Глава 11
Кокс, Амфетамин и Гашиш собрались грабить банк. Кокс говорит: давайте сделаем всё красиво, возьмём пушки, положим всех на пол, будем на крутой тачке удирать от копов. Амфетамин говорит: нет, давайте сделаем всё быстро; вошли и вышли. Гашиш говорит: похуй как, но лучше завтра.
Переиначивая песню Цоя: если есть в кармане камень… лучше принести его домой, и тогда всё точно будет не так уж плохо.
Гашиш кончается – гашиша становится больше. Я стал забывать вкус и запах травы, но всерьёз пристрастился к этому липкому дерьму.
Гашиш был дешевле, тянулся дольше и доставлял примерно такие же ощущения оторванности от реальности. Может, больше вялости, но в какой-то момент — это даже стало нравиться.
Конечно, при курении марихуаны на постоянной основе – ты ещё мог производить какие-то полезные действия. Гашиш, как я и говорил, представлял собой густой туман, обволакивающий твой разум.
Леди Гаш нравилась мне всё больше с каждым днём. С каждой новой плюхой. Нам было хорошо вместе, и я не собирался заканчивать эти отношения.
По выходным я просыпался после обеда, курил и приходил в себя в три часа ночи, когда собирался покурить перед сном и глянуть очередную документалку про становление коммунизма в Китае.
Гашиш делал каждый кусочек информации невероятно интересным. Я мог смотреть сериал про гангстеров или видео про чудеса генной инженерии – я мог ни хера не понимать, но понимал, что так и задумано.
Я потреблял тонну информации, которая казалась мне неебически интересной, но затем забывал почти девяноста процентов, ну… может, восемьдесят, опять же, сосчитать подобное для меня не представлялось возможным.
Порой я мог забывать, как зовут кого-то с работы и трудовое время превратилось в посредственное ожидание вечерней накурки, однако мысли о том, что леди Гаш делает меня хуже, посещали меня всё реже. В конце концов, теперь я окончательно ассоциировал с ней своё ссаное существование.
Думал ли я, что делать дальше и как заработать свой миллион? Ну… я планировал обдумать это завтра.
Гашиша с первой закладки хватило на две недели. Третьего камня мне хватило лишь на неделю. Я понимал, что курю слишком много. На работе я не был накурен, но курил утром по пробуждении.
Я и не заметил, как это стало обязательным ритуалом. Первое, что я делал каждое утро – курил гашиш. Меня отпускало на подъезде к работе, за пару станций до нужной.
Первое время было стрёмно заходить в метро, но затем мне открылись две истины: первая – людей так много, что всем на меня насрать; вторая – даже, если я покажусь кому-то подозрительным, смогу списать это на утреннюю сонливость.
Главное – не проворонить вход в вагон и вовремя занять место; стоять в таком состоянии было равносильно воткнутому в твой зад пальцу.
Гашиш кончается – гашиша становится больше. Моей мокрой мечтой стало взять большой вес; при таком раскладе грамм гашиша стоил дешевле в полтора или два раза.
Но Сэм отказывался ходить за большими кладами. Он говорил, что это особо крупные размеры и, если нас примут – нам точно пиздец.
Уже не оставалось сомнений в его компетенции по этому вопросу, и теперь я заёбывал его нашими походами уже каждую неделю. Но Сэм был бы не против ходить и каждый день.
Для него это было легко. И, казалось, во время подобных походов он испытывал какой-то азарт. Азарт, который постепенно просыпался и во мне. Это какое-то ощущение, присущее всем нам в детстве.
Квест. Да, не зря так называют поиск закладки. Квест – поиски, твоя миссия. Что-то, подстёгивающее нервы. Что-то из компьютерных игр, а ещё раньше – из новогодних утренников, когда ты искал свой подарок под ёлкой.
Ты был пиратом. И искал свой клад.
В жизни бы не подумал, что сам процесс будет доставлять мне хоть сколько-нибудь кайфа.
Конечно, мы понимали, что каждый раз подвергаем себя опасности. Но после шестого раза даже мне стало как-то насрать.
Заказ делал Сэм, каждый раз. Полагаю, это было связано с тем, что мой прокуренный мозг всё с большей силой сопротивлялся новой информации.
Мне не хотелось учиться. Не хотелось что-то менять или осваивать новые навыки. И к тому же я боялся сделать что-то не так, скинуть деньги не на тот кошелёк или передать своё местоположение спецслужбам.
Но я всё больше доверял Сэму. Теперь я даже мог называть его другом. Мысленно. Не то, чтобы нам всегда было, о чём поговорить, но по накурке тема для беседы всегда находилась.
Я сбился со счёта наших походов. Мы просто ходили. Ходили туда, сюда, в этом районе, в соседнем, пару раз забирали дерьмо в центре. Почти всегда мы вызывали такси на обратном пути, это было моей инициативой.
В конце концов, приходилось заботиться о себе самостоятельно, потому как, если бог и существовал – вряд ли он испытывал симпатию к таким жалким существам, как мы двое.
Теперь я стал принимать непосредственное участие в поиске клада. Как я и сказал – сам поиск стал пробуждать в моей груди какой-то детский огонёк. Закладки мы брали в самых невероятных местах.
Камень был сунут в обёртку от чайного пакетика EarlGrey и прикопан за мусорными баками.
Камень был примагничен к тротуарным заграждениям и к батарее в подъезде.
Камень послушно ждал своих мальчиков за трубой мусоропровода, а также снизу уличного подоконника одной из квартир первого этажа (забавно, если там жило такое же торчьё, как и мы).
Это были места, на которые я до этого никогда не обращал внимания. Таких мест ты видишь сотни в день.
Теперь, спускаясь вниз по лестнице, я проводил пальцами по внутренней стороне поручня. Батарея моего подъезда была облапана мною вдоль и поперёк. Выглянувшая из-под снега конфета чудилась мне кладом.
Кто-то назвал бы это помешательством. Возможно. Но я называл это влюблённостью. С леди Гаш у меня сложились самые искренние отношения из всех, что у меня когда-либо случались.
Она понимала меня. И всегда могла успокоить. Я никогда не выкидывал её из головы. И был влюбленным дураком, боже, прямо бабочки в животе.
Нет, я отказывался принимать мысль, что за три месяца практически беспрерывного курения гашиша у меня развилась нихуёвая зависимость.
Какая зависимость? Это же не морфий, блин. Просто травка. Просто гашиш. Мне просто нравилось курить.
Очень.
Нравилось.
Курить.
Глава 12
Моя скучная работа заставляет меня приходить на неё по режиму два через два и находиться на ней по одиннадцать часов или, порой, больше. Но не меньше.
Два через два – это регламент, который не предусматривает общепринятых выходных, как в случае с пятидневкой, а потому – ты не всегда можешь определить, какой сегодня день недели.
Лишь раз в месяц мои выходные выпадают на ВЫХОДНЫЕ. Я встаю в субботу и хуярю на работу. Я встаю в воскресенье и хуярю на работу.
Я сплю в понедельник утром, но это не доставляет мне ровным счётом никакого удовлетворения, потому как все ВЫХОДНЫЕ я, не зная, что делать со своей жизнью и как это изменить, просто вставал и шёл в самое ненавистное место на свете.
Вечерами, обкурившись гашла, я смотрю мотивирующие видео с приятным закадровым голосом, который пронзительно втирает мне о том, что нужно что-то менять, нужно выбрать дело по душе и стремиться к поставленной цели.
Я проникаюсь ими каждый раз, строю планы в своей голове, строю бумажную лестницу к успеху, которая превращается в клочья при первой же попытке забраться по ней.
А потому – продолжаю ходить на нелюбимую работу и делать всё то, что никогда не делал бы человек, действительно уважающий свою жизнь и имеющий нестандартный склад ума.
Не думаю, что у меня когда-нибудь выйдет заработать много денег. Все эти иллюзии стали стремительно рассыпаться за последние несколько месяцев. Я становлюсь уже не таким мечтательным, каким был в школе.
И понимаю, что, скорее всего мне не стать рок-звездой. Возможно, я не стану даже таким, как мой босс. Возможно, даже не смогу стать уважаемым членом общества.
И, возможно, вообще, не смогу состояться! Эти мысли убивали меня. Поэтому я курил гашиш.
Но, возможно, не кури я эту проклятую леди Гаш, всё в моей жизни начало бы налаживаться? Может, стоит попробовать? Ведь, когда-то мне придётся попрощаться с ней.
Ведь, я не хочу, НЕ ХОЧУ очнуться от комы в тридцать лет с кучей долгов за спиной и атрофией мышц из-за постоянного пребывания на кровати.
НУЖНО!
Нужно бросить курить гашиш и марихуану, навсегда (ОКей, на долгое время, ОКей, на некоторое время) забыть о них. Привести мозги в порядок. Всё начало вставать на свои места в тот момент, когда Аким познакомил меня с Сэмом. К тому моменту я был чист почти две недели.
Тогда мне было грустно. Казалось, у меня самая сильная депрессия, с какой я когда-либо сталкивался. Но вместе с тем я однозначно чувствовал себя лучше, чем обычно за последние полтора года.
Да, теперь я начинаю вспоминать, как прояснялся тогда мой разум. Я выходил из тумана. Но затем снова нырнул в него, как только у меня появилась такая возможность.
И вот, спустя почти три месяца я накуренный сижу в пустом вагоне метро, залипая на бомжа.
Толик, этот ёбаный Толик, к счастью не работал на выходных (да кто бы, блин, сомневался). День обещал быть неплохим. Я принимаю звонки от клиентов, которые недовольны нашим интернетом или (куда реже, намного реже, почти никогда) хотят подключить новые услуги компании и дать мне тем самым сраных сто проблей в качестве прибавки к зарплате.
Работая здесь уже восьмой месяц, я понял, что токсичность клиентов прямо пропорциональна их возрасту.
Если слышишь в трубке молодой голос – беседа пройдет, как по маслу. Алё-малё, меня зовут Чувак, регистрационный номер такой-то, адрес такой-то, проблемы с тем-то, такого-то характера, всё круто, буду ждать мастера, бай.
Люди постарше порой звонят с претензиями так, будто это я, конченый гондон, отключил им интернет или телевидение. «Что у вас там за компания и куда жаловаться? Слушай ты, я просто хочу пользоваться интернетом, а ты не можешь мне этого дать, так на кой я плачу вам деньги? Придурки, вы чем там занимаетесь? Какой регистрационный номер? Нет, блять, я не знаю серию и номер своего паспорта. Интернет не работает и после перезагрузки роутера. У меня нет с собой паспорта, с хрена бы он был мне нужен в таких случаях, НЕТ, я не могу принять мастера в этот день. Он может приехать в воскресенье? Тогда в пятницу в двенадцать. Нет, не в полдень, блин, а в двенадцать».
Я стараюсь быть спокойным, и в большинстве случаев у меня это получается. Система штрафов – довольно убедительная вещь для таких тупых нищих засранцев, как я.
Штрафами можно контролировать даже походы в туалет и перекуры, не говоря уж об эмоциях.
«Простите, я не могу пойти туда, куда вы сказали. Я обязательно направлю ваш запрос в головной офис, и с вами свяжется ведущий менеджер. Да, я услышал вас. Пожалуйста, не надо говорить ничего плохого про мою маму, она порядочная женщина».
Но знаете все эти молодые наркоманы и стареющие алкоголики не идут ни в какое сравнение с трезвыми старушками, за плечами которых многолетний бекграунд едких оскорблений и проклятий.
Иными словами, главные телефонные террористы нашего общества – это пенсионерки.
Я не верю в гадалок и колдуний по одной причине: если бы они существовали, в моём тощем теле уже давно отсохло бы всё, чем я могу продуктивно пользоваться.
С таким набором проклятий, что получаю от старых людей каждый день, я не успевал бы даже добираться до дома, начиная медленно умирать от рака чего-угодно ещё до обеда.
«Ненавижу вас, НЕНАВИЖУ! – прерываясь на слёзы кричит Анжела Петровна мне в трубку. – У меня уже два дня нет телевизера, его нет, НЕТ ТЕЛЕВИЗЕРА!»
«Простите, я… не совсем понимаю, что вы имеете в виду. У вас нет телевизора?»
«Он не показывает! Я звоню уже в третий раз. Вы не приезжаете! Не приезжаете, не приезжаете вы!!! Я всё пропустила! Сколько можно трепать нервы старому человеку, сколько можно, СКОЛЬКО МОЖНО, ИЗВЕРГИ, УРОДЫ-Ы-Ы-Ы!!!!!!»
Я отстраняю трубку от уха и морщусь.
Мне нельзя завершать разговор, а потому – я должен слушать такое дерьмо до тех пор, пока запал клиента не иссякнет полностью.
Надеюсь, что у старухи вот-вот случится приступ и я, наконец, пойду курить.
«Мне нужен ваш регистрационный номер, который указан в договоре. Без него у меня ничего не выйдет»
«Какой номер? Что за номер, ничего не понимаю, НЕ ПОНИМАЮ! Когда вы сделаете мне телевизер?»
Я тяжело вздыхаю. Смотрю на Олю, которая сидит в паре столов от меня. Она показывает пачку сигарет и кивает на выход. Я пожимаю плечами.
«Без регистрационного номера я не смогу оформить заявку на выезд мастера»
«Зачем он вам нужен? У вас должен быть записан!»
«Так, давайте объясню ещё раз, — обеими руками я облокачиваюсь на стол и поправляю гарнитуру. – Я понятия не имею, зачем вам нужно произносить этот регистрационный номер и информацию из вашего паспорта, понятия не имею. Но таков регламент, и я серьёзно ничего не смогу сделать, если вы не продиктуете мне эти цифры. Быть может, вы поищите договор и перезвоните?»
Нихуя подобного. Бессмысленная телега продолжается ещё шесть минут. Я обречённо пялю на обои рабочего стола своего компьютера, выслушивая её бессмысленные претензии и повторяя то, что говорил уже раз пять.
Стараюсь не нервничать и вести себя, как, мать его, профессионал. Но эта бабка меня просто вымораживает.
Господи, как я хочу курить.
Глава 13
Разобравшись с бабкой я, наконец, иду курить. Ужасный день. Чувствую себя изнасилованным. На крыльце курит Оля. Мне нравится Оля. Она неплохая девушка и с ней всегда есть, о чём поговорить.
Оля носит круглые очки, чёрный шмот и дебильный чокер. У Оли татуированные руки и палёные кеды-конверсы. С неё тащится половина офиса, а потому я даже не пытаюсь клеиться к ней. Мы просто общаемся.
Меня устраивает такой вариант; в этом коллективе не так много людей, с которыми приятно поговорить.
Она спрашивает, видел ли я новенькую? Она полненькая, дурнушка, проходит второй день стажировки у Оли. Сегодня у новенькой случился нервный срыв, и она отпросилась.
— Кто-то пожелал ей бесплодия или что-то такое, — рассказывает Оля. — Ну, жёстко, наверное.
Она уйдёт, как и тот очкастый придурок. Почти все они уходят через пару недель. Тут, как с войной у Марии Ремарка. Те, кто давно на войне, имеют меньше шансов погибнуть, чем новички. А мы с Олей были уже прожжёнными ветеранами, повидавшими некоторое дерьмо.
— Да, жёстко. Меня уже давно не проклинали. Недели две. Эта последняя бабка просто вынесла мне все мозги. Ненавижу этих мерзких стариков.
Оля пожимает плечами. Затем соглашается. Среди молодых принято уважать стариков. А ещё принято много чего. Оля нравилась мне тем, что порой позволяла себе согласиться с каким-нибудь утверждением, за которое иные пожелали бы меня распять.
«Да, на хрен не нужно давать деньги на лечение детей-овощей, которые проживут ещё максимум лет пять»
«Да, мне тоже насрать на этих двухсот погибших в очередной авиакатастрофе. Вообще насрать. Даже слезинки не выдавить»
«Да, возможно, нищие в метро на самом деле не такие уж и нищие и, вообще, с какого хрена мы должны чувствовать за них ответственность?»
«В жопу это дерьмо, в жопу. Старики мерзкие и воняют, как залежавшаяся колбаса», — говорит она. — «Конечно, у всех нас есть бабули, они милые. Но, блин, для нас милые. И из-за этого мы не обязаны уважать остальную рухлядь. Они бесят. Непробиваемые суки. До утра смотрят телевизор на максимальной громкости. Считают тебя шлюхой и наркоманкой, а ты уже полгода без секса – жутко бесит. Думают, что за восемьдесят лет научились жить и пытаются учить этому молодых. Это раздражает. Они ни хрена не понимают. Даже моя мать ни хрена не понимает, а они – подавно. Иногда мне хочется поубивать всех старух в моём подъезде»
Я признаюсь ей в любви. В шутку, конечно. Но даже, если нет, она всё равно смеётся и говорит мне то же самое. Мы любим друг друга, потому что нам нет смысла скрываться друг от друга.
Мы хорошие друзья и коллеги по работе, но ни одного своего друга я не хотел трахнуть так сильно, как её.
Говорю: если когда-нибудь превращусь в одного из таких невыносимых стариков, то брошусь под поезд.
Оля морщится.
— Болезненно. Лучше вены.
Вены – тоже неплохой вариант. Довольно эстетичный. Но поезд – это настоящий перфоманс.
— Я тоже частенько думаю по утрам, что будет, если брошусь под поезд, — говорит Оля. — Вот они все охренеют там, на платформе.
Мы молчим полминуты. Затем я спрашиваю:
— Знала, что висельники обсираются во время удушения?
— Угу.
— Походу, блин, все знали, кроме меня. Не очень-то романтичная смерть, да?
— Ну да, такое. Обосранный Есенин – звучит не сексуально.
Оля докуривает сигарету, бросает в урну и в ту же секунду подходит ближе. Я удивлён, чувствую лёгкое возбуждение, но стараюсь не подавать вида.
— Поможешь достать?
Я говорю, что не уверен. Ни хрена я не уверен, у меня с этим проблемы в последнее время.
Она обиженно выпячивает нижнюю губу. Наши лица близко, и я думаю о том, что будет, если попробую поцеловать её.
Это разрушит наши дружеские отношения, выставит меня на посмешище перед остальными. Буду выглядеть болваном. Поэтому широко улыбаюсь, заглушая эти мысли.
— Один чел помогает мне брать закладки. Это жуткий стресс.
Оля хочет, чтобы я взял чуть больше, чем беру обычно – с расчётом на неё. Она тоже любитель покурить, но, полагаю, не так сильно зависима от этого.
Мне совершенно не хочется помогать ей. Да и никому, вообще. Это граничило с распространением.
В вопросах наркотиков, как бы сильно мы их не романтизировали, слишком мало дружбы. Я помогу достать ей маленький камушек, а мне дадут пятёрку. И думаю, я буду не первым подобным идиотом.
Тупая херня.
Откажу ей. Надо придумать, как сделать это вежливо, подобрать правильные слова.
— Ок.
Ну ты дебил.
— А у тебя сегодня что-нибудь есть? — спрашивает она.
О, нет, даже не надейся, глупая девчонка. Я не настолько долго не трахался, чтобы повестись на твои красивые глаза. И милую мордашку – в целом.
Блин, ты просто дашь ей гашиш, и ничего не случится. Она просто использует тебя. Ты не трахнешься с ней. Вы не станете ближе. Она использует тебя.
Ты же не окажешься таким дураком, чтобы отдать ей то, что досталось тебе таким трудом?
— Он у меня дома, — беспомощно выдыхаю я.
Оля хочет взять у меня немного. Из того, что осталось. Хоть пару точек. Ну, не пару точек, конечно, но и немного, совсем немного. Она даже заплатит.
Я закатываю глаза и говорю:
— Ладно, что-нибудь придумаем.
— После работы, ладно? — Она не сводит с меня глаз и мне становится некомфортно. И эта её выпяченная нижняя губа…
Она не требует у меня.
Просит.
Просит своим нежным высоким голоском, своими жалобными глазами и этой своей выпяченной губой.
Ненавижу её.
Очевидно, что я только что подвергся манипуляции.
— Ладно, ладно, — говорю.
Она говорит «спасибо», чмокает меня в щёку и убегает. Достаю телефон и смотрю на часы. Мой перекур подходит к концу, а я хочу убежать отсюда. Мне так не хочется думать о том, что снова придётся общаться со всеми этими дебилами: старыми, молодыми и средними.
А что, если мне снова позвонит та бабка?
Ужасно. Просто ужасно.
— Простите, у вас есть минута?
Я выхожу из раздумий и вижу двух уродцев напротив меня. Они реально уродцы. Нет, я, конечно, не идеал красоты, но определённая пропорциональность в моём теле присутствует, как и у большинства.
А эти похожи на двух колобков с короткими ручками. Одна из таких ручек держит голубой буклет.
Блять, опять?
— Не вариант, парни. — Я вскакиваю на вторую ступень лестницы, ведущей к входу в офис.
— Всего минута, — колобок тянет ко мне буклет. — Иисус потратил целую жизнь, чтобы вы могли быть счастливы и общаться с ним в любой момент.
Я усмехаюсь. Именно ради меня.
— Именно ради вас! — говорит другой; ещё так уверенно, будто пенсионную реформу продвигает.
— Ладно, я понял, — выдавливаю из себя улыбку. Походу, это те же протестанты, что бросили буклет в мой почтовый ящик; они часто тут ошиваются.
— Мы дети Иисуса Христа. — объясняет другой колобок, с синей (ненавижу, блять, синий цвет) Библией в руках, которую он держит на уровне груди обложкой наружу. — Он знает ваше имя, знает, чего вы хотите и что происходит в вашем сердце. Он здесь, всегда с вами. Его нужно лишь заметить.
Мне не хочется срывать на них злость от этого дня, поэтому пытаюсь быть вежливым и говорю, что меня не интересует эта тема.
— С уважением отношусь к тому, что вы делаете, но со мной говорить бесполезно. Вон, — огибаю рукой улицу, — вокруг много людей, которые могут стать вашими последователями. Они нуждаются в вас.
— А почему не вы?
Эти ребята так просто не сдаются.
Заебали!
Начинают втирать про то, что Иисус ждёт меня каждое воскресенье, что жизнь так скоротечна и миллионы людей умерли, так и не успев отдать своё сердце Господу, и теперь жалеют об этом в аду, ведь есть всего два пути – вечная жизнь или вечная смерть.
Вечная смерть. Так они и говорят.
А другой колобок прибавляет ещё пару тезисов из буклета на тему катастроф и катаклизмов, которые являются предупреждением близкого конца света.
Как будто тысячи лет до этого все жили душа в душу, держась за руки народами, а в последнее время всё как-то пошло не по плану, и начался тотальный взрывной пиздец.
— Прочтите это. Уверен, вы узнаете много нового.
— У меня уже есть, серьёзно, — поднимаюсь вверх по лестнице, и меня смущает то, как один из них продолжает тянуть ко мне руку с буклетом.
— Возьмите ещё один. Если бы Иисусу предложили умереть за вас ещё раз, он бы сделал это снова.
Беру их сраный буклет и, поднимаясь, считаю, на сколько уже опоздал из-за этого бессмысленного разговора. Смотрю на буклет. Тот же буклет, что бросили в мой почтовый ящик.
Дерьмовое оформление, им нужно поработать над дизайном.
Глава 14
Ближе к вечеру Аким отправляет мне сообщение ВК с вопросом о том, можно ли затеять небольшую вечеринку сегодня. Придёт Сэм и одна парочка.
Вспоминаю, что сегодня сраная суббота. Я не против. Мне нравятся педики; многие из них обеспеченные и каждый раз приносят что-нибудь вкусненькое.
Ну, вы понимаете. «Вкусненькое».
Офис, в котором я работал, находился в центре, а жил я на самой окраине. Дорога до дома занимала час или чуть больше, в зависимости от дня недели.
Такой долгий путь ради пары плюх (ну, чуть больше, чем пары) мог проделать со мной лишь человек, сильно пристрастившийся к курению.
Оля хотела покурить и была готова на подобное путешествие. Когда мы пришли, дома никого не было.
Я рассчитывал на то, что она останется со мной, мы покурим и поболтаем. А затем, возможно, придёт и Аким со своей компашкой, и я не буду чувствовать себя одиноким в окружении двух гейских парочек.
Но Оля оказалась вероломна и беспардонна.
«Если не обидишься, я пойду», — сказала она, едва кусочек гашиша попал ей в руку. — «Сегодня нужно заскочить ещё кое-куда, поэтому…» — она смущенно улыбалась, глядя на меня исподлобья.
Я сказал, что всё нормально. Ничего. Я всё понимаю.
Тупая сука. Тупая наглая сука Оля забрала у меня немного моей леди Гаш и поспешила удалиться, потому что без этого дерьма я и на хрен никому не сдался.
Через пару минут я остался один. Не очень-то и хотелось. Не очень-то и хотелось, блин.
Подумаешь. Оля-хуёля. Я и без тебя справлюсь.
Сделал себе шесть плюх (довольно много, но мне хотелось конкретно забыться) и через пять минут уже чувствовал себя лучше.
Старался не думать о том, как некрасиво со мной поступила Оля; не хотел загоняться.
Но даже если ты очень сильно не хочешь думать о членах, один из них всё равно прорвётся через сотню преград, чтобы постучать тебе по лбу со внутренней стороны.
Стоило мне хоть на секунду вспомнить о ней, как настроение стремительно падало. Ну что за сука, а? Как так можно? Даже не заплатила мне. Даже не спросила, сколько должна. И забрала такой большой кусок.
Ужасно.
Ужасно поступила со мной и, наверное, даже не испытала чувства стыда. Так, стоп. Не думай о ней. Не думай об этом суке. На самом деле она и не сука вовсе. Так, стоп. Не думай о ней.
Звонок в дверь. Аким забыл ключи? Нет, какие там ключи? Аким всегда с ключами.
Сердечко: тук-тук-тук. Спокойно. Я не шумел, какого хрена кому от меня надо? Кто это, а? Кто, блин? Кто, блин, стучит в мою сраную дверь?!
Малыш, просто глянь в глазок.
Спасибо, леди Гаш. Ты всегда могла меня успокоить.
Сжав камень в кулаке, пошатываясь, подхожу к двери, привстаю на цыпочки и заглядываю в глазок. Блять, кто это? Спросить её? Ага, нет. Ничего я у неё спрашивать не буду, а то она не отвяжется. Пусть думает, что никого нет дома.
Что за девчонка пришла ко мне? Если она от Сэма или Акима – они бы написали, я же онлайн.
Девчонка. Я бы её трахнул. Но не сегодня. Пусть приходит в другой раз, хех, сегодня моё сердце разбито, и я хочу побыть один.
Тук-тук-тук-тук-тук – это уже не моё сердце.
Тук-тук-тук. Да сука!
— Что? — спрашиваю.
— Это Церковь Иисуса Христа, у вас не будет минутки услышать благую весть?
— Мин… Что?
— Иисус умер за вас…
ДА БЛЯ! Сколько ж можно?
Делаю глубоких вдох. Выдох. Не хочу кричать на неё, вдруг ещё молнией ёбнет.
— Простите, я не очень себя чувствую, и родители закрыли дверь. Не могу вам открыть, простите. Может, в другой раз. Приходите в другой раз, простите.
— Оу… — она звучит расстроенно; наверное, мало кто беседовал с ней сегодня или, вообще, когда-либо. — Ну… ладно.
— Да, простите. Удачи вам! Простите.
Засранка. Напугала меня.
Через час, когда меня уже начало отпускать, я, лежавший на кровати у придвинутого компьютера, услышал звук ключа в замочной скважине. Дверь открылась. На пороге я увидел Акима и двух незнакомцев.
Я знал, что они геи, но сказать так можно было лишь про одного из них. Так часто бывает в гейских парочках – это я усвоил. Один скрывается в тени, а другой – явная девочка. Аким был девочкой, а Сэм производил впечатление нормального пацана.
Они представились. Я представился. Мальчика-девочку звали Серёжей, а здоровяка с ним – Антоном. Похуй, не запомню их имена и буду обращаться к ним «слушай» или «брат».
После того, что случилось с Олей у меня не было никакого желания присоединятся к ним, хотя они принесли бутылку чего-то дорогого.
Я надел наушники, включил музыку и пытался написать что-нибудь связное. Ничего не выходило. Ни одной адекватной истории в голове.
Мой мозг и в самом деле, будто иссыхал с каждой выкуренной плюхой. Будто Бог отнимал у меня талант, если он, вообще, был (Бог или талант).
Мои старания прервала навязчивая мысль, что это, вообще, на хрен никому не нужно, как и всё, что я делаю. Это прочтёт несколько человек, поставит пару лайков Вконтакте, а я лишь потрачу сотни часов на построение сюжета, который тупее русских комедий.
Эта мысль могильной плитой опустилась на меня, отбив желание что-либо делать.
Напускная гениальность, свойственная человеку в накуренном состоянии сменилась такой же свойственной ему усталостью и непринятием себя.
Я стал окончательно походить на депрессивный овощ и единственно-разумное решение, какое я всегда мог принять в таких ситуациях – это покурить ещё немного.
Ещё.
Немного.
Емного.
Много!
Я снял наушники и услышал идиотскую поп-музыку, тупые разговоры про штаны и увидел их поддатые лица.
Увидев мой гашиш, Аким, будто выжидавший всё это время, сказал:
— Не угостишь нас?
Зашибись.
Давайте, блин, разберите весь мой гашиш, мне-то он на кой сдался? Выкурите всё!
Мне захотелось бросить камень Акиму в лицо, но вместо этого я улыбнулся и сказал:
— Без проблем, бро.
Молодец, что сдержался. Тебе было бы стыдно потом за свой некрасивый поступок. Тем более при посторонних.
Что ж, хоть кто-то не против покурить со мной. Хотя, уверен, и им от меня тоже нужен лишь гашиш.
Только леди Гаш нужен сам я; нужны мои глубокие мысли и долгие разговоры. Она мой единственный друг.
Я делаю нам четверым плюхи. И признаю, что гашиша остаётся максимум на три дня. Ну я и дибил.
Мог бы сказать Оле, что у меня его нет. Или напрямую – что у меня его, блин, мало, и он достаётся мне большим трудом. И на этих пидоров не наплевать ли мне, вообще?
После второй плюхи Серёжа выставляет руки перед собой и говорит, что ему хватит. Мы курим по три.
Присаживаюсь за столик и с разрешения наливаю себе «Капитана Моргана», бутылка которого стоит на столе. Доливаю колы. Делаю большой глоток и морщусь. Спрашиваю:
— Где Сэм?
Аким отвечает не сразу.
— У нас с ним… небольшие разногласия.
— Поссорились? — боже, я становлюсь таким чувствительным, когда накурюсь, мне так на всё не наплевать.
Замечаю, что эта тема совсем не нравится Акиму, но он находит в себе силы, чтобы ответить.
— Немного. Он… похоже, у него другие представления о наших отношениях.
— Ну, — я усмехаюсь, — наверное, нашёл себе другую жопку.
Я смеюсь. Никто не смеётся. Боже, я отвратителен.
Вижу, что Аким приуныл и спешу извиниться. Обнимаю его одной рукой и прошу не париться. Всё-таки, он мой друг, и я люблю его.
— Всё нормально, — Аким наливает себе стопку; предлагает мне и я, конечно, соглашаюсь; мы чокаемся и выпиваем. — Ты сказал, что будешь с девчонкой. Кто она?
— Просто девчонка, — говорю я. — Мы работаем вместе. У неё… тоже другие представления о наших отношениях.
Серёжу заметно развязло, и он решает включиться разговор. Спрашивает: я би?
— Не-не-не, — усиленно качаю головой. — Я си. В смысле, сиськи.
Ты чего-то не в форме сегодня, браток, — говорю себе.
Серёжу интересует, как так вышло, что я спокойно сижу за столом с тремя геями? Антоша присоединяется к вопросу. Я не знаю, что ответить. На самом деле не знаю.
Может, я и сам такой, но построил очень эффектную стену из «натуральных» кирпичей.
Пожимаю плечами, наливаю себе ещё виски и говорю:
— Ну… вы ж меня трахать не собираетесь.
Они смеются. Через пару стопок мы уже вовсю обсуждаем их сексуальные впечатления различной степени – от первого порно до группового секса (тут ваш покорный слуга лишь внимательно слушает).
А затем узнаю, что Серёжа на самом деле актив.
— В таком случае, — говорю я, — вы все меня ещё больше пугаете. Я даже не могу правильно определить, кто кого трахает.
«Одни преступления открывают путь другим» — Сенека Луций Анней (Младший)
Еще почитать:
Данила Петров и его друг, Миша Касаткин
Торчьё — Part пятый. Свежесть
Невероятные Друзья Оимиеля — Невероятные Друзья Оимиеля(№5)
Невероятные Друзья Оимиеля — Невероятные Друзья Оимиеля(№6)
«
»
