Пара строк о Сахемхете, его видениях и экспериментах с «пылью бессмертия»

Рассказ-вставка в Главу 29 «Хранителей библиотеки Древних»

(https://author.today/work/171205)

Несколько страниц из личного дневника
леди Эмилии Аджари-Карнарвон,
записи которого не вошли в книгу
«Хранители библиотеки Древних».
Редакция Стефана Аджари-Карнарвона

Не считала себя религиозным человеком, но все произошедшее со мной после чтения лекций в колледже на юге Великобритании, не иначе, как провидением свыше, я бы не назвала. Думала, что после развода с Ричардом никогда не уживусь с мужчиной под одной крышей. И уж совсем не ожидала от себя, что с первого взгляда влюблюсь в «студента», пошатнувшего мои непоколебимые столпы научного мировоззрения. Еще больше удивило, что этот, на вид двадцатилетний, наглец оказался профессором Британской академии наук, к тому же, старше меня. Необычный, непостижимый и загадочный, как палеолитическая стоянка древнего человека в центре пустыни Гоби.

Я плохо знала Сахемхета в жизни и виновата в этом была лишь сама: добавила неприкосновенности и таинственности в досвадебные отношения, потом из-за моего необдуманного решения он уснул, хорошо, что не на полвека, как пророчил доктор Икрам. Муж не только проспал почти все время нашего брака — долгий сон сказался и на его внешности. Сейчас он выглядел восемнадцатилетним мальчишкой с немного отрешенным взглядом и впалыми щеками, покрытыми мягкой юношеской порослью. С ней Сахем неплохо справлялся бритвенным станком, оставляя аккуратные, еще редкие, усики по моде конца Древнего царства. А ведь по паспорту ему исполнилось… пятьдесят.

Во время достаточно близкого знакомства в кабинете Сахемхета я сделала его приблизительный антропологический анализ. Ни араб, ни северный африканец — он был южным европейцем с загорелой кожей, светло-карими глазами и темными волнистыми нежесткими волосами. Себя же он охарактеризовал как «древнего египтянина из дельты Нила». На научном языке одновременно и точно, и размыто-обобщенно.

Сахемхет отличался особой учтивостью и вниманием, что не знающие нас люди принимали супруга за моего сына. Мы их не переубеждали — не хотелось слушать беспочвенные укоры и сплетни о замужней женщине средних лет и молодом любовнике.

Предыдущий министр культуры Карим Араф так и не подписал заявление Аджари об увольнении, и все двенадцать лет отсутствия мужа на должности главы Службы древностей огромной страной, негласно именуемой «современным Древним Египтом», пришлось управлять мне. Тяжело, если учесть, что предрассудки по поводу занятия руководящих должностей женщинами прекрасно чувствовали себя даже в Каире. Меня слышали лишь тогда, когда я говорила от имени супруга как временный заместитель. Но чаще всего мои идеи представлял новому министру помощник «фараона», принятый на работу еще предшествующим главой Службы древностей.

Сахемхет проснулся и сразу же вернулся к исполнению своих обязанностей, но нагрузка на меня не стала меньше: с таким юнцом на «троне великих царей» ни иностранцы, ни местные чиновники не хотел вести серьезные дела. И Аджари постоянно срывался, доказывая, что внешность обманчива. В этот раз при личной встрече сам министр довел его укором, что сопливый мальчишка не может иметь научную степень профессора и занимать такую высокую должность, к тому же, выглядит он слишком непристойно (по восточным меркам) с длинными, сильно мелированными волосами. Сахемхет предпочел отмолчаться, но домой вернулся за полночь с покрасневшими глазами. Сказал, что сидел у мастабы отца и тосковал по родителям. И причин не верить у меня не было.

Только вот белые пряди появились у него не в результате воздействия обесцвечивающего состава — это была обычная седина, соответствующая его реальному возрасту. Первое время Сахем очень хотел дойти до парикмахерской, сделать короткую мужскую стрижку, но каждый день работа вносила коррективы в его планы на вечер. Мой древний египтянин, смирившись с таким положением дел, стал по утрам банально собирать волосы в обычный хвост и затягивать его бантом из атласной черной ленты на старинный европейский манер.

В последнюю неделю, окончательно раздавленный очередным недовольством министра и его бестактными нападками, он настолько замкнулся в себе, что уже не желал общаться ни со мной, ни с нашим сыном.

Сахемхет часто проводил вечера на плато, поднимался на стену «храма Сфинкса», часами неподвижно сидел и смотрел оттуда на юго-запад. Он мысленно уходил от реального мира. Он погружался в прошлые видения. Он искал местоположение пятой пирамиды. Ее обнаружение стало навязчивой идеей, от которой супруг никак не мог избавиться. И это лишь усиливало нервное напряжение. Весь пол, стол, кровать и тумбочку в своем герметичном «спальном» кабинете он завалил подробными картами плато Гиза и его окрестностей, съемками со спутников, фотографиями с георадаров. Измерял, чертил на них, стирал, вычислял, исписывал за несколько часов десятки листов своими мыслями лишь на понятном только ему языке.

В один из таких вечеров Сахемхет вернулся домой в подавленном состоянии, отказался от ужина, сразу прошел в свой кабинет.

— Поговорить не хочешь? — потревожила его уединение, осторожно ступая по свободным местам на новом ковре, поставила на письменный стол поднос с ужином и чашкой его любимого цветочного чая. Я помнила указания доктора Икрама — следить за режимом дня фараона современного Древнего Египта.

— Нет, — тихо произнес он, не отрывая взгляд от очередного снимка со спутника. — Я знаю, что она есть. Там. Под песком.

Я обняла мужа сзади, положила голову на его плечо.

— Может, поищем вдвоем?

— Я сам…

— Ты забыл, что самые потрясающие идеи приходят в твою голову, когда рядом я? Всегда!

Он вздохнул, одобрительно кивнул, соглашаясь с вескими доводами. Я пододвинула стул, взяла со стола увеличенный снимок в инфракрасном спектре, сравнила его с подробным планом местности. Супруг с интересом еще раз взглянул на фотографии.

— Столько смотрел на них — ничего, — с грустью в голосе произнес он. — Так хочу выбросить из головы весь этот бред, но у меня не получается. Бессмысленная головоломка, как и язык Древних.

— Не надо выбрасывать! Если ты ее видел — она там есть! Такая, как в Абу Раваше?

— Думаю, да. Сначала подозревал, что это могла быть в Завьет эль Ариане. Но это далеко: пирамида была бы очень маленькая, если смотреть с плато. А я видел достаточно большую.

— Собирайся! Едем в Гизу.

Клин клином вышибают, и, чтобы избавить Сахемхета от навязчивых гипотез, я решила прогуляться с ним среди мастаб, предаваясь задушевным научным разговорам и романтике.

— На ночь глядя? Там лучше искать при свете солнца, ноги хоть не переломаем.

— Поехали! — отдала приказ, словно муж был моим подчиненным, а не наоборот.

Он без возражений пожал плечами, стал одеваться на ночную прогулку. Пока Сахемхет разбирался с вещами, я упаковала рюкзаки провиантом, спальными мешками, фонарями и запасными аккумуляторами. Кто знает, на сколько мы там и куда зайдем? Для Стефана оставила на столе записку, что мы с отцом уехали на раскопки. Пусть не волнуется за нас.

Город понемногу затихал. Машин стало меньше, но, все равно, час потеряли в пробках. Быстро темнело. К тому времени, когда добрались до плато, Каир заливал яркий свет фонарей, вывесок и окон, Гизу же освещала полная луна. Раньше пирамиды переливались почти всеми цветами радуги, однако финансовые проблемы Службы древностей заставили отказаться от такой еженощной роскоши. Не помогли даже солнечные батареи — ремонт и обслуживание специалистами оказались не по карману бюджетной организации.

Открыв шлагбаум (запасной пульт сделала себе после того, как охрана по окончании рабочего дня заперла там мой автомобиль и пришлось добираться пешком до окраины Каира), я вырулила на новую парковку для экскурсионного транспорта.

— Пошли на то место, где ты стоял в последнем видении? — предложила мужу, пока тот вытаскивал рюкзаки.

— Там закрытая территория.

— Поэтому… мы здесь вместе с ключами, когда не видят туристы и бдительная охрана.

— Хитрая, — впервые за два месяца искренне рассмеялся он, закидывая на плечи тяжелую ношу.

Мы петляли среди мастаб к искомой точке. Сначала шли молча — дорога была не из легких. Желание начать разговор проснулось первым у Сахемхета.

— Любимая… Если бы ты оказалась моей ровесницей, пошла со мной в поход неизвестно куда и неизвестно зачем?

— Нет, — улыбнулась в ответ, наблюдая, как меняется выражение его лица. — Я бы прогулялась только известно куда и известно зачем. Как сейчас, например.

— А если бы я сделал тебе предложение? Согласилась стать моей женой?

— Только в том случае, если бы ты пообещал выучиться еще и на палеоантрополога.

— Ты хочешь этого?

— Уже нет. Тебе это не к чему, мой любимый профессор-лингвист. Давай лучше о Древних поболтаем? Они будут поинтереснее меня.

— Пожалуй! Хотя… ты — увлекательнее, и намного.

— Как они выглядели? Как одеты? — начала уводить от личных к исследовательским разговорам. — Сколько их было? Расскажи…

Он остановился. Посмотрел на небо, где в лунном свете блекли точки далеких звезд.

— Кто они?.. С этого надо начинать, — отрешенно произнес он, не отрывая взгляда от маленького кусочка бесконечной Вселенной.

— По-твоему, кто? Забудь про научные доводы. Пусть будут субъективные гипотезы.

— Раньше считал, что они были другой ветвью эволюции человека, но после того, как побывал на стройке, мое мнение изменилось. Древние так умело использовали все, что их окружало: воду, камень, рельеф местности, саму планету… Умели и могли так, как не можем сейчас мы. Если пирамиды — преобразователи, то зачем им такие объемы произведенной энергии? Что за свойствами она обладала? Как и какие механизмы приводила в движение? В детстве по совету приемной матери в целях самообразования перемотрел множество научных фильмов про космос. Столько энергозатрат уходит на то, чтобы покинуть пределы планеты. Сильная гравитация. А если ржавчина на плато — это остатки не кранов, а космических кораблей, так и не взлетевших?

— Ты рассказывал о допотопных и послепотопных Древних. Вдруг послепотопные прилетели спасать своих предшественников, но не смогли выбраться отсюда?

— Интересный вопрос. Почему?

Сахемхет задумался, снова продолжил путь, смотря под ноги. Мне нравилось наблюдать за его мыслительным процессом: он погружался в себя, теряя контроль над мимикой и жестами. Задумчивое лицо попеременно озарялось вспышками прозрения, улыбкой, изумлением, эйфорией.

Мы снова шли в полной тишине. Аджари изредка поднимал взгляд, осматривался и указывал рукой нужное направление.

Так мы добрались до мастабы, указанной на табличке, как безымянная. Сахем сбросил рюкзак на песок, аккуратно вскарабкался по крошащейся облицовке наверх.

— Это здесь! — негромко крикнул он, спускаясь ниже и протягивая мне руку. — Иди ко мне!

Мой рюкзак занял место рядом со своим собратом. Цепляясь за камни и обхватив пальцами его запястье, я поднялась на плоскую крышу мастабы.

— Не упади. Вход, — предупредил он. — Вот здесь я стоял и наблюдал за строительством. Стройка шла бешеными темпами, грубо. Важен функционал, а не внешний вид. Это отличало послепотопных от допотопных. Помню, такой стоял грохот, что земля дрожала, но им было все равно. Они не замечали шума. Они общались жестами, каждый из которых обладал большой смысловой емкостью.

— То есть, не использовали речь?

— Нет. Ее не услышали бы. Все пять пирамид строились одновременно. Были краны, погрузчики, паровые машины в ладейных ямах. Кораблей не было. Ты спрашивала, как они выглядели?

— Да.

— Очень высокие, метров пять-шесть, сильные, с серо-голубой кожей, фактически, без одежды… А, может, в таких облегающих костюмах, которые я принял за настоящую кожу? На головах у них я заметил странные повязки, как защитные каски из ткани, у немногих — прозрачный щиток, закрывающий лицо. Ходила небольшая группа в длинных одеждах и шлемах, украшенных подобием звериных голов. А еще… — Сахем замолчал, присел на край, свесил ноги.

Он видел там пришельцев… но каких? Пауза затягивалась. Села рядом с ним. Обняла.

— Там было еще трое… — после десятиминутной тишины сказал он. — Не таких мускулистых, но очень высоких. Трое худых, в закрытых шлемах, в коричневых костюмах. Они появились на плато после неудачного одновременного запуска пирамид, еле передвигались и были такими странными.

— Запуска?

— Да. На макушках не было никаких пирамидионов, видимо, туда должно было ставиться портативное оборудование для преобразования энергии планеты. Они в чем-то ошиблись. Произошло сильное землетрясение. Две дальние пирамиды немного осыпались, у Менкаура слетела половина гранитной облицовки, у Хуфу — еще необлицованной — образовались трещины в потолке камеры царя. Они сами разобрали дальние сооружения по приказу «длинных в шлемах», блоки пустили на облицовку Хефрена.

— Одна пирамида из пяти? Мало…

— Построили еще три. Тоже провал. Корабли так и остались на плато. Не стали перелетать впустую. Видимо, всего объема полученной энергии не хватило на то, чтобы вернуться домой. Или она не подошла для их техники. Вот почему послепотопные остались здесь.

— А теперь у меня вопросы: что задержало их на планете, что истощило питание космолетов? Почему не позвали на помощь? Могли бы просто забрать выживших и улететь.

— Наска… Вот, где ответ. У них было спасательное землекопательное и георадарное оборудование. Цель — не соплеменники, а техника и знания. Кто уцелел и что уцелело, то взяли на борт. Потом искали город, погребенный под сотнями метров песка, глины и камней; потеряли время, пока ждали высыхания селевого потока; георадарами разрядили энергоемкости… А помощь? Сначала думали, что справятся, а с пустыми батареями, как оказалось, не смогли послать сигнал за пределы Солнечной системы. Подожди! Пирамидальная форма каменных сооружений — не метод проб и ошибок, а применение рабочих технологий. Они знали, что делали. У них была четкая стратегия поведения при нештатных ситуациях. Размеры пирамид и особенности внутреннего строения — всего лишь поиск решения, подходящего для этой планеты.

— А если…

— Сегодня «если» — наше любимое слово-паразит, — рассмеялся он, повернулся ко мне. Его лицо буквально светилось от счастья, глаза блестели, губы чуть дрожали от нервного напряжения.

— Пойдем искать пятую? — нежно обняла его.

— А стоит? Ради пары слоев блоков под десятками локтей песка тащиться неизвестно куда? Лучше домой!

— Домой?

— Знаю, это прозвучит безумно, но я бы попробовал еще дозу «пыли бессмертия». Хочу увидеть планету, откуда они прилетели, увидеть их мир.

От Сахемхета можно было ожидать чего угодно в плане экспериментов над собой в поисках истины. Но такое выходило за рамки здравомыслия: увеличение концентрации вещества в его крови могло закончиться для него, в лучшем случае, новым долгим сном, в худшем — смертью. А если? Опять это слово-паразит… Если он прав? И если я не помогу ему, он начнет еще больше отдаляться от нас, тихо сотворит что-нибудь с собой и уснет на века? Если и будет проводить эксперименты над собой, то под моим чутким контролем. Так спокойнее.

— Хорошо. Возвращаемся домой. О риске проспать еще десятилетия и даже столетия ты знаешь.

— Да.

— Мысленно до их планеты и обратно? — пошутила, желая услышать в ответ и его шутку.

— Да, — на полном серьезе ответил Аджари. — Это будет самый быстрый полет за пределы нашей Солнечной системы.

Возвращались домой более длинной, но свободной дорогой. Так быстро по окраине Каира и Западной Саккаре я еще не ездила. Сахем морщился от резких поворотов и просил не гнать, опасаясь аварии, — он так и остался древним египтянином, не полюбившим наш мир высоких скоростей.

Стефан спал, когда мы переступили порог дома. Супруг принял душ, переоделся в расшитую льняную рубаху до пола, с довольным видом развалился на кровати, закатал рукав.

— Может, сначала погреемся у костра и на звезды полюбуемся? Кто знает, когда еще такая будет ночь?

— Пожалуй, ты права, — с придыханием прошептал он, скромно прикрыл ресницами взгляд, в котором разгоралось нешуточное пламя страсти и желания. — Наверное…

Закрыла его рот ладонью, не давая произнести ни слова. Зачем пустые разговоры, когда хочется поцелуев и не только их?

За окном уже розовело утро, наполняя комнату теплым светом.

— Ты готов? — поинтересовалась я, облачаясь в химзащитный костюм. Работать с «пылью» обычный человек мог только в нем.

— Готов. Я попытаюсь дать сигнал, когда хватит.

Муж устроился поудобнее на постели, протянул руку. Ввела в его вену иглу капельницы с растворенной «пылью бессмертия». Села рядом. Я видела, как он погружается в сон, как опускаются веки и дыхание становится размереннее. «Не отводить взгляд, следить за малейшим движением», — звучала установка в моей голове. Пальцы на его руке дернулись — я перекрыла капельницу, извлекла иглу. Где он сейчас? Что видит? Как бы и мне хотелось отправиться в путешествие через пространство и время…

Сахем уснул. Укрыла его одеялом, забрала капельницу и покинула комнату.

Перед уходом в школу Стефан первым делом поинтересовался, куда пропал его отец. Сказала правду: больше не видела причины лгать десятилетнему сыну. Пусть принимает Сахемхета таким, какой тот есть.

Аджари проспал всего неделю. Мы с сыном безумно обрадовались, когда он неожиданно спустился к обеду. Его счастливый вид говорил о том, что он добился желаемого и нашел искомое.

— Получилось? — спросила, когда Сахем сел за стол и жестом попросил Фариду накрыть и для него.

— Я был там. Я видел их… — восторженно прошептал он.

— Кого? — полюбопытствовал Стефан.

Мальчик был еще не в курсе исследований отца, а также его происхождения. Я все оттягивала такой важный разговор. Не знаю, почему. Наверное, боялась, что он не поймет и решит, что в очередной раз обманываем его.

— Пап, пожалуйста…

— Я видел мир тех, кто построил большие пирамиды на плато Гиза, — подмигнул Сахем.

— Древних египтян? Я не понимаю, насколько можно обожествить человека, чтобы сотни тысяч людей безропотно тащили камни?.. Мне их жалко.

— Так в школе говорили?

— Да.

— Не верь им. Огромные пирамиды строили не египтяне. Они просто их реставрировали или разбирали. Даже твой прадедушка не имеет никакого отношения к одной из них.

— Прадедушка? А кем он был? Археологом?

— Фараоном четвертой династии, известным, как Менкаура, — супруг нахмурился, посмотрел на меня, потом на сына. — Это отец моего отца. Тебе мама не говорила?

Сын замотал головой. В его глазах читалось непонимание происходящего за столом.

— Хорошо, — твердо произнес Аджари. — То, что я скажу тебе — правда. Настоящая правда обо мне. Выслушай до конца.

Стефан кивнул.

— Я родился в конце четвертой династии. Мой отец — фараон Шепсескаф. Мать… Я не помню ее имени, как и имен трех младших сестер, а имя старшего единокровного брата даже не хочу произносить. Забвение — лучшая месть за смерть Птаххетепа и то, что я оказался в этом мире. Я проспал больше сорока веков из-за того вещества, что нашел старый библиотекарь. И эти годы тоже. Я был твоим ровесником, когда меня приказал убить брат. Птаххетеп усыпил, как будто привел в исполнение смертный приговор. Я закрыл глаза в Древнем Египте, а открыл уже в современном. Четыре тысячелетия как одна ночь. Мне было так страшно. Нет, я не жалею о том, что произошло, — у меня есть ты и твоя мама. И я безмерно счастлив.

— Я не верю, — насупился Стефан. — Очередная красивая ложь. Ты обычный человек, а не древний принц.

— Хочешь попробовать «пыль бессмертия»?

Я уже раскрыла рот, чтобы выкрикнуть «только через мой труп!», но Сахемхет жестом остановил меня.

— И что будет? — Стефан скептически отнесся к предложению отца, облокотился на стол, подпер щеку кулаком.

— Поспишь недельку-другую, может, и Древних увидишь. Я вот видел строительство пирамид в прошлый раз, а в этот — их планету. Не признавал, что они пришельцы, но ошибался.

— Давай! — воскликнул сын, словно заключал пари. — Может, поверю во все твои сказки!

Решила не лезть в мужские разборки, но и без контроля тоже не оставлять. После обеда уже Стефан занял место на постели в герметичной комнате. Надев защиту, развела небольшое количество «пыли» в физрастворе, набрала в шприц.

— Мам, зачем такой маскарад?

— В отличие от тебя, я спать не хочу. Руку давай! И запомни, какое сегодня число и месяц.

Стоя у кровати, наблюдала, как сын спокойно погружается в сон: паники не было, дыхание стало поверхностным, сердце замедлилось до нескольких ударов в минуту.

— Надеюсь, что он хоть что-нибудь увидит, — прозвучал голос мужа за моей спиной. Он сел рядом с ребенком, сжал его кисть. — А ты не хочешь услышать про то, где я был?

— Хочу! Рассказ за тобой…

Я с нежностью посмотрела на спящего мальчика, завернула его в термоодеяло, настроила кондиционер и фильтры, вывела за руку мужа из комнаты.

— Ты сумасшедший, правда, — я снимала защитный костюм. — А если он не проснется?

— Ничего с ним не будет, — вздохнул Сахем, — поспит пару недель и все. Проверено на Стефании и Джоне.

— Верю.

Легла на кровать в нашей спальне, потянула супруга к себе.

— Теперь я готова слушать о твоих странствиях.

Он положил голову мне на плечо, стал перебирать пальцами рыжие волосы, задумчиво начал рассказ:

— Огромный город у подножия огромных пирамид. В несколько раз выше наших. На их вершинах стоят кубы, из которых бьют в высь едва заметные световые столбы. Небо не голубое — лазурное, немного зеленоватое. На огромной высоте звездолеты парят над лучами — заряжаются. Потом улетают. Там высота одного этажа — локтей двадцать-тридцать, а колонны — не меньше сотни. Все яркое, украшено фресками и барельефами. Обелиски на каждом шагу с огромными иероглифами, которые светятся, когда наступает ночь. Там лазурное море плещется у ступеней зданий. Поют птицы в садах. Я бродил по улицам, заглядывал в дома, наблюдал за их необычной жизнью. На столах стояла каменная посуда, настолько тонкая, изящная, что наша фарфоровая казалась толще и грубее, а то, что мы называем здесь древнеегипетскими храмами — это жилье обычных жителей. А храмы… Это нереально красивое, невероятно высокое и резное! Словами такое не передать — надо видеть! Только не понял, какому божеству или божествам они поклоняются. Я видел процессию, шествующую из одного храма в другой. Ладья со статуей парила в воздухе в сопровождении жрецов и полуобнаженных танцовщиц. Жители в роскошных одеяниях в почтении склоняли головы. Простой быт, религия и высокие технологии сплелись в неподражаемую культуру, вовсе не похожую на нашу. Я влюбился в их мир, оказался в настоящем раю, какой описывается в «Книге мертвых», и если я мог выбирать, где прожить вечность после смерти, то, однозначно, это была бы планета Древних! Лучше бы никогда не видел этого города, чтобы не вспоминать и не скучать!..

Муж тихо шмыгнул носом, судорожно глубоко вдохнул. Он затосковал по дому, давно исчезнувшего под песками времени. Я перевела тему разговора, чтобы Сахем окончательно не расстроился и не впал в хандру.

— Тогда что пришельцы делали здесь?

— Думаю, на нашей планете находились научные экспедиции, форпосты или тому подобное. Допотопные здесь адаптировались, возможно, жили тысячи лет. Они работали с мягким камнем, а не пилили его в промышленном масштабе. А если и механически обрабатывали, то, как скульпторы, а не строители. Предпочитали красоту практичности. Послепотопные хотели зарядить корабли, как на родной планете, но просчитались с физическими свойствами материалов, размерами «зарядки» и гравитацией. Им тоже пришлось привыкать к Земле… Со временем вода уничтожила космические суда, стоявшие у пирамид. Люди, с умыслом или без, истребили пришельцев, а, может, они сами вымерли от генетической изоляции. Грустная веха в истории нашей планеты.

— А библиотека?

— Теперь на сто процентов уверен, что ее создали послепотопные. Собрали все, что нашли от допотопных, перезаписали данные для своего пользования. Конечно же, и сами пополнили стеллажи дисками.

Супруг вздохнул, закрыл глаза, тихо заснул, несмотря на то, что было время послеобеденного чаепития.

Каждый день после работы Сахемхет по несколько часов сидел рядом со Стефаном, наблюдал за его состоянием. Я корила себя за то, что разрешила мужу подобный эксперимент, но, с другой стороны, понимала, что этот момент когда-нибудь бы настал. Им обоим нужно было расставить все точки над «i» в отношениях и доверии друг к другу.

Сын проснулся только через три недели.

Мы завтракали, обсуждали планы на рабочий день, когда в обеденный зал неслышно спустился Стефан. Вид у него был не вполне адекватный, в отличие от просыпавшегося Сахемхета. Растрепанный, он зевал, явно еще не добрался до ванной комнаты.

— Отец, — произнес он хриплым, словно простуженным, голосом, — знаешь, я не такой псих, чтобы восхищаться этими монстрами со съехавшей крышей!

— Стефан! — вмешалась я. — Будь джентльменом даже сейчас!

— Не сердись, — обнял меня Сахем, — его реакция вполне нормальная. Помнишь, какие галлюцинации были у меня в Риме?

Уж этот кошмар я точно не смогла бы забыть, особенно рассказы мужа о своих видениях — Древнем, вырезающим лезвием на своей коже символы давно мертвого языка.

— Пап… — мальчик сел за стол напротив нас. — Я тебе верю, но, пожалуйста, пусть мой Древний Египет будет таким, каким он описан в учебниках истории. Пусть пирамиды строят сотни тысяч египтян, фанатично любящих своего правителя, пусть обелиски делались для Хатшепсут и Аменхотепа Третьего, а Сфинкс имеет лицо фараона Хефрена. Я не хочу иметь дело с твоими Древними. Мне страшно. И не важно, насколько они были высокоразвитыми…

— Это твой выбор, — неожиданно для меня озвучил свое мнение Сахемхет. — И, если будешь считать, что твой прадедушка построил третью пирамиду на плато Гиза, ты, все равно, останешься моим сыном. Я с уважением приму твою точку зрения, какой бы она ни была, потому что очень люблю своего единственного сына Стефана! Мир? Ведь так говорят твои ровесники?

— Мир! — воскликнул мальчик, выскочил из-за стола, повис на шее отца и, улыбаясь, разрыдался. Сахем прижал ребенка к себе, тоже не сдерживая слез. Мои мужчины помирились и в научном мировоззрении, и в личном. А что еще надо, чтобы быть счастливой супругой и матерью?

После работы мы сидели на балконе, пили прохладный домашний лимонад, заботливо приготовленный Фаридой, смотрели на фиолетово-бордовый закат. Такого спокойствия и умиротворения давно не было в нашей семье. Я чувствовала себя такой счастливой, пока слова Сахемхета не пронзили сердце подобно грубо обработанному кремниевому ножу неандертальца.

— Как жаль, что у меня нет наследника, — вздохнул муж, — не по крови — тут у меня есть Стефан, а продолжателя моего дела.

По щеке древнего египтянина скользнула слеза, спряталась в уголке губ. Я обняла супруга. Его знания и жизненные цели оказались ненужными родному человеку. Это причиняло Аджари нечеловеческие страдания, которые он предпочел запереть глубоко в себе и только сейчас дал волю чувствам.

— Хочешь, попробуем дать жизнь еще одному малышу? — озвучила идею. — Сам воспитаешь верного последователя.

— Рождение сына едва не убило тебя. Я не могу и не хочу снова подвергать твою жизнь опасности. Не обижайся за еще один довод: сорок восемь — не тот возраст, когда рожают без проблем. Я слишком люблю тебя, чтобы потерять. Моя жизнь станет пустой, если в ней не будет моего любимого доктора палеоантропологии Эмилии и прекрасной царицы Нитекерти. А еще у нас есть Стефан. Не переживай. Все хорошо. Справлюсь…

Сахем вернулся в дом. Я долго размышляла над его словами, а в мыслях все навязчивее пульсировало желание подарить супругу еще одного сына — нового хранителя библиотеки Древних, а Стефану — младшего брата. Однако, Аджари все уже решил для себя, и спорить с ним сейчас не имело никакого смысла. И самое лучшее, что я могла сделать в такой ситуации — ненадолго смириться с его решением. Надеюсь, что время, действительно, умелый лекарь для души и разума.