Погода по-прежнему оставалась солнечной

День был солнечным, снег заполонил своей полнотой белой простыни всё поле, недалеко от электростанции, рядом с которой часть покрывала впитала в себя нечто, обретя алый оттенок, выделяющийся жутким пятном человеческого происхождения, день был слишком солнечным. Недалеко от будки, в которой прожигал свою жизнь охранник, появилась синея машина. Она гнала, всё набирая скорость, могло показаться, что смелый или глупый водитель собирается пролететь сквозь, маленькую, ветхую, деревянную будучку, выглядевшую так, словно перед тобой бездвижно стоит регулировщик, держащий без устали свой жезл правосудия. Машина остановилась. Последовал звук приоткрывшейся двери, а в скором времени и хруст ломающихся жаренных сухарей, возникавший от соприкосновения с пока ещё безвинным снегом. Через минуту водитель стоял у бедной будки, ожидая встретить человека или пса. — Есть кто? — зазвучало по равнине, звук электростанции разрезал слова, не давая им ясно выстроится в предложения. После ещё одной попытки заговорить с невидимым сторожем, водитель начал стучать об ветхий, домик, укрывающий его обитателя от непогоды и палящего солнца. Но в ответ последовало только странное молчание.
Прошли ещё минуты ожидания, наконец появился долгожданный сторож, шедший медленно, чуть ли не разваливаясь, всё переваливаясь с ноги на ногу, как вечно спящий кот, весь путь которого состоял от нагретой пастели и до доверху наполненной миски корма. На вид этому пока ещё человеку было сорок лет. В глазах, смотрящих на него, был недоумённый и безразличный вопрос, “Что было в жизни этого человека? Каково было жить на этой планете?”. Голос разваливающегося кота, также медленно и без особого энтузиазма обратился к посланнику своей смерти.

-Чего нужно? — протяженно спросил сторож.

-Я ищу ещё двух людей.

-Каких ещё людей? — озадаченно уточнил, потихоньку просыпающийся кот.

-Вот их фото. — водитель вытащил из кармана своего пальто три фотографии и две протянул сторожу. Послышался звук подъезжающего автомобиля. Лицо сторожа, сменило озадаченность, чуть ли не на ярость, багровый закат окатил его бледноватое лицо, а глаза устремили свой взор, исподлобья, прямиком на синеватые, мешковатые глаза, сонного и скучающего водителя.

-А это.. что у вас в руке?

-Фотография.

-Вы сказали, что ищете двух людей.

-Всё верно, я так и сказал.

Звук подъезжающего автомобили прояснился, за ним появился сам источник рёва. В машине ехали двое мужчин, годами не стары, а по их улыбкам, можно было бы сказать, что они двадцатилетние юноши, довольные своей беззаботной и бессмысленной жизнью, чьи души мчатся прямиком в будущее, оставляя за собой скопившуюся в гору, важных, но безответных вопросов и несовершённых выборов судьбы.

Водитель отошёл к своему синему автомобилю, сторож, зевая гавкнул на это действие, из его лая были различимы какие-то слова, “Давай! Отгоняй! Видишь люди едут!”. Открыв переднюю дверцу своего морского авто, он отварил ящичек бардачка и вынул оттуда — косу, присущую каждому посланнику смерти, в данном случае это был пистолет. Три человека уже стояли у хлипкой будки и что-то смеясь обсуждали, спрятав свой инструмент за спину, водитель приблизился к жизнерадостной группе людей. Один из них был повёрнут спиной к шлагбауму, лицо не было видно. Сторож уверенно спросил.

-Что на третьей фотографии?

-Человек которого я уже отыскал. Но сейчас я нашёл всех. — мужчина повёрнутый спинной, что-то шепнул своему другу, его лицо тут же помрачнело. После своих слов он медленно зашагал в сторону машины.

-Да? Интересно было бы взглянуть на его фото. — рука с фотографией протянулась к сторожу. Лицо обоих смотрящих, стали их предсмертной маской. Проглотив язык, глаза пытались звать на помощь, пытались вымолвить слова, но это ремесло было им чуждо, а потому их щеки начал обливать тонкий водопад прозрачных слёз, две капли из которых успели коснуться земли, после предсмертная маска безмолвного, полнотелого сторожа раз и навсегда оделась на своего обладателя, видевшего смерть, но неподозревающего о своём причастии к ней. Ведь все мы так или иначе склонны думать, что смерть коснётся кого угодно, но только не нас. Коснётся нашего кота, любимой рыбки, надоедливого соседа, знакомого, друга, даже членов своей семьи. Это не значит, что нам их может быть не жалко, мы гористы в момент утраты близких, сочувственны к утрате других, но счастливы своему здравию и благоденствию, которые являют собой подобие чёрной вуали, что накладывается на глаза одним за другим тонким слоем, чья легкость и прозрачность, вскоре окутывают взор мраком тяжёлой, безбрежной ночи.

Птицы, облюбовавшие крону дерева, взлетели вверх, образовав кругловатое чёрное облако. Бездыханное тело сторожа, погрузилось в сугроб белоснежного снега, постепенно впитавший в себя остатки тяжело переваливающегося с одной ноги на другую духа, сонного охранника. Оставшиеся двое мужчин, тут же ринулись во все стороны, но оказалось, что один бежит вслед за другим. Пробегая мимо ангаров и небольших фургонов, слышался томящий и трепещущий душу звук напряженного дыхания, частота вдохов и выдохов была сверх всяких возможностей человеческого организма, минутами бега, глаза погружались в темноту и тела бежали исходя из своих чувств, доставшихся им от давних предков. Чем-то они были схожи с животными, их инстинкты, резкие движения, частое, громкое дыхание сравнимое с дыханием уставших олений и волка ведущего погоню за своим обедом, всё напоминало о их происхождении, о том, кто они по началу своей природы.

Безмятежный снег хрипел и разрывался, от резких наступав на белоснежную пелену той поляны. Погоня продолжалась до середины поля, где-то между тёмным и шипучем лесом и серым, уродливым зданием созданным человеком. Одному беглецу удалось добежать до леса и скрыться в его густой чаще. Второй споткнувшись об что-то неведомое впечатался в пелену белого снега. Смерть застигла его в затылок. Пока, снег впитывал алую смесь, сочащуюся из тела некогда человека. Водитель неторопливо вернулся к сонному, а теперь и вовсе спящему сторожу. Закурил. Клубы дыма, взмывали вверх и растворялись во свете дня. Погода по-прежнему оставалась солнечной и безразличной к чужим смертям, хотя разве усопшие были чужды природе? Безразлично она согревала покрасневшее лицо водителя, чьи движения были полны плавности и спокойности, будто такова его профессия, вошедшая в привычку. Он устало глядел на мраморное тело, всё думая о том “какова была его жизнь?”. Полна ли радости, или горя, доброты или злобы, чести или порочности и алчности. — В ней было всё — тихо промолвил тот, кто уже больше становился похожим на смерть.

Загрузив тела в багажник, оказалось, что место для третьего члена команды мертвецов недостаточно. От тел нужно было избавляться. Ощущение, что неведомый взор живого или неживого существа был приставлен к незащищенному затылку, всё больше овладевало усердным водителем. Так оно и было. Через некоторое время, среди почти белой простыни равнины, шагало небольшое пятнышко, постепенно обретающее очертания человека.

Длинные рыжие локоны, воротились под потугами стеклянного, морзкого, февральского ветра. Едва потухшая кромка сигаретного столбца затухала, как в туже секунду раскалённые угли раскаливались до температуры огненного шара и густой тернистый дым, поглощал тот свисающий кусочек пепла, некогда являвшийся частью раскалённого уголья, схожего по цвету с ручьями пыхтящей магмы. Постепенно рассеявшийся пар, расступился пред человеком, которому на вид было не больше двадцати пяти лет. Улыбчивая гримаса, фальшь который выдавался сверкающими, скрывающими некую тайну, глазами молодого человека. Медовый, слегка баритонный тон незнакомца, зазвучал среди белой пустыни, будто бы пытаясь растопить голосом, все снега, накрывшие своей простынёй всю мирскую гладь.

-Нужна помощь? — со странной улыбкой спросил медовый голосок.

-Да, но я справлюсь и без неё.

-Машина, наверное, сломалась?

-От части. Я думаю, вам пора.

-Мне кажется, что машина сломалась из-за перегруза.

-С чего вдруг? — удивлённо ответил водитель.

-Я всё видел, господин — немного замявшись он продолжил — но можете не сомневаться, я не представляю угрозы, вашему инкогнито. Видите ли, я знал тех людей, которые с каждой минутой начинают всё более отчётливо и уловимо смердеть в багажнике, вашего автомобиля.

-И что с того? Неужели вы желали им смерти? — одна рука, свободная от сигареты потянулась за спину и замерла в ожидании своего часа.

-Желать кому-то смерти, по меньшей мере это очень некрасиво. Скажем так, я не беспричинно недолюбливал владельцев тех безжизненных тел.

На минуту, водитель задумался и погрузился в собственные размышления. Одна часть его разума, твердила, настаивала на том, чтобы его правая рука вынула смертельную косу и лишила жизни ещё одно тело. Другая его часть, более иррациональная, настаивала и стояла на помиловании, снисхождения к простому ещё молодому смертному парню. Спустя минуту, правая рука показалась из-за спины, в кисти держалось только сожаление об упущенной возможности. Но в голове, созревал новый, более выгодный, срединный путь дальнейших действий.

-Тогда я требую от вас полного молчания об этом случае, иначе…

-Иначе я лягу с ними.

-Верно.

-Я так и думал. Даю вам слово, что об этом никто не узнает. — глаза внезапного помощника, засверкали новой искрой Брута, ещё неразгаданной, но уловимой смертью.

В лесу — предложил неизвестный. И двое, снарядившись лопатами и двумя мешками, напоминавшие своей выразительностью сумку ещё не раскрывшегося гороха, отправились на встречу лесу, что поглотил своей дремотой и древесностью елей смелых путников смерти.

Снег скрипел под жесткими наступами сапог, оставляя инфузорные следы человека. Ели сменились на калейдоскоп разношёрстных, облысевших деревьев, чьи ветви ловили северный поток ветра и спеша предупредить о нём всё живое, судорожно махали серыми, обледеневшими деревянными руками. И птицы, перехватив сообщение одного из братьев по природе, в мгновенье ока, хватали студёный воздух и обуздав его ледяную душу, парили над белой простынёй полян и равнин, открывавшиеся перед их мелким взором.

-Всё равно, не пойму только одного — молчание нарушил водитель. В ответ помощник глухо вопросительно промычал. — какой вам толк помогать мне?

-Кряхтя зубами, от тяжести груза, прозвучал ответ — я уже говорил, они мне тоже не нравились.

Водитель остановился. Двое путников оказались посреди опушки леса, во круг не было ни шума. — Здесь мы их захороним.

-Копать долго. — устало, жаловался бедолага.

-Вы же хотели помочь? Так за чем дело встало, а?

С этих слов началась работа.

Замершая почва, с трудом поддавалась лопатам. Прошло не меньше часа, как был вырыт только верхний слой мёзлой земли, глубиной не достигавший и метра.

-Вы читали рассказы Брэдбери? — разогревшись, помощник, с покрасневшим лицом, пытался отвлечься от мысли, что копать могилу, придётся ещё долго.

-Может быть, к чему этот вопрос? — уставший водитель, с каждым новым рывком всё быстрее и больше таял, обретая интерес беседы.

-У него был рассказ “Земля на вывоз”

-и?

-В нём упоминалось, что могила на прохладе роется то ли два то ли четыре часа. А когда земля полностью промёрзнет, то только сломом, можно будет вырыть хоть что-то и в лучшем случае за восемь часов управится.

-Нам не нужна глубокая могила, достаточно их просто закопать.

-Ну да, конечно. Так гораздо легче и быстрее.

Среди ветвей покачивающихся и временами скрипящих деревьев, виднелся густой дым, исходивший из высокой, новогодней трубы. Небо по-прежнему было лазурным, едва стал виден тусклый, ещё не серебряный диск одинокой луны. Солнце светило проницающе ярко, но в тоже время так беспомощно, что острые лучи горящей звезды, были не в силах, ослабить упорство, непреклонной и не поддающийся острию лопаты, почву земли.

Где-то глубоко, в кромках мыслей одного из посланников смерти, зажужжали такие слова — Неужели, он на столько глуп, раз думает, что я рою могилу рядом с ним, только из-за своего желания помочь ему. — Мысли прервались, столкнувшись со словами — На сколько мы роем яму?

-На два метра будет достаточно — легко ответил голос.

-Одного метра недостаточно? По полметру на каждого усопшего?

-Кажется, лучше будет вырыть ещё один метр про запас.

Это точно — ответил про себя, толи посланник смерти, только могильщик, ставший постоянным экспортёром свежих тел на одно из загородных, полузаброшенных, обросших всякого рода растительностью кладбища, постоянными посетителями которого, являлись небольшая тучка ворон жаждущих пробуждения мёртвых, разложившихся тел, женщина чей сын завял, так и не увидав прелестей всей жизни, которую заменила эпитафная, мраморная плита, будто бы умиляющаяся своей надписью “Он был так молод…”, полуслепой сторож, что обосновал лачугу могильщика под свою кладбищенскую дачу, ведь почва так плодородна, природа так тиха и спокойна, проронишь косточку, как на месте возрастёт пушистая, изящная вишня. Но даже молчаливая мать и полуслепой сторожила, напивающий иссохшими губами мелодию своей молодости, уступали и расступались перед хмурой тучей, коей являлся известный всем обитателям и посетителем заросших зелёных, серо-холодных мест, молчаливый посланник смерти, приволакивающий с каждым своим новым визитом, рыбный мешок, предназначение которого подвергалось абсурду. Но живые, точно, как и мёртвые только молчали, наслаждаясь шелестящей глухотой и многообразием древесины.

Внутренний голос вновь заговорил — пристрелю его в затылок — смело утвердила мысль — После останется закопать ямку и дело с концом.

Постепенно, тусклый силуэт Луны, обретал более чёткие очертания серебренного диска, описанный ещё древними микенцами и так день сменила ночь, а на смену солнцу прояснилась могущественная, пятнистая луна, свет которой со временем заполонил всю выпуклую опушку. И двухметровая могила была вырыта и ожидала холодным нутром своих гостей. Двое мужчин стояли возле края ямы, оперившись на ручки лопат и вели беседу.

-Знаешь, а здесь не так уж и плохо. При желании можно было бы отстроить тут домик и поселиться в этой глуши, подальше от города и человека. — водитель неожиданно выдавил мысль, накопившуюся за день проведённый среди лесной чащи.

-С этим я соглашусь. — свалившись на снег, помощник извлёк из внутреннего кармана куртки пачку сигарет и предложил недолго перекурить. Вскоре дым начал плавно подниматься к чистому звёздному небу, похожему на щеки морщинистой девы. — Сам бы рванул подальше от всего этого — рука указала на едва видневшуюся горящую башню — или остался бы тут. — прозвучала пауза — При иных обстоятельствах, быть может, мы бы стали друзьями.

-Вполне вероятно, только я вряд ли гожусь в друзья.

-От чего этого? — водитель тихо поглядел в ответ — Каждый чем-то занимается, странным или глупым делом, но этого же всего на всего работа. В выходные дни можно быть обычным человеком, после уйти на пенсию, если она у вас, конечно есть.

-Поздно уже, пора закругляться. — прозвучал басистый голос.

-Сбрасываем? — водитель кивнул и потянулся к одному из мешков, помощник потянулся за спину.

Упавший мешок поднял клубы песочной пыли, среди которой отчётливо блеснул серебряный ствол нацеленного пистолета. Замешкавшись, выстрел задержался на дольки секунд, одарив шансом на спасение, прищурившегося посланника смерти. Блеск жемчужного диска, отражался об блестящее железо пистолетов, и на мгновенье, после одного выстрела исчез, как и исчез весь до сели существующий мир, для одного из бездыханных мужчин. Тело, как театральная куколка, лишённая тугих верёвок, взвалилось на грудь ещё живому и живой, приобнятый холодным, чуждым телом, отправился на встречу могильному дну. Бездушное тело, теперь обладало всеми признаками усопшего и чрезмерная тяжесть человеческой туши, всё сильнее прижимала посланника к своей жертве.

Оказавшись меж двух озябших тел, без шанса выползти из узкой ямы, намеревавшаяся стать к утру могилой для пока ещё живого духа, зазвучали мысли. С каждой десятой минутой, с каждой новой попыткой выбраться из объятия трупа, внутренний голос продолжал бродить всё сильнее, вскоре перерастая в беспомощный, хриплый, почти не различимый, глухой мужской крик, человека, обречённого на гибель, нога которого была пластично искривлена и зажата меж двух губ стиснутых тисков.

Неизвестно сколько прошло времени, час ли, пять часов, десять или может всего пять минут, отчаянье почти свело с ума некогда уверенного, бесстрашного посла самой смерти, которая так ужасно предала своего человеческого слугу, толкнув его в выкопанную им же могилу. Во внутреннем кармане, мелькнула красная пачка, оставшихся сигарет. Расширив тонкую полосу кармана, внутри, было почти пусто. Среди пары сигарет, косилась зажигалка. Закурив и прийдя в себя, скорый труп заметил мокрым взглядом, что выхватил из темноты курточки, иногда озарявшийся угольком лавовой сигареты, кусочек фотокарточки, торчащий всё из того же кармана.

Зафиксировав подобие лампы по среди зубов, прошлый слуга смерти, будущий усопший начал разглядывать белокурого ангела, изводя на его освещение не одну сигарету. В силуэте ангела, нашлось спокойствие, терпение, райский взгляд и божественная, едва заметная женская улыбка, приводящая взгляд смотревшего в неописуемое, не растопляемое исступление, которое возможно испытывать только к божественному. В ту минуту, час умирающий стал поклоняться только одному единственно существующему божеству, лик которого был чист и бледен, как непорочный снег Антарктиды. Силуэт ангела, уже начал шевелить своими устами, произносить с минутой слова, а водитель заводил свою исповедь. Он обращался к единственно живому слышащему существу, — Прошу спаси, только ты можешь вызволить меня из этой глупой ловушки…- на что светлый стан прекрасного существа медленно качал головой и что-то сокровенно отвечал, пытаясь приуменьшить жгучею боль и жажду, магическим отголоском эдема и морским взглядом девы.

— Я хочу воды! Воды! Во-ды! — взвывал страшный, иссыхающий голос. — Жаль, что я не встречу тебя на том наверху. Ох, как жаль, что не встретил раньше.

А после, были новые крики, новые просьбы мольбы. Вместе с тем, наступало утро, луна начинала меркнуть перед лучами надвигающейся, важной, жаркой звезды. Жёлтый свет затопил всю лесную муть, все ещё белые поляны и равнины, солнце озарило опушку, с вырытой по середине двухметровой ямой и одним мешком, лежащим неподалёку. Водитель был ещё жив, когда солнце заполонила своей лучезарностью всю округу. Его взгляд был обращён в чистое, голубое небо. Заключив в кулак, словно в клетку, образ белокурого, кудрявого ангела, его мысли вырвались далеко за вершины могилы, чёрные, жирные волосы возникали по среди неба и взгляда, как черный, ночной лес, ветви которого приходилось постоянно подгибать. — Если бы не нога — взмолился один из упавших — если бы не она — и он о чём-то задумался, погрузив почти безжизненный, ледяной взгляд в лазурное полотно без облачного неба.

-Какова была жизнь этих людей? Тяжка ли, радостна ли и беззаботна, был ли ангел, запечатлённый на фотокарточке, привязан узами брака к моему тесному соседу сверху? — был полдень, когда мёртвые, пришли к могиле живого. Среди десятков силуэтов теней, в их рядах затесались и новоиспечённые духи, которые на ряду со всеми братьями, склонились у края обрыва, желая заглянуть безмолвно, в глаза живого трупа. -Прочь! — заревел живой голос, без успешно пытаясь прогнать надоедливых наблюдателей своей гибели. На вопли, крики, на рычанье загнанного и пойманного зверя в ловушку, на его попытки выбраться из объятий мертвеца, схожие с заранее абсурдными попытками счастливого Сизифа, толкающего, вечно скатывающийся камень, духи молча заглядывали в глаза своего курьера и также молча и бесшумно растворялись во свете жёлтого солнца.

Когда приём был окончен, тусклый отголосок. некогда баритонного голоса, прополз по влажным стенам чернозёмной ямы, теперь прося прощения за все грехи, за неверие в благодать — отпусти же ты, ангел, мою душу — чуть тише прошептав — скорей. В ответ на просьбу, толи по воле случая, толи по воле ангела и божества, солнце затопило половину сырой могилы, одарив непринужденным спокойствием утомившуюся и заждавшуюся душу.

Глубоко вдохнув, телом был издан последний из вздохов, с протяженным заключением всей тридцатитрёхлетней жизни, — Погода по-прежнему солн…