Рассвет ворвался в комнату сквозь полуприкрытые шторы, окрашивая стены в свинцовые тона. 6:30 утра. Время, когда город еще спит, а я уже веду войну с тишиной. Пять минут. Ровно столько я смотрю в потолок, где висит картонная табличка с кривыми буквами: «Сегодня тот самый день». Ироничный манифест, написанный пьяной рукой в ночь после ее исчезновения. С тех пор — ритуал. Проснуться, вспомнить, зачем дышать.
Дождь. Его ритм отбивает дробь по стеклу, словно просится внутрь — разделить одиночество. Поворачиваю голову к окну. Две капли, две судьбы. Одна, упрямая, стремится вниз, другая — догоняет, извиваясь по мокрому стеклу. Сливаются. Исчезают. «Как мы с тобой», — ловлю себя на мысли и тут же гашу ее. Слишком больно — проводить параллели.
Горячий душ. Пар застилает зеркало, стирая отражение. Костюм от Armani — броня для встречи с миром. Каждый шов, каждый контур ткани напоминают: ты не имеешь права быть слабым.
Лифт. Его музыка — бесконечная мелодия из восьми нот, словно насмешка над рутиной. *«Все операторы заняты…»* — бормочу в такт, ловя нервную улыбку в отражении металлических стен. Холл отеля пуст. Только Том, ночной портье с глазами, видевшими слишком много. Его улыбка — маска, за которой прячутся истории, о которых не спрашивают.
— Солнечного дня, мистер Каллен, — голос Тома — как старый винил, потрескавшийся, но теплый.
— Вам тоже, — отвечаю автоматически, зная, что солнца не будет. Только дождь и память.
Mustang ’67 года рычит под окном. Парковщик, юнец с татуировкой в виде ангела на шее, кивает с почтительной ухмылкой. Десять долларов — цена молчания. Он не спросит, почему каждый день я еду за кофе через весь город.
Греческий квартал. Узкие улочки, запах жареной мускаты и горького кофе. «Пантеон» — крохотная кофейня с выцветшей вывеской. Здесь варят «эллинский эликсир»: крепкий, с щепоткой корицы и звездой аниса на дне. Но не это манит меня.
Три дня назад. Тот же маршрут, тот же дождь. И… она. В старом здании напротив, за запотевшим окном второго этажа. Танец. Не движение тела — полет. Каждый жест — будто попытка вырваться из невидимых цепей, слиться с ритмом дождя. Темные волосы, взметнувшиеся в прыжке, руки, рисующие в воздухе иероглифы боли и свободы. Она казалась призраком, миражом, рожденным из городского тумана.
Я застыл, забыв о кофе, о времени, о себе. А потом она исчезла. Словно дым.
С тех пор возвращаюсь. Каждый день. В надежде, что это не галлюцинация от переутомления или одиночества. В надежде, что она реальна.
Сегодня дождь усиливается. Захожу в «Пантеон», заказываю два эспрессо. Один — для призрака. Сажусь у окна, стискивая чашку, чтобы дрожь в пальцах не выдала безумия замысла. Взгляд прикован к тому окну. Пустому.
— Вы всегда так много пьете кофе? — Голос. Женский. Медленный, с хрипотцой, как звук виолончели.
Оборачиваюсь. Она стоит в дверях, капля дождя скатывается по щеке, растворяясь в черной ткани платья. Глаза — два угля, горящих в полумраке.
— Только когда жду чуда, — отвечаю, чувствуя, как сердце бьется в такт дождю.
Она смеется. Звук, от которого оживает мертвый воздух кофейни.
— Чудеса не любят, когда за ними охотятся, мистер…
— Каллен. Эйдриан Каллен.
— Лилия, — называет она имя, садясь напротив. — Вы знаете, что ваша надежда может разрушить вас?
— А ваша? — спрашиваю, отмечая, как ее пальцы сжимают край стола. Безымянный палец пуст.
— Моя надежда умерла давно, — она отводит взгляд к окну, где две капли снова начинают свой бег. — Но иногда… я позволяю дождю врать.
Кофе остывает. Мы молчим. И в тишине рождается что-то опасное. Что-то, что не должно было вернуться.
…Продолжение следует в главе 2: «Танец с тенью»
Еще почитать:
Тёмный гул погибели
Склеп воспоминаний — Кости под пеплом
Как Аркадий пернул — часть 1.
Где сгорают мечты
«
»
09.03.2025
