Пепел, зола и ещё помехи

Скрежетание гнилых ногтей по металлу уже третьи сутки не даёт сомкнуть глаз. По ту сторону проржавевшей насквозь двери всё чаще слышны завывания холодных ветров вперемешку с чавканием и гоготом диких животных. Через прощелины в полу прорывается булькание сточных вод. Весь этот смрад гниющей плоти с вкраплениями нечистот поднимается вверх, оседая на стенах и потолке моего последнего убежища. Спёртый воздух и высокая влага выступают на металле чёрной плесенью, обрамляя своими ядовитыми узорами все злачные углы помещения и единственную дверь, что отделяет меня от мучительного посмертия. Хлипкие петли скрипят и со дня на день готовы вылететь из своей резьбы.

С нетерпением жду того момента, когда смогу поставить последнюю точку в своей жизни. Единственный патрон, висевший у меня на шее вместо крестика, уже заряжен и ждёт своего счастливого мгновения. Как единственного смысла в своём существовании — лишать его других.

Это первая и последняя запись. Старый, советский диктофон доживает вместе со мной… Лишь мой собственный голос будет единственным наследием мёртвого мира, мы сами обрекли его на эту участь, выпустив вирус. Сквозь помехи и скрежет металла моё слово останется лежать на трухлявом столе, как обломок ненаступившего будущего.

Тех, кто остался по ту сторону двери, слово больше не коснётся. Их неупокоенные тела — сосуд для бедствия. Пусть их жрёт палящее солнце.

Солнце…

Всё началось ещё давно. Солнце ещё не ступило на землю, и в кромешной тьме ползли невнятные силуэты. Минуя очертания океана, волна за волной, бушующим скопом проносясь, оставляя за собой палящие костры, а вскоре и пепел. Они тянулись от края до края, всё больше смешиваясь с подобными себе. И уже к восходу их голодный рык было слышно повсюду. Он стоял неуверенным монолитом, трясся под собственной мощью, заставляя озираться на каждое дуновение ветра и хруст последнего листа в саду.

Ведь только порох сможет их оглушить, пусть и ненадолго.