Поле из одуванчиков

Спокойствие:
Я буквально выпал из сна на старую скрипучую кровать. Выпал я из кошмара, что преследовал меня всю жизнь, даже в те годы, когда я, не то что говорить, ползать не мог, я чувствовал этот ужас и часто плакал по ночам, заставляя тем самым нервничать мою матушку и прибегать к моей кроватке, чтобы меня успокоить. Сейчас же я отчётливо вижу весь этот ужас, который сидит где-то в глубине и вырывается наружу в тёмное время суток, когда я о нём даже не подозреваю. Я всегда знал, что неизвестность пугает похлеще всяких древних космических богов, но что бы этот страх мешал мне жить…
На криво собранной тумбочке, которую явно чинили раз 10, стоят 2 пустые склянки и одна на половину пустая. Я откупориваю её и выпиваю треть. Становится лучше, хоть и вещи вокруг стали чуть размытее, но ощущение лёгкости, которое появилось в теле, помогает мне наконец встать с кровати и начать собираться в путь.
Квартирка, которую я снимаю, отдавали за бесценок, здесь жил какой-то неуравновешенный человек. Большая часть мебели выглядит так, будто её ломали и чинили по несколько раз в месяц. Первое впечатление она тоже оставило весьма неприятное. Изо всех щелей так и несло одиночеством и тоской. Вероятно, эти чувства и побудили прошлого хозяина громить её и оставить все двери в квартире держаться на одной петле, оборвать все шторы вместе с карнизом и поразбивать все окна. Я остановился в этом нелюдимом городишке совсем ненадолго, потому решил уложить в минимальную стоимость жилья.
Я собрал свои немногочисленные вещи и двинулся в путь. На выходе из квартиры я заметил старую хозяйку, которая сидела в вестибюле и пристально смотрела на какое-то растение у неё в руке. Действие снадобья ещё не прошло и мне было трудно понять, что же она так пристально разглядывает, но из того, что я увидел, можно было понять, что растеньице давным-давно завяло.
Услышав мои шаги, она быстрым движением убрала растеньице в кармашек в своём бирюзовом, нежным по виду халате, и пошла на встречу ко мне. Я расплатился с ней за предоставленное жильё и вышел на улицу.
Передо мной раскинулся маленький городок, цивилизации в котором не чувствовалось вовсе, тем и лучше. Напротив того дома, где я снимал квартирку, стоял обветшалое здание. За ним давно уже никто не ухаживал. Быть может на моё восприятие оказало действие снадобья, но мне казалось, что дом немного наклонён и вот-вот должен рухнуть. Но когда оттуда вышла пожилая женщина, я пришёл к выводу, что это здешний аналог Пизанской Башни, только менее ухоженный. Стёкла давно никто не мыл, это можно было понять, когда утреннее солнце направляло свои лучики прямо на него, и становились видны уже застывшие следы грязи и старые разводы, которые остались от последней уборки, которая произошла Бог знает когда. Краска с дома осыпалась прямо на тротуар, прямо у меня на глазах. Черепица с крыши хотела сбежать, каждый раз, когда задувал сильный ветер. Звук трения черепицы заставлял неосознанно посмотреть на верх, дабы убедить, что она не упадёт на тебя и не оставит тебе сотрясение мозга, а то и вовсе отправит в мир иной.
Мне нужно было позавтракать, а так как в этом городке ресторанчиков нет, пришлось топать в ближайший продуктовый. Пока я шёл, я увидел, как старуха присела около клумбы на колени, я слегка притормозил, чтобы посмотреть, что же она собирается делать. Моё внимание к этому действу привлекло то, что клумба состояла исключительно из одуванчиков. Уму не постижимо, ну кто в здравом уме будет разводить одуванчики! Это мне показалось чем-то совершенно непонятным, так как обычно люди выращивают красивые цветочки, что придаёт их жилищу более опрятный вид, но никак не одуванчики!
Действие снадобья сходило на нет, и ко мне возвращалась чёткость этого мира, я увидел прямо за клумбой маленький крести, воткнутый в землю. Он был сделан из двух палок и связан лозой. Старушка выкапывала сорняки подле одуванчиков, поливала их, и хоть мне до сих пор не понятно, к чему на могиле посажены одуванчики, эта сцена вызвала у меня какую-то печаль, и я неосознанно поглядел на разбитое окно моего ночного пристанища.
Тут же мне в голову вдарил ночной кошмар, я вздрогнул и достал склянку из своего рюкзачка.
Прямо перед дорогой из городка, которая мне и нужна, стоял продуктовый. Я купил две булочки с маком и негазированной воды, там же, присев на обвалившийся ствол дерева, я позавтракал.
Дорога представляла из себя аллею посреди леса, где, как грибы, были скрыты уже давно развалившиеся домишки. Солнце, светившее сквозь кружеву листвы, создавало приятную атмосферу, которая на пару с действием снадобья, заставила меня улыбнуться, как последнего наивного дурака.
Аллея привела меня к старому железному мосту. Подходя к нему, я неосознанно оглянулся, у меня было такое чувство, что из старых разваленных, сожжённых домишек, что скрывались в зелени, за мной кто-то следит. Но обернувшись и тщательно осмотрев аллею, которая оставалась позади, я убедился, что никого здесь нет. На секунду я в шутку подумал, что это духи бывших обитателей тех домов, решили посмотреть на того, кто пришёл нарушить их покой. Не успел я про себя усмехнуться, как прямо перед глазами у меня пролетел пух от одуванчика, я опять вздрогнул. Неужели я стал таким трусом?
Тяжело выдохнув, я ступил на мост. По всех аллее и дальше разнёсся металлический скрежет, казалось, мост вот-вот рухнет в речку, что находится под ним, и я вместе с ним. Мост был очень узкий, в ширь помещался только один человек. Я молил всех богов, что бы на моём пути не появился кто-либо. Вдруг это окажется человек не с самыми благими намерениями и мне придётся бежать в обратную сторону, нарушая все свои планы.
На меня опять накатил необоснованный страх, осознав это, я зашагал бодрее.
Мост остался позади, как и аллея, на пути у меня была длиннющая автомобильная дорога. Машины проезжали тут часто и создавали крайне неприятный шум, из-за которого казалось, что эта дорого длится всю мою жизнь.
Снадобье не помогало, этот шум, напоминающий о больших городах, путал мысли в голове. Иногда я забывал куда и зачем я иду. Но стоило машинам сделать паузу, как мысли в голове переставали бегать тараканами, и я возобновлял свой путь.
Уже сошла роса, и солнышко стояло прямо над моей головой. Тогда я уже дошёл до места, где начинаются дачи. Оглянувшись назад, я понял, что дорога эта была не такая уж и длинная, но преодолел я её с большим трудом.
Последняя склянка опустела, это по началу меня опечалило, но немного осмотревшись, я понял что идти мне осталось недолго.
Дороги промеж дач были разъезжены, так что трава росла по центру дороги и по бокам, где начинались канавы. Куда не посмотри повсюду заборы, и, из-за них, доносятся умиротворённые звуки рутины. То было слышно, как кто-то копает землю, то кто-то косит траву, или просто беззаботно болтает сидя на веранде, о чём явно говорил звук гремящих стаканов.
Люди здесь были в своём персонально раю, даже если они встречали тебя так сказать на улице, они либо тебя не замечали, либо одаривали доброй улыбкой.
Влажность повысилась, я подходил к маленькой старинной пристани, около которой сидел молодой парнишка. К пристани была привязана лодочка, на которой я должен был поплыть вниз по реке.
Парнишка, скорее всего в силу своей наивности, оказался добрым, и с большой охотой согласился на то, чтобы справить меня вниз по реке. Это было мне только на руку, без него мне пришлось бы долго петлять между дач.
Река не производила какого-то особого впечатления, река как река, но течение было крайне спокойным, да и парнишка работал вёслами так, что казалось лодка порхает по небесному своду, что отражался в реке. Всё здесь было умиротворяющим, начиная от течения и запаха реки, кончая пением птиц, которые будто напевали мне колыбельную. Вечернее небо в этих краях было особенно прекрасно, я решил посмотреть на его отражение в реке. Временами я вздрагивал, видя в реке опухшие мертвые лица, но их сменяли милейшего вида нимфы, которые заманивали меня к ним реку. Парнишка на меня очень странно смотрел, пытаясь понять, что я такого нашёл в этой реке, как хорошо что он не видит их, иначе бы давно пошёл на дно и стал бы таким же опухшим болваном.
Я смог всё же отвлечь от нимф и речки и узрел пух от одуванчиков, который так спокойно нёсся по ветру. Опять одуванчики, подумал я, и только сейчас понял, что это не пух, а маленькие души тех людей, что оставили этот мир. Они спокойно плыли по ветру, как мы по речке, дабы найти своё новые пристанище в мире яви.
Наконец мы подплыли к бережку. Парнишка спросил, сколько меня ждать. Я сказал, чтобы он плыл к матери, а то начнёт беспокоится за него, а я сам как-нибудь выберусь. Парнишка так же непонимающе на меня взглянул и, пожав плечами, направился к лодочке.
Я входил в не слишком густую лесную чащу. Вокруг меня всё так же парил пух, его было очень много, каждая маленькая душонка будто хотела поведать мне свою историю. Наступили сумерки, пока я брел по чаще в окружение пуха. Звезды на небе светили ярко и завораживали своим мерцанием.
Я дошёл до большой опушки, из-за которой по всему лесу, до самой речке парили пушинки. Здесь располагалась одинокая могила, обозначенная самодельным крестом из веток и лозы, на этой могиле росли одуванчики, они разрослись по всей опушки. Под порывами ветра пушинки уплывали куда-то далеко от этого места. Я присел на колени, дабы насладиться этим зрелищем.
Взошла луна. Звезды всё так же завораживающе мерцали, к ним присоединились пушинки. Создавалось впечатление, что душонки таким образом общаются со звездами.
Это зрелище вызвало у меня бурю неописуемых и приятных эмоций, казалось, я слышу каждую пушинку, каждую душонку, и она без лишнего стеснения ведает мне свою историю.
Я было поднял руку что бы поймать одну из их, но она была так же далеко, как звезда, что мерцала красным и белым в небе. Вдруг та рука, что я поднял, обернулась пухом, я не испугался и глянул на вторую руку, которая тоже распалась на пушинки.
За этим покоем и умиротворением я шёл так долго, сквозь страх и шумы, что бы плыть по воздуху подобно пушинка и мерцать, не уступая в красоте звёздам, что бы наконец приплыть к моему новому месту и пустить там свои хиленькие, но такие мощные корешки.

Отчаяние:
Первый раз, когда я встретила Джеси, он показался мне самым весёлым парнем во вселенной. Даже самые далёкие звёзды не видали такой ослепительной жизнерадостной улыбки. Будучи детьми, мы каждый день гуляли по нашим просторным дорогам, которые в основном состояли из утрамбованной земли, потом резко сменялись бетонными плитами, а иногда и вовсе переходили в раздробленный кирпич, или в гальку. Каждая его фразочка, даже самая несуразная, вызывала у меня искромётный смех. Мы не обращали внимание на пьянчуг, вилявших по улицам нашего нелюдимого городка, мы были самыми наивными и жизнерадостными дураками на всём свете. Мы проводили каждый день вместе, казалось, сама судьба при первой нашей встрече связала нас незримой нерушимой нитью. Девушкам всегда нравились такие добрые и весёлые парни, и я не была исключением.
Пришла пора взрослеть и покидать родное гнёздышко. Я поселилась в стареньком доме, где жила молодая семья со своей маленькой улыбчивой дочкой. Джесси поселился в доме напротив, в маленькой квартирке, он очень радовался, что у него нет соседей, это означало, что мы могли просиживать до утра, никого не стесняясь, смеяться в своё удовольствие. Родители Джесси покинули город, как только он переехал, но Джесси это мало волновало, для него начиналась новая жизнь.
Мы много гуляли и частенько к нашим прогулкам присоединялась соседская девчулька. На её лице царила безмятежность, она улыбалась так же часто, как Джесси. Казало, будто эти люди были обязаны встретиться и привнести в этот мир столько радости, сколько могли. Иногда, когда я опаздывала, как полагается даме, на наши встречи, они уже во всю проживали этот день, разговаривая о том, о чём Джесси почему-то не хотел мне рассказывать. После разговоров на едине с это девчулькой, у него на лице застывала какая-то непонятная мина, которая в миг становилась радостной, когда на горизонте появлялась я.
Теперь мы почти всё время проводили вместе. Джесси начал много читать, он даже купил себе домой небольшой книжный шкаф. Приходя каждый день к нему домой я восхищалась тем, как с каждым днём книжек в нём становилось всё больше и больше.
Мы часто засиживались у него допоздна. Сидя в кресле, укутавшись пледиком, при свете луны, при мерцании звёзд, он мне читал вслух. Он читал о чём-то прекрасном, о чём-то ужасном и о чём-то граничащим между ужасом и прекрасным. Я чувствовала непостижимую силу в этих детишках людей, которые давно канули в бездну.
Бывало, я засыпала прямо у него в кресле. Сквозь сон я слышала, как он тихонечко закрывает книжку, берёт меня на руки и несёт домой.
В один из таких вечеров я призналась ему, что ничего важнее в моей жизни, чем он, нет. Ответом же для меня стал нежный поцелуй в лобик, который я и сейчас вспоминаю как последнее действительно прекрасное событие в моей жизни.
Весь ужас начался с того момента, как умерла дочка моих соседей. Отец семейства запил, а мать впала в глубокое отчаяние. Джесси эта смерть очень сильно тронула, он приходил на её могилу и помогал матушке этой девочки сажать одуванчики. Он стал реже появляться на улице. Я бродила всё по тем же дорогам, но теперь они казались мне уродливыми, плиты стали жёсткими, земля гнилой, а кирпич до крови резал мои стопы. Вся жизнь, как и мой старинный дом, пошли под откос и вот-вот должны были рухнуть.
Когда Джесси всё же появлялся на улице, во время наших променадов он говорил о страшных вещах. Его кожа с каждым днём становилась всё бледнее. Под глазами появились уродливые мешки, казалось, он совсем не спал. Походка стала похожа на бесплодные попытки дотащить своё тело до дома. Я перестала его узнавать.
Однажды ночью я услышала нечеловеческий вой из его квартиры. Наспех одевшись, я вбежала к нему домой. Вся мебель в квартире была перевёрнута, книги были разбросаны, а листы в них были порваны, так что было трудно разобрать, что там было написано. Джесси сидел в углу, схватившись обеими руками за голову, повторяя про себя что-то невнятное, стоило мне подойти к нему, как он отстранился, со словами, я тебе не верю. Я начала его терять.
Каждую ночь из его квартиры доносилось нечеловеческое гоготание, вой, крик. Я с этим уже смирилась, я не могла ему ничем помочь и это не могло не коробить меня.
Навещала я его каждый день. По квартире была разбросана сломанная мебель и склянки из под снадобья от кошмаров, мне приходилось чинить наше старое кресло, его кровать, его первый книжный шкаф, и выкидывать пустые склянки, это всё на что я была способна, пока я это делала, казалось он меня не замечал. Он всё время сидел в углу и повторял себе под нос, какое же он ничтожество.
Силы начали покидать меня, когда Джесси начал курить. Пустые пачки из-под сигарет спорили с пустыми склянка, кто быстрее заполнит всю квартиру.
Джесси перестал бриться, перестал стричься, это было ему только на руку, так как трудно было смотреть на его лицо, которое выражало ужас, кошмар.
Одной ночью я услышала, как разбилось стекло в его квартире, такого ещё не случалось, и поэтому тревога за Джесси навалилась на меня вновь. Пока я поднималась в его квартиру, я слышала, как разбиваются остальные стёкла. Открыв дверь я увидела, как полый, бледный парнишка, в оборванной одежде, с бородой и волосами, которые закрывают всё его лицо, сидит на дряхлом кресле и сквозь разбитое стекло смотрит на луну.
Его стали манить небеса. Даже днём он, не меняя позы, сидел в нашем кресле и смотрел на небо. Он больше не пил снадобье от кошмаров, больше не курил, просто сидел и смотрел на небо.
Он всё так же меня не замечал, всё так же мне не верил, но, когда я села с ним в наше кресло, казалось в нём что-то переменилось, не знаю, может мне только показалось, так как в лучшую сторону ничего не поменялось.
Последние свои дни он провёл в этом кресле, держа в руках одуванчик. Он смотрел то на него, то на звёзды.
Я перестала появляться дома, до последнего его вздоха я просидела с ним в нашем кресле.
Одним утром Джесси умер, и завял одуванчик, который манил его так же, как звёзды, что мерцали каждую ночь.
Родители давно позабыли о нём, все давно позабыли о нём, все, кроме меня.
Даже когда я похоронила Джесси на опушке посреди леса за рекой, которая располагалась в соседнем селе, я всё так же все дни просиживала в нашем кресле и смотрела на одуванчик, который остался последним напоминанием о нём. Я всё гадала, что же он такого в нём видел, что довело его до кошмаров, но ответы были только у звёзд, чей язык, как бы я не хотела, я не могу понять.

Ужас:
В тот день звёзды горели особенно ярко, будто радовались приходу в мир этого дитя. Пускай у нас украли коляску прямо перед входом в роддом, это нисколько не уменьшало нашей радости от рождения Селены. В ту ночь я прекрасно понимала, что это будет самый счастливый ребёнок на Земле.
Мы жили в маленьком городке, который не пользовался особой популярностью, что у местных жителей, что у остального мира. Из людей на улицах можно встретить, либо изредка попадавшихся путешественников, либо пьянчуг, что в хмельном забвение пытались вспомнить дорогу домой. Баки, мой муж, работал фермером, и этим вполне мог обеспечивать нашу небольшую семейку.
Селена быстро росла, она одна из немногих детей, которая смогла попробовать настоящее коровье молоко, которое наш благородный папка добывал естественным путём у себя на ферме.
Я ожидала криков по ночам, постоянных плачей, но Селена была до невозможности спокойным ребёнком. С ранних лет на её лице застыла какая-то загадочная безмятежность, будто она уже всё прекрасно знала и радовалась одной лишь возможности созерцать это.
Мы жили в стареньком доме, срок которого должен был скоро подойти к концу, так говорил мой муж, что через пару лет дом пойдёт под откос, но пока этого не случилось, очень рано по полу этого дома были проделаны первые шажки маленько Селены.
Я очень много возилась с цветами, и так как муж весь день проводил на ферме, Селена ковырялась в земле со мной. Я разводила нарциссы, тюльпаны, васильки. Селену буквально манили одуванчики, она любила срывать их, подносить к моему лицу и дуть, так что бы пух летел мне прямо в лицо, а после она заливалась самым приятный на свете детским смехом.
Селена росла. Она достаточно рано научилась говорить и уже полноценно помогала мне в саду. Её детская привычка пускать мне в лицо пушки одуванчика никуда не пропала, в отличие от её смеха. Теперь она делала это с абсолютно серьёзным лицом, будто хотел этим самым, что-то мне показать, но не могла подобрать слов.
В один день в наш дом переехала милая девушка. От неё так и веяло радостью и счастьем. По соседству жил по видимому её возлюбленный, может пока только друг, но думаю судьба за них всё давно решили.
Селена, как и полагается детям в 6 лет, проявляла особу заинтересованность в ребятах по старше, может её манила эта безумно радостная улыбка того парнишки, что жил по соседству, но так или иначе, я была рада, когда она убегала с ними гулять, после этих прогулок она вся светилась, её жизнь протекала так, как я всегда и думал, так, как желает каждая мать своему ребёнку.
Однажды, Баки задержался на ферме, я пол ночи ждала его, предварительно уложив Селену спать. Неожиданно послышался скрип двери, эта Селена встала по среди ночи, но на её лице сна не было ни в одном глазу. Всё с тем же присущей ей безмятежностью на лице и с загадочной улыбкой она села на кровать и начала буквально пожирать меня взглядом.
-Мне человечек во сне сказал, что я вырасту оооооочень плохим человеком.
Меня точно дробью пробил страх. Откуда такие мысли у маленько девочки в голове. Селена точно хотела ещё что-то сказать, но в дом вошёл Баки и погнал Селену спать. Я решила не рассказывать ему о том, что сказала мне наша дочь.
На следующий день Баки взял Селену с собой сплавляться на лодке по реке, что располагалась в соседнем селе. Вернулся он после этой речной прогулки с лицом, которое почти полностью поглотило безумие.
Селена всю время пялилась в воду, казалось, она с кем-то разговаривает, а временами даже играет. Ни что не могло отвлечь её от воды, даже когда её звал Баки, она не откликалась и продолжала играть со своим отражение в воде.
Когда их прогулка закончилась, она сказала Баки:
-А ты видел этих нимф в воде? Они такие прелестные, когда я вырасту я тоже хочу стать такой же красивой, хочу отрастить такой же рыбий хвост, такие же мягкие сказочные волосы, хочу так же утаскивать парнишек на дно, до того момента, пока они не опухнут и не вернуться на сушу.
Выслушав рассказ Баки, я вспомнила прошлую ночь, я не могла понять, что происходит с нашей дочерью.
Я как всегда копалась в саду, как всегда ко мне подошла Селена с одуванчиком:
-Ты знала что одуванчики растут на могилах людей? Да-да, я видела, на кладбище. Эти пушинки, это их души, смотри!
Она подула на одуванчик, и души поплыли по ветру точно лодочка по озеру.
-Они такие красивые, правда?
Баки, после того заплыва по речке, каждый вечер выпивал, а я не могла найти себе места, я не понимала, не хотела понимать, что происходит с нашей дочерью.
Пришла такая же красочная ночь, как в день рождения Селены, она появилась непонятно откуда и указал на звёзды:
-Там, на каждой звёздочке, живут твари, непостижимые для человеческого рассудка, когда звезды мерцаю, это они пытаются нам что-то сказать, да только мы дураки, совершенно не понимаем их языка. Они тебя манят мамочка? Меня да, они такие красивы, как нимфы в речушке, они такие завораживающие, как пушинки от одуванчиков, так и манят меня, как те человеческие душонки, поскорее к ним отправиться.
Её безмятежное лицо стало казаться безумным. Её загадочная улыбка, насмешливо говорила о смерти.
-Я скоро-скоро туда отправлюсь, так будет, я знаю, потому что за мной уже пришёл кошмар, он такой неприятный, говорит что я буду плохим-плохим человеком.
Я начала сходить с ума. Я не могла понять, что вселилось в моего ребёнка. Почему он говорит о своей скорой смерти, откуда она это знает. Что за кошмар?
В последний день, перед тем как Селена отправилась к звёздам она сказал:
-Посади на моей могилке одуванчики, я сильно-сильно хочу к звёздам, а без одуванчиков туда не попасть.
Селена в тот день пропала с Земли. Баки окончательно спился и вскоре, без каких-либо слов, оставил меня одну в этом покосившимся доме.
Я всё сажаю и сажаю одуванчики на её могиле. По ночам мне слышится вой, гоготание, крик, который никак не может издать человек. Это был тот самый кошмар, который заставил Селену отправится к звёздам. Их манящие мерцание, красноречиво говорило мне, что Селена самый счастливый ребёнок на Земле.

Еще почитать:

Тетя

Бизнес не арена классовой борьбы

Тайные желания отвергнутых — Тайное желание отвергнутого

Память Ватерлоффа. — Дети Ватерлоффа (Эпизод 3)