Гра́бен (нем. Graben — ров, канава).
Глава 1
Я листал список контактов и думал о том, кто может помочь мне достать травы. Некоторые знакомые в теории могли бы сделать это. Но с каждым из них я был знаком слишком мало, чтобы набраться смелости и попросить их об этой услуге.
Всегда считал эту тему чрезмерно интимной. Не в принципе, а исключительно в реалиях нашей жизни в нашем обществе. Это было плохо. Незаконно. Я, как бы, предлагал человеку нарушить закон, ничё? И также раскрывал перед ним свою зависимость (бля, не говори так, это не так называется).
Да. Я не был зависим от травы. Не был зависим от чего-либо. Просто я любил что-то. А что-то я любил очень сильно. Мазафака, как и все мы!..
Отношения потребителя и барыги сродни отношениям между мужчиной и женщиной. Поначалу – оба смущаетесь, не можете выдавить из себя ни слова. Притираетесь.
Через пару встреч уже стоите и, прерываясь на короткие разговорные перебежки, курите сигарету во дворе его дома. Через пару месяцев ты уже ждёшь встречи с ним. Именно с ним. Тебе больше не нужен никто другой.
Но в какой-то момент он исчезает из твоей жизни. Порой, бесследно, как это случилось со мной. Он просто не отвечает на твои сообщения. Ты понимаешь, что, возможно, у него есть и другие дела помимо того, чтоб продавать тебе траву, хотя… блять, это же его работа, какого хрена?
Его рисковая, но полезная работа. И ты его клиент. И тебе нужна трава. А он не отвечает и не отвечает. А тебе нужна трава. Тебе больше не у кого просить траву, а потому – постепенно, с каждым новым днём (если не часом) игнора твои приличия отходят на второй план.
Тебе, блять, нужна трава или нет?
После этого самовопроса ты делаешь то, что никогда не сделал бы, не будь по-настоящему зависим от травы – звонишь ему. Звонишь и каждый гудок эхом отдаётся в твоей голове. Понимаешь, что, возможно, это не понравится ему, но хуже уже не будет.
Может, он даже назовёт тебя долбоёбом, пошлёт на и всё такое, скажет что-то плохое про твою маму. Ты простишь его. Найдёшь ему оправдание в своей голове. Человек, который помогает доставать запрещённое дерьмо не может быть гандоном.
Не отвечает. Даже не недоступен. Какого, вообще, хрена? Он исчез из твоей жизни, и ты чувствуешь эту пустоту в груди. Ужасное чувство. Ты думал, что всегда можешь обратиться к нему. Почти считал его своим другом. А теперь его нет. И трава также исчезла из твоей жизни. И что теперь?
Что же теперь делать?
Я пытался заглушить алкоголем (мерзкий мистер Алкоголь) это тошнотворно-навязчивое желание накуриться. Но сидя пьяным за обеденным столом в скромной студии на отшибе города, понимал, что мне совершенно не нравится пить.
Отношения с мистером Алкоголем убивали меня. Были какими-то натянутыми. Нам было совсем не по пути.
Мистер Алкоголь говорит: я убью все твои мечты и однажды, спустя бесцельно прожитые годы ты придёшь в себя под забором с обоссанными штанами; будешь блевать и шататься; я заставлю тебя пропить всё свое имущество, как заставил сделать это когда-то твоего старшего родственника ещё в девяностых; найдёшь себе такую же алкашку, вы по пьяни зачнёте и родите восемь или десять уродцев и будете жить на материнское пособие, а потом к хуям взорвёте ваш дом, забыв выключить газовую плиту.
Мисс Трава говорила: ты будешь хиппи; непринуждён, открыт к общению, ведь у тебя отличное чувство юмора; тебя не будет тошнить и наутро проснёшься свежим, как подросток; я очищу твою голову от ненужных мыслей и не возьму взамен твою молодость, красоту и здоровье.
Мистер Алкоголь не скрывал. А я возьму – говорил мистер Алкоголь.
Аким – парень, с которым я снимал эту студию, терпеливо сносил мои пьяные дебоши и срывы на него. Аким был мальчиком девятнадцати лет, высоким блондином с абсолютно и беспрецедентно женскими повадками.
Мы знакомы с ним с пятого класса и таким он был всегда. Лет в пятнадцать он признался мне в своей гомосексуальности. Я тогда подумал, что он шутит. Но как позже выяснилось – нет. И, как говорил, Лебовски в одноименном фильме: «Ладно, хуй с ним». В конце концов, он пассивный гей, а потому – вряд ли изнасилует меня когда-нибудь. Да и потом… он же мой друг, эй.
Аким любил покурить, так что недельная пауза в отношениях с марихуаной также давалась ему нелегко.
Поразительно. У меня всегда были варианты достать травы.
Сначала был один парень, затем я нашёл другого; у кого-то было дешевле, кто-то был астронавтом с космическими ценами; полгода я вовсе не пересекался с травой, мы решили сделать небольшую паузу, чтобы разобраться друг с другом (на самом деле у меня просто не было денег, чтобы содержать её) и я довольствовался её младшей сестрой – леди Гашиш (леди Гаш, так я её называл).
Наконец, я встретил моего последнего барыгу: прекрасного барыгу и человека, приятного для меня во всех смыслах.
Мне казалось, мы были счастливы вдвоём – я любил траву, а он любил её продавать. Никому в жизни я не был так рад отдавать деньги.
И теперь он исчез. Возможно, я чем-то обидел его. Был слишком назойлив. Или ляпнул что-то подозрительное во время одной из наших встреч…
Блин. БЛИН!
Я стал таким раздражительным. Мне и до этого не нравилась моя работа в колл-центре интернет-компании Ростелеком, но теперь она просто настохерела мне. Забил на выполнение планов. Само слово план теперь вызывало в моем теле неприятную дрожь. Сука. План они, блять, выполняют. А я хочу его курить.
Я ненавидел своего босса, Толика (Толик-еболик, блять), который был старше меня всего на пару лет. Ненавидел его за то, что он носил оригинальный шмот и ездил на собственном транспорте, не обтираясь каждое утро с пролами (хотя, и сам я мало чем от них отличался).
У него были деньги – то, чего я так хотел, что снилось мне в самых мокрых моих снах. У него были деньги, а у меня — шиш. Шиш и гашиш.
Он всегда выглядел опрятным, а я мог забывать мыть голову, чистить зубы и, скорее всего, вообще, не стоял с ним даже близко в красивых глазах окружающих девушек. И, скорее всего, он жил в собственной квартире, а не тесной студии с дружком-гомосексуалистом.
Я, блин, просто ненавидел своего босса. А он, будто чувствуя это, вечно прикапывался ко мне.
И у него, пожалуй, не было моих проблем.
Проблема.
Да, вот и ещё одна проблема. Мне нужно прекратить думать о траве, если не хочу нервного срыва в придачу к моему шаткому финансовому положению.
В такие моменты ненавидел себя сильнее, чем Толика.
Я курил траву каждый день на протяжении восьми месяцев. Затем, когда барыга перестал выходить на связь, я собрал масло с обрезанной бутылки для водника. Этого хватило ещё на четыре дня спокойного существования.
Затем попытался пересесть на алкоголь. Я блевал и пил, готовый отдать душу Сатане за пару пых. Ужасное чувство.
Ужасное.
Здравый человек в такие моменты принял бы решение больше никогда не прикасаться к траве. Здравый человек, который живёт где-то в задней части нашего мозга, но не в реальном мире – ведь, здесь мало логики.
А потому, когда мне представлялись малейшие зачатки надежды накуриться – я держался за них цепкой младенческой хваткой.
В отличие от Акима, я мало трахался. Примерно, раз в месяц мог привести одну из девушек, которых клеил в Тиндере. Как правило, отношений с такими ждать не приходилось, да и мне они были ни к чему. Да и девки не нравились. Падшие некрасивые девки, с которыми я не хотел находиться в одном помещении дольше пятнадцати минут самого долгого своего соития.
Но Аким любил секс. Правда анальный, но всё же. А потому, по его просьбе я часто уходил прогуляться по району, пока его в очередной раз на нашей кровати пялил какой-нибудь актив.
И придя вот такдомой после очередной его просьбы, я услышал:
— У нас появился вариант.
Я, вялый и ослабший до этого момента, в ту же секунду навострил ушки и повернул голову на него.
— Сэм, мой друг, сказал, что может заказать траву через интернет. Он сделает заказ на сайте.
Сайт.
Ох уж этот сайт.
«Многоножка» (в простонародье просто «Ножка», а оригинале «ManyDrugLegsEmpire» (MDLE) была известна мне и до этого, но в тот день я впервые задумался об этом варианте всерьез.
На самом деле я мало представлял, как в этом случае происходит получение наркотиков (beep – запретное слово) и, вопреки распространённому мнению о безопасности подобного метода, что-то настораживало меня в нём.
Я всё же придерживался более консервативных взглядов на… покупку того, что мне требовалось. Платить незнакомому челу деньги в интернете, чтобы потом получить от него фотографию и координаты нахождения шмали (вот, нормальное слово) в каком-то малодоступном месте – попахивает наебаловом.
Можно не найти. Можно вызвать подозрение сердобольных прохожих. Это выглядело в моей голове не лучшим вариантом.
Но я хотел курить. И глядя тогда на Акима я понимал, что он тоже хочет курить, хотя в этом вопросе меня, конечно, как и любого торчка в большей степени интересовало собственное состояние.
Нам было нужно это дерьмо. Нам нужно было расслабиться. Взглянуть на свои жизни со стороны. Нам нужно было наше лекарство, и мы должны были хотя бы попытаться.
В конце концов, нужна тебе трава или нет?
— Сэм?
— Ну да. Он только что ушёл. Я рассказал ему о нашей проблеме.
Проблема.
— И что, он… Он, типа, занимается таким?
— Он может заказать, но только при условии, что пойдёт не один, и мы с ним поделимся.
Ай, блять…
— Он не может сделать это сам?
Аким пожал плечами.
— Такое.
— Доверяешь ему?
— Ну, мы уже не первый раз трахаемся.
— Это, блин, доверительные отношения, ага.
— Слушай, в последнее время многие так делают. Никто не хочет передавать наркоту из рук в руки.
Ну да. Аким был прав. Барыгу теперь найти было не так просто. Сроки им дают побольше, чем за педофилию. Может, и моего барыгу тоже посадили.
Короче, долго я не кобенился.
Глава 2
В последнее время Аким просто сиял от счастья. Нет, на работе было всё так же нестабильно, его финансовые проблемы по-прежнему нарастали. Но малыш сиял, как восьмиклассница.
Он был влюблен.
Судя по рассказам, его новый мальчик Сэм и в самом деле был неплохим парнем. Но я на своём примере знал, что любовь хуже любой наркоты, потому что не отпускает ни на секунду.
И, как в случае с наркотой, если ты конкретно на что-то подсел – это не играет в плюс твоей объективности.
Сэма на самом деле звали Семёном. Но представлялся он почему-то Сэмом. Наверное, считал своё имя чмошным – его личное дело. Сэм так Сэм.
Я знал парочку ребят из сексуального опыта Акима, и этот почему-то вызывал наименьшее отвращение. Скорее всего, было это связано с тем, что я ассоциировал Сэма с выходом из своего нынешнего положения.
Этот чел мог достать мне травы, а значит, я его уже люблю.
Был Сэм примерно одного роста со мной, тощий, как и мы, да и, вообще, в манерах и повадках, как мне казалось, подозрительно походил на меня. Мне даже начало казаться, будто Аким всегда хотел трахнуться со мной.
На «Многоножке» было много всякой травы. Сортов я никогда не различал, но слышал про индику и сативу. Забавно. Я скурил столько этого дерьма, но не особо шарил в его подпунктах.
Порой мне казалось, что большее удовольствие доставляет именно подготовка соответствующего оборудования для курения, будь то прожигание и обрезание бутылки, осторожное, как первая мастурбация скручивание косяка или лепка колпака из фольги – эдакие очумелые ручки для плохих дачников.
— И какая между ними разница?
Конечно, Сэм посмотрел на меня, как на долбаного девственника в тот момент.
— Индика больше для расслабления, а сатива – для размышлений, — затем нахмурился, подняв глаза к потолку. — Или наоборот.
— Короче, я не курил уже три недели, поэтому меня даже чай размажет.
Но затем разочарование обухом ударило меня по трезвой голове. Самая дешёвая трава стоила штуку-триста.
Штуку-триста против восьми сотен, которые я платил до этого. Штука-триста за то, что лежит где-то там, и хер знает, как это всё искать, а ещё…
— Чего?
— Комиссия.
Поначалу я подумал, что Сэм меня наёбывает, он же педик, чё с него взять? Но тот объяснил:
— Это незаконная херня. Ты не сможешь расплатиться за барыгой по сберу. Всю эту херню отследят и барыгу посадят. А, может, и тебя. Поэтому оплата происходит через биткоин.
И про биткоин я тоже что-то слышал, но…
— Короче, — продолжал он. — Тебе нужно будет обменять необходимую сумму рублей на биткоины, но обменники берут комиссию. Поэтому накидывай к этой сумме ещё двадцать пять процентов. Ну… где-то так, да.
— Это уже полторы выходит, — сокрушенно заметил я, переводя взгляд с одного на другого. — У меня только штука.
— Мужик, у меня денег нет. — Сказал Сэм.
Аким виновато посмотрел на меня.
— Зарплата на следующей неделе. Ты же видишь, я одну лапшу жру.
— Сука… — я опустил глаза на свои дырявые носки. — Полторы.
— Ну, ещё гашло есть, — сказал Сэм и через пару минут я уже переводил ему деньги. — Оно подешевле.
Так как мой прокуренный мозг не мог с первого раза прошарить все тонкости нарко-интернет-заказов, я полностью доверил свои деньги Сэму. Конечно, я совсем не знал его и постоянно параноил, что он обманет.
Но что мне оставалось делать?
Я просто пошёл за ним, надеясь, что он не окажется гондоном.
Уже темнело, но я настоял на том, чтобы мы забрали это дерьмо сегодня. Привкус трипа, образно говоря, был уже на языке. А потому я не мог просто лечь спать сегодня, зная, что где-то там меня ждёт моя леди Гаш, мой камень, такой ярко-коричневый – прямо как на той фотографии.
Я не знал, куда мы идём. Да и Аким – тоже. Но судя по длинной извилистой линии на Яндекс.Картах шли мы в ебеня.
Мои страхи подтвердились, когда спальный район с его унылыми, но привычными освещёнными дворами сменился деревянными домами с покошенными заборами и этими безумными собаками-волкодавами. Теми цепными псами, которые начинают кидаться на забор с внутренней стороны и остервенело орать на каждого прохожего до тех пор, пока тот не уйдет нахуй за горизонт от его территории.
— Сколько нам ещё? — наконец, спросил я.
— Почти пришли.
— Покажи, сколько там.
Мне было холодно. Я, вдруг понял, что плохой идеей было идти сразу после работы. Я даже не успел поужинать. Блин. От голода меня всегда начинало знобить.
Да ещё и трудный день на работе – хотя, это, скорее, играло на руку нашему крестовому походу, ведь причина обдолбаться сегодня до беспамятства была веской.
Однако, я так хотел спать, потому что весь прошлый вечер до трёх часов зависал на порнхабе в поисках отборного порева, способного удовлетворить моё донельзя воспалённое воображение. И подобные одиночные поиски нового и неизведанного явно не играли на руку моей самооценке.
В-общем чувствовал я себя сейчас не ахти, а мы, как выяснилось даже половины блядского пути не прошли. И я всё же слегка ненавидел Сэма так, будто это его прихотью было идти в такую глухомань.
— Серьёзно, это самая ближайшая позиция, — оправдывался он. — Ну, по соотношению цена-качество.
Мои глаза сами собой закатились ко лбу, и я на выдохе проворчал:
— Полтора сраных километра.
— Надеюсь, мы успеем справиться до двух.
Я достаю мобилу и смотрю на часы. Половина первого.
— Какие-то планы?
— Мусора, — многозначительно произносит Сэм.
— Чего мусора?
— Мусора тут начинают патрулирование в два часа. Так что, думаю, нам лучше управиться до двух.
— Ну и… Патрулируют. Просто патрулируют.
Я утешал себя этими словами и спокойным тоном. На самом деле прекрасно понимал, какими неприятностями это нам грозит. Я слышал истории, которые начинались примерно, как наши.
— Это черта города, мужик, — объяснял Сэм. — Здесь полно маргиналов, узбеков и торчей, вроде нас. А за нами, типа, нужен глаз да глаз.
— Обычно, я прячу это дерьмо под стельку, — уверенно говорю я. — Никто же не будет меня разувать.
Сэм усмехается. Заебал он уже кошмарить, но я всё же спрашиваю.
— Чего?
— Они разденут тебя полностью, если поймают ночью на улице. Даже, если ничего не найдут – не расстроятся. Эти ребята не упустят шанса найти чего-нибудь даже в твоей жопе. Им за это палки дают.
Дьявол, ну неужели обязательно рассказывать подобное в такой обстановке и при таких обстоятельствах. Ничего, ведь, уже не поделаешь – обратно-то не пойдём.
Обстановка. Блин, она вызывала у меня странную тревогу. Даже не тревогу, а…
Стыд. Смущение. Дороги были пусты. Улицы были пусты. В большинстве окон не горел свет. А те, в которых горел, казались мне ещё более подозрительными.
Подозрение – всё вокруг вызывало подозрение и в первую очередь – мы. Тройка молодых ребят посреди этих пустошей явно вызвала бы по-до-зре-ни-е у людей, чьей работой было ловить таких ублюдков, как мы.
Я старался гнать плохие мысли, но это было схваткой самурая против целой армии. И лишь отнимало энергию. Мне казалось, я совсем потерял лицо. Мне совсем не хотелось быть здесь, но в то же время это был единственный вариант из всех допустимых, на который я действительно захотел потратить вечер долбаной среды.
В лабиринте частного сектора мы блуждали от поворота к повороту, а потому, обещанные спутником пятнадцать минут пути растянулись на все сорок. Я подумал о том, что мы могли бы стать персонажами историй, типа Missing 411, когда человек, отделившись от группы, заходит за поворот и исчезает без следа так, будто его похитил инопланетный корабль или ещё что-то.
Если у инопланетян было, чем обдолбаться – я был бы не против такого исхода событий.
Тем временем циферблат на заставке смартфона показывал уже половину второго.
Я понимал, что мы в жопе. Что мы зря пошли сегодня. Понимал, что мне придётся потратиться ещё и на такси. А ещё завтра я буду овощем на работе. Я понимал.
Я понимал, но по-прежнему шёл за Сэмом. Как и Аким, который за всё время нашего путешествия вообще не проронил ни слова, но на его открытом лице я замечал такое же растущее ахуение от происходящего.
Сэма, кажется, совсем не пугали эти плутания. Позднее я понял, что он получает от них кайф.
Наконец мы вышли к крутому спуску и нашему взору представился погружённый в снежное покрывало лесок, площадью не более километра. Тогда Сэм сказал:
— Ну. Нам туда.
Чего, блять?!
— Ты точно знаешь, куда идти? — спросил я, проклиная теперь всё на свете.
— Да, мы уже близко.
Глава 3
Сэм был спокоен, как пилот самолёта. И первым стал спускаться вниз.
Снег был нам по колено. По колено! Я в жизни не ступал в такое дерьмо. И меня немного напрягала эта вереница шагов, которую мы палевно оставляли за собой. Кому, вообще, может потребоваться идти сюда? Кому, блять, кому? У меня не было идей, как объяснить наше нахождение здесь, если кто-то спросит. Хотя… можно было спросить: а ты хер ли тут делаешь?
Тем временем мы шли. И шли. Аким едва не упал. Я едва не упал. Мы, спотыкаясь, расставив руки в стороны для равновесия, плелись за Сэмом, который двигался уверенно впереди. Теперь он пристально всматриваться в каждое дерево, сверяя его с фотографией на мобиле.
Примерно тогда в моей голове стало расти одно слово. Пиздец. Пиздец. Просто пиздец. Это слово прибавляло в размерах каждую секунду, готовясь в скором времени заполнить всю мою голову.
Деревья были большими. Теперь они окружали нас. Нависали над нашими головами. Любой треск ветки приводил меня в состояние лёгкой паники, которую я старался сдерживать глубокими вдохами и медленными выдохами.
Этот лесок, что мы наблюдали с высоты нескольких метров, превратился в дремучий пугающий лес, дорогу из которого мы могли найти лишь по своим собственным следам. Лишь бы снова снег не пошёл, иначе мы никогда отсюда не выберемся.
Пиздец.
ПИздец.
ПИЗдец.
Через несколько минут блужданий Сэм останавливается у двойного дерева и указывает на их общее основание.
— Да, это оно.
Ну и что нам теперь с этим делать?
Сэм разгребает снег ногами. Мы присоединяемся к нему. Затем, когда из-под белого появляется чернь, он встаёт на колени и, не говоря ни слова, взяв оледенелую ветку, начинает копать.
Копал он, как проклятый.
Мы с Акимом, тем временем, стояли за его спиной, не решаясь даже вытащить руки из карманов. Холодина была – пиздец.
ПИЗдец.
ПИЗДец!
Сэм остановился. Осмотрелся. Мне показалось, что он хочет и нас припахать к раскопкам – я бы, конечно, отказался, но вот Аким от его взгляда стал изображать какую-то глупую имитацию деятельности – метался из стороны в сторону, кругами ходил вокруг сросшихся деревьев, набирая полные сапожки снега.
— Земля заледенела, — констатировал Сэм, и я понимающе закивал.
— Ну, зима, брат. И чё теперь?
— Всё нормально, просто нужно приложить чуть больше усилий.
Всё это пугало меня, и я хотел домой. Тем временем Сэм не останавливался.
Он пришёл к выводу, что копал не там и теперь ковырял новую яму, чуть левее от прежней. Я глянул в телефон – половина второго. Охуеть. Нам определённо не следует быть здесь в такое время.
Это определённо было нехорошей идеей. И я чувствовал вину за то, что втянул их. Хотя, какого хрена, я не тащил их за руку. Они хотят шмали не меньше моего, раз находятся здесь.
— Ты уверен, что это то дерево? — робко спросил Аким, выглядывая из-за моей спины.
— Да-да, — заворожённо отвечал Сэм, не прерывая раскопки. — Я уверен, мы всё делаем правильно
Меня определённо воодушевляло то, как он, делая работу в одиночку, благородно употребляет местоимение в множественном числе. Короче, ещё через минут десять я всё же решил помочь ему. Включил фонарик на мобиле и стал подсвечивать его действия.
Палка-копалка сломалась. Он стал искать другую. Нашёл её. Эта оказалась слишком хлипкой и переломилась надвое почти сразу. Оставшимся коротким концом Сэм продолжал копать. Он копал. И копал. До тех пор, пока не вернулся к первой ямке, и тут я окончательно потерял уверенность в том, что мы, вообще, здесь что-то найдём.
ПИЗДец.
ПИЗДЕц.
ПИЗДЕЦ.
ПИЗДЕЦ!!!!!!!!!!!!!! – эхом отдавалось теперь в моей голове.
И ещё так холодно, пиздец. Ну вот случись эта ситуация в июле – было бы не так депрессивно.
Аким увидел у своей ноги что-то похожее, на клад. Сел на корточки. Взял его. Я приблизился к нему, и мы стали разглядывать его, поджигать. В нас впервые за долгое время загорелась надежда.
Нет. БЛЯТЬ! Нет, это была не она. Она даже не дымилась. Нет. Но, чёрт возьми, как был похож, а? Чертяка! Этот земляной камень был прямо, как тот, который мы искали. Мой мозг захватила мысль о том, что, возможно, Сэм уже выкопал его, но не обратил внимания. Клад может быть уже на поверхности, он, ведь, такой маленький, такой…
Или в темноте Сэм спрятал его, чтобы не делиться. Засранец, он мог так поступить. Он мог забрать камень и имитировать теперь неудавшиеся поиски. Ублюдок, НЕТ, РАССЛАБЬСЯ ТЫ, ОН БЫ ТАК НЕ ПОСТУПИЛ.
Откуда я знал этого парня? Он трахал моего друга пару раз. Ну, может, три. И я отдал ему свои деньги, и мы пошли в такую глухомань!..
Подстава какая-то, какая-то, блять, подстава.
Да спокойно ты, малыш. Он должен быть где-то здесь. Мы его найдём. Мы найдём это дерьмо и накуримся. Главное – верить. Позитивное мышление, все дела. Тебе просто нужно взять себя в руки и не подсаживать на измену напарников.
Опустившись на четвереньки, ошалелыми глазами я скакал от одной тени к другой. Луч фонаря освещал куски земли, я брал их в руки, растирал, поджигал. Мои руки были уже чёрными; возможно, чёрным было даже моё лицо.
А Сэм продолжал копать, пока, наконец, не остановился, сказав:
— Парни, кто-нибудь хочет ссать?
Я не сразу понял, что он имеет в виду.
Аким отрицательно покачал головой. Сэм глянул на меня.
— Ну…
— Так будет проще копать, — пояснил он.
Я нервно усмехнулся. Нет, конечно, я не собирался делать этого. Это просто безумие. Я слишком хорошо воспитан, чтобы позволить человеку копаться в своих испражнениях и, вообще, как такое могло прийти ему в голову, господи ты боже!
Я сделаю это.
Нет, я сделаю это, серьёзно.
— Не хочу, чтобы потом ты попрекал меня этим, — сказал я, уже невольно касаясь пальцами поясного ремня.
— Всё ОК, — Сэм посмотрел на меня самым успокаивающим взглядом. — Нам просто нужно выкопать яму побольше, он уже где-то рядом. Давай, ну.
Сэм встал и отошёл в сторону, приглашая меня к месту раскопок.
Я хотел ссать. Да, едва мой член почувствовал свободу, он разразился фонтаном горячей испаряющейся жидкости. Я немного поменял стойку, опасаясь, что кто-нибудь из этих голубков может косо поглядывать на мой болт.
Когда дело было сделано, я стыдливо отступил, давая Сэму завершить начатое. Вооружившись ключами от квартиры, он с новыми силами принялся потрошить размякшую жижу.
Меня немного тошнило от осознания того, что сейчас произошло. Больше я к тому месту подходить не собирался.
Блин. Начинал окончательно терять надежду. Судя по измученному лицу Акима, надежду он потерял уже тогда, когда мы пытались поджечь тот первый кусок земли.
Изо рта шёл пар. Ноги дрожали. Зубы стучали, челюсти ходили ходуном. Мозги почти не работали. И когда я вновь посмотрел на экран смартфона, нервно затараторил:
— Так, слушай, чел, это уже полная херня, это просто полная, полная херня, мы не найдём здесь НИЧЕГО. Уже два часа, нам нужно съёбывать отсюда. Боже, я и подумать не мог, что это такая жопа, это просто жопа, — я поймал себя на том, что голос мой становится громче как-то сам собой и заставил его сойти на шёпот. — Я не виню тебя, не подумай, я просто понимаю, что это уже полный ПИЗДЕЦ. Мы всё тут перерыли, ты всё тут перерыл. Уже слишком темно и холодно, чтобы мы могли найти здесь что-то, но мы можем вернуться завтра…
— Мужик, — перебил меня Сэм, поднявшись и успокаивающим жестом выставив руки перед собой, — хочу, чтобы ты понимал – если мы уйдём отсюда, то завтра, скорее всего, уже точно ничего не найдём. Это же палево. Как ты и сказал, я всё тут перекопал. Кто-то будет проходить и найдёт наш клад. Такое может случиться, мы просто сходим сюда два раза за просто так. Он должен быть где-то здесь, нам просто…
— В жопу! — я психованно взмахнул руками, развернулся и зашагал обратно, стараясь идти по нашим следам. — Это просто какой-то ПИЗДЕЦ, я поверить не могу, что согласился!..
Я весь в грязи, устал, хочу есть, хочу спать, хочу дрочить, Я В БЕШЕНСТВЕ, ЭТО ПРОСТО ХЕРНЯ КОСМИЧЕСКИХ МАСШТАБОВ!!!
Тихий голос Акима заставил меня остановиться.
— Мальчики.
Я обернулся через плечо и увидел, как Аким держит в руках что-то. Нечто. Очередную земляную ледышку, с меня довольно этого! Дёрнул же меня чёрт послушать двух этих педиков, боже! ААААА!
Но почему-то я продолжал смотреть и с места не двигался. Смотрел на то, как Сэм поджигает это что-то. Аким вскрикнул, когда пламя зажигалки обожгло его пальцы и выронил камень.
Просто кусок земли. Кусок земли.
Сэм резко сел на корточки, водя руками по земле.
— Бля, бля, бля, вот! Он пахнет.
Пахнет?
Я будто и сам почувствовал этот запах, хоть и стоял в пяти метрах от них.
И когда в темноте глаза Сэма так знакомо блеснули, я в секунду преодолел образовавшееся между нами расстояние.
Мы стояли втроём. Посреди этого сраного леса. И вдыхали чудный аромат гашиша в пальцах Сэма.
Глава 4
Мы смотрели на этот камень так, будто нашли бриллиант. Будто это был первый ребёнок, рождённый после эпидемии бесплодия. И мы были счастливы.
— Ты нашёл его, — заворожённо прошептал я.
— Где он лежал? — спросил Сэм.
Аким пожал плечами.
— Я просто опустил глаза и… увидел его.
— В такой темноте, — я взял камень из руки Сэма и поднёс ближе к лицу. — Это точно он?
Сэм хохотнул.
— Ты же сам учуял.
Да. Я учуял. Это была она. Это определённо была ОНА. Сэм провёл ещё одну проверку. А затем мы, озираясь по сторонам, двинулись к выходу из этого адского места.
Я держал руку в кармане, а пальцы мои бережно сжимали камень гашиша, обмотанный изолентой. Ожидая такси, мы почти не разговаривали. Были напряжены и каждый, похоже, не верил в то, что всё получилось.
Сейчас мы накуримся.
Сейчас мы, наконец, накуримся и забудем, что это когда-то с нами происходило. Мы накуримся, и лично я больше никогда не буду брать закладки. Нет. Не-а. Если не будет другого варианта – просто не буду курить. Завяжу с этим дерьмом до тех пор, пока не найду парня, который сможет передавать мне его из рук в руки. А если не найду – больше никогда не буду курить, НИКОГДА.
Мне нужно будет ценить этот камень, ведь он может стать для меня последним.
Я держал правую руку в кармане, когда мы садились в такси. Сел спереди и не без усилий закрыл дверь левой. Держал руку в кармане всю дорогу, прокручивая в голове последние три часа своей жизни. Всё это было кошмаром, но мы получили то, что хотели.
И даже то, что Сэм копошился в моём ссанье совсем не умаляло его в моих глазах, не делало зашкварником (в конце концов, геи для меня, так или иначе существовали в несколько иных моральных рамках) – даже наоборот, я считал его одним из самых крутых парней, которых встречал.
Это был настоящий триумф воли, трушная преданность делу, истинная, блин, наркомания. Чистая и непредвзятая зависимость. Не то, что у меня…
Пока те двое заигрывали друг с другом на заднем сиденье, я смотрел в окно на ужасно неприглядный район, в котором жил: на эти загаженные дворы, ухабистые дороги и покрытые толстым слоем слякоти неровные тротуары.
Смотрел на эти упирающиеся в мутное небо пятнадцатиэтажные муравейники. На эти одинаковые Kia Rio и Hyundai Solaris, гадая, есть ли среди них те, что были куплены, а не взяты в кредит под человеконенавистнический процент одного из беспринципных банков.
Смотрел на эти многочисленные билборды, с которых на меня в свою очередь смотрели счастливые обладатели всего, что можно законно продать: от залежалых кофеварок и микроволновок до неприлично дорогих для своего расположения новостроек.
Смотрел на витрины закрытых магазинов, каждый из которых норовил втереть тебе какую-то очередную акционную дичь со скидкой в полпроцента от реальной стоимости.
Это мир, в котором дорогие вещи смотрят на тебя с некрасивых пыльных витрин, а ты проходишь мимо них, облизываясь, как облизывается дворовой пёс, проходя мимо мясной лавки.
И как в таком мире оставаться трезвым? Два грамма гашиша обойдутся мне дешевле, чем хорошие наушники притом, что в первом случае мелодичным мне покажется даже звук дрели в соседней квартире.
Боже, неужто, не будучи мазохистом, кому-то приятно наблюдать за всем этим абсурдом. Представление с участием непревзойдённого продажника и нищего клиента. С участием энергичного наездника и загнанной до полусмерти голодной лошади. С участием мачо-ёбаря и целки-восьмиклассницы, с которой он то и дело норовит стянуть трусы, но та упирается до талого, чтобы не распрощаться с последним, что у неё осталось.
Не то, чтобы вид всего этого вызывал совсем негативные эмоции. У меня было приподнятое настроение, и вся окружающая депрессия почти не действовала на меня сейчас.
Лишь иногда, видя особенно абсурдную рекламу со смешной рожей какой-нибудь полузабытой знаменитости, я усмехался так, будто знал этот мир вдоль и поперёк. Тем не менее, в большинстве своём это не вызывало у меня никаких мыслей.
Просто смотрел. Всё, что я умею.
Смотрел и осторожно поглаживал, будто половые губы любимой девушки, слой изоленты, которой был обмотан подобранный нами камень гашиша.
Нет. Я не отпущу тебя. Не отпущу, засранец, и не мечтай.
Я держал его в руке, когда мы въезжали во двор. Той же левой рукой я открывал дверь, когда Kia остановилась у нашего подъезда.
Я держал руку в кармане, когда мы ждали лифта. Когда ехали в нём, затем вышли на девятом этаже и пошли по гулкому коридору в направлении к нашей уютной тёплой студии, к нашей тёплой дырке в этом некрасивом кредитном общежитии.
Лишь когда Аким открыл дверь, я вытащил уже побелевший кулак из кармана. Войдя в студию, даже с каким-то непонятно откуда взявшимся пренебрежением, бросил камень на обеденный стол рядом с недопитой полторашкой пива.
Ты мне больше не нужна, малышка. У меня есть кое-что поинтересней, и от этого дерьма меня не тошнит. А ещё я становлюсь от этого умным, а ты, наоборот, всегда делала меня тупым.
Полулитровая бутылка в моих руках.
Lipton. Чай, который мы заслужили.
Пламенем зажигалки я прожигаю в нижней части бутылки отверстие; проверяю, способна ли в отверстие пройти сигарета. Сэм тем временем разворачивает нашурадость.
— По сколько делаем? — спрашивает он.
— Блин, — задумчиво хмурюсь. — По три.
— По три плюхи, — утвердительно повторяет Сэм.
— Ой, мне много, — говорит Аким, выглядывая из-за плеча Сэма.
— Да брось, — тот приобнимает его за талию. — Тебе же завтра никуда не надо.
Я развожу руками, в одной из которых зажата дырявая бутылка и говорю, мол, ничего личного, но сегодня у них ничего не выйдет.
Сэм пожимает плечами.
— Тогда просто покурю и пойду.
Сэм делает плюхи. Большие плюхи, говорю я ему, делай большие плюхи. Огромные, блять, гигантские плюхи!
Похуй, что это, возможно, последнее дерьмо в моей жизни.
Кладу сигарету на пол и придавливаю её зажигалкой так, чтобы та стала плоской, подобно посадочной полосе, на которую в скором времени должна приземлиться плюха леди Гаш.
Закуриваю плоскую сигарету.
Сэм давит на плюху указательным пальцем. Плюха прилипает к его коже. То, что происходит далее подобно состыковке космических кораблей и требует хирургического спокойствия. Ребята с нервозом и трясущимися руками не оценят.
Прилипшую плюху Сэм подносит к тлеющему краю сигареты и осторожно сбрасывает на очаг. Три сотни градусов по Цельсию заставляют этот маленький кусочек арабского дерьма тлеть, возносясь кверху тёмно-серой струёй благовонного дыма.
Теперь – самое сложное. Горящим концом Сэму предстоит просунуть сигарету в бутылку через проделанное мною отверстие. Получится ли у него? Плюха может упасть и тогда всю процедуру придётся повторять заново, а плюха может быть безвозвратно утеряна.
Боже мой, столько усилий, чтобы обдолбаться.
Мы затаили дыхание. Сигарета приближается вплотную к отверстию, подпаливая пластик. Ты делаешь это медленно, подобно вхождению в женщину. Нельзя, в таких вопросах нельзя проявлять спешку.
Только спокойствие. Только дзен.
Сигарета входит, и мы с праведным благоговением наблюдаем, как наполняется она дымом.
Мы курим по очереди. Плюху я, плюху – Аким и плюху – Сэм. Сэм варит так, что уже со второй я перестаю понимать, где нахожусь. Картинка начинает плыть. Процессы мозга замедляются. Да.
Да.
Картинка выравнивается. Цвета становятся ярче. Встаю и начинаю медленно прохаживаться по нашей тесной студии. Десять шагов туда. Десять шагов обратно. По диагонали.
Странный гул наполняет мои уши. Я успел отвыкнуть от такого.
— Хорошее гашло. — говорю я. — Хорошее, — считаю, что нужно поговорить; а то сидим в тишине, выкуривая плюху за плюхой, как неродные; в конце концов, мы теперь практически братья по оружию; пираты каннабисного моря. — Итак, как вы, мальчики, познакомились?
Оба молчат некоторое время. Сэм говорит: в социальной сети для геев.
Социальная сеть для геев. Я одобрительно киваю. Жопотиндер.
— У вас есть своя социальная сеть? Часто там кого-нибудь цепляете?
— Ну, я таким не увлекаюсь, — говорит Аким.
Я говорю, что, если правильно разбираюсь в людях, Сэм — из тех, кто увлекается. Тот отнекивается.
Да ладно, говорю я, среди вас также есть мужчины и женщины. Мужчины все одинаковые. Был бы я педиком, трахал бы каждого, потому как вы, говорю, вроде не такие принципиальные, в отличие от девок.
Может быть, им не особо нравятся подобные разговоры. Но мне насрать. Я не хочу никого оскорбить, но впервые за долгое время я обдолбан и, благодаря мне, обдолбаны теперь и они. Так что я хочу поговорить об этом и точка.
Мне нравятся эти двое. Сейчас нравятся. Они такие милые. Думаю о том, что они трахаются на нашей с Акимом кровати и зажмуриваю глаза, отгоняя неприятные картинки.
Боже, снова невольно говорю себе, ты, малыш, зашкварен уже вдоль и поперёк.
Но сейчас я накурен и считаю себя таким классным парнем. Я такой терпимый. И либеральный. Не каждый может похвастаться такими мудрыми взглядами на мир. Не бывает плохих народностей или ориентаций, говорю я себе. Иисус говорил: чё-то там возлюби ближнего своего. Насилие приводит к ещё большему насилию. Замкнутую цепь ненависти невозможно разорвать новыми звеньями.
Накурка всегда делала меня таким понимающим; позволяла взглянуть на любую ситуацию с разных ракурсов. И от этого я также мнил себя великим мыслителем.
Непризнанным, чёрт возьми.
Я бы уже давно мог написать книгу. Две книги. Когда я писал в последний раз? Это, ведь, мой дар. Дар от бога или вселенной. Я не должен зарывать его в землю. Так мне говорила первая учительница. Звали её хуй пойми как уже не помню, но помню, как что-то подобное она мне и говорила. Да. Я должен написать книгу. Даже две.
Мне есть, что сказать этому миру. Но каждый раз, садясь за книгу вспоминаю, что обдолбан, и у меня сразу отпадает желание собирать мысли в кучу, чтобы переформатировать великие мысли в буквы. Я могу только пиздеть.
Пиздеть и пиздеть, пока мне не захочется спать или снова накуриться. Или пожрать. Пожрать что-то готовое, потому как я не хочу готовить. Я не умею, не хочу учиться, иди в жопу, не хочу, иди в жопу, я куплю замороженную пиццу или закажу в ДоДо, если вчера была получка.
Кто-то спросит, пробовал ли я не курить, чтобы попробовать написать что-нибудь. Тогда отвечу, что, садясь трезвым за компьютер с открытым текстовым документом, я вспоминаю, как было бы классно накуриться сейчас и всё сразу встало бы на свои места. И текст, блять, пошёл бы, как по маслу.
От этих мыслей на меня набегает тоска, и убегает всякое желание делать что-либо, кроме простейших вещей или же тех, что я должен делать из-под палки.
Да. Вот такой я бесхребетный мудак, который почему-то сейчас мнит себя гением. Вдруг, мне приходит мысль о том, что гении, скорее всего, и не считают себя гениями. Что это дураки всегда убеждены в своей гениальности. Да. Это, однозначно, блять, гениальная мысль. Надо её записать.
Но уже через несколько мгновений я забываю, что хотел сделать. Записать эту чёртову мысль я хотел – вот что. Но держа телефон в руках, я снимаю с него блокировку, захожу ВК и взгляд мой цепляется за пост с десятью фотографиями толстых котов. Толстые коты.
Толстые коты. Прикольно. В природе же нет толстых животных. Они сразу умирают. Это человек придумал толстых. Сделал из них что-то комичное, милое или отвратительное – в зависимости от контекста.
Я определённо хотел что-то сделать, но…
Короче, я листаю сраных котиков, даже не помня о мысли, которая жалких полминуты назад трепетала моё сознание, подобно тому, как трепетала когда-то теория относительности разум Альберта Эйнштейна. Или что он там, вообще, открыл. Закон всемирного тяготении или ааааа, мне насрать. В любом случае, не думаю, что Эйнштейн курил травку, раз у него получалось делать в жизни что-то стоящее.
Вспоминаю билборд, который особенно сильно зацепил моё внимание на пути сюда. Шлюха из «Универа», обнажив тело до разрешённой черты, предлагала продать своё тело и душу малоизвестному банку – реклама, как по мне, рассчитанная на сорокалетних девственников; интересно, сколько таких с умными ебальниками читает Паланника в утреннем вагоне метро. Какие же они идиоты. Все вокруг. Идиоты, которых разводят, как лохов. Только я умный. Ага. Умнее даже этих двух педиков.
Моё настроение на вершине. Мне не нужна женщина. Нахуй друзей, даже этих. Что бы сейчас ни случилось, моё настроение не упадёт ниже зелёной отметки, потому как я… вместе со своей любовью.
С леди Гашиш. Мы танцуем наш вялый танец. Нас окутывает туман. Я смотрю в её карие глаза. Вдыхаю её едкий аромат. Она шепчет мне, и ноги мои становятся ватными.
Моя.
Леди.
Гаш.
«Ты не проиграл до тех пор, пока не сдался» — Майкл Джордан
Еще почитать:
Невероятные Друзья Оимиеля — Невероятные Друзья Оимиеля (1 часть)
Проект ОВА
Торчьё — Part четвертый. Деликвент
Торчьё — Part третий. Тление и тля.
«
»
13.12.2021
