Озарение.

Ноги ужасно болели. Мы шли, не останавливаясь, около двух часов. Уже темнело.

Я шаркала по земле своими изношенными до дыр ботинками, которые нашла около года назад в развалинах какого-то дома.

— Поднимай ноги при ходьбе. Не порть обувь, и так разваливается, — сказал отец уставшим голосом.

Он опирался на палку и прихрамывал. Нет, я не должна жаловаться на боль в ногах, отцу сейчас намного тяжелее.

— Пап, давай остановимся и переночуем?

— Мы идём по лесу, здесь лучше не оставаться. Найдем поляну, там и разведём костёр.

Отец задумчиво осмотрел местность и добавил:

— Хотя, лесом это назвать тяжело. Одни палки и пни.

Если честно, я не знаю, как должен выглядеть лес. Никогда не видела. Я была рождена после того, как мир стал таким, какой он сейчас. Отец иногда мне рассказывал о прошлом, но эти воспоминания были болезненными для него.

Сухих деревьев становилось всё меньше и меньше. Наконец, мы наткнулись на поляну.

Отец опустился на землю от усталости, а я скинула свой рюкзак и начала готовить место для костра: оборвала высохшую траву, чтобы оголить землю, сбегала к лесу, собрала сухой коры и веток.

— Садись, отдохни, дальше я сам, — пробормотал отец, доставая из моего рюкзака огниво и кусок резины, который мы использовали в качестве трута.

Мне всегда нравилось наблюдать за тем, как папа разводит костёр. У меня это плохо получалось, а у отца это выглядело как волшебство.

Он кладёт кусочек резины на кремень, делает несколько сильных ударов огнивом, потом обворачивает резину сухой травой и начинает сильно дуть. Через некоторое время вспыхивает огонь, который быстро переходит на ветки. Становится теплее.

— Помнишь, как твоя мама рассказывала нам интересные истории у костра? – спрашивает отец и, улыбаясь, задумчиво смотрит на костер.

Я редко вижу, как он улыбается. Особенно после смерти мамы. Мы тогда кочевали в северных районах. Мама там простудилась и умерла. Для нас это было большим ударом. Без неё стало очень тоскливо. Отец боялся, что меня постигнет та же участь, поэтому мы больше не кочевали на севере.

— Как же не помнить? Эти истории скрашивали нам подобные холодные вечера.

Отец вздыхает.

— Прости, я был холоден с тобой, в последнее время. Я боюсь быть недостаточно строгим. Я хочу, чтобы ты была сильной и смогла защитить себя, если меня не будет рядом с тобой. Я не мастер на слова, как мама, но, думаю, что ты поняла меня.

На мои глаза наворачиваются слёзы, но я быстро прячу свою минутную слабость.

— Пап, я, правда, рада, что ты у меня есть. Не беспокойся о строгости, меня это не пугает.

— И это неудивительно. Ты не видела другой жизни. Нам всегда было тяжело.

— Ты так редко рассказываешь мне о прошлом. Мама в своих историях упоминала о том времени. Почему же ты мне не рассказываешь?

Отец колеблется. Видимо, он действительно не хочет рассказывать мне.

— Понимаешь, раньше мир был совершенно другим, и я успел его застать. Я боялся, что тебе будет больно слышать эти рассказы. Ты точно хочешь, чтобы я рассказал тебе о «Прошлом мире»?

— Да, рано или поздно, я всё равно бы узнала.

— Хорошо, — вздыхает отец, — тогда, слушай.

Он добавляет веток в костёр.

— Я тогда был ребёнком, но хорошо запомнил, как всё было в мире. Те развалины, в которых мы иногда находим полезные вещи, когда-то были городами, ты это знаешь. Там жили люди, им было тепло и уютно. Много лет ушло, чтобы люди смогли построить такие здания. Прости, я плохо знаю историю человечества, мне родители почти ничего не рассказывали в твоём возрасте. Попытаюсь рассказать то, что успел увидеть сам.

— Ничего страшного, мне всё равно интересно.

— Ладно. Так вот, все люди жили огромными группами. Как те поселения, которые мы иногда встречаем, но намного больше.

— Не хочу это вспоминать. В прошлый раз нам попалась небольшая группа каннибалов, мы были на волосок от смерти.

— Вот слушай дальше. Тогда люди не опускались до поедания других людей. Та группа, которую мы встретили, потеряла человечность и какую-либо мораль. Я не хочу, чтобы это случилось и с нами.

— И как люди жили в огромных группах?

— Сразу скажу, эти группы назывались «странами». Они были действительно большими. В некоторых более сотни миллионов человек, в других поменьше или, наоборот, намного больше.

— Сотни миллионов? – удивилась я.

— Миллион – это тысяча умножить на тысячу. Вот и считай.

— Ого. Это очень много. Как все выживали так?

— Легко, люди ходили на работу, зарабатывали деньги.

— А, мама упоминала деньги в своих рассказах. Их люди обменивали на еду!

Отец по-доброму рассмеялся.

— Деньги можно было тратить на любые нужды.

— Это так необычно… — грустно пробормотала я.

— Из-за этого я не хотел рассказывать тебе об этом. Знал, что тебе будет грустно.

— Всё нормально, правда. Получается, в те времена можно было поесть в любой момент?

— Да, если у тебя есть деньги. Но именно они привели к тому, что происходит сейчас.

— Как это случилось?

— Понимаешь, наш мир – как огромное дерево. За ним нужно ухаживать, его нужно любить, а люди разучились любить, пока гонялись за деньгами. Их погубила собственная глупость и жадность.

— Люди не понимали, что всё может погибнуть?

— Понимали, конечно, понимали. Но людям было всё равно, как будут жить их потомки. Они жили настоящим, хотели всё больше и больше. И что из этого вышло? От тех людей нам остались пустые здания, которые разрушили и разграбили, жалкие останки от лесов и «смертельные зоны».

— Что за «смертельные зоны»?

Я была удивлена. Мне никогда не рассказывали об этом.

Отец продолжал:

— «Смертельные зоны» — это места, в которые лучше не ходить. Уже прошло много лет, но посещение этих мест всё равно нежелательно.

— Почему так? К тому же, мы всегда ходим по миру, но нам никогда они не попадались.

Отец снова рассмеялся.

— Мир намного больше, чем ты думаешь. Мы ходим по его небольшой части. Этих «смертельных зон» несколько по всему миру. Там раньше была война, туда сбрасывали атомные бомбы.

— Какие бомбы?

— Постараюсь проще объяснить тебе на примере. Ты, наверное, не помнишь, маленькая была. Мы кочевали с другой семьёй. По пути нам встретился небольшой завал, и нам пришлось делать самодельную бомбу.

— Да, я помню, как взрывали камни.

— Отлично. Теперь представь бомбу в миллионы раз сильнее той, что мы взрывали. И атомная бомба обладает ужасными свойствами. Какое-то невидимое излучение, в общем, не помню, как называется. Всё живое гибнет от этого излучения. Те места, где взрывали такие бомбы, нельзя посещать, даже через много лет. Тело будет отравлено.

— Почему взрывали такие страшные бомбы? Зачем убивать людей? Еды же было много.

— Некоторые группы, «страны», были враждебно настроены друг к другу.

— И они решили поубивать друг друга?

— Именно так.

— Очень глупые люди были.

Я думаю некоторое время:

— Хорошо, что мы не такие.

— Да, мы не будем такими, но мы никак не сможем восстановить этот мир. Особенно в одиночку.

— Я и не надеюсь.

— Звучит жестоко, но я рад, что ты осознаёшь ужас этого мира. У тех людей был шанс спасти всё живое, одуматься. Признаю, были и такие люди, которые пытались что-то изменить.

— Их никто не слушал?

— Да, никому до них не было никакого дела. Чтобы спасти мир, нужно было сплотиться. Тогда мир был бы сейчас совершенно другим, если бы все были заодно. Оглянись: разве тебе нравится этот лес? Выглядит жутко. Раньше он был весь зелёный, в нем было много больших деревьев и разных животных. Сейчас одна трава и кустарники.

— Например, куры, которых мы видели в поселении?

— Нет, куры домашние. Их дома выращивают.

— А диких куриц не было?

— Этого я не знаю. Были волки, медведи, зайцы, например. Они и сейчас есть, но их очень мало. Некоторые из них вымерли, некоторых истребили люди.

— Что же это такое? Люди всех погубили, и себя тоже.

— Вот такие плохие люди.

Мы замолчали. Я подкинула веток в костер.

— Думаю, хватит с тебя на сегодня. Вижу, что ты очень расстроилась от рассказа. А нам нужно поспать.

— Я не расстроилась, просто злюсь на глупых людей.

— А ты не злись. Просто прими глупость человечества, и не теряй самообладания.

Отец надел капюшон, и свернулся калачиком.

— Хватит обдумывать, ложись спать.

Я вздохнула, но тоже опустилась на холодную землю и сжалась. Сон тяжело накрыл меня, но ночь прошла очень быстро. Мне уже давно не снятся сны.

Утро встретило нас серым небом. Костер давно потух.

— Дочь, вставай. Нам пора дальше.

Отец собирал наши немногочисленные вещи.

— Я, кстати, осмотрелся, пока ты спала. Тут неподалёку река. Пойдем, наберём воды, вскипятим её. Может, поймаем рыбу какую-нибудь, если она тут есть. Пока я собираюсь, сбегай за те деревья, там дикая мята растёт, сорви немного.

— Может, её всю забрать? Запас будет.

— Нет, пусть растёт. Забота о мире, помнишь? Не допускай тех же ошибок, которые совершили люди когда-то.

Я пошла за деревья. Там действительно рос небольшой кустик мяты.

Мне хотелось вырвать куст с корнем, чтобы присвоить его себе, но мешало осознание чего-то нового, непостижимого и далёкого.

Отец стоял и ждал меня. Я подбежала к нему, в моих руках было несколько листьев мяты.

Он улыбнулся и уложил мяту в рюкзак.

Мы продолжили долгий и трудный путь. Впереди много истоптанной обуви, одичавших людей и боли. Но в наших сердцах зародились ростки новой жизни, которые мы будем проносить всё дальше и дальше.

Мы были друг у друга, в нас жила любовь, которая, возможно, подарит озарение и осветит путь оставшимся людям.

Может на пути нам попадутся такие же «озарённые», которые помогут построить новый мир.