Жёлтые пляжи Лидо ди Езоло уже опустели и даже любители сувенирных лавочек и исторических достопримечательностей покидали курорт, спасаясь от унылых дождей, начавшихся в октябре. Жизнь будто замерла в этом совсем недавно людном и весёлом месте, чтобы вновь вернуться сюда в мае.
В центре района Кортелаццо, когда-то населённом рыбаками и заполненном многочисленными лавочками морепродуктов, в неприметном, но чистеньком переулке располагалась маленькая гостиница с деревянной вывеской изображавшей выглядывающую из норы лисью морду с зажатой в зубах курицей. «Последнее убежище» одно из немногих сохранило ещё постояльцев в эти осенние, серые дни.
– Большое спасибо синьор Фрейндлих. Ваша рыбная запеканка с сыром и томатами просто великолепна, впрочем, так же как и салат из креветок с яблоками, – довольно отодвинулась от стола миловидная круглолицая девушка в жёлтом свитере, тряхнув своими рыжими волосами. – Дома, в Бельгии, я буду вспоминать эти вкусности весь следующий год.
– Ну, надеюсь, вы вернётесь ко мне сеньорита Ломбертс, чтобы насладится любимыми блюдами, – добродушно засмеялся пожилой мужчина с величественной осанкой и красивыми седыми волосами зачёсанными назад.
– А мне, в который уже раз хочется признаться в любви вашему повару. Его пирог с цыплятами и кабачком великолепен! – улыбалась собравшимся за столом, дородная дама, с высокой причёской и приличных размеров мясистым носом.
Толкнув локтем сидящего рядом лысого толстячка, в клетчатом костюме, она добавила:
– Вот и Пьер тоже хочет поблагодарить вашего повара и узнать, что за травку он кладёт в сдобное тесто и почему ощущается такой пикантный кисло-сладкий вкус у мяса? Да ведь дорогой?
Супруг носатой постоялицы заглотнув огромный кусок пирога, всхрапнул и, подавившись, разразился кашлем, одновременно кивая головой.
– Мадам Маришаль, к сожалению это наш фирменный секрет и я вам его не открою, – сказал хозяин гостиницы, поправив пальцами оправу элегантных очков. – Если бы вы только знали, с каким трудом мне удалось переманить Марио к себе. Конкуренция у нас здесь ужасная.
– Но сеньор Фрейндлих намекните, пожалуйста. Я никому не скажу, честное слово.
– Нет, нет и нет, моя дорогая. Приезжайте в следующем году, обещаю вам с мужем скидку. Но секрет наш не раскрою. Не обессудьте.
За столом было ещё трое. Напротив супругов Маришаль сидел высокий, нескладный учитель из Норвегии похожий на цаплю. Мистер Хансен, тщательно разрезал еду на тарелке ножом на маленькие кусочки и неторопливо отправлял их в рот, наслаждаясь пищей с закрытыми глазами. Чуть дальше располагались двое мужчин спортивного телосложения просто, но аккуратно одетых и производивших впечатление работяг на отдыхе, кем, впрочем, они и являлись на самом деле. Братья Неруды приехали в Лидо ди Езоло с целью покупки здесь помещения под автомастерскую. Они подумывали перенести свой семейный бизнес, в бойкий курортный городок, утверждая, что от клиентов отбоя не будет. Мужчины совсем были не похожи друг на друга. Старший, среднего роста брюнет с серо-зелёными глазами, с глубокой складкой на переносице и волевым подбородком ел быстро не оставляя на тарелке ни единой крошки. Младший, был блондином с карими глазами, ярко выраженными скулами и курносым носом. Он отличался немного суетливыми движениями, и чуть сгорбившись над столом, отложив вилку и нож в сторону, собирал остатки пищи, и соуса в тарелке кусочком хлеба, чем вызывал неодобрительные взгляды мадам Маришаль.
– А что это вы там такое читаете Иржи? – кивнула Ломбертс Старшему на лежащую перед ним книжицу.
Захлопнув обложку, мужчина протянул бельгийке небольшой потрёпанный томик.
– Януш Корчак «Кайтусь-чародей», – прочитала девушка, покрутив книгу в руках. – И про что она?
– Про мальчика, который хотел стать чародеем, но когда такая возможность появилась, был разочарован тем, что нужно долго и упорно тренироваться. Первое волшебство не принесло ему счастья, ведь теперь он был ответственен за совершённое чудо.
– Интересная история?
– Наверное. Мне читала её в детстве мать. Нашёл её в книжном шкафу сеньора Фрейндлиха.
– Это тот самый Корчак, который был убит проклятыми нацистами в концлагере? – подал голос чопорный норвежец. – Кажется, он не захотел бросать своих воспитанников еврейских детей и последовал за ними в газовую камеру.
– Да, да, я тоже слышала эту страшную историю, – пролистала страницы Ломбертс. – Просто ужас давайте поговорим о чём-нибудь другом.
Вернув книгу Иржи, она потешно защебетала:
– Вот хотя-бы о том, что сегодняшний вечер последний и завтра мы расстанемся с нашим гостеприимным хозяином сеньором Фрейндлихом. Утром мы все разъедемся, и гостиница опустеет до следующего сезона.
– Да вы правы милочка. Я уже и прислугу всю отпустил в отпуска, – сказал хозяин, спрятав руки в карманы вязаного кардигана. Буду по вам скучать. Хотя братья Неруды уезжают послезавтра утром, ведь так Иржи?
– Совершенно верно, – кивнул Старший, доставая из нагрудного кармана пачку сигарет. – Кажется, мы всё-таки нашли подходящее помещение для автомастерской и завтра у нас встреча с хозяином. Ещё денёк по злоупотребляем вашим гостеприимством.
– Бросьте говорить глупости Иржи. Вы с Томашем не доставите мне хлопот. Я гарантирую вам трёхразовое питание и чистую постель, – махнул рукой Фрейндлих и хитро улыбнувшись, закончил. – В конце концов, вы платите мне деньги.
* * *
На следующее утро, несмотря на проливной дождь, не унимавшийся всю ночь. Супруги Маришаль, сеньорита Ломбертс и господин Хансен погрузили свои вещи в маленький пузатый автобус хозяина гостиницы и уехали на вокзал.
Большую часть дня Фрейндлих находился в разъездах: закупал продукты для Нерудов, договорился со строителями о ремонте протекающей крыши и забрал письма с почты.
Уже стемнело, когда он возвратился в «Последнее убежище» обнаружив, что автомехаников всё ещё нет, и окно в их номере не горит.
Сняв промокший плащ и налив себе чашечку горячего какао, Фрейндлих, сел за стол в зале, принявшись просматривать корреспонденцию. Накопилось её достаточно, ведь он не забирал письма уже три месяца. Счета, уведомления администрации города для хозяев ресторанов и гостиниц, пару мелких штрафов и три письма.
В первом конверте было ничего не значащие личное послание от давней подруги и Фрейндлих, быстро пробежав строчки глазами, отбросил его в сторону. Он был совсем не настроен сегодня на лирический лад. А вот второе письмо заставило его вздрогнуть, замереть на месте и с неистовством рвануть третий конверт.
– Что плохие новости? – произнёс стоящий в нескольких шагах Иржи. Хозяин гостиницы не видел, как он вошёл в залу, да и колокольчика на входной двери он тоже не слышал.
Собрав рассыпанные перед ним листки в пачку, Фрейндлих, выдавил из себя улыбку и наиграно весёлым тоном произнёс:
– Старикам вроде меня уже нечего боятся, и даже самые плохие новости воспринимаются всего лишь как мелкие неурядицы.
Он попытался покинуть обеденный зал, но на пути его встал Томаш с пистолетом в руке.
– Что, что это значит? – закрыв лицо руками, испуганно закричал хозяин гостиницы. – Вы хотите меня ограбить? Ах, негодяи …
– Не говорите ерунды Фукс. Или вы предпочитаете – гауптштурмфюрер Юрген Фукс.
Слова Иржи ещё не полностью слетели с губ, а старик, изменившись в лице и скорчив злобную гримасу, метнул письма в лицо Томаша, одновременно вытаскивая из рукава пиджака тонкий кинжал. Движения его были ловкими, и не сделай младший брат шаг в сторону, лезвие вонзилось бы ему в грудь.
Письма ещё не опустились на пол, а нацист был обезоружен, и жёсткой подсечкой опрокинут на ковёр.
– Ай-яй-яй, а ещё пожилой человек! – притворно сокрушался Иржи, поднимая кинжал с пола. – О, интересная вещичка и орел, и свастика всё на месте. На память о лихих годах оставили?
– Вы из «Моссада»? – с кряхтением, поднимаясь на ноги, спросил Фукс одним глазом наблюдая за целившимся в него Томашем.
Рассмеявшись, старший брат тоже вынул из кармана кожаной куртки пистолет.
– Нет. Мы к вам прямо из августа 1942 года. Помните концлагерь Треблинка, коридор, упирающийся в двери газовой камеры, Януш Корчак в окружении воспитанников и вы втроём посмеивающиеся над дрожащими и повисшими на учителе детьми, – громким шёпотом сказал Иржи приставив пистолет к голове нациста. – Ты помнишь нас ублюдок? Тех самых подростков, которых вы не отправили со всеми на смерть, а перевезли сначала в Саласпилс и только когда на нас поставили десяток экспериментов и почти досуха выкачали всю кровь, бросили на смерть в Освенцим!
– Нет, не помню. Почему втроём? – начиная дрожать, тоже одними губами произнёс Фукс.
– Вы, как старший офицер руководивший процессом, оберштурмфюрер Ройсс и унтерштурмфюрер Шефер, ваши подчинённые.
– Сеньоры, наверное, вы с кем-то меня перепутали? – пятясь к стене, сказал старик.
– Это исключено. Ведь письма, пришедшие сегодня и так вас расстроившие, сообщили о кончине ваших товарищей, – следуя за нацистом, сказал Иржи. – Одно письмо из Аргентины, другое из Соединённых Штатов, ведь так? Мы долго искали тебя.
– И всё же я думаю, что …
Фукс упёрся в секретер и надавил на него спиной. В ту же секунду в руку ему упал массивный «люгер». От бедра он два раза выстрелил в старшего брата, а затем бросился к коридору ведущему на кухню.
Вдогонку ему прилетела пуля, разорвавшая икроножную мышцу на правой ноге. Вторая прострелила кисть, выбив из руки пистолет. Нацист закричал и упал на пол.
– Пошли вы к чёрту! – орал он, семеня ногами по деревянным доскам обливаясь кровью. – Забирайте меня и судите, как положено!
Целый и невредимый Иржи переглянулся с Томашем и направив оружие в голову Фукса нажал спусковой крючок.
* * *
Машина несла мужчин по трассе, навсегда оставляя позади курортный городок, и почти двадцать пять лет неустанных поисков.
– Ты знаешь я ничего не почувствовал Иржи, – нарушил тишину Томаш смотря в окно на пробегающие в темноте тени.
– Так и должно быть брат. Мы же не ОНИ. Мы не должны получать от убийства удовольствие.
– Я не об этом. Просто я не почувствовал радости от мести. Мы с тобой продали душу дьяволу, опустились на дно преступного мира и всё только ради отмщения этим гадам. Неужели всё зря?
Увернувшись от ямы на дороге, Иржи, посмотрел на Томаша.
– Перестань. Неужели ты пожалел этого убийцу?
– Конечно нет. Он заслужил смерть, так же как и остальные, но что нам теперь делать? – топнул со злостью ногой младший брат. – Мы плохие люди. Ты знаешь в ту ночь, когда от пыток умер Шефер и выдал нам местоположение Фукса, я понял, что в моей жизни не было ни одного счастливого момента. Ни одного, понимаешь?!
Конечно, он понимал. Иржи удалось успокоить Томаша. Впрочем, как и всегда. Брат, да, последнюю четверть века он считал его братом, заснул на заднем сиденье, накрывшись его кожаной курткой.
Им пришлось пойти на многое, чтобы отомстить. Они стали убийцами, заработали авторитет в этом скрытом от многих мире и не раз совершали отвратительные и мерзкие поступки. Что будет дальше? Об этом он ещё не думал. В голову Иржи запали слова Томаша о счастливых моментах. К своему удивлению он понял, что у него они имеются.
Впервые он почувствовал себя по-настоящему счастливым в тот утренний час 6 августа 1942 года.
Когда их привезли в Треблинку и прикладами винтовок согнали в колонну, что направлялась к газовым камерам. Все давно уже знали, как пишутся два этих страшных слова. Началась паника и крики. Дети ревели, размазывая слезы, по грязным лицам ясно понимая, что их жизнь, не успев начаться окончена. Тогда учитель Корчак успокоил воспитанников и сказал, что не бросит их. Словно солнышко выглянуло из-за туч, и в груди стало тепло от благодарности к этому отважному человеку. Немцы предлагали ему выйти из строя, но он категорически отказался. Всё это запомнилось ему словно сквозь пелену истерики и психического потрясения. Так же как и исчезающие за металлической дверью одноклассники, и улыбнувшийся на прощание учитель.
А вот второй раз, он помнил очень чётко. Словно переживал это событие снова и снова. Конец января 1945 года, выстрелы на рассвете, переполнявшее их чувство радости, заставившее умирающих от голода подняться на ноги, и тёплое объятие незнакомого человека с красной звездой на шапке, одевающего на его худенькие ручки серые шерстяные варежки с изображением лошадки. Те варежки он сохранил и везде возил с собой. Они были словно наполнены магией добра и вернули ему жизнь с Томашем, когда большинство выживших скончалось в госпиталях. Измождённые тела отказывались усваивать пищу и бывшие узники уходили на тот свет один за другим, вопреки стараниям врачей. Варежки помогли им выжить, стали их талисманом.
Автомобиль мчался сквозь тьму и на горизонте забрезжили первые лучи рассвета.
Еще почитать:
Холмс — 19 глава
Анатомия измены
Жизнь в цвете — Желтый
Встретимся на закате — Часть I. Глава 3. Арина
«
»
31.12.2018
