Отголоски войны
«1»
Педаль газа безжалостно втиснута в обшивку салона, железная колесница всё стремительнее рассекала воздух перед собой, двигаясь в один конец. Лобовые детали, будто уже открывали занавес нового мира, приближая конечную точку построенного маршрута.
Постоянный страх, словно большой брат, следующий по пятам, в попытках уличить в очередном преступном деянии. Он пристально наблюдает и ждёт, когда твой разум погрязнет в сомнениях и недоверие самому себе. Оглядываясь назад, что ты ожидаешь там увидеть? Чего ты боишься, оглядываясь в темноту позади себя? Тьма куда осязаемей, чем можно себе представить. Тьма помогает избегать истязаний подобных кластерным головным болям, в приступах которых пациенты превращали свой череп в груду мясных помоев, медленно перемещающихся со стены на пол. Благодаря ей многие ещё могут засыпать по ночам.
Подобно складу горюче-смазочных материалов, который может взорваться от случайной искры, скрежета камней под ногами, и нанести непоправимый урон всему окружающему. Одновременно высвобождая тьму наружу, освобождая то, что было скрыто. И если ты смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
Кто снова обрекает меня на страшные мучения, не хочу, не могу больше сомневаться, я всё решил. И вот спустя полминуты, будто строительным молотом, я уже сношу металлическое ограждение у вершины каньона, отправляясь в невесомость свободного падения. Это было единственное, вынужденное решение.
Время будто остановилось, будучи подвластным только высшим богам или тем, кто стоит ещё выше. Они заставляют меня вновь окунуться в ту кровавую реку лжи и презрения. Ступая на землю невинных, будто корпус рабской галеры, рассекающий ветер. Нижний этаж которой, в ужасе от одного вида кнута надзирателя. И молись, чтобы у тебя в голове не промелькнула гнусная мысль, ослушаться приказа. Мнимое спасение окажется лишь красочным оазисом на пути во вселенную обжигающей скорби. Связывающей каждый миллиметр мясной оболочки и выжигающей тот тлеющий кусок обугленной руны жизни, издавая предсмертное свечение.
Оборачиваясь, я снова и снова вижу, я вижу одно и то же уже долгие годы. Эти красные точки у меня за спиной, словно десятки, сотни глаз, смотрящие на меня. Охотник стал добычей, а правда, никогда и не была правдой.
Их когда-то жалобный крик преобразился в тихий, почти неслышный шепот, с каждой секундой, становившийся более разборчивым, но ещё недостаточно для того, чтобы понять его. Как бы я быстро не бежал, я стою на месте. Я хожу по крови и тогда и сейчас. Чувства страха связывало меня мокрым канатом, от которого знатно разило ржавчиной. Влажные оковы до основания лишили меня способности передвигаться. Беспорядочная россыпь красных свечений приближались с каждым движением век. Робкий шепот резко перешел на душераздирающий вопль, словно стая волков воющих на кровавую луну. Нестерпимый скрежет пронесся от кончика пальцев до груди, будто пропуская тело через мясорубку. Всё время на мне находились сотни голодных взглядов, испепеляющих грешную плоть. Словно хищные животные, что ходят кругами перед своей добычей, вгоняя её в нестерпимый ужас, калечащий разум.
«2»
Открыв глаза, я обнаружил на часах пол 5 ночи. Кромешная тьма обволокла каждый уголочек комнаты. Она будто была жива, намеренно затемняя уже истощенный, тусклый огонёк, исходящий из моей прикроватной ночной лампы. Без неё я уже не мог представить ни одну ночь. Она служила своеобразным барьером. Защищающим меня от того что скрыто во тьме, от того что более не намерено находиться внутри и готово сбросить оковы и вырваться наружу. Сомкнуть глаза до утра у меня так и не хватило смелости, я сделал свет немного ярче и включил музыку. Как выяснилось, за годы после возвращения из военной операции в персидском заливе, меня спасала только музыка. Вагнер, Вивальди, Бах, чарующее и в одночасье леденящее звучание классиков поднимали моё тело до небес. Я словно погружался в другой мир, где нет той навязчивой тьмы, наблюдающей за мной оттуда, куда не направлен мой взор. Закинув в себя очередную горсть таблеток, в надежде, что сон овладеет мной позже, чем должен, я принялся готовить завтрак.
Сварив кофе, я вспомнил, доктор Милтон назначил прием на завтра. Мне нужно было регулярно посещать психотерапевта. Так как после возвращения из окрестностей Багдада, лавина смертей не могла пройти для меня бесследно. Человек не создан для войны, он не выдерживает подобное и разрушается изнутри. По крупицам рассыпается общая концепция мира людей. Вид, который смог обрести главенство на планете, имея доскональную вычислительную машину в черепной коробке не должен проливать кровь своих братьев на поле боя и уж тем более за его пределами.
Тлеющая сигарета в зубах вместе с чашкой кофе окончательно помогли мне проснуться. Мой разум был чист, снова наступил новый день, и у меня, было ещё несколько часов. Этот момент я хотел продлить как можно дольше, словно замедляя время, чтобы сполна насладиться каждым глотком и каждым вдохом едкого дыма. Кофе медленно сменился скотчем. После первого бокала обязательно следовал второй и так далее. Намерений останавливаться у меня не было до того момента пока я ещё мог держать свою тушу на ногах.
Нежная «Эльфийская Песня» Вивальди наполняла вдыхаемый воздух невообразимым спокойствием, даже сердце замирало, дыхание останавливалось, а ветер покорно обходил здание своими воздушными потоками. Возможно, ради этого мне стоило бороться, и в любой момент не пустить себе пулю в лоб после очередного ночного визита этих красноглазых тварей, которые с каждым разом подбираются ко мне всё ближе уже на протяжении многих лет. Пару месяцев назад, когда мой страх помалу начал одолевать меня, мне пришлось снять все зеркала в доме и в том числе убрать все отражающие поверхности. Не могу до сих пор объяснить себе, чем я руководствовался в тот момент, но всё моё нутро просто вопило от ужаса, навевающего из царства Морфея. Тогда я и купил ту прикроватную лампу, проводить хоть одну ночь, без которой уже не было никакого желания. Начали обильно появляться седые волосы, которые я чуть ли не клочками находил в ванной. Самочувствие изрядно ухудшилось. Исключительно по ночам, иногда я ощущал сильную тяжесть в груди, словно кто-то сжимает меня огромными тесками, в одночасье раскалёнными докрасна. Доктор Милтон, утверждал, что это следствие моих ночных кошмаром и страха их приближения. Только и делал, что увеличивал дозы антидепрессантов и транквилизаторов.
Сигарета тлела одна за другой, пепельницу пора было бы уже давно опустошить, да и взять из холодильника вчерашний недопитый бурбон. К завершению подходил первый акт «Парсифаль» вместе с сегодняшней бутылкой скотча.
Но моё спокойствие было прервано.
«3»
Внезапно, за окном прогремел ужасающей силы взрыв. Действуя на автопилоте, я мгновенно лёг на пол, прикрыв руками голову. В ушах ненадолго поселился непрерывный колокольный звон, это чувство было до боли знакомое. Чувство, которое я благо, уже успел забыть, хоть отголоски войны и не отступали от меня ни на шаг. Ревущие гудки сигнализаций стоящих внизу автомобилей, были дополнены ужасающими криками очевидцев происходящего. В борьбе с нестерпимым звоном в ушах я нашел силы встать и выглянуть из окна. В глаза тут же бросилась густая дымовая завеса, непроглядная черная мгла мешала разглядеть место взрыва более отчётливо. Но мне всё же удалось увидеть остов автомобиля, появившегося за пару минут до взрыва, который через мгновенье станет эпицентром несчастных смертей и покалеченных судеб. Небольшой семейный универсал, мирно остановившийся у парковки правительственного учреждения, ждал своей участи. Через полминуты полыхало частично разрушенное здание администрации города. Территория у центрального входа представляла собой кромешный хаос. Обломки разрушенных машин, строительные элементы горящего здания, осыпающиеся на пешеходные дорожки и частично на проезжую часть. Бездыханные тела, которые отбросило взрывной волной. Многие в эту секунду находятся под завалами здания, кричащие о помощи. Я не сразу обратил внимание, что свет в квартире погас, как выяснилось позже, взрывом были, разрушены множество линий электропередач, оставив почти весь квартал без электричества. Из-под обломков здания виднелись носилки с пострадавшими, спасательная операция была в самом разгаре, как и пылающий легион, охвативший уже ряд ближайших строений. Кто-то избежит смерти, а некоторые так и останутся погребенными или сгоревшими заживо. О которых в новостях упомянут, как о пропавших без вести.
«4»
Сегодняшнее утро, будто, вернуло меня в тот ад. Подобные взрывы тогда были чем-то обыденным, а счет на погибших начинался с тысяч. Естественный отбор в особо крупных масштабах. Люди, отдававшие свои жизни, были озвучены в вечерних сводках обычными цифрами со знаком минус. Жатва проникала в каждый уголок, каждый клочок земли был пропитан обожженной кровью. Смерть могла прикоснуться к любому: к отважным патриотам отстаивающих свою родину, малолетним, вчера ещё детям, которым пять минут назад объяснили, как пользоваться оружием, тошнотворным пропагандистам, намеренно поливающим зёрна управляемой ненависти, и конечно к простым мирным людям, которые просто хотели жить. Время для меня остановилось, и кадры из воспоминаний заполонили всё имеющееся пространство в моей звенящей от взрыва, голове.
Сильные песчаные бури значительно замедляли наше продвижение на Багдад. Всякий раз, в моменты отчаянного сопротивления наших врагов, я отдавал приказ палить из всех орудий. По данным нашей разведки на расстоянии в несколько десятков километров на нашем пути было сконцентрировано обилие огневых точек противника. И после длительной работы артиллерийских расчетов продвижение возобновлялось с новой силой. Огнедышащие залпы, словно метеоритный дождь вызывающий всепоглощающий апокалипсис живых организмов, оставляя за собой лишь обугленные тела и горы пепла. Ад на земле, результат творения существ господа нашего, что по подобию его были созданы. В непроглядную тьму помещались одни, чтобы другие жили вечно в садах Семирамиды. Окончательно зарывая глубоко в недра планеты остатки той пресловутой человечности.
Спустя полтора часа колонна достигла потенциального места укрепрайона противника. Который на первый взгляд представлял собой, хоть и весьма разрушенное, но самое обычное поселение без единого намёка на вооруженные формирования. Я приказал отряду спешиться и незамедлительно осмотреть местность на наличие какого-либо сопротивления.
У входа в деревню воздух заполнялся ужасающей палитрой запахов запекшейся крови вперемешку с горелым человеческим мясом. Происходящее там ужаснуло даже меня, прожженного войной, доблестного бойца, прошедшего через множество горячих точек в разных уголках мира. По словам центра, это место, обозначалось как укрепленные позиции врага с массовым скоплением лёгкой бронетехники и танков. Но немного приблизившись к входу в городок мы не нашли никаких отголосков военизированных формирований или чего-то подобного. Впереди нас ожидало полуразрушенное селение, усыпанное телами и оторванными конечностями. Правдой на войне всегда жертвуют в первую очередь. Наша колонна бронетехники в прямом смысле двигалась по трупам, перемалывая человеческие останки.
Поселение состояло полностью из мирных, не желающих забирать чью-то жизнь и судорожно боясь за свою. Но это уже не имело никакого значение. Они все были мертвы, старики, дети, женщины. Кровью будто алым пледом была выстлана дорога в бездну. Продвигаясь вглубь посёлка, мы наткнулись на что-то вроде выгребной ямы, куда видимо уже давно скидывали трупы погибших. Около этого места стоял ужасный смрад, и находиться рядом было невозможно. Моментально ощущалось специфическое жжение в глазах, головная боль, тяжесть в конечностях, незначительная одышка, а у некоторых можно было заметить извергающиеся элементы недавнего завтрака. Мы должны были как можно скорее покинуть это место.
Поселение погрузилось в невесомую тишину, и жизнь здесь замолчала навсегда. Мертвецкие потоки гниющего дыма, словно рой неисчисляемых насекомых заполнял всё существующее пространство на несколько километров вокруг. Я уже начал сомневаться, а жив ли я на самом деле? Или это лишь агония, когда жизнь проноситься перед глазами за мгновение до неминуемой гибели, в ожидании решения верховных судей о дальнейшем перемещении заблудшей души. Души, что недостойна ни беззаботного существования в радости, умиротворения и непомерной сытости, ни ужасных ежедневных мучений и чрезвычайной боли от терзания трёхголовыми псами. Таким уготована бездна, где нет ничего и одномоментно всё. Бездна мертва и в одночасье жива.
Наша бдительность была изрядно сломлена, бойцы стремились как можно скорее выйти за пределы поселения, как минимум для того, чтобы перевести дух и двигаться далее. Спустя пару минут замыкающий резко остановился, чуть ли не падая на колени в ужасном приступе кашля, толи он больше других надышался этой дрянью, толи пыль, песок тому виной. Но невесомая тишина была непоправимо нарушена.
«5»
Повернув голову на сержанта, безжалостно окутанного кашлем, периферическое зрение позволило увидеть мне скудный силуэт в окне одного из деревянных домов. После всего здесь увиденного мозг намеренно блокировал возможность обнаружить кого-либо живого. Следовательно, я не придал этому значение, но уже через мгновенье, пульсирующая нить, живой материи будет разрушена навсегда. Когда мой взгляд снова пал на полуразваленный домишка, контуры силуэта стали более отчетливыми. Как только палящее солнце сирийской пустыни закрыло густыми облаками, было понятно, что в окне был живой человек, казалось, что он наблюдал за каждым из нас одновременно. В леденящей тишине послышался звук затвора, досылая патрон в патронник.
Маленький смуглый парнишка лет 15, в которого через секунду устремится шквал пуль, держал в руках винтовку, направленную на одного из солдат. В его бездонных глазах не было ни крохи сожаления, он ясно отдавал отчёт своим действиям. Его питало жгучее желание мести, он должен, должен, во что бы то ни стало отомстить. За мать, погибшую во время вчерашней жатвы бомбардировщиков B-52, от которой он не отходил ни на шаг, погружаясь в мольбы ко всем существующим богам. За отца, которого забрали на войну ещё несколько недель назад, вряд ли он ещё жив. И, конечно же, за свою родину, безжалостно разрушенную алчными тиранами. Больше не осталось ничего, лишь животная ненависть к тем чужакам, что погрузили во тьму всё то, что когда-то заставляло улыбаться.
Сдвинуться с места или выхватить автомат и открыть огонь, было просто невозможно, конечности словно оплетены корнями деревьев, а липкий язык прибит гвоздями к твёрдому нёбу. Вскоре прогремели выстрелы, вокруг уже и так достаточно жнецов, собирающих души.
Сержант Фоули мертвым грузом пал на пропитанную кровью землю, присоединившись к местному населению. После ещё четверо отправились напрямую к праотцам. Мальчишка сполна выполнил свой долг и забрал достаточно, чтобы с почестями получить пулю в височную кость. Одномоментно завершив мучения для него, я открыл врата для себя.
«6»
В течение получаса непрерывный гул в ушах начал сходить на нет. Пожар был успешно потушен, паника превратилась в хорошо отлаженный механизм по сортировке с последующей эвакуацией пострадавших. Мне оставалось лишь ждать окончания ремонтных работ по восстановлению городского электрообеспечения, ведь вслед за днём всегда наступает ночь. А ночью я бы не хотел подпускать тьму так близко.
Основательно закупившись, я занес в квартиру добротную кучу восковых свечей, скупил всё, что было в магазине. Кассир явно посчитал меня, мягко говоря, особенным, ну или как минимум не совсем здоровым человеком. Мне изрядно надоело напивать знакомые мелодии у себя в голове, чтобы хоть как то сгладить углы. Поэтому было решено перевернуть кладовую вверх дном, но найти старенький отцовский радиоприёмник. Спустя полчаса непрерывных ингаляций пыли, штукатурки, которая, как, оказалось, обвалилась в некоторых местах, сие творение светлых умов было найдено. Свежезаваренный кофе ещё не успел остыть, как в комнату полилось ненавязчивое кантри с периодическими новостями или бездумной болтовнёй от ведущего радиостанции. Мало-помалу начинало вечереть, а тени со временем превращались в монолитные глыбы непроглядной тьмы, которым не было конца. Ореол свечения восковых фонарей был до смешного ничтожен. Они были натыканы по всему дому, что больше смахивало на место призыва какого-то чудища, чем оберег от подобного. Кофе давным-давно сменился алой кровью из сорта «Зинфандель» и по стуку бутылок на полу возле кресла было ясно, что их счет уж как пару часов был нелепой затеей. Солнечный свет окончательно отступил, что вызывало явный холодок в конечностях и тяжесть в груди. Хоть алкоголь и частично завладел мной, но я чувствовал, чувствовал присутствие, незаметно погружаясь в сон.
«7»
Дрова горели очень бодро, почти сразу превращаясь в пепел. Со временем их форма понемногу менялась, появлялись сучки, которых не было ещё секунду назад, окрас сменялся в сторону топических пород древесины по типу махагони, или эбенового древа. Ровные бока горящих материалов приобретали аккуратно закругленные грани, будто были свежепалированы и завтра готовились на продажу. И каждый последующий был столь не похож на предыдущий, что появилось жгучее желание как можно скорее опустошить эту кучку около огня. Вслед за сомнительным, нездоровым интересом следовал небольшой шок, мягких деревьев я точно ещё не видел и не чувствовал. А следующая добрая охапка была именно такой. Невзначай глянув на ладонь, стало заметно некое пятно, все попытки избавления от которого не приводили к успеху. Очевидно, это был сок из молодых фруктовых деревьев, которые я подбрасывал в огонь мгновеньем ранее, но кому в здравом уме придет в голову рубить молодое древо лишь для поддержания огня. Ведь оно могло дать, как минимум сотни закрыто семенных плодов, но его жизнь прервал косой замах секиры с последующим разгибом грязных рук. Со временем мои руки были по локоть в этой забавной субстанции, пятна тут же засыхали, и по большому счету никак не мешали моей цели, и я даже не удосужился задать себе вопрос. Что я делаю? Зачем я это делаю? Чья это древесина? Почему этот вопрос начал беспокоить меня лишь сейчас, когда кучка брёвен опустела более чем наполовину?
Оглянувшись по сторонам, я не увидел ничего, совсем ничего, рядом лишь костерок и уже знатно опустевшее место, недавно которое было под завязку наполнено древесиной. Бросив взгляд на огонь, я не поверил своим глазам. Под грудой пепла виднелась чья-то кисть. Словно удушающим захватом меня сковало чувство животного страха. Очередные дрова в моих руках оказались обезображенными и уже посиневшими от времени людскими останками, которые я планомерно подбрасывал в огонь уже на протяжении определённого времени.
Моментально поднявшись на ноги, сердце замерло, и я не мог сделать ни вдоха, ни выдоха, будто, что-то или кто-то лишило меня способности дышать. Ноги подкосились, бросив меня поближе к костру, я увидел их. Увидел их обезображенные тела, оторванные конечности, некоторые из которых всё ещё продолжали кровоточить, они снова у меня перед глазами. Всё это время в огонь летели человеческие останки, а пепел превратился в прах.
До краев набитые ужасом глаза смогли заметить в темноте их антропоморфные силуэту. Свечение багряной луны дополняли горящие глаза стены разъярённых, обезумевших берсерков, стремительно приближающихся ко мне. Красные точки хаотично перемещались по окрестностям, меняя свои траектории, с каждой секундой укрупняясь. Что-то массивное сбило меня с ног сзади, равновесие было потеряно и мясисто – костный мешок снова рухнул на землю. Не успев подняться, группа безумцев уже придавала меня огню. Казалось, само пламя проникает сквозь моё тело и разгорается уже с новой силой внутри меня. Жгучие пытки, наверное, будут длиться целую вечность. Горящую плоть разрывали на куски у меня на глазах. Последний живой, вскоре присоединится к пепельным останкам обуглившихся конечностей и сгоревшей крови.
«8»
Невероятная боль в области шеи и привкус крови застывший на зубах, дополняла абсолютная афония и космическая темнота вокруг. Болезненно было даже вдохнуть, а панический страх ещё больше вгонял в одышку, обрекая на длительные испытания телесной оболочки. Надежда на давно погасшие свечи была также нелепа, как пытаться вызвать дождь, или молнию в яркий солнечный день. Суетливо, в попытках нащупать фонарик или другие свет генерирующие элементы, под руку попался коробок спичек. Ещё немного и на восковые свечи снова погрузится огненная аура самосожжения. Яркий огонёк на несколько метров вокруг осветил комнату. Дрожащими руками пламя охватило первую свечу, затем ещё и ещё. Взяв один из подсвечников, что стойко удерживал сразу три горящих свечи, я двинулся к раковине. Не помешало бы умыться и наконец, избавиться хотя бы от металлического привкуса на зубах. Вплотную приблизившись к раковине, я бросил взгляд на зеркало, висящее прямо передо мной.
Отражение позади, было тотально усеяно красными точками, они уже здесь. Холодное дыхание пронеслось по моей спине, плавно перетекая на шею. Это невозможно, ведь я уже минут пятнадцать как не сплю. Мой сон стал явью.
Разъярённая толпа хомо — подобных силуэтов медленно приближались. В приглушенном свете я увидел их изуродованные тела, некоторым из них явно не хватало конечностей, либо кусков туловища. Горящие, красные глаза статично направленные на меня, словно поджаривали мой мозг, фоном населяя его неразборчивым шипением.
От ужаса мышцы кисти расслабились, и металлическая конструкция удержания воскового пламени рухнула на пол, огонь молниеносно распространялся по одной из комнат моего жилища. Они будто говорили со мной, их неразборчивое шипение доставлялось прямиком в мозг, оглушая сознание. Очередная стена оказалась разрушена, силы сдерживающие бездну навсегда иссякли.
В попытках взять себя в руки, было решено, немедленно покинуть этот ад, благо я успел захватить ключи от машины вместе с коричневой кожанкой в прихожей. Надеюсь мне никогда не придётся узнать на что наступали мои ступни, пробираясь через пылающий легион огненного порабощения и обезумевших тварей заполонивших мой дом. Минуя лестничный пролет, входная дверь парадной была с грохотом выбита. И спустя несколько попыток борьбы ключа и замочной скважины, дверь открылась, допустив меня за руль. Уже через секунду весь возможный свет был зажжен и в салоне и за его пределами, осветив двор на пути фар автомобиля. Резкая боль, жгучим кольцом сжимала мою грудь. Сердце колотилось с такой частотой, что казалось оно, работало на пределе своих возможностей. Мотор, наконец, загудел и, провернув задние колеса на месте, добрый десяток раз, стремительно набирал скорость.
Совершенно не оглядываясь по сторонам, собрав за собой несколько десятков столбиков и ограждений, я приближался к съезду на окрестности каньона, рассвет там всегда наступал раньше, чем в черте города. Каньон находился в паре десятков километров на неплохом возвышении над уровнем моря. Отъехав от своего жилища уже на добрую пару-тройку километров, я снова ощутил тот безобразный шум у себя в голове. Словно мой мозг был подключен в радиосеть с очень плохим сигналом, постоянно сопровождающийся сплошными помехами. На удивление встречных машин абсолютно не оказалось, я был один, совсем один, конечно не считая голосов у себя в голове которые мало-помалу начали приобретать очертания, отдаленно напоминающие речь. Это вгоняло в панику ещё сильнее, лавинообразно по всему телу градом хлынул пот. Педаль газа словно была впечатана в обшивку салона, развивая максимально возможную скорость.
Вдруг что-то до ужаса холодное схватило меня за руку и наконец, подобрав нужную частоту радиостанции, позволило услышать их. Повернув свой взор на пассажирское сиденье, я увидел мальчишку лет пятнадцати. Височная область, которого низвергала жидкую субстанция по виду напоминающую кровь. Он смотрел мне прямо в глаза, прям как когда-то. Эта пытка продлилась ещё несколько мгновений, после чего я отчетливо услышал следующее.
— Рассвет уже не наступит никогда.
Даже не шевеля губами, произнёс парнишка, томно испепеляя меня своим взором. Закрыв глаза, я будто погружался во тьму, снова находясь среди своих грехов. Автомобиль подбирался к самой высшей точки природного сооружения, не сбавляя скорость ни на секунду. Бездну более не было возможности скрывать за железным занавесом, и все, что было скрыто в ней, наконец, свободно. Отчаянно, крепко вцепившись руками за руль и глядя на окровавленное тело молодого парнишки, я двигался в один конец. Повернув руль до упора, уже со слезами на глазах, одновременно издавая предсмертный крик, не взирая на адскую боль, был сделан окончательный выбор. И вот спустя полминуты, будто строительным молотом, я сношу металлическое ограждение у вершины каньона, отправляясь в невесомость свободного падения. В надежде получить искупление, очищение, прощение, и наконец – свободу.
Навсегда канув в лету вместе с тьмой доверху переполнявшей меня уже долгие, долгие годы.
1 комментарий