Паника

(*)

Сначала было страшно, но страх в последнее время у меня проходил быстро и мне стало смешно. надо же! Какой храбрец этот Ричард, когда ему надо…действительно надо: и в логово моё пролез и прибить, если дёрнусь, пообещал!

К снегу или дождю, кто бы знал? Добрая ли примета?

Нет, он не внушал мне никакого страха. Что хуже – даже ярости у меня сейчас, при взгляде на его растрёпанную униженную бледность почти не осталось, так, какой-то остаток жалости, замешанный на злорадстве: плохо тебе? Отлично, жри, заслужил!

Странно, я думала, что порву его если увижу, но надо же – смотрю и ничего. Ну хорошо – почти ничего. Скажу так, что усталости во мне больше, чем бешенства или чего-то другого. А Рудольфус ещё хотел чтобы я Ричарда покарала, да тьма с ним! Пусть тонет в своих же деяниях. Да, он меня обидел, оскорбил когда-то давно, жизнь назад, и я поклялась его убить тогда. Отложила, правда, но, откровенно говоря, что я сделала для того, чтобы навредить ему? Всё, что с ним произошло – он сотворил сам, где косвенно, а где прямо и нагло.

– Да стою я, стою! – я улыбаюсь, и Ричард встревожен, он ждал скандала, а я вот-вот рассмеюсь ему в лицо. Потому что нашёл к кому приходить. Раньше я его хоть ради дочери могла пожалеть. А теперь?

– Я слежу, Магрит! – предостерегает он. Ему всё ещё нужно быть главным, но это время безнадёжно ушло. Я его ни во что не ставлю. Не могу, мне смешно с его бледного самоуничтожения.

Дочь его оказалась не ведьмой, а так – неприкаянной, сам он увяз в интригах, везде оказался лишним – кто виноват? У него было больше чем у меня – у него была семья, связи и влияние, возможности были лучше, а в итоге?

Тьма, если бы не его дочь, я бы сейчас его прибила бы из милосердия, а так жаль – всё равно Каталине он отец, хоть она и в смятении: может ли отец так забыть и презирать собственное дитя? Пусть лишённое магии, но собственное же!

Девчонке не позавидуешь – у неё рухнул мир, мать ушла самоисходом, а тут ещё и папаша века в лице Ричарда! Нет, нельзя его убивать сейчас.

Но убивать надо, иначе он сам справится с этим.

– Де Рэ сказал, где нас искать? – я улыбаюсь ещё шире, как-то приятно мне от мысли, что де Рэ участвует в моей жизни, но и страшно, если честно. Бояться бы надо, да сменить место пребывания, а я? А я почему-то надеялась, что де Рэ сохранит нашу тайну, ну вот – просчиталась! Хорошо, что только Ричард пришёл.

– Де Рэ? – теперь Ричард удивлён. – Надо же…

– Не он? – мир опасно качается в знакомом желтовато-сером оттенке страха. Де Рэ идеально вписывался в картинку происходящего, но если это не он, то кто?

– Он сказал мне, что моя проблема решена, и он не будет помогать мне тебя искать, – Ричард, кажется, забывает о своих угрозах, садится прямо за стол, опускает руки на столешницу, некоторое время сидит, словно привыкает к ней, потом признаётся: – я нашёл помощь в другом месте.

Я наглею и отодвигаю стул напротив, сажусь, потому что у меня все права, а Ричарда слабак.

– Так я решила твою проблему. Ты ненавидел свою дочь, я её забрала.

– Не смей! – столешнице, наверное, больно, жаль, я не могу спросить что она почувствовала, когда ладонь Ричарда хлопнула от всей широты магической души по ней. – Не смей так, Магрит…

– А не то? – я смеюсь, уже не скрывая. – Ричард, но это правда. Твоя дочь была тебе стыдом. Настолько, что ты не знал, куда её деть…

Против воли я понижаю голос. Я, конечно, ведьма, но вовсе не бесчувственная, и, в отличие от Ричарда, я прекрасно знаю, что его Каталина спит в соседней комнате. Ну я хочу надеяться что спит, а не слышит нашу позорную разборку.

– Ты отдал её к другим неприкаянным. А после, когда я забрала её оттуда, ты решил, что сотрёшь нам обеим память и сбагришь нас в людской мир. Это ли не бегство, Ричард?

Он морщится. Он может совершить тысячу и один героический поступок, но я видела его настоящие решения, я знаю его и я презираю. Он знает, а я даже представить не могу, чем это можно стереть.

Подвигом? Кровью? Смертью? Не знаю. Может и ничем, тьма со мной, но Каталина навсегда запомнит, что её отец отрёкся от неё почти сразу, как выяснилось, что магии в ней меньше, чем во мне грации.

– Оно, – хрипло признаёт Ричард. – Не читай мне мораль, Магрит.

– А я тебе и не читаю мораль, – я успокаиваюсь. Я сильнее, и сейчас я как никогда чувствую это. Он может ударить меня магией или так, по-людски, об стол, но это ничего уже не изменит. Я сильнее. – Я не читаю, Ричард. Я констатирую факт. если бы я читала мораль, я бы начала с себя, у меня свои грехи. Но от моих грехов счёт мне и идёт, а у тебя дочь.

– Молчи.

– И твоя дочь не виновата в том, что произошло. Она потеряла весь прежний мир, а ты…

– Магрит, во имя всего…

– Ты даже не потрудился сделать вид, что она тебя заботит! – я всё-таки добиваю его. добиваю словами. Люди так тоже умеют, и мне нравится это оружие. Иной раз оно сильнее магии, только, жаль, не всегда доходят силы и время. Ударить магией проще, чем подбирать убийственные слова. Но мне некуда было спешить сейчас, и я взбесила Ричарда. Взбесила правдой.

Мгновение, и стол между нами грохнул, рассыпаясь на тысячу и одну щепку. Красивый пазл! Жаль, что никто его толком не восстановит…

Но ещё одно мгновение и тёплый вихрь магии уже меня давит к стене, и Ричард нависает надо мной:

– Она всё равно моя дочь! Слышишь ты? Ты не имела права забирать её, ты…

Магия душит меня, но я не сопротивляюсь, я смотрю в глаза Ричарда – такого жалкого, прячущего за бравадой магии всю свою трусость и всю правду о себе, и не сопротивляюсь. Я сильнее.

– Трус! – хриплое слово срывается с губ.

Хриплое, но верное и хватка магии расступается. Я падаю, хватая ртом воздух, щепки тут же цепляются ко мне, отряхиваюсь. Ричард рывком поднимает меня.

От него отчётливо пахнет алкоголем – неудивительно! Этот запах часто сопровождает трусов, и в особенности тех, кто не просто труслив, но и жесток. Но что неожиданно – от него ещё пахнет, едва уловимо, ивовым настоем.

Спать не может? Как я?

– Она моя дочь, – повторяет Ричард, не глядя на меня. он смотрит в пол, в нём, видимо, больше смысла. – Единственное, что у меня осталось из хорошего. Да, я мечтал, что моя дочь будет великой ведьмой, и я не знал как быть, когда оказалось, что она, как человек, даже умрёт раньше. И тут де Рэ со своими идеями и множеством редких артефактов, и ты с заботой о ней. Я не был…нет, не так.

– Никак, Ричард, – поправляю я, – никак. Ты не найдёшь слов для того, чтобы оправдаться передо мной, но, на твоё счастье, тебе и не надо ждать моих прощений.

– Надо! – в нём бешенство магии. В глазах плещет неукротимая, рваная, нервная сила. Как же его штормит-то! в самом деле, что ли, не спит? или болен от нервов? – Надо! Я втянул тебя в это. Было время, когда мы могли быть друзьями.

Было, и я чувствую комок в горле, когда он говорит об этом времени. Там была Габи. Там было моё агентство. Там было что-то, что давало мне силу выдерживать свалившуюся бессонницу и улыбаться. Там были люди, приходившие за помощью к магии, попавшие в разные ситуации, и пустые расчёты о том, сколько клиентов нам нужно, чтобы оплатить отопление и водопровод с арендой…

Там была другая Магрит, а Магрит сегодняшнего дня смотрит на неё в глубины памяти с недоумением и не верит – неужели это была она? Такая веселая и такая бесшабашная. И…какая-то ещё, найди бы это слово в себе.

Почему-то на ум мне идёт только «весенняя», и тотчас в противовес этому определению выходит новое: «осенняя».

– Мы могли быть на одной стороне, могли быть друзьями, – повторяет Ричард. Его это гнетёт. Он тоже другой. Он изменился, и это изменение никогда не сделает его прежним.

Я хочу его убить и пощадить одновременно. двойственная природа ведьм! что ж, в любом случае, это будет защита. Защита от самого себя или защита от меня.

– Мы и сейчас друзья, Ричард, – я говорю с ним предельно мягко, как говорят только с больным, – потому что только друг может сказать тебе что ты скотина, последняя скотина, и сказать не из зависти, а по истине.

Он усмехается.

– Не спорю. Но ты не была на моем месте. ты никогда не имела семьи.

Он осекается. Магрит из весны это бы задело, но я уже в осени и потому киваю:

– Ты прав. Я имела какое-то недоразумение на замену. И ты, глядя на меня, ещё в годы Академии глядя, должен был понять, что нельзя бросать девчонку одну.

Поймать удар и обернуть его против врага – мне нравится такая тактика! Она обещает многое…

Ричард шевелит губами, но слов я не слышу. Он ругает меня или, быть может, себя – неважно.

– Что дальше? – мне неинтересна лирика, мне интересен факт. – Ну хорошо, ты нас нашёл, а дальше что?

– Моя дочь отправится в мир людей. В закрытый пансионат для девочек. Ты с ней не пойдёшь, я договорился…там её введут в курс дела. Лучше сейчас, пока она совсем не выросла. Пока она адаптируется.

Он даже встаёт, чтобы пойти из комнаты туда, где спит (хотя вряд ли – мы шумим!) его дочь.

Но я не для того терпела его общество, чтобы так легко его отпустить и потому сиреневая вспышка преграждает ему путь. Легкий намёк на то, что я возражаю, не более, никакой грубости.

– Да ну? – удивляется Ричард, но оборачивается, – у тебя есть план лучше?

– Есть, – соглашаюсь я. – Я встану на ноги, Ричард, всё равно встану. Открою новое агентство…

– Тебе нельзя, ты понижена в правах.

– на неё открою агентство! Или на Франческу, она женщина лихая, согласится! – я раздражаюсь на такие пустяковые замечания. – Она будет мне помогать.

– Франческа? – издевается Ричард, и я снова хочу познакомить его лицо со столом, жаль, что сам стол Ричард недавно разбил в щепки, придётся терпеть.

– Твоя дочь, божедурье! – я едва сдерживаюсь. Что в нас, ведьмах, плохо, это то, что мы закипаем мгновенно в самые неподходящие моменты и не всегда умеем держать хладнокровье. Это творит нам дурную репутацию из века в век.

Ричард мрачнеет. Сначала он хочет сказать что-то резкое, грубое, но по его лицу я вижу – раздумал, и вот уже губы расплываются в ехидной улыбке:

– Хочешь заменить моей дочерью твой провал с Габи? Доказать себе, что можешь кого-то спасти?

Зря. Ричард, видит сила, я не хотела драки, но ты вынудил меня. ты сам вынудил, видит сила!

И я позволяю силе течь между пальцами в безобразное заклинание. Сейчас я его и упокою. Раз и навсегда. Хватит с него. хва-тит! Кто он такой? Что мы без него не справимся разве? Да у нас Франческа кого хочешь в бараний рог свернёт и ленточку повяжет!

«Сама повяжешь!» – тут же огрызается в моих мыслях голос невидимой Франчески, жаль, я не знаю, действует это связь между ведьмами, или я просто настолько хорошо знаю эту женщину.

В любом случае, кто такой Ричард?

– Давай, – соглашается он, – сила против силы. Друзья, говоришь? Сейчас проверим. Только дочь мою не напугай. Давай хоть во двор выйдем ради приличия?

– Не прикрывайся дочерью! Не смей! Ты не заслуживаешь зваться отцом! – я ору на него, забыв про ночь, про спящую Каталину, а Ричард усмехается, глядя на меня.

Сила, он же нарывается! Почему он не ставит щит? Где его ответные заклятья?

– Иди во двор, – мрачно велю я, – я сейчас приду, только скажу Каталине, чтоб не боялась.

Он идёт за мной, хотя я пытаюсь его оттолкнуть за дверь. по-людски оттолкнуть. Что ж, возможно, это его последнее свидание с дочерью и сейчас я закрою страницу его жизни, уже подъеденную плесенью и бумажным червем, навсегда, так что – пусть простится.

Нам он не нужен! Я поставлю девочку на ноги. Я найду ей применение в нашем мире. Я присмотрю за ней.

– Магрит, – он касается моей руки у самого порога комнаты Каталины, – я люблю её. она моя дочь, понимаешь?

– Поздно ты…– отталкиваю его руку, но он цепок по-людски. Магией почему-то ни я, ни он не пользуемся. То ли от трусости, то ли от уважения и страха.

– Мне ведь смотреть на её угасание, она проживёт меньше. Я не мог это принять сразу, но теперь…– Ричард сдаётся, мои ногти царапают его руку без всякой жалости, но его слова ответно проходятся по мне.

Маги и ведьмы живут дольше людей. Даже самый захудалый маг, если не будет убит или казнён, проживет гораздо дольше человека, пусть самого и здорового. И как-то я это не учитывала.

Моя сила мне понятна, а вот смогу ли я смотреть на девочку-подростка и знать, что она стареет быстрее, болеет и умрёт раньше?

С Габи этого я не чувствовала, но Габи была молодой девушкой, а не подростком и взяла я её по просьбе, после уговоров, да ещё и благодетельницей себя ведь чуяла, а сейчас?

Я колеблюсь, и это позволяет Ричарду пошатнуть меня.

– Отошёл, – велю я и он отшатывается, с ненавистью глядя на меня. магия она ведь не только в жестах и самой силе, она в голосе. Голос – это своего рода проводник магии, как руки или амулеты, как и…

Мы цепенеем одновременно, когда переступаем порог комнаты. Ещё мгновение мечемся, не понимая, но затем одинаковые вспышки гнева и магии освещают нас и наши лица.

***

– Где моя дочь? – орёт Ричард, чего уже стыдиться? Мы, безумные, оббежали всю комнату, куда улеглась спать Каталина, куда я сама её уложила, весь дом, заглянули под кровати, под столы, за загнившие от безвременья шторы, и даже на улицу выскочили, запутавшись в ближайших же зарослях.

Тщетно. Девочки нет. Как и не было.

– куда ты, тварь, дела мою дочь? – орёт Ричяард и алые вспышки пульсируют на его руках, готовые сорваться.

Теперь мне стало страшно. По-настоящему страшно – и серо-желтый болезненный цвет привычного страха вытеснялся отчётливым ужасом.

Девочка! Где она? Куда делась? Ушла? услышала нас и ушла, чтобы мы не ссорились? Пожалуй, я бы так сделала. Но как бы она прошла мимо нас? в окно7 мы защищали окно? Понятия не имеют насчет сторожевых заклятий – это же дом Франчески, а не мой!

«Да уймешься ты меня звать?» – Франческа не замедлила с ответом. Как она это делает? Я сосредоточилась как сумела, хотя Ричард не давал мне этого нормально сделать, и ответила мысленно:

«Каталина пропала!»

Молчание.

«А под кроватью смотрели?»

Старая ведьма и тут осталась себе верна!

– Где…– Ричард приложил меня к стене, удерживал безо всякой магии, или же только по магии природной. – Куда ты её дела? Спрятала?

– Нет! – я тоже призвала на помощь природу и руки Ричарда тотчас обожгло, он отшатнулся и сползла по стене. – Нет! Нет!

– Где она? – голос Ричарда донёсся до меня как через комок ваты, а в следующее мгновение Ричард снова заметался по дому, налетая на предметы скудного быта. Но ему было всё равно. он искал дочь, словно та и впрямь могла забиться куда-то в уголок.

– Каталина! Доченька!

Надо же – доченька! Вспомнил!

Я поднялась, с усилием держась за стену. Мрачное понимание овладело мной. Кто у нас был кроме Франчески и Ричарда? Ага, правильно. Кто понял, наверное, понял, что я привязалась к девочке? Кому нужно иметь магов и ведьм в повиновении?

– Её нет…– он появился на пороге взмокший, бледный, напуганный, жалкий. – Где она, а? где?

– Я думаю, вопрос к де Рэ, – честно признала я. – Как думаешь? Она твоя дочь, и я…

Хотела подобрать слово, но не смогла. Признаться оказалось проще – дура-ведьма Магрит привязалась к девчонке и жалела её! и да, это означает, что я теперь пойду к де Рэ и попытаюсь освободить Каталину. Она не моя дочь, но почему так давит ответственностью за неё? Почему так тошно и почему так страшно? Бледно-зеленый страх расползается по всему существу…

Ричард сел рядом со мной. Бледный, напуганный, но осознающий свой испуг.

– Он может, – признал Ричард. – Я у него в руках.

– И я.

Он посмотрел на меня с недоумением, но вскоре недоумение сменилось пониманием и он обхватил голову руками и почему-то именно этот жест привёл меня в бешенство: я, не помня себя, схватилась за его волосы и принялась тянуть, выкрикиваю что-то оскорбительное.

Он не сопротивлялся. Он знал, что заслужил и не спорил.

Надолго моего бешенства не хватило, я обессилела и упала прямо на пол, не пытаясь уже делать вид, что держу себя в руках. Я себя не контролировала. Забавно: ещё недавно я казалась себе сильной, насмешливой ведьмой, но вот изменились обстоятельства, лишь слегка сменило курс, и вот я слаба!

Что мне эта девчонка? Она не моя дочь. Она мне никто. Она даже не ведьма! По-хорошему, встать и идти прочь. Искать новый путь – в академию или наниматься. Или еще чего. Но что делаю я?

И почему никак не могу перестать паниковать, представляя себе затерянную напуганную девочку, в очередной раз лишённую всякой защиты? И почему паника такого отвратительного светло-зеленого цвета?

И почему Ричард не сопротивляется? И почему отчаяние полнит нас, и почему…

– Значит так, – Ричард отнял руки от головы и взглянул на меня покрасневшими от усталости и слёз глазами, – мне она нужна, и если это де Рэ… что ж, я сделаю всё, чтобы она была со мной.

Люди не меняются, а маги? Я не знаю, я смотрела на него и не узнавала. Его ли это речи? Он же трус, он слабак, и он не любил своей дочери, ведь отдал её в неизвестность!

Маги не меняются?

– Каталина не заслуживает страданий, – маги не люди, люди не маги. И я сама не своя.

– Тогда помоги мне, – просто предложил Ричард, – на этот раз помоги. Де Рэ нашёл идеальный способ манипуляции. У него в руках и ты, и я.

– Я? Нет! – я врала, но безуспешно.

– Ты рисковала всем ради чего? – помрачнел Ричард, – она тебе нужна, важна.

Он прав. Я рисковала ради неё, ради её безопасности и будущего. Ради неё! Мыслимо ли? Не знаю, но осознание этого факта, который казался нормальным и понятным, подкатил к горлу новой волной паники.

– Не вздумай, – предостерегал Ричард, глядя на меня, – не смей…мы не знаем что с Каталиной. Мы еще не знаем что де Рэ потребует от нас. но на этот раз мы должны быть на одной стороне, Магрит. Я предлагаю…

Мне наплевать, что он там предлагал. Маг тысячи планов! Ха! Хоть бы один сбылся по-нормальному.

– Как ты нас нашёл? – спросила я, с удивлением ощутив, что голос охрип. – Кто тебе помогает?

Ричард не стал отпираться:

– Главный враг де Рэ… профессор Карлини. Магрит, я заклинаю тебя – мы должны быть…

– Сволочь! – прошипела я. – И Карлини, и де Рэ, и ты…и я.

– Так помоги мне спасти мою дочь от нас, – Ричард не стал спорить, он обернул мою паническую волну разочарований на пользу. А я кивнула – срок Ричарда тоже должен был выйти, и хорошо, если перед тем, как я его убью, он сделает хоть что-то по-настоящему полезное.

(*) (История Магрит в рассказах «Об одном доме», «Благое дело», «Чёрный Сад», «Спящее сердце», «Разочарование», «Без вины», «Руины», «Неудачница», «Искушение», «О терпении», «Метла», «Без надежды», «Неправда», «Из первого пепла», «Лучше промолчать», «Из пепла второго», «О начале падения», «О тёмных мыслях», «О первой правде», «Главная проблема ведьм» и «Договорились»)