Первая получка.

               Золотой луч утреннего солнца еле заметно подкрадывался к краю задёрнутой на половину окна шторы. Яркое пятнышко уже через минуту вынырнуло на свободу из-за её полупрозрачной ткани и осветило часть подушки на кровати, стоящей у стены напротив окна. Ещё через некоторое время нахальный луч добрался до кудрявой головы, лежащей на этой подушке. Голова сделала недовольную гримасу, пошевелила из стороны в сторону своим носом и затем появившимся откуда-то кулаком потёрла освещённые солнцем закрытые глаза.

          Олежка, юноша восемнадцати лет, чуть сдвинул голову в сторону, чтобы убрать лицо от яркого света, проникающего в самый мозг. Глаза чуть приоткрылись и тут же многотонные веки опустились вниз. Мучительно хотелось пить, а голова гудела так, что Царь-колокол казался бы рождественским колокольчиком. Постепенно начало проясняться сознание. Олежка вытащил худые ноги из-под одеяла, сел на кровати и пошарил ногой по полу в поисках тапочек. Странно, но их не оказалось на привычном месте. Он неуклюже встал с кровати. Ноги отказывались держать вибрирующее тело. Олежку потащило в сторону, но он чудом удержался и рванул к столу, на котором стоял графин с водой. Иссохшийся за ночь организм впитал треть графина прямо из горлышка и принял бы ещё столько же, но вода закончилась, а жажда ещё оставалась. Олежка вернулся под тёплое одеяло и уставился в потолок. Память кусками возвращала его во вчерашний день. Сначала вернулись большие куски, когда в слесарном цеху, куда он недавно устроился рабочим после неудачных экзаменов в институт, бригадир Иван Григорьевич объявил о том, что сегодня после обеда будет получка и нужно организованно подойти к кассе в заводоуправление. В цеху запахло праздником. Коллектив цеха начал на манер железных стружек под воздействием магнита собираться в небольшие стайки и что-то оживлённо обсуждать. Олежка одиноко стоял у своего верстака и ни к кому не магнитился. За месяц работы он ещё не успел завести ни друзей, ни товарищей, а в одиночку переживал неудачное своё поступление. Потом возник приличный по размеру кусок памяти из очереди в кассу. Чумазые работники слесарного цеха ничем не отличались от других, и также грудились возле небольшой амбразуры заводской кассы, как будто это ускорит дело. Олежка стоял в очереди образцово: не толкался, не кричал и не напирал на передних. Он первый раз в жизни подходил к долгожданному для многих окошку, и его врождённая деликатность была немного потрясена происходившим вокруг.

— Фамилия? – уставшим голосом уже сотый наверное раз за сегодня спросила полная кассирша Лиза.

-Чья? Моя? – переспросил растерявшийся Олежка. – Кузьмин.

Лиза повозила указательным пальцем по потёртой ведомости и упёрлась им в нужную строку.

— Распишись здесь. Новенький что ли? – сказала она, с любопытством рассматривая серьёзное лицо Олежки. Потом отсчитала нужную сумму и сунула деньги в окошко.

— Спасибо. – произнёс Олежка и выбрался из наседавшей очереди.

До конца смены оставалось ещё два часа, а работать уже никто в полную силу не хотел. Получка – святое дело для работяги. Это как 1 мая, только каждый месяц.

         В шестнадцать тридцать к Олегу подошёл токарь Игорь и как-бы невзначай обронил:

— Олег, ты не забыл, что сегодня твоя простава? Первая получка в новом коллективе даётся человеку для чего? Правильно, нужно сблизиться с этим коллективом. Так что встречаемся за проходной через час.

Олежка согласно кивнул головой и принялся убирать рабочее место. Ничего не поделаешь, традиция есть традиция.

          Участвовать в церемонии принятия в коллектив нового члена вызвались пять человек. Остальные, как водится, смотались по домам по причинам семейного свойства. Напряжённо работающая память вывернула из своих закромов новый пласт воспоминаний. В густо накуренном помещении кафе на соседней с заводом улице царила подобающая случаю атмосфера. Работники этого незатейливого заведения общепита знали дни получки и аванса на заводе и готовились к усиленному несению своей службы. Завозились дополнительно продукты и напитки и даже вызывали пару официантов с других смен.

          За сдвинутыми вместе столиками расположилась компания Олежки. 

— Ну что, друзья! У всех налито? – начал вечеринку инициативный Игорь.

– Первый тост за нашего нового товарища – Олега Кузьмина. Все мы когда-то входили в этот коллектив, а теперь мы не только коллеги, но и друзья. Я желаю Олегу скорее почувствовать себя нашим товарищем, а мы всегда придём на помощь, если нужно. Олежка не ожидал услышать от шустрого Игоря такие добрые слова, и его напряженное состояние потихоньку сменилось на весёлое. 

          Дальше были ещё тосты — не хуже первого. Выпили за дружбу, за начальника цеха и как акыны – за всё, что попадалось на глаза…

          Пошли кусочки памяти совсем коротенькие: какие-то серьёзные разговоры о свойствах арматуры периодического профиля, о правильном ремонте карбюратора скутера, о способах знакомства с девушкой. Проскочил кусочек со скамейкой в скверике возле кафе; как сидели на её холодных деревяшках и как потом завертелись, забегали фонари вдоль аллеи. Последний кадр был – номер его квартиры в белом кружочке на чёрном фоне. Всё.

        Конечно, Олежка, чтобы не прослыть «ботаном», попробовал уже выпивать с дворовыми пацанами, но пили они в основном пиво и маленькими порциями. Дома спиртного не держали, родители лишь на дни рождения и на большие праздники покупали вино. Разговоров о вреде пьянства тоже никогда не велось. Просто это было моветоном по умолчанию.

        Мерзкое состояние не проходило. На работу он решил сегодня не идти. Олежка снова вылез из тёплого кокона одеяла и, осторожно выглянув из комнать в коридор, замер, прислушываясь. Похоже, дома никого не было: родители ушли на работу. Часы в прихожей показывали девять часов утра. Он прошёлся по квартире, чувствуя, что после вчерашнего он здесь лишний. Казалось, все предметы в доме его осуждают. Олежка медленно, чтобы не растрясти больную голову, оделся и вышел на улицу. Конец лета в городе выдался на удивление комфортным. Солнце светило вовсю, но уже не пекло жаром, а лишь согревало.

       Вокруг быстрым шагом проходили по своим делам граждане. Они хорошо знали куда и зачем спешат. Один Олежка брёл по краю тротуара ближе к домам, чтобы не путаться у них под ногами. Ему было всё равно куда идти. Не было ни маршрута, ни цели. Незаметно он оказался на вокзале. Олежка любил смотреть на деловую суету, царящую здесь. Нравилось подняться по мелаллической в дырочку лестнице на переход над путями, стать на середине и наблюдать за движением поездов и маневровых тепловозов. Видимо и сейчас инстинктивно ноги привели его на перрон. Всюду бегали серьёзные пассажиры с чемоданами и сумками. Они тоже знали, чего хотят и куда стремятся.

       Олежка брёл вдоль перрона, погружённый в свои размышления. Его мучал стыд за вчерашнюю попойку, за те переживания, выпавшие на долю его близких по его же милости. Как после этого смотреть в глаза отцу? Что сказать маме?

        На секунду его мысли прервал вокзальный громкоговоритель, объявивший о прохождении по первому пути грузового поезда. Олежка остановился у края платформы и посмотрел в сторону приближающегося состава. Электровоз сверкнул своими стеклами, сделал предупреждающий противный гудок и застучал отчётливее на стыках колёсами. До поезда оставалось не более тридцати метров. Уже можно было разглядеть за стеклом кабины лицо усатого машиниста в форменной фуражке. Олежка вздохнул полной грудью, пытаясь втянуть весь воздух планеты Земля, и шагнул на рельсы навстречу поезду.

       

Еще почитать:

Моя очаровательная Муся.

«Темперамент обязывает»

Черный Сомелье

Can't accept the situation — My father Is Captain Hook.