Утром я подъехал к ЖД вокзалу, чтобы встретить друга детства Серёгу. Парковка уже была полная. На крыльце привокзальной «столовки» кричали вахтовики, они спорили и толкались. Их серые лица выражали усталость от бесконечной дороги и дешёвой водки. Таксисты, как всегда, охотились возле выхода из здания. Вокзал жил в привычном неспешном ритме, словно один большой организм.
Я почувствовал запах угля и мазута. Вспомнил первую командировку за полярный круг: вагон-ресторан, дома на сваях, карликовые берёзки. Толпа хлынула в город через «надземник», а я попытался преодолеть напор и пробиться наверх. Наконец, поток разделился и обогнул меня с двух сторон. Через несколько секунд вершина была покорена.
Я остановился и посмотрел вниз с высоты перехода, а там: поезда, электрички, люди на перроне. Удары молоточков по буксам колёсных пар заиграли в голове, словно музыка.
Наверху, возле ограждения стоял старик. Я бы и не обратил внимания, прошёл мимо, но его образ поселил в сердце тревогу. На нём была старая куртка и вязаная шапка. Голова будто лежала на плече. Он смотрел сквозь толпу пустыми глазами.
Мурашки побежали по коже, когда я увидел этот взгляд. На ладони лежал мочеприемник, а жёлтая трубочка уходила под свитер. Старик тряс рукой, а моча плескалась и пузырилась внутри пакета.
«Точно не алкаш, — подумал я. — Интересно, что произошло в его жизни? Что заставило его сломаться, раздавить самолюбие?
Я уже было замедлил шаг, дёрнулся, рука потянулась в карман, но затем быстро двинулся вперёд и прошёл мимо. Чувство брезгливости накрыло меня, и оно оказалось сильнее сострадания.
— Эй, дружище! — с улыбкой на лице закричал Серёга. — Дай-ка я тебя обниму.
Он двигался в мою сторону с двумя дорожными сумками в руках. Дыхание перехватывало, и я разволновался, как в детстве. Даже забыл слова, которые приготовил для встречи. Мы ударили по рукам и обнялись. Я помог донести сумку до машины, и мы отправились в путь. Я ехал по эстакаде, смотрел на дорожную разметку и ругал себя за бессердечность.
— Серый, — обратился я к другу, — Неужели можно закончить, как этот старик на переходе? А как же жена, дети, родственники? Он стал никому не нужен?
— Шикарный бульвар! — произнёс он, рассматривая город сквозь стекло. — Вроде бы родные места, но каждый раз всё, как впервые.
— Серёг, ну ты чё, а? — я толкнул его в плечо.
— Успокойся, параноик! Таких, как он — тысячи. Да, всё у тебя будет нормально, не бери в голову.
Я задумался и представил себя на переходе: дряхлого, всеми забытого, с мочеприемником в руках и отрешённым взглядом. Мне стало себя жалко, как мальчику, которого пожурила мама за сломанную игрушку. В глазах старика я увидел абсурд существования, жестокую действительность.
Мой фундамент дал ещё одну трещину, и ценности, привитые мне с детства, начали вываливаться из стен, словно кирпичики. За сорок лет много несправедливости пролетело мимо меня, но этот образ оказался особенным.
— Эй! Ну, ты чё грузишься? — произнёс Серёга. — Нельзя быть таким тонкокожим.
— Да, всё нормально, просто задумался.
Мои домочадцы с теплотой встретили Серёгу. Весь вечер мы провели за накрытым столом. Пересказывали заезженные истории юности, пили водку и смеялись, как раньше. Но всё это время меня не отпускал образ старика, и я мысленно задавал себе один и тот же вопрос: «Почему жизнь так несправедлива к людям?»