Петрович

«Берешь литр — 0.5 в подарок» — Гласила надпись на желтом ценнике.

— Заманчиво… — Подумал Петрович, потирая свои густые усы.

— Ну, а че? ЗП на карту капнула, можно и обнулиться. — Сказал он сам себе. Взял полтора литра беленькой и положил в корзинку, затем отправился на кассу.

На кассе в это время стоял его сосед Серега — мужик крепкий, не пьющий от слова совсем.

— Петрович, здарова! — Поприветствовал его сосед.

— Здарова, Серега! — Петрович протянул руку соседу.

— Петрович, я смотрю у тебя сегодня праздник? — Серега указал взглядом на бутылки, лежащие в корзинке Петровича.

— Ах, это! Так, горло смочить. — Ответил он. — На работе начальник — падла, совсем все соки из нас работяг решил выжать, чтобы производственный план выполнить. Вот, я чтобы ему морду не разворотить, пробухаю на выходных и к понедельнику снова буду готов взять на свои плечи тяжелое бремя путейца.

Серега ухмыльнулся, рассчитался с кассиром и перед тем как уйти спросил:

— Петрович! Я завтра в сосновый бор поеду на лыжах кататься, айда со мной? Свежий воздух, активный отдых! Всю дурь, как рукой снимет и для здоровья польза.

— Да ну их! — Ответил ему Петрович. — Куда мне с моей спиной на лыжах кататься. — И показательно схватил себя за поясницу.

— Ну как знаешь! — Серега махнул рукой и вышел из магазина.

— По карте или наличными? — Спросила молодая девушка кассир.

— По карте. — Ответил ей Петрович и погладил свои усы.

Рассчитавшись, он отправился в сторону дома, звеня бутылками в пакете.

Жил Петрович один. В квартире, что осталась ему от усопшей матери, семьи не имел. Обстановка в ней была удручающая. Пыльная мебель, не мытый пол, въевшаяся всюду грязь. Петрович разделся и направился в комнату, где достал из пакета хлеб, палку чайной колбасы, банку соленых огурцов, все положил на стол. Затем отправился в кухню, где среди кучи не мытой посуды, выбрал более-менее чистую кастрюльку, сполоснул ее водой и поставил на плитку. Бутылки беленькой уложил в морозилку, туда же засунул пельмени, на время пока будет закипать вода. Решив, что ждать на сухую пока пельмени приготовятся, не имеет смысла, Петрович отправился в комнату, где достал из банки один огурчик и отрезал корочку серого хлеба, затем вернулся назад.

Перебирая и бренча грязной посудой в раковине, он достал оттуда граненый стакан и наполнил его на четверть.

— Ну… Ваше здоровье! — Сказал он своему отраженью в оконном стекле и замахнул первые пятьдесят. — После первой не закусываю! — И он налил себе еще раз, после чего выпил, закусил хлебом с огурчиком, а бутылку положил обратно в морозилку.

— Ох, хороша же чертовка! Как хороша! — Приятное тепло растеклось по его груди. Он закурил и подошел к окну.

За окном большими хлопьями кружась, падал белый снег. Внизу раздавались детские голоса, это местные ребятишки катались с бомбоубежища, используя его покатые склоны, как горку. Петрович смотрел, как резвятся дети, и минута ностальгии настигла его. Он вспомнил как сам, так же как они катался со своими друзьями в детстве.

— Сашки, уже нет… — Со вздохом сказал Петрович. — Артурчик, тоже уже два года, как прибрался… Люба… Эх, Люба, Любовь, какая была красавица, всего восемнадцать лет прожила… — Эту юную девушку, из ревности до смерти забил, какой-то приезжий ухажер.

— Дааа уж, летит время. А я все живой несмотря ни на что. Хотя лучше бы давно сдох. Ну что, третью? За моих дорогих покойничков? — Спросил он сам себя, достал бутылку и налил снова.

Вода в кастрюле закипела.

— Ну вот, сейчас по-человечески посижу. — Произнес он. Достал из морозилки пельмени и высыпал их в кастрюлю.

Закончив варку, он выложил пельмени в небольшую сковородку, она была единственной чистой посудой на данный момент в доме, взял бутылку подмышку, в другую руку стакан и направился в комнату. Там он нарезал колбасу, хлебушек, включил радио на старом приемнике. По радио шел какой-то спектакль. Петрович просидел так несколько часов, то разговаривая с ведущими радиостанции, то подпевая знакомые песни, то вспоминая тех, кого любил и кем был любим. А после того как изрядно напился, заплакал, прилег на кровать и мгновенно отключился.

Проснулся он рано, на улице еще было темно. Голова гудела, как паровоз. Тело потряхивало, и очень сильно хотелось ссать и пить. Петрович потихоньку встал, осмотрелся вокруг. На столе стояла пустая бутылка водки, недоеденные пельмени, заветревшаяся и потемневшая колбаса. Трещал радиоприемник. Петрович взял со стола пустую бутылку и отлил в нее, после того как облегчился, лег обратно в постель.

Разные мысли метались по его голове, про начальника, про соседа Серегу. Иринку, которую еще будучи молодым парнем, разменял на блядей и кабаки. Отрывки песен, что подпевал вчера. Все это сплеталось в один большой клубок похмельного бреда. Полежав так какое-то время, он понял, что головная боль, чувство стыда и тревоги не дают ему уснуть.

— Надо попить и похмелиться. — Проворчал он.

Собравшись будто из последних сил, он все-таки смог подняться с постели и направился в кухню. Идя по коридору и проходя мимо зеркала, он остановился и поглядел на себя. Лицо было опухшее, глаза красные и сузившиеся.

— Боже, — произнес он, — в кого я превратился? Ведь был молодой, красивый парень. Высшее образование, хорошая специальность, сулила мне успешную карьеру. Деньги, рестораны, бани, девочки, все было. Молодость казалось, никогда не кончится. А теперь — старый, одинокий, усатый пердун. Ни жены, ни детей, ни карьеры, ни денег. Кругом бардак, грязь и мусор! Ведь говорил мне Артурчик, царствие ему небесное, еще двадцать лет назад:

— Женись на Иринке, хватит дурака валять.

— А я все твердил — успею еще спиногрызами обзавестись! Добиться в жизни надо всего! И повез ее аборт делать.

— Ну что? Добился?! Добился?! — Закричал Петрович и со злостью харкнул в свое отражение. — Мразь!

Потихоньку доковыляв, пошатываясь до кухни, он открыл кран с холодной водой и присосался к нему как пиявка.

— Ооох! — Простонал он, после чего отрыгнул и утер усы. — Так, то лучше…

Затем открыл морозилку, достал покрытую инеем акционную бутылку и прям с горла, начал вновь заполнять свою пустоту. Бульк—бульк—бульк…