай, сожрало конфеты и нагло разлеглось на диване. Вставайте, ребята, вставайте.

Я был готов поднять на революцию все народы мира, но я еле справлялся с самим собой и своими внутренними демонами, которые, сука, притворялись ангелами так искусно, что каждому первому бесу необходимо было бы вручить Оскар, если бы он был церемонией исключительно для темных. Плетение интриг, ложь, накручивание, бредовые мысли, подстраивание под ход мыслей групенькой жертвы, которая думает что это ее собственный голос, ее собственные мысли, ее выверенные решения. Чушь. Эти твари работают над истреблением рода человеческого от создания мира, их приемы отточены до совершенства, никакие психологи и психиатры не в состоянии отследить и распутать паутину хитросплетений внушенных мыслей и найти, где же кончается воля пациента и начинается поражение души бесом, поработившим ее. Очень хитро, очень тонко, очень запутанно. Все, что от темной стороны  — всегда запутано и лживо, никогда ничего не ясно до конца, в этом эти сущности мастаки – ложь и запутывание их коньки. Правда всегда проста, ложь – запутанный клубок хитросплетений. Сложно выпутаться из этих сетей одному. Спасает только молитва Богу. Только она одна, только воззвание к Нему способно распутать эти сети и разрубить эти цепи. Если согрешил, нужно срочно бежать и каяться, молиться, кричать Ему: «Прости, пожалуйста», пока не сплелась эта паутина вокруг вашего мозга, пока вы отличаете свой голос вашей собственной воли в своей голове от голоса, который так вкрадчив, так справедлив, чист, праведен, непорочен, желает вам добра, и который ни хрена, ни хренашечки не является вашим. Этот вкрадчивый голос внушен вам, чтобы подвести вас к краю пропасти и легонечко подтолкнуть, сказав: «Прыгай. Это для твоего же блага». Придумать можно все что угодно, за этим дело не заржавеет, за этим дело никогда не ржавело. Миллионы самоубийц могло бы рассказать вам поучительную историю, как так получилось, что они решились на такой страшный шаг, но им уже никто никогда не даст право голоса, потому что они навечно в незатухающем огне, навечно непрощенные, навечно нераскаявшиеся. Не будьте разменной фигуркой в лапах темных, вам решать, когда и как ходить, вы обладаете волей, чтобы вообще перевернуть всю эту шахматную партию, спустить доску с фигурками по лестнице, разбить все вдребезги. Я все всегда понимал, но я один не мог остановить миллиарды людей, шагающих по широкой дороге в пропасть.  Осуждать их было нельзя – за каждый маленький грех мы отдаем частичку власти над своей душой темным, и каждый новый грех увеличивает звенья цепи на наших кандалах. И вот уже совершаем грех пострашнее, и кольцо раба смыкается вокруг нашей шеи – готово, теперь можно тащить в преисподнюю. Казалось бы, фигня, маленький грешок, «а что такова, все так делают», и вот ты уже не понимаешь, почему ты совершаешь очередной глупый поступок, кто тебя тянет за язык оскорблять, осуждать и унижать других людей, почему вдруг тянет на блуд, а с балкона, выйдя покурить на развеселой вечеринке внезапно хочется прыгнуть вниз. Казалось бы, пара небольших нераскаянных грехов – и вот вы уже деревянная кукла на веревочках, дрыгаете ручками- ножками по велению кукловода, а думаете, что по своей воле. Каждый раз поражаюсь, как же у этих тварей все продумано по возрастающей: первый грех, на который толкают человека, такой маленький, что многие его не замечают. Никогда не понимал фразы « Нет маленьких грехов, все грехи одинаковы», а теперь вдруг как понял, как понял. Каждый грех тянет душу человека вниз, в преисподнюю, каждый.  Каждый грех ложится на совесть тяжким грузом. Если сразу после этого «маленького» греха умереть, можно легко сгрохотать в ад, так как «в чем увижу, в том и судить буду». Никогда этого не понимал, а тут все сошлось. Необходимо тщательно следить за всем, что ты делаешь, за всем, что ты говоришь и что думаешь. 24/7 необходимо это делать. Потому что тот, кому не терпится, чтобы ваша душа сгрохотала в преисподнюю, тоже следит за вами 24/7. И ему ой как хочется, чтобы вы  успели нагрешить и, главное, не раскаяться, чтобы хватило на то, чтобы душа была полностью закабалена, чтобы цепи, гири и кандалы не дали ей взлететь, чтобы черная паутина на сердце не дала покаяться. Уже много тысяч лет приемы одни и те же, и они их не меняют, потому что те работают. Зачем менять, если что-то работает веками? Я знал их приемы наизусть, иногда на них попадался, но я едва мог уследить за своей жизнью. Мне горько было смотреть на миллиарды, упрямо шагающих по широким дорогам в ад. Но я ничего не мог с этим поделать. Оставалось лишь смотреть, как происходит неизбежное. Всегда ненавидел этот процесс отделения зерен от плевел. Только человек с ледяным сердцем мог бы спокойно наблюдать его. Кто угодно, только не я. Я все еще был горяч и не собран. Ничем не мог помочь, но сопереживал всем сердцем.  Сердце мое горело за каждого, которого тащили на аркане в ад. Я видел этих тварей, чувствовал их присутствие по запаху. А они видели меня и тщательно ненавидели вот уже не первую жизнь.  Я не мог ничего поделать – не в моих полномочиях было устраивать апокалипсис и травить их дихлофосом, как противных рыжих тараканов – могли пострадать люди, души которых находились в финальной очистительной стадии, чтобы, наконец, после смерти попасть в рай. Приходилось терпеть. Этот процесс отбора был запущен Им много веков назад. Не я его запускал, не мне его останавливать: я помнил про свое место в конце очереди. В конце концов, нужно было смиряться.

12 глава

Я уже почти дошел. Москва река в масштабах не шла ни в какое сравнение с Невой – так, ручеек,  но и она приносила облегчение измученной душе. Если долго смотреть на ее воды, можно было кратковременно забыть о всех своих мучивших душу проблемах. В этом смысле Москва река отрабатывала гордое название на все 100. Я долго и внимательно посмотрел в ее свинцовые воды. Вздохнул. Стало полегче. Сработало.

Я, честно говоря, не очень то и понимал, зачем меня вызвали.  Вроде не косячил и никаких крупных просчетов за мной в последнее время не водилось. Но я понимал, что меня вызвали не просто так, не цветочки нюхать. Да и откуда в ноябре цветочки? Да и нас никогда не вызывают в Центр просто так, с бухты-барахты. Нужен весомый повод. По настоящему весомый. Я проглотил  комок в горле и попытался прекратить мурашки по коже – куда там, они разбегались, как настоящие муравьи, нахально щекоча меня. Мда, владение телом у меня так, наверное, с четверки и не поднялось. Да хуже, хуже, сдавай я сейчас экзамен, небось, влепили бы тройбан. Плохо, товарищ светлый, плохо.  Опять мне выскажут это и попеняют на совесть. С совестью у меня было все в порядке, я знал, что чтобы быть хорошим светлым, нужно работать над собой. И я не чурался никакого труда, я знал, что без него ну никак « не выловишь» рыбку,  что нужно быть внимательным, бодрым, не распускаться, всегда быть готовым к нападению и уметь его отразить. Задрожал воздух, я вздохнул. Портал открылся, как всегда, неожиданно. Ох уж эти шпионские штучки – никогда не знаешь, когда и где. Мне ничего не оставалось, как шагнуть вперед. Я набрал в легкие московского воздуха и мое тело, как обычно закрутило в турбулентности. Ох, как я не люблю вот это вот все. Потом еще тошнить, небось, будет, все как обычно. Портал выплюнул меня так неожиданно, что я не успел спроецировать свои ноги в вертикальное положение и плашмя ударился о пушистый ковер, проехав по нему своим таблом. «Повезло же, что ковер,- успел подумать я, как неведомая сила подняла меня и поставила в вертикальное положение. «Вы так и не исправили свою четверку по владению телом», — мрачно произнес голос того, кого я никогда не видел. «Нет»,- пробормотал я, мне хотелось вжаться всем своим телом в пол, сравняться ростом с высотой ворса ковра, чтобы никто никогда больше меня не видел.  «Очень жаль», — продолжил голос. Дальше почему-то мы перестали разговаривать и я оказался в межволновой бочке, где данные передавались мне по воздуху и любая моя мысль считывалась мгновенно и служила моим ответом в диалоге. «Так быстрее»,- услышал я его фразу в своей голове и мысленно кивнул. Мда, это вас не в офисе вызвали на ковер перед начальником и вы мысленно послали его на три буквы, на секунду почувствовав себя королем, нет, тут начальник знает все про вас и любая ваша мысль немедленно транслируется ему в голову. Я мгновенно вспотел как последний мокрый кот, самонадеянно дефилирующий по бортику и внезапно свалившийся в ванну.  Тут вам не здесь, тут вам за мыслями ох как следить надо. Бочка тем временем вибрировала и мне шли данные об общей картине взаимодействия по Москве, прибыло – убыло темных и светлых, убиты, инициированы, участие в боях, уровни, бла-бла-бла.  Как обычно, сгустки темной энергии в Выхино, вспышки ненависти на ВДНХ, разборки на Китай городе.  Все мы это уже слышали, все проходили, ничего нового. Ага, вот и то, зачем меня сюда позвали. Проект невиданной силы, неоцененного влияния на людей, мощности, с которым разве сравнится вторая мировая. Уровни взаимодействия высших темных и светлых. Ого. Я внутренне присвистнул, увидев уровни взаимодействующих. Как хорошо, что мой уровень настолько мал, что я точно не смогу никаким местом отвечать за этот проект. Я радостно выдохнул, день определенно удался. «Ошибаешься»,- услышал я все тот же ровный голос. Я вздрогнул. Бочка продолжила вещать новости и под конец сообщила, что главой этого проекта назначается такой талантливый такой перспективный, и пусть у него недостаточный уровень, но все наше руководство верит в него, ведь он такой сильный и замечательный. Я.  Я охренел. Мы так не договаривались. Эй. Камон. Да я среди этих высших темных и светлых меньше Моськи которая вздумала лаять на слона. Помогите. Па-ма-ги-те! В этот момент меня кто то взял и мягко пнул под зад прямо в портал и я вылетел. Да ушшш. Наши иногда не церемонятся вообще.  Пока меня крутило в болтанке портала я успел еще несколько раз ужаснуться. Чтобы я… и такой проект?! Они там с ума все посходили что ли? Я приземлился на корточки и немного порадовался, что владение телом стало на пол-миллиметра лучше. Эх, лучше бы я, наоборот, на взлет приземлился на корточки, а тут бы можно было грохнуться… Я осмотрелся – а было некуда грохаться, везде была ноябрьская грязь. Эх. Я вздохнул. Как произошло, так произошло. Все равно все знают про мой уровень владения телом в порталах, кого я обманываю?  Я резко выпрямился, чтобы не привлекать излишнего внимания – вечная наша ошибка после турбулентности в портале. Мысли мои лихорадочно заметались: я все еще не мог поверить, что меня назначили ответственным за то, за что обычно бывали ответственны только высшие. Я уж точно не был высшим и не собирался им становиться. Нельзя исключить возможность ошибки. Но мой начальник не ошибается. Может, это шутка? Пранк? Но у наших высших нет времени для шуток. Организовывать ради шутки портал, аудиенцию у самого…хм… смеетесь вы что ли? Проверка на гордыню? Это может быть, но опять же, невелика сошка чтобы меня тестировать, тратить энергию и время, учитывая то, что мы все сейчас в преддверии этого события максимально заняты и напряжены. Половина светлых ушла на охрану страны, вторая половина напряженно брейнштормит вот уже вторую неделю. Нашим уж точно не до шуток и не до развлечений в такой ситуации. И не до проверок меня на грехи. Уж точно. Что же оставалось? Я наморщил лоб, как будто это могло помочь мне быстро сообразить. Оставалась только правда. Голая правда, и ничего другого. Меня действительно назначили ответственным за вот это  вот все, за что отвечают высшие. Какой кошмар. Я посмотрел в воды Москвы реки, призывающие в них немедленно прыгнуть. Хрен вам. Обойдетесь. Сами горите в своем аду, а я туда не собираюсь. И точка. Я насупился и сурово пошагал вперед, вдоль набережной. Вечер переставал быть томным. События начинали развиваться в максимальной фазе. Я больше не принадлежал сам себе, я это быстро понял. Я выполнял волю небес. Я больше не был человеком.

13 глава

(Хотя ничто человеческое было для меня не чуждо.) Например, я был бы совсем не против пожрать бы сейчас жареной картошечки, что призывно на меня смотрела со всех баннеров с фастфудом. Надо было закинуться живительным кофе и понять все-таки, что конкретно прямо сейчас хотел от меня Центр, где пересеклись наши стежки-дорожки, каким наилучшим образом нужно было выполнить свою миссию, чтобы потом не было мучительно больно за напрасно прожитые годы.  Хотя наше руководство может сделать мучительно больно очень быстро, буквально в считанные секунды, стоит мне чуть-чуть открениться от курса, стоит чуть-чуть забыться и даже хотя бы посмотреть в сторону тьмы – всееёооо, реакция будет очень быстрая, секир башка и все тут. Поэтому я не рисковал. Из нас никто не рисковал, хотя мы были парни не из трусливых. Но с нашим начальством были шутки плохи, и мы это знали.  И это знали все темные.  Зачем. Зачееем им понадобился  я – пятое колесо, последняя сошка, ни рыбо не мясо, чувак с четверкой по владению телом?! Зачеем?! Я же им щас запорю все это дело.  Так горько я размышлял, мысленно посыпая свою голову пеплом, и не было ответа на мои мысли никакого, так,  как будто все наши разом отключились от меня и никто не проникал в мой эфир и не отвечал мне на вопросы, выданные измученной моей бедной головой.  Смотрят со стороны, наверное, — подумал я, — как я справляюсь. А справлялся я хреново – к бабке было с этим не ходи, хреново, чего уж там. Никогда я не боялся правды и тут необходимо было посмотреть ей прямо в глаза. Так себе я воин. Мальчик на побегушках. Бумажная крыса. Четверка за владение  телом. Нет у меня никаких перспектив, ни в руководящих, ни уже тем более в высших областях. И наши знают это, ну не может же быть, чтобы не знали?! За кого они меня держат, за дурачка? Я же вполне в состоянии оценить свои силы, гордыней не болен (надеюсь на это), кукушечка пока у меня не поехала.  Я взрослый мужик, готовый посмотреть правде в глаза. Так я хорохорился пока шел, но дикая усталость напала на меня, стоило мне зайти в кафе и заказать чашечку кофе. Было ощущение, что весь мир своей тяжестью опустился мне на плечи, весь мир. И я не мог спастись от этого ощущения. И я не мог сбежать от опустившейся на мои плечи громадной ответственности. Я приник ниже к столу и горячий пар от кофе обжег мои щеки. Я отдернул лицо – надо же, еще человек, еще чувствую. Могу обжечься, например. Прикольно. Тело мне оставили мое, уже на том спасибо. Душа же моя была сейчас размотана в расстояние на половину планеты. Мне не оставалось ничего другого, как следовать инструкции. Я служил Ему. Я был воином, добровольно выполняющим указания высших светлых. Иного не дано и не могло было быть. Все было уже решено за меня и до меня. Я выполнял приказ. И точка. Не было места для колебаний и размышлений. Моя душа принадлежала Богу, и я не имел права сомневаться. Путь был избран и я двигался по этому пути. Ничто не могло меня остановить. Я был наделен достаточными полномочиями, чтобы завершить это дело самым благоприятным для нас путем. Я владел пространством, но не пространство владело мною. Я принимал решения, я правил моим конем, но вехи на моем пути были расставлены не мною. И я это понимал. И душа моя смирялась. Не было на всей планете никого, кто мог бы остановить меня. Мой путь был проложен верно. Ни тени сомнения не было на моем челе. Рука моя крепко держала поводья, моего коня было не остановить, мы были с ним одним целым. Прошлое перестало существовать, прошлого больше не было. Было только настоящее и будущее, и я видел и то и другое одновременно. Небо открыло мне глаза. Я перестал видеть как человек, я видел настоящие и будущие события, людей и предметы насквозь. Для меня больше не оставалось загадок на земле. Я соединился с небом, все разгадки были разгаданы. Секретов и тайн больше не было. Светлые лучи собирались передо мной в соцветия и пучки, образовывая дорогу моего пути. Я видел мой путь внутренним взором. Во мне не оставалось сомнений. Я шел вперед.

Кофе не принесло долгожданной бодрости, я загрузился еще больше. Вечный сапожник без сапог. Все было понятно на словах, но как вообще это возможно было сделать? Как недоучка-архитектор, склонившийся над новым огромным  проектом, я ни хрена не понимал.  Ни как это нарисовать, расчертить, ни как построить. Но я понимал, что за весь этот вот проект я отвечаю головой. То есть, мою ответственность было ни сложить, ни переложить на кого – либо другого. Холодный пот бежал у меня по спине, я с трудом понимал,  как я с этим со всем справлюсь. Доводы моего разума говорили, что это невозможно провернуть. При этом при всем у меня не было вариантов отказаться, перенести, забыть сегодняшнюю встречу как страшный сон. Такие вещи не случаются просто так, такие вещи могут быть запланированы за века до. И я это прекрасно осознавал. Я вышел из кафе, засунул руки в карманы, нахохлился. Если бы сейчас была весна, я бы решил это все как два пальца об асфальт. Весна вдохновляла меня, придавала сил. Осень была роковой женщиной, никогда не знал, чего от нее ждать. У меня на нее никогда не было планов, у нее же всегда были свои планы на меня. И лучше бы мне их заранее не знать. Собраться. Собраться. Собраться. Мне просто нужно было собраться, сосредоточиться, понять, чего на самом деле от меня хотят, что мне требуется сделать. Все очень просто, если смотреть со стороны. Есть проект, есть ответственный за него, то есть я. Есть полный ужас внутри ответственного от осознания того, что он ответственный. Угу. Это уже что-то. Будем отталкиваться от этого. Значит, ответственному надо успокоиться. Да. Вот и все. Просто успокоиться. Все гениальное – просто. Я улыбнулся и пошел по набережной почти в припрыжку. Какой же я все- таки умный. Слов нет. Все оказалось так просто  — надо просто успокоиться. Всего то. Моя улыбка была до ушей, требовались завязочки. Я шел по набережной, весело размахивая руками. Решил выспаться, прежде чем принимать какие то решения. Нужна холодная голова. Возможно, после глубокого сна я действительно успокоюсь и ужас ответственности, лежащей на моих плечах, оставит меня. Решение было принято и пересмотру не подлежало. Моя удобная кроватка с мягкой подушечкой ждала меня. И сладкий сон. Мммммм. Просто мечта.

14 глава

Я решил дойти пешком. Нечеловеческие силы разума, вливаемые в нас начальством, так же побочно в себе несут физические возможности, выходящие за пределы человеческих. Если бы я хотел, я бы мгновенно оказался дома. Но я растянул удовольствие на полчаса, хотя в реальности  это заняло бы часа 4. «Ни вам, ни мне»,- с удовольствием подумал я и вкушал прогулку, периодически ускоряясь и прыгая во времени и местности. Я получал кайф ровно до того момента, как понял, что путь к моему дому заблокирован темными. Прекрасненько. Нет, конечно, этого следовало ожидать, я не такой тупой, как может показаться с первого взгляда. Но чтобы так быстро. Аудиенция у шефа состоялась меньше получаса назад, казалось бы, «какого хрена»? Но эти злобные твари реагировали на редкость оперативно, этого было не отнять. Значит, я несу им реальную угрозу, реальную, раз они потратились на такое огромное количество траков и темных, чтобы  со всех сторон отсечь подступы к моей московской холостяцкой квартирки. Из боевой техники стояли только черные Панцерваффе, их недавнее нововведение, с огромными бычьими рогами, торчащими спереди, для устрашения новообращенных светлых. Я же был тертый калач, мне, в общем то, было глубоко по фиг. Я почувствовал себя круче, чем Ленин в ссылке. Насколько же я крут, если темные так перебздели? Моя самооценка немедленно взлетела вверх выше Эйфелевой башни. Мой  ангел нетерпеливо кашлянул за моим правым плечом, и я подумал, что нужно как-то от них скрыться, пока они меня не заметили. Я-то их заметил, а вот видели ли они меня? Впрочем, если бы видели, я бы уже немедленно был атакован.  Значит, пока пронесло и надо делать ноги. Я немедленно открыл портал и  катапультировался в парк ВДНХ, к фонтану «Дружбы народов». Светлое место, оставшееся в виде памятника напоминание о том, насколько мощны были славянские народы, когда они дружили.  Любому светлому это напоминало о том, как круто они справлялись с тьмой, когда были вместе.  Тьма, конечно же, радовалась, что теперь мы были в состоянии раздельных прутьев от веника, которые так легко было бы переломать поодиночке. Я смотрел на фонтан  «Дружбы народов», фонтан смотрел на меня. Я пытался собраться, соскрести все мысли в моей черепушке  в какой то один поток.  Ок, меня назначили ответственным.  Ок, темные заблокировали доступы к моей квартире. Ок, там куча артефактов, которые мне теперь не забрать. Ок, получается, я смогу воевать только своей собственной силой. Наверное, могли быть случаи и похуже, но мне с лихвой хватало всего, случившегося со мною с утра. Где же я буду теперь жить? Где мне найти защищенное от темных жилье? Как же я буду теперь сражаться?  Как бы мне выполнить проект? Где мне найти столько сил, чтобы сразиться со всей тьмой? Вопросов было много, но не было ни одного ответа на них. Я был все тем же мальчишкой, стоящим перед витриной огромного Детского мира, в которой красовался блестящий рыцарь в доспехах. Я очень хотел быть этим рыцарем в доспехах, но у моей мамы не было столько денег, и я знал это. Невыносимая горечь от того, как разбивается о реальность твой придуманный волшебный мир, преследует меня теперь  и во взрослой жизни. Как только я вижу условного рыцаря в доспехах в витрине, жизнь подкидывает мне столько всяких разных «но», что проще отказаться от идеи на этапе задумки. Но тут дело касалось моей безопасности, моей жизни. Темные не остановятся ни перед чем, я знал это. Особенно, если дело касается проекта такой значимости. «Думай, голова, думай!»- я побрел по направлению к колесу обозрения, не зря в народе называемому чертовым колесом – сколько раз оно застревало на самой высшей точке, от страха сводя людей с ума. Все эти аттракционы – просто сбор энергии, ловушка для идиотов, чем больше вы визжите и пугаетесь, тем больший сегодня будет улов вашей чистой и звонкой энергии для темных. Жаль только, что вы сольете свою силу в эту бесконечную мусорную яму, этой прорве никогда не суждено нажраться, она ненасытна.  Это просто соковыжималки для вампиров – всегда чистая и свежая энергия, знай, только кружку подставляй.  Но я пошел не затем, чтобы найти правонарушения со стороны темных, я знал там пару кофеен, где смогу собрать свои мозги с нуля. Собирать свои собственные мозги под ключ  — это так увлекательно! В кафе набрал побольше бесплатного сахара в пакетиках и разложил на плане ловушку темных у моей квартиры, как Чапаев. Выходило плотненько со всех сторон, не прорваться. Если звать наших на драку, то возможность потерь со стороны наших убивает все возможные бенефиты. Значит, отползаем по- пластунски, ищем другое место, чтобы пожить.  Значит, шеф от светлых хотел от меня этого – я положил пакетик сахара на одну сторону блюдца, а темные пытались меня обесточить и обессилить, закрыв доступ к артефактам здесь – я положил сахар на другую сторону.  Сам  я в так себе состоянии – я нарисовал сумасшедшую рожицу с высунутым языком на одном из пакетиков. Мне надо было успокоиться, это раз. Отвести темных с моего следа, это два. Найти жилье в глуши на время разработки проекта. По всему выходило, что моя подпольная квартира должна быть за городом.

15 глава

Я позвонил Вике, нашей секретарше, коротко дал описание того, чего я ищу, она немедленно включилась в работу.  Я знал ее не первый год, высший класс. Прошло всего 20 секунд и она скинула мне прямо в мозг подборку квартир за городом. Какая все-таки умница, не нарадуюсь на нее. Я мысленно провел рукой по списку – ни одна не фонила, не было ни одного следа темных, все были проверены и надежно защищены светлыми кодами защиты.  Какая все-таки молодец. Я выбрал ту, в списке над которой моя рука нагрелась и кончики пальцев начали подрагивать, собирая энергию. Позвонил хозяину, договорились на просмотр через час. Все складывалось как нельзя лучше. Я преодолел расстояние в Подмосковье за 5 минут, уселся на берегу местной речушки и стал ждать.  Утки внизу устроили драку, я визуализировал целый батон, и, ни разу не сомневаясь, скормил весь. Голодные утки были счастливы. Подмосковные утки гораздо более признательны вам, чем московские. Московские избалованы вниманием, еще и не всякий хлеб будут жрать. Как то кинул слегка засушенный – отказались.  Фифы. Слов нет. Москва избаловала даже уток. В Верее было хорошо. Этакий сельский флер. Так и не скажешь, что недалеко от Москвы. Ах, какой я идиот, что дышал выхлопными газами в столице – мог бы днями и ночами вдыхать свежий воздух Вереи, круглосуточно очаровываясь лесом и речкой. Просторы. Русскому человеку всегда не хватает просторов. Нам бы жить нараспашку, вдыхать свежий воздух полной грудью, а мы все ютимся в панельных квартирках с черным грибком и тараканами, а нам все подавай выхлопные газы на завтрак или потную толкучку в метро, а мы все так же «ищем бури, как будто в бурях есть покой». В бурях покоя однозначно не было, как не было его и в Верее. Приехал хозяин, долговязый советский инженер  в  клетчатой рубашке, обстоятельно показал мне каждый угол его конуры, рассказал про коллекцию пластинок. Если бы я не знал, что он реален, подумал бы что точно глюк и меня просто разводят, пранк, не иначе. Но чувак был живым и как то очень живенько он потребовал у меня оплату за три месяца. Месяц текущий, месяц залог и месяц следующий. «Хорошо, что без риелтора»,- подумал я, иначе пришлось бы отдать за 4 месяца, риелторы любят стрясать деньги, не моргнув глазом.  Я проводил его, снял кроссовки и вытянул ноги. Итак, я снял квартиру.  Одно решение принято, знают ли мой адрес темные – пока неизвестно. В любом случае, это точно лучше, чем ничего. Конспирация была соблюдена, ко мне не в чем было придраться. Что нам остается. Я в Верее, о моем месторасположении пока никому неизвестно. При этом мне одному необходимо провернуть весь этот громадный проект. Очевидно, что силы светлых будут ко мне стекаться, и это, очевидно, вызовет вспышки света на плане темных.  И тогда они меня рассекретят и пойдут в атаку. После повышения уровня это итак придется ожидать. Значит, все я могу – это просто набраться терпения. Просто жить и не отсвечивать. И попытаться минимизировать следы взаимодействия светлых при финальной стадии проекта, пусть останутся только те вспышки света,  которых не избежать. Мой план был воистину мудр. Осталось только понять, как провернуть такой огромный проект в принципе. Мне, тому, чье место было с конца очереди. Я знал его и смирял себя, как только мог. Очень немногим людям небо открывает знание о своих грехах, ведь от осознания оных люди могут не выдержать и покончить жизнь самоубийством. Я обладал железной психикой, но и мои силы заканчивались, когда я начинал думать о своих грехах. Самое главное сейчас было  — не умножать их. Сильно скорбеть о том, что успел натворить, тоже нельзя – это дело темных – напоминать нам о шрамах давно заживших ран. Наше дело – один раз сильно покаяться Богу о том, что натворили, а потом помнить, но не раздирать каждый день эти шрамы опять до крови. Шрамы будут ныть, отдавать болью, темные не смогут упустить эту возможность напомнить вам ваши ошибки, те моменты, когда вы по глупости переступали черту, они будут щекотать нам шрамы, и мы опять захотим расчесать до крови места наших поражений. Но будьте умнее. Вы теперь совсем не те, кем вы были тогда. Вы изменились. Да, наломали дров, да, жаль, но теперь вы совсем другой. И пусть кто-то другой стонет и посыпает голову пеплом – вам некогда, вам работать надо. Работать во имя Бога, на благо Родины, на благо людей, при этом не забывая о себе – вот девиз воплощенных светлых. Потому что если ты не позаботишься о себе, то кто о тебе позаботится? Сначала кислородную маску одеваем на себя, и только потом на ребенка. Нужно всегда смотреть, чтобы в твоей лампаде было достаточно масла. Если масла будет мало, она может внезапно потухнуть, а в темноте нам оставаться нельзя, ой, как нельзя. Мы все такие умные, когда дело касается других и мы так растеряны и нерасторопны, когда жизнь вплотную приставляет к нам свое дуло.

16 глава

 Я стал думать над проектом. Сосредоточился. Нашел старый чиллаутный инженерский диван, на удивление мягкий и без торчащих пружин. Я думаю, он застал еще Сталина.  Сварил себе какао, укрылся пледом. Я мог бы зайти за любую няшную и кавайную юную тиктокершу, которая все приготовила, чтобы показушно страдать от осени на камеру. В окно смотрел осенний пейзаж Вереи. «Осенняя пора, очей очарованье»(с), и прочее бла-бла-бла. Осень могла вставлять только такого, как Пушкина. Я не знаю кого-то, кто бы фанател от осени. Особенно от ноября. Месяц, когда потеряны все надежды, которые зарождались в мае. Нить порвалась и бусы внезапно рассыпались на высокой лестнице и разноцветные бусинки, звонко ударяясь о ступеньки, летят вниз. Месяц, когда все летние радости и восторги утихли и забылись. Последняя точка отсчета перед ледяным дыханием зимы. Можно сказать, порог вечной смерти. Момент, когда слышен всплеск волн от весел Херона. Месяц, когда расставляются все точки над «и». Хозяйка считает цыплят. Счетчики крутятся как бешеные. Мы в ответе за все, что совершили. Ноябрь приходит за расчетом. Мелкие монетки сыпятся из под его сизых венозных крючковатых пальцев, он кашляет туманом, дышит росой. Он спрашивает с тебя все. И, если у тебя не готов отчет  — бойся. Потому что ноябрь не снисходит до жалости. У него за плечами – зима. Ему можно все. Последний предвестник холода, снега, льда. Последний парламентер. С ним еще можно о чем до договориться, пациент больше жив чем мертв. Я смотрел в окно, осень проходила сквозь пальцы. Над моей головой вихрились мысли. Выстраивал их, как мог, по проекту.  Кое-как отбился от черных птиц подсознания – темные тоже прислали свой сюрприз, чтобы я никак не мог сосредоточиться. Проект начал вырисовываться, стало ясно одно – необходимы были еще силы. Вот только где их взять? Я не был идиотом, я знал, что обращение сразу нескольких сотен людей в светлых – страшное преступление, которое жестоко карается. Но для себя выхода особо не видел. Я знал, что за ним последует наказание от небес. Но нам нужны были новые свежие силы, да что там, просто необходимы. Я смотрел на структурные сваи проекта, как инженер смотрит на чертеж будущего дома. Выстроил всю схему в 3 D и ужаснулся размерам, которые она заняла. Как я один смогу ответить за это за все? Ох, как же так получилось, что я оказался ответственным за весь проект? Волны моря моей жизни принесли к моим ногам это все, когда я даже не мог предположить, чем это все обернется. Не то, чтобы я был слабак. Не то, чтобы я чувствовал себя слабаком. Я просто знал истинные масштабы этого всего.  Этого события ждали несколько веков, и вдруг, такая сопля как я, у руля этого всего? Это размазывало меня по асфальту. Это знание не давало мне свободно дышать. Я вспомнил техники успокаивания из дурацких курсов online «успешного успеха», за которые по дури на первом курсе отвалил бабла, и подумал, что впервые в жизни мне хоть что то пригодилось из той пурги, что несли эти инфоцыгане. Я подышал правой и левой ноздрями по очереди, задержал дыхание, выпуская воздух порциями, я чувствовал себя гуру йоги и капоэйры одновременно, я определенно был превосходен, я был король. Это незамедлительно подняло мне настроение тем промозлым вечером в Верее.  Господи, ну как же, как же это все сделать, чтобы мне не было стыдно перед лицом Твоим? Как же это все сделать? Ну почему, почему я? А вдруг я не справлюсь. А вдруг я поскользнусь на ровном месте. А вдруг что-то не сработает. А вдруг не хватит важной детали. А вдруг в последний момент все отменится. А вдруг. А вдруг. А вдруг. Вопросов было больше чем ответов, но я навсегда был солдат. Солдат, выполняющий решения моего Командира. Солдат, давший слово Ему под присягой. И я не имел права ослушаться. Выстроил схемы проекта, как мог. Здесь темные, здесь светлые. Тут нападают, тут защищаются, тут внезапная засада. Эх, Чапаев, мне бы картошку. Картошки не было,  холодильник был девственно пуст: даже не было мыши, которая бы демонстративно повесилась бы.  Я вздохнул, нашел пакет. Погуглил ближайшие продуктовые: один из них, на счастье, был совсем рядом. Собрался. Пошел в «Семерочку».  Магазин для покупателей невысокого уровня дохода, но да и я богачом никогда не был. «Легче верблюду, чем…», — я знал, что большие деньги меня портили. Довелось испытать и то и другое, но, даже в самые трудные времена, небо никогда не оставляло меня без куска хлеба на столе и крыши над головой. Я никогда не ночевал на улице. Я никогда не просил милостыню. Небо было милосердно ко мне, и я всегда благодарил Его за это. В продуктовом  я осмотрел пару консерв, насобирал картошки, встал перед ящиками с хлебом. Я все мог пережить, без всего обойтись, только без хлеба не мог. Все эти ваши дурацкие безглютеновые диеты проходили мимо меня, потому  что любой случайный запах свежевыпеченного хлеба мгновенно сводил меня с ума, и вот я уже бежал, роняя штаны, в магазин и покупал там свежую булку, не успев оплатить, вонзал  в нее свои зубы, роняя слюнки, и был в эти моменты самым счастливым человеком на земле. В дни диетического питания уныло грыз хлебец, который ни формой, ни запахом не напоминал то волнующее чудо, наполняющего каждого, кто куснул его румяный горячий бок, эйфорией. Стоило мне сесть на диету, как я видел хлеб во сне. Снова и снова откусывая от него, это было наваждением, обещанием наслаждения, каким то невероятным волшебством. Я перенюхал весь хлеб в поддоне – ни один из них не вызвал во мне состояния эйфории. Я читал состав всех булок, буханок и батонов– кроме муки, дрожжей и воды он был полностью химическим. С каких это пор, чтобы испечь несчастную булку белого хлеба требуется туда засунуть всю таблицу Менделеева?? Ох и травят нас, товарищи, ох и травят. Я грустно окинул еще раз все разнообразие хлеба, но моя душа так ни к чему и не легла. Взял финские хлебцы с самым невинным составом, побрел вперед вдоль витрин. Взял еще молочного и фруктов.  На меня смотрела укоризненно морковка – взял еще и ее. ЗОЖ так ЗОЖ, не будем увиливать.

17 глава

Я лежал на диване и грыз эти гребанные финские хлебцы. Наша жизнь такова, что даже самого простого удовольствия – съесть свежую натуральную булку  —  вы можете не получить. На этой планете за каждое удовольствие нужно платить. Нельзя становиться булочным наркоманом из-за какого-то дурацкого хлеба.  Эти доводы на меня не действовали, я внезапно чувствовал себя самым несчастным человеком на земле. «Из-за хлеба что ли?- услышал я папин голос,- ну вот ты нюни то распустил». После чего мне захотелось зарыться сильнее в подушку и уже совсем не отсвечивать. Реальность такова, что наша прокрастинация рада любой заминке, будь то это отсутствие стимулятора в форме булки хлеба или наше расстройство по этому же поводу. Эта сука радовалась,  что  я не могу взять себя в руки и доделать проект. Казалось бы – соберись. Ты знаешь, какая громадная ответственность лежит на твоих плечах. Но ты лежишь на диване в форме ромашки, укрывшись пледом, как юная тиктокерша, и ноешь, что тебе не сожрать булку.  Как же мне далеко до Ангелов и их совершенства. Сколько же еще воплощений мне терпеть на этой планете, чтобы достичь хотя бы какого-то прогресса на пути к совершенству? Ты можешь только развести руки, окидывая взглядом свою слабость, дряблость, грехи и заскорузлость твоей души. Ты работаешь с этим каждый день, и каждый день ты понимаешь, насколько ты далек от тех чистых созданий, что смотрят на нас и на наши грехи сверху. Есть ли вообще какие то шансы достигнуть хотя бы начального уровня их Света и никогда никогда никогда больше не возвращаться сюда? Планета, где детей воруют, насилуют, распродают на органы, где подсаживают подростков на наркотики, где насильно меняют им пол, где людей продают в рабство ради развлечения, где каждый взрослый вынужден пахать до изнеможения, опутанный кандалами кредитов, где детей отдают в рабство, заставляя работать с малого возраста, где голодают и умирают от жажды, где женщины делают аборты просто потому что у них нет средств, чтобы вырастить детей, где нет почета старикам, они голодают, оставленные своими детьми и внуками, где за их квартиры борются наследники и все просто ждут, когда они умрут, где царствует нелюбовь и беззаконие. Разве эта планета – не чистилище? Она точно не может быть волшебным голубым шариком, который видят космонавты из Космоса. Тут творятся страшные вещи, но раз мы сюда попали, мы не имеем права унывать. Потому что уныние входит в линеечку смертных грехов, а нам это на фиг не надо.  Нам не надо, мы заслуживаем большего. Мы заслуживаем лучшего. Мы победим. Это совершенно точно, на 100 %. Я узнавал.  Надо просто собраться. Просто собраться, вот и все. Ну же, ты же крутой парень, я знаю. Я знаю, что ты крут. Ну же, у тебя получится. Да стопудово, получится. Лучше тебя и нет никого. Давай. Давай. Давай, парень!  И я медленно начал соскребать себя с дивана. Медленно и осторожно, как после паралича. Потому что в любой момент сука прокрастинация могла засунуть свой нос в мою квартирку, и я бы понял, что это конец. А это не должно было быть концом,  это должно было быть началом. От этого зависел успех всего огромного проекта. От этого зависел успех нашей битвы. От этого много чего зависело, поэтому я сползал  с дивана как с минного поля. Ставки были сделаны, ставок больше нет. Почему в русском языке нет глагола «победю»? Почему есть только во множественном числе: «Мы победим?». Почему есть поговорка «Один в поле не воин?». Война – это коллективное занятие. Против нас стоят полчища темных, но и я, извините, не один, как перст. Нас много, и мы живые. Мы прекрасно управимся с этой нежитью. Веками справлялись, нешто теперь они нас одолеют? Да никогда. Да тьфу и растереть. Да два пальца об асфальт. Да где наша не пропадала. Раньше могли и теперь смогём. Русский народ – он вообще, может все. Я сползал с дивана и думал, какие же мы герои. «Fake it till you make it», — если ты не в состоянии верно жить эту жизнь, притворись. Притворись, что ты уже добился того, о чем мечтал. Притворись, что ты уже настолько крут,  насколько ты только собирался стать. Притворись, что у тебя уже есть все, чего тебе так недоставало. И ты добьешься. И ты станешь. И у тебя будет. И ты сам не заметишь, как получишь это все. Небольшие хитрости заядлых прокрастинаторов, написанные кровью. Только недавно узнал, что для лени есть отдельный бес. Лень – отдельный смертный грех и у нее есть отдельный бес. То есть, лень —  это не невинные ужимки 17-летних тиктокеров, которые обсуждают свои выходные, которые провели в играх, валяясь в розовых кроватках.  И не их же нелепые жалобы, что они не подготовились к ЕГЭ просто потому, что им было влом. А отдельная темная сила, которая весит на людей свои цепи с кандалами так, что они не успевают ни подготовиться к экзаменам, ни сходить на собеседование, ни на тренировку, ни на репетицию, ни на свидание, и кучу, просто кучу хороших дел не сделать в своей жизни, откатиться назад по ступеням развития, прослыть неудачниками и прокрастинаторами, профукать все шансы,  пропустить все главные повороты своей судьбы. Если бы лень  была так же невинна, как любят нам ее презентовать, от нее бы не страдали ежедневно миллиарды людей, пытающихся достичь поставленных целей. Лень убивает устремления. Лень убивает энергию. Лень убивает яркую жизнь. Лень убивает. Я знал про это, знал, что эта тварь во мне иногда выползает на поверхность. Я был ленив. Я был ленив донельзя. Но я знал, как с этим можно было бороться. Знал и умел. Я научился подсекать моменты при первых признаках лени. Стоило мне прилечь на диван при куче несделанных дел, как и ежу сразу становилось ясно, что я сейчас засну. Это не было ни для кого новостью – я обладал способностью отрубаться где угодно в любое время суток. Я знал, что проснусь разбитым, но, тем не менее, я знал, что в принципе могу. Когда же сонливость одолевала мной, я резко раскрывал глаза и сползал с дивана. Я мог сползти на пол, на стул, на журнальный столик – куда угодно, главное условие было не останавливаться. Когда я доползал до точки опоры, я был уже практически бодр. И даже крепкий кофе не требовался. Это была моя собственная, тщательно разработанная система. Я разработал ее в моменты прокрастинации для себя, потому что лень была моя больная мозоль всю мою жизнь.

18 глава

Нельзя упускать шансы – их нам посылают ангелы. Вот и сейчас я сполз с дивана и лежал на полу, удивленно разглядывая себя в огромном зеркале с лепниной. Откуда оно здесь, в этой холостяцкой инженерской квартирке?  Жизнь, определенно, становилась все чудесатее и чудесатее. От моей собранности сейчас зависело многое в мире. За моими действиями следили обе стороны конфликта, это было ясно и ежу. Немного пробултыхавшись в одеяле на полу,  я встал, закутанный в простыню как Юлий Цезарь. Меня ждали великие открытия. Возможно, я сейчас насмешил и темных и светлых, зато дал разрядку и себе, знатно похихикав. Нельзя все время быть в напряжении, да это и просто невозможно. Мы все сделаны из мяса и костей, мы все не железные. Хотя и мним себя таковыми, но таковыми не являемся. Иногда нужно снисходить к себе, к своему материальному телу, спрашивать, не проголодалось ли оно и не хочет ли спать. Знаю, глупо, но я частенько забывал, что я смертен, и…как бы это выразиться? Что тело мое может изнашиваться. Что батарейка моей энергии может внезапно сесть на самом интересном месте, потому что я тупо не покормил свое тело. Или не выспался. Или вообще уже не спал сутки. Так что в моих интересах было спрашивать, чего оно хочет здесь и сейчас. Разумеется, в рамках дозволенного. Если телу дать большую власть, мы все окажемся в аду через взмах ресниц. И я это всегда знал и понимал. Поэтому старался заботиться о нем только в режиме кушать – спать. Оно всегда знало, где его место – уж точно не впереди Души. Все роли были уже расписаны, никто не мог занять чье-то место. И я был доволен этим раскладом. Ну что ж, во мне не было ни страха, ни упрека, я приступил к проекту. Прокрастинация валялась на полу в позе эмбриона и демонстративно корчилась в страшных муках. Так ей и надо, за все годы причиненных мне страданий. Она это заслужила. Мне было 17ть когда я научился раскладывать проекты на составляющие, подвешивая их в воздухе в 3D системе. Тогда я еще ничего толком не знал ни о светлых, ни о темных, мог только догадываться. Почти сразу после этого темные вышли на мой след,  и я пережил несколько нападений. Что помогло мне быстрее определиться, и я пришел к Свету. Я занимался этими проектами давно, помогал, как мог. Нет, такого размера проекта мне никто еще не доверял и я даже думать не смел, что когда-нибудь доверят. Я судорожно провел рукой по лбу, рука дрожала. Я понимал, к чему все идет и чего может стоить моя ошибка. Где то в глубине души я надеялся что меня перепутали с каким-то другим светлым  и я не буду отвечать за это все. Но время шло, а ничего не менялось – я так и оставался главой и единственным ответственным лицом за весь проект. Тем, кто, если что, всегда получает люлей. Что ж. Видно, судьба у меня такая. Я не верил по факту в судьбу. Я верил в замысел Божий. Это как если бы мне кто-то заранее расчертил карту моего путешествия, указав короткий путь к цели. А повороты выбирал бы я сам. Беда в том, что мы выбираем не те повороты. Маршрут построен, но мы страшно косячим. Мы вечно в какой-то жопе. Почему? Зачем? Я постоянно вижу тех, кого сбило в кювет. Тех, кто перевернулся, покалечился. Врезался в соседнюю машину, в дерево. А ведь шоссе их жизни было прямым, гладким и освобожденным от препятствий.  Я смотрю на  эти бесчисленные жизненные автокатастрофы и задаю в тишине вопрос: «Почему?». И нет ответа. Только бесы ехидно смеются.  Ладно, что мне до судов других, меня должен волновать один – единственный суд – суд над моей душой. Страшный суд…Я еще не умер, но он уже страшен для меня. Потому что любой верующий человек знает, что он будет действительно Страшен. Тут даже не нужно ничего доказывать и ничего объяснять. Потому что безгрешных на этой планете нет.  Мы все сидим в одной подводной лодке и ждем, пока она уйдет ко дну. Каяться, молиться о прощении своих грехов и сохранять бодрость духа – это единственное, что нам остается.  Бывает, что ты не успел утром спустить ноги с кровати, а уже мысленно согрешил. По идее, нужно сразу каяться, но завтрак, чистка зубов, утренняя молитва, скоростные и хлопотные сборы на работу, и вот ты уже опаздываешь, и вот ты уже забыл, что хотел покаяться. Так просто и так легко. И так на руку темным. Вспомнишь ли ты за вечерней молитвой об утренних грешных мыслях, промелькнувших в твоем сонном мозгу сразу после пробуждения?  Ха-ха. Трижды «ха-ха». Вспомнят разве что святые.  Но святые-то как раз бы к вечеру уже 300 раз раскаялись и один раз причастились. А мы так и тащим на себе грехи, так и собираем. Скажете, помысел небольшой грех? Размером, наверное, с песчинку. Но какая разница утопленнику, с каким мешком он утонул – набитым большими камнями или песком? Главное, что не в ваших интересах тонуть, ну правда же? Поэтому даже крошки смахиваем со стола, даже крошки. Любая хозяйка скажет вам, что если их не убрать, рано или поздно за ними придут тараканы. Вы ошибаетесь, что о ваших плохих мыслях никому неизвестно. Плесень начинается с первого маленького пятнышка. Сохраняйте свою душу чистой. Берегите свою душу.

19 глава

Я закрыл глаза и начал мысленно выстраивать весь проект. Цепочки взаимосвязей,  перекрестки улиц, легкие прикосновения в толпе, передача шифров, посланий и закодированных вещей. Замки, которые могут вскрыть только посвященные. Слова, которые невозможно узнать.  Пароли, которые невозможно взломать. Защиту, которую нельзя уничтожить. Целая система случайно – запланированных встреч, тончайшая координация, время, заложенное  в доли секунд. Если бы кто то сейчас увидел то, что я делаю со стороны, он бы решил что это целая шпионская сеть, и я готовлю для нее операцию. Это было полуправдой – я и правда готовил операцию и мы правда скрывались. Только, в отличие от шпионов, в нашей деятельности не было ничего дурного. Если хочешь что-то спрятать – положи это на самом видном месте. Мы всегда были на виду. Монахи, священники, ревностные верующие.       Но каждый думал, что мы разрознены и не объединены. Мы скрывали это очень долго, даже от темных, нанося им точечные удары, чтобы они думали, что от нас работают разрозненные группировки и у нас нет Центра и мы  никак не объединены. Каково же было их удивление, когда они осознали, что у нас есть Центр, Главнокомандующий и сеть филиалов и  офисов по всему миру. У нас, в принципе, были достаточно длинные руки и мы были способны на многое.  Одно плохо – по регламенту не имели права нападать, только защищаться. Поэтому темные всегда были на шаг впереди, и это раздражало. Мы постоянно должны были быть в курсе их планов, чтобы уберечь народ от ненужных жертв. Они нападали, а мы защищались. Мы не имели права напасть первыми. Все-таки мы были светлыми, как ни крути. Сейчас я готовил проект, в котором были задействованы сотни, тысячи светлых. Держал себя за голову, чтобы кукушечка моя внезапно не поехала.  Сотни и тысячи рукопожатий, пересадок, смен билетов. Мой мозг работал фактически на грани, я думаю, еще немножко и из под моей головы пошел бы дым, как в мультиках. Я сделал себе литровую кружку кофе, такую, знаете, папа – style, в которой вы легко могли утонуть в детстве, бесконечную кружку кофе. Задумчиво сделал глоток. Схемы в моей голове закрутились быстрее, я видел их всех: винтики, шестеренки, секунды, отсчитывающие неумолимое время. Мы могли бы действовать online, с помощью передачи мыслей – это была не проблема. Проблемой было то, что то, что мы передавали, существовало в физическом мире, причем в разных странах от того, что мы искали, были детали к этому. Практически незаметные человеческому глазу, мелкие детали, которые увеличивали силу христианского артефакта в сотни, тысячи раз, тем самым создавая уникальный, доселе не видимый, артефакт. С которым перевес сил становился на стороне светлых. Forever. Вот в чем причина важности проекта, которого на меня повесили. Я должен был собрать росу со всех цветков мира, не потеряв ни капли, и соединить все в один. Проделав это, не потеряв ни одного бойца из наших, а ведь каждый светлый сейчас был на счету. Весь ужас ответственности вновь встал передо мной в своем 5-ти метровом росте. Да что ж ты будешь делать. Я ему про Фому, а он мне про Ерёму. Прочитал молитву, размахался руками. Страх рассеялся как дым. Фух. И я еще на что-то годен. Мысленно прочертил линию к шефу светлых в Нью-Йорке, тот послал мысленную задачу его заму (смышленая девчонка, я ее хорошо знаю), дальше они подтвердили часть плана операции. Я отхлебнул еще кофе и принялся радужно выстраивать цепочку поставок артефактов в Нью-Йорке, как вдруг в мое окно кто-то мощно засветил прожектором. Я упал на пол и подполз к подоконнику. Какого хрена им понадобилось в Верее? Я что вам, шутка? Я для чего конспирировался?!

Меня запихали между двух огромных качков-шкафов. Мой подбородок упирался в наспех собранный рюкзак. Мы мчались в Шереметьево, в руках у одного из качков виднелись мои билеты в Нью-Йорк. На столе в моей квартирке в Верее остывала моя чашка кофе размера папа-style.

Нужно ли говорить, что контроль мы прошли в считанные секунды? Не уверен, что сотрудники аэропорта вообще видели нас. Хотя билеты были куплены за человеческие деньги. Да и вообще, лететь 8 часов на чьих-то коленях, пусть даже не видимым, так себе идея и дурно попахивает извращением. А мы не такие. Два качка прошли со мной все досмотры и оставили меня одного напротив парфюмерного бутика в зоне вылета, предварительно несколько раз повторив номер гейта, как будто я был умалишенным и с первого раза бы не запомнил. А я запомнил! Даже обидно стало. Передали мне телепатически разнарядку: темные выследили меня по инженеру (слишком радостный вернулся домой после сдачи квартиры, аура переливалась как после общения с мощным светлым), сели мне на хвост и собирались окружать Верею, брать меня измором ( вот суки!), а потом деактивировать. Я не стал уточнять, что это такое, переживаний на этот вечер и так хватало. Поэтому наше руководство решило, что пора действовать. «А…,- заикнулся я,-  а как же мой проект.. я же еще не расчертил…все…» И тут мне открыли страшную правду – нет времени делать макет, вместо этого я лечу с артефактом в каждую страну и контролирую процесс сбора деталей. Из каждой страны в новую я лечу с обновленным артефактом, не упуская его из вида ни на секунду. «Что ж,- подумал я,-пора звонить и заказывать заупокойную службу, потому что живым из этой заварухи мне точно не выйти. Так они же начнут следить за мной, если артефакт будет у меня»,- осенило меня. Качок, усмехнулся, перестал грызть спичку, выплюнул ее и сказал: «Они уже следят за тобой. И артефакт уже у тебя». Второй подмигнул мне: «Тебе нечего опасаться, парень. Игра уже началась». После чего они оба незамедлительно растворились в воздухе. Это было отлично. Просто отлично. Тоскливо засосало под ложечкой. И вуаля, вот я опять ничего не контролирую в этом масштабном проекте, где  я должен контролировать все. Как все легко и быстро, блин, происходит, и вот я уже лечу в Америку в первый раз блин в жизни, и вот так. Где то в Верее грустила моя полная чашка остывшего кофе, и с горя я пошел искать другую. Обошел все кафе, выбрал самую вкусную по запаху, заказал, получил, всосался в нее. Я чувствовал  себя маленьким Кевином, которого семья забыла под Рождество одного дома. Я был один в аэропорту, в моей руке было единственное «успокоительное» — чашка кофе. Я знал, что Бог надо мной, и все святые на небе смотрели на меня и я совсем не имел права унывать. Но все таки. Все таки. Все таки я не понимал, как я один смогу провернуть это все. И никого не подвести.  В каждом объявлении о посадке я слышал шелест «ты сможешь, ты сможешь», уныние потихонечку отступало от меня. Надо было посмотреть правде в глаза – мне страшно было туда лететь. Но, кроме меня,  этого некому было сделать. И это я понимал отлично. Возможно, это первый и последний момент во всем этом проекте, где я мог позволить чуточку жалости к себе. Боюсь, что в ближайшее время эта роскошь будет мне непозволительна.  В достаточно мрачных мыслях я допил свой кофе и пошел на посадку. Оглядел всех, кто стоял со мной в очереди, никто не показался мне подозрительным. Место оказалось у окна, все, как я любил, наши постарались. Я улыбнулся. Со мной сидела ничем не примечательная молодая пара, тихонечко воркующая друг с другом. Никаких сигналов опасности. Уже в самолете мне показалось, что я был под плотным защитным колпаком. Я мысленно постучал по стенкам, раздался глухой звук. Нехилого уровня защиты, сказал бы я. Наши были на высоте. И настроение мое улучшилось. «Прорвемся»,- сказал я себе и забылся коротким тревожным сном светлого агента. Во сне мне приснилась одна и та же фразы, вылетевшая из уст качка (если эти губищи, которыми можно было убивать, можно назвать устами). Эта фраза переливалась золотым и сверкала, как игрушка на елке. «Артефакт уже у тебя», — прочитал я во сне по слогам. И тут же проснулся и вскочил как ужаленный: «Фак!» Рядом какой то парень полусонно пробормотал: «Мы еще не долетели, чтобы так выражаться, прошу на территории самолета использовать исконный русский мат для выражения раздосадования». «А иди ты!»,-вылетело у меня, хорошо что без того самого «исконно русского», послать то послал, но в неизвестном направлении. Плохо, очень плохо. Не сдержался. Мат оставляет черные сгустки энергии в ауре человека, из которых потом, при нужной подкормке, лихо растет рак, бесплодие, импотенция, вся онкология, спид и прочее, прочее. Понятно, кто вводит моду на мат. Впрочем, как и на татуировки. Мат – древнее средство уничтожения репродуктивной системы, молитва силам зла, кстати, официально оформленная. Причем изрядную дозу облучения можно получить, просто общаясь с матерящимися друзьями, а уж кто живет в одной квартире с ярыми матершинниками… Сочувствую. Мы всеми фибрами души старались не то что не произносить мат, а даже не находиться рядом, когда он произносится. А тут из меня чуть не вылетело. Абидна. Этак может прилететь и понижение на целый уровень. Я проверил дверь туалета, точно закрыл. Иначе бы и свет не включился, верно? Так, дверь я закрыл. Где же, блин, этот артефакт?! Я ношу на себе несколько часов артефакт, и ничего не знаю об этом.

20 глава

Слова качка пролетели мимо ушей. Ох, родила ты мама, тупого сына. Пора это признать. Думай, голова садовая, думай. Неужели я так ничего и не почувствовал, когда они надели его на меня? Неужели я такой толстокожий, не смог почувствовать самого сильного артефакта в Европе, находясь от него в непосредственной близости. А может, он еще и касается моей кожи! Этого вообще не может быть, чтобы я вообще, никак, ни капли не почувствовал артефакта! Не настолько же я отупел от офисной работы? Любой светлый почует его за сотни километров. Может, он выключен? Или деактивирован? Так, где может быть артефакт? Амулеты на шее проверил – нет. Посмотрел пояс – нет. Своя защита есть, ничего чужого нет. Проверил спину, руки, ноги. Вообще по нулям. Залез в кроссовки, в носки. Хрен там. Вариантов не было больше. Надул что ли меня качок? Почувствовал легкую дрожь по позвоночнику. Затылок! Запустил туда руку и обжегся. Инстинктивно отдернул руку. Выдохнул. Надо все равно исследовать, что там. Времени остается мало, его практически нет. Осторожно попытался пощупать предмет через волосы. Что-то, вроде части полукольца, сдавливало мне затылок. Я взял в руки салфетку и попытался прочувствовать. Корона. Одна сторона короны на четверть головы, на затылке, закрытая под моими волосами. Опаньки. Ехали, ехали и приехали. «Вот тебе бабушка и Юрьев день»(с). Я ожидал всего, чего угодно, но только не этого. Великая Корона Всех Светлых Сил, разбросанная по звеньям по всему белу свету. На мне была надета лишь малая часть ее, остальные части мне предстояло собрать по разным странам. Пока я не получу целую корону. Хм. Дело запахло жареным. Вот уже несколько веков эту корону не могли собрать: самые лучшие и высшие светлые пытались – но увы! Каждый, кто пытался, встречал дикое сопротивление темных. Кроме того, куски артефакта должны были быть переданы Светом напрямую, и где и когда – это было неведомо самым высшим светлым. Наши рассчитали, что самое благоприятное место для получения артефакта – это Нью-Йорк, Париж и Венеция, но, разумеется, даже если не было ошибки в расчетах, мы не могли заставить небо передать эти артефакты нам, мы могли только молиться об этом. Я уловил информацию в воздухе, что пока этот кусочек короны с тобой, темные никогда не нападут ни на тебя, ни на твой отдел, ни даже на твою страну. Потому что даже кусочек короны обладал силой ядерной бомбы, и темные прекрасно знали это.  Знали и поэтому так отчаянно сопротивлялись воссоединению всех частиц короны. В Центре знали, какой силищей обладает собранная корона и хотели обладать этим артефактом всецело и безраздельно. И это было их право, корона принадлежала светлым и тому, кто ее носил последним. Не будем называть имен, в небе итак собрались грозовые тучи и слышатся раскаты грома. Не трудно понять, над кем собрались тучи. Даже если в Нью-Йорке передача пройдет успешно, меня можно успеть раз 10 кокнуть до Парижа. Устроить так, чтобы корона слетела с затылка – и вуаля! И тут вся жизнь промелькнула у меня перед глазами – я понял, почему они решили надеть мне ее на затылок и прикрыть волосами. Это защита. Это тупо защита. Она как бы надета на мою голову, значит, покрывает пространство вокруг на сотни и тысячи километров, не говоря уже о том, что происходит вокруг меня в 5 метрах. Она защищает мою жизнь. Наверное, если бы качки так не надели мне ее, я был бы уже мертв. Тут непрошеная слеза скатилась у меня по щеке и я возблагодарил Бога, что жив и здравствую. Иногда это бывает важно – вовремя поблагодарить небо за все, что у тебя есть. Например, жизнь.  Это всегда работает. Небо в такие моменты дает тебе что –то еще лучше, чем есть. Быть благодарным – это самый лучший путь в этой жизни. Будьте благодарными всегда, и небо возблагодарит вас. Это не сложно, просто мысленно говорить спасибо за все, поднимая глаза к нему. Мы так часто смотрим в землю, вниз, а смотреть нужно на небо – ангелы то живут там. Эй, что вы там не видели на этой грязной земле, все самое интересное веками происходит вверху.  Итак, я был защищен на высоте нескольких тысяч миль, защищен и подавлен предстоящей операцией. Боюсь, что даже Шварценеггеру не удалось бы собрать все эти частицы от артефактов. Как знал, что задача будет практически невыполнимой. Я ожесточенно грыз губу. Ручку туалета начали дергать нетерпеливые пассажиры. Эй, кому там приспичило?! Я еще раз пощупал корону. Вот тебе и на. Ловко они на меня ее напялили. Наверное, пришлось вырубить, чтобы я ничего не почувствовал. Но потом?! Потоки энергии этой короны можно сравнить с атомной электростанцией – вы не сможете не понять, что находитесь в эпицентре энергии. А я вот смог. И нормально себя чувствовал, причем. Может, они как то ее временно вырубили, чтобы не привлекать ко мне внимания, пока не соберутся остальные куски? Или ко мне прицепился какой то высший темный и без зазрения совести жрал мою энергию. Так жрал, что я не почувствовал мощную энергию. Вопросов было больше чем ответов. Опять заныло под ложечкой. Почему я? Дверь опять задергали, и тут уж мне ничего не оставалось, как открыть защелку и выйти. На меня смотрели несколько округленных пар глаз проводниц. Оказывается, я пробыл в туалете 1,5 часа. Ох уж эти скачки времени, я даже не заметил, как нажал на ускорение. А может, это не я? Может, так захотела корона? Что ей стоит переместить тело, на голове которого она красуется, в пространстве и времени? Раньше короли так постоянно практиковали. Да, но без приказа? А кто я такой, чтобы ей приказывать? Я  же не король. Так, временный носитель. Перевозчик, одним словом. И кто я такой перед мощью короны? Кто я такой?..

21 глава

 Так, понятно. К моей обычной «веселухе» добавятся скачки во времени. Я пробормотал стюардессам извинения и что-то вроде того, за то, что неожиданно заснул в туалете. Не нашел что лучше соврать, отговорка выглядела нелепой, но лучше так было сказать, чем совсем никак. Прошел на свое место, посмотрел в иллюминатор. Подо мной проплывали страны и континенты, а мне вдруг стало нестерпимо жалко себя – лечу на другой конец света с куском артефакта в башке на свою верную погибель и никто не проронит по мне даже слезы, в случае чего. Жалеть себя нам строго запрещали, но после всего пережитого я решил чуток ослабить поводья. Никому от этого хуже не станет, подумал я. Вызвал стюарда, попросил кофе покрепче. Ох, и не люблю я эти барские штучки – обычно сам хожу до них, до стюардесс, пешком и сам же и уношу кофе. Но не хотелось будить молодую пару: тех, кто сидел на моем ряду посерединке и рядом с проходом – не у всех же есть такое привилегированное место рядом с иллюминатором, как у меня. Надо быть добрее к людям. Стюардесса понимающе усмехнулась и притащила кофе в бумажном стаканчике. Вид у нее был заговорщицкий, наверняка они там с девчонками обсудили меня, того, кто спал на унитазе 1,5 часа. То есть, это моя версия, что спал, а что там они себе придумали в их хорошеньких причесанных головках – не знаю. Сплетни в самолете разносятся в считанные секунды, мы все одна деревня на ближайшие 8 часов, ничего не попишешь.  Я выпил кофе и продолжил собирать данные со всех извилин моего мозга. Итак, что мы имеем? Кусок короны в затылке с силой атомного реактора – 1 шт. Обломки от этой короны, разбросанные по разным странам- неизвестное количество шт. Обломки, которые одинаково стерегут и светлые и темные. Потому что эта штука касается баланса сил и ей, будучи собранной, будет ничего не стоить устроить перевес сил на стороне светлых. Поэтому такое большое внимание ей уделяется. И я, как единственный игрок на этом поле, я же и защищающий ворота, я же и нападающий. Все функции в футболе сразу – все я. Не то, чтобы я сильно хотел этого. Но меня назначили, не особо то и спрашивая. Скажем прямо, меня никто не спросил. Я был самая последняя фигура среди светлых, кто был способен на это. Прямо скажем, я меньше всего подходил. Но, пути Господни неисповедимы, мне ли критиковать превратности судьбы? Тут было всего одно решение: небо сказало: «Надо», и я ответил: «Есть». Будь я святым, совсем безгрешным, как слеза ребенка, я бы мог бы еще как-то вступить в полемику с небом, но поскольку я был обычный грешный человек, я молчал в свою варежку. Не в той я ситуации был, чтобы что –то вякать против, скажем прямо. Надо, так надо. И потом, кто я такой, чтобы что-то возражать, если это нужно самому Богу? Смирение – вот основа основ. Смиряй себя, пока не обнаружишь, что ты полностью покорен волей Божьей. Но и умей различить её от сотен тысяч подделок. Потому что за всеми, кто вышел на путь Света, летит тьма, топя педаль в пол на 200 км/час, чтобы успеть погубить светлую душу. Поэтому тебе ничего не остается, как вынуть свой меч из ножен и сражаться. Кофе согрело мою душу и настроило на деловой лад. Самолет шел на посадку, Большое Яблоко ждало меня.  Нью-Йорк, Нью-Йорк, город возможностей, любви и бешеного ритма жизни. Нью-Йорк может выплюнуть тебя, не прожевав, а может вознести к вершинам жизни.  Все зависит от его решения. Сегодня ты бомж, завтра король, ну, и наоборот. Нью-Йорк нетерпелив, пафосен, жесток, быстр, нежен. Если вы не готовы к такому коктейлю – поберегитесь. Я был готов ко всему. В моей гостинице, в которой ничего не менялось с 90х лет, слышно было дыхание соседа за стенкой. На завтрак подавали местные гостиничные сплетни и яичницу с беконом. Я был как Эркюль Пуаро – молча собирал данные, не принимая участия в сплетнях. Сплетни обходили меня, как соус- запечённое яблоко, которое подавали на тарелке с колокольчиками. В первый же день я вышел в город и попытался «поймать волну». Очень странно. Эфир молчал. Обычно  слышно сразу несколько сотен светлых, этим радио для передачи данных активно пользовались. Всегда, да, но не сегодня. Не сегодня, потому что я и сам не понимаю, что происходит. Я сел на скамейку в парке, рядом в параллельной реальности положил радио и крепко задумался. Кто и зачем мне мешал? Кто заглушил все сигналы светлых в таком огромном городе, как Нью-Йорк? Вопросов не становилось меньше. Вопросов было больше, чем я мог себе позволить. Я подставил лицо солнцу и задумался. Первый день в Нью-Йорке- и такой облом. Эх, чтобы жизнь маслом не казалась. Я даже не знаю, кому надо было совершить звонок, чтобы начались хотя бы какие-то работы по ремонту линии. Здесь вам не тут, я чувствовал свою беспомощность. Единственный, кто не отвернулся от меня, был мой Ангел – хранитель. Ему-то я и не замедлил поклониться, чтобы обсудить текущую ситуацию. И я тут же увидел, как неработающий фонтан накрывают колпаком. И тут меня мгновенно осенило. Ребята, я был под колпаком! Поэтому я не мог слышать наших сигналов. Темные постарались и сделали на мою бедную голову заглушки и накрыли колпаком, чтобы я не мог связаться с местным центром. Умно, но недальновидно.  Я зашел под тень какого-то развесистого дерева, сел за скамейкой на низенькую приступку, где меня никто не мог увидеть, начал молиться. А в конце попросил корону и всех светлых сил, что стояли за ней, разрезать колпак. И она это сделала мгновенно. Колпак лопнул как вздутый пузырь из белка на яичнице. Тут же я с облегчением услышал голоса всех нью-йоркских светлых. Достаточно быстро организовал встречу в Центре, и, бодрый и довольный собой зашел в местное кафе. У меня оставалось до встречи пару часов, хотел успеть перекусить. Впился зубами в традиционные американские пончики, эти ребята, несомненно, умели их готовить. Взял самую большую кружку кофе. И, в общем-то, почти расслабился. Замаячили перед глазами белые березки, я взгрустнул о России. Вот что за баг такой у всех русских: стоит им пересечь границу Российской Федерации, как тут же им начинают мерещиться березки и неумолимо тянет к борщу? По-моему, у нас под кожу вшита навигация, в которой тут же включается программа с тоской по родине, стоит нам пересечь границу. У меня, по крайней мере, точно была, и я даже планировал уронить слезу в кофе, настолько мне стало в один момент тоскливо без Родины.  Да, мы русские такие. Именно поэтому в США так популярны русские магазинчики с суперфудами из гречки и капусты. Туда можно зайти и вдохнуть запах родной еды. Можно целовать пачки с гречкой и наслаждаться запахом борща. Мы – вечные страдальцы, раскиданные по всему миру без суда и следствия.  Я вонзил свои зубы в шоколадный пончик, с наслаждением, страстью и отчаянием, как вдруг корона завибрировала и обожгла мой затылок. Я охнул от неожиданности и выронил пончик из рук. Такое происходило с ней впервые.

22 глава

Я попытался запросить в пространстве Большого яблока, что делать. Ребята молчали, я напряженно думал, просчитывал варианты и вероятности. И в один момент стало ясно:  рядом, совсем рядом находился один из ее кусочков, поэтому она так отреагировала. Корона хотела быть собранной целиком, это было понятно и ежу. Ей было нужно собраться. Она жаждала этого так же сильно, как и я, как и все светлые мира. Я внимательно осмотрел всех посетителей кафе, потом резко выскочил на улицу, потому что жжение начало слабеть. Кто-то из обладателей короны купил пончики и вышел на улицу?! А я, дебил, его упустил. Я в отчаянии посмотрел во все стороны – абсолютно непонятно, в какую сторону он ушел. Или же корона обманула меня, и просто хотела, чтобы я вышел из кафе, а этого человека и не существовало никогда? Мда.  Я погрустнел. Я так никогда ее не соберу. Светлые выбрали не того человека, это очевидно. Мне просто тупо не справиться. Я лох, и зовут меня лох, я вечный лох и лошара. Эх. Я сел на какую то часть скульптуры у фонтана, мне было все равно, как я выглядел, а выглядел  я, судя по всему, совсем не важно, потому что под ноги мне стали кидать деньги. Я сразу не понял, в чем дело, а потом как понял. Как понял. И мне стало стыдно. Глаза мои были опущены, я смотрел в землю и не видел ничего. Ничегошеньки. Грустил, как в последний раз. Как будто завалил экзамены в Гнесинку, ГИТИС, МХАТ, МГУ и Архитектурный сразу. И еще собеседование в Microsoft.  Прилетел доллар, упал рядом с моей кроссовкой. Я подумал – ну какие дырявые карманы у людей, следить же за деньгами то надо.  Потом прилетела мятая десятка. Потом мелочью не знаю сколько. И я поднял глаза. Ньюйоркцы пожалели меня. Наверное, лицо мое не подходило к Диснейленду нашей жизни, наверное, я выглядел неважно.  И эти люди, как могли, как умели, поддержали меня. Я хотел крикнуть им вслед: «Не надо, заберите деньги, я не бомж!», но в моем горле застыл большой комок, который я все никак не мог проглотить, чтобы крикнуть, и люди, которые пожалели меня, очень быстро исчезали в толпе Большого Яблока. Непрошеная слеза готова была скатиться из моих глаз, я бешено понажимал на точки рядом с глазами и быстро-быстро проморгал. Всем известный способ избавиться от непрошеных слез, акупунктура или как там она называется.  Еще чего. Не хватало русскому мужику в центре Нью-Йорка рыдать. Мы сделаны из стали, нам все нипочём.  Собрал деньги и глазами поискал реального бомжа. От он, родимый, лежит рядом с перекрестком. Отдал все деньги тому, кто реально в них нуждался. Услышал вслед радостное: «God bless you!», порадовался. Все это вдохнуло в меня силы. Удивительно, что может сделать участие абсолютно незнакомых людей в судьбе человека, упавшего духом. Нам нельзя падать духом ни в коем случае, даже если мы стоим на краю пропасти и на нас несется тигр. Нельзя, это строжайше запрещено. Наш действующий бодрый дух – наше единственное оружие и средство защиты. Самураи могут позавидовать этому кодексу. Мы на нем стоим веками. И живы духом и телом вот уже десятки тысяч лет. Я собрался. Первая неудача ничего не означает. Первая неудача означает лишь то, что гонг прозвучал и бой считается открытым. Все, больше никаких поблажек, никаких отступлений от правил. Только я и мой Путь, и больше никого и ничего. Я быстро шел по Тайм сквер, чувствуя пересечения линий и энергетические воронки. Слишком большой темп города, слишком много порталов. И, хотя темные вот уже несколько сотен лет пытаются захватить этот город, он остается городом светлых. И именно это заставляет скрежетать зубами бесов и пытаться просунуть своих людей в правительство. Красивый город, скоростной, да, быстрый, да, местами жестокий, но к светлым мягкий, к светлым нежный,  дающий шансы проявить милосердие  и таким образом перенести свою душу сразу на несколько уровней вверх. Люблю этот город, и все святые любят его. God bless you, New York, береги наших! Война, конечно, здесь ощущается на всех уровнях. Того и гляди, прилетит. Темные и светлые схлестнулись тут в смертельной схватке. Нет понимания, где и когда наступит конец, есть ощущение финалочки. Но эта финалочка может растянуться на десятки веков. Никто не знает дату Апокалипсиса, мы все находимся тут в состоянии вечного ожидания. Надо быть готовым: все грехи исповеданы, все косяки замолены, вся грязь с души очищена. Воин как он есть – в любой момент можешь ринуться в бой и защищать своих близких. Суровая аскеза помогает отшлепать себя самого по щекам и спросить: «Что думал, в рай попал? Хрен тебе, тут чистилище!». Надо всегда помнить об этом, но так хочется расслабиться и сказать себе, что все хорошо. Я на своем месте, мир на своем месте, нет войны, все люди любят друг друга. Ха. Мы все тут веками находимся в зоне боевых действий, вне зависимости, объявлена война или нет. Война между добром и злом ведется на этой планете уже десятки веков.  И нигде, ни на каком заборе не написано, что она вот-вот закончится. Поэтому нужно собраться и терпеть. Терпение, аскеза, молитва, смирение, вера – все это необходимо носить с собой, внутри. Иначе мы не победим.  А даже такой мысли нельзя допускать.

23 глава

 «Грех лежит у порога»(с), воистину так. Идешь после молитвы – чистый, безгрешный, и вдруг твое белое пальто с ног до головы обливает грязью машина. И тут наступает момент, когда трудно сдержаться,  и не обматерить водителя, но находящийся «в потоке» сразу же задумается: « Для чего это? О чем я думал в этот момент? А туда ли я иду? Может, мне нужно пойти домой и переодеться, а вовсе не идти туда, куда я собирался?» И так, он не грешит  и не ругает водителя. Он ищет в происшедшем длань Божию. И, несомненно, находит.  Потому что даже зло в этой жизни совершается по попущению Его. Не Он делает зло, но если Он видит, что попущаемое зло принесет плоды добра, Он попускает его. И надо принимать и понимать это всегда, хотя это и трудно. Но подниматься в гору всегда сложно. Вот спускаться с нее – легко, поэтому, если ветер свистит у вас в ушах и вы несетесь задорно вниз с большой скоростью, проверьте – а не в ад ли эта дорога? Я не был самым лучшим воином на свете. Я чувствовал, что  не достоин этого задания. Я точно не справлюсь, все завалю и всех подставлю. Но если они назначили ответственным меня… Значит никого лучше на эту роль больше не было…Значит, я был самым подходящим… Провидение никогда не промахивается, это мы, как правило, тормозим. Если Они так решили, если выбрали меня, значит, где-то подсознательно я знаю, как это сделать, хватить распускать нюни, значит я справлюсь! Где то нужно найти внутренние ресурсы, даже если тебе 4 годика, ты стоишь на детском утреннике, у тебя отвалились заячьи уши и ты забыл тест стихотворения. Нужно всегда находить ресурс внутри, протянув  золотую ниточку молитвы в небеса, а там этого ресурса- завались! Так вы никогда не потеряете равновесия, даже если стоите на палубе в бушующем море и вокруг вас ломаются мачты. Тоненькая ниточка молитвы держит любого человека как стальной канат, она никогда не рвется и всегда спасает. Никогда не понимал энергетических вампиров, насильно отнимающих людей последние жалкие крохи энергии, когда стоит задрать голову вверх, и там этой энергии так много, что ее с лихвой хватит на всех до скончания веков. Почему надо высасывать у других последнее, обрекая их на страдания, болезни и смерть, попутно зарабатывая себе дорогу в ад, если есть много, очень много, невероятно много, чистой, светлой энергии и совсем рядом? Неужели тяжкие грехи так тянут вниз, что в какой-то момент человек не может поднять голову вверх и посмотреть на небо? Поднять глаза к Богу не может? Душе стыдно, стыдно за все злодеяния. И в какой то момент человек становится энергетическим вампиром – к Богу поднять глаза невозможно, а кушать что то надо. Самое ужасное, эти нелюди не гнушаются родными. Мать ест дочь, брат- сестру, отец- сына, дед – внука, и снова по кругу. Бесконечные семейные скандалы – это просто фабрики по поставке энергии вампирам. Просто так сложно забрать, но вот если довести… О, если довести человека, его можно попросту опустошить, как угольную шахту. Вампиры знают и умеют это. Сколько раз в аптеке бабушка вклинивалась перед вами в очередь и кричала вам: «Вас тут не стояло?». Правильный ответ: промолчать. Молчать во что бы то ни стало. Молчите до последнего. Молчите, как Мальчиш-Кибальчиш под пытками. Потому что единственная цель бабули  — развести вас на скандал. Она для этого тут. Ей совсем  не таблетки нужны, она пришла за свежей кровью. И она выбрала вас — видимо, в хорошем настроении вы зашли в аптеку, выглядите аппетитно. Молчите или уходите. Любое ваше слово приоткроет дырку в ауре и бабуля незамедлительно туда вставит свою коктейльную трубочку. Уйдет из аптеки помолодевшая и румяная, а вы будете как выжатый лимон. Схема проста как мир. Правда, есть исключения из правил. Некоторым людям не обязательно затевать скандал, чтобы сожрать вас. Обычно, это самые- самые близкие люди – мамы, папы, любимые. Те, с которыми у вас всегда невидимая связь. Как можно закрыться от самого близкого и любимого человека? Ведь он так любит. Ведь вы его так любите. Очень просто. Если вы поймете, что на кону ваша жизнь и ваши ноги уже не носят вас после сеансов кровопития, ваша рука автоматически наберет в гугле первый попавшийся билет куда-нибудь, а вторая рука мгновенно соберет чемодан. Потому что если ваши конечности еще шевелятся и вы не допиты до конца, инстинкт самосохранения сработает как сигнализация, как только вы поймете, что шутки закончились и сейчас это вопрос жизни и смерти. Бегите, из тех людей, что нуждаются  в вашем спасении, на первом месте- вы .  «Run, Lola, run»(с). Лучше вывезти себя по кусочкам и собрать на берегу у моря паззл, вдохнуть соленый воздух и снова начать жить, чем сыграть в ящик. Думаете, я драматизирую? Вампиры никогда не останавливаются. Им всегда мало вашей крови. Если вы думаете, что в один прекрасный день они насытятся и отстанут от вас, вы глубоко ошибаетесь. Однажды в один прекрасный день ваша душа услышит, как забивают гвозди в ваш гроб, вот и все, вот и все. Это произойдет скорее, чем вампир откажется от вашей крови. Вампир никогда не сможет остановиться, просто потому, что внутри него сидит прожорливый бес, который может жрать других людей бесконечно. Спросите, почему же ваш близкий человек не изгонит его? А зачем? Он уже сросся с ним, и это самое страшное. Там одна кровеносная система, одни легкие. Вряд ли вы сможете разъединить их, для этого нужно желание самого человека. А где вы видели вампиров, желающих избавиться от внутренних бесов? Зачем? Ведь с ними дорога в ад намного веселее.

24 глава

 Если я понял, что я незаменим, и именно я – тот, назначенный, то что мне мешало сообразить, как найти остальные куски короны? Задачка была под стать Шерлоку Холмсу, а я не был даже Доктором Ватсоном. Но сомневаться в себе мне не разрешили, значит, оставалось только закатать рукава и работать. Я раскинул мозгами, как смог. Вариантов, зачем меня сюда послали, было несколько. Разделить Нью-Йорк на квадраты и прочесать его, фиксируя, где отреагирует моя корона. Хм…Их же дохренища…Это…В этот момент передо мной затормозило желтое такси со знакомыми опознавательными знаками и я хлопнул себя по лбу: я же совсем забыл про встречу в Центре! Охренеть! Ну я и лошара! Я плюхнулся на заднее сиденье, водитель был неразговорчив. Меня провезли по всем центральным улицам города, который был, несомненно, прекрасен в любое время года. Небоскребы нависали один над другим, люди бежали, бесконечно опаздывая куда- то с бумажными стаканчиками кофе наперевес. Жизнь бурлила. Такси остановилось перед обычным офисным зданием. Я поблагодарил водителя, получив молчание в ответ, захлопнул дверцу и взбежал по ступенькам. Меня никто не встречал. Это было странно.  Я вошел в огромный пустой холл. Охранник на входе кивнул мне направо. Я было начал спрашивать его, но он так же нетерпеливо кивнул мне направо. Я вошел в створки лифта и какие то нехорошие предчувствия начали просыпаться во мне. Уж больно напряженно все вокруг меня молчали. Ладно, сказал я себе, глядя в зеркало лифта – двум смертям не бывать, а одной не миновать. И отдернул воротник рубашки. Лифт остановился на 21 этаже. «Быстро по лестнице будет не сбежать»,- быстро подумал я. Двери раскрылись и я увидел пространство, украшенное белыми цветами, росписью, витиеватыми арками. Спустя мгновение я увидел белые столики, и понял, что это ресторан. Ко мне подошел  метрдотель и с ласковой улыбкой проводил меня к одному из самых дальних столиков: «Вас ждут». За длинным столом сидело 11 мужчин и женщин, одетых в белые одежды. Я был двенадцатым. Я спросил позволения сесть, и, не дожидаясь ответа, плюхнулся на стул, стилизованный под Викторианскую эпоху. «Вам двойка»,-  медленно произнес мужчина с белой бородой, и в ответ на мои вскинутые брови продолжил,- «никакого запроса паролей, никакой безопасности. Вы даже не спросили у таксиста, куда он собирается вас везти. Вы не спросили у охранника, а что именно находится на 21 этаже, ни у метрдотеля, те ли люди вообще вам нужны. Провалили вы экзамен по безопасности. Я откашлялся: «Я не знал, что экзаменовался…» Женщина перебила меня: «Мы говорим вам это не затем, чтобы укорить. А затем, чтобы вы знали, что темные научились подделывать наши знаки на автомобилях, поэтому у водителя нужно всегда спрашивать пароль. Так же они частенько нападают на наших охранников, замутняя сознание и подселяясь в душу, да так, что охранник сам не понимает, что говорит или делает, поэтому их тоже нужно тщательно проверять, особенно если вы идете в такие места в первый раз». Все смотрели на меня, я был под пристальным вниманием у этих 11-ти. Я смутился. Не успел попасть на собрание светлых, как меня уже отчитали, как нашкодившего котенка.  «Вот тебе, бабушка и Юрьев день»(с). Светлые тоже умеют ругаться, особенно, если дело касается безопасности. Тоска подкралась к моему сердцу – опять я не соответствовал нормам. Даже среди своих, я оставался чужим. Вечное одиночество, когда ты не тут и не там. Слишком светл, чтобы быть темным, слишком не организован и хаотичен, чтобы быть действительно хорошим светлым. «Эх. Жизнь моя- жестянка, а ну ее в болото. А мне летаааать…»(с) «Что вы планируете делать дальше?»-  из забытья меня вывел голос молоденькой светлой. «Я не знаю»- жалобно сказал я. То есть, я планировал сказать это взвешенно и мужественно, а на деле как будто хомячок пропищал о том, что у него закончился корм. «Мы отслеживаем реакции обломков артефакта на ваш, посмотрите»- девушка развернула огромный плазменный экран во всю стену, и там на разных квадратах цветовыми схемами были показаны реакции людей, которые проходили мимо меня на мою корону. Они вспыхивали красными огнями при приближении ко мне, дергались и уходили в толпу. Намеренно! Они сбегали от сигнала моей короны! Как же я блин соберу все осколки, если они, едва почувствовав мой сигнал, сбегают от меня?! Девушка, как будто услышав мои мысли, продолжала: «Мы выставим ультиматум для них: если отдадут свои куски добровольно, мы не будем их преследовать». Это не очень то утешало. На всех квадратах появилось мое видео, снятое в Нью- Йорке, как я иду, озираясь, сквозь толпу, как я выбегаю из кафе и бегу на сигнал от короны…По ходу дела, все это время я был под колпаком слежения светлых. «И темных» — добавил седой мужчина во главе стола, который все это молчал. Он достал трубку и разложил на салфетке табак, потом очень медленно стал набивать трубку. Все светлые почтительно молчали, никто даже не пытался перебить его.  «Мы все обсуждаем это с таким отношением, как будто ловим какого то нашкодившего кота. Давайте не будем забывать про то, что собранный артефакт создаст уверенный перевес сил на стороне Света». Они все избегали слова «корона»! Они называли эту штуку как угодно- «артефакт», «объект», но только не так, чем она на самом деле была. Это в какой-то степени напрягло меня. Почему? Почему они не называют ее «короной»? Тогда что это? И зачем это? Нахожусь ли я вообще в безопасности? Надо сказать, агенты Света никогда не находятся в безопасности. Так вообще не бывает. 24/7 нас пасут темные,  и если в данный момент нет, то это исключительно потому, что ты очень крутой и опытный светлый и временно смог скрыться от них. А вовсе не потому, что внезапно вдруг темные стали к нам лояльнее или пожалели нас. Идет жестокая война тьмы и света, вот уже несколько десятков веков, так что никаких уступок быть не может.

25 глава

«Перевес, которого мы ждем вот уже несколько десятков веков», — после продолжительной паузы продолжил седой мужчина. Никто не пытался не то что его перебить, а даже кашлянуть. Он закурил, отвернувшись к окну и наблюдая за пейзажем из небоскребов Большого яблока. Тишина, перемешанная с клубами дыма повисла в офисе светлых. Никто даже не пытался нарушить эту тишину, все благоговейно молчали. «Вот  что,- наконец продолжил Седой,- вы сейчас направляетесь к себе в гостиницу и продолжаете вести обычный образ жизни, как ни в чем не бывало. Вам это не составит труда, как мы поняли, вы большой любитель кофеен. А мы продолжим отслеживать вас на мониторах». «А,- хотел я было что то сказать, но Седой прервал меня,- Мы свяжемся с вами сами». Я не понял, как мгновенно очутился в такси. Наверное, использовали портал. Порылся в памяти – никаких лифтов или ступеней в моем сознании не оказалось, финальные слова Седого и сразу такси, причем, судя по трекеру водителя, мы отъехали уже достаточно далеко. Я быстро оглянулся и посмотрел на дорогу – никто за нами не ехал. Ну и ладно. Поговорили,  и ладно. Я, конечно, ни хрена не понял. Почему прямо не сказать, что у меня на башке корона?! Зачем ее обзывать артефактом? Если это, конечно, не тайное взрывчатое устройство, замурованный в украшение яд и тд и тп. Мне стало страшно. Так глупо погибнуть, товарищи. На чужбине, еще и с поддержкой светлых, и все равно не справиться. Вот в чем ужас. Предстану на страшном суде и все равно не оправдаюсь. Что я буду делать? Не страшно не сделать, страшно потом за это отвечать перед Ним. Ох, как же я устал от этого всего…Но ничего не попишешь – надо было держаться. В конце концов, что, меня зря мама в муках рожала? Что я, пальцем деланый? Мы погибаем, но не сдаемся. Каждую жизнь мы держимся до последнего. Чтобы предстать на суде чистым, без долгов. Каждый день мы приращиваем к мозаике дней, когда мы держались и выдержали. Нам бы только дотерпеть до финалочки, не соблазнившись на блеск того, чем нас обычно покупают. Я приехал в гостиницу, задернул плотные шторы. После того, как светлые внезапно меня отчитали по безопасности, я стал бдителен.  Не думаю, что кто то собирался меня выслеживать под окнами отеля, вычисляя мой силуэт, но просто не хотелось опять сесть в лужу перед нашими.  Я так напрягся, что спросил пароль у водителя, хотя, если честно, не знал его. Но у меня сразу же высветилась перед глазами зеленая галочка с надписью «пароль верен». Такси было проверено светлыми. Я подошел в закуток, который администратор громко назвал «мини китчен», и сделал себе кофе на старой капающей кофеварке. Включил телевизор и без всякого выражения на лице уставился на клипы. Ничего нового – опять трясли задницами и пропагандировали однополую любовь, блуд, бабки и все виды извращений. Как там перед потопом было – продолжали веселиться, жениться и пить вино? Ну-ну. Ничего не поменялось за столько веков, ничегошеньки. Как же тяжело наблюдать процесс отделения зерен от плевел. «Можно подумать, твоя душа не участвует в этом процесс» — вдруг сказал я сам себе. Можно подумать, я был в чем-то лучше других. Вовсе нет. Это была горькая правда, мне хотелось отсидеться на скамейке запасных, критикуя тех, кто в поте и в мыле носится по полю, но глубоко внутри меня было не обмануть – моя душа тоже проходила отбор и от моих действий на этой планете зависело то, буду ли я блаженствовать и радоваться перед лицом Его или вечно гореть с грешниками в аду. Всего два варианта выбора, черный или белый и никакой «серой полосы», на которую так многие надеются.  Я выключил телевизор, орало блуда, порока и прочих страстей, обилие поп не выдерживала моя психика. Сгорбился, сидя на кровати, крепко стиснув кружку кофе. И вдруг на меня снизошло такое спокойствие. Корона была на мне. Снять ее я не мог. Да, я косячил. Да, я был несовершенен. Но я ехал на своем трамвайчике по рельсам, которые уже проложил мне Бог. Самое главное в моей жизни было – не сбиться с пути. Иначе произойдет катастрофа. Трамвай просто не создан для того, чтобы ехать без рельсов. Без рельсов трамвай ждет гибель, падение и разрушение. Всего то и требовалось от меня – ехать по рельсам, никуда не сворачивая. Такая малость. На меня снизошло спокойствие и теплота-  я ничего не решал и ничего не мог изменить. Я не мог снять корону на моей голове, так кстати греющую мне затылок. Я не мог избежать своего жребия. Все, что мне оставалось – ехать по своему пути, по проложенным рельсам. Я явно не обладал таким могуществом, чтобы их проложить. Но и я слишком любил Бога, чтобы сойти с рельс. Хотя, понятное дело, темные только этого и желали. Так почему же я так жесток сам к себе? Зачем я мучаю себя? Если я не могу изменить того, что со мной происходит, значит, нужно успокоиться  и поменять отношение к происходящему, принять это все. Я прочитал молитву, рухнул в белую мягкую кровать, как будто сотканную из облаков, и уснул счастливым сном младенца. Все мы младенцы во Христе. Самое главное – не сбиться с пути и дождаться в Свете того момента, когда он решит забрать нас.

26 глава

Солнце било сквозь щель в моих плотных занавесях мне прямо в глаз. Что же за везуха то такая – как их не зашторивай, а все равно выяснится, что ты оставил щель и солнце, утром рвущееся из нее, высверливает тебе глаз, не хуже чем у Терминатора. Я распахнул  шторы: «Ну, уже жги, не стесняйся!»- и посмотрел вниз. Внизу уже давно бурлил Нью Йорк. Ох уж эти жаворонки – весь мир перекроят с лицевой стороны на изнаночную, пока мы досматриваем сладкие утренние сны. Захватили мир, ранние пташки, и торжествуют, пока мы давимся утренним кофе, пытаясь хотя бы на 2 миллиметра открыть глаза. Я сварил себе  кофе, выпил почти залпом, это не оказало на меня тот эффект, на который я так надеялся. Почему, даже если ты засыпаешь в одно и то же время, в одно утро ты просыпаешься бодрым и полным сил, а в  другое выглядишь так, как будто тебя всю ночь били? Ответа не было, надо было принимать эту данность так, как она есть.  Я бахнул еще кофе, чуток взбодрился, мой  мозг понимал, что вариантов не было – или бодришься тем, что есть, или весь день ходишь как сонная черепаха. Суровая необходимость для сов – знать, где можно подзарядиться хорошим кофе, когда твоя батарейка на нуле. Я вышел на улицу, Нью-Йорк дыхнул в меня своей золотой осенью. В этой осени не было выматывающей душу тоски, в ней была легкая пауза от безумного скоростного жаркого лета. Как будто звук разом выключили и ты остался в тишине. Это сложно представить, что посреди бушующего, громкого Нью – Йорка можно было поймать эту тихую паузу, но это было действительно так. Осень давала передышку перед тяжелой зимой. Она говорила: «Ты устал, отдохни». Я доехал до Центрального парка. Взял там большой девичий латте и пошел по аллеям пинать желтые листья. Все, чего я хотел в этой жизни – брести по аллеям и пинать желтые листья, и я делал это. Еще и периодически отхлебывая вкусный кофе. Это ли не мечта всей моей жизни? Мне так хотелось, чтобы война между темными и светлыми оказалась просто сном, просто дурным сном. Мне так хотелось мира здесь и сейчас, мира, где правят светлые и где темные даже не смеют появиться на горизонте. Так дешево, за копейки продающие свою душу, жалеют ли они об этом в аду? Там, горя в вечном пламени, истекая кровью от многочисленных ран от бесов, или когда им выворачивают кишки наружу, а тело при этом сохраняет свою чувствительность, думают ли они о том выборе, который сделали здесь, на земле, и о том, что все могло пойти по-другому? Мы никогда этого не узнаем, потому что, Слава Богу, границы наших миров хорошо защищены. Но как же это страшно – из-за одного нелепого решения навсегда погибнуть. Следишь за собой, следишь, как за трехлеткой, который то тянет всякую гадость в рот, то совочком стукает по башке своего друга, то норовит выпасть из окна детского садика, то утонуть в ванной, то крикнет: «Сука!»- какой-нибудь безвинной бабуле, следишь-следишь, и все равно твое тело творит какую то гадость!  А потом твоей душе за все отвечай, отдувайся! Ну, где справедливость?! Я встал посреди Централ парка, в распахнутом бежевом пальто, раскинув руки к небу и воззвал: «Господи! Доколе мне быть посреди всех твоих детей самым отстающим? Доколе мне косячить, не замечая этого, а самое страшное, и грешить, когда я знаю, что грешу? Когда же я смогу быть чистым и жить по правде Твоей?» Небо не спешило давать ответы, но я внезапно почувствовал жгучее тепло в груди и сел на скамейку. Вернее, рухнул: внезапно я почувствовал такую усталость, как будто самостоятельно вырубил пол- Сибири ( хотя с этим сейчас успешно справляются китайцы, разэдак за ногу их). Тепло разливалось по моей груди, я понял, что все еще сжимаю на автомате в левой руке стаканчик с латте, на автомате допил холодную молочную жижу. Небо молчало, но от разлившегося по груди тепла я почувствовал внезапное умиротворение. Как будто меня услышали. Как будто там, на небе, считают мои корявые шажки и в курсе всех моих злоключений. Как будто там засчитывают все мои попытки избавиться от всего дурного во мне. Как будто там ставят салатовую галочку напротив моей фамилии, как будто там болеют за меня. Как будто я совсем не одинок. Как будто Он любит меня. Он любит меня. Я заметно набрался сил, пока сидел на этой скамейке. Что-то весомое появилось в моих мыслях, я подкрепился духовно и физически. Встал, отряхнул пальто, выкинул пустой стаканчик из под кофе. Я шел по Центральному парку широко, уверенно. Как будто знал, куда и зачем иду (неа). Длинные полы моего пальто разлетались, я чувствовал себя очень странно, но какая-то неведомая сила тащила меня вперед. Все таким же размашистым шагом (я чувствовал себя, как минимум, Маяковским), я дошел до выхода из Централ парк, вышел и остановился. Что то подсказало мне, что повернуть нужно направо, и я сделал это.  На повороте стояли какие-то деревья, уже украшенные для Halloween (ох, как же я не люблю этот сатанинский праздник), и несколько стилизованных под  ретро зданий, так же с входами в маленькие магазинчики, украшенные тыквами и скелетами. Самое страшное и ужасное не то, что эти твари пропагандируют свой праздник, самое страшное – это то, как дети готовятся и наряжаются к нему. Темные очень умело вкладывают свои дерьмовые принципы в светлые головы наших детей, и я снимаю шляпу перед директорами тех школ, которые запретили праздновать Halloween в России. Хотя, в общем, я представляю, какое давление они испытали при принятии этого решения. Так победим! Я прошел мимо тыкв с черными глазницами (чтоб вам, големы, пусто было, недолго вам осталось тут, на земле, тусоваться), мимо скелетов и ведьм, красочно развешенных над входами и вошел в один маленький магазинчик, крыльцо которого было совсем   пустым, без следа Halloween, по какому то наитию зашел, совершенно не думая и не фиксируя реальность. Очень плохо терять бдительность для агента света, но иногда работает. От открытой двери сработал красный китайский колокольчик с драконами и иероглифами.  Продавцом был голубоглазый мужчина неопределенного возраста с седыми, абсолютно белыми волосами до плеч. Он не мог или не хотел говорить со мной. Продавец в магазине очень долго смотрел на меня, не произнося ни слова, а я  на него.  В его глазах читались снега и морозы Арктики – такими они были голубыми и пронзительными. Он махнул рукой, как будто приглашал меня пройти, и я пошел за ним по бесконечным коридорам подсобок. На каком-то из поворотов моя корона нестерпимо стала жечь затылок. Наконец, мы зашли в маленькую низенькую комнату с сейфом, и, честно говоря, я думал, что голубоглазый начнет открывать сейф. Но нет. Он еще раз взглянул на меня, сказал что то по-китайски и начал вынимать старые занавески из большой корзины для стирки, бросил ожидающий взгляд на меня, и стал помогать ему. Корзина казалась нескончаемой. Вдруг я услышал легкий шум, как от вертолетов, где-то далеко. Лицо продавца исказилось, он что-то сдавленно крикнул и начал поспешно вынимать белье из корзины еще интенсивнее, еще быстрее, передавая его мне, и, наконец, его рука достала сверток. Меня сразу отшвырнуло к стене, я не мог двигаться и говорить, все тело как будто налилось свинцом. Продавец восторженно смотрел на сверток несколько секунд, но с улицы раздались крики, что заставило его поторопиться, он развязал его и комнату наполнило неизъяснимое, прекрасное, золотое сияние. Кусочек короны взлетел на воздух, повис над моей головой и прочно сел рядом с моим осколком, соединившись с ним. Мгновенно я почувствовал прилив сил, и мощь двух Терминаторов поселилась во мне. Продавец крикнул что-то на китайском и мощно подтолкнул меня к одному из выходов, и я побежал. Я бежал так, как никогда не бегал. Учитель физкультуры гордился бы мной и поставил бы мне шестерку за этот пробег. Клянусь вам, я бы выиграл все соревнования и даже Олимпийские игры с такой скоростью. Я выскочил на какой то грязный внутренний дворик, когда услышал выстрелы. Эти суки стреляли в него. Я поднапряг внутреннее зрение: еще жив, бежит по бесконечным переходам подсобок. Он спасется, я знал это. Внезапно я услышал свист и ринулся туда, почему то не было сомнений, что это свист от наших. Я выскочил через огромные ржавые ворота из этого ловушечного внутреннего дворика и очутился на узенькой грязной китайской торговой улочке. Меня хватали за ноги, заставляя что-то купить, но я несся все так же быстро, ориентируясь на свет. Наконец, мне удалось выскочить на проспект, и я понял, что операция удалась. Кусочек короны был на мне, и я его ощущал. Навстречу неслись машины, стоял смог, вечно спешащие жители Нью-Йорка проклинали вечную спешку и незадавшийся день, а я улыбался как начищенный самовар, во все 32 зуба.

27 глава

Победы бывают так редко. Их надо обязательно праздновать. Обязательно. Раньше я так не делал, думая, что каждый день моей жизни будет приносить победы и триумф, но это оказалось не так. Далеко не так. И теперь я старался праздновать каждую мою удачу. В этом не было ничего такого – это придавало сил в минуты, часы и дни, когда ты оказывался на дне. В то время главное было помнить, что бывают и счастливые моменты тоже. И вот для такого и существовало празднование победы. Пусть кто то скажет что нескромно, не вовремя, рано или несвоевременно – по фиг (так кряхтят, кстати, как правило, темные). Празднуйте победу. Празднуйте. Эти моменты останутся навсегда с вами и подпитают вас в минуты сомнений.  Я немного попетлял, судорожно оглядываясь  — погони не было. Хотелось сожрать что-нибудь эдакое и я без тени сомнений зашел в пончиковую. А что я мог сделать – кругом были либо бургерные, либо пончики. Назаказывал себе целый поднос, и мне было не стыдно. Радостно вонзил свои зубы в розовый глазированный бок пончика и отхлебнул пол-галлона кофе. И мне стало ха-ра-шо. Я собрал первый кусок короны, он был на мне, день удался, я чувствовал себя победителем. Наконец-то. Наконец-то. Наконец. Никто не скажет, что я завалил операцию, никто мне вообще ничего и никогда больше не скажет. Я крут, я круче, чем яйца, сваренные вкрутую! Шоколадный пончик зашел еще лучше, чем розовый. Я кайфовал. Наконец-то вкус победы после стольких поражений. Я съел все, весь поднос, высосал кофе до последней капли и откинулся на спинку сиденья. Пончиковая пользовалась спросом – в основном посетителями были подростки, но были и несколько внушительного веса взрослых, эх, все таки жрут американцы нездоровую пищу, как ни крути! Мой ангел-хранитель сразу же пихнул меня вбок – осуждать было нельзя, к тому же, кто, как не я только что сожрал целый поднос этой нездоровой пищи?! Он был прав, а я, как всегда, нет. Я еле выполз из-за моего столика, (внутренне ужаснувшись, что так быстро растолстел что уже не могу выползти оттуда, куда так легко, голодный, залез) Ко мне сразу же ринулись несколько объемных детей (эта жировая болезнь залезла и на детскую территорию), и немедленно, после непродолжительной борьбы, заняли столик. Непривычно, но я сейчас мог видеть свой живот – он выдавался вперед на несколько сантиметров, забавное зрелище, учитывая, что раньше он так выпирал только после визитов к бабушке. Я вышел, перекатываясь с ноги на ногу, как мама- утка. Отлично, агент. Просто супер. Случись сейчас погоня, мне было бы точно никуда не убежать, все что я могу – упасть на спину и шевелить лапками. Ок, гугл, я обожрался, что делать дальше. Стоило мне облокотиться о какое то дерево, как ко мне тут же подбежали сочувствующие, решив что у меня инфаркт. А что, в Америке нельзя спокойно умереть? Я обожрался, дайте мне спокойно умереть,  отойдите, люди добрые, ну же! Но нет, здесь даже из жизненной трагедии сделают развлекательное шоу. Я собрался и с усилием оторвал себя от дерева: надо был прекратить отсвечивать и привлекать к себе избыточное внимание, надо было как-то действовать, заниматься поиском артефактов, хотя все, что мне сейчас хотелось сделать – лечь на Бродвей и заснуть сладким сном пончикового обжоры. Совсем непонятно, как их с утра едят американские полицейские и потом весь день бегают за преступниками? Очень сладко, очень вкусно, очень хочется спать. Я кое-как взял себя в руки и пошел по аллее с желтыми кленовыми листьями. Картинка была просто из сериала, не хватало хипстерского стаканчика с кофе в руке. Что я должен был сделать? «Посветить» своим осколком короны в разных кварталах Нью-Йорка, действуя «на авось», авось кто-то да отзовется? Но с таким планом есть все шансы нарваться на темных раньше, чем владельцы артефакта выйдут на меня. Есть все шансы плотно сесть в лужу. Если я проколюсь в Нью-Йорке, путь в другие страны закрыт. Любые происшествия с темными разносятся крайне быстро, что по их сети, что по нашей. Любые столкновения «в лоб» — это события. За несколько десятков веков мы отточили наш этикет до такой степени, что научились избегать даже мелких колких фраз, чтобы нечаянно не спровоцировать конфликт. Атмосфера была накалена, и я не очень понимал, как я проверну все то, что я должен был сделать в этом городе. Попытаться не отсвечивать? Быть маленьким вертким котенком,  бежать по своим делам, прячась по подворотням? Ночью все кошки серы, есть шанс проскочить. Значит, никаких скандалов и конфликтов, только цель и ничего больше, «Вижу цель и не вижу препятствия», вот и все, вот и все.  Я ускорил шаг и сместился направо, поближе к деревьям, чтобы никто не дышал мне в спину, обгоняя по ходу движения. Глянул на карты в телефоне – два ближайших квартала обойду сам,  а потом придется брать такси. Если,  конечно, светлые не подгонят тачку. Что-то с утра от них не было ни слуху, ни духу. Ну может, тем лучше. Не то, чтобы я был отшельником, нет. Но привык воевать в одиночку – что правда, то правда. Я прибавил ходу, корона безмолвствовала. Все-таки,  это все равно, что искать иголку  в стоне сена,  в таком то большом городе это просто нереально. О чем там думают эти наши светлые вообще? Этот седой, например? Все таки, центральный офис США. Должны же они были что- нибудь придумать. Или мне, как идиоту, месяцами мотаться по Нью-Йорку, одновременно выступая и приманкой и ловушкой,  и тем, на кого ловят, и тем, кто ловит? Не слишком ли много задач для рядового  светлого парня самого невысокого ранга, офигевшего от свалившейся на него ответственности? Не зря древние русичи праздновали осенью начало нового года: жил себе, не тужил, и вот, блин, настала золотая осень и я вдруг оказался везде козлом отпущения. Ведь что бы плохого ни случилось – виноват один я. Но если вдруг все получится – то только благодаря слаженной работе всех светлых штабов и отделов. А пока, отдувайся дорогой, работай, паши, ведь  в графе «ответственный» виднеется твое ФИО.  Я горько вздохнул. Давай, парень, ты сможешь. Кроме тебя некому «сказать этой горе «иди», ведь, по ходу дела, ты один из немногих, у кого есть вера с горчичное зерно. Ладно, ладно, не будем превозноситься — с четвертинку горчичного. Смиряйся и иди вперед, и твое дело разрешится. Так подбадривал себя я, пока брел по осенним улицам Нью-Йорка. Осень в этом году попалась понимающая, и она поддерживала меня, как могла – ни одной дождинки, ни одной. Сплошное солнце и желтые листья. Красота! Казалось, это просто декорации для «Sex and the city» или «Autumn in New York». Просто красивые декорации для кино, по которым я скачу как дикий взъерошенный воробей.  Однако же мне было не до осенней романтики. Обязательства сгибали мои плечи, заставляя сутулиться. Обязательства скребли по моей душе, как черные кошки. Я был сам не свой, я не понимал, как все это провернуть, как устроить, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. И артефакты найти и в лапы к темным не загреметь. Как?! Было много вопросов и ни одного ответа. В этом светлом городе судьба играла со мной в прятки. Но я тоже был не пальцем делан. Я знал, что мне бесполезно пытаться улететь из этого города, пока я не найду третью часть короны. Просто к бабке не ходи: даже если я куплю билет на самолет, пройду все проверки и регистрацию, перед самой посадкой они развернут меня. Придумают какую-нибудь нелепость, объявят по громкой связи и я никуда, никудашеньки не полечу. Осознание этого придавало мне сил: я понимал, что буду сражаться  до последней капли крови, ибо вариантов больше не было. Силы зла не дремали, они опять пасли меня. От дебилы, всегда одно и тоже, прокалывались на одной и той же фигне. Но нам это было на руку, так мы всегда безошибочно опознавали темных. Война войной, ничего личного.

28 глава

Война войной, а обед по расписанию, я опять захотел кушать. Душа требовала китайской кухни. Я увидел пару забегаловок с золотыми драконами на противоположной стороне улицы  и ринулся туда. В кафе стоял дым и чад, любители экзотической кухни жались по столикам. Я понимал, что, скорее всего, придется долго ждать, так как все столики были заняты, но желание экзотики перевесило все доводы разума. Из –за столика еле выползла какая то модная парочка, я немедленно занял их место. «Тоже обожрались, по ходу дела»,- усмехнулся я. Я жрал как не в себя в этом Нью-Йорке. Не знаю, может, это было влиянием американцев, которые тоже любили покушать. То ли это общая сейсмическая зона внимания к еде –хочешь не хочешь, попадая в нее начинаешь испытывать те же эмоции, что и тысячи окружающих тебя людей. То ли я тупо заедал мою гиперответственность и то, что проект шел «в час по чайной ложке». Было не ясно. Но каждые час – полтора я чувствовал дикий голод, сбивающий с ног. Такой, который стирал всякие воспоминания о том, что я ел час назад. Мне сложно сказать, что это было. Возможно, мой мозг так пытался защититься от окружающих его опасностей. Я заказал какую-то лапшу с морепродуктами и принялся жадно ее есть.  Я ел ее, захлебываясь слюнкой, потому что она была дичайше, зараза, необычайно вкусная, пока не почувствовал всей кожей, всем своим нутром леденящий душу взгляд. «Суки, не дали доесть»,-  как всегда, первая промелькнувшая мысль оказывалась самой верной. На меня смотрела девушка в длинном черном плаще с ярко рыжими волосами, уложенными волнами. Но поверьте, мало кто из прохожих стал бы разглядывать яркий цвет ее волос. Всему виной был ее взгляд: холодный, ледяной, обжигающий холодом и пронизывающий насквозь. «Заколебала, дура»,- подумал я. Не дала спокойно мужику дожрать. Вот жеж блин. Поставил огненный щит, потом еще один. Потом отражатель. Спокойно увидел, как вся черная энергия, направленная на меня, отскочила ей прямо в лицо. Если бы кто мог видеть, как ее энергия, отскочившая от отражателя, превращается в огонь и прожигает ей насквозь лицо, мне пришлось бы откачивать его – зрелище было не для слабонервных. Она завизжала так, что у меня выпали палочки из рук. Никто, кроме посвященных, не слышал этого пронзающего душу крика, и поверьте мне, в этом им очень повезло. Корни Мандрагоры орали слабее, чем эта темная бабенция. Прошипев мне пару проклятий, как водится, она подобрала полы плаща, уже начинающего распадаться на химические составляющие и дымить, и вылетела в окно. Ох уж эти ведьмы, никогда никакого уважения к точкам питания. «Ни пожрать, ни посрать»,- шел я по бульвару, сердито бормоча под нос и с горечью вспоминая об оставленных пол-тарелки лапши в кафе.  Доесть их было никак нельзя, даже после отлета темной суки в стратосферу – еда уже получила свою порцию негатива. Вот за что я так не люблю стычки с ведьмами в ресторанах –сам то ты почиститься сможешь, а вот еда уже 100% пропала. И сами не жрут, и другим не дают. Мотаются, бестелесные, злобные, голодные веками, и не едят, и не спят, и не радуются, и знают, что после Второго Пришествия светит им только ад, и ничего больше, и даже жалости не вызывают, так, темный балласт, и пытаются отожрать всякую малую толику энергии у людей, и сбить их с пути истинного, и захватить их с собой в ад, да побольше, ведь это единственная радость, которая им будет доступна прежде чем гореть вечность. Так себе развлечение, скажу я вам. Прекрасно осознающие, что обречены и что дни их сочтены, все, что они пытаются сделать – захватить как можно больше людей, чтобы сделать больно Богу и ангелам Его. Это все, на что они способны. Но если ты сопротивляешься, стараешься жить по заповедям, исповедуешься, а еще круче – причащаешься, ты становишься крепким орешком для этих тварей. Они могут кружить вокруг тебя вечно и не сделают ни-че-го.  Над моей головой всегда кто-нибудь, да летал. Издалека было похоже на темную тучу, кишащую разнообразными летучими черными тварями.  Наверное, они считали меня стратегическим объектом. Идиоты. Не могу сказать, что это было приятно, нет, но я знал, что это была вынужденная необходимость. Мы здесь работаем на территории врага. Обреченного, но врага. Сетовать на то, что он везде лезет со своей тьмой – смешно и бессмысленно. Мы знаем, на что идем. Поэтому жаловаться и ныть не в наших правилах. Мы, дети Света, неуклонно следуем своему Пути. И никто не сможет нас сбить с него.

Итак, те же яйца, в тот же профиль. Окрыление от предыдущей победы довольно быстро исчезло, и я опять не понимал, как мне найти еще один кусочек, при этом не вызывая лишнего внимания у темных. Хотя ясно-понятно, та рыжая стерва в кафе была неслучайна. Но все таки, все таки, я надеялся, что меня еще не было заявлено в эпицентре боевых действий темных и я не значился у них на всех картах, вместе взятых. Половинка сожранной китайской лапши согрела мне сердце, мир уже не представлялся таким мрачным, а задача по сбору короны – неразрешимой. Ну, если выпало так, значит, Ему это было угодно. Если Ему угодно, то что я могу поделать? Только выполнять. Все мои стенания о том, что я недостаточно опытен, квалифицирован, ценен, высок рангом и уверен в себе – чепуха, потому что солдат Света не имеет права сомневаться, если приказ уже дан. Приказ дан, и кто я такой, чтобы его оспаривать? Буду делать все, что смогу, до самой смерти. А там уже пусть судят меня судом праведным. От себя – сделаю все, что могу, а там уже…как будет. Настроение мое улучшилось. Осеннее солнце светило прямо в глаз, из-за чего я вспомнил все детские нелепые стишки по этому поводу. Я пинал желтые листья и пытался сообразить, с какого перепугу я вообще решил, что в Нью-Йорке – два куска короны? Почему не три? Почему не один? Остальные, например, могут быть в Париже или Венеции? Откуда такая уверенность. Я шел и спрашивал себя, и в какой-то момент мне показалось, что эти вопросы задает Седой. Значит, вышли на связь. Как красиво и незаметно вплелись в мои мысли, я даже не заметил. Интересно, видели ли стычку с рыжей? «Видели»,- подтвердил Седой. Я включился: они сидели в переговорной, а в моей голове устроили что-то навроде ZOOM, прямая трансляция. «Так почему же именно два артефакта»,- светлая сделала ударение на «два», и все остальные напряженно вгляделись в мое лицо, как будто оно могло дать ответ? Мое лицо ничего, абсолютно ничего не излучало, я был полный ноль, я чувствовал себя как на экзамене, когда не знаешь ответа, и в твоей голове – молочное, воздушное ни-че-го, я не мог ничего им сказать. Я чувствовал интуитивно, что нужно искать еще, но где и конкретно в каком районе,  и у кого может быть артефакт – этого я не мог им выдать, потому что и сам не знал и не представлял. Еще раз промониторив меня (довольно жестко кстати, ощущение, когда твои кишки выворачивают наружу, проверяя следы от темных мыслей – не из приятных) , мои «экзаменаторы» отступились, пообещав информационную и энергетическую поддержку. Я усмехнулся про себя, что что-то никак не почувствовал поддержки от них, когда бежал от того мужика по узким коридорчикам и улочкам китайского квартала. Убедился, что они полностью вышли из моего мозга и уже не слышали моей горькой усмешки. Нет, все чисто, остались следить снаружи, чисто визуально.

29 глава

 Я пошел на аллею звезд, хотел слиться с толпой, и, может быть, что-нибудь, да и почувствовать. Интуиция моя спала таким крепким сном, что я чувствовал даже храп, и это было обидно, потому что я даже не смог толком сформировать свою мысль светлым, почему же, почему мне кажется что в Нью –Йорке остался еще один кусок короны? Им нужны были факты, а не какие-то странные домыслы и допущения. И тут, как назло, я не мог им выдать ничего конкретного. Я изо всех сил старался слиться с толпой туристов, но на меня пялились все, кому не лень: аура выдавала меня с головой, и все подсознательно это чувствовали. Аура светлого полыхает над ним как флаг СССР – видно издалека, вызывает зависть неопределившихся и ненависть темных, и хрен скроешь. Да, безусловно, есть такие уровни светлых, что скрывают и маскируют ауру, натягивая образы убитых ими же темных на свою светлую ауру, так сказать, волчьи шкуры на овец, но я так не умел. Да и такого уровня у меня не было, чтобы так долго держать на себе останки убитого врага и самому не надышаться тьмой. Да и я еще, если честно, никого толком не убил. Так, ранил немного нескольких. Я был не боевой маг, я был… Я был непонятно кто. Мощно отогнав паразитарные мысли самобичевания, я надел на голову капюшон толстовки и черные очки на нос, постарался поставить все служебные ауры невидимки, которые мне выдали перед этой командировочкой наши, сработала лучше всех, как ни странно, сама старинная. «Вот умели раньше делать»- стариковская мысль пронеслась в моей голове как пуля, а что, а что, так и есть. Был страх в людях, боялись Бога и суда Его, тьма сидела в болотах и лесах, а не тусила в душах молодежи, инста*-гуру (*Экстремистская организация, запрещенная в РФ), политиков, певиц в трусах и прочих «инфлюенсеров». Теперь куда не зайди – обязательно кто-то сидит, рукой беса наглаживает. Раньше такого не было, вся чернота четко знала свое место – в болоте. И это еще надо было сильно постараться, чтобы в тебе эта тварь поселилась, прям официально душу надо было продавать. А сейчас.. Тьфу на вас на всех, чтоб вам пусто было, твари темные.  Когда я это произнес, вздрогнули процентов 70 окружающих (ох, Нью-Йорк, а казался ты раем), спокойнее надо тебе быть, парень, спокойнее. У них свой путь, у тебя свой. Не нужно бежать и обвинять во всех грехах людей, уверенно спускающихся в ад. Они сделали свой выбор, а ты сделал свой. Вот и держись, вот и не подавай виду. Там, в конце, станет понятно, кто прав, кто виноват. А пока отделяются зерна от плевел, главное это – следить за свой душой, за тем, чтобы не запачкалась, чтобы не наступить ни в какое «г», нужно не по сторонам смотреть, а за собой. Когда смотришь за собой, тогда и все получается. Если по сторонам – тогда косячишь, да еще и грех осуждения прибавляется к своим грехам, ведь не удержишься же, осудишь.  

Я внезапно посмотрел в синее, нетипичное для осени небо и в моем мозгу неоновой надписью пронеслось «Метрополитен». Я быстро выскочил к дороге, поймал желтое такси, плюхнулся на заднее сиденье, громко объявив «Metropoliten museum”. Я был уверен в себе как никогда – неоновая надпись никогда не обманывала меня. Я не знал, что меня там ждет, но меня с безумной страстью что-то влекло туда. Лишь бы это не оказалась очередная ловушка темных. Когда мы говорим «страсть», мы произносим «темные», это очевидно. Все, чего вам внезапно захотелось, может быть ловушкой. Надо контролировать себя и отсекать внезапные мысли, если вы понимаете, что они принадлежат вовсе не вам. Никогда нельзя думать, что ваш мозг защищен со всех сторон от внешних влияний. Многочисленные шрамы от предыдущих грехов имеют соответствующие щели и дыры в ауре, при надобности любая темная тварь может туда проникнуть, если, конечно же, вы не защищены покаянием, причащением, постом, молитвой. Нужно блюсти себя, нужно следить за своим сознанием, как за неуемным трехлеткой – куда он запихивает вилку? В розетку? Куда он бросает включенный фен? В ванну? Зачем он забрался на балкон с зонтиком? Собирается прыгать? Следите за своим сознанием, следите в оба, все баги, ошибки системы, не ваши мысли, странные желание, внезапно вспыхнувшая страсть – не ваши. Не ваши, ребята. Они принадлежат врагу рода человеческого. На войне как на войне: каждый человек темный, если не доказано обратное. Каждая мысль деструктивна, если не доказано обратное. Каждое ваше внезапное желание губительно, если не доказано обратное. Следите за собой, как следят они за вами, следите лучше. Тогда вы будете твердо уверены, что с вами происходит именно то, что вы запланировали, именно то, что ведет вас к свету, а не наоборот. Всегда проверяйте, едете ли вы на эскалаторе жизни вверх, к свету, или очень весело и быстро спускаетесь в ад. Компания может быть веселой, скорость быстрой,  но может случиться и так, что вы не сможете остановиться. Контролируйте окружающую реальность. Играли всю ночь в видеоигры, заснули на полчаса перед работой,  все эти полчаса снились рогатые? Ну, так значит пора прекратить играть в видеоигры, у темных уже большие планы на вас. Это еще не так страшно, как если бы вы нажали при переходе на следующий уровень кнопку «да» в соглашении о продаже души, решив что это шутка. Поздравляю, вы перешли на следующий уровень, теперь ваше жилище – ад, и вас ждет скрежет зубовный. Как долго? Вечность. Контролируйте. Вы – юная девушка, девственница и очень веселая и дружная компания зовет вас на вписку, где будет много незнакомых ребят и тонна алкоголя? Вполне возможно, что там можно оставить и девственность, и душу, и жизнь. Оно вам надо? Вы единственный, кто завязал с бухлом в вашей мужской компании, но этим вечером вас зовут отметить рождение сына одного из друзей – святое дело, но там вас стопудово ждет море бухла и вы развяжетесь. Оно вам надо?  Да, мы подрываемся на минах в этой жизни, да, мы грешим, отвратительно в этом жить, больно в этом каяться, но никто же нас не заставляет гулять по минному полю. На минном поле шансов подорваться на мине в миллиарды раз больше. Если  вы видите минное поле, то зачем вы к нему приближаетесь? Даже Великий Царь Давид бегал от блуда. Чем вы лучше Царя Давида, почему вы, с кольцом на пальце, пялитесь на короткую юбку секретарши, почему вы так уверены, что устоите в том, в чем до вас не устояли миллиарды людей и теперь благополучно горят в вечном огне, вопя так, что на земле прекращается строительство буровых станций, потому что рабочие не могут выносить эти крики? Почему вы думаете, что ад не разверзнется под вашими ногами, откуда такая уверенность, что не согрешите?  Не надо о себе быть высокого мнения, даже святые избегали греха. Нет ничего зазорного в том, чтобы отклонить деловую встречу в сауне женатому бизнесмену, прекрасно понимающему, к чему могут привести такие встречи. Ничем хорошим это не пахнет ни для вас, ни для вашей семьи, ни для вашего бизнеса. Я постарался четко отфильтровать внутри себя, что внутри меня заставило сесть в такси и гнать в «Метрополитен». Следов сомнений и неуверенности не было, я мог спокойно прочитать молитву и мысли мои не сбивались, я чувствовал себя «в потоке», ни на кого не злился, не паниковал, сохранял спокойствие, чувства мои были холодны, я сам был приведен в боевую готовность. Это не было внушенной мыслью. Я сам принял это решение. Таксист подвез почти к самому входу, я взлетел по ступенькам, как на крыльях. Купил билет, влетел в первый зал и застыл среди скульптур – куда дальше? Я поднялся  еще на этаж, беспомощно побродил среди картин. Я не понимал. Хоть убей, не понимал, зачем меня сюда притащили.  И что я тут смогу найти? Я еще раз постоял в полном безмолвии, уставившись в стену. Прилететь в США, приехать в знаменитый музей Метрополитен и несколько минут смотреть в стену – можем, умеем, практикуем. Я почувствовал какое-то странное тепло в районе груди и неоновая надпись опять пронеслась в моем мозгу: «Храм Дендура». Я тут же спросил у мимо проходящего экскурсовода, где это и помчался туда, сломя голову. Храм был мягко подсвечен, я смотрел на его древние колонны и никак не мог понять, что же я должен сделать?

30 глава

 В это время молодой экскурсовод, стоящий рядом со мной, захлебываясь от восторга, рассказывал, что сама Клеопатра, желая заполучить любовь Цезаря, проходила через врата этого храма, и что любой человек, вошедший в храм через эти врата в равноденствие, получит любовь, признание, славу, богатство и все, чего только не пожелает. До дня равноденствия было еще далеко, но я четко понял, что я должен был сделать. Я должен был войти через врата. Я дождался, пока очередная беспечно- болтливая группа китайских туристов выйдет оттуда и один из охранников, следящих за вратами, отвернется, и вошел. Как и следовало ожидать, меня накрыло. Древняя энергия, мирно спящая веками, проснулась и законнектилась с энергией моей короны. Я почувствовал энергетический удар такой мощи по голове, что чуть не был сбит с ног. Каким-то чудом я удержался. Я стал творить про себя краткую молитву. Я хватался ртом за воздух, я понимал, что мне необходимо было удержаться на ногах  и каким-то образом взять всю ту энергию, которая мне предназначалась. Меня распирало от энергетической мощности, вошедшей в меня и в какой то момент мне показалось, что раздалось что-то вроде взрыва, и я увидел золотистый свет, разлитый вокруг меня. Когда я вышел из ворот, я ясно ощущал, что моя корона увеличилась в размерах, и к ней был приставлен новый кусок. «Неужели так легко?» -думал я, безуспешно махая рукой в попытке вызвать такси у выхода. Неужели так просто – вошел во врата, и на тебе – новый артефакт в башке. И никто из темных даже не попытался меня остановить. Как все удачно! Я все еще ощущал тот золотой свет из врат храма Дендура внутри меня. В какой-то мере, я осознал, что я вышел оттуда совершенно другим человеком. Я был абсолютно другой. Я был намного сильнее себя прежнего. Я был спокойнее. Я был увереннее. Я был просто титан. Мог ли я об этом предположить, когда я входил туда? Происходило ли это со всеми людьми, вошедшими туда? Почему темные не попытались остановить меня? Почему светлые не вышли на связь? У меня не было этих ответов. Как всегда, куча вопросов и ни одного ответа. Я стоял, голосовал, ждал такси, но я понятия не имел, куда я собрался ехать. Золотистый свет был разлит  в моей бедной башке, золотистый свет наполнял меня умиротворением, золотистый свет не позволял расстраиваться,  переживать и куда-то спешить.  Я просто «был», я существовал и я наслаждался своей жизнью в тот момент. Все в ней происходило правильно. Я, нахлебавшийся египетской вековой силы, ощущал спокойствие и умиротворение от своей обычно никчемной жизни.  Эта египетская мощь примирила меня с самим собой и своей жизнью. Египтяне, конечно, рулили в свое время. Нам предстоит разгадать еще много загадок, связанных с Египтом. Эта Шахерезада будет приоткрывать свою вуаль веками. Наконец,  пришло такси. Я упал на заднее сиденье и обмяк. «На Таймс – сквер», — брякнул я таксисту и уставился  в окно. Я только понимал, что я ничего не понимал.  Тайм сквер жил своей жизнью. Танцовщики, бродяги, нищие, музыканты, начинающие таланты и разочаровавшиеся в этой жизни, унылые люди, наивные, беспечные, горюющие, уверенные, богатые и бедные, женщины, мужчины и неопределившиеся, представители всех рас и национальностей были собраны на этой улице.  Их было так много, различий между людьми, их было так много, различных представителей всего, чего угодно, они так все друг от друга отличались, по стольким признакам, но если бы сейчас случилось Второе Пришествие, все эти люди были разделены всего лишь надвое: по правую и левую руку от Него.  Все эти люди разошлись бы на темных и светлых, на тех, кто с Богом, и тех, кто не с ним. Вот и все.  Так легко. Если существует всего лишь одно разделение, то тогда зачем нам все остальные? Зачем различать нас по цвету кожи, возрасту, достатку, полу, принадлежности той или иной расе или национальности, стране и городу проживания, той или иной политической партии, вере, привычкам, чаяниям, профессиям? Зачем это все, если мы все в итоге поделимся надвое? И разве не братья мне все те, кто станут со мной по правую руку от Него? И разве не сестры мне все те, кто станут со мной по правую руку от Него? Зачем мы воюем, если у нас всего одно различие? Зачем все эти религиозные, политические войны? Зачем мы набираем на свои души еще больше грехов, как будто набрано недостаточно? Посмотрите на свою кармическую корзину: да это не корзина, это тележка из супермаркета, доверху набитая вашими грехами, да посмотрите на себя, вы ее уже везете еле-еле, да так что колесики скрипят  и все содержимое грозит вывалиться и загородить все входы и выходы. А вам это еще в следующей жизни отрабатывать. И на страшном суде потеть. И на мытарствах страдать. И это все, если раскаетесь и будете прощены, а не загремите в ад, как многие и многие и многие. Оно вам надо?

«Соберись, парень, — говорил я сам себе,- вот-вот и ты поймешь, к чему это все было, вот-вот и ты разберешься». Таксист лихо зарулил на Тайм сквер, высадил меня и оставил одного. У вас было такое ощущение, что в многотысячной толпе вы одни? Вокруг – бушующий океан людей, шум, крики, вой, а вы одни и ничего не слышите, и внутри вас – море. Вы одни и никто не может повлиять на вас или сделать вам больно. Толпа обтекала меня, я стоял как остров, посреди бушующего моря, не погружаясь в вайб бесконечной суеты. Нельзя сохранить свою душу, будучи бесконечным винтиком в адской машине суеты и страха.  Нельзя не понимать, что эта адская машина суеты и спешки вынимает душу из людей, забирая энергию, заставляя забывать о том, зачем мы вообще  появились на этой планете. Когда весь день мечешься, сложно помнить о молитве и о Том, кто видит насквозь твою душу. Посреди дневного ада суеты, необходимо поднимать глаза к небу хотя бы в краткой молитве. И не врите, что у вас нет времени на это. Святые отцы имели опыт постоянного творения краткой молитвы про себя: с таким умением им были не страшны гонения и тюрьмы, с таким умением вы преодолеете любые суетные дни бесовского безумия, с таким умением можно спастись. И разве не ради спасения души мы тут все собрались на этой планете? Ох, как же ошибаются те, что думают, что их прислали сюда исключительно, чтобы быть счастливыми. Ох, как же они открывают двери врагу рода человеческого этой уверенностью. Ведь любой соблазн может войти в раскрытые двери нетерпеливого, страстного, безумного «ожидания счастья». Ожидание счастья никак не соприкасается с делом спасения души, и не имеет с ним ничего общего. Счастье дается по милости Божьей, и человек сам не в состоянии смастерить его себе, он может только обмануться и попасть в ловушки и сети, расставленные для таких же наивных и страждущих «ловцов счастья». Иногда нужно потерпеть страдания, попускаемые Богом для людей на Земле, просто потерпеть. Если вслед за этими страданиями солнце выглянет из-за туч и вы почувствуете себя счастливым, знайте, что это от Него. И это самое прочное, настоящее и лучшее счастье на свете, которое только может быть.  Ради него стоит подождать, ради него стоит потерпеть невзгоды и неприятности, ради него стоит надеяться на волю Божью в неустанной молитве. Я погрузился в свое внутреннее море, сегодня, очевидно, именно это было благословением от Него. Мне осталось понять, правильно ли я поэтапно действовал, или косячил, или зря метался, или страдал, или что вообще, что, и как я мог ускорить  и собрать уже, наконец, собрать то, что было на моей голове, как это не обзови – артефактом или нет…

31 глава

Я вышел из такси на Times Square, в так называемом Перекрестке Мира — центре Манхэттена и символе Нью-Йорка. Ежедневно более трёхсот тысяч людей стекаются на эту площадь на пересечении 7-й авеню и Бродвея. Я задавался вопросом, почему же эта площадь так популярна, что привлекает ежегодно более 50 миллионов человек, приезжающих сюда со всего мира? Я стоял на знаменитой красной лестнице и смотрел на бесконечные трассирующие энергетические потоки – Перекресток Мира работал, как маленькая атомная подстанция, превращая людские потоки в неиссякаемые источники энергии. Здесь можно было начать революцию, новое политическое движение, веяние в моде или музыке, здесь можно было бы прославить любую восходящую старлетку кино или театра, сделав ее поистине мировой звездой, здесь можно было бы воссоединить государства, начать войны,  разрушить мир и воссоздать его из пепла, забетонировав дружбу всех наций и народов – здесь можно было все. Перекресток не являлся темным или светлым, он был Великим Никем,  бесконечные людские потоки пересекали его днем и ночью, и можно с уверенностью сказать, что Перекресток Мира принадлежал никому. Не то, чтобы цвет его был серый, нет. Он был неопределенный. Не первый год темные делали попытки завоевать его, присвоив себе бешеные потоки энергии. Но как присвоить себе энергию водопада, где каждую секунду времени вода уже не та, что была раньше? Где поставить флаг и герб, где поставить печать и расписаться кривой косматой рукой с грязными, немытыми веками когтями, мол, это мое, если эти потоки энергии снесут и тебя всех темных отродий  в ту же секунду? Светлые откровенно ржали над попытками завоевать этот Перекресток. Все равно, что засунуть руку в огонь и попытаться присвоить его себе – обожжет, оставив уродливые шрамы, и ничего больше. Я стоял в центре этого огня. Я стоял в центре Ничего.  Из чего состоит Таймс Сквер? Километровые экраны реклам, любознательные туристы, деловые люди в своих дурацких строгих костюмчиках, огромный новогодний шар, спускающийся раз в год, чтобы вызвать небывалый ажиотаж; зазывалы, бомжи, фрики, афиши театров, белые воротнички, неоновые рекламы мюзиклов, всевозможные виды зевак, старлетки, мечтающие о сцене и мировой славе, случайно забредшие сюда нью-йоркеры и уже проклинающие все на свете — Таймс Сквер не оставит равнодушным никого.  Все эти люди и не подозревают, что находятся в Центре ничего. Что вся энергия, несущаяся со всех сторон нейтральна. Но что значит «нейтральная энергия» на этой планете? Если это место не смогли завоевать темные, это означает только одно – что оно принадлежит Творцу. Именно это позволяет Нью – Йоркский офис светлых чувствовать себя так вольготно.  Именно это дает Нью – Йорку  статус светлого города, не смотря на все инциденты, которые были направлены именно на то, чтобы подмочить его репутацию. Именно поэтому мы имеем здесь мощный перевес наших сил. Перекресток Мира генерирует сумасшедшую энергию 24/7, семь дней в неделю, тридцать в месяц и 365 дней в году. Именно это позволяет проникать свету  в самые отдаленные части Америки и смежных континентов и стран. Можно сказать, я стоял в центре огромной мельницы, из которой светлые делали муку, чтобы накормить всех страждущих. Разумеется, это был стратегический объект. Разумеется, темные спали и видели, как они уводят его у нас из-под носа. Но ничего не помогало: ни иллюминатская символика, развешенная  на многочисленных световых панелях, ни реклама с глазом, пирамидами и прочей хренатенью – ничего, ничегошеньки! Перекресток Мира оставался за нами, из-за чего все темные скрежетали зубами так, что у них выпадали клыки. Воля Бога была на то, чтобы Перекресток Мира был наш, а мы, в свою очередь делали все, чтобы ни одна капля его энергии не пропала даром. Я любил это место. Всякий светлый знал о нем все досконально.  Я стоял, как дурак, чуть позади памятника Отцу Даффи, и вдруг заиграла французская мелодия и зрители образовали что то вроде полукруга, где стали выступать  французские мемные клоуны, они были в беретах и тельняшках. Зрители радостно хлопали в такт музыке, им  нравились все эти гримасы на выбеленных лицах. Французская клоунада? В центре Нью-Йорка? Хм. Я был не так уж плох, если я задался этим вопросом, потому что ровно в следующую секунду меня кто-то мощно толкнул в плечо.  Я хотел схватиться за плечо и закричать что-нибудь обидное тому, кто толкнул, но одновременно с этим я понял, что мне впихнули в руку конверт. Я прикрылся курткой и незамедлительно посмотрел, что там. Там были авиабилеты. В Париж.

Я носился по номеру как угорелый – у крыльца моего неважного отелишки меня ждало такси в аэропорт. Ох, за что я «люблю» наших, так это за внезапность. Никто никогда не подготовит тебя, никто не расскажет тебя план действий, все подается на кончике ножа: еще час назад я был уверен, что я останусь в Нью-Йорке надолго, пока не соберу все артефакты, и вот на тебе, стоило увидеть французских мемов, и вот я уже несусь в отель, чтобы собрать мои несчастные шмотки в моем дешевом отеле, а оттуда – в аэропорт, а оттуда – в Париж! Ох, если бы я был юной инстаграммщицей *(*Экстремистская организация, запрещенная в РФ), как бы внутренне я пищал от радости, но я был солдат и я знал, что в Париже мне предстоит война. Война не на жизнь, а на смерть. Корона была неоспоримым преимуществом светлых над темными, артефактом, который, как они надеялись, мы не сможем собрать никогда.  В самом своем страшном сне они не могли представить, что мы сумеем соединить все эти части.  Наконец, я запихнул все в рюкзак, окинул взглядом номер, эх, я бы тут еще пожил, но я не дал чувству внезапно нахлынувшей грусти задушить меня, выключил свет, выскочил на лестницу. Оплату за последние оплаченные дни мне, конечно же, не вернули, а чего я хотел в стране победившего доллара? Денег у меня было не то чтобы много, и я, было,  расстроился, что мне придется их добывать. Но когда я в такси открыл конверт, я обнаружил там пачку евро.  Примерно недели на три хорошей жизни в Париже, и полтора месяца – плохой. О втором варианте мне думать не хотелось, меня могли поселить в самый отстойный бомжатный отель для воспитания и отрезвления от гордыни, которую, к своему стыду, я так и не изжил. Все, что я мог бы сделать в этом случае – это смириться. Потому что гордыня побеждается смирением. Если вас не преследуют скорби, беды и неприятности, значит, не так уж небо и любит вас. На второгодников на задней парте никто не обращает внимания, все учителя забили на них, стараются не замечать, опустили руки, не дают никаких заданий, ни на что не надеются, разочаровались в них и не вызывают к доске. В то же время любое неверное слово, сказанное отличником воспринимается как катастрофа. За его выступлением у доски со спертым дыханием следит весь класс и учитель в придачу, мечтая уловить хотя бы тень ошибки, чтобы поставить на место этого гордеца. Сказать ему, что он ничем не лучше всех остальных, и нечего быть таким умным и высовываться. Терпите. Небо любит вас, раз вас распинают за малейшую ошибку. Радуйтесь. Ибо вас хотят спасти. Любая боль, поношение, избиение, осуждение или порицание в бесконечность раз легче, чем то, что людям приходится переносить в аду. Радуйтесь, ибо за вашими ошибками следят и темные и светлые. Значит, вы своей праведностью успели досадить первым. Значит, своими грехами вы сильно огорчаете вторых. Лучше быть отличником под слежкой темных и светлых сил и с немедленными пенделями за самую малость,  промелькнувшую дурацкую мысль, самую тень греха,  чем двоечником – грешником, уверенно и весело спускающимся в ад.  

32 глава

Не могу сказать, чтобы я был достаточно хорош или безгрешен, но даже за дурные мысли мне от судьбы прилетало будь здоров.  Что уж говорить про слова. Стоило мне усмехнуться ( не посмеяться!! Просто усмехнуться!! чуть-чуть! чуток!)  от того, что какой-нибудь клерк при мне проливал кофе на  белую рубашку, как тут же я проливал кофе на свою. Хотя ничего не предвещало, и вообще, я крепко обычно держу свою кружку и никогда. никогда. никогда не проливаю на себя кофе. Мирозданию было по фиг. Мироздание работает по графику: «Согрешил – расплатись».  «Утром деньги, вечером стулья. Вечером деньги, утром стулья»(с).  График жесткий, не советую сомневаться в моих словах и испытывать это на себе. Ноу, ноу, ноу. Наконец, я приехал в международный аэропорт Кеннеди и даже успешно прошел контроль. Такое ощущение, что пограничники и проверяющие меня попросту не видели, двигались как сонные мухи, как под гипнозом или внушением. Наши поработали. Хм, странно. Неужели в Париже меня ждала засада? По прилету тоже ,наверное, будет так же.  Наши ребята обеспечивали безопасность, я распрямил плечи и впрямь стал чувствовать себя агентом КГБ.  Хотя странно, могли бы открыть портал и не мучиться.  Почему решили прибегнуть к полумерам? Значит, ситуация сложнее уровня «А», но не доходит до уровня «Б». Что то среднее между. Типа, опасненько, но не настолько, чтобы «свистать всех наверх» и вызывать подкрепление. Так, киданём ему охрану в аэропорту, посмотрим, че там, как там. Ну норм. Смирение – наше все. Выдержать бы еще клоповник, в который меня поселят. Возможно, еще и с тараканами. Я знаю наших  — они любят прикалываться. Эх. Не то, чтобы я брезглив, но, наверное, есть маленько, раз высшие меня за это троллят этими дурацкими отелями. Знали бы вы, где я жил по всему миру, где я не жил. Но что делать, задание то выполнять надо. Я солдат, солдаты  не жалуются на привале, расстилают шинель и все. Им некогда жаловаться, они знают, что чуть рассвет  — и снова в бой. Эх. Нельзя нам роптать на судьбу, а тем паче на небо. Не для этого мы сделаны. Знать бы еще, что я должен сделать в Париже.  Вот это меня совсем угнетало. Ни одной мысли, ничегошеньки, что я должен сделать, куда бежать, с кем договариваться, у кого брать эти артефакты – об одной мысли об этом моя бедная голова кружилась. Не может же быть, чтобы они запихнули это снова в музей? Слишком много совпадений, так просто ничего не бывает. Я не был идиотом, я хотел понять полностью этот кроссворд. Мда, задачка была не из легких, учитывая то, что я совсем не знал город. В этот же момент, не успел я пожаловаться, неоновая карта Парижа появилась перед моими глазами и вошла в мой мозг. Наши ребята действовали ультра- быстро. Объявили посадку на мой рейс и я облегченно поставил дорогие духи обратно на полку дьюти фри – намозолил я глаза тут всем продавщицам, пока, задумавшись, полчаса вертел ее в руке. Надо избавляться от привычки погружаться в наши дела на виду у простых людей – это вызывает слишком много подозрения и вопросов.  Самолет взлетал, я смотрел в черную синь иллюминатора  — ночь вступала в свои права.  А я так ничего и не понял про Париж. Я так ничего и не по…. Я так ничего…Я…Я не понял, как меня вырубило так, что я даже не успел прочитать молитвы перед сном- это плохой, очень плохой знак для светлых, никогда так не делайте, но оттого, что я был в потоке, и очень переживал за исход общего дела, я так и не почувствовал, что меня кто то сожрал. В общем-то, как ни странно, не сожрали. Проснулся я ровно в тот момент, когда шасси американского самолета мягко коснулись французской земли, я бы сказал, что это был непринужденный акт любви, как поцелуй, нежное прикосновение, все из рода «Voulez-vous coucher avec moi?», ведь это так естественно в Париже? Несомненно, так же, как Нью –Йорк борется со сребролюбием и жаждой наживы, этот город борется с блудом. У каждого города есть свой главный грех, ну, или парочка таких, неплохо бы людям знать о них, прежде чем принимать решение о переезде на ПМЖ. Хотя, в принципе, любой грех может вас догнать где угодно, было бы у темных это желание.  А к отличникам они всегда неровно дышат, ведь двоечники уже находятся в их власти и бодро маршируют в ад. Я попал в отель три звезды на окраине города, этажей двадцать, не меньше, номер маленький, с нарисованными полками и закрытыми окнами.  К нему нужно было попадать через рынок, на котором в первый же день я увидел Смотрителей. Это ребята, которые маршируют из века в век, одни и те  же, собственно, души. Воплощаются и перевоплощаются в одних и тех же. Относятся к светлым, но смотрят исключительно за исполнением Закона. То есть, если вы будете тонуть в рамках Указаний Закона, они вас не спасут. Внимательно посмотрят, как вы тонете, и поставят галочку напротив вашей фамилии. Новообращенные светлые их не любили, старожилы относились с пониманием. Смотрители были одинаково строги к светлым и темным и всегда предостерегали и тех и других от превышений по Закону.  Они не воюют, они следят.  То есть, их задача наблюдать и докладывать кому нужно. Мой чемоданчик звонко подпрыгивал на мусоре рынка, когда я увидел одного из них. Тот понимающе усмехнулся. Должно быть, они уже обсудили, как небо издевается надо мной, когда я постоянно селюсь в дрянных отелях. Я пожал плечами и сгорбился – всегда стыдно за мелкие косяки и недостатки, плохими отелями уже не первый год убирали мою брезгливость, а она никак не хотела уходить.  Отель на самом деле был не плохой. Не высший класс, разумеется, но я же не темный, чтобы кайфовать от шикарных апартаментов. Они продали за это свои души, вот почему они так придирчивы к персоналу и так визгливы, когда их что-то не устраивает в своих пятизвездочных отелях: наверное, начинает доходить, что к чему, что сделка оказалась несправедливой – продать душу ради этого дерьмового пятизвездочного барахла было крайне опрометчиво. Я же моей души не продавал, был свободен, на моей шее не болталась цепь от беса – надсмотрщика, надо мной только летал мой ангел –хранитель, изредка смешно щекоча мои уши своими белыми крыльями. Ох, у этих ангелов свои приколы. Я разложил свои шмоточки по ящикам (нашел один ненарисованный шкаф), понюхал зачем то маленькие бесплатные отельные бутылёчки с шампунем и гелем для душа.  Вкусно пахнет, надо будет увезти. Нет, я не был этим сумасшедшим постояльцем – клептоманом, что увозит отельные халаты и полотенца, но вот от шампуней и прочей дребедени я был не в силах отказаться. Это было выше моих сил — советские привычки, впитанные с молоком матери – если тебе дают что-то бесплатное, надо брать. Это было в крови у моего народа, а я ничем не отличался от обычных людей, во мне текла та же кровь, тело мое состояло из мяса и костей, я не был ничем лучше. Вот только я помнил, что по финалочке придется дать ответ за все, и это знание вызывало во мне мороз по коже даже в юном возрасте, а что будет к концу жизни…Все таки, «не может человек спасти сам себя, но Богу все возможно». Я надеялся на милость Его, а больше мне не на что было надеяться.

33 глава

Я напялил новую свежую футболку, натянул джинсы. Пока ехал в лифте, смотрел на свое отражение и никак не мог спланировать, куда идти. Ноги мои понесли меня в Лувр. Да, идиот, да, знаю, просто было ощущение, что там найдутся такие же египетские врата, я войду и получу третий артефакт. Да, хотелось так просто, да, идиот, да, простите. Конечно же там ничего не было. Уже на входе в стеклянную пирамиду было ясно, что я ничего не найду. Толпы народа, стремящегося как за последним утешением к Джоконде. Эти люди так не стремились в церковь на исповедь, как они бежали к Джоконде, как будто она могла залечить все раны мира! И какое же разочарование их ждало!  Это была маленькая картина за пуленепробиваемым стеклом, безусловно, шедевр (кто же спорит!), но примерно за 5 метров до нее была натянута лента, за которую жаждущим искусства туристам было запрещено заходить. По одну сторону этой ленты была Джоконда, по другую – туристы всех рас и национальностей, делающих селфи, орущих и толкающихся как на вокзале. Я покачал головой – где же тут поймаешь вдохновение, где же тут насладишься искусством, когда тебе в нос тычут телефонами туристы и требуют сфоткать. Я выскочил из толкучки как ошпаренный, нет, Джоконда, не сегодня, дорогая, у тебя слишком много обожателей, чтобы я улучил момент наедине, чтобы понять, за что именно тебя обожают. Это невозможно  в этой толпе.  Я взбежал по ступенькам, чтобы посмотреть на Нику. По лестнице были расставлены скульптуры нимф, общее состояние полета сопровождалось гулом зала. Место было модненькое, как раз для селфи. Стало ясно, что я там тоже ничего не найду.  Грустный и обесточенный толпой я пошел искать лифт. В лифте индийская семья весело хохотала, потому что они никак не могли выехать на этаж, где был бы выход. Лифт полз так медленно, что они шутили, что уже никогда не выйдут из этой западни. Как я понял их речь? Я не знаю, но почему то я прекрасно понимал все их шутки, хотя они болтали на родном. Наконец, лифт остановился с табличкой, что есть выход на этом этаже. Индусы радостно взревели, как будто их команда забила гол на международном матче, а я вышел за ними.  Самый нижний, практически подвальный этаж музея был занят скульптурами Девы Марии и Иисуса на кресте.  Все  древние скульпторы и художники пытались изобразить Бога так, как умели.  Они делали это для своих современников, чтобы им было на что молиться. Каждый  из этих художников и скульпторов лепил и рисовал изображения Бога так, как умел. Вернее, не так: в силу своих максимальных умений и  своего таланта. Если коротко, то: они старались. Они действительно старались. Они понимали неоспоримую важность задачи, и они старались сделать это максимально хорошо. Даже не так: они старались сделать это за пределами своих возможностей. За пределами своих возможностей, чтобы ублажить небеса. Чтобы им не сказали, что они рисовали или лепили Бога спустя рукава. Чтобы этот грех никогда не был в их списке грехов на Страшном суде. Чтобы Бог не упрекнул их. Они старались сделать это за пределами человеческих возможностей. Они делали это с ангелами.

Я, наконец, вышел с по-черепашьи ползущего эскалатора и встал чуть поодаль от измочаленного высокой живописью потока туристов. Я смотрел на стеклянные пирамиды входа  в Лувр и не очень-то понимал, что мне все-таки делать. Куда бежать?  Где все звезды, наконец, сойдутся, и я получу кусочек артефакта, из-за которого я, собственно и приехал. Наши молчали, явно выжидая. Боюсь, что в этой игре наживкой был я. Беспомощным мотыльком, порхающим от ловушки к ловушке. Знаете, есть такие растения, жрущие мух. Так вот, всю жизнь я взлетал над пастью каждого из них, за долю секунды как она захлопнется. Всю жизнь. Милостью Божьей мне удавалось избежать самых страшных опасностей, и я был бесконечно благодарен Ему. Но почему же, почему же мой жизненный путь всегда проходил в паре миллиметров от раскрытых пастей этих тварей? Я видел, я видел, остальные бабочки и мотыльки порхали над розами и ромашками, никто из них не подвергался опасности каждые 2 секунды, никто не попадал в ловушки. Да они все были вне турбулентной зоны! Почему же я вечно был на какой-то передовой войны? «Потому что ты достаточно силен, чтобы все это выдержать», — услышал я голос над правым плечом и мгновенно успокоился. Не пристало мне сейчас разводить панику и ныть. Этим могут воспользоваться темные.

Если я хочу найти того, кто мне нужен, мне нужно держаться поближе к толпе. Где в любое время суток есть толпа? Правильно, у Эйфелевой башни! Я добрался достаточно быстро, на метро. В метро все разглядывали мой look едва ли не с лупой и неодобрительно цокали языком. Ох уж эта страна доморощенных франтов! Каждый здесь норовит напялить на себя что-нибудь этакое, мнить себя иконой стиля (иконой! только вдумайтесь!), а после осуждать всех, кто на него не похож. Причем открыто осуждать, закатывая глаза, прицокивая языком и показывая пальцем. Российских детей еще в детском садике отучивают показывать пальцем, это неприлично и может быть обидно для того, на кого показываешь. Здесь же это делают даже взрослые. Мне сразу стало понятно, почему Франция стоит в начале списка всех стран по самому большому употреблению антидепрессантов. Вот поехала ты, 17-ти летняя девчонка, в институт и угораздило тебя одеть немодную юбку, вот пошел ты, 15-ти летний пацан, на  школьную дискотеку и причесался не так, вот собрала мама ребенка в детский садик, а там уже есть девочка в таком же платьишке, вот поехал ты на работу, ты, сорокалетний поживший мужик, а костюм не из последней коллекции – вы все подвергнетесь буллингу за выбор одежды. И это страшно.  Я подумал что я, живя в Париже, ел бы антидепрессанты горстями. Столица моды была так нетерпима к одежде простых людей. Ей невозможно было угодить. Адское колесо одобрения крутилось с бешеной скоростью, все в этом городе обязаны были скупать последние коллекции и пыжиться быть модными, а иначе – изгнание, буллинг и насмешки. Столица моды ненавидела всех, кроме ее адептов.  Если ты поклонялся этому языческому божеству, изо рта которого вылетали языки пламени,  то ты жил относительно неплохо в этом городе. Fashion съемки, показы, гламурная жизнь. Языческое божество хорошо платило тем, кто после смерти должен был пребывать в ее филиале ада. Но тех, кто был хотя бы немного умнее и носил только то чистое, что нашел  в шкафу (простой выбор из двух опций – чистое или нет) –их  это божество ненавидело. На мне было напялено что-то, что могло только прикрыть мою наготу, что не соответсвовало последним вениям моды. И я, честно говоря, прифигел, когда на меня в метро и дети и взрослые начали показывать пальцем. На мне не было клоунского парика, я не был одет в цветное или пестрое, но этим людям было по фиг. Причина их буллинга была одна – то, что я был не модный. Не модный  — значит плохой. Не модный – значит, уходи отсюда. Ааа, в рай задумал попасть? Ах ты сука, здесь все fashionable и все попадут в ад, прямо в своих брендовых шмотках, а ты, сволочь, задумал спастись?! Да уж, воистину каждый город имеет  свои собственные грехи.

34 глава

Я подъехал к Эйфелевой башне уже когда начало темнеть. Еще не включили иллюминацию, и часть блогеров, затаив дыхание и приготовив камеры на изготовку, ждала этого момента,  а вторая судорожно пыталась дофоткаться на уходящем свете. Красавица выглядела эпично даже в этот момент «межвременья». Я стоял и смотрел на нее, находясь в месте, о котором так многие мечтают. И не чувствовал ничего. Меня накрыла дикая усталось. Господи, что я тут, как дурак ношусь, ищу эти куски, может, я давно сошел с ума, и уже никогда никому не помогу, тем более, Свету, может, я никогда не был и не буду нужным нашим, все-таки все сильные светлые обречены на тотальное одиночество среди людей. Ты даже маме не сможешь никогда рассказать, что ты сражаешься с бесами и ищешь старинные артефакты, часть из которых вросла в твою голову. Женимся мы редко, один раз за вечность, долго и придирчиво выбирая себе пару, потому что не существует ближе врага чем супруга или супруг. Сколько светлых великих воинов погибли, не распознав вовремя ведьму и женившись на ней. Эти дряни пили кровь наших во сне, успешно жрали душу во время секса, замутняли сознание, находясь круглосуточно рядом. «Выйти замуж- не напасть, как бы замужем не пропасть» — эта пословица про наших светлых девчонок, за которыми гоняются темные буквально с самого детства, притворяясь светлыми, надевая светлую ауру, как овечью шкуру. Цель у них одна – лишить наших девчонок девственности как можно раньше и бросить сразу же после этого незамедлительно. Девственность – это энергетическая десятиуровневая защита, ее пробитие являет собой мощную брешь в ауре светлой. Понадобится не один год, чтобы восстановиться, и такого же уровня силы будет ох как сложно достичь, а для некоторых – невозможно. Вот почему так важно сберечь свою невинность до настоящей любви, скрепленной венчанием, и вот почему со всех сторон несется агрессивная реклама секса и ранних половых отношений, раскрытий всяких чакр женственности и сексуальности – вся эта байда нужна, чтобы ослабить женщин. Ведь после того, как юная девушка будет брошена, бесам будет крайне легко внушить, что она ничего не стоит, так, подстилка для первого встречного, а там и алкоголь, чтобы залить все душевные раны, а там и в перспективке – самоубийство. И вот, план выполнен, еще одной светлой пополнился ад. Я вздрогнул, представив эту отработанную цепочку: от соблазнения до ада. Не бывать этому! Мы победим.  Как же легко наши подростки ведутся на тупую рекламу. Готовы заколоть себя татуировками с ног до головы и лечь на вписках с первыми встречными. Сколько же людей по глупости целыми шеренгами маршируют в ад. По глупости! Не осознавая, что каждый маленький поступок имеет последствия. У мужчин было, конечно же, попроще в этом отношении, но и у них после каждого нового секса устанавливалась невидимая энергетическая нить, связывающая их с бывшей партнершей, и если они были подвержены греху блуда,  у них можно легко откачать энергию во время секса или сна. Поэтому я не торопился с выбором.  Одна роковая ошибка в выборе супруги – и нет человека. Потому что с близкого расстояния  очень легко зарезать.  Если человек стоит от вас за километр, попробуй-ка он ударь тебя ножом. А вот если он или она находится от тебя в двух миллиметрах… Ближе уже не бывает. Цель так близка, размером со все ваше тело, нереально промахнуться.  Подсунуть темную вторую половинку – любимая забава приспешников зла. Так легко грохнуть светлого, если темная втерлась в доверие и он, идиот, решил на ней жениться. А еще и повенчаться, куда ж без этого, он же светлый. Чтобы никакой мысли, ни-ни, о разводе не возникло. Чтобы думать, что сделал правильный выбор. Нет никаких путей спасения в этой ситуации, если только небо, конечно же, не решит помочь. Все, конечно, от недостатка веры: если бы каждый светлый спрашивал по-хорошему своих святых перед таким важным шагом, многих трагедий можно было бы избежать.  Но многие из нас ошибочно думают, что разбираются в людях.  И совсем не берут  в толк тот факт, что темные совершенствуются. Волки стали так искусны в ношении овечьих шкур.  Зло так хорошо прикидывается добром, что на всех стадиях, включая последнюю, абсолютно непонятно, что перед тобой представитель тьмы. Такие наивные большие глаза, прекрасная светлая аура (стащенная с убиенной овцы накануне жертвы), такие заготовленные фразы и жесты – не вызывает никаких сомнений, что перед вами истинно светлый. Никаких треволнений – вы уверены, что с этим человеком все будет Ок и можно смело падать в омут любви.  И только легкое, легчайшее беспокойство выдает его с головой – душа ваша точно знает, что из себя представляет твой избранник и очень не хочет погибнуть из –за этого всего в аду, поэтому на всех ваших свиданиях ты ни разу не расслабишься и не спросишь себя – зачем все это? Всегда нужно держать на контроле в своем мозгу, что темные воспользуются любой ситуацией, чтобы погубить тебя.  Любой. Легкий способ сделать это через самого близкого тебе человека, который находится  с тобой 24/7. Того человека, которого ты никогда не заподозришь в чем то таком. Того, в котором ты уверен на все 100. Кто всегда рядом. Кто никогда не подведет. Лучше всего, если это ваши родители или ваша вторая половинка. Не всегда ваши близкие виноваты в подселенцах, которые заставляют их жрать людей. Родителей не выбирают, и вы никогда не сможете проконтролировать их, если вдруг они сделают маленький шажок в сторону зла. Но в выборе второй половинки вы свободны! И это тот человек, который останется с вами на всю вашу жизнь. Поэтому я никуда не торопился. Я, если честно, сомневался в своих способностях – не был уверен, что смогу отличить ведьму. Они напяливают на себя ауры убитых ими девушек, все твои сенсоры показывают, что перед тобой светлый человек, она ведет себя как светлая,  и только неясное седьмое чувство душит, душит тебя. И счастлив тот, кто решит услышать свою интуицию – есть шансы выбраться из ее костлявых рук живым. Я себя не относил к ясновидящим, я опасался. Я понимал, что ловушка, замешанная на чувствах, будет особенно эффективной, и я не совался, я никого не искал. Ждал, да, чего уж тут отпираться. Ждал, когда провидение смилуется надо мной и кого-нибудь пошлет мне, даст знак, и тогда я буду уверен, что эта девушка выбрана небесами. Никаких активных действий не принимал, я же не был камикадзе.  Все, что я мог – это смиренно терпеть одиночество и умолять небеса о разрешении ситуации. Мы  все терпели одиночество. Если ты был светлым, а, в особенности высшим светлым, ты не мог выбежать на площадь, прокричать: «Спасайтесь!», и начать рассказывать, что происходит с нашим миром, и сколько бесов сидит у каждого на голове, сколько рогов и копыт ты видел сегодня в метро, сколько ведьм слетелось на шабаш в Чертаново. Нет. Ты не имел на это права. Ты мог только молча вести ежедневную,  долгую, изнуряющую войну с темными,  как и все мы. Никаких радикальных действий, только ежедневная рутина, они нападают – мы отражаем удары, они пытаются убить – мы защищаем, они ранят – мы залечиваем. Никакого опережения действий, никаких нападений, все исключительно всегда уже после действий врага. Нас такими создали, чтобы мы не подвергались гневу и не могли мстить. А иначе чем бы мы отличались от темных?

35 глава

Мы все носили в себе войну. Молча. Каждый день.  Война отражалась в наших глазах. Война бурлила в наших венах. Мы  знали все про войну, а она – про нас. Нам некуда было деваться,  за нашими спинами были миллиарды светлых или потенциально светлых душ. Это все нам нужно было сохранить до Его второго визита.  Мы не имели права на шаг назад. Мы не могли отступить. Только вперед, за Родину, за Землю. Что бы ни случилось – всегда вперед. Это было наше кредо, наш лозунг, наш флаг.  И я был одним из светлых, и я не имел права отступать. Я смотрел на Эйфелеву башню, украшенную огнями,  сверкающую как новогодняя елка, и понимал, что нет пути назад. Мне нужно собрать эти артефакты, даже если это будет стоить мне жизни.  У меня не было других вариантов, я был светлым и все наше войско нуждалось в этом артефакте.  Он мог стоить мне жизни, но при этом  принести долгожданную победу светлым в Великом  Противостоянии. И все знали об этом. И светлые и темные. Все.  И я тоже знал и понимал, что все, что я делаю в данный момент жизни – я делаю для Бога. И не жду награды или одобрения от небес, все что я хочу – знать, что  я не накосячил, все, что я хочу – знать, что я хотя бы немного помог общему делу. Вот и все, вот и все. Так просто и так сложно. Многознание утяжеляет голову. Вера внутри делает  душу легкой. Ты оперируешь всеми знаниями мира, и ты точно знаешь, что это не твоя заслуга, что ты получил их. Ты точно знаешь, что твои таланты и достижения – не твоя заслуга. Твоя гордыня спокойно спит на камне, свернувшись клубком. Ты знаешь, что все самое лучшее в тебе – от Бога, и все самое худшее – от тебя. Бесспорно, все грехи, которые человек приобретает с годами —  исключительно его инициатива. Все добродетели его души – исключительно заслуга Бога.

Я смотрел на Эйфелеву башню, а Эйфелева башня смотрела на меня.  Не было ответов, как ни пыжься, их не было.  Я все так же не мог найти третий кусок артефакта,  в  глазах темных я, наверное, был тотальным невезучим. Но мне было плевать.  Что делает типичный турист, когда насмотрится на Эйфелеву башню? Правильно, идет есть круассан и пить кофе. А что? Чем я хуже этих зевак в поддельных псевдо французских беретиках, купленных на Монмартре? Да ничем! Я все могу. Щас вот пойду и сожру самый большой круассан,  какой найду! А потом… А потом…А потом пойду кататься на корабликах прямо по Сене, возможно, горланя русские песни. «Ииииии снова седаййяяаа нооочь!..И только ей доверяю ййааа!…» И  никто мне ничего не сделает. Я турист! Я турист! Я такой же как все! Я сделан из мяса и костей, где там ваши все развлечения, а ну –ка подайте мне к моему столу: я буду наслаждаться. «В конце то концов,- подумал я,- что я, не заслужил одного маленького круассанчика? Малюююуусенького. Почему я должен торчать в местах скопления народа и ждать незнамо чего?» Ничего так не выматывает, как ожидание. Ничто так не убивает, как состояние, когда ты изо дня в день ждешь непонятно чего.  Я сел в самое инстаграммное* кафе (*Экстремистская организация, запрещенная в РФ), для тех самых чик, которые выкладывают кофе с круассаном с видом на Эйфелеву башню, типа: «Завидуйте все! Я в Париже!» Я чувствовал себя замшелым пнем среди всех этих разноцветных бабочек, адептов Инсты, делающих бесконечные селфи. Я смотрел на капучино, пенка крутилась по часовой стрелке,  не припомню, чтобы я когда-нибудь до этого размешивал капучино в кофейнях. Просто обычно мне приносят с каким то дивным рисунком: листочки там, сердечки, еще какая-нибудь милота. Бывало что даже и  фоткаю, выпиваю и никогда не порчу шедевр ложкой. Но сегодня, в сердце Парижа мне принесли на пенке нарисованного Джокера. Черная метка от темных. Быстро подсуетились, однако. Я возмутился, спросил у кучки худющих официантов у стойки, кто это сделал, кто решил, что он должен нравиться людям. Официанты начали оправдываться и предложить заменить кофе, мне стало стыдно, я смутился и просто размешал все это ложкой. Нервы никуда. Старею, что ли?

Вонзил свои зубы в круассан, он оказался свежим.  Кроме Джокера, ничто мне не омрачало этот вечер. Я знал, что светлые ждали, я знал, что темные ждали, и воздух вокруг наполнился напряженным ожиданием, но что я мог сделать? Взять плакат и бегать по Парижу: «Отдай, сука, кусок короны»? Конечно же,  если сработала моя хваленая интуиция или наши бы подали какой-то знак, все это было бы в миллион раз легче. Но Вселенная молчала. И наши тоже. Затаились, воины света. Сидят в засаде. Эх.  Я почти допил кофе с черной меткой Джокера и находился в межвременном пространстве наслаждения вкусной едой, как вдруг меня окликнули. Примерно 90-летний старик в тельняшке с седой бородой пристально смотрел на меня. Он выглядел как капитан какого-то парусника, как будто пыль веков не коснулась его и на дворе сейчас был примерно 18 век и он намеревался выйти из порта на своем корабле чтобы победить всех местных пиратов. Его глаза цвета морской волны смотрели на меня насквозь. Я был пронзен его взглядом, казалось, он как раз пересчитывает мои грехи, совершенные и не совершенные в этой жизни. Я встал из –за столика и подошел к нему. Старик даже не шелохнулся. Я понял, что он слаб голосом и просто ждет, пока я наклонюсь к нему. Я согнулся как знак вопроса и тогда я услышал шепот, похожий на шелест ив: «Ищешь то, чего не хватает на твоей голове?- я судорожно закивал головой. Тогда приходи в полночь к Собору Парижской Богоматери сегодня». Я начал было что то говорить, но в этот момент раздался визг, и я буквально на долю секунды повернулся на очередную инстаграммную* дуру(*Экстремистская организация, запрещенная в РФ) , которая до того довертелась со своей селфи палкой, что опрокинула кофе себе на белую рубашку. Я повернулся обратно, чтобы договорить, но старик исчез, растворился в толпе. Я не мог поверить глазам. Его не было! Можно предположить, что, в силу его возраста, скорость его передвижения была крайне небыстрой, но тогда, позвольте спросить, куда же он делся за буквально две секунды? Ох, как я не любил все эти извечные загадки!  Ну что ж, мне назначили встречу. Да еще и в полночь – знаковое время и для темных и для светлых. Волшебное время, когда одни сутки сменяют другие. Одни в это время колдуют, другие молятся. И конец колдующих быстр, ужасен и незавиден. Никакие фантики- бумажки денежных купюр не спасут от вечного огня.  Я вернулся за столик и допил кофе под неодобрительные взгляды официантов. Еще бы, на их лицах читалось: «Поел – освободи столик». Бизнес в центре Парижа у ребят шел бойко, и, разумеется, такой клиент как я, который за час съел только круассан и выпил кофе, был им в тягость. Я привык быть гоним. Спасибо, что взашей не прогнали. «Если Меня гнали, будут гнать и вас» (Ин 15:20), — я всегда помнил об этом.

36 глава

Я пошел в парк, немного побродить и успокоить свои мысли. На площади Согласия мой взгляд не мог не остановиться на Луксорском обелиске. Он привлекает все взгляды всех людей на этой площади, являясь энергетическим центром всей Франции. Я почувствовал мощные движения внутри, настолько мощные, что  я выронил смартфон, пока фоткал. Стекло пошло все трещинами, это было предсказуемо, за просмотр надо платить, и это небольшая плата за то, чтобы почувствовать всю египетскую силу, заключенную в этом обелиске. Ох, если бы я мог хотя бы частично забрать и присвоить ее себе, каких бы я дел навертел! Но энергия была заключена внутри веками, закрыта, замурована и никто, ни один человек в мире, не мог присвоить ее себе, хотя многие  маги и колдуны неоднократно пытались, да и, наверное, пытаются до сих пор.

В парке было немноголюдно, как ни странно. Должно быть, все на Сене. Я присел на один и стульев, которые были здесь вместо скамеек,  и начал меланхолично кидать птицам хлеб, залежавшийся у меня в сумке еще с Москвы. Ностальгия внезапно схватила меня за сердце, как будто все это время она таилась в этом хлебе. Никогда не верил в россказни эмигрантов, что они страдают по Родине ( ведь если бы это было правдой – вернулись бы), но тут сердце защемило, Матушка- Родина напомнила о себе. Не то чтобы я внезапно начал скучать по березкам и борщу, нет. Но какое то ощущение сиротства, чувство себя не на своем месте, не в своей тарелке, растерянности и потерянности мигом свернулось кольцом вокруг моей шеи. «Эх, — вздохнул я,- не успел провести и недели в Париже, как ностальгия зашла ко мне на огонек». В Америке такого не было. Или мне просто некогда было страдать. Нью-Йорк бурлил и кипел как бойлер, нужно было все успеть и остаться живым. А в Париже было время созерцать Сену, осуждать парижан за осуждение и есть круассаны. Ну или просто в Америке моя ностальгия созревала как зеленое яблоко, в Париже дозрела и упала мне на голову. Мне бы закричать: «Эврика» и открыть закон притяжения, но я, дурак…Стойте, стойте…Закон притяжения…«Эврика!»- вскричал я  и распугал птиц. Все было очень просто, и я это сразу понял. Всего лишь и нужно было понять, что конкретно может привлечь остальных носителей артефактов в этом городе. Мне нужны были недостающие части короны, им нужна была энергия. Энергия здесь водилась не то чтобы во многих местах: на Монмартре, подальше от толкучки, у Эйфелевой башни, у египетского обелиска, у собора Парижской Богоматери, на Елисейских полях. Это вкратце.  В двух местах из списка я уже был, никого странного, кроме того дедушки, не встретил. К Собору Парижской Богоматери поеду в полночь, я уже решил. Не то, чтобы я был авантюристом. Но и не то, чтобы я сильно боялся. Если он окажется фриком – ну что ж, прогуляюсь по набережной Сены, полюбуюсь в полночь на Собор, соберу какую-нибудь энергию. Будет гораздо, в миллион раз хуже, если он окажется подставной уткой, и это будет ловушка. Сюрприз от темных, ни дна им, ни покрышки. Тогда да. Тогда жопа. Ну, буду выбираться. Двух смертей не бывать, а одной не миновать. Главное – чтобы там, на верху знали, что я старался. Даже если я накосячу, мою оборону прорвут, и я внезапно помру, главное – чтобы там, наверху, знали, что я делал все, чтобы приблизить Его Царство на земле. Настрадалась планетка от тьмы, сколько можно?! Где предел боли и страданиям? Почему я должен наблюдать за тем, как люди разрушают сами себя и свой дом – планету Земля заодно? Где предел безумия? На какую кнопку нужно нажать, чтобы остановить последние шаги к Апокалипсису? Что-то Кали-Юга тут окончательно обосновалась, сидит, довольная, жрет людей. А я хочу Свет. Я хочу, чтобы даже оттенка серой тени от тьмы не осталось. Ведь у них же есть своя дислокация – ад, так какого хрена они делают на нашей планете?! Это же наш дом!! Я высыпал последние крошки хлеба птицам и вышел из парка в крайнем раздражении. Поймал первое попавшееся такси и приказал везти в Часовню Сент-Шапель. Я не знаю, почему я назвал это место. Никто мне не поверит, но я даже не знал, что оно существует, пока мои уста не произнесли его.  Такси остановилось неподалеку, предстояло пройти несколько десятков метров по гравию. К самой часовне вела древняя дорога, выложенная из камней, служащая верой и правдой несколько веков. Я ощущал всем своим телом толпы людей, которые прошли по этим камням за всю их долгую,  долгую жизнь. Я вошел в арку, зашел на крыльцо и несколько поколебался перед входом. Я знал, что 22 реликвии были приобретены Сен-Луи. Теперь их всего три: фрагмент креста, гвоздь и терновый венец, но и те являются частью сокровища Нотр-Дам де Пари. Тут же ничего не осталось. Но стены помнят. Стены помнят то, что они хранили веками.  Как только я вошел  в часовню, как мгновенно почувствовал, как энергия, снисходящая с потолка, отразилась в витражах 13го века, хлынула чистым мощным потоком в мою голову, мое сердце. Я мог только беззвучно открывать рот, как крайне удивленная рыба. Но меня никто не спрашивал.  Там, наверху, видимо решили, что я крайне истощен и нужно подпитать меня энергией. Потоку было все равно на то, как я пыжился, дергался и расширял глаза. В часовне было всего лишь несколько людей, все стояли спинами ко мне и молились, и мне повезло, что никто не обращал на меня внимания.  Я шипел и закатывал глаза,  в какой то момент  стало ясно, что из меня выходит всякий сглаз, нанесенная порча, ругань по мою душу и всякая прочая черная дрянь. Тут мне захотелось задать вопрос, где же я столько дерьма то накопил, я же вроде ни с кем ни конфликтовал, в ссоры и дрязги не вмешивался, кому меня нужно было ненавидеть? Ответ пришел быстро – бесы через посторонних людей. То есть чтобы собрать всю эту дрянь, необходимо было совсем немного – просто жить в миру. Потому что бесы прекрасно осуществляли свою деятельность через совершенно посторонних людей. Они прекрасно знали всех, кто поклонился Люциферу, кто платил ему дань, кто мечтал попасть в аду в вип – ложу, но попадет, конечно же, в вечный огонь, как и все остальные, и будет вечность скрежетать зубами там. Так вот, через эти темные сосуды они осуществляли свою мерзопакостную деятельность денно и нощно, без устали, без перерыва на обед и сон, потому что ненависть, сжирающая их, не дает им спокойно жить, зная, что совсем рядом радостно и тихо живут дети Христовы и их ждет Рай. А бесов ждет ад, вечное горение в огне, вечное отречение небес. Если вы крещеный, если Свет есть в вашей душе – знайте, вы всегда будете в черном списке бесов, они всегда будут пытаться  обольстить и погубить вас.  Если беды и несчастья сыпятся на вас – поздравляю,  вы успешно сражаетесь, вы на верном пути. Если же вы катаетесь как сыр в масле-  осторожно, проверьте свою душу на вторжение. Возможно, они решили, что вы уже принадлежите им и уже тщательно готовят вам место в аду. Ничего никогда не подписывайте ни во сне ни наяву, ни в компьютерной игре, без того, чтобы не прочитать перед этим, а что конкретно вы подписываете?! Можно нажать на «ок» на баннере в любой компьютерной игре с надписью мелким шрифтом «Продать душу чтобы пройти на следующий уровень» и пропасть. Будьте осторожны, контракт с тьмой может маскироваться под что угодно. В тот момент когда пришло объяснение, откуда взялась та дрянь что накопилась во мне, я понял, почему монахи уходят в затвор. Ведь если ты на прицеле у бесов, достаточно пройти через толпу, чтобы насобирать всякую пакость, ведь воздействие на вас может идти через любого незнакомого человека, находящегося рядом. Я уже молчу, что они пытаются сделать с нашими близкими 24/7 чтобы добраться до нас. Вы не сможете отстраниться от папы или мамы, совсем не общаться с сестрой или братом, бабушкой или девушкой. Кровные узы делают этот кейс легко выполнимым. Достаточно подселить беса к вашей маме или папе, брату или сестре, и вот, вуаля, бесконечный отток энергии готов. Нельзя ненавидеть близких за то, что они поддались тьме. Скорее всего, воспользовались их слабостями, или моментом горя, или ваш близкий повелся на заманчивые обещания. Цель – это вы. Если вы достаточно светлый человек, знайте всегда, цель  — это вы. Цель – это вы. Помните, что в любой ситуации цель – это вы и ваша жизненная энергия. Если вас пытаются обесценить, раскритиковать то, что вы делаете, закатать в асфальт, помните – это все делается для того, чтобы обрезать ваши крылья. Критикун не пытается сделать вас лучше. Он пытается убить вашу самооценку и творческое начало. Он хочет вырезать под корень ваши белые крылья, те самые, которых у них никогда не было и не будет. Даже если вас критикуют родители, убивая вас внутренне, похищая вашу энергию – терпите. Во первых, скорее всего это отработочки. Ага, ага, да, да, ваша карма делает свое черное дело. Накуролесили в вашей прошлой жизни  — расплачивайтесь. Терпите, молчите, если вас отчитывают родители, помните, что это расплата за грехи, они, скорее всего не со зла, потому что тупо находятся в плену у тьмы. А во вторых, тьма заставляет их кричать на вас, простите их. Можете ли вы ненавидеть человека, который весь в цепях на четвереньках прыгает на вас и лает, потому что его хлещут нагайкой? Все адепты тьмы – подневольные люди. Кстати, очень уважающие цепи как украшение в реальности, прям готовые навесить на себя килограммы цепей. Парадокс. Прям им напоминает это что-то. Возможно то, как они стоят на коленях перед бесами 24/7. Но им так стоять вечность после смерти, каждый получает то, чему он поклонялся.

О своих планах не рассказывайте близким, в душе которых вы видите коррозию. Зачем осведомлять тьму? Пусть будет «суприз».

37 глава

Я стоял в часовне, и потоки света омывали меня со всех сторон. Столько веков хранящаяся часть Распятия Христова и его венец сделали эти стены порталом  в рай. Однозначно светлая энергия струилась со всех сторон, не каждый человек способен был выдержать это. Я чувствовал, что у меня настолько «ветхие меха»( Мф 9:17), что энергия входит в меня с болью. Мне было больно от такого большого количества света, потому что моя душа не знала его.  Моя душа привыкла к небольшим вливаниям: я молился, постился, исповедовался, причащался, ходил в церковь. Но здесь поток был неиссякаем и бесконечен. Мощная струя света проходила ровно через макушку на моей голове и очищала меня всего сверху до низу. В какой-то момент я не выдержал, мои колени подогнулись и я сел на скамеечку. Я случайно посмотрел вниз и понял что сижу на облаке. Внизу виднелись маленькие города, мегаполисы и деревни, дома были меньше спичечного коробка. Справа от меня доносилось чудесное пение. «Ну вот ты  и дома»,- услышал я мягкий женский голос. Я полетел за девушкой в белом легком платье, которая произнесла это. Мы неспешно летели над городами с золотыми шпилями, целыми полями огромных цветов, которых я не видел ни до ни после, над горами, лугами и озерами, и, наконец, остановились в перелеске на какой то поляне. «Иди, — сказала девушка,- Он ждет тебя». И вот тут я испугался. Я посмотрел на девушку, потом на просвет между деревьями, на который она указывала рукой. Просвет светился ровным золотистым цветом, ровно того оттенка, которого я в жизни никогда не встречал. Я не двинулся с места. Я снова посмотрел на нее, потом на просвет. И тут она так  мощно толкнула меня, что я вылетел на поляну. Ничего подобного я не видел ни до, ни после. Поляна была залита тем самым золотистым светом, оттенка которого я не видел ни до, ни после. Она была украшена дивными золотистыми цветами размером в человеческий рост, фонтанами и всевозможными узорчатыми фонарями, которые излучали все тот же золотистый свет. На самом конце поляны находилось что-то, на что я не мог смотреть без боли в глазах. Нестерпимый золотистый свет лился оттуда потоками. Это было самое ослепляющее место на всей поляне, такое ощущение, что это и был источник света, заливающий все в округе. Я получил еще один мощный тычок в спину, и, едва не упав, пошел вперед.  Выбора не было: от меня очень хотели, чтобы я туда пришел.  Я шел и какая то невидимая золотая ниточка тянула меня к источнику света.  Когда я приблизился, стал различим величественный золотой трон. И тут я окончательно понял, к кому я иду, и упал на колени. Я упал, я зарыдал, сердце мое таяло как молочный шоколад в руке,  и из него исчезали все горе и обиды. Я хотел рассказать Ему, как я хотел не грешить, но не получалось. Я хотел рассказать, как я хотел помочь другим людям, но они отвергали меня. Я хотел рассказать, как много я падал и как трудно вставал. Но Он все уже знал. Он все уже знал, и не имело смысла что-то рассказывать. И тогда я захотел сказать, что люблю Его. Отчаянные рыдания сотрясли мою грудь. Мощный поток золотистого света вылетел от трона и коснулся моей головы, золотой шар вошел в мою грудь,  и в тот же миг  я увидел, как черные тени взлетели позади моей спины и с карканьем растворились в воздухе. И я почувствовал Его любовь. Прекрасную, огромную, всепрощающую, вечную, милосердную, торжествующую, ничего для себя не ищущую, Его Любовь. Ко мне, никудышному. Его Любовь.  И я заплакал, но слез больше не было. Слезы закончились. Плакать больше было нечем. И мне ничего не оставалось, как улыбнуться. Я стоял и улыбаясь, смотрел на Него, и не было меня счастливей ни на планете Земля, ни в небесах.

Я почувствовал, что мне пора, время истекает. И теплый золотистый поток ветра отнес меня обратно, в чащу.

«Вот ты и очистился», — послышался женский голос.  Меня так же развернули и мы полетели на выход. Теперь я уже не любовался на горы и цветы. Я берег внутри себя маленький золотистый шар. Я знал, что это самое дорогое, что у меня есть, и его нужно беречь всю жизнь.  Мы вылетели на край облака, внизу я увидел длинную лестницу, но мой проводник была в веселом настроении, поэтому она просто спихнула меня вниз с облака. Я  не успел закричать «Ааааа!», как резко очнулся, как будто меня кто то хлопнул по плечу, все на той же скамейке в той же часовне. Руки мои изо всех сил были прижаты к груди, как будто кто –то мог отобрать мой золотой шар. Но я точно знал, что он у меня внутри и никто и никогда его не отнимет. Прошло много времени, пока очнулся и окончательно  убедился, что мой золотой шар находился внутри, а не снаружи, и никто не смог бы его украсть. Тогда я выдохнул и подумал, что надо как то потихонечку двигать отсюда. Быстро передвигаться я не мог.  Что чувствовали пророки, когда видели Откровения?  Я не знаю, что было со мной, но по пути назад я осознавал свою человеческую немощь.  Но самое главное – внутри себя я был очень счастлив и постоянно проверял, на месте ли золотой шар.  Я был самым счастливым человеком на планете Земля. И во всей Галактике.
Моя голова страшно горела, особенно часть затылка ближе к правому уху. Я выполз из часовни, еле стоя на моих ногах. Ничего подобного я никогда в жизни своей не переживал. Мое тело было похоже на желе. Просто желе, без костей и мышц. Одновременная тяжесть и слабость всех моих членов не давала мне быстро идти. Я буквально полз. Мне хотелось что-то сказать, кого-то позвать на помощь, но мой язык разбух и не шевелился во рту. Шатаясь, я вышел из часовни и крайне медленно прошёл до ворот. Набрал в телефоне такси, мне просто повезло, что мой адрес отеля был сохранен до этого. Я буквально вполз в такси, таксист спросил: «Parlez-vous français?», я отрицательно помотал головой, он удовлетворенно хмыкнул и с явным наслаждением обматерил меня на французском. Я развалился на заднем сиденье, мне было все равно что со мной происходит, я не чувствовал своего тела, и только горевшее правое ухо свидетельствовало о том, что произошло совсем недавно. Меня привезли к отелю, таксист просил чаевых, я смог только промычать нечленораздельно, что оставлю ему чаевые в приложении, но он ничего не понял, опять обматерил меня и раздраженно стартовал с места, так что скрипнули тормоза. Я поднялся в свой номер на последнем этаже на лифте, открыл дверь и буквально ввалился внутрь. Я успел только закрыть дверь, как упал прямо у порога. Мое тело было разлитой на полу лужей, я не ощущал его. И только ухо горело неугасаемым огнём. Я протянул руку чтобы посмотреть, что там было — и наткнулся рукой на артефакт. Моя корона дополнилась за время моего визита в часовню. Я почувствовал радость неизреченную и провалился в глубокий и счастливый сон. Наутро я проснулся бодрым и довольным и почему-то в своей кровати. Включил телевизор пока чистил зубы и чуть не оплевался: шла обычная тупая развлекательная передача, типа камеди, участники с надетыми шокерами что- то делали, как-то шутили на сцене. Каждый раз, когда они ошибались, ведущий нажимал на кнопочку и их било током. Зал радостно и счастливо смеялся. При этом людям на сцене было реально больно. Но что не сделаешь на потеху публике? В какой-то момент один из участников от удара током разбил чашку и поранился осколками. Хлынула кровь. Толпа неистовствовала — это было то, чего они так ждали: крови, как можно больше крови! Крови и зрелищ. Меня чуть не стошнило. Я спешно переключил канал — показывали якобы интеллектуальную передачу, где надо было что-то отгадывать. При неправильном ответе под ногами участников раскрывались створки люка, и человек проваливался вниз. Это ли не тренажёр для ада? Суки, темные так молниеносно пролезли на телевидение, что мы даже особо не успели среагировать, чувствуют себя, как дома.

38 глава

Я быстро выключил телевизор, сплюнул пасту в раковину и постарался быстро забыть все увиденное как страшный сон, чтобы не портить себе настроение. Я надел чистую футболку и спустился вниз, чтобы выпить эту извечную французскую чашечку кофе с парижским же круассаном. Не то, чтобы я тут ассимилировался, нет. Просто хотелось чуть-чуть красивой жизни, раз уж меня занесло в Париж. Глупо быть в Париже и не побывать у Эйфелевой башни. Не прокатиться на кораблике по Сене. Глупо быть в Париже и не сожрать круассан. Что, собственно, я и намеревался сделать. Прекрасное парижское утро прекрасного дня и ничто на свете не сможет мне испортить его. Ребята, мне все испортили. Кафе было под завязку набито темными. Французская жандармерия, Парижский филиал. Не хочу никого обманывать — они явно были тут по мою душу. Раз уж не смогли предугадать произошедшее в часовне, надеялись хотя бы так урвать кусок моей энергии, чтобы я истёк кровью и срочно прекратил поиски кусков артефакта, способного сделать мощный перевес на стороне светлых сил. Не на того напали.  Я окинул взглядом сквозь витрину кафе всех, кто собрался там в сладком предвкушении моего поражения и торопливо зашел за угол , стараясь лишний раз не отсвечивать. Я был голоден, но не глуп. Найти новое кафе не состояло труда, найти новое кафе без темных — вот в чем была проблема. Они сели мне на хвост, отлично понимая, что ещё пару тройку кусочков и корона будет полной и тогда им просто Капец. Они знали это, и, очевидно, они делали все что могли, чтобы остановить меня. Но я был unstoppable. Я знал, что моя корона очень поможет нашим, я знал, что она может решить исход битвы. Той самой многовековой, который ни один человек на планете Земля не может избежать. Я устал воздевать руки к небу и кричать, обливаясь слезами: «Почему я?!» Я должен сделать my best, чтобы потом не было мучительно стыдно. Итак, тёмные были на хвосте, мне оставалось найти буквально кусок или пару недостающих фрагментов, и было устойчивое ощущение, что во Франции я не все собрал. Я решил петлять, пересаживаясь на такси, из улочки в улочку, от одного старинного дома к другому. На что я надеялся? По правде говоря, на портал. Специально выбирал старые дома, чтобы или меня наши запихнули в портал или из портала кто-то вышел, кто мог бы мне передать артефакт. Наконец я увидел очень старинную булочную, запах свежевыпеченного хлеба валил с ног. Я так устал от моих перебежек, что подумал: «И в самом деле, чашка капучино с багетом ещё никого не убивала» — «Little party never kill nobody»(с),- да-да, и все в таком духе. Краска на входе облупилась, но я заметил над козырьком маленькую иконку Девы Марии — так делали ещё в 19 веке, и я, честно говоря, обрадовался этому, как ребёнок, и страстно понадеялся, что там не будет тёмных. Веками тянущееся противостояние утомляло. Не то слово. Хотелось хотя бы 5 минут пожить без войны.  Внутри было пусто, пахло хлебом и свежесваренным кофе, стояла кофемашина, и я жадно вгляделся в меню — здесь варили кофе! Ура! Из видавших виды занавесок очень медленно вышел абсолютно седой красивый старик с белой бородой. Его лицо могло бы украшать картины 18-19го веков, я серьёзно, он был похож на Бенедиктинского монаха. Что-то сдавило мне грудь до боли и мне очень захотелось плакать. Да что там, рыдать мне захотелось. Я, обычно сдержанный, не в силах был смотреть на его добрые морщины, на свет, исходящий от его седины и поэтому быстро пробормотал: «два круассана и один капучино пожалуйста». Старик ещё раз внимательно на меня посмотрел и поставил вариться кофе. Он положил передо мной два круассана в пакетике, объявил: «7 евро» и ещё раз внимательно посмотрел на меня, пока я судорожно искал мелочь. «Тебя-то я и ждал», — вдруг медленно проговорил он и я начал терять сознание. Очень медленно терять сознание. Так медленно, что я мог видеть как он сделал пасс на стену, открыл невидимые в трёх измерениях створки, достал оттуда свёрток, полыхающий огнём, медленно развернул бумагу и достал оттуда кусок солнца. По крайней мере, это выглядело именно так. Вся булочная немедленно озарилась невероятно сильным огнём, как будто был пожар и она действительно горела, он взял это в руки, и крайне аккуратно и медленно приблизился ко мне, после чего кусок солнца выскользнул у него из рук и вошёл в мою голову. На этом месте я отрубился. Мое сознание больше не вывозило. Я очнулся от шума волн. Я лежал на траве на берегу Сены, рядом слышался хохот бухающих вино подростков. В моей руке был зажат бумажный пакет с круассанами, голова была пустая и звонкая. Казалось, щёлкни по ней — и она зазвенит, как созревший арбуз. Я посмотрел на спокойные воды Сены, на беспечно бухающих подростков. На два круассана. И вспомнил все. Схватился за голову и явственно почувствовал новый кусок в короне. «Ай да дед», — радостно сказал я сам себе и расплылся до мочек ушей в довольной улыбке. Представил, как темные от злости и отчаянья скрежетали зубами и моя улыбка стала ещё больше. Ещё одна маленькая победа на пути к самой Большой, той, которая изменит баланс сил в нашу сторону, в сторону Света. Я радостно выпрямил спину и гордо посмотрел на Сену: «Что, дорогая, в нашем невидимом соревновании «кто кого», кажется, я побеждаю?» Сена недовольно просигналила мне гудками своих вечно спешащих речных трамвайчиков. Я спустился вниз к порту и сел в один из них. Я сиял как начищенный самовар. Я справился, я смог. Кажется, с заданием в Париже покончено, и я мог расслабиться и покататься на кораблике. Имею право, в конце концов — я выполнил французский план. Берега проплывали мимо меня, я сидел на открытом воздухе среди немногочисленных туристов и щурился на солнце. Notre Dame de Paris смотрел на меня так, как будто собирался скучать. Воды Сены бурлили под винтами кораблика, как будто не ожидали что повезут меня, такого быстрого, такого активного, такого вертолетного, такого счастливого светлого агента. Что уж там, я гордился собой. По-моему, это в первый раз, когда я расслабился и вообще пришёл в себя от этой гонки. Солнце припекало, и я, грешным делом, задремал. Нам, светлым, строго запрещено спать в общественных местах, где нас могут увидеть, да ещё и без защитной молитвы. Последствия могут быть ужасны: откачка энергии, блоки, ранения ауры. Темные не спят. Мы — люди и нам необходим перерыв на сон, но мы должны это делать в максимально защищённом месте, хотя бы без предположительного прямого воздействия тёмных. Ну и, разумеется, после соответствующей защитной молитвы. Но тут я заснул, буквально минут 10 мне дали отдохнуть, а потом я увидел сообщение от наших, написанное огромными огненными буквами: «Срочно в аэропорт!».  «А как же вещи? Мне нужно заехать в отель»,- крикнул во сне я, на что получил сообщение: «Соберут. Срочно в аэропорт!» Я быстро набрал адрес аэропорта в приложении такси, и вдруг осознал, что не знаю, где нахожусь и какая следующая будет станция. Кинулся спрашивать у пассажиров, английским я владел на хорошем уровне, во всех странах мира он был понятен. Но только не во Франции, о нет. Эти гордецы, французы, отказывались говорить со мной на английском, жестами показывая, что не понимают меня никак, и что говорят только на французском. Все бы ничего, но я видел по ауре, что они нагло врут, что им доставляет удовольствие, когда несчастный турист в панике пытается выяснить, где он находится или как ему проехать в другое место. Воистину, сей народ наказан за гордость. Он так и будет на одном из первых мест по депрессии и по употреблению антидепрессантов, потому что нельзя вечность думать только о себе, нужно иногда думать и о своём ближнем. Бог наказывает за гордость, нельзя быть такими эгоистами. Маленький Париж становится все грязнее в прямом и переносном смысле. Горы мусора, «чёрные» районы, дорогой бензин, забастовки, бомжи и безработица- все окружение реагирует на недоброту к ближнему своему. Я вскочил и помчался искать хоть какой то персонал, нашёл сияющую афроамериканку, которая, радостно улыбаясь, объяснила что мы приближаемся к остановке «Елисейские поля». Я готов был расцеловать ее и еле сдержался. Остались нормальные люди в этом городе! Немного, но они есть!Я выскочил на берег и по навигатору нашёл такси. Водитель стартанул с места так, что дым полетел из под колёс, как будто что-то и знал парень. Я вспомнил «Такси-2» и внутренне заржал: каждый из Парижских таксистов мнит себя гонщиком Даниэлем из этого фильма. Я откинулся на заднее сиденье и закрыл глаза. Я не очень-то понимал к чему вся эта спешка, куда мы так гоним. Я понимал только, что наша история приобретает новый виток и нужно быть готовым ко всему. Было жалко своих вещей оставленных в номере, но если светлые сказали что соберут, значит, они соберут. Я привык доверять нашим. Такая спешка, что мне даже не дали заехать в отель. Хм. Корона в форме полумесяца приятно грела голову. Ещё немного, родимые, ещё чуть – чуть, и мы победим. Потерпите, мои хорошие, потерпите. Последний бой — он трудный самый(с).

39 глава

Мы пронеслись на такси по центру города с максимальной скоростью, я в последний раз взглянул на Эйфелеву башню. Спасибо, Париж, за все, что ты дал мне. Держись, полный артефактов город, не дай себя поглотить тьме. Избавься от ненужного пафоса и осуждения, и ты спасёшься. И в твоих аптеках ни один человек не спросит про антидепрессанты. Если ты делаешь добро и заботишься о других, уныние никогда не постучит в твою дверь. Уныние жрет эгоистов, а на  добродушных альтруистов у него аллергия. Меня начало укачивать в такси, я знал, что спать мне нельзя ни в коем случае, заварушка предстояла знатная, поэтому всё, что я мог делать — это щипать себя до синяков, чтобы не заснуть. Бедные-бедные мои руки до локтя, вечно им достаётся. Вся моя жизнь проходит в стиле «Ущипни меня», ничего тут не попишешь. «Если у человека появляется возможность вести необычную жизнь, он не имеет права от неё отказываться» (с), как сказал Жав-Ив Кусто, всегда уважал этого дядьку. Я летел стрелой в аэропорт, не собрав вещи, не заехав в отель, понятия не имея, в какую страну и город я лечу. Всё, что у меня было — зажатый в руках мятый пакетик с двумя круассанами и три четверти короны в голове. Все что я знал — это то, что все нужно делать максимально быстро. Скорость решала все. Я сидел перед табло с рейсами и нервничал. Я не понимал, какой из рейсов мой — билетов не было, денег тоже. Внезапно я понял, что мне срочно стоит пройтись. Я прошёлся почти до самого конца зала, увидел мою самую любимую породу собак — нью фаундленд и почти автоматически подошёл рассмотреть поближе, потрепаться с хозяином, и, если повезёт, потрепать её по макушке. «Большой кусок добра»,- как называют знающие люди эту породу. Как только я испросил разрешения и приступил к поглаживанию этой самой прекрасной собаки к вящему удовольствию обоих, как вдруг на соседнем ряду я заметил сумку, один в один похожую на мою- ту, что я оставил в номере отеля! Я осмотрелся, рядом никого не было! По-воровски оглядываясь по сторонам я быстро открыл молнию и выдохнул- там были мои вещи! Что то меня заставило открыть боковой кармашек. Затаив дыхание открыл его – мне в ладонь выпали билеты в Венецию! Венецию! Ура! Гейтс закрывается через полчаса, я вскочил с этого ряда как ошпаренный. Собака посмотрела в мою спину крайне разочарованно — она надеялась что ей как следуют почешут спинку, и все предпосылки к этому были. Я мысленно крикнул собаке «Sorry,друг!» и она перестала ворчать. «Ох уж эти люди, даже нормально почесать спинку не в состоянии, ни себе,ни другим»,- прочитать мысли умного животного по ее взгляду, брошенному в мою спину, было не трудно. Я мчался как на пожар. Прошёл все поверки, сумка была такой небольшой что влезла в ручную кладь . На каком то из ее досмотров мороз пробежал у меня по коже — ведь я даже точно не знал, что именно мне туда положили. Я привык доверять нашим, но сколько времени она пролежала на креслах в аэропорту? Могли подсунуть все что угодно, от наркотиков до оружия. «Ты должен больше доверять небу», — сказал я сам себе. Ведь если бы подложили наркотики, неужели бы Бог не знал об этом? Неужели мне бы не сообщили об этом?  Я попросил кресло у иллюминатора, это была последняя непродажная авиакомпания, которая могла бесплатно посадить пассажира на любое свободное место, а не заставлять его купить это место при регистрации. Я сел в самолёт, прижал свой лоб к иллюминатору. Парижский аэродром сверкал огнями. Эх, Париж — Париж, грустно расставаться с тобой, но здесь моя миссия окончена. Меня ждёт Венеция! Orevour Pari! Viva la Italy! В самолете я беспечно заснул. Ко мне так никто и не сел. В этот раз, однако,  я успел прочитать короткую защитную молитву и вырубился как младенец. Во сне я сражался с полчищами врагов, отрубал головы змеям и драконам. Я сражался так, что искры летели во все стороны и я даже гордился собой. Я знал, что я был неплохим воином и я был твёрдо уверен что мой меч был нужен Богу. Я был Его частью, я знал это, и это спасало мою жизнь и помогало мне крушить врага. Я знал, что я не принадлежал себе, но Он руководил мною. Бой закончился нашей победой. При первых звуках победных труб я открыл глаза. Самолёт приземлялся в Венеции.
Венеция дышала влажным солёным воздухом, она была полна тайн. Она не спешила раскрывать свои карты. Это тебе не франтоватый выскочка — Париж, к Венеции нужен был особенный подход. Вековая дама не терпела фривольности.  Таких идиотов, как я, она повидала миллиардами за столько веков. «Ничего нового, наверное, думала она,- очередной искатель приключений». Она определённо разглядывала меня с того самого момента как я приземлился. Я не знал чего от неё ждать, и как вести себя.

40 глава

Я заехал в отель со средним ценником в центре города. Не то чтобы совсем с конской ценой крыла самолёта, но и не нищенский отель где-то на периферии. Всегда выбирайте отели средние по цене. В слишком дорогих могут проходить съезды высших темных: они продали свои души за эту пафосную фигню, это смешно, но они бешено хотят пользоваться всеми благами роскоши, прежде чем вечно гореть в аду, а в самых дешевых могут быть люди, которые не справились со своими пороками: пиянство, наркозависимость, блуд, они до верхушки начинены бесами — оно вам надо? Нужно сражаться со своими бесами, а не разглядывать посторонние поражения в боях с чужими. Редко увидишь в 21 веке праведного и бедного человека, таких людей бережёт сам Бог, такие люди на вес золота, их не часто встретишь в таких отелях, рассчитывать не на что. Если вы- светлый и хотите нормально переночевать, берите средние по цене — не прогадаете. Я вышел прогуляться по узким улочкам, которые, кстати, были такими узкими, что потоки туристов с трудом расходились друг с другом. Я пошёл на площадь Сан Марко, зашёл в собор. Мощь веков, сила Божья была в этом соборе и хранила Венецию нерушимой несколько сотен лет. В соборе вот уже несколько веков молились венецианцы, и молились искренне. Поэтому собор стоял нерушим, поэтому Бог веками миловал этот город. Хотя, говорят, он по несколько миллиметров опускался каждый год и грозил уйти под воду. Но не в этом веке, «не на моей смене», ни-ни.  Я улыбнулся. Все складывалось как нельзя лучше: мне осталось дособирать буквально один-два-три кусочка и мы победили! К сожалению, я понимал, что темные об этом тоже осведомлены, и наша борьба будет трудной. Сражаться с темными на маленьких пространствах Венеции, со всех сторон окружённой водой, на узких улочках, запружённых ничего не подозревающими туристами — то ещё удовольствие. Я это понимал, все это понимали. Я чувствовал напряжение от стен улиц, как будто на меня сверху постоянно кто-то смотрел, выясняя мой причудливый маршрут по петляющим улочкам. А что я мог сделать? Корона была почти собрана, одно неловкое движение и можно все испортить, чего я совершенно не хотел. Одна ошибка — и все коту под хвост. Я прикинулся шлангом, тупым туристом, который в первый же день заблудился на улицах Венеции, петлял по городу, ходил по кругу, хотя я прекрасно знал, где нужно повернуть чтобы выйти в центр. Мой препод по актерскому гордился бы мной. Хотя у меня по актерскому стояли тройбаны и я еле еле сдал экзамен Светлого Агента. Да что там говорить, спасибо что не два. Мда, были веселые деньки. Я петлял по городу, рассматривая маски, которые жадные до впечатлений глупые туристы скупали пачками. А сами венецианцы никогда в жизни не приносили никакую маску за порог дома, считая это плохой приметой. Я рассматривал маски с видом знатока, торгуясь и выклянчивая скидки, разумеется, не собираясь покупать ни одну из них. А что мне сейчас оставалось делать? Я не знал у кого оставшиеся куски короны, светлые со мной на связь не выходили, провоцировать нападение темных я не хотел, но что мне было делать? Я надеялся что они среагируют, если я слишком близко подойду к куску короны — так называемая «ловля на живца». Живцом был собственно я. Да, я помнил, что по правилам игры на рыбалке червяка съедают первым, но другого блестящего плана у меня не было. Поэтому я продолжал наматывать круги по городу, тщетно, но с большой надеждой в груди, которая, как известно ,умирает последней. Я шёл по мосту, когда услышал зов ундин. Посмотрел вниз — их было видно. Красивые лица, правда, с зеленоватым оттенком кожи, огромные ультрамариновые завораживающие глаза, пухлые губы, длинные блестящие волосы, зовущие движения нежных рук. Звали прыгнуть. Ну а чо еще, все как обычно. Я почувствовал резкое и безотчётное желание сигануть к ним. Ужас охватил мое тело. Я схватился за крест на груди, быстро прочитал Отче наш и, в прямом смысле слова, пятясь, вернулся туда, откуда шёл. Ну на хрен. Это только кажется, что это милые и безобидные твари, красивые, сексуальные. На самом деле они обладают силой беса блуда, а бесы, как мы помним – падшие Ангелы, когда то наделенные силой от самого Бога. Эх, придурки, повелись на сладкие речи, жили бы вечно под защитой Бога в раю, но нет же, наделали проблем себе. Теперь им светит только ад, и они это понимают. Единственное, что они могут сделать – утащить за собой как можно больше грешников, чтобы сделать больно Богу. Ведь даже о самом последнем грешнике, опускающемся в ад, на небе проливается хрустальная слеза, ведь даже для самого распоследнего все возможно, чтобы спастись, до самой последней секунды жизни на земле, до самого последнего вздоха есть шансы, есть надежда. Именно поэтому бесы неустанно кричат на ухо самоубийцам, что Бог их не простит и надежды нет, до этого удачно толкнув на грех, шепча что им за это ничего не будет, а после, что они сгорят в аду, и что уж несомненно лучше покончить с собой здесь и сейчас. Или что они никому не нужны. Или что их никто не любит. Или что они бездарны и у них ничего не получится. В общем, репертуар может отличаться, цель одна – сначала грех (а чо такова, все так делают, тебе за это ничо не будет), потом самоубийство (что ты сделал, какой кошмар, Бог не простит), и вот уж после самоубийства, действительно не простит, ибо это единственный грех, который невозможно простить, так как человек не успевает раскаяться в нем, тела то уже нет, остается одна неприкаянная душа, которую радостные бесы волокут в пропасть. Эх.

41 глава

 Не- не, умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт. Много кто так погиб, особенно в 18-19 веках здесь, я читал. Думали, что они с ундинами справятся: пообщаются и обратно на сушу. Не тут то было. Покоятся на дне море белые косточки этих смельчаков. Единственное действующее средство от блуда — хватать свои портки и бежать очччень быстро. Святые бегали блуда, кто вы такой, чтобы подвергать себя искушениям и думать что вы с ними справитесь? Оставьте гордыню: вы можете справиться с искушением чревоугодием — спокойно пить водичку, где все жрут бургеры и торты, бывший пьянчужка может справиться на вечеринке и не выпить ни грамма, но блудом никто себя никогда не искушает. От него бегут, бегут, роняя тапки. От него бегут даже святые, кто ты такой, больше чем святой, что искушаешь себя блудом? Эта яма заложена еловыми ветками, внизу сидят веками в огне такие же самоуверенные, как ты.  

Странно что они стартанули с козырей. Да, Венеция мистический город, но почему бы меня тупо не отравить? Я постучал себе по губам — хватит делать темным подсказки. Или они хотят типа соблазнить меня, а решающий шаг чтобы я сделал как бы сам? Умно. И светлый агент ликвидирован и они как бы вообще не при чем. Блестящее решение, аплодирую стоя. Я сел за столик прямо на улице, попросил эспрессо да покрепче . Меня все ещё трясло от этих зелёных сук. Я же почти шагнул! Понимаете!? Я, светлый агент с громадным международным опытом, почти шагнул туда. Остались бы от меня сейчас рожки да ножки, нечего сказать. От герой так герой, на первых же водяных бабах в Венеции срезался. Эх. Я не знал, ещё какими словами чехвостить себя, уткнулся носом в чашку с кофе и подавленно молчал. Рядом не было никого, кто бы мог похлопать меня по плечу и сказать: «Бывает, ничего страшного, у всех бывает». Абсолютно никого. Я был один. Венеция окружила меня. Венеция закружила меня. Венеция караулила мою смерть, как большая черная кошка, сидящая на дереве напротив добычи. Вот не люблю города с женскими названиями – никогда не знаешь, чего от них ждать. Ветреные, своевольные, загадочные, капризные, коварные, искушенные и искушающие. По моему, меня ждало тут громадное поражение — я бродил весь день бесплодно по городу, устал как собака, но ничего не выбродил . Ни единой догадки, ни подсказки — ни-че-го. Я взял ещё чашку американо, отхлебывал чёрный кофе, в котором мне хотелось утопить все мое отчаянье. Светлому агенту негоже отчаиваться. Уныние — это последний ключ темных, которым они вскрывают наши души. В моменты уныния мы уязвимы, незащищены. Потому что уныние это смертный грех. Не грешите. Соберитесь. Вдохните воздуха. Заварите себе кофе. Смотрите в чёрную глубину кофе и знайте что Бог вас не оставит и решение обязательно придёт. А если даже и нужно немного потерпеть боль — терпите её ради Иисуса Христа. Почитайте жития святых, это успокаивает.  Ну, в самом деле, по сравнению с тем, что происходило в их жизни, многие наши проблемы тут же могут померкнуть…Я встал из-за столика, сел за каким-то углом дома у канала, смотрел на сине- зелёную воду и молился. Просил у Бога прощения за свою безалаберность. За то, что я вечно все портил. За то, что был беспечен. За все свои грехи и ошибки. Венеция молча перекатывала зелёные волны в канале и слушала мою молитву. Меня окружала мягкая сиреневая вельветовая тишина. Я вдруг поднял голову, посмотрел на звёзды и заплакал как ребёнок, навзрыд. Моя душа была изранена и обнажена перед небом. Я хотел сделать как лучше, но с каждым днем получалось как хуже. У меня не осталось ничего, в буквальном смысле я отдал всё. Мы были в шаге от победы, в шаге, но я никак никак никак не мог настроить свою бедную голову на сигнал и прийти туда, где я мог забрать остальные куски артефактов. Из за моей несобранности ожидание светлых длилось и длилось, а темные временно торжествовали, чего мы никак не могли допустить, так это то, чтобы они торжествовали всегда. Нет уж. Обойдутся. Я внезапно разозлился на самого себя, вытер слёзы и пошёл, куда глаза глядят. Я просил у Бога прощения за то, что был недостаточно чист, чтобы чувствовать сигнал. Но кто в этом виноват кроме меня? Я вышел на мост Риальто и долго смотрел на Луну. Вот уж действительно она та, что была свидетельницей страшных преступлений и признаний в любви. С конца 16го века на этом мосту происходило все – от страстных сцен тайных влюбленных до колдовства и поножовщины. Камень моста за века впитал кровь, пот, слезы и вздохи влюбленных, но меня не отвлекала от моих мыслей драма, веками хранимая в нем. Мы все носим в себе прекрасное и ужасное, и к концу жизни мы должны определиться чего в нас больше и перейти соответственно этому в ад или рай. Наверное, я был не самым лучшим выбором для этого задания. Венеция что-то сломала во мне. Я обмяк как какой-то тюфяк. Размок как в чае печенюшка. Растаял как маршмеллоу в какао.  Я не надеюсь на победу. Мне уже, наверное, все равно, что будет со всеми нами. И в этот момент сука я снова увидел их! Они подплыли совсем близко к мосту и начали петь свои песни! Я свесился через перила  моста чтобы получше разглядеть такой красивый ультрамариновый цвет их глаз. Какой то незаряженный участок моего мозга издал «alarm»  и прямо перед тем, как я начал закидывать ногу на бортик моста кто то басом сказал «Но но но», мощно взял меня за плечо и откинул назад. Я полетел на камень моста, заработав себе ,по ходу дела, несколько синяков, зато от удара резко пришёл в себя от гипноза . Я открыл глаза и увидел, что надо мной склонилось абсолютно белое лицо с заострённым носом, я хотел закричать от ужаса, но спустя секунду понял что это была венецианская маска чумного доктора. «Потихонечку,- произнёс человек в маске,- иди потихонечку и ты достигнешь цели». Я попытался встать, чтобы поговорить с ним, но он стремительно ушёл. Я разочарованно вздохнул, но он развернулся у самого конца моста и крикнул мне напоследок: «А ты думал, будет легко? Ха-ха», после чего немедленно исчез за поворотом, но от этого его «ха-ха» мне стало теплее на душе и я воспрял духом. «Потихонечку,- думал я, соскребая себя с холодного камня, чтобы встать, — потихонечку». Ага-ага. Это значит, не обвинять себя, не торопиться, держать в уме свой путь, идти вперед последовательными шагами… Последовательн…Стоп. Так какого же хрена я шарашусь по Венеции, абсолютно хаотично, даром еще не стал набрасываться на людей, чтобы забрать у них куски короны, если мне нужно найти в первую очередь место, которое существует не первый век, не вчера его, в общем, гастрабайтеры построили, чтобы найти там артефакт? Чтобы найти такое место, мне нужно просто включить мозг, просто подумать, просто собраться, вот и все, вот и все! Я соскреб себя с моста, вскочил радостный и окрыленный и помчался в отель. Мне казалось что все мои чаяния сейчас разрешатся и я приду к мысли, той самой главной мысли, которая все организует в моей жизни, все наладит и я, наконец-то, сделаю то, чего хочет от меня небо. Наконец-то мне не будет стыдно за самого себя. Наконец-то я перестану задерживать светлых и радовать темных своим промедлением. Ребята ждут этот собранный артефакт. Значит, и мне нужно собраться.

42 глава

Я приперся в отель, во всем доме не горело ни одно окно, только пара фонарей на входе, на ресепшене на меня поднял оливковые глаза сонный седой итальянец, еще сохранивший стройность и привлекательность, которая ему помогала с пожилыми брюзжащими на жизнь сеньорами, я махнул ему рукой, он моргнул в ответ и снова завалился на стол.  Я назвал бы это неучтивостью и профнепригодностью в любом другом городе мира, но не здесь: шум волн каналов Венеции реально рубил в сон. И мало кто мог этому сопротивляться. Но мне-то! Мне-то было нужно срочно догнаться чашкой кофе!  Ресторан уже, разумеется, не работал, поэтому я крайне был рад, когда нашел в конце коридора автомат с кофе и зарядил туда пару евро. Дерябнул «якобы натурального» кофе из автомата и почувствовал себя намного лучше. Приполз в свой номер, сел на кровать, не раздеваясь и не включая свет. Только лунный свет из окна, только шелест волн. Еще один бумажный стакан с кофе я приволок с собой. Я сделал пару глотков живительного напитка. Итак, что мы имеем. Венеция, в которой я не знаю никого и ничего. Оставшиеся 3 куска артефакта. Может быть, два. Или один, но большой. Это неизвестно,  как последний паззл в картине – подойдет то, что должно подойти. Ограниченное время, поджимающее светлых. Значит, всё как то так. Я вспомнил, что все гиды, группы которых я обгонял в течении всего дня, на разные лады талдычили об историях с привидениями разных замков Венеции, суть которых была всего одна: возлюбленный отправился на войну, девушке сообщили ложную весь о его смерти, она покончила с собой. И вот теперь ее призрак ходит по всем этим замкам и  пугает туристов. Очень мрачные истории, похожие как две капли воды одна на другую. Вот что с людьми делает отсутствие интернета. Щас бы он ей кинул селфи в Whats up – жив, не переживай, и геолокацию, что мол, на войне, а не с соседкой развлекаюсь – и все было бы Ок. Но нет же, нет, драма – драмой. Куча невинных жертв из-за недостатка информации.  Венеция – город влюбленных? Ха! Заманчивая сказочка для туристов. Венеция – город призраков, неприкаянных душ самоубийц и убийц, живущих тут веками, неотпетых, за которых некому помолиться и некому вырвать их из пут и цепей своих же грехов, которыми они вечно прикованы к этому городу до Второго Пришествия. Мдааа…Темный островок состоящий из темных. Пикантные истории, окончившиеся внезапной смертью. И буквально кучка праведников, из-за которых Венеция еще не ушла под воду. Небо медлит, небо смотрит как отделяются зерна от плевел. И как в такой ситуации искать артефакты? Это все равно, что искать бриллианты на помойке – настолько мало шансов, что даже смешно об этом говорить. И не просто на помойке, а опасной помойке, где тебя каждый день могут грохнуть и спрятать твой труп тут же, в этих грязных дебрях. Но я сделан из стали, на меня смотрят глаза Бога, я не могу пропасть.  Я не могу вернуться к нашим из Венеции несолоно хлебавши. Нью-Йоркский отдел светлых просто на смех меня поднимет и опять завоет, что вот их бы сотрудник, от он бы точно справился и надо было сразу брать его.  Наши точно расстроятся. Причем, не только моя команда – я огребу со всего мира. Конечно, они мне ничего не скажут. Но общее расстройство будет висеть в воздухе среди наших, а там и до поражения недалеко. То есть, из-за какой то фигни. Из-за того, что я не могу расшифровать ребус Венеции, я заставлю страдать всех светлых, весь земной шар?! Хрен вам.  Я схватил ветровку и вышел на улицу. Я был зол. Зол на самого себя. Венеция дыхнула мне в лицо влажным соленым воздухом, она была дерзка сегодня ночью, как никогда. Венеция – это город, где за углом тебя может поджидать смерть или любовь с одинаковой вероятностью. Я наткнулся на группу туристов в маскарадных костюмах и масках Чумного Доктора. Мама дорогая. Вот уж действительно, где ужас на крыльях ночи. У нас таких страшных обучающих манекенов даже в учебке не было. Так, вампиры всякие и нежить. Надо предложить учебному отделу сделать их в масках чумного доктора, чтобы никто из наших не наложил в штаны в Венеции, как я только что чуть не. Я вжался в стену дома и сделал вид, что у меня очень интересные обои на смартфоне и я их увидел в первый раз. Меня коснулись их плащи, но при этом я ничего не почувствовал. Я внимательно посмотрел им вслед и увидел, как буквально метров через 5 они начали растворяться в воздухе. Привидения! Вот я и нарвался на них, так сложно и так просто – просто выйти в 12 ночи и прогуляться по Венецианским улочкам и вуаля! Первые чумные доктора – ваши! Привидения с доставкой к подъезду! Сервис просто на уровне фантастики. Мной они не заинтересовались. Я постарался прийти в себя и пощипал себя за руки. Ладно, чумные доктора полетели по своим делам, меня они точно не касались, такие заблудшие души должно судить небо. Прочитаю за них пару молитв перед отходом ко сну – это все что я могу им помочь. Только как бы мне не заснуть вечным сном в эту ночку. Интересно, куда они полетели, кого клевать своими огромными носами? Такие приснятся – матрасом не отобьешься. Я пошел куда глаза глядят, я просто не мог дезертировать и уйти в отель сладко спать, пока не пойму, почему у меня никак не получается подключиться к этому городу и почему я не могу найти оставшиеся куски артефактов. Чувствовал себя одиноким и всеми покинутым. А еще тупым. Думай, моя голова, думай. Я так напрягал её, что в конце концов она у меня отказалась соображать и демонстративно заболела. Ну вот, еще эта напасть. И именно в этот момент всплыли эти. Суки зеленые. То есть, сирены. Ундины. Русалки. Без разницы. Как ни назови этих тварей, на их счету тысячи погибших глупцов, думающих, что они смогут справиться с их зовом. И при этой моей мысли они они опять завыли своими голосами.  И я опять, как лох, низко наклонился над водой, свесившись с перил моста, пока кто-то одним метким и сильным толчком не откинул меня в обратную сторону.  Это был опять тот же чувак в маске. Он повторил фразу: «Я же сказал, потихонечку». «Постойте!»,- крикнул я ему, но он уже исчез, растворился за одним из поворотов в кривые венецианские улочки. Итак, меня кто- то постоянно благородно спасает. Кто-то из наших, светлых. Хотя, впрочем, это может быть одно из привидений – говорят, что тут есть некоторые добрые. Я отошел от голосящих сирен на достаточное расстояние и воткнул в уши наушники от телефона, врубил музыку, да погромче – почему я не додумался про это раньше? В 18м веке таких девайсов не было, вот и тонули мужики, бедные, под песни этих зеленых сук. Красивые, да, но суки же.  Под музыку из моего плей листа Венеция была еще прекраснее. Должно быть, феи ночевали каждую ночь на крышах, баюкая маленьких детей горожан и рассказывая им сказки про прекрасных принцесс и отважных принцев. Хм. Он сказал «Потихонечку». Потихонечку – это означает не паниковать. А я паникую, откровенно паникую.  Надо держать свой мозг исключительно холодным.  Так он лучше соображает. Паника – для слабаков, а я никогда не был таким. Был сомневающимся, был растерянным, был осуждающим себя и других, но не слабаком, нет. Я сделаю все от себя возможное, чтобы не провалить это задание. Я перестану есть, спать, но я сделаю все от себя зависящее.

43 глава

Луна над Венецией висела как огромный оранжевый апельсин. Полнолуние. Сегодня полнолуние! Тогда неудивительно это все: и то, что обстоятельства выгнали меня из отеля на улицу, и привидения Чумного доктора, и мое отчаянье. Неудивительно. Этого следовало ожидать, загляни я чуть ранее в лунный календарь. Я опять обозвал себя дураком и мне даже на секунду не полегчало – голова продолжала болеть и ей было по фиг. Если лошадь сдохла – слезь с лошади, стегать ее бесполезно. Я всегда себе это говорю, жаль, не всегда понимаю. Я опять побрел бродить по ночному городу, ложиться спать мне было стыдно. Я почти сбил кроссовки о булыжные мостовые, когда где-то далеко закукарекал петух и я понял, что время приближалось к утру. Розовый рассвет озарил остроконечные верхушки крыш туманного города, а я даже не заметил. Розовые рассветы были не для меня, нет, не для меня, пока я не соберу все воедино, я был должен доделать то, ради чего я сюда приехал. Розовые рассветы были для влюбленных, а не для светлого агента на грани отчаяния.  Я побрел, несчастный и поникший в отель. Опять неудача. День поисков и мучительная ночь окончились очередным фиаско. Я вылез из душа, прочитал молитвы, лег на кровать, чтобы посушить волосы феном, но фен постоянно выпадал у меня из рук с громким стуком падая на пол – я засыпал, неотвратимо засыпал…Закончилась неудачная ночь неудачного дня, Бог даровал людям сон как паузу для отдыха, тихий остров посреди моря бесконечной жизненной борьбы. Проснулся, все еще сжимая в руке фен от того что солнце беспардонно пробивалось в щель между занавесей и светило мне, как водится прямо в глаз. «Солнце светит прямо в глаз, загори моя спина», — детские стишки из нашей памяти не выбить даже ядерной войной. Я бросил фен, вскочил с постели, начал лихорадочно собираться. Главное —  сделать вид, что у тебя еще есть надежда и она обязательно появится. Главное – делать вид, что ты оптимистичный, деятельный, жизнерадостный человек и все твои проблемы тебе по плечу, и именно так и будет. Иногда нам нужно притвориться, что у нас уже есть то желаемое, что мы так хотим получить. Потому что уныние еще никогда не приближало нас к цели. Как может огромный булыжник на шее приблизить к цели? Если ваша цель – покоиться на дне Венецианского канала вместе с рыбами и костями таких же нераскаянных грешников – тогда да, тогда поможет. Если же вы хотите чтобы ваша душа жила вечно и радовалась в неизглаголанно прекрасном месте – тогда стоит забыть про уныние навсегда и продолжать шевелить лапками, даже если обстоятельства кажутся вам ужасными и проблемы – неразрешимыми. Я выбирал второе. Я шевелил лапками. Я не был лучше  умнее, талантливее, сильнее других. Мой секрет был крайне прост – я не отчаивался. Я шевелил лапками, даже когда на меня падала бетонная плита. Я шевелил лапками, даже когда на меня шел девятый вал. Я шевелил лапками, когда все смеялись надо мной. Я шевелил лапками, когда все презирали, гнобили и ненавидели меня. Я шевелил лапками, когда воровали мои идеи. Я шевелил лапками, когда мои единомышленники и друзья предавали меня. Я шевелил лапками, даже когда думал что никто на свете не любит меня. Глаза Бога смотрели на меня. Я не мог опуститься на дно под этим взглядом.

Поэтому, далеко не самый лучший, но отважный стрелок небесного Короля вышел на новую охоту этим утром. Я был бодр насколько я смог себя накачать бодростью. Я был свеж настолько, насколько может быть свеж человек спавший часа три. Кофе плескалось в моей голове, и больше не единой мысли в ней не возникало. Но я не мог отступиться – светлые ждали. И темные были рады что у меня ничего не получается, небось, закупились уже самым дорогим шампанским и жрут эту свою черную икру. Фиг вам. Мы еще поборемся. Мы еще покажем, где раки зимуют. Я быстро шел, размахивая руками, я был готов ко всему: к нападению, к драке, к выстрелам, к войне. Я был готов к смерти. Я не был готов к любви. Почему это ждет вас всегда в тот момент, когда вы меньше всего этого ожидаете? «Любовь выскакивает как убийца из-за угла»(с), именно так это и происходит, она всаживает нож тебе в сердце и потом ты ходишь как дурак с сердцем насквозь проткнутым кинжалом, и если ты его вытащишь, из тебя просто выльется вся твоя кровь. Вся твоя кровь. Она стояла в легком полупрозрачном платье на набережной напротив «Моста вздохов». Уверяю вас, не самое романтичное место – от судилища в тюрьму ведомые тюремщиками заключенные вздыхали о своей горькой судьбе. Ей было по фиг, она стояла там, как прекрасная статуя, и ветер развевал ее легкие одежды и длинные волосы. Я не придумал ничего лучше как подойти к ней и уставиться на нее, открыв рот. Нет, я пытался его закрывать и отворачивать свой фейс на канал, но, поверьте, это было сложно сделать. Ее обрамленные черными ресницами аквамариновые глаза сначала посмотрели на меня с удивлением, потом с насмешкой. А я подумал что женюсь на ней. И развернулся и громко и четко сказал: «Можно пригласить вас на чашечку кофе?». Стоп. Стоп. Стоп. Сердце мое стучало как бешеное, триста ударов в минуту, я же даже не спросил у наших, она вполне могла быть темной, не помолился, не спросил у неба, сразу столько вопросов, почему никаких мер не принято по безопасности, все мои системы осторожности взревели на все 100 а она прищурилась и сказала: «Можно!». Она просто сказала: «Можно!» Я чуть не умер, а она так легко сказала: «Можно!». О Господи, за что мне все это? Зачем ты мне дал такое чувствительное сердце, я же умираю на этой планете каждую минуту. Теперь еще я буду умирать от любви. Боже, Боже, зачем мне все это? В этот же самый момент на мост хлынула просто невероятная по масштабу толпа китайских туристов и нас настолько мгновенно отпихнули  друг от друга, что я не то чтобы не успел спросить ее имени и в каком отеле она остановилась, а даже схватить ее за рукав. Когда нас разъединяли, она успела жестами показать цифру три и какое то животное, я не понял, какое. Поскольку туристы были чуток поменьше нас ростом, мы могли какое-то время жестикулировать, и все, что я понял  — это цифру три  и животное с длинной шеей и то, что она будет скучать.  Не много. Что же мне так по жизни везет» — стоит влюбиться, как через три  секунды я расстаюсь с этим человеком. Я пошел бродить по улицам куда глаза глядят, ровно до того момента, как соображу снова, где я смогу ее найти. Об артефактах я и не вспоминал. Я вспоминал ее аквамариновые глаза и таял. Ну  вот, в довершение всего, единственное чего не доставало до провала операции и полного алеса-  это влюбиться. Это я прям молодец, это я хорошо придумал. Прям гордился собой. Как провалить операцию – могу, умею, практикую – обращайтесь все, кому не лень. Венеция лениво перекатывала зеленые волны своих каналов и, прищурившись, смотрела на меня. А я совсем не мог похвастаться, что у меня все под контролем.

44 глава

 На выставленных стендах к какому то очередному дню искусства я увидел русское граффити с фразой: «Мама, я заблудился» и «Кто так строит, ну кто так строит?». Я был полностью солидарен с обоими сентенциями. И я улыбнулся в первый раз за все время пребывания в Венеции. Надо было уже на что-то решиться, а я все еще был размазан по стенке. И ничего не понимал. Венеция не хотела давать ответов, она задавала бесконечные, выматывающие вопросы и только молча наблюдала за мной. К моему старому отчаянью добавилось новое-  безответная любовь молча грызла меня с другой стороны сердца. Со всех сторон выглядело так, будто я не пан, а пропал. Причем уже давно, чуть ли не с рождения. Работа светлым агентом требует целеустремленности и собранности.  Я попытался собрать себя, размазанного  как манная каша по тарелке  в одну кучу. Ну что я, не мужик что ли? Что я, не косячил никогда в жизни? Но я же по итогу справлялся? Ну вот. Что я, ни разу не влюблялся? Но я же жив, здоров и нет бед с головой? Ну вот.  Берете малый круг достижений и обрезаете все лишнее, не гордитесь и не гнобите себя, просто ровный срез ваших достижений, и знайте что, что бы вы не делали- вы должны делать во имя Бога, и тогда к вашим делам не примажется никакая дрянь. Я знал, я всегда выполнял это условие. Глупо требовать себе славы, когда вся слава мира принадлежит Ему одному. И мы все ходим под ним, с нашими чаяниями  и обидами, надеждами и провалами, победами  и поражениями. И мы все должны выполнять его волю. И тогда наступит рай на Земле, а не вот это вечное чистилище с элементами ада. Все об  этом знали, но никто не выполнял. Потому что темные очень старались, чтобы люди об этом забыли и они забыли. Но оставалась еще группа светлых, контролирующих эту планету. Высших светлых . Поэтому у маленькой грязной грешной Земли были все шансы стать одной из райских зон обитания. И мы все должны были позаботиться, чтобы это поскорее воплотилось в жизнь.

Ну что ж, к моим бедам теперь добавилась  и вот это вот все. Я закрывал глаза и видел ее силуэт на мосту в развевающемся от ветра платье. Я закрывал глаза и падал в синеву ее взгляда. Кто бы знал, как легко сбить светлого агента с пути истинного, буквально два пальца об асфальт. Артефакты не найдены до сих пор, сроки горят, скорее всего, баба подброшена темными, а я вот взял и поплыл. Мда, ситуация так себе, прямо скажем. Не фонтан. Утро принесло теплый соленый ветер с залива. Я стоял на балкончике моего среднего по всем статьям отелишка и смотрел на залив. Красивый вид был немного испорчен загораживающим половину неба пятизвездочным отелем, но все, что мне нужно было видеть, я видел. Утро было сонным и медленным, солнце нехотя поднималось из своей опочивальни, напоследок озаряя море розово-красными всполохами. Моя голова была пуста как вскрытая и съеденная вечно голодными студентами консервная банка. Никаких идей, где найти артефакты, полный ноль. Мое сердце напугано саднило. В моих глазах все еще стоял ее силуэт на мосту вздохов. Я был тотальным неудачником. Как только я подумал про это, пролетающий мимо моего балкона голубь сбросил свою белую мину аккурат на перила балкона, в нескольких сантиметрах от  моей руки, и я постучал себе по губам. Никогда никогда никогда ни один верующий не должен произносить это слово. Удача – это вообще слово язычников, все наши удачи и неудачи мы делаем сами, своим трудом, а Бог посылает нам свое благоволение. Возможно, просто не было Его воли на то, чтобы я быстро нашел артефакты. Тогда зачем я здесь? Я решил расслабиться. Молиться, бродить по городу, делать что могу. В самом деле, я не всемогущ. Разве моя вина, что небо не дает мне найти артефакты? Или дает, но я настолько туп, что не вижу этих шансов. Эх. Горе мне, горе. За все время приезда в Венецию на меня не вышел ни один светлый. За исключением того мужика, что стабильно меня спасает от зеленых тварей. Я бы мог сказать, что со мной что-то совсем не так, раз я вижу то, чего не видят другие, но я уже не в первый раз вижу потусторонних сущностей, а, судя по количеству костей несчастных, покоящихся на дне каналов, их видели такие же как я, чувствительные к потустороннему бедолаги, которые услышали их пение, и их, в отличие от меня, никто не спас. Город, который непонятно чего ждет от меня. Светлые, которые нервно ждут, когда же я уже, наконец, соберу корону. Ундины и местные привидения которые ждут моей смерти. Темные, которые ждут того же и провала всей этой операции. И я, жду только снова увидеть ту девчонку на мосту. Perfetto. Чтожеделатьчтожеделатьчтожеделать. Я был похож на белку, которая в самый голодный момент суровой зимы не может вспомнить, куда спрятала орех и носится по дереву вверх и вниз. Солнце взошло и начало припекать мою бедную голову. Я ушел с балкона,  натянул шорты, какую то первую попавшуюся футболку и выдвинулся навстречу судьбе. Я чувствовал, каким то непонятным седьмым на киселе чувством, что все должно было решиться в ближайшие 2-3 дня. Исход Великой битвы. То, что мы приближали веками. Венеция дышала морской солью. Я позавтракал в ближайшем кафе, выпил кофе и зажевал круассаном с сыром. Кофе выпил с удовольствием, но он не произвел на меня надлежащего эффекта. Тоска навалилась на меня в одном из самых прекрасных городов мира. Почему то чем больше контраст между состоянием души  и местом где ты находишься, тем хуже. У меня не было ничего. Задание небес было не выполнено, сердце тосковало по тому силуэту на мосту. Сложно представить себе еще более унылое утро. Я пошел в Базилику Сан Марко, долго молился.  Небо хранило молчание.  Потом еще раз выпил кофе Сан Марко на площади среди толпы радостных туристов, находящихся в таком ажиотаже, как будто каждый из них только что получил по «Оскару». Уныние змеей свилось в моем сердце. Я усердно молился, но змея не уползала. Я отдал тебе, Венеция, всё, что у меня было, но ты не торопишься в ответ передавать мне свои дары. Было максимально нечестно и несправедливо, но что я мог поделать?

45 глава

Я опять ушел бродить по узким улочкам – было неприятно смотреть на бестолковую туристическую суету. Бесконечный «День непослушания», упитанные «нехочухи» в погоне за развлечениями. Как же далеко от них пребывала моя душа, в вечном одиночестве безмолвия сидящая на берегу океана бесконечности. Я долго петлял по городу, выбирая самые непопулярные маршруты. Пару  раз набрел на полупустые кофейни, чего, как я думал, в Венеции быть не может, выпил кофе. Голуби садились на соседние столики, смотрели на меня внимательным взглядом. Больше я не встретил никого. Я забрел в такие районы, в которых сами венецианцы бывали крайне редко. Я вышел к какому-то заброшенному старому причалу. У него болтались пришвартованными пара гондол  крайне непрезентабельного вида. Я был один. Я сел прямо на причал и закрыл лицо руками. Все это выглядело как одна большая ошибка. Я еще раз помолился, прося небо простить меня за нерасторопность, лень, за недогадливость, за то, что я так долго не могу ничего найти. За то, что так опрометчиво влюбился, как будто попал в темный омут. Я просил прощения за всю мою жизнь. Я сидел так долго, долго. Солнце клонилось к закату. Еще один бесплодный день поисков заканчивался, а в моей голове было ничего, ничего, не единой идеи, ни как мне найти артефакты, ни как мне забыть хрупкий силуэт на мосту. Сердце мое разрывалось от печали.  Не было ни единого знака, ни звука, ни запаха ветра, которые могли бы меня привести к разгадке. Ни-че-го. Небо просто забыло про меня. Про меня и про мое задание. Светлые хранили молчание. Темные потирали руки в предвкушении от моего поражения. А я чувствовал себя навсегда потерянном в этом веками  обрамленным удавом каналов городе. Как будто стерли всю мою жизнь, и ни до, ни после не осталось ничего. Существовал только этот туман, эти каналы, эта неопределенность, эта тоска. Мне никогда не выбраться из лабиринта этих узких улиц. Моя душа обречена бродить здесь вечно. Это Божье наказание за грехи мои, видимо. Надо смириться. Я не мог сосредоточиться, происходящее казалось сном. У меня не было ни единой мысли о том, как вырваться из этого лабиринта. Все, что я мог – думать, как бы здесь тихо лечь в любом месте улицы и так же тихо умереть. Венеция поглотила меня, сожрала, размолола об каменную паутину каналов. Ей было плевать на меня. Я был «еще один» придурок влюбленный, приехавший по делу и попавший в сети. Сети…Сети… Сети… И вдруг меня осенила простая и ясная по своей догадке мысль. Та девушка на мосту была ненастоящей?! Это создание из тумана Венеции, это порождение этого города, сводящее своей эфемерностью и недоступностью туристов с ума. Сети темных! Ловушка! Это просто любовная ловушка! Все так просто разрешилось, меня поймали на наживку, а я заглотил крючок! Со всех сторон раздался свистящий мерзкий шепот: «Догадался… догадался… догадался….» ОХ! Как же я бежал в свой отель! Роняя тапки! Как же сверкали мои пятки! Добежал, закрыл все двери, повесил на них охранное слово,  поставил церковную свечу и начал молиться. Только так я мог избежать всей той темной своры, что неслась за мной. Я молился и одновременно чувствовал, как мой маленький дрянной отелишко атаковался со всех сторон темными силами. Зло сдавливало мой отель как ореховую скорлупу, зло атаковало мою голову, прессуя ее точно так же, оказывая максимальное давление на мой череп и высверливаясь пилой из правого виска. Не знающие люди в этот момент искали таблетки от давления и  от головной боли. Знающие люди – молились. Не существовало на этой планете таких болезней от давления, которые бы не были связаны с темными силами. Да и вообще нет таких болезней на земле, которые были бы не от бесов. Сейчас за рамки выводим отдельно испытание болезнями, которые идут от Бога ради повышения уровня души того, кому это посылается. Остальное же все  — от грехов, от зла, от темных. Их  единственная задача – поверзить нас на дно, на дно жизни. Давление —  это просто разница потенциалов. Ваш внутренний свет сопротивляется внешней Тьме. И если Света мало, Тьма давит больше и больше. Я молился как в последний раз, зажег церковную свечу, растопил ладан. Комната отеля наполнилась сладким дымом. «Только бы не сработала пожарная сигнализация, только бы не сработала пожарная сигнализация»,- бормотал я в перерывах между молитвами. Дело было страшное – если бы сработали датчики, ко мне бы набежали из обслуживания отеля. Но мои ангелы сработали на все сто – ко мне никто не пришел. В Гефсиманском саду Иисус Христос молился за всех нас до кровавого пота, такой сильной была Его молитва.  Я молился как мог, как человек, был мокрый от пота по слабости своей, а не по силе, конечно же, но меня было хоть отжимай. Если молитва была достаточно сильной, с телом всегда так. Тело человеческое слабо и не всегда выдерживает небесных вибраций.  Я был мокрый как котенок, но счастливый. Давление прекратилось. Боли больше не было. Я прислушался, постарался увидеть отель снаружи. Отползли эти гады от меня, снаружи никого не было. Поняли, что тут нечего ловить. Я захотел крепкого кофе, чтобы прийти в себя. Переоделся, вышел в коридор. Отельный автомат проглотил мои деньги, а вот кофе зажмотил, гад. Я стукнул по нему, по экрану побежали пиксели, а потом экран заказа жизнерадостно выдал объявление о поломке на итальянском. Итальянская мафия, никак иначе. Собирают несчастные евро от туристов в этом автомате, потом приезжают, стукают по нему кулаком, денежки сыпятся, а они потом бухают на эти деньги мартини, полируя граппой, в своих джакузи. Я знал это, я знал! Я вздохнул и вышел на улицу. Кто не рискует, тот не пьет кофе. Будь что будет. Каждая клеточка моего тела светилась от молитвы, я ощущал необычайную легкость в теле. В таком состоянии ты всегда знаешь, что твой ангел-хранитель в полной боевой готовности, что не может случиться ничего плохого. Я еще раз прочитал короткую молитву и вышел в тот самый лабиринт из узких улочек, который я любил больше всего в этом странном туманном городе. Зашел в кафе, где было меньше всего туристов, попросил сделать самую большую чашку кофе, которую только можно сделать.  Бариста с улыбкой покачал головой: «Ох уж эти русские». Большой чашки у них не нашлось, мне принесли кофе в супнице. Я с удовольствием, причмокивая и закатывая глаза выпил все, что принесли. И почувствовал себя человеком. Если и есть рай на земле – то только после молитвы до седьмого пота. Если вас можно выжимать, если голова звонкая и прозрачная, и сладко, и легко, и хорошо – вы в раю. В земном раю. Но осторожность никто не отменял, потому что именно это состояние-  нож по сердцу всем бесам  и уж, конечно же, они постараются вам его испортить какой-нибудь редкой пакостью.

46 глава

 Я вышел из кафе, как будто пьяный. Вышел в ответвление от улицы, в совсем узкую улочку, ведущую к выходу на воду. Посмотрел на  темно-зеленую воду канала. И вдруг медленно- медленно начал сползать по стенке. Мозг мой будто мгновенно погрузился в сладкую сахарную разноцветную вату. Я ничего не соображал. Все мое тело сползло вниз. Я сел на каменный парапет. Я смотрел на зелено-голубую воду канала, Венеция смотрела на меня. Я почувствовал странное сильное жжение на лбу, в переносице, а потом и за ухом. Да что там, часть моей головы просто горела, как будто я там все намазал настойкой с перцем. Хотел потрогать, но что-то внутри меня запретило мне делать это. Все вокруг меня осветилось огненным светом, как будто на мою голову садился луч солнца. Все произошло настолько быстро, что я ничего не смог осознать.  Я почувствовал мощь всех стран и всех континентов, я почувствовал власть и силу, которой не обладал ни один смертный. Руки и ступни мои горели огнем, и я совсем не чувствовал своей головы. Вместо нее был один сплошной свет. Я почувствовал легкий укол паники – ситуацию я совсем не контролировал, что со мной происходило, мне было совсем неизвестно.  Все что я смог сделать – подтянулся ближе к каналу и заглянул в черную воду. Если бы у меня были силы, я бы отшатнулся от моего отражения. Но сил не было, поэтому я остался висеть на руках и смотреть на себя расширенными от ужаса глазами. На моей голове сильным солнечным светом со всполохами огня горела корона. Она была полностью собрана, ни единой трещины или изъяна в ней я не видел. Больше и прекраснее этой короны я не видел ни у одного монарха от создания мира ни в одном музее, ни на одном фото или картине. Таких корон просто не было на Земле от создания мира. Все это время я считал, что моя глупая башка была просто головой манекена, на которой собиралась корона, я готов был передать ее кому угодно из наших по первому зову светлых. Я просто делал то, что должен был, я никак не думал, что это все может быть как то связано со мной. Я планировал собрать корону целиком и полностью на своей голове, как на манекене, и сразу же передать нашим, в моей бедной голове даже мысли не возникало, что я не просто Перевозчик этого древнего артефакта, за который развернулась нешуточная борьба светлых и темных сил. Гордостью  я не страдал – берите, ребята, забирайте для общего дела! Все равно всем понятно, что это Чудо не мое, оно общее, для всех светлых. Я был готов принять то, что сейчас нагрянут светлые, и я должен буду ее сразу же передать. Но никто не приходил. Я попробовал ее снять, просто на долю секунды дотронулся и обжег руки. Идиот. И ежу было понятно, что человеческими силами ее не снять. Да и мог ли ее видеть хоть кто-нибудь из смертных? И чья голова могла бы выдержать ее вес? И вдруг я понял, что тот самый первый осколок на меня не надевали мои качки охранники в Верее. Я родился с ним. Он был со мной всегда, с момента моего рождения. Осознание этого пронзило мой мозг как молния. Я еще раз посмотрел в темную воду канала и не смог сдержать вздоха восхищения. Таким себя я никогда не видел. Лицо мое преобразилось – невыразимый небесный свет сиял сквозь все его черты. Это был  я и одновременно не я. Вся мощь неба была во мне. Я почувствовал как непреодолимая, мощная, невероятная волна Света прошла сквозь весь земной шар, сметая на своем пути всех темных, всю нечисть. Планета дрожала и парила на новых вибрациях. Все стены домов и весь прозрачный воздух и вся зеленая вода каналов Венеции произнесли: «Твое правление началось». Я чувствовал, как будто мне ударили со всей дури в лицо. Ударили любовью. Я чувствовал Любовь Вселенной в каждой клеточке моего тела. Я был избран. Неизвестно от чего, неведомыми путями, которые известны только Богу, я, самая маленькая песчинка из бесконечных миллиардов миллионов тонн песка на пляже Вечного Моря, был избран для Великого Правления.  Ошарашен – то самое слово, что я чувствовал сейчас. Я был ошарашен. Небо принимало решения в моей судьбе. Господи, да будет воля Твоя, а не моя. Я опустился на колени и воздал благодарственную молитву Богу. За то, что был еще жив. За то, что корона была, наконец, собрана. За Великую честь, которой я удостоился. И за то, чтобы он меня надоумил, что делать дальше, потому что я совсем ничего не знал и не понимал.  Таинственная черная теплая ночь обнимала Венецию, ночь знала все ответы на все мои вопросы. 

Еще почитать:

Жеребята — Жеребята. Глава 16. Сашиа и Каэрэ

Разрушение сознания

Дым над водой 

 Мемуары супермена