Алое пятно от хладнокровного взмаха кистью нелепо размазалось в самом сердце солнечного пейзажа, изображенного на огромном холсте. Картина напоминала скорее портал в потусторонний мир, чем просто обычное изображение. И это пятно будто служило напоминанием, что каждой сказочке приходит конец, что радужные и “живые” финалы бывают лишь в пластиковых ящиках, где крутят игры выдуманных кукол.
Арина знала об этом лучше других. Отец девушки работал главным бухгалтером на одной известной киностудии, на деле напоминающей пародию на знаменитую “Фабрику звезд”. Но Арина на удивление долго там продержалась, пока после окончания школы, по исполнении 18 лет, не осознала, что теперь её либо ждет звездная карьера порноактрисы, либо звездный закат за кулисы. Почти как в фигурном катании, только на сцене.
Новый мазок окрашенного в кровь наконечника прошелся по безмятежно плывущим в бесконечность облакам, перекрыв разом кропотливо наложенные друг на друга слои краски. Девушка безразлично взглянула в пустоту ночного неба, вечный мрак которого лениво проникал в освещенную одинокой лампочкой комнату через огромные грязные окна, сквозь которые, казалось, высматривали своих возлюбленных хитрые герцоги и лорды.
Питер. Дождь. Ночь. С верхних этажей орал русский рэп, с нижних — совершали священный обряд два влюбленных глупца. И никто не ведал, что между всей этой ширмой суеты, песен, фальшивой радости и смеха, гибнул Бог. Погибал, тонул, тухнул, задыхался, терял свет в глазах, глотал кислоту вместо воздуха. Но покорно гибнул. С многоликой маской отрешенности и пофигизма, он вновь проживал день, погружался во мрак задумчивых лабиринтов, и покорно, подобно каторжнику, обреченному на утреннюю казнь, плёлся за последней скудной похлебкой сочувствующих слов и жалостливых взглядов.
Когда-то она была Богом. Он называл её “императрицей в спортивках”, любил, когда она носила утренний кофе в постель, а вместе с ним отдавалась и сама. Он верил в неё, в её картины и грядущую славу. Порой Рине казалось, что она придумала себе Диму. Что не было этих бесконечных дискуссий о жизни и смерти, о питерском небе, о незримых путях, что соединяют миллионы людей невидимой паутиной, заранее предугадывая роковые встречи и разбитые сердца.
Арина поднялась, потянулась на затекших пятках, прошлась до окна, распахнула его нараспашку и подставила влажному бризу окровавленные собственноручно щеки и руки. Когда-то она была красивой, очень красивой, как говорили некоторые за спиной. Тонкие, изящные руки, лебединая шея, змеиная походка и лицо диковинной иностранки, что заставляет замирать прохожих и подолгу всматриваться вглубь, не в силах и за несколько тысяч раз постичь его тайну.
Он бросил её прошлой зимой. Ушел без объяснений, резко. Ушел туда, откуда не возвращаются. Дима повесился. В их общей квартире, на огромной шикарной люстре, которую пара приобрела за баснословную сумму на одном самодельном аукционе на вечеринке. Теперь на месте этой люстры торчал обрывок шнура и мигала желтая лампочка.
Горячая кровь расплавленными рубинами стекала по изящной когда-то шее, теперь больше напоминающей нелепо торчащий сук, всё ниже-ниже, по пологим плечам с родинкой у ключицы, по перепачканной краской чёрной футболке, которая когда-то давно принадлежала Диме, но, как это часто бывает в отношениях, очень скоро перекочевала в женскую половину гардероба.
Не отпуская кисть, Рина замахнулась ею в кромешную ночь, как ниндзя замахивается кинжалом, свершая бесшумный акт правосудия. Капли крови фонтаном растворились в темноте, оставив Рину в одиночестве.
Девушка тенью соскользнула на подоконник и на мгновение замерла, окутанная внезапными сомнениями. Ее тоненький силуэт застыл на восьмом этаже, обреченный потеряться в сумраке многоликого города.
Шаг. Пятка коснулась мокрой перекладины карниза. По пяткам пробежал леденящий холодок.
Шаг. Руки инстинктивно вцепились в выступающие просеки между темными кирпичами. Сердце бешено забилось, душа ушла в пятки.
Он приходил к ней с того самого дня. Во снах. Ругал, что она задержалась на работе и не поспела вовремя. Что слишком много времени посвящала своему хобби, не видя, как ее верный друг и спутник гибнет. Как медленно опускает руки, как перестаёт бриться. А после берёт бритву для совсем иных целей.
Как она могла этого не заметить?! Его внезапные уходы из дома, агрессивные споры. Споры! И Дима, который в жизни на кассе сдачу не просил. И, все же, она не заметила. Не сложила два плюс два, а, сложив, получила свидетельство о смерти. Истина не лежит на поверхности, часто ее суть является противоположностью оболочки.
Зажмурившись, Рина на ощупь доползла до угла дома, откуда открывался живописный вид на шестиполосый перекрёсток, живущий скорее ночной, а не дневной жизнью. Только вот через мутный занавес дождя разглядеть Арину ни у кого не было возможности. В лучшем случае — решат, что померещилось.
Арина отсутствующим взглядом огляделась. Это действие было машинальным, естественным, скорее, чтобы просто соблюсти некую формальность. Интересно, Дима тоже в конце пути не верил в сказочное избавление от мирских мук, кроме как с помощью вечного сна? Но все равно сидел необходимые десять (или пятьдесят?) минут, чтобы в итоге уйти со спокойной душой? Или это Арина какая-то прокаженная, что не питает никаких надежд на чудо?
Девушке захотелось кричать. Слёзы уже давно перемешались с дождем, поэтому Арине казалось, что она слишком адекватна и хладнокровна, словно серийный убийца на задании, для происходящего. Она взглянула вниз.
Бешеный поток машин напоминал семь кругов ада преисподней, до того безобразно и чудовищно исказились через дождевую призму силуэты автомобилей. Одно из чудовищ раздраженно засигналило, его подхватили остальные. Точно свора диких собак.
И вдруг на противоположной стене, с дома, расположенного по ту сторону дорожной пропасти, сорвалось что-то темное и призрачное.
Внимание Арины резко переключилось на летящий объект. Сквозь вихрь дождя почти ничего не было видно, но Арине почему-то почудилось, что с другой стороны дороги летит она. Что она, возможно, уже мертва, и ее душа наблюдает за тем, как тело превращается из подобия Евы в размазанный помидор.
Мгновение. Тело неслышно ударилось об асфальт. В ярком свете неоновых вывесок Рина четко разобрала длинные волосы и легкую синюю ночнушку. И, пожалуй, больше ничего. Руки, ноги, живот, грудь, лицо, — все смешалось между собой и представляло собой бесформенное пюре, каким кормят годовалого ребёнка.
По телу Арины пробежали мурашки, а к горлу подступил рвотный ком. А ведь… Ведь на месте этой девушки могла оказаться она. В голову пришла абсурдная мысль: «Вот почему Дима выбрал более гуманный способ сжечь все мосты…». И тут же Рина себя одернула. Она вдруг поняла, что никогда в жизни не сможет повторить этого рокового подвига, не сможет отказаться от красок, от кисти, от запаха дождя и бешеной эйфории, когда ты внезапно осознаёшь, зачем создан. Зачем живешь, зачем просыпаешься каждое утро и спешишь куда-то.
Всё просто: жизнь — не страдание и не наслаждение, а дело, которое ты обязан делать и честно довести до конца.
